Текст книги "«Новый завет»"

Автор книги: Игорь Мельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Это что значит? Иордана ещё не было, или как?

А вот – нечто любопытное.

«Когда ты идешь с соперником твоим к начальству, то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы не привел он тебя к судье…»

Как это сделать? Я даже представить себе не могу.

Гастрономические пристрастия не дают Христу покоя. Только и разговоров, что о еде. Странно для плотника – ни тебе рубанков, ни тебе стружки. Только еда.

«Опасайтесь закваски фарисейской…

Царство Божие уподоблю зерну горчичному…

Оно подобно закваске, которую женщина положила в три меры муки…

Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою…»

Неудивительно: всё, что совершает Христос, он делает во время еды или в перерывах между трапезами.

«Случилось ему в субботу придти в дом одного из начальников фарисейских и вкусить хлеба…»

Опять к фарисеям. Опять преломлять с ними хлеба. Их хлеба, между прочим. Не обращайте внимания, когда он их ругает. Они точно не обращали на это внимания.

Скажите, вы станете ходить к врагу на пельмени? А если вы ходите к человеку на завтрак, обед и ужин, то не станете всерьёз бранить его. И все ваши словесные «укоры» будут просто безобидной шуткой.

Во время этого обеда он вылечил человека от водянки и подковырнул фарисеев: можно ли врачевать в субботу? «Они молчали».

Думаю, что фарисеи просто не обращали внимания на эти реплики. Тогда Христос перешёл к своим любимым притчам.

«Когда тебя позовут на свадьбу, не садись на почетное место… Когда делаешь обед или ужин, то не приглашай друзей, братьев, соседей и вообще близких…»

Да уж, не надо их звать. Лучше закрыть двери, задуть лампу, забраться под одеяло и тихонько чавкать. А то, мало ли…

Съев фарисейской «закваски», он вышел на улицу, сыто отдуваясь. Вокруг него собралась огромная толпа простого люда. Другая аудитория. Другие речи.

«Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником».

Вам понятно, христиане? Если вы любите своих стареньких родителей, своих любимых, своих детишек, то вам ничего не светит в христианстве. Ничего! Вам надо возненавидеть их.

Вам надо возненавидеть саму жизнь – во всех её проявлениях – и тогда, может быть, Христос и примет вас в своё царство. Нет, не в царство – в ученичество. Но сначала он подумает.

Фарисеи оказались ревнивыми слушателями. Когда приходили конкуренты, они поднимали ужасный гвалт.

«Приближались к Нему все мытари и грешники, чтобы слушать Его… Фарисеи и книжники роптали: Он принимает грешников и ест с ними…»

Вот ведь, какой! Ест и с ними, и с нами. Но с нами он ест больше.

Притча о блудном сыне оказалась рассказом не о скитаниях, а о еде. И о её отсутствии.

Младший сын прогулял на чужбине свою долю наследства. И началось.

«Настал великий голод в той стране… И он рад был наполнить свое чрево рожками, которые ели свиньи… И сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода…

А отец сказал рабам своим: приведите откормленного теленка и заколите – станем есть и веселиться!..»

На эту пьянку вернулся старший сын. И обиделся на отца. Но обиделся он не за свои деньги, а опять за еду.

«Я столько лет служу тебе, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими».

Опять притча. Опять пшеница и масло. Герой притчи – резко-положительный персонаж. В отсутствие хозяина дома он, доверенный слуга, спускает половину состояния своего работодателя. И это хорошо.

В конце притчи Христос многозначительно поднимает указательный палец и провозглашает «мораль сей басни». А она такова:

«Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда вы обнищаете, приняли вас…»

Иными словами – воруйте и отдавайте наворованное приятелям, и они за это не бросят вас в беде. А, может быть, и нет.

«Слышали все это и фарисеи, и они смеялись над ним…»

Они действительно не принимали его всерьёз.

А притчи продолжались. С гастрономическим уклоном.

«Некоторый человек был богат, и каждый день пиршествовал блистательно… Был также нищий, именем Лазарь, который желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его…»

Лазарь не стучал, чтобы ему открыли. Ничего не просил. И умер. И попал в рай, на «лоно Авраамово» (не знаю, что это за лоно такое). А вот богач попал в ад.

Понятное дело, что аудиторией был простой народ. Фарисеям, книжникам и грешникам он рассказывал иное.

Апостолы растерялись. Они не успевали перестраиваться с одной концепции на другую.

Тут истины для служивых людей, с которыми не грех и пообщаться за трапезой, а здесь – для бедняков. Чему верить?

В конце концов, они переставали верить вообще. А это не есть хорошо.

«И сказали Апостолы Господу: умножь в нас веру…»

В ответ на это он рассказал им байку про горчичное зерно. Умножило ли это их веру? Вряд ли.

В Самарии Иисус излечил десять человек. И велел показаться священникам. Бедняги бросились со всех ног выполнять его рекомендацию. Один из них вернулся с полдороги и сказал: спасибо.

– Как! – громким голосом вскричал Учитель. – Разве я не десять человек вылечил? Где же остальные девять?

И был сильно недоволен.

«И сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя».

От чего спасла? Можно лишь догадываться, что случилось с остальными больными – этими неблагодарными свиньями.

Фарисеи, услышав, как Христос обещает плебсу Царство Небесное, забеспокоились.

– А когда оно наступит? – допытывались они.

– Оно не наступит явным образом. В конце концов, ребята, Царство Божье внутри каждого из нас.

– Ах, вот оно, что, – протянули фарисеи, – тогда понятно.

– Да. А ещё скажу я вам: кто будет печься о своей душе, тот непременно её погубит. А кто загубит свою душу, тот её наверняка сохранит.

Фарисеи радостно закивали головами. И успокоились. И продолжали его кормить.

Он дружил с фарисеями. И с мытарями.

Кто такие фарисеи? Это носители устной традиции, мистики – такие же, как и он сам.

А кто такие мытари? Это государственные люди, которые имели дело с финансами.

Кому из них он отдавал предпочтение?

Вот ещё одна притча от Христа.

Два человека вошли в храм помолиться: фарисей и мытарь.

Каждый молился по-своему.

Фарисей: Боже! Спасибо тебе за то, что я не такой, как прочие люди, грабители и мытари. Соблюдаю посты, отдаю десятую часть доходов.

Мытарь молился, не поднимая глаз от стыда. Он говорил: Боже, прости меня грешного!

Заканчивая притчу, Христос говорил: мытарю всё прощается.

Все хлопали в ладоши. Особенно, Левий Матфей.

Опять повтор классических эпизодов.

Монолог о детях. Притча об игольном ушке и верблюде.

Пётр опять похвастался тем, что апостолы оставили всё ради Христа. Иисус опять пообещал им вознаграждение ещё при этой жизни.

«Отозвал двенадцать учеников Своих». И пошли они на Иерусалим.

Откуда он их отозвал?

Как обычно – пошли в Иерусалим, а попали в Иерихон.

В столице духовых инструментов им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Один из иерихонцев, желая увидеть Учителя, взобрался на смоковницу. Звали его Закхей.

Христос сразу его заметил и сказал:

– Закхей, сегодня мне нужно зайти к тебе в гости.

Закхей быстро смекнул, что от него требуется, побежал домой – накрывать столы.

Кто он такой, этот Закхей? Угадайте.

«Начальник мытарей и человек богатый».

А, что народ? «И все, видя то, начали роптать».

Закхею даже неловко стало. Он начал оправдываться:

– Люди, я половину своего богатства собираюсь отдать нищим, а если кого-нибудь из вас обидел, то отдам вчетверо.

Христос одобрительно кивнул головой, хлопнул начальника мытарей по плечу и укоризненно взглянул на толпу.

«Иисус сказал: ныне пришло спасение дому сему».

Гвалт сразу стих. В этой тишине Христос рассказал притчу о правителе – самодуре, всё достоинство которого заключалось в том, что он «брал, чего не клал, и жал, чего не сеял», и жестоко расправлялся с теми, кто понимал справедливость. И этот тиран был положительным героем сказки!

«Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимущего отнимется и то, что имеет; врагов же моих, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною».

На этой оптимистичной и человеколюбивой ноте Христос закончил свою лекцию и направился в Иерусалим.

В Виффагии они украли ослов. Но это не совсем кража. Кражей называется тайное завладение чужим имуществом.

Если же злоумышленник явно отнимает у хозяина то, что ему принадлежит – такое деяние называется грабежом.

«Когда они отвязывали молодого осла, хозяева его сказали: зачем отвязываете осленка?»

Два апостола, чьи имена Лука тоже не желает называть, ответили, что этот осёл нужен их Господу.

Что вы сегодня скажете молодым бродягам, которые станут отнимать у вас побитый «жигулёнок»?

Вы спросите, зачем им эта развалюха – если осмелитесь. А они ответят вам, что хотят прокатить своего бога в столицу. Не пешком же ему ходить.

Начался триумфальный въезд в столицу. Апостолы подняли крик:

– Благословен Царь, грядущий во имя Господне!

Некоторые из фарисеев попросили Христа приструнить своих учеников. Его ответ многого стоит.

– Если они замолчат, то камни закричат.

Въезжая в столицу, он обратился к этому святому для иудеев городу.

«Придут на тебя дни, когда враги твои окружат тебя…

И разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе…

И не оставят в тебе камня на камне

За то, что ты не узнал времени посещения твоего».

Так вот, за что был разрушен Иерусалим! А я думал, что причиной была Иудейская война – антиримское восстание.

Христос изгнал менял из храма. «И учил каждый день в храме. И весь народ неотступно слушал его». Это я к тому, что все знали его в лицо.

Далее всё идет, как у Марка и Матфея. До тайной вечери. Тут начинаются расхождения.

«Так же и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается».

Вот оно. Ветхий Завет заключался между богом и целым народом – в торжественной обстановке на горе Синай. Посредником при этом был Моисей.

Новый Завет заключался между человеком, называвшим себя богом, и его двенадцатью учениками – в какой-то хибарке, во время пьянки. Вот и всё. Никаких скрижалей, никаких обязательств.

Странно, что только Лука знает об этом завете. Марк помалкивает, а Матфей, который вообще-то присутствовал при этом событии, ни словом о нём не упоминает.

Если Матфей этих слов не слышал, то это значит лишь одно – Лука их сочинил.

Лука не знает о попытке Иоанна и Иакова занять руководящие посты в их организации. Зато он рассказывает о споре, разгоревшемся между апостолами на тайной вечере.

«И был спор между ними, кто из них должен почитаться большим». Вот так.

Ещё одна новость. «Симон, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу, но я молился за вас». Да, все были отменно хороши.

Дальше – больше: Христос посоветовал апостолам обзавестись сумками и одеждой, но лучше всего – оружием.

«Кто имеет мешок, возьми его, а также и сумму, а у кого нет, продай одежду свою и купи меч».

Апостолы не оплошали: «у нас даже два меча!». Христос ответил: этого достаточно.

В конце концов, у человека всего лишь два уха.

После ужина все они пошли на гору Елеонскую. Песен не пели, если верить Луке. Именно на этой горе Иисус молился о чаше, которая должна была бы пролететь мимо.

Не было похода в Гефсиманский сад с тремя ближайшими учениками. Он молился, а все двенадцать уснули. Нет, не все двенадцать – Иуда уже побежал за подмогой.

Помолившись, Иисус «нашел их спящими от печали».

Так вот, почему они заснули – от печали! Вино тут ни при чём.

Арест.

«Появился народ, а впереди шел один из двенадцати, называемый Иуда».

Вот, кто шёл арестовывать Христа. Не старейшины с первосвященниками, не солдаты. Народ. Пролетариат. Иуда бросился целоваться, и народ понял, кого надо хватать.

Они его не узнали. А ведь, всего несколько часов назад «весь народ неотступно слушал Его». И уже забыл, как он выглядит.

У апостолов сон, как рукой сняло. Печаль прошла, видимо. Они взбодрились и начали задавать вопросы.

«Господи! Не ударить ли нам мечом?» Так, на всякий случай. Не дожидаясь ответа, один из них отрубил рабу первосвященника ухо.

«Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно». И прилепил ухо обратно. Ухо срослось.

Дом первосвященника. Лука, кстати, не знает, как его зовут.

Отречения Петра.

«Прошло с час времени». Ай да Лука! У Петра был хронометр, оказывается.

И ещё – допрос проводили не ночью, а днём. И не в доме первосвященника, а в синедрионе. И спросили его:

– Ты Иисус Христос?

– Вы мне не поверите, – ответил Христос, – но если я спрошу вас, кто я такой, то вы ведь всё равно меня не отпустите, правда?

– Правда, – сказали первосвященники. – Хочешь сказать, что ты Сын Божий?

– Это вы хотите сказать.

– Ага. Ну, тогда смертная казнь.

Лука фантазирует напропалую. Но это ещё не всё.

Итак, Христа повели к Пилату. Повели его не первосвященники, а весь народ, «все множество их».

– Что стряслось? – спросил Пилат.

– Этот человек развращает нашу молодёжь, запрещает нам платить налоги, называет себя царём по имени Христос.

– Я не вижу в нем никакой вины, он просто дурачок, – отшил их Пилат.

– Нет, он виноват – возмущает весь народ в Галилее и в Иудее.

– Так он из Галилеи?

– Ну да.

– Так и ведите его к Ироду, чего вы от меня хотите?

Да, Лука хоть и приплетает своё, но в логике ему не откажешь.

Христа повели к Ироду, который как раз находился в Иерусалиме. На пасху приехал. К нему привели Христа.

«Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть Его».

Радостный Ирод начал расспрашивать Христа о том, о сём, но тот молчал, как партизан. Он молчал, а первосвященники распинались.

Ирод посмеялся, приказал дать Иисусу переодеться в светлые одежды, и отослал его обратно к Пилату. Скорее всего, он раскусил подмену.

«И сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями».

Христа опять привели к Пилату. Прокуратор вышел на трибуну и сказал:

– Я не нахожу никакой вины в этом человеке. И мой друг Ирод не находит. Давайте я его отпущу и дело с концом.

«Но весь народ стал кричать: смерть Ему!»

Ещё раз – «весь народ». Кто веселился при его въезде в столицу? Кто слушал его в храме? Кто дивился и радовался и поклонялся? Народ.

А кто пришёл с кольями и мечами ловить его на Елеонскую гору, как разбойника? Кто кричал Пилату: смерть ему? Опять народ.

Что из этого следует?

А вот, что: либо речь идёт о двух разных народах, либо о двух разных людях. Я склоняюсь ко второму.

Повели на казнь. Крест заставили нести некоего Симона Киринеянина, «шедшего с поля».

Стоп. Разве дело происходит не на пасху? Почему этот парень шёл с поля?

«И шло за ним великое множество народа и женщин».

Женщины. «Которые рыдали и плакали о нем». Народ кричал: смерть ему; а женщины рыдали и плакали о нём.

Лука не называет имён женщин. Он их просто не знает. Зато, он знает, о чём разговаривал Иисус с двумя разбойниками, распятыми возле него.

Один разбойник обижался на то, что Христос не хочет спасти себя, а заодно и приятелей по Голгофе.

Другой разбойник просил Иисуса замолвить за него словечко на небесах. Христос гарантировал ему рай.

Умер. Иосиф из Аримафеи выпросил тело у Пилата. Кто такой этот Иосиф мы уже знаем. Примечательно, что Лука пытается придать ему некие качества, которых у него не было.

«Член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете».

Слабая попытка. Член совета это человек, который участвует в совете. Если же он не участвует в совете, то он не член совета. Только и всего.

Обмывать пришли тоже женщины, которых Лука не называет. Гробница оказалась пустой, но вместо одного ангела они встретили двух. Тут Лука не выдерживает и рискует назвать имена женщин.

«То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова» – этим он окончательно всё запутывает. Немного подумав, он добавляет: «…и другие с ними». Ну, теперь куда ни шло.

Женщины помчались с новостью к апостолам. Пётр первым побежал к гробнице, увидел, что она пуста, и очень удивился. Это удивление удивительно само по себе.

«В тот же день двое из них шли в селение Эммаус». Эксклюзивное название. Первые два евангелиста о нём понятия не имеют. А жаль – именно там «двое из них» встретили воскресшего Христа.

Двое из них. Это значит – апостолы. Два апостола. Одного звали Клеоп.

Как Клеоп? Очень просто. Клеоп – и всё.

А вдруг это псевдоним одного из одиннадцати оставшихся? Или так звали того, кто заменил выбывшего по уважительной причине Иуду… Посмотрим.

Итак, они встретили Иисуса, и не узнали его. Ничего удивительного. Не узнавать Иисуса было модно в те дни. Было бы странно, если бы они его узнали.

Клеоп рассказал Христу историю о распятии. Иисус пытался им втолковать, что это он и есть. Но они ему не верили. И пошли в Эммаус, и пригласили его на ужин. С жильём проблем не было – в любом селении они знали, в какую дверь постучать.

И возлегли, и преломили с ним хлеб. И вкусили. «Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его».

Хлебушек был что надо. Но, как только у них открылись глаза, Христос сделался невидимым, как герой Герберта Уэллса.

Лука всё время лишает своих героев возможности увидеть воскресшего Христа и сравнить его с оригиналом. Для этого ему приходится прибегать к такому вот иллюзиону.

Итак, они прозрели, увидели Иисуса, который стал невидимым. А дальше?

«И, встав тот же час, возвратились в Иерусалим, и нашли вместе одиннадцать Апостолов…»

Кхм, не понял. А кто же тогда эти «двое из них»? Стало быть, не апостолы. А из кого это – «из них»?

В общем, «двое из них», которые не апостолы, вернулись в Иерусалим к одиннадцати апостолам и рассказывали, что «Господь истинно воскрес и явился Симону».

Так, а это что такое? Какому ещё Симону? Тому Симону, который Пётр? Значит, апостолы? А Клеоп тогда кто?

И если эти «двое из них» пришли в Иерусалим, где их ждали одиннадцать, то выходит, что их было тринадцать? А Иуда, значит, четырнадцатый.

Во время рассказа прямо к ним заявился Христос и смутил всех до безобразия.

Во-первых, он опять решил стать видимым.

Во-вторых, поскольку они его не узнавали, он отнял у них рыбу с мёдом и начал кушать. И тем самым нарушил своё же обещание на тайной вечере – не есть больше до Царства Божия.

Он вообще начал много мудрить под конец. Сказал, что явится им в Галилее, а явился Клеопу и Симону в Эммаусе.

Остальной братве он показался вообще в Иерусалиме. Начал принимать пищу, которую зарёкся есть до страшного суда.

Они все ещё не верили – тогда он заставил их трогать его за руки и ноги. Но под конец он превзошёл себя. Вывел их зачем-то до Виффании, приказал оставаться в Иерусалиме… И улетел на небо.

Иоанн.

Иоанн Богослов. Он же Иоанн Зеведеев. Он же Воанергес. Рыбак. Апостол. Был обращён Иисусом в числе первых. Его евангелие должно быть самым достоверным. Начинаем.

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»…

Очень просто, предельно понятно. Сразу видно – пишет простой человек, рыбак и сын рыбака.

Смысл, видимо, таков – сначала у бога был бог, который был у бога и был богом.

Так намного доходчивее, правда?

«Оно было вначале у Бога».

Это чтобы мы не забыли.

«Все через него начало быть. И без него ничего не начало быть, что начало быть».

А-а-а. Тогда понятно. Что ж он сразу-то не сказал?

Рыбацкий такой стиль. Всё бы ничего, но вот, если сравнить этот текст с Апокалипсисом…

Позже мы этим займёмся.

Итак, отрешимся от абстрактных построений и вычленим суть. А суть такова.

Пришёл Иоанн Креститель. И проповедовал о Свете.

Первые три евангелиста понятия не имеют о Слове и Свете. Любой из них от прочтения первого абзаца впал бы в ступор и пребывал в нём до Страшного Суда.

А Креститель, между тем, проповедовал. К нему пришли «священники и левиты» и спросили, не пророк ли он. Иоанн ответил отрицательно.

Некоторые ему верили, а некоторые не очень. Тем, которые верили, было хорошо.

«А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились».

Кхм. Это значит, что если вы уверовали, то можете смело заявлять, что ваши папа и мама не имеют к вашему рождению никакого отношения.

Странно, я надеялся, что это евангелие будет самым простым для понимания. Лука и Марк не в счёт – они слышали звон, ничего не видели и переписывали слухи.

Матфей был чиновником и крючкотвором. А вот рыбак… Он должен был бы объясняться просто и доходчиво – так я думал. Но я ошибался.

«И Слово стало плотью».

Иоанн увидел Христа и сразу начал его грузить.

«Вот агнец божий, который берет на себя грех мира».

Он даже не спрашивал его согласия, а сразу назначил козлом отпущения. Именно так. Агнец, который берёт на себя грех. Или козёл отпущения – вполне корректная формулировка. Стандартная процедура.

На следующий день Иоанн стоял с двумя своими учениками и зорко озирал окрестности. И опять увидел Христа. И опять сказал, что Иисус – агнец за грехи.

Ученики заинтересовались этим необычным человеком, подошли к нему и завели разговор.

– Добрый день, уважаемый.

– Чего надо, пацаны?

– Учитель, мы просто хотели узнать, где ты живёшь?

– В гости захотелось? Ну, ладно, пошли.

«И они пошли, и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот».

Иоанн зачем-то указывает время происшествия. «Было около десятого часа». Это когда они к нему пришли? Или когда закончился визит?

«Один из двух, последовавших за ним, был Андрей, брат Симона (Петра)».

Ух, ты. А кто был вторым – Симон? Нет, Симона Андрей привёл из дому после того, как погостил у Христа целый день.

Значит, Андрей был учеником Иоанна Крестителя. Его и ещё кого-то, кого мы пока не знаем, Христос переманил к себе в ученики. Наверное, поэтому он Первозванный. И поэтому его не особенно допускали к делам организации. Чужак.

Дело происходило на Иордане. Иисус крестился, в пустыню не ходил, а сразу начал набирать команду. Никаких сказок о «ловцах человеков». Эта версия коренным образом отличается от трёх предыдущих. Что это может означать?

С одной стороны – Иоанн один из первых апостолов, видел он намного больше Матфея. Вполне возможно, что Матфей довольствовался байкой, которую ему рассказали первые апостолы – о том, что происходило до его обращения. Марк и Лука списали все сюжеты у Матфея.

А Иоанн написал свою версию после них – чтобы расставить все точки над і. И издал её под рубрикой «Как всё это было на самом деле».

В этом случае его история о том, что происходило после обращения Матфея, не должна сильно отличаться от трёх остальных.

С другой стороны – рыбаки так не пишут. Он мог закончить ещё восемь университетов, и всё равно, не стал бы писать так запутанно. Старый мудрый Иоанн мог написать Апокалипсис, но не это евангелие.

Это значит, что если автор не Иоанн, то он описал бы общепринятую версию. Поскольку он этого не сделал, то, скорее всего, исказил ход событий сознательно – преследуя свои интересы. Свои, или группы, которую он представлял.

Итак, Андрей привёл Симона, убедив его в том, что нашёл Мессию. Христос посмотрел на него и сказал:

«Ты Симон, сын Ионин; наречешься Кифа, что означает камень (Пётр)».

Значит так. Иоанн не писал этого евангелия. Весь диалог придуман. Почему? Да потому что Иисус, который иудей, присваивает кличку Симону, который тоже иудей, и заодно разъясняет ему, что означает иудейское слово «кифа».

Симон – не иудей, и разговор вёлся на греческом.

Дальше было ещё интереснее.

«На другой день Иисус восхотел идти в Галилею».

Это значит, что сам он живёт не в Галилее – до его дома от Иордана можно добраться в течение дня.

И ещё: Симон, хоть и не ходил с Андреем, тоже был поблизости. Значит, первые два брата – не рыбаки и не живут в Галилее.

«И находит Филиппа и говорит ему: иди за Мною».

Значит, третьим был Филипп. Или четвёртым, если спутник Андрея стал апостолом. Но мы его не знаем.

«Филипп же был из Вифсаиды, из одного города с Андреем и Петром».

Вот так. Никакого Капернаума. Никаких лодок и сетей. Андрей и Пётр – братья, которые жили в Вифсаиде, как и Филипп.

А Филипп пошёл к Нафанаилу! Это о нём Иисус сказал: вот Израильтянин, в котором нет лукавства.

Христос сказал это с таким восхищением, что становится ясно: израильтянин без лукавства – большая редкость. Вот и четвёртый ученик.

Только первые три евангелиста ничего не знают об апостоле, которого звали Нафанаил.

А на третий день они впятером уже гуляли на свадьбе в Кане Галилейской. Что за свадьба, непонятно, но мать Христа была на ней не последним человеком.

Неизвестно, кто женился, но Мария пришла к Христу и сказала: вино кончается. Иисус сначала повыпендривался:

«Что Мне и Тебе, Жено?». Это он так матери сказал. «Чего тебе, женщина?».

Очень мило. Но Мария, как ни в чём не бывало, подозвала слуг и сказала им: «что скажет Он вам, то и сделайте». Слуги на пиру в Кане подчиняются жене плотника из Назарета.

Христос закомандовал, слуги налили в бочки воды. И пьяные гости пили этот фрич, и веселились.

«Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской, и явил Славу свою».

Гости были рады.

Нет, Иоанн рассказывает нам какую-то совсем другую историю.

Сразу после свадьбы они отправились в Капернаум. Кто это – они?

«После сего пришел Он в Капернаум, Сам и Матерь Его, и братья Его, и ученики Его».

Они там дружно жили. Не было непорочных зачатий. Не было отречений от семьи. Не было испытаний в пустыне. Были гулянки и превращения воды в вино.

Что было в Капернауме, неизвестно – прямо оттуда Иисус двинул на Иерусалим, ибо близилась пасха.

В Иерусалиме он вооружился бичом, пошёл в храм, опрокинул столы менял, их деньги расшвырял по храму, а жертвенных животных выгнал на улицу.

При самых разных трактовках этот эпизод остаётся без изменений. Видимо, в храме действительно однажды произошло нечто подобное.

В разгар скандала священники спросили: кто позволил тебе всё это делать?

Ответ Христа оригинален:

«Разрушьте сей храм, и я в три дня воздвигну его».

Ни Матфей, ни Марк, ни Лука не слышали таких слов от Христа. Или умалчивают о них. Но все они включают эту фразу в обвинительные речи первосвященников.

А что, если Иоанн прав, а остальные ошибаются?

«Между фарисеями был некто из начальников иудейских».

Фарисей по имени Никодим. Он пришёл глухой ночью и постучал в дверь. И ему открыли.

«И сказал ему: Равви!..»

Это Никодим к Христу так обращался: равви, учитель.

Иоанн, хоть и был рыбаком, но линию разночинцев поддерживал. Как и Лука.

Никодим пришёл ночью, как революционер с перевязанной щекой. И разговор повёл соответствующий – о необходимости креститься. Его интересовало, нужен ли этот обряд.

Иисус настаивал на его обязательности. И приводил аргументы. У фарисея тоже были свои резоны, но Иисус его убедил. Так они решали организационные вопросы – по ночам.

«Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия».

Оставим формализм и не будем выяснять, что означает «единородный сын». Посмотрим на постулат о прощении.

«Прощать и праведников и грешников» – разве это милосердие? Ведь неверующий уже осужден, и его никто не спасёт.

«Прощать и верующих и неверующих» – вот милосердие, но о нём здесь ни слова. Вы можете носить крестик на шее и убить миллионы людей – вас простят.

Но вашего неверия вам не простят никогда, даже если вы самый великий альтруист в мире. «Не уверовал» – главное преступление. Всё остальное – детали.

Христос после этого пошёл с апостолами в Иудею, где крестил народ. Никаких исцелений и нагорных проповедей. Первым делом крещение – приобщение к церкви.

Иоанн в это же время крестил людей в окрестностях Салима. Процесс пошёл. Ученики Иоанна задали ему вопрос: почему Иисус крестит, если это твоя прерогатива?

Вот тогда Иоанн произнёс крылатую фразу: «Ему должно расти, а мне умаляться».

Нечто подобное мы читали и у Марка – апостолы заметили конкурентов и пожаловались Христу. Тот посоветовал не мешать им. Организация. Церковь.

«Когда же узнал Иисус о дошедшем до фарисеев слухе, что он более приобретает учеников и крестит, нежели Иоанн, – хотя сам Иисус не крестил, а ученики его, – то оставил Иудею и пошел опять в Галилею».

Значит, противоречия существовали. Два филиала одной организации не могли поделить адептов. И к чему эти оговорки «сам Иисус не крестил»? Похоже на то, что кто-то оправдывается перед кем-то. Кто и перед кем?

И зачем лгать, ведь абзацем раньше прямо говорится: «Пришел Иисус с учениками в землю Иудейскую, и там жил с ними и крестил». Так к чему теперь эта лирика?

И вообще, почему Иисус переживает о том, какие слухи дошли до фарисеев? Ему это так важно – мнение фарисеев?

Наверное, важно, если он оставил Иудею и вернулся в Галилею. Пошёл точки над «і» расставлять.

Итак, он собрал учеников и пошёл в Галилею – через Самарию. В других евангелиях Иисус самаритян не жаловал, сравнивал их с собаками. Тут же описывается несколько иное отношение.

«Иисус, утрудившись с пути, сел у колодезя».

Сидел и глазел на прохожих, пока апостолы шатались по местным магазинам. Некая самаритянка пришла набрать воды. Иисус завёл разговор.

– Дай мне воды.

– Как ты можешь у меня просить? Ведь иудеи не разговаривают с самаритянами (читай – израильтянами).

– Если бы знала, с кем говоришь, то сама просила бы у меня напиться. Моя влага целительная – в отличие от твоей.

Самаритянка усомнилась, глядя на запылённого бродягу.

– У тебя и ведра-то нет, уважаемый. А колодец глубок. Как и чем ты собираешься поить меня?

– Любой, кто попьёт из этого колодца, захочет ещё воды. Но тот, кто приложится к моему источнику, забудет о жажде на всю жизнь.

Это говорит человек, который просит у неё попить! Её сомнения понятны. Но вернёмся к разговору, который становился всё интереснее.

– Я была бы рада попить из твоего источника, – сказала женщина и подмигнула.

– Да? Это интересно. А ты не могла бы познакомить меня со своим мужем?

– А у меня нет мужа, уважаемый.

– Это точно. У тебя нет мужа, хотя ты пять раз была замужем.

– Да ты пророк, как я погляжу, – сказала самаритянка с улыбкой.

Его информированность эту женщину не сильно удивила. Видимо, она была достаточно популярной личностью. Но тут подоспели апостолы с провиантом и пятикратная вдова удалилась.

В городе она рассказала о странном человеке у колодца. Горожане приходили посмотреть на него. Понятное дело, они уверовали в него, и уговаривали остаться.

«Я вынужден вас покинуть. Дела, знаете ли».

Этот Иоанн, кроме того, что философ, такой интернационалист! Его Иисус дружит с самаритянами, объясняет Симону значение слова «кифа». Создаётся впечатление, что сам евангелист – не иудей.

И уж конечно, он не имеет никакого отношения к сыну рыбака, закидывавшему сеть возле Капернаума.