Текст книги "Война за империю (СИ)"

Автор книги: Игорь Николаев

Соавторы: Евгений Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5

Как и было оговорено, прибывшего поздним вечером Шейна встретили на Union Station, затем долго везли на машине. Питер так и не смог определить, где именно располагается конечная точка путешествия – похоже, водитель намеренно плутал. Единственное, что понял Шейн – встреча происходила в неприметном поместье, расположенном между Вашингтоном и побережьем Атлантики. Еще до депрессии сильные мира сего предпочитали строиться здесь – близко к административному сердцу страны, близко к океану, далеко от любопытных и назойливых глаз.

Одинокий слуга проводил гостя в большой зал. Он очень сильно походил на библиотеку, в которую встроили небольшой кусочек салуна с настоящего Дикого Запада – длинную барную стойку с внушительным арсеналом бутылок. Книжные шкафы здесь были наглухо закрыты резными дубовыми панелями, как будто на скрытых от посторонних глаз полках хранились не книги, а секретные архивы. Здесь Шейна уже ждали.

Питер по природе своей был флегматичен, к тому же специфическая служба приучила к сдержанности. И все же ему понадобилась вся выдержка, чтобы сохранить на лице выражение уверенного спокойствия. Потому что неприметного и незнаменитого работника G-2 встречал не кто иной, как Говард Хьюз. Легендарный, знаменитый, скандальный, эпатирующий и так далее, и так далее. Магнат, авиатор, конструктор, изобретатель. В дополнение ко всему прочему – один из лидеров движения экспансионистов в Соединенных Штатах, сподвижник самого Франклина Рузвельта, вице-президента страны. Непримиримый враг президента Ходсона и курса изоляционистов.

– Прошу вас, мистер Шейн, садитесь и чувствуйте себя, как дома.

Питер Шейн сел в кресло из темного, почти черного дерева, отполированного временем и, надо полагать, тысячами сиятельных задниц, которые перебывали в нем за много лет. Радушный хозяин шагнул к высокой барной стойке и в пол-оборота спросил:

– Выпьете?

– Нет, благодарю, я не пью на работе.

– Вы в гостях, мой друг, – человек у стойки быстро и деловито смешивал себе какой-то коктейль.

– Нет, – ответил Шейн, стараясь, чтобы это короткое слово прозвучало одновременно и вежливо, и твердо. – Я рассматриваю эту встречу, как собеседование с работодателем.

– Интересный подход.

Говард Хьюз, промышленник, режиссер, авиатор и миллионер, сел в такое же кресло, как у Питера, добродушно улыбнулся, чуть приподняв высокий стакан в шутливом салюте.

Шейн склонил голову в ответном жесте и положил руки на подлокотники, чувствуя спиной твердую деревянную спинку.

– Что ж, в определенной мере вы правы, – сказал Хьюз, потягивая из стакана через высокую соломинку нечто искрящееся мириадами пузырьков. Шейн силился вспомнить, как называется этот сосуд, но забыл. Впрочем, он был уверен, что из такого на ночь глядя и в деловой беседе не употребляют. Эксцентричный Хьюз был оригинален во всем.

Миллионер пил, оборвав мысль на середине фразы, Шейн глядел поверх него, будто восхищаясь скромной неброской роскошью зала, одновременно оценивая собеседника. Хьюз был очень похож на свои фотографии в газетах. Кажущийся очень молодым, очень высокий, этакий сорванец в костюме. Живое, выразительное лицо, однако… что-то в нем было неправильное. Легкая, едва заметная деформированность правой скулы, переходящая на челюсть. Как от сильного удара, который смял кость, не оставив следа на коже. Шейну вспомнились глухие слухи о некоем полете миллионера на экспериментальном сверхвысотном самолете, в ходе которого отказал обогрев маски, и Говард обморозил лицо. Возможно, за домыслами и в самом деле что-то стояло… Разумеется, обстановка не располагала к расспросам.

Только теперь Шейн понял, что в зале они не одни. В самом дальнем углу, среди глубоких теней, скрывалась еще одна фигура. Единственная лампа под стеклянным абажуром давала слишком мало света, было непонятно даже, мужчина то или женщина, но стороннее присутствие Шейн ощутил безошибочно. Почувствовал и сразу же выбросил из головы все мысли об этом. Тот, кто хотел присутствовать при разговоре, намеревался не раскрывать инкогнито, следовательно, так тому и быть.

– В определенной мере, вы правы, – повторил Хьюз, как ни в чем не бывало, отставив стакан. Шейну подумалось, что в то время как он изучал зал и персону эксцентрика-дельца, тот, в свою очередь, оценивал разведчика. – Воспринимайте это как деловую встречу.

Хьюз положил ногу на ногу, сплел длинные пальцы на колене, очень внимательно взглянул на Шейна.

– Видите ли, мистер Шейн, вы привлекли… мое внимание.

Питер уловил секундную заминку перед словом 'мое'. Хотел ли оратор сказать 'наше' и остановился в последнее мгновение? Или же специально продемонстрировал слушателю, что представляет нечто большее, чем волю одного человека?

– А это весьма непросто – заинтересовать меня. Впрочем, мои интересы весьма разнообразны и многосторонни, они требуют широкого подхода талантливых помощников. Буду откровенен, вы можете стать одним из них. Но для этого вам предстоит удивить меня. Даже скорее, поразить своими познаниями и умением делать большие выводы на малых основаниях.

Одним из первых уроков, которые Шейн накрепко затвердил от приемного отца, было то, что умело приврать и прихвастнуть о себе – не грех, а благо. Но в то же время, поучал Даймант, бывают случаи, когда нужно говорить только правду, потому что попытка приписать лишнее может быть убийственна. В самом прямом смысле. Поэтому Питер глубоко вдохнул и сказал с искренностью исповедующегося:

– Я не аналитик. Я специальный курьер и исполнитель особых поручений. Иногда боевик и убийца. Мог бы перейти на кабинетную работу, но она мне претит. Предпочитаю бороться с врагами отечества… на их территории.

– Скромность – это похвально, – отозвался Хьюз. – Но о ваших истинных талантах предоставьте судить мне. Для начала мне бы хотелось услышать от вас, скажем…

Говард добросовестно задумался и поднял очи к высокому потолку, словно и в самом деле вспоминал. И наконец 'вспомнил':

– О нефти. Насколько я помню, вы подготовили нечто вроде докладной записки, которой не дали хода? Что ж, здесь вы найдете более благодарную аудиторию. Поделитесь с нами своими соображениями.

Все-таки 'с нами' …

С полминуты Шейн сидел в полной неподвижности и думал. Его так и подмывало хоть краешком глаза глянуть в сторону безмолвной тени в дальнем углу, но разведчик сдержался.

– Итак, о нефти, – без перехода и вступлений заговорил Питер. – Сейчас ситуация в Европе замерла в неустойчивом положении. С одной стороны, Британия потерпела сокрушительное поражение на континенте. С другой, большевики ступили на поле, где англичане традиционно сильнее, то есть в сферу морской войны и торговли. Все указывает на то, что противники решили идти до конца, потому что опыт Мировой войны показывает – такие разногласия неразрешимы миром. И кто долго откладывает, тот много проигрывает. Стратегия Великобритании очевидна – душить большевизм экономической блокадой. Учитывая довоенный торговый оборот с нами, то есть с Америкой, это крайне болезненная для красных процедура. Кроме того, она играет на руку нашим, отечественным экспансионистам, поскольку если убытки продолжатся, Ходсону и его клике придется вылезать из раковины нейтралитета. И открыто подержать какую-то сторону конфликта.

– Очень интересно, мне нравится ваше умение подняться над проблемой и смотреть на ситуацию со стороны, от третьего лица, – одобрил Хьюз, его глаза блеснули в свете лампы, словно он знал нечто, очевидное всем присутствующим, но скромно о том умалчивал. Шейн предпочел сделать вид, что не понял истинного смысла, сказанного.

– Открытый штурм острова слишком сложен и непредсказуем, поэтому я полагаю, что коммунисты со временем неизбежно постараются использовать то, что господин Бэзил Генри Лиддел Гарт назвал 'непрямыми действиями'.

Шейн прикрыл глаза и процитировал по памяти:

– 'Обходной путь часто оказывается самым коротким. Прямое наступление истощает нападающего и упрочняет оборону защитника. Непрямой подход ослабляет защищающегося, выводя его из равновесия.'

Питер перевел дыхание и впервые пожалел, что отказался от напитков. Стаканчик доброго виски был бы сейчас весьма кстати. Но предлагать повторно определенно никто не собирался. Конечно, можно было бы прерваться и налить самому. Быть может, это даже сыграло бы ему на пользу, показав уверенность в себе. Но все же Питер решил, что это было бы излишним.

– Англичане упустили свой звездный час, когда они могли беспрепятственно бить по ключевым уязвимым точкам врагов. Надо было сразу ставить все на удары по Баку, тогда можно было бы вызвать у СССР топливный голод. Но в то время островитяне пытались быть сильными везде и, как следствие, не преуспели во всем. Теперь у русских недосягаемые для английской авиации резервные топливохранилища в Поволжье, где хранится около двух миллионов тонн бензина. А ПВО в районе Баку значительно усилена. Это показывает, что коммунисты хорошо понимают роль топливного вопроса в войне, и наверняка будут совершать какие-то ответные действия в том же направлении.

Шейн задумался, прикидывая, как отразить самое важное. Кратко и в то же время исчерпывающе.

– Англичане очень зависимы от внешних топливных поставок, поэтому естественно было бы попробовать ударить по этой зависимости. Дольше, но экономнее обессиливать врага, чем бить его в открытом сражении. Посаженная исключительно на собственные ресурсы английская экономика протянет считанные месяцы. Но разрушить систему британских морских поставок флоты Союза и Германии не в силах.

– Рейдеры? Субмарины? Воздушные атаки? – спросил Хьюз.

Шейн сдержанно улыбнулся, будто отдавая должное тонкому юмору собеседника.

– Пиратство всегда проигрывает организованной силе. Рейдеры не раз бросали англичанам вызов – пробовали и французы, и немцы. С предсказуемым итогом, поскольку исход крейсерских операций в конечном итоге, все равно определяется соотношением линейных сил. Не думаю, что в этот раз случится чудо.

– Любопытно, – сказал Хьюз, явно заинтересованный.

– Таким образом, надо смотреть, есть ли возможность обрезать снабжение Британии без боев на морских коммуникациях. Поначалу я подумал об Индии, не зря говорят, что мозг Империи находится на острове, а сердце – в Индии. Предыдущая угроза индийским владениям стоила русским убитого императора Павла, настолько серьезно ее воспринимали британцы. Но если внимательно посмотреть на карту, то… сомнительно. Слишком большие расстояния. Нужны долгие месяцы, если не годы, чтобы подготовить войска, проложить новые дороги, преодолеть сопротивление колониальных войск. Отметим, что такая возможность есть, но это слишком далекая перспектива. Скорее Англия падет, чем противники империи доберутся до ее индийских владений. А бороться с восстаниями в Индии и Ираке англичане умеют.

Хьюз погладил гладко выбритый подбородок, чуть сощурился, но молча слушал. Так же безмолвствовал неизвестный человек – тень в тени.

– С помощью хороших карт, справочников и вполне доступных бюллетеней можно узнать многое, – продолжал Шейн. – Я оценил добычу нефти на Ближнем Востоке. Например, Ирак. Крупнейший поставщик нефти в метрополию. Прогнозируемая добыча в этом году – пять миллионов тонн, к следующему году должна вырасти до восьми. Провинция Хузистан, десять миллионов тонн нефти, по прогнозам английских компаний на текущий период. И почти все идет на нужды Англии.

Шейн потер лоб.

– Если бы здесь была карта региона, я бы мог более подробно и предметно показать все возможности и прогнозы, – предложил он. Взгляд разведчика скользнул по глухим шкафам, похожим на вертикальные гробы, предназначенные для великанов. Почему-то Питер был уверен, что среди них наверняка найдутся любые карты всех уголков мира.

– Нет нужды, я понял ход вашей мысли, – отозвался Хьюз. – Перейдите к выводам.

– Подытоживая можно сказать, что коммунисты не могут полностью перекрыть все снабжение Британии. Но в их силах подорвать ее нефтяной баланс. Это непросто, придется организовывать полноценную военную операцию и нарушать нейтралитет Ирана и Турции. Но при таких ставках риск оправдан. Нейтралам нечего противопоставить красным ордам. Англия не сможет выставить достойный экспедиционный корпус. А Ходсон не станет вмешиваться, если красные будут действовать быстро. Другой сторонней силы, способной остановить коммунистов, кроме Америки, не существует.

– Вы полагаете, если красные лишат англичан нефти Ирака и Хузистана, это приведет империю к катастрофе? – спросил Хьюз.

– Напрямую – вряд ли. Но очень сильно приблизит. Островитянам придется покупать нефть у других поставщиков, уже по совсем иной цене. А платежеспособность Британии, насколько я могу судить, оставляет желать лучшего. Бензин там уже нормируется, и для автомобилистов установлен так называемый 'базовый рацион' на уровне тысячи миль в год. Спрос на велосипеды вырос впятеро с начала войны. В восточной и юго-восточной Англии закрыто больше десяти тысяч заправочных станций. Учитывая, что конфликт продолжится и будет идти преимущественно в океане и в воздухе, потребности в топливе только возрастут, а денег у Империи не прибавится.

– Думаете, потребности возрастут? Напомню, Британия уже не связана войной на суше.

– Это неизбежно. Блокада потребует постоянного напряжения всего флота, это тысячи кораблей, от линкоров до катеров, каждый из которых жадно пожирает топливо, пусть и не слишком высокого качества, но в огромных количествах. А воздушная война хоть и не столь прожорлива, но требует самого лучшего бензина, который дефицитен и дорог. В особенности если Англия станет докупать нефть на стороне по твердой цене. В общем…

Шейн еще немного подумал.

– …Если русские и немецкие коммунисты начнут бить по ближневосточной нефти, то Англии придется скверно. Без существенных потерь нефтяной дефицит можно разрешить только с помощью Соединенных Штатов и кредитов. Но президент Ходсон и его команда не будут подавать англичанам милостыню, они считают более перспективной торговлю с континентом. Поэтому будут только рады, если коммунисты побреют английского льва. Главное, чтобы это произошло достаточно быстро.

– Как вы думаете, мистер Шейн, насколько быстро британцы могут столкнуться с такой… проблемой?

– Полагаю, уже в будущем году. Но у меня нет настолько полных и достоверных сведений, чтобы делать полноценные выводы по стратегии и военным действиям.

Хьюз встал, быстро и легко, прошелся вдоль огромных окон, протянувшихся вдоль целой стены, от края до края. Вдали полыхало зарево, неприятно напомнившее Шейну артиллерийскую канонаду. Но это был лишь грандиозный фейерверк, в Вашингтоне что-то праздновали. Хотя город считался оплотом консервативной строгости и сдержанности, но и здесь случались большие праздники.

– Можете идти, друг мой, – произнес, наконец, Хьюз, не оборачиваясь. – Вас проводят в гостевой дом, там вы сможете разместиться со всеми удобствами. Утром вас отвезут на вокзал. Наше общение было весьма познавательным.

– Это чувство взаимно, – ответил со всей возможной церемонностью Шейн, так же поднимаясь. – Не смею настаивать, но надеюсь, что нам представится возможность продолжить.

– Кто знает, мистер Шейн … может быть, когда-нибудь… – неопределенно отозвался Хьюз.

Питер Шейн твердым решительным шагом проследовал к выходу, едва ли не печатая шаг. Вежливо попрощался, дубовая дверь глухо стукнула за ним.

– Весьма любопытный молодой человек…

Голос прошелестел, как осенний лист, подхваченный ветром. Тень в тени шевельнулась, послышался странный скрип, словно вместо живого человека там скрывалась деревянная кукла.

– Да, – ответил Говард Хьюз, с достоинством, но в то же время и ноткой легкой почтительности. – Поэтому я хотел, чтобы вы взглянули на него лично. Мне кажется, он нам подойдет.

– Хороший, умный мальчик. Но он ошибается.

Снова тот же скрип. Фигура невидимого собеседника сдвинулась с места, выкатилась на свет. Именно выкатилась, поскольку теперь стало видно, что загадочный человек – седой калека в кресле-каталке. Она то и скрипела. Если бы Шейн увидел его теперь, то даже в слабом искусственном свете узнал бы Франклина Делано Рузвельта. Второго по могуществу человека в Штатах, вице-президента и главного врага изоляционистов Америки.

– Он умеет думать и пользоваться открытыми источниками, – задумчиво продолжил вице-президент. – Но доступа ко всей информации не имеет, поэтому выводы неверны. Война сильно перекроила мировой баланс добычи и переработки нефти. Одни возможности закрылись, другие наоборот, широко открыли двери. При текущем годовом импорте около восемнадцати миллионов тонн, британцы покроют потребности за счет нефти из Венесуэлы и нашего, американского бензина, который падает в цене из-за избыточного предложения. Даже если случится чудо, и эти пути окажутся недоступны, то англичане затянут пояса, но удержатся за счет доминионов и Суматры.

– Я и не намеревался использовать его как штабного аналитика, – пожал плечами Хьюз. Теперь, когда ему не нужно было контролировать себя, отчетливая гримаса перекосила некогда изувеченное лицо.

– Да, – согласился калека, подъезжая еще ближе. – Его таланты лежат в иной области. Боевик, который умеет не только стрелять, но и думать, ненавидит коммунизм и готов на многое, чтобы карабкаться вверх… Ему не повезло попасть в армейскую разведку, в нынешние времена там карьеры делаются куда медленней, чем раньше. Но тем больше будут его старание и энтузиазм. Я склонен согласиться с вами, мистер Говард. Незаменимых людей нет, но этот … Шейн нам определенно будет полезен.

Глава 6

Шанов проснулся непозволительно поздно. Он ощутил на лице приятное касание не по-зимнему теплого солнечного лучика, слышал городской шум, но с минуту привычно сохранял полную неподвижность. Ровно дыша, с закрытыми глазами, внимательно прислушивался к происходящему вокруг. Он слегка напряг мышцы шеи, чувствуя затылком сквозь тощую подушку привычную твердость пистолета.

Мимолетом вспомнилась мудрость старого китайца Дэминя. Тот, бывало, говорил: 'Привычки бывают полезные и неполезные. Полезные способствуют продлению жизни, неполезные ее разнообразно укорачивают, вот истинная суть вещей'. Старик был мудр и такую традицию утреннего подъема – с внимательной оценкой обстановки – наверняка одобрил бы.

Шанов сел на кровати, окинул взглядом комнату. Да, новое жилище куда комфортнее предыдущего. День начался. Начался непозволительно поздно, но сегодняшнее утро было отдано специально под переезд и обустройство на новом месте, на службе его ждали только к трем часам.

Подъем, осторожный, без рывков и молодецкой удали. Затем несколько шагов по комнате, от одной стены к другой. Шанов выслеживал собственное самочувствие, как охотник добычу, но все было как обычно, то есть вполне нормально. Скверные симптомы, навещавшие его уже дважды, никак себя не проявляли. Зато, будто перехватывая эстафету, отозвались давние раны, на разные голоса напоминая о себе хозяину. Особенно рука.

– Советская власть, ГОЭЛРО и гири – вот, что спасет нас, – пробормотал Шанов привычную шутку, начиная утреннюю гимнастику. Глубокая, но осторожная разминка и разогрев мышц надежно заглушили привычное нытье старых увечий. Перехватывая поудобнее двухпудовку, спортсмен мимолетно сделал зарубку на память – повесить турник и поискать борцовский мешок, благо, размеры новой квартиры позволяют.

Спорт не подвел. Взбодрившийся и раскрасневшийся, чувствуя, как горячая кровь вымывает из тела остатки боли, Шанов пошел в туалетную комнату.

Наталья не без основания считала, что если ей в чем-то и повезло, так это с жилищем.

Дом был типичной новостройкой рубежа десятилетий, так называемой 'второй архитектурной волны', когда первый жилищный аврал слегка спал, и от чисто коммунального строительства начали постепенно отходить в сторону смешанного. Типовая шестиэтажная восьмигранная башня-карандаш с двором-колодцем, была построена по американской методике так называемых 'модулей'. Каждый отдельный 'модуль' был рассчитан на две семьи и состоял из общего коридора, четырех сдвоенных комнаток и общих санузла с кухней. Самое главное, их строили быстро и достаточно много, даже сейчас, несмотря на военное время. По слухам, в скором времени ожидался переход к еще более простому и массовому 'третьему проекту' – четырехэтажным 'моноблокам' с полностью отдельными квартирами, но все это было делом будущего.

Наталья всеми силами старалась превратить маленькое жилье в уютный и милый приют, украшая его цветами, небольшими вышивками и прочими милыми женскому сердцу мелочами.

Утро прыгало по комнате солнечными зайчиками, стучалось в окно воробьиным чириканием и шумом проснувшегося города. Сегодня у женщины был выходной день. Сын Аркадий сам проснулся, собрался и ушел в школу, можно было поспать подольше. Но ее разбудили, причем очень необычным образом.

За стеной лилась вода, кто-то шумно умывался, плескаясь и негромко напевая.

Взоры всех людей, кто живёт трудом своим,

Приковал СССР. Шепчут: 'И мы победим!'

Коммунизма идеи зовут за собой

И китайца, и немца. 'Буржуев долой!'

Большевик Сталин правит твёрдой рукой.

'Пятилетку в три года!' – вот лозунг какой.

Несмотря на разруху, совершим мы рывок.

И крестьянин вчерашний встаёт за станок.

Даёшь Магнитку, даёшь Волховстрой!

Впереди только высь, нам не ведом покой.

Даёшь Волго-Дон, даёшь Сталинград!

И каждый своей сопричастности рад.

Даёшь Уралмаш, даёшь ДнепроГЭС!

До самого неба запустим экспресс.

Голос был довольно приятный, мужественный баритон, но вот на ухо певцу наступил большой, косолапый медведь. Кроме того, у него было плохо с переходом к высоким нотам и, стараясь вытянуть особо душевную строку, певец иногда срывался на фальцет. Умывался он довольно долго, затем шум воды смолк. Босые ноги или легкие тапочки бодро прошлепали по коридору, снова стукнула дверь. Наталье вспомнился ночной поход, неожиданная встреча и новый сосед. Ой, как невежливо получилось, даже имя не спросила… Надо идти знакомиться. И завтракать.

Они столкнулись в коридорчике, одновременно открыв двери комнат. Он с некоторым изумлением взглянул на нее, слегка приподняв бровь.

– Доброе утро. Извините, я, наверное, побеспокоил вас. Думал, что никого нет дома, будний день. И я слышал, как кто-то уходил утром.

– Это был сын. Он третьеклассник, – пояснила женщина. – А у меня сегодня выходной…

– А-а-а, – понимающе кивнул он. – Тогда давайте знакомиться. Я – тов… Шанов. Боемир Ефимович Шанов.

– Наталья. Коновалова.

– Приятно познакомиться. Теперь извините, дела утренние. Совершенно не ждут.

– Да, да, конечно…

Держа на весу авоську с продуктами, сосед прошествовал на кухню, она последовала за ним.

Кухни во 'втором проекте' были на удивление большими. Нашлось место для титана, питающего теплой водой санузел и кухонную раковину, а также для довольно большого стола, нескольких шкафчиков и новинки прогресса – двухконфорочной газовой плиты. Такие стали ставить в жилые дома лишь год назад. Планировалось в ближайшее время охватить газификацией большую часть жилого фонда, но война властно вмешалась в гражданскую жизнь.

Аркадий позаботился о маме и здесь, на столе стоял заботливо прикрытый салфеткой стакан еще теплого чая, на маленьком блюдечке – бутерброд с маслом.

– У вас хороший и заботливый сын, – заметил Шанов, зажигая газовый огонь. Мужчина деловито доставал на свет чугунную сковородку без ручки, несколько яиц, кусок сала, завернутый в газету. Скоро мелко порубленные кусочки сала зашкворчали на сковороде. Шанов методично разбивал яйца ножом, больше похожим на уменьшенный мясницкий тесак.

– Хотите присоединиться? – неожиданно спросил он, в пол-оборота к ней.

– Нет, спасибо.

– Приятного аппетита.

Плавно завязался разговор ни о чем. О погоде, о способах приготовления яиц и прочих пустяках – беседа из тех, которыми занимают время вежливые, но не слишком хорошо знакомые люди.

Шанов продолжил кулинарное колдовство, посыпая яичницу странными порошками из глиняных горшочков, на вид очень старых и экзотических. Потом с аппетитом начал ее уплетать. Наталья пила чай, исподволь оценивая нового соседа. Он был немного ниже среднего роста, но с жилистой фигурой спортсмена. Женский взгляд Натальи отметил белую рубашку с очень короткими рукавами и темно-коричневые штаны на завязках, такие носили лет двадцать назад. И то, и другое достаточно старое, почти ветхое. Похоже, Шанову не было совершенно никакого дела ни до моды, ни до женского внимания… последняя мысль отозвалась в ее сердце едва заметным уколом. Шанов был бы похож на оборванца, если бы не идеальная чистота одежды и следы тщательной починки, сделанной мужской рукой – на это указывали ровные, но слишком крупные стежки.

Коротко стриженые волосы, но не чисто военный 'ежик'. Цвет неопределенный, с серым отливом, похож на преждевременную равномерную седину. Немного позади левого уха среди волос пролегла голая полоска длинного неровного шрама, идущего почти по всему затылку. Лицо ничем не примечательное, узкое, скуластое. Высокий лоб, глубоко прорезанный тремя вертикальными морщинами, тонкие, бледные, но хорошо очерченные губы. Выделялся взгляд – с легким прищуром на левый глаз, очень цепкий и внимательный. Возраст определить было сложно, Шанову равно можно было дать и лет тридцать, и все пятьдесят. Не то преждевременно состарившийся, не то хорошо сохранившийся. Медицинский опыт Натальи склонялся к первому.

Еще у Шанова была очень странная манера общения. Он говорил неизменно ровно, проявляя эмоции с крайней скупостью. Улыбался редко, самыми краешками губ, при неподвижном лице. Скорее даже не улыбался, а обозначал видимость улыбки. И время от времени неожиданно делал паузы на одну-две секунды, словно оценивая на внутренних весах – о чем стоит сказать, а о чем умолчать. О себе не говорил вообще, ограничившись определением 'небольшой служащий'. Впрочем, даже если бы он не оговорился в самом начале разговора, оборвав себя на слове 'товарищ', у Шанова прямо-таки на лбу было написано: 'военный'. Это читалось в выправке, прямой как доска осанке, в несуетливом властном достоинстве, облегающем Шанова будто невидимый плащ. Наталья была наблюдательна, многолетнюю привычку командовать и подчиняться она вычисляла с первого взгляда. Еще сосед очень характерно ел, не жадно, но быстро, низко наклонившись над сковородкой, как бы закрывая ее собой от ветра и дождя

– У вас было ранение правой руки? – спросила Наталья, проверяя догадку

Он аккуратно положил вилку и прямо посмотрел на женщину. Она никак не могла понять, какого цвета у него глаза, не то карие, не то угольно черные, они словно переливались оттенками темного, в зависимости от настроения и света.

– С чего вы взяли? – довольно резко спросил он в ответ. Плечи слегка напряглись, голова чуть опустилась.

– Немного неестественно держите кисть, движения скованные, – против воли она привычно взяла тон профессионального медика. – Я врач, хирург-травматолог. Помимо прочего специализируюсь на огнестрельных ранениях и минно-взрывных травмах. У вас было повреждение правого предплечья и лучезапястного сустава, тяжелое, скорее всего с раздроблением. Довольно давно. Лечили очень хорошо, но такое всегда оставляет след.

Шанов слегка расслабился.

– Да, у меня было… была тяжелая… травма. Лет… да, около десяти лет назад. Иногда болит и мешает, особенно в такую погоду.

Его вилка проскребла по дну сковородки, собирая остатки завтрака.

– Ну что же, можно сказать, что мы познакомились. К сожалению, мне пора.

Особого сожаления в его голосе не слышалось. Шанов резко встал, размашистым движением прихватил сковородку. Посуду он мыл так же, как и ел – быстро, но без спешки, аккуратными точными движениями. Закончив, не оборачиваясь, ушел. Наталья допила чай, обдумывая то, что узнала о соседе за это короткое утро.

Наверняка военный. Судя по манере общения – офицер, причем достаточно высокого полета, но не 'кабинетный'. На руках нет характерного следа въевшихся горюче-смазочных, значит не из мехвойск. Был ранен. Занимается физкультурными упражнениями или много времени проводит за тяжелой работой. И определенно связан с какими-то немалыми секретами, ей и ранее приходилось общаться с людьми, опутанными разнообразными подписками, но у Шанова постоянный самоконтроль и взвешивание всякого слова превосходили всякую меру. Обычные 'труженики войны' ведут себя несколько по-иному, без параноидального самоконтроля.

Очень, очень интересный человек, буквально сотканный из контрастов.

И как-то немного, самую малость грустно становилось оттого, что он ушел, не обернувшись и не сказав хотя бы 'до свидания' …

* * *

В то время как полковник Шанов знакомился с новой соседкой, несколькими тысячами километров южнее и западнее происходили значительно более масштабные события. И в отличие от знакомства мужчины и женщины, касающегося лишь их самих, баталия в Средиземном море обещала повлиять на весь мир, значительно изменив баланс сил в конфликте континентального социализма и островного империализма.

Захват немцами Мальты, уже после окончания собственно европейских сражений, стал лебединой песнью парашютно-десантных войск германской Социальной Республики. Хотя десантный корпус полег почти в полном составе, итог окупал все потери, позволяя если не запереть Средиземноморье для англичан, то, по крайней мере, очень сильно осложнить им жизнь. Этот остров был словно самим богом предназначен для размещения авиации, и одно время даже казалось, что теперь английские транспорты станут ходить в Метрополию длинным маршрутом, огибая Африку, вместо пути через Суэцкий канал и Гибралтарский пролив. Однако немцы не приняли во внимание, что быстро взятое может быть так же быстро потеряно. А так же слишком рано списали со счетов британский флот.

Операция готовилась столь стремительно и в обстановке такой секретности, что даже не имела собственного названия, все планировалось буквально по ходу и, что называется 'на живую нитку'. Адмирал Эндрю Браун Каннингем собрал сливки Средиземноморского флота и бросил их в классический десант. Выжимая все возможное из ходовых установок, к Мальте двинулись линкоры 'Худ', 'Вэлиент' и 'Резолюшн', авианосец 'Арк Ройал', два крейсера и полтора десятка эсминцев. За ними шли быстроходные транспорты 'Бреконшир' с самоходными тендерами, под завязку забитыми пехотой почти без тяжелого вооружения, но с боевым духом, как у шотландских горцев при Балаклаве.

Если бы немецкая разведка оказалась чуть расторопнее; если бы захватчики немного выше оценивали способности англичан к творческой импровизации; если бы аэродромные площадки были введены в работу хотя бы на два-три дня раньше; если бы основной радар оказался установлен более удачно относительно окружающих гор и давал сигналы с меньшим опозданием… Этих 'если бы' оказалось много, но все они имели одну причину – эйфория от предыдущего грандиозного успеха.