Текст книги "«Новый завет»"

Автор книги: Игорь Мельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

«И многие из них уверовали, и из еллинских почетных женщин и из мужчин немало».

Да, теперь Павел помнит о женщинах и уделяет им максимум внимания. Иисус многое мог бы ему рассказать по этому поводу, но встретиться им не довелось, и Павлу пришлось самому изобретать велосипед.

Греки оказались очень дружными людьми. Соседи помогали друг другу и предупреждали о разных напастях, делились опытом.

«Но когда фессалоникские иудеи узнали, что и в Вери проповедано Павлом, то пришли и туда, возбуждая и возмущая народ. Тогда братия тотчас отпустили Павла, как будто идущего к морю; а Сила и Тимофей остались там».

Местные товарищи провели Павла до Афин и вздохнули с облегчением – ходить с этим человеком было опаснее, чем сидеть на бочке с порохом и прикуривать трубку от бенгальского огня.

Павел попросил их прислать к нему Силу и Тимофея, который Лука. Товарищи радостно согласились.

«В ожидании их в Афинах Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов».

Да, тут было, где развернуться, один Парфенон чего стоил. Павел взялся за дело. Он не только проповедовал в местной синагоге, но и решил померяться силами с античными философами на городских площадях.

«Некоторые из эпикурейских и стоических философов стали спорить с ним; и одни говорили: «Что хочет сказать этот суеслов?», а другие: «Кажется, он проповедует о других божествах».

Да, философских знаний Павлу не хватало. Не забывайте, в это же время Сенека писал «Нравственные письма к Луцилию», которые по ясности мысли и утончённости стиля не превзойдены до сих пор. Никем.

Но недостаток образованности Павел с лихвой перекрывал своим юношеским задором.

«И, взяв его, привели в ареопаг и говорили: «Можем ли мы знать, что это за новое учение, проповедуемое тобою? Ибо что-то странное ты влагаешь в уши наши. Посему хотим знать, что это такое?»

Он их купил с потрохами, завоевал умы, возбудил любопытство. С первого взгляда он раскусил праздных афинян.

«Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое».

Раскусить-то он их раскусил, но ещё нужно было покорить. Павел, ни секунды не сомневаясь в себе, пошёл в наступление.

«Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: «Неведомому Богу». Сего-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам».

Хороший ход, но не для афинян. Павел сделал ещё одну попытку и рассказал им о воскресении. Но всё напрасно, шанс был упущен.

«Услышав о воскресении, одни насмехались, а другие говорили: «Об этом послушаем тебя в другое время».

Проиграв спор, Павел вышел из Афин и направился к Коринфу.

Коринф и Афины. Эти города всю свою историю были соперниками. Если в Афинах не получилось, то в Коринфе удача может и улыбнуться. В логике ему не откажешь.

В Коринфе Павел обратил иудея Акилу и его жену Присциллу, которые недавно переселились из Италии. Дело в том, что Клавдий приказал выселить всех евреев из Италии – если верить Луке.

Поселившись у них в доме, Павел начал зарабатывать на жизнь – делать палатки вместе с Акилой.

Зарабатывать? Да, пришлось потрудиться, ведь жить на что-то надо. Читая библию, мы забываем о том, что апостолы жили в обществе, а общество бездельников не любит.

Это не Индия, знаете ли. Тут нельзя было взять чашу для подаяний, напялить оранжевый балахон и бродить по стране, разглагольствуя.

За еду, жильё, одежду нужно было платить. Не зря Иуда таскал ящик с деньгами, не зря он возмущался, когда 300 динариев улетело только на то, чтобы помыть Иисусу ноги.

Но почему Павел остался без денег? Потому, что он ушёл из Фессалоников один, а Сила и Тимофей остались. Какая-то сумма у него с собой была, и он смог прожить в Афинах, и добраться до Коринфа.

Своих помощников он не дождался в греческой столице. И вот, пришлось зарабатывать. Во всяком случае, он не гнушался физического труда, в отличие от многих своих коллег.

Вскоре из Македонии пришли Сила с Тимофеем. Как они разыскали Павла в Коринфе, если встретиться договаривались в Афинах? Видимо, Павел сумел послать им весточку.

Вместе с помощниками появились и деньги – Павел опять начал проповедовать. Начал он, как обычно, с иудеев, но те «противились и злословили».

«Кровь ваша на глазах ваших; я чист, отныне иду к язычникам».

И он начал проповедовать среди этнических греков. Отвернувшись от иудеев, Павел взял на себя большую ответственность.

Одно дело – обращать иудеев и язычников, и совсем другое – обращать только язычников, которые не иудеи. Впору было засомневаться даже такому человеку, как Павел. Но…

«Не бойся, но говори и не умолкай, ибо Я с тобою и никто не сделает тебе зла, потому что у Меня много людей в этом городе».

Инструктаж был очень своевременным. Главное было сказано, а такие мелочи, как «никто не сделает тебе зла»… На это можно было не обращать внимания – Павел ничего не боялся.

Он проповедовал в Коринфе полтора года. И вот, ему решили «сделать зло».

«Между тем, во время проконсульства Галлиона в Ахайи, напали иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище, говоря, что он учит чтить Бога не по закону».

Очень странный момент – Павел проповедовал среди инородцев, иудеев не трогал, а они «единодушно напали» на него. Но Галлион не собирался вмешиваться в иудейские дела.

«Иудеи! Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас, но когда спор идет об учении и о Законе вашем, то разбирайте сами, я не хочу быть судьею в этом».

И выгнал всех из зала суда. А дальше произошло нечто непонятное.

«А все еллины, схватив Сосфена, начальника синагоги, били его перед судилищем; и Галлион нимало не беспокоился о том».

Вот так. Павел набрал паству среди греков, и они не дали своего наставника в обиду.

Как только иудеи попытались «напасть единодушно» на Павла, греки решили вправить мозги их духовному лидеру – начальнику синагоги. Потом Павлу придётся ответить за это в Иерусалиме, а пока…

А пока он взял палаточника Акилу с супругой, и поплыл в Сирию.

Компания была живописная. Павел, одетый, как иудей, и супруги Акила с Присциллой – греческой наружности и бритыми головами. Они как раз приняли обет и постриглись наголо. Троица прибыла в Ефес.

Павел зашёл в местную синагогу, а палаточников оставил в городе. В синагоге он «рассуждал с иудеями», и они просили погостить у них несколько дней.

«Мне нужно непременно провести приближающийся праздник в Иерусалиме; к вам же возвращусь опять, если будет угодно Богу».

Он очень торопился в Иерусалим, хотел опередить слухи. Пока что получалось, ибо ефесские иудеи ещё не знали о коринфских событиях. И ещё, Павел не был уверен в том, что после аудиенции с пресвитерами сможет продолжить свою деятельность.

«Побывав в Кесарии, он приходил в Иерусалим, приветствовал церковь и отошел в Антиохию».

Ситуация напоминает шахматный гамбит.

Итак, Павел после совещания в Иерусалиме направляется в Грецию. Возможно, он делает это без ведома Иакова, но с ведома Петра. В Греции он начинает проповедовать среди неиудеев, что приводит к скандалу.

Бросив пробный камень в Коринфе, Павел быстро возвращается в Сирию, куда по идее и должен был идти, потом навещает в Кесарии Петра, они совещаются, вырабатывают линию поведения, а после этого Павел идёт в Иерусалим, навещает пресвитеров, излагает им свою версию событий, и направляется в свою резиденцию – Антиохию.

В Антиохии он даёт указания своим ребятам и уходит во Фригию, откуда может быстро связаться с Петром, но где трудно найти его самого.

Пётр и Павел затаились, выжидая. А заодно и их ангел.

Акила с женой остались в Ефесе. В это же время туда пришёл проповедник-самоучка, Аполлос из Александрии. Знаний у него было мало, полномочий никаких, но энтузиазма хватило бы на десятерых.

Придя в Ефес, он сразу ворвался в синагогу и начал проповедовать.

«Услышав его, Акила и Присцилла приняли его и точнее объяснили ему путь Господень».

«И точнее объяснили». Павел не зря забрал их с собой из Греции.

После разговора с супругами, Аполлос воспламенился желанием идти и проповедовать в Ахайю. Оно и понятно. Акила дал ему с собой рекомендательное письмо для тамошней братвы.

«И он, прибыв туда, сильно опровергал иудеев всенародно, доказывая Писаниями, что Иисус есть Христос».

Примерно в это же время в Ефесе появился и Павел. Накануне он обещал вернуться сюда, «если будет угодно Богу». Богу было угодно.

Приняв отчёт Акилы и его жены о проделанной работе, Павел собрал местную братию.

Зачем он это сделал? Почему он решил вынырнуть из своего укрытия и вмешаться в процесс?

Всё очень просто – ни Петра, ни Павла не интересовали массовые акты веры и спонтанные прозрения, им нужна была иерархия.

Церковь брала монополию на откровение.

«Во время пребывания Аполлоса в Коринфе Павел прибыл в Ефес, и, найдя некоторых учеников, сказал им: “Приняли ли вы Святаго Духа, уверовав?” Они же сказали ему: “Мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святый”. Он сказал им: “Во что же вы крестились?” Они отвечали: “Во Иоанново крещение”».

Да, пора было вмешаться, он не зря проделал такой путь. Тут же, не сходя с места, он растолковал ученикам на пальцах, что Иоанново крещение не считается, а считается лишь крещение, которое производят апостолы, и в частности, он, Павел.

«Услышав это, они крестились во имя Господа Иисуса, и, когда Павел возложил на них руки, нисшел на них Дух Святый».

Вот теперь всё было по правилам.

Павел три месяца проповедовал в местной синагоге, готовя почву и, наконец, решил сменить аудиторию.

«Но как некоторые ожесточились и не верили, то он, оставив их, отделил учеников, и ежедневно проповедовал в училище некоего Тиранна».

Он выжидал достаточно – Иерусалим молчал. Теперь он сделал в Ефесе то же, что и в Греции, сменил аудиторию. И опять ждал реакции. Реакции не было.

«Это продолжалось до двух лет, так что все жители Асии слышали проповедь о Господе Иисусе, как иудеи, так и еллины».

Поскольку Иерусалим молчал, Павел решил сам сходить к пресвитерам. В самом деле, после успеха в Греции ютиться в Азии было глупо, впереди маячил Рим – будущая столица христианства.

«Павел положил в духе, пройдя Македонию и Ахайю, идти в Иерусалим, сказав: “Побывав там, я должен видеть Рим”. И, послав в Македонию двоих из служивших ему, Тимофея и Ераста, сам остался на время в Асии».

Лука опять был в игре – ему поручили ехать в Македонию и готовить плацдарм для вторжения в Италию.

Не забывайте, что Клавдий накануне приказал выселить всех евреев из Италии, так что. задача была непростой. Но и в Ефесе не всё шло гладко.

«В то время произошел мятеж немалый против пути Господня, ибо некто серебрянник, именем Дмитрий, делавший серебрянные храмы Артемиды и доставлявший художникам немалую прибыль, собрав их и других подобных ремесленников, сказал: “Друзья! Вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше”…»

Разговор шёл о деньгах. Греки были веротерпимыми людьми, но Павел проповедовал отказ от идолов, чем отнимал источник дохода у целой прослойки населения, и они не собирались с этим мириться – каждый хотел иметь свой кусок хлеба и, по возможности, с маслом.

Об этом Павел как-то не подумал, а надо было.

«Выслушав это, они исполнились ярости и стали кричать…»

К крикам Павлу было не привыкать.

«И весь город наполнился смятением. Схватив македонян, Гая и Аристарха, спутников Павловых, они единодушно устремились на зрелище».

Акила и Присцилла – не единственные, кого Павел взял с собой из Греции. И если Акила был этническим евреем, то Гай и Аристарх – чистые греки. И вот, их схватили и поволокли «на зрелище».

Что это значит, можно только догадываться, но я думаю, что ничего хорошего этих ребят не ждало.

На Павла это подействовало, как красная тряпка на быка. Во-первых, он своих никогда не бросал, а, во-вторых, любая возможность посражаться за веру была для него, как дар с небес.

«Когда же Павел хотел войти в народ, ученики не допустили его. Также и некоторые из асийских начальников, будучи друзьями его, послав к нему, просили не показываться на зрелище».

Хм. Павел в Асии неплохо стоял, не хуже, чем в Антиохии. И ещё – в Ефесе за ним кто-то присматривал. Кто-то от Петра.

«Между тем, одни кричали одно, а другие другое, ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знали, зачем собрались».

Шорох стоял ещё тот, в такой мутной воде грех было не порыбачить, и Павел знал, что делал, но его товарищи были более осторожными.

Между тем, страсти на площади накалились. Иудеи, видя, что против Павла настроены даже еллины, решили использовать ситуацию.

«По предложению иудеев, из народа вызван был Александр. Дав знак рукою, Александр хотел говорить к народу. Когда же узнали, что он иудей, то закричали все в один голос…»

Иудеи не учли простой вещи: для греков что Павел, что начальник синагоги были источником зла, и никто не стал бы разбираться в тонкостях Писания. Дело шло к погрому. Увидев такие дела, городские власти решили вмешаться.

«Блюститель же порядка, утишив народ, сказал: “Мужи ефесские! Какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великий богини Артемиды! Если в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными и не поступать опрометчиво.

А вы привели этих мужей, которые ни храма Артемиды не обокрали, ни богини вашей не хулили. Если же Дмитрий и другие с ним художники имеют жалобу на кого-нибудь, то есть судебные собрания и проконсулы: пусть жалуются друг на друга”».

Такое ощущение, что этот чиновник пытался что-то сказать горожанам, не называя вещи своими именами.

«А если вы ищете чего-нибудь другого, то это будет решено в законном собрании».

Чего-нибудь другого. Блюститель порядка был напуган не на шутку.

«Ибо вы находитесь в опасности – за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище».

Римское право – это нечто. Все знали, что если сборище не будет иметь юридических оснований, то очень скоро в город войдут легионы и порядок будет навед`н – любой ценой.

Самое главное – власти признали за христианской церковью право на существование.

«По прекращении мятежа Павел, призвав учеников и дав им наставления, пошел в Македонию».

В Иерусалим он не пошёл, передумал. Решил сразу в Македонию. В Македонии его ждал Тимофей, который Лука. Через Македонию Павел пошёл в Грецию… И вернулся.

«Когда же, по случаю возмущения, сделанного против него иудеями, он хотел отправиться в Сирию, то пришло ему на мысль возвратиться через Македонию».

По причине возмущения? Да он жил среди возмущений всю дорогу. Не поэтому он решил возвращаться в Сирию. Не было «окна» для прохода в Италию, Лука не смог ничего организовать.

Павел собрал всю группу и повёл их вдоль границ. Они как бы ощупывали крепость барьера.

«Его сопровождали до Асии Сосипатр Пирров, Аристарх и Секунд, и Гай и Тимофей, и Тихик и Трофим».

Одни греки и римляне. Если не считать Тимофея-Луку, который тоже был наполовину греком.

«Они, пройдя вперед, ожидали нас в Троаде. А мы отплыли из Филипп и дней в пять прибыли к ним в Троаду, где пробыли семь дней».

Вперёд засылается группа, которая наводит мосты и ждёт. Прибывает штаб во главе с Павлом, который проводит рекогносцировку и оценивает ситуацию. При отрицательном результате намечается следующая точка и сценарий повторяется.

Никаких проповедей в синагогах и на площадях – только инструктажи и беседы с учениками.

В Троаде Павел так долго инструктировал местную братву, что один из слушателей уснул на подоконнике и свалился на пол.

«Мы пошли вперед на корабль и поплыли в Асс, чтобы взять оттуда Павла; ибо он так приказал нам, намереваясь сам идти пешком».

Вот так, решил прогуляться. Без свидетелей. Это значит, что по дороге в Асс у него произошла очень важная встреча. Встреча с кем-то, кого никто не должен был видеть.

Тот, с кем он встретился, не сказал ему ничего хорошего, ибо Павел резко поменял планы и приуныл.

В Ассе он встретился с основной группой и приказал двигать на Митилину, где они сели на корабль и поехали в Милет.

«Павлу рассудилось миновать Ефес, чтобы не замедлить ему в Асии; потому что он поспешал, если можно, в день Пятидесятницы быть в Иерусалиме».

Срочно в Иерусалим. Никаких походов больше, пока он не предстанет перед пресвитерами и апостолами.

Павел знал, что в Иерусалиме всё может кончиться очень плохо. Для него. Единственный раз Павел предстаёт перед нами расстроенным. И растерянным.

«Из Милета послав в Ефес, он призвал пресвитеров церкви, и когда пришли они к нему, сказал: “Вы знаете, как я с первого дня, в который пришел в Асию, все время был с вами… И вот ныне я иду в Иерусалим, не зная, что там встретится со мною… И знаю, что уже не увидите лица моего все вы… Посему бодрствуйте, памятуя, что я три года день и ночь непрестанно учил каждого из вас”».

Он словно пытался предупредить их о чём-то.

«Тогда немалый плач был у всех, и, падая на выю Павла, целовали его, скорбя особенно от сказанного им слова, что они уже не увидят лица его. И провожали его до корабля».

Интересно, от кого исходил приказ прервать поход и срочно вернуться в Иерусалим? Иаков или Пётр, кто дал команду?

«Когда же мы, расставшись с ними, отплыли, то прямо пришли в Кос, на другой день в Родос и оттуда в Патару, и, найдя корабль, идущий в Финикию, взошли на него и отплыли. Быв в виду Кипра и оставив его слева, мы плыли в Сирию, и пристали в Тире, ибо тут надлежало сложить груз с корабля».

Что-то не сильно Павел торопился в Иерусалим. Колебался?

«И, найдя учеников, пробыли там семь дней. Они говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим».

Теперь понятно, что приказ исходил от Иакова – Павла вызывали на ковёр. И все это понимали. Решалась его судьба, а заодно судьба всех неофитов – неиудеев.

«Мы вышли и пошли, и нас провожали все с женами и детьми даже за город».

Они его, как на смерть провожали. Оно и понятно: то, как расправились с Иудой или с Ананией и его женой, было обычной практикой у апостолов. Но, неужели Павел вот так просто пойдёт в Иерусалим, и даже к Петру не заглянет?

«Мы же прибыли из Тира в Птолемаиду, где пробыли у братьев один день. А на другой день Павел и мы пришли в Кесарию и, войдя в дом Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, остались у него».

Вот оно. Почему-то Лука не хочет упоминать Петра, но и Филипп чего-то стоит. Он одним из первых начал обращать язычников – помните историю с эфиопским королевским казначеем?

Посидели, поговорили.

«И мы, и тамошние просили, чтобы он не ходил в Иерусалим».

Все просили не ходить, но он пошёл. А ведь мог и не ходить.

Мог ли Павел не ходить в Иерусалим? Конечно, мог. У него была такая мощная база, что он уже не зависел от маленькой иерусалимской организации, даже если она формально считалась главной.

В самом деле, для него были открыты двери в Асии, Египте, Финикии, на Кипре, в Греции и Македонии. Зачем ему Иудея?

Ему и не хотелось туда идти. Помните, как он огорчался в Ефесе? Все бы его поняли и поддержали. Но он пошёл, потому, что так решил Пётр.

Эти ребята задумали какую-то рисковую комбинацию, и нам теперь остаётся лишь гадать, какую именно. Попробуем понять их резоны.

В Иерусалиме сидел Иаков, а с ним Иоанн, Марк и прочая братия. Все они не собирались покидать лоно иудаизма. Всё, чего они добивались – признание их секты, как отдельного направления в иудаизме.

Пётр, Филипп, Павел и иже с ними решили отделяться и создать абсолютно новую религию, а значит, абсолютно новую церковь, которая сможет принять в своё лоно людей любой национальности.

Это открывало такие перспективы, что…

По прибытии в Иерусалим Павел пошёл к Иакову. Иаков заделался настоящим чинушей – принял Павла в окружении пресвитеров. Важно кивнув головой, Иаков разрешил Павлу говорить.

Павел принял игру и подобострастно отчитался о проделанной работе. Верхушка его внимательно выслушала, а потом Иаков пошёл в атаку.

«Видишь брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители Закона».

Мягко так, но это лишь со стороны. С этой фразы стало ясно, что живым Иаков Павла не выпустит.

«А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. Итак, что же? Верно соберется народ, ибо услышит, что ты пришел».

Он его не только ставил на место, нет. Иаков пугал Павла, угрожал ему. В другое время и в другом месте Павел в одиночку собрал бы всю эту зажравшуюся когорту, связал бы их по рукам и ногам, и такое бы с ними сделал…

В те дни, когда он преследовал учеников Иисуса, вся эта компашка была бы ему на один зубок. Даже крестившись, Павел превзошёл всех их своими подвигами. Они безвылазно сидели в Иерусалиме, говорили умные слова и рассылали по церквам (которые основал он, Павел) бессмысленные директивы.

А он за это время обошёл почти всю империю, и такого повидал, что им не снилось. Вот только бы в Рим ещё сходить…

А, пока что, он стоял перед ними, словно провинившийся школьник и делал вид, что кается. Иаков наслаждался.

«Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними, и возьми на себя издержки на жертву за них, и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать Закон».

Это и был приговор. Смертный приговор. Иаков посылал Павла в иерусалимский храм – на верную смерть.

Иаков заставил Павла совершить иудейскую процедуру очищения. Это означало, что церковь считает его грязным, нечистым, грешным. Более того, к нему приставили соглядатаев.

Иаков показывал, что церковь ему не доверяет, и хотел продемонстрировать это недоверие остальным жителям Иерусалима. И, наконец, его заставили после очищения придти в храм – в руки первосвященников.

И Павел согласился. Понятно, что у него был какой-то план. У него и у Петра. И у их ангела. Но наличие плана не давало никаких гарантий. Павел не сомневался ни секунды – такие люди не колеблются. Никогда.

«Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошёл в храм и объявил окончание дней очищения».

Павел вошёл в храм. Иаков улыбался. Павел тоже.

«Асийские мужи, увидев его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки…

Весь город пришел в движение, и сделалось стечение народа…

И, схватив Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас заперты были двери…

Когда же они захотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился».

До тысяченачальника лишь дошла весть, но разъяренная толпа уже держала Павла в своих руках, а человеческая жизнь – такая хрупкая штука…

Этот Павел, он был настоящим экстремалом и очень рисковым человеком. Шансов выжить у него было один из тысячи.

Вы сыграли бы при таких ставках? То-то же. Павел сыграл.

«Он, тотчас взяв воинов и сотников, устремился на них; они же, увидев тысяченачальника и воинов, перестали бить Павла».

Павла заковали в цепи. Тысяченачальник спрашивал: «Кто он и что сделал?»

Ментовский подход – заковать человека в кандалы, бросить его на нары, а потом спрашивать, что случилось. На то и был сделан расчёт.

«И повелел вести его в крепость».

Теперь придётся составлять протокол, заводить дело… А Павел – римский гражданин. Хитро.

Ситуация была неуправляемой, просчитать что-либо было невозможно, в любой момент его могли убить. Но он разыгрывал свою партию так, словно сидел в кресле у камина.

«Когда же он был на лестнице, то воинам пришлось нести его по причине стеснения от народа, ибо множество народа следовало и кричало: «Смерть ему!».

Вы можете себе это представить? Каким должно было быть столпотворение, если конвоиры несли его на руках по лестнице? Шум, гам, тумаки, плевки, оборванные полы, угрозы…

И в этом шуме Павел вдруг заговорил с тысяченачальником по-гречески. Его фраза подействовала на чинушу, как удар током.

«Павел сказал тысяченачальнику: «Можно ли мне сказать тебе нечто?» А тот сказал: «Ты знаешь по-гречески?»

– Знаю, – сказал Павел и попросил разрешения обратиться к народу.

– Обращайся, – сказал командир.

«Когда же тот позволил, Павел, стоя на лестнице, дал знак рукою народу; и, когда сделалось глубочайшее молчание, начал говорить на еврейском языке…»

Павел хотел оправдаться перед народом? Вряд ли. Он не знал за собой вины. Ему нужно было придать народным страстям определённое направление. И он его придал.

«Мужи братия и отцы! Выслушайте теперь мое оправдание перед вами… Я иудей, родившийся в Тарсе… Я до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу…»

Он поведал им историю своего обращения, которую и так знала каждая собака в Иерусалиме. А потом… Он рассказал нечто новое о своём видении возле Дамаска.

«И Он сказал мне: “Иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам”».

Ну, во-первых, он ему такого не говорил, а во-вторых… Это было неважно.

«До этого слова слушали его; а за сим подняли крик, говоря: “«Истреби от земли такого! Ибо ему не должно жить”».

Лука специально оговаривает, на каком языке Павел обращался к тысяченачальнику и к народу. Это имело значение – судя по всему, чиновник не знал еврейского.

«Тысяченачальник повелел вести его в крепость, приказав бичевать его, чтобы узнать, по какой причине так кричали против него».

Если бы он знал язык, то не стал бы прибегать к таким мерам – ему достаточно было прислушаться к крикам на площади.

«Но когда растянули его ремнями, Павел сказал стоявшему сотнику: “Разве вам позволено бичевать римского гражданина, да и без суда?”»

Павел извлёк из рукава первого туза – приём сработал. Экзекуцию прекратили.

«Тогда тысяченачальник, подойдя к нему, сказал: “Скажи мне, ты римский гражданин?” Он сказал: “Да”. Тысяченачальник отвечал: “Я за большие деньги приобрел это гражданство”. Павел же сказал: “А я родился в нем”. Тогда тотчас отступили от него хотевшие пытать его. А тысяченачальник, узнав, что он римский гражданин, испугался, что связал его».

Теперь речь шла о римском правосудии. Нужно было узнать, подлежит ли узник суду синедриона, а потом решать, стоит ли его передавать в руки римского суда. Но. как красиво Павел поддел тысяченачальника своим римским гражданством!

«На другой день, желая достоверно узнать, в чем обвиняют его иудеи, освободил его от оков и повелел собраться первосвященникам и всему синедриону и, выведя Павла, поставил его перед ними».

Павел обратился к синедриону с приветствием, но первосвященникам его обращение не понравилось.

«Первосвященник же Анания стоявшим перед ним приказал бить его по устам».

Вот так. По устам. Чтобы не говорил лишнего. Павел себя еле сдержал.

«Тогда Павел сказал ему: “Бог будет бить тебя, стена подбеленная! Ты сидишь, чтобы судить по Закону, и, вопреки Закону, велишь бить меня”».

Это зря, конечно. Теперь он мог и не дожить до римского суда.

«Предстоящие же сказали: “Первосвященника Божия поносишь?”»

Павел сказал: «Я не знал, братия, что он первосвященник».

Он прекрасно знал, кто такой Анания, но ему хватило ума отыграть назад свои дерзкие слова. Видя, как враждебно настроен синедрион, Павел решил поискать брешь в стане врага.

«Узнав же Павел, что тут одна часть саддукеев, а другая фарисеев, возгласил в синедрионе: “Мужи братия! Я фарисей, сын фарисея; за чаяния воскресения мертвых меня судят”».

Он был не только римским гражданином, но и принадлежал к фарисейскому сословию. Второй туз вылетел из рукава и лёг на стол. И очень вовремя.

«Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось. Ибо саддукеи говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа; а фарисеи признают и то и другое».

Появился шанс избежать суда синедриона, что и требовалось доказать. Павел выигрывал партию. Пока.

«Сделался большой крик; и, встав, книжники фарисейской стороны спорили, говоря: “Ничего худого мы не находим в этом человеке”».

Синедрион превратился в базар – этого Павел и добивался. В таком хаосе ни о каком суде не могло быть и речи.

«Но как раздор увеличился, то тысяченачальник, опасаясь, чтобы они не растерзали Павла, повелел воинам отвести его в крепость».

Иаков был огорчён – Павел остался жив. А сам Павел ночью получил очередное указание.

«Дерзай, Павел, ибо как ты свидетельствовал в Иерусалиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».

О Риме Павел давно говорил, но моральная поддержка ему не помешала.

«С наступлением дня некоторые иудеи заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла. Было же более сорока, сделавших такое заклятие».

Теперь ему точно не было смысла оставаться в Иерусалиме. Заговорщики пришли к первосвященникам и предложили план убийства Павла.

«Нынче же вы с синедрионом дайте знать тысяченачальнику, чтобы он завтра вывел его к вам, как будто вы хотите точнее рассмотреть дело о нем; мы же, прежде нежели он приблизится, готовы убить его».

Об этом замысле узнал племянник Павла. Мальчишка побежал в крепость и предупредил дядюшку о заговоре. Павел попросил его сходить к тысяченачальнику и рассказать всю историю ещё раз.

Тысяченачальник внимательно выслушал племянника Павла и посоветовал ему помалкивать. Сам же снарядил отряд воинов и приказал им отконвоировать Павла в Кесарию. И написал письмо тамошнему правителю Феликсу.

«Клавдий Лисий достопочтенному правителю Феликсу – радоваться. Сего человека иудеи схватили и готовы были убить; я, придя с воинами, отнял его, узнав, что он римский гражданин. Потом, желая узнать, в чем обвиняли его, привел его в синедрион их и нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся Закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков.

А как до меня дошло, что иудеи злоумышляют на этого человека, то я немедленно послал его к тебе, приказав и обвинителям говорить на него перед тобою. Будь здоров».

Так Клавдий избавился от головной боли. Феликс внимательно прочитал письмо и спросил Павла, откуда он родом. Узнав, что из Киликии, он постановил рассмотреть его дело после прихода обвинителей из Иерусалима. И заключил его в иродовой претории под стражу.

Ирод умер, но его претория осталась! И самое главное – в Кесарии находился Пётр.

«Через пять дней пришел первосвященник Анания со старейшинами и с некоторым ритором Тертуллом, которые жаловались правителю на Павла».

Феликс вызвал Павла. Слово для обвинения почему-то взял Тертулл, а не первосвященник. Ритор – профессиональный оратор, которого нанял Анания.

То ли первосвященник не знал латыни, то ли Феликс не знал еврейского языка, но факт остается фактом – обвинение огласил человек, не имеющий отношения к делу.