355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Игорь Николаев » Гарнизон (СИ) » Текст книги (страница 14)
Гарнизон (СИ)
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:16

Текст книги "Гарнизон (СИ)"


Автор книги: Игорь Николаев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Глава 19

Ветер крепчал. Черное небо глянцево блестело, словно полированный обсидиан, отражая мечущиеся лучи прожекторов – по приказу комиссара был включен весь внешний свет базы, чтобы ни один закоулок внутри и за пределами Волта не остался во тьме.

– Буран идет, – повторила Туэрка, пряча нос под капюшоном. Холанн вдохнул холодный воздух и вдруг осознал, что забыл прихватить маску, но это ему совершенно не мешает и даже не пугает. Он прикрылся ладонью в теплой перчатке, защищая лицо от порывов ледяного ветра, швыряющего пригоршни колючего злого снега.

– Насколько он сильный, этот буран? – спросил Уве и, чуть подумав, добавил. – И как долго будет дуть?

– Бураны не дуют, – назидательно заметила девушка. – А налетают. В это время года они короткие, часов на пять – шесть. Но резкие и сильные. Недаром Хаук приказал врубить весь свет и загнал на вышки двойной наряд к каждому стволу.

– Ну да… – неопределенно отозвался Холанн, просто, чтобы что‑то сказать. Только сейчас, после слов Туэрки он заметил, что на вышках вроде и в самом деле прибавилось народа. По крайней мере на той единственной, что была видна за крышами складов. Сразу три тени топтались за мутным бронестеклом. И, похоже, они что‑то прилаживали изнутри. Наверное, дополнительные панели. Еще несколько смазанных движений безликих фигур, и кабинка на решетчатых опорах затемнилась окончательно.

– Сколько же людей получается на постах, – пробормотал Холанн, размышляя вслух и перебарывая желание начать считать на пальцах. – Если двойные, да еще дополнительно стража на воротах и перекрестках… На полные смены поставить можно, но будут уставать, значит скорее всего по шесть часов или даже еще короче… А сколько вообще можно простоять на посту в холод и непогоду?

– Недолго, – отрезала Туэрка. – Вот, пришли. Все, я к вокс – башне, дальше сами.

Карантинные ворота организовали на отшибе, точнее сняли мины у запасного, давно неиспользуемого объезда, добавили вынесенные заграждения из скелетной арматуры и колючей проволоки, а также дополнительно перетащили две лазпушки. Времени организовывать полноценные капониры не было поэтому орудия установили за подковообразными укрытиями из кусков льда и булыжников, щедро залитых водой. Помимо наряда пехоты картину дополняли большая прометиевая горелка на полозьях, которую, похоже, намеревались использовать как огнемет, и тепловая пушка, поставленная с неизвестными целями. Впрочем, насчет последнего недоумение Холанна развеялось быстро, как только пушку включили, старательно обдувая пришельцев. Надо думать, чтобы ни один зловредный микроб не перелетел от них через проволочное заграждение.

Яркий свет прожекторов выхватывал из тьмы угловатые контуры легкого гусеничного грузовика и три, нет, похоже четыре человеческие фигуры рядом с машиной. Два человека склонились над третьим, лежавшим навзничь, четвертый встал чуть наособицу. Больше Уве ничего не смог разобрать. Зато заметил, что на бортах машины темнеют странные следы, будто грузовик хлестали раскаленными цепями, сминая и обжигая одновременно. Черные полосы окалины на металле чередовались с застывшими пузырями горелого пластика. Лобовое стекло зияло несколькими аккуратными отверстиями без трещин, словно пластину сверлили или прожгли.

Прожгли… Холанн сообразил, откуда появились странные метки и поежился под мешковатым комбинезоном.

– Холанн, сюда, ближе, – приказал комиссар Тамас, махнув рукой коменданту. Хаукон стоял у арматурных козел, чьи опоры были глубоко забиты в плотный утоптанный снег. Обе кобуры на поясе были расстегнуты, комиссар даже не пытался продемонстрировать дружелюбие. Остальные охранники, числом человек шесть или семь открыто держали пришельцев на прицеле лазганов и пушек. Словно те могли разом прорваться через прочное заграждение.

– Что случилось? – неприветливо спросил Уве, подходя ближе. Несмотря на просьбу Туэрки, у него никак не прибавилось дружелюбия к Тамасу. Впрочем, комиссару не было до этого ни малейшего дела.

– Этот говорит, что знает вас, – Тамас махнул рукой в перчатке, указывая на того приезжего, что стоял чуть в стороне.

– Не припомню, – буркнул комендант, добросовестно присматриваясь.

Солдат за тепловой пушкой старательнее заворочал широким раструбом, порыв теплого ветра взъерошил челку Холанна, выбившуюся из‑под капюшона, махнул по лицу невидимым теплым крылом. Комендант не услышал, не увидел, но скорее почувствовал, как напряглись пальцы на спуске у всех, кто слышал этот короткий обмен репликами.

– Уве, ты мне и по стописят не накапаешь за встречу? – вдруг спросил неизвестный за оградой. Голос показался знакомым. Пришелец шагнул ближе, почти навалился на колючие струны проволоки, снял шапку, некогда связанную из пушистой синтетической шерсти, а теперь грязную и замасленную, как поддевка у работяг с дистилляторного завода.

– О, Бог – Император, – выдохнул Холанн, непроизвольно шагая навстречу гостю, махнув руками, словно готовясь заключить того в объятия. – Иркумов! Откуда ты?!

– Ни шагу больше, – Тамас резко махнул рукой в предупреждающем жесте. – Что ж, значит не соврал, тогда в карантин. Но сначала…

Комиссар испытующе глянул на Михаила Иркумова.

– Что в городе? – коротко спросил Хаукон, не скрывая жадного любопытства.

– Конец городу, – также коротко отозвался бывший танкист, комкая и без того мятую шапку, всю в мелких катышках, свалявшихся шерстинок. И дополнил, четко и громко, видимо вспомнив военное прошлое, словно отчитался перед командиром. – "Вата". Все против всех. Центр горит, как будто титан мельта – пушкой обработал. По окраинам стрельба, всюду локальные пожары.

– Вата, значит… – непонятное слово явно было знакомо Хаукону. – Ясно, – комиссар махнул вновь, на этот раз командиру поста, и приказал. – Обдуть еще, всю одежду сжечь, машину пока не трогать. И в карантин. Остальное позже.

* * *

Фаций Лино поначалу предложил приспособить под карантинный блок пустующий ангар, один из многих. Но медик Александров, судя по его виду, с трудом сдержался, чтобы не прочитать священнику подробную, изобилующую красочными эпитетами лекцию о регламенте эпидемиологической защиты. И приказал достать со склада специальную быстросборную «будку», рассчитанную на пехотное отделение. Для начала.

Сборное жилище установили за воротами, вне территории Волта, затем врезали изнутри в стены несколько листов прозрачного пластика, добавили микрофон и переходной тамбур. Получилась импровизированная, но достаточно надежная имитация больничной палаты, где можно держать больных, говорить с ними и передавать необходимое, не рискуя контактировать. Тамас собственноручно дополнил сооружение термитной миной, достаточной, чтобы в пару секунд обратить в пепел будку со всем содержимым. Здесь и разместили прибывших – тех, кто оказался жив. Когда начали жечь одежду, а также все личные вещи гостей, подошел и Александров.

– Гайка шаманит у вышки, – кратко доложил он. – Вроде что‑то ловит, заработали автономные передатчики и станции, но пока мало и плохо.

– Кажется все сделали… – неуверенно сказал Холанн, – Даже тепловой пушкой обдули…

– От пушки, – дернул щекой Виктор, – толку меньше, чем от проволочных заграждений. Просто всем очень понравилась эта идея, ну, я и сказал – 'Делайте'. Все руки заняты, и какая – никакая психотерапия. Чтобы кусачего и зловредного микроба сдуло таким манером, он должен быть размером с таракана. Самое опасное гости могут принести в себе. Моя бы воля, я б их месяц из карантина не выпускал.

– У нас не будет месяца, – произнес Хаукон.

– Пять суток. Через пять суток я, так и быть, поставлю свою визу на приказе командира базы. До этого – через мой труп. Оба заболевших прибыли с последней партией. Таким образом, двое суток инкубационного периода – гарантированы. Если к концу пятых суток кровь у всех будет в норме – я сделаю вид, что верю. В конце концов, за удержание карантина я несу ответственность.

– Виктор, ты забыл, что вольнонаемный медик…

– Медик, – значительно подчеркнул Александров. – Единственный медик базы, значит, старший. И в нашей ситуации я видел официальную цепочку подчинения в орочьей жопе, за complexus sphincter. Если рванет, то это будет на моей совести. А кроме нее, с меня тогда никто уже не спросит.

– Будь по – твоему, – буркнул комиссар, оборачиваясь к прозрачному листу, отделившему условно здоровых от условно сомнительных. – Ну, господа дезертиры, покайтесь. Из какого полка, повелитель дыма и огня?

Иркумов шмыгнул носом, кутаясь в широкое потертое одеяло, выданное ему со склада вместо одежды. И ответил, безошибочно сообразив, кому был адресован заданный как бы в пустоту вопрос комиссара.

– Валгалланский четыреста третий бронетанковый. Тридцать пять лет боевой выслуги, шесть полных кампаний, три ранения первой категории. В основном на "Леманах".

– Знак фронтовика есть? – уточнил комиссар.

– Конечно, – с легчайшей ноткой самодовольства и гордости ответил танкист. – За удержание обороны против орочьей волны в течение суток. Еще "Шестерня Хета" за сложный ремонт под огнем противника, "Тройной череп" и Багряный Медальон.

– Даже Медальон? Как положено, с четырьмя изумрудами? – усмехнулся Тамас.

– На Медальоне для танковых полков четырех "капель" отродясь не было, тем более зеленых. Такие для артиллерии, – теперь улыбнулся уже Иркумов. – А у танкистов на подвеске три рубина, даются за выполнение задачи после тяжелого ранения.

– Да, служил, – с неопределенным выражением отозвался Тамас. То ли признал в Михаиле ветерана, то ли просто отметил, что такое возможно. Уве только тихонько вздохнул. Он был в курсе, что Иркумов повоевал, но друг никогда не рассказывал о прошлом. Так что обилие наград и выслуга в тридцать с лишним лет стали большой новостью.

– После крайнего ранения переведен во вторую категорию, – продолжил Иркумов. – Пять лет охранно – гарнизонной службы, матчасть – списанные и восстановленные для работы по наземке 'Гидры'. Потом…

Михаил вздохнул.

– Кормежка там была – полный финиш. Концентраты и солонина, а у меня осколок в кишках засел с давних времен… Так что пошло обострение старых болячек, затем протез в брюхе и окончательное списание.

– Ясно, – кивнул комиссар. – Откуда и как здесь? Почему подвалил сюда, а не куда‑нибудь еще?

– Когда город… пришибло… В Танбранде будто Очко Ужаса открылось. Народ с ума посходил. Я вспомнил славное боевое прошлое, – сардонически отозвался танкист. – И подумал, что лучше двинуть куда‑нибудь, где есть солдаты при оружии. Да поскорее и подальше от города, потому что мало там никому не будет, ни сейчас, ни потом. Ну и вспомнил… – последовал короткий кивок в сторону коменданта. – Что где‑то не очень далеко от Черного Города тянет лямку мой прежний начальник.

Холанн оценил, как изящно Иркумов произвел его, мелкого счетовода в начальники и счел за лучшее не комментировать, и тем более не опровергать. Комиссар искоса глянул на Уве с видом мрачного сомнения, но переспрашивать не стал.

– Дальше что? – спросил Хаукон.

– Дальше махнул к Южным Воротам, там Махад, – танкист указал в сторону одного из спутников. – Только что пригнал грузовик. Он на метеостанции служил, ее закрыли, как раз последнее оборудование вывезли. Ну и…

Что было дальше, танкисту рассказывать в подробностях явно не хотелось. Впрочем, все и так было понятно даже сугубо гражданскому коменданту гарнизона.

– Дезертиры, – повторил Тамас, недовольно двинув челюстью, взирая на попутчиков Иркумова. Теперь и Уве присмотрелся к ним поближе.

Замотавшиеся, как и танкист, в одеяла, казались родственниками – отцом и сыном. Один довольно крепкий, широколицый дядька, застрявший где‑то между категориями "мужчина преклонного возраста" и "старик". Другой – совсем молодой, лет семнадцати – восемнадцати, растирающий красные щеки и побелевший нос. Роднило эту пару не внешнее сходство, а скорее взгляд. В глазах мужика и юноши засел… не то, чтобы страх… скорее тотальная растерянность, полное непонимание происходящего.

– А Тима убили, – тихо и все также потерянно пробормотал широколицый, кажется именно его Иркумов назвал Махадом. – Не успели мы его довезти…

Уве подумал, что "Тим" – это был четвертый беженец, тот, кого, наверное, уже обратили в пепел прометиевой горелкой вместе с одеждой и вещами гостей.

– Мы не дезертиры, – набычился Иркумов, но, перехватив холодный, как кусок полярного льда взгляд комиссара, быстро сдал назад. – Ну, не совсем…

Он подошел вплотную к прозрачной преграде, переступил босыми ступнями по холодному полу – будка отапливалась переносной печкой на прометиевых брикетах, но еще не прогрелась как следует.

– Господин комиссар, – почти просительно вымолвил отставной танкист. – Мы же не сдернули со службы совсем… Не в фавелы… В Танбранде сейчас такой пи… такое творится, что ни в сказке сказать. Руководства вообще нет, совсем. Полиция сама за себя, а энфорсеры и гвардия Теркильсена рубят всех, кто попадется под руку. Возьмите нас под командование, пошлите куда угодно, хоть зеленых гонять, хоть в передовое охранение. Но только чтобы с оружием, и командир толковый. А не как там…

Комиссар шагнул вперед, почти уперся лбом в стекло. Иркумов невольно выпрямился по стойке смирно, его примеру последовали двое напарников по бегству. У юноши то и дело спадало одеяло, так что его попытка соблюсти устав смотрелась довольно забавно.

Впрочем, никому не было смешно.

– Вас бы сейчас перед строем, да как положено, из десяти стволов, без приговора и разбирательства, за бегство перед лицом врага, – тихо и очень буднично протянул Хаукон в глубокой задумчивости.

Юноша, кажется, всхлипнул, широколицый побледнел, а Иркумов нервно качнул головой.

– Но посмотрим, – закончил Тамас. – Сначала пересидите карантин, а там видно будет. Попробуете бежать, даже хоть царапину на стене оставите – кончу всех без колебаний.

Иркумов не смог сдержать вздоха облегчения. Хотя комиссар не обещал ничего хорошего, но стало ясно, что беглецов не расстреляют. По крайней мере сейчас.

– Виктор? – не глядя на медика позвал Тамас, и Уве только сейчас вспомнил, что гарнизонный хирург тоже здесь, внимательно слушает.

– Буду следить, как за родными. Если что, хоть пятнышко на шкуре появится или одышка, тут же обеззаразим, – обнадежил Александров, и тон его слов не оставлял ни капли сомнений в том, каким именно образом медик намеревался проводить "обеззараживание". – До рассвета еще организую все для забора материалов и буду дважды в день контролировать кровь.

– Господин комендант, – сказал комиссар, теперь уже Холанну. – Вы привезли с собой разных писчих принадлежностей. Дайте этим… горе – беженцам по стопке бумаги… Хотя лучше Виктору передайте, он закинет им через камеру. И пусть пишут во всех деталях, что видели в Танбранде.

Когда они вышли за дверь, Уве перевел дух и, собравшись с силами, спросил:

– Почему вы не стали сразу их опрашивать? Что… случилось… что происходит в Танбранде?

– Незачем, – после короткой паузы ответил Тамас. – То, что там все плохо, мы и так знаем. А подробности… пусть отдохнут малость, да все подробно распишут.

– Мне все‑таки кажется, что это… не очень разумно, – сказал Холанн и осекся, настолько жалким и писклявым показался ему собственный голос.

Комиссар снова вздохнул и поднял повыше воротник комбинезона.

– Холанн, – неожиданно мирно произнес Хаукон. – Я устал… Просто очень устал, а спихнуть обязанности не на кого. Я больше не могу, мне надо отдохнуть, хоть немного. Хотя бы до рассвета. Если вы прямо так вот чувствуете зов долга, идите и опрашивайте их. Утром расскажете.

Комиссар взглянул на коменданта глубоким, внимательным взглядом темных глаз. Машинально провел рукой по впалой щеке, обросшей щетиной.

– Вы ведь этого хотели? – беззлобно осведомился Хаукон. – Серьезных действий. ответственности и самостоятельности? Ну так берите и несите… если сможете.

– Н – нет, – проговорил Холанн. – Наверное…

Комендант умолк, еще немного подумал и через силу выдавил:

– Я не знаю, о чем их спрашивать.

– Ну тогда принесите им бумагу и стило, – подытожил комиссар. – Завтра будем допрашивать уже предметно. А теперь идите спать. Тяжелый был день, для всех нас. И думается мне…

Хаукон посмотрел в небо, в ту сторону, где находился невидимый Черный город. Его примеру последовал и Холанн, после чего едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от изумления. Там, вдалеке, обсидиановая тьма разгоралась легким призрачным свечением. Словно кто‑то затеплил свечу, прикрыв ее толстым пологом – свет есть, но настолько дальний и слабый, что его как будто и нет.

Уве вспомнил, какое расстояние отделяет Танбранд от Волта. Представил, какой силы должен быть огонь, чтобы его было видно за многие десятки километров. И коменданту Базы номер тринадцать стало очень холодно. Словно на нем был не толстый плотный комбинезон с подогревом, а тонкая рубаха.

Ветер с воем заплясал на головами людей, загудел под сторожевыми башнями, играя ледяными кристалликами. Словно в такт его призрачному подвыванию запульсировало далекое свечение громадного пожара за горизонтом.

– И думается мне, что бы там ни случилось, наши "приключения" только начинаются.

Глава 20

Отряд спускался все ниже и ниже. Комиссар со своими наемниками миновали жилые уровни, технические уровни, теперь они продвигались там, где разворачивались первые базы и производства того, что со временем стало Танбрандом, Черным Городом. Здесь камень чередовался с заржавленным металлом и старым пластиком, потрескавшимся и пожелтевшим за многие десятилетия. Странно, но даже отребье, находящее на самом низу общества, опасалось селиться здесь, предпочитая ужасающие условия фавел.

У этой части Города не было ни планов, ни чертежей, только самые общие схемы. Что‑то давно демонтировали, целиком или не совсем – оставив фундаменты и отдельные части, которые было слишком сложно или дорого вывозить наверх. Что‑то продолжало работать на благо Танбранда, но многие агрегаты и механизмы давно уже действовали вхолостую. Мигали разноцветные индикаторы и лампочки, посылая слепые сигналы в никуда. Гудели дряхлые насосы, перекачивая неизвестно что неизвестно зачем. Подобно рукам гигантов, что сбросили груз, но так и не избавились от колдовства, принуждавшего к работе, двигались многотонные поршни. Время от времени старый клапан с шипением спускал давление или сбрасывал струю раскаленного пара. Часть ламп на потолочной подвеске все еще работала. Иногда ржавые рубильники позволяли с краткой молитвой врубить красные плафоны аварийного освещения. Ламп со светящимся радиоактивным газом почти не встречалось – их стали использовать намного позже, когда жизнь ушла выше, оставив катакомбы.

Комиссар мимолетно подивился загадкам и причудам индустриальной жизни. Танбранд активно застраивался, и, несмотря на развитую металлургию, все время испытывал острую нужду в металле. Здесь, в подземельях, похожих на преисподнюю, искомых ресурсов было относительно много. Но поиск, организация поисковых партий, картографирование и последующий демонтаж стоили слишком дорого и не обещали даже окупить расходы. Пройдут годы, может быть десятилетия, а подземный мир Танбранда будет жить своей забытой механической жизнью, ветшая и умирая в царстве тьмы, влаги и ржавчины…

Будет… если только у них получится.

Связь с поверхностью прервалась, даже самые сильные сигналы глушились толщей земли, напичканной железом. Теперь наемники шли по единственной карте, найденной в дальнем углу архива, разрисованной и дополненной от руки Инженером – Археологом. Пометки изобиловали словами наподобие "возможно", "вероятно", "предположительно", "по слухам". Но в целом по ней можно было идти, выдерживая нужное направление. Основную проблему представляли двери и завалы. Двери, как правило прочные, из легированной стали, можно было вскрыть или просто взорвать, благо савларцы – почти как орки – любили и умели пользоваться взрывчаткой. А вот нечастые, но внушительные завалы, где камень мешался с железом, намертво перекрывая путь, приходилось обходить, плутая, отыскивая обходные пути, которые иногда уводили далеко в сторону и вынуждали тратить драгоценное время.

Время уходило, исчезало безвозвратно, почти как физически ощутимая субстанция. И комиссар чувствовал каждую минуту, которая заканчивалась однозначно и необратимо. Минута за минутой приближали тот момент, когда неведомый глава культа генокрадов приговорит Ахерон к окончательной гибели.

– Уже скоро, – прошептал в своей самоходной капсуле калека. Точнее шевельнул сухими остатками губ под сложной маской, нагнетающей воздух в бессильные легкие.

– Скоро…

И в это мгновение сверху обрушился первый генокрад.

Размытая, бесформенная тень отделилась от потолка и свалилась прямо в центр 'ядра', то есть основной штурмовой команды. Мгновение – и тень обрела форму, выпрямилась выше человеческого роста, с тихими щелчками – как крючья у автоматического гарпуна – распрямились верхние конечности. Создание, похожее одновременно на ужасную абстрактную скульптуру, огромного паука и грузового сервитора крутанулось на месте. Длинный зазубренный коготь легко, одним касанием скользнул по шее ближайшего савларца и от этого, на первый взгляд мягкого и небрежного движения наемник отлетел в сторону невесомой куклой. Коготь вспорол толстый брезент, армированный баллистическим волокном, плотный подворотничок и шею до самых позвонков.

Не теряя ни единого мгновения генокрад пригнулся, сложившись почти пополам, и вонзил два длинных шипа на нижней паре 'рук' в живот другого каторжника. С ужасающим хрипом тот запрокинул голову и махнул руками, выронив оружие. Генокрад, не выпуская жертву, подпрыгнул, вскинув верхнюю пару конечностей и уцепился за толстую вентиляционную трубу. На мгновение он повис, раскачиваясь, словно огромная обезьяна, схватившая нижними лапами большой бесформенный сверток. Полы плаща умирающего каторжника подметали решетчатый пол, алые капли частым градом лились на грязный металл. Затем тварь подтянулась выше и исчезла в сплетении труб и кабельных коробов. Вдогонку ей ударило несколько очередей, высекающих снопы искр из металла. Ударила струя пара, но на этом видимый эффект завершился. Партия началась со счета два – ноль в пользу культа, жестко и эффектно.

Второй генокрад скользнул откуда‑то сбоку, просочился через узкий технический лаз, где, казалось, не пролезет даже ребенок. Он встал прямо перед здоровенным наемником и занес серповидные когти над головой, готовясь к сокрушительному удару. Красные глазки вращались в глубоких глазницах независимо друг от друга, как у морского зверя хамелеона с экваториальных рифов. Щелкали широкие челюсти, усаженные в несколько рядов непропорционально мелкими коническими зубами.

Патриарх выводка не мог выделить большие силы на то, чтобы отбить вторжение. Культ развивался очень медленно и осторожно, он должен был войти в полную силу лет через десять – пятнадцать по человеческому исчислению. Так что, столкнувшись с необходимостью действовать быстро и необратимо, вождю сейчас приходилось выбирать между мощностью Зова и боевой силой, готовой отразить нападение. На то и другое сразу членов культа просто не хватало. Посему патриарх рассчитывал, что демонстративно жестокая и устрашающая атака ошеломит противников, заставит дрогнуть. А чтобы гнать и добивать дезорганизованного, испуганного врага – не нужно много бойцов.

Если бы речь шла о полиции, рядовой или спецсилах, так бы и случилось. Окажись здесь, глубоко под землей личная гвардия и охрана губернатора – пожалуй, тоже. Все‑таки воины Теркильсена были искушенными бойцами с орками, но никогда не сталкивались с мрачными порождениями иной галактики. Наверное, даже энфорсеры Арбитра дрогнули бы, пусть ненадолго.

Но планетарный комиссар знал, кого следует ставить в первые ряды если враг неведом и ужасен. И как правильно мотивировать воинов – смертников.

– Пугают, суки! Золото отжимают!!! – гаркнул выставленный на полную мощь динамик в самоходе комиссара. И, вторя ему, проревел главарь савларцев, выкрикивая ритуальный клич всех каторжников Империума. Слова, чье происхождение давно забылось, но смысл остался прежним, как многие тысячелетия назад.

– Motchikozloff! Заради золота!!!

Каторжник, что оказался лицом к лицу с генокрадом, отчаянно завопил и ринулся прямо на врага, с размаху ударив его прикладом в панцирную грудь. Не ожидавший такой реакции враг резко согнул верхние "хваталки " и пришпилил каторжника к себе же. Теперь он еще больше походил на огромного паука, что схватил жертву четырьмя длинными лапами и прижал в извращенном, противоестественном объятии, чтобы высосать все соки. Умирающий савларец, не прекращая дико вопить, изрыгая кровавую пену, махнул рукой, и из мешковатого рукава выскользнуло длинное шило, выпиленное из старого рашпиля. Одним движением каторжник вонзил самодельный стилет в глазницу чудища, по самую рукоять из грубо обработанной деревяшки. Это движение отняло остатки сил. Тело, пронзенное в четырех местах, повисло на когтях генокрада.

Тот пошатнулся, все члены монстра дернулись в конвульсии, лапы распрямились, буквально разорвав на части и так уже мертвого савларца. Генокрад издал короткий странный звук, словно старый механизм скрежетнул шестернями. И в то же мгновение на него со всех сторон бросились люди. Савларцы, в своих брезентовых балахонах похожие на гигантских крыс, свалили раненого генокрада с ног, обрушили на него град ударов прикладами – в тесноте схватки стрелять было слишком опасно ля своих же. Панцирь из прочнейшего армированного хитина выдержал удары, но встать чудовище уже не успело. Один из каторжников, сам того не зная, скопировал действия пехоты древней Терры, сражавшейся против спешенных рыцарей. Он упер трехствольный самопал туда, где у человека находится пах, а у генокрада было сложное сочленение хитиновых пластин, более тонких, чем на груди и голове. Залп из всех стволов сразу – и каторжника отшвырнуло отдачей, а во все стороны полетела костяная крошка вперемешку с неопознаваемыми ошметками и бледно – синими брызгами того, что заменяло твари кровь.

Генокрада было трудно убить, тварь еще жила, размахивая когтистыми и шипастыми конечностями, задевая и раня людей. Багровая кровь щедро проливалась на пол, но савларцы уже навалились толпой, круша костяную броню ударами дубин и прикладов, закалывая врага штыками с монозаточкой и яростно визжащими приводами цепными кинжалами – на оружии "самые бесчестные воины Империума" не экономили.

– Ша, братва! – заорал главарь. – Это же почти как вертухаи – киборги, только не стреляют!

– На погибель сукинсынам, за золото, что солнца ярче!!! – вопль вождя подхватила вся ватага.

* * *

– Боргар, мы не удержимся! Люди обезумели! Они идут по трупам!

Арбитр Сименсен слишком хорошо знал своего заместителя. Чтобы Дживс сорвалась на крик и назвала командира по второй, личной фамилии должно было произойти что‑то совсем экстраординарное.

Сименсен скрипнул зубами. Ему уже доводилось подавлять городские бунты, на своей первой планете, будучи таким же стажером, как Леанор. Поэтому арбитр знал, что это лишь вопрос времени и технологии. Толпа кажется безликой и всесокрушающей, слепой стихией. Но это не так. Правильно выбрав точки удержания, чередуя жесткую оборону и сокрушительные удары, можно удержать даже малыми силами миллионные сборища. Главное – знать, как это делать. И очень хорошо представлять баланс сил в мегаполисе, чтобы пообещать одним и пригрозить другим, а третьих просто истребить на всякий случай, превентивно.

Но в этом случае отработанная методика дала сбой. Ахерон подвели его отдаленность и патриархальность – местная полиция отлично справлялась с рутинной работой и довольно неплохо парировала внеплановые угрозы. Но только до тех пор, пока они оставались в рамках привычных, отработанных угроз – бунт, забастовка, вспышка инфекции на уровне дистрикта, промышленная авария и так далее. Теперь же все обстояло совершенно по – иному.

Псайкерские удары культа генокрадов накрыли весь Танбранд. Зов культа, являясь отражением абсолютно чуждых, предельно антагонистичных человеку эмоций, означал смерть для всего живого на планете, и массовая психика Танбранда, будучи не в силах определить смысл и содержание псайкерского сигнала, тем не менее отлично считала этот посыл. Значительная часть жителей Черного Города отделалась приступом меланхолии и мрачной депрессии. Кто‑то вообще ничего не почувствовал. Но у малой доли населения реакция выразилась в неконтролируемых приступах слепой паники, переходящих в тотальную агрессию. Так разбуженный орк, чувствуя угрозу, начинает вслепую размахивать рубилом, круша все подряд. Их было немного относительно семидесяти миллионов жителей Города. Но это 'немного' все равно исчислялось сотнями тысяч.

А дальше началась цепная реакция. Безумная толпа крушила и уничтожала все, одержимая лишь одним желанием – вырваться из железных клетей дистриктов, куда угодно, любой ценой бежать от неосознанной и смертельной угрозы. И тем самым выступала как катализатор в растворе, заражая коллективным помешательством, притягивая к себе все новые и новые человеческие молекулы.

Полиция дрогнула. Гвардия губернатора, привычная к битвам с ксеносами, растерялась. В строю, полностью собранные и готовые к схватке, остались только энфорсеры Сименсена, но их было слишком мало. Даже разбей арбитр свой отряд по одному человеку, и в этом случае их не хватило бы для удержания всех ключевых точек Танбранда.

И, контролируя действия рот по воксу, перехватывая заполошные призывы о помощи и проклятия запертых и осажденных полицейских, ругань и попытку скоординировать гвардейцев Теркильсена, Владимир отчетливо понял – битва за Танбранд почти проиграна

* * *

Это не было битвой, даже не было схваткой. Скорее – устрашающей в своей хаотичности и беспредельной жестокости поножовщиной. От первого 'контакта' до насосной станции людей отделяло полторы сотни метров. И они шли вперед, метр за метром, бешено стреляя, отмахиваясь дубинами и тесаками, забрасывая термическими гранатами любое ответвление от общей магистрали, любой отнорок. Савларцы не подбадривали себя обычными для воинов Империума кличами, не призывали помощь Его, не читали литании, несущие страх врагам. Они лишь выли от ярости, сами подобные ксеносам, которых истребляли. И страшными сорванными голосами скандировали в такт собственному дьявольскому ритму:

– Золото! Золото!! Зо – ло‑то!!

– Хемоганы! – рявкнул динамик на комиссарском самоходе. – Пора.

Вперед выступил рослый белобрысый боец с откинутым капюшоном и сорванной маской респиратора. Против обыкновения, его лицо не было изуродовано, как у большинства савларцев – болезнями, пылью и шрамами. Только нос с неестественной горбинкой, следом давнего перелома. В руках светловолосый каторжник держал нечто смахивающее одновременно и на стандартный гвардейский огнемет, и на промышленный краскопульт. Агрегат был настолько объемен и тяжел, что крепился на специальном шарнире, который в свою очередь опирался на скелетированную экзокирасу, охватывавшую плечи и торс каторжника.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю