Текст книги "Стихотворения том 2"

Автор книги: Игорь Белкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Или осколком солнца!

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Влетаю в мир

На парусах Любви,

Кричу: прими

Меня в свою обитель,

Мои надежды обрати в свои,

Слова о вере выруби на плитах!

А он шумит

Листвою

Молодой,

Бравурно бьёт в гранит

Волной

Морскою

И выжигает нервною звездой

Последние кристаллики покоя

В душе моей,

Не приобщённой к тьме

Внутри клубка из дней,

Летящих рядом

В бездонные квазары перемен,

Осуществивших мировой порядок…

А белый парус

Выгнулся горбом

И комиссарит

Красная планета,

Повыгорев в таинственном Былом:

И я была когда-то приодета

В пурпурность зорь, но вымерзла ядром!

А мне её печали

Не по нраву,

Я здесь встречаю

Собственный рассвет,

Целуя недолюбленные травы

Вживую, не в гербарии планет!!!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

В трёх соснах заблудились мы

В конце зимы,

Куда-то в сторону меня

Ведёт лыжня,

А лучший друг (сто лет в обед),

Петляя след,

Развесил красные флажки

На сосняки.

Он УХ и АХ, а я не ОХ,

Я скоморох,

Он терем выстроил тебе!

На городьбе

(Железной!) выкован петух

И пряный дух

Плывёт, упитан и здоров,

Из закромов.

Ты знаешь, очень грустно мне!

И на ремне

Две новых дырки провертел

Я между дел –

Худею, видишь ли, с тоски…

Но не с руки

Срывать мне красные флажки,

Пусть сосняки

Замкнут твой выход на меня,

А я у пня

В честь вашу фляжечку вина

Хлебну до дна

По-философски, не дуря

Себя зазря –

Там, в теремочке, мир неплох,

А скоморох

Не сможет вылепить его

Из ничего…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Прозрачен тот, в ком чувства через край…

Я это знаю, ты не возражай,

Привычною зеркальностью сомненья

Вновь отразив мои прикосновенья!

Я отраженья молча проглочу,

Не потянусь к тебе, как март к грачу,

И вычерню неутолённость ласки

Несвойственной весне печальной краской…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

© Copyright: Игорь Белкин, 2010

Свидетельство о публикации №110061402189

Хранилище 32. Стихи о любви

Игорь Белкин

Бросив шляпу в сугроб постылый,

Я за Вами бегу вослед:

Дорогая, я очень милый

И восторженный, как поэт!

А снега белым вихрем вьются

И ложатся на фонари,

Превращая глаза их в блюдца

С равнодушным зрачком внутри.

Впереди городская площадь

И дорога легла крестом...

А нельзя ли было попроще –

Мне простить всё и снова в дом

Возвратить свой прелестный образ,

По ступеням войти в подъезд

И отдаться мне в руки доброй,

Самой доброй из всех невест?

Я кольцо Вам на тонкий палец,

Вы ответный мне поцелуй,

Оренбургской пуховой шалью

Прикрываясь от снежных струй,

В неприкрытые двери бьющих,

Разметавших по сторонам

Двух живущих и не живущих,

Разделённых на «здесь» и «там»?

Не спешите!

Вы очень-очень,

Совершенно Вы не правы,

Исчезая в кипящей ночи

С напряжением тетивы!

Как могли Вы молве поверить,

Пропуская другую в сны?..

Струйки снежные бьются в двери,

До чего они холодны...

«»»»»»»»»»»

Перед величьем Бога и Судьбы

Мы все слабы.

Но я рождён не богом

Под сладкозвучный перелив трубы

И потому на жизнь гляжу не строго.

Мне нравится, когда,

Раскрыв глаза,

Перебирая ножками босыми,

На Землю сходит рыжая звезда

Из ярких ожерелий над Россией.

О, да, цветист я, чёрт меня возьми,

И атеист до глубины сознанья,

Но обожаю фантастичный мир,

Равняя с Богом наше мирозданье!

Мы в нём живём и ты доступна мне

Не телом пусть, так виртуальным ликом,

И дёргаются нервы на спине,

И хочется порой забиться в крике:

Спустись на Землю, милая Звезда,

Не согревай, не холоди, а просто

Побудь со мной,

Сияя новизной,

А не репризой с цирковых подмостков!

Но ты молчишь, и я молчу вдали,

И над Россией в небе хороводы,

Шуршит тростник и дышат ковыли,

И ты живёшь, и я тебе в угоду…

«»»»»»»»»»»»»

Сказочной любви не обещаю,

А какая есть, тебе дарю.

Что-то мне кузнечики трещали,

Предвещая бодрую зарю.

Но заря задумчиво лениво

Выплеснула волны не туда,

Унесло тебя в её отливе

То ли в город, то ли в никуда.

Взглядом по сумятице посёлка,

В город по широкой колее

За тобою я на Сером Волке

Как неугомонный шевалье!

Сдуло ветром шляпу и рубашку,

Куртку пораздёргали сучки,

Мне в пути пыльца шалфея с кашкой

Вычищала за ночь синяки.

Серый Волк устал и горячится,

Сам себя кусает за бедро,

Сотня полустанков до столицы,

Сколько сотен адресных бюро!

Мы найдём тебя в людском потоке

И вернём в лимонную зарю,

Где берёза распускает локон

На плечо гусару-сентябрю!

«»»»»»»

Серые глаза у осени,

Брови хмурые, седые,

На неё дожди набросились

Ледяные, ледяные!

По термометру наружному

Опустился столбик ртутный,

Мы закашлялись простужено,

Ветер дует не попутный.

Ничего, ведь мы привычные,

В долг тепла нигде не просим,

Не несём обиды личные

В неприветливую осень!

Я тебя рукой за талию,

Ты ко мне горячим телом,

Не такое испытали мы,

Чёрное мешая с белым!

У тебя глаза мечтательны,

Брови со стрижами схожи,

Осень нам необязательна,

Но, коль есть она, то что же…

«»»»»»»»»»»»

Я плеск волны над выцветшей рекою,

Я белый ветер в тундре приполярной,

Я в труппе кукол самый грустный комик

И Гончий Пёс из многозвёздной стаи!

Я беспокоюсь, лаю и тоскую,

То мне не так и это мне не мило,

И всё равно люблю тебя такую –

Снежинку из сокровищницы мира.

Не оседай, планируй надо мною,

Посверкивай, поблескивай искрою,

Чем дальше ты, тем искренней желанья

Смешного Пса из мрака мирозданья…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Благодарить тебя не буду

За дни и годы, что со мной

Ты прожила под пересуды

Всечеловечности земной!

Нет проку в пышности словесной,

Лежащей пальцем на курке,

Ведь для тебя я не агрессор

И ты не кляксою в строке!

Рука в руке и тело к телу!

Скандалов мелкие костры

Пусть мы тушили неумело,

Но без насильственной игры.

А время снеговою шапкой,

А голоса охрипли вдруг,

И гуси наследили лапкой

У глаз твоих, мой милый друг…

Но это так, для разносола,

Не ради грустного нытья,

Я, как и ты, красив и молод,

И жив тобой, любовь моя!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

В сонном царстве Берендея

Ежевичины с кулак,

Завладеть бы тем трофеем,

Да не вырваться никак

В сладко пахнущие соты

Берендеевой земли

Из тисков своей работы,

Из хозяйственной петли.

А по августовской нитке,

Дотянувшейся сюда,

Шмель медовые избытки

Тащит в сторону гнезда

И ворчит варяжским гостем,

Одурманенным вином,

На крутые перекрёстки

Между лесом и гнездом…

Закипаю я, и Таю

Нежно глажу по плечу:

Понимаешь, золотая,

Пробежаться я хочу

По ореховым изломам

В ежевичную страну,

Чтобы сладкую истому

С дикой жадностью глотнуть!

Но никто меня не слышит

И в гудящий нервно быт

Я поставлен крайним рыжим

Для условностей борьбы

С чем-то «пере», с чем-то «недо»,

С отвлечённостью от дел,

И боюсь, что не доеду

Я до леса, Берендей!

Тая, Тая, золотая,

Жизнь похожа на туман,

Ты в нём истина простая,

Я в ней тоже не изъян!

Но чего-то нехватает,

Вечно что-то в ней не так,

Нам найти бы, золотая,

Ежевичинку с кулак!

«»»»»»»»»»»»»»

Ах, память, память, что же ты

Ложишься тусклыми мазками

На холст изношенной мечты,

Холодной, как подводный камень?

Да, понимаю, мир не нов

И не всегда ультрамаринов,

И с нереальностями снов

Не связан действием единым.

Но у палитры сто тонов

И можно кистью колонковой

Закрасить старое, и вновь

Вписать на холст Любовь и Слово…

Пошелестел?

Теперь отбрось

Риторику самосожженья,

Зачем тебе ненужный гвоздь

По правой стороне движенья!

Но говорящему легко,

Тому, кто слушает, не очень –

И лупит память молотком

По самой болевой из точек.

По сердцу, значит...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Когда прощаешься с любимой

Надолго или навсегда,

Когда пакуешь нетерпимость

К жаре в литые холода –

То сердце мечется подранком

И дрожь морозную не снять

Искусной лживостью гарантий,

Где пятью пять не двадцать пять…

О, господи, какая мелочь –

Арифметический подсчёт!..

Сознанию давно хотелось

Захлопнуть грубый переплёт

Не антологии, а тома

Без окончательных листов,

Но с чёткой линией разлома

Глухой надменности из слов.

Да-да, я это видел раньше

Не в кинофильме, а в себе!

Кричала женщина: обманщик!

С мужским прикусом на губе.

А я смотрел тупым Емелей

На злой и пламенный экстаз,

Прося прощенья над постелью

У тех же самых лживых глаз…

Луна прикинулась больною,

Февраль распластан на ковре…

Прошу не следовать за мною,

Я сам расплавлюсь по жаре,

Когда лиричная повестка

Поставит сердце на крыло

И я вернусь к былой невесте,

Простив ей всё в любви былой…

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Проходите мимо, господа!

Здесь лежит падучая звезда –

Продавив планету до суглинка,

Прошипела талою водой,

Не распалась на две половинки,

А осталась целою звездой…

Целой до румянца на щеках,

До колец на жертвенных руках,

До бретелек на плечах недетских,

До свеченья кожи молодой

И, боюсь, мне никуда не деться

От любви с горячею звездой…

Проходите мимо, господа!

Это вами обожглась звезда,

Пролетая через атмосферу,

Окружившей ненадёжный мир,

Выгорев надеждою и верой

В первом столкновении с людьми…

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Напугал июль дорогу,

Понеслась она по логу,

Выметая пыль на травы,

За степную переправу

Под распевы жаворонков

В небе призрачном и звонком.

Мост какой бы никакой бы

Для рассасыванья стойбищ

Автотракторных скоплений

В сизом дыме испарений

Со свербеньем, кашлем, чихом

Поминающего лихо!

Так ведь нет, паром с настилом

И брусчатые перила,

Катерок с кургузым задом

Верткий, что твоя наяда,

Не ковчег, конечно, Ноев,

Так, явленье рядовое!

Только что нам эти мото,

У меня свои заботы,

Я беру тебя подмышку

Как трёхбуквенную книжку –

Буква слева, буква справа,

Буква сзади припаялась –

И шагаю по причалу

Молодой, кудрявый, бравый!

За бортом речные струи

С водорослями фехтуют,

За творожною слюною

Рыбки лёгкою волною

Налетают и мгновенно

Исчезают во Вселенной.

Там у них миры иные,

Голубые, водяные,

Это мы с тобой прижаты

Под одним плащом раскатом

Грома близкого над логом

С торопливою дорогой.

Ветер ткнулся носом в бортик,

Моторист ругнулся чёртом,

Отделился от парома

Берег с радостной истомой,

Пыль на корточки присела,

Дождь начался… эко дело!..

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Жалеют женщины и любят,

Но мы не понимаем их,

Высушивая пивом губы

В решеньях сложных и простых.

Решил – отрезал. И глоточек.

И до победного конца.

Пивные кружки многоточьем

И в каждой мечутся сердца.

Нет, нет, не всех я под гребёнку!

Полно на свете мужиков,

Укачивающих ребёнком

Жену на стыке кулаков.

Нет ничего на свете проще,

Чем, разжимая кулаки,

Нести любимую наощупь

В мир, отделённый от тоски.

Нет проще ничего на свете,

Чем гладить женщину рукой

И ждать приятного ответа

В мир, отграниченный тобой.

Но мы не понимаем это

И ставим во главу угла

Не утро солнечного Фета,

А вечер с другом у стола.

А женщины морщинят щёки

И всё прощают нам подчас,

Ловя изысканные строки,

Когда-то бившие из нас.

«»»»»»»»

Я астролог-звездочёт,

По созвездиям витаю,

Вычисляю ту Данаю,

Что меня на небе ждёт.

Иль не ждёт…

Всё это блажь…

Я бесстрастен и спокоен,

Верньерами под рукою

Выправляю антураж.

Полированым стеклом

Отражаются планеты,

Век не видевшие лета,

Не познавшие тепло…

Где ты, светлая моя,

Синей чашей океана

Убаюкавшая стланик

У полярного ручья?..

Сколько зим и сколько лет

Я сижу у телескопа,

Не рискнув шагать по тропам –

Вдруг тебя в том мире нет?

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Холодна и зелена

В море плещется волна,

Я в неё не залетаю,

Мне не нравится она!

Мне бы тёплую какую,

Не зелёную, другую,

С озорным сияньем глаз,

Чтоб вовек я не угас!

Жизнь сегодня колобком,

Завтра крашеным брелком,

А вчера она звенела

Тонким нежным голоском.

Не успел я оглядеться,

А уже исчезло детство,

Изогнула нервно бровь

Оскорблённая любовь...

Равнодушна, холодна

В небе жёлтая луна,

Облака по ней вприпляску –

Не печалится она.

Это я в квадратах комнат

Бьюсь о стены, как паломник,

Растерявшийся на миг:

В то ль святилище проник???

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Белый-белый-белый свет

Над восьмиэтажкой,

Над затянутой в корсет

Луговой ромашкой.

Бережёт её газон,

Хрупкую такую,

И в поклонах юный клён

Солнечно бликует.

Мимо люди шу-шу-шу

Катятся горохом,

Кто к родному шалашу,

Кто к чертополохам.

В смысле, втискивать себя

В сроки и деянья,

Кто зависимо горбясь,

Кто с хозяйской дланью…

Белый-белый-белый день

Разделить стремится

Нашу выпуклую тень

На микрочастицы.

Не разделишь всё равно,

Мы же неваляшки!..

И стесняется в окно

Заглянуть ромашка…

«»»»»»»»»»»»»»»»

Тебя огнём назначили

И камешком меня…

Какая ты горячая,

Какой холодный я!

Ты в ночь влетаешь искрами,

В день солнечным лучом,

А я во мхах у пристани

И к свае жмусь плечом.

Да-да, несовпадение

И мысли вразнобой,

Тебе всегда искрение,

Мне вечности прибой!

Хранить тысячелетия

У Балтики в руке,

Грустить по семицветию

Дождинок на песке…

А ты волшебным пламенем

Гори себе, пылай,

Не обращай внимание

На камешек у свай…

«»»»»»»»»»»»»»»»

Приплыл из прошлого корвет,

Сурово брызнул фальконет

Картечью крупной по июню!

А я картечи не боюсь,

Зачем мне прожитая грусть,

Я и сейчас любовник юный!

Но, коль приплыл, то, бог с тобой,

Давай по трубке мировой

Искурим молча у кострища,

И незачем швырять свинцом

В недоуменное лицо

Того, кто служит смерти пищей!

Ещё пятнадцать-двадцать лет

И я готов держать ответ

Перед любою из религий

За всё, что жизни недодал,

И пусть несёт девятый вал

Меня в пучину мятой фигой!

За недолюбленых кузин

(условно, ты не егози

кормой дубовой по рассвету!)

И не расстреливай, корвет,

Мой недодареный букет,

Последний изо всех букетов!

Срываю пробку с коньяка –

Да будет тяжела рука

У наказующего мига,

А мне, хлебнув большой глоток,

За юной женщиной в поток

Извечно сладостной интриги!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

В крошечном, как бантик, зале,

Локти выставив на стол,

Вы мне искренности пряли,

Я вам искренности плёл.

На диванчике салфетки,

Белой простыни подзор.

–Вы такая сердцеедка!

С восхищеньем, не в укор.

На столе кривая булка,

Чай грузинский, маргарин.

Я сворачиваю втулкой

Крышку с баночки сардин.

Инородное вкрапленье,

Иноземная еда!

Кот понюхал с возмущеньем

И поплёлся в никуда.

Хорошо и даже сладко,

Сердце тук, тук-тук, тук-тук,

Ни рекламы о прокладках

Ни плейбоевских услуг.

Только лёгкое касанье,

Только тихий разговор,

На сардины ноль вниманья,

Это тоже не в укор...

Боже мой, какие дали,

Не дотянешься звонком!

Очень жаль, что мы расстались

В романтическом былом.

Всё ушло коту в захвостье!

Но, поверьте, без причин

Я бы не ходил к вам в гости

С плоской банкою сардин.

Вырезал я те причины,

Привалясь к столбу плечом,

На воротах перочинным,

В жало сточенным ножом.

Дураку и то понятно,

Что за символ на доске,

Сорок лет хранящий пятна

От пореза на руке...

«»»»»»»»»»»»

Не пересыщеный теплом,

Не перегруженый словами,

Поёт мне ветер ни о чём,

И я ему не подпеваю.

У каждого своя юдоль,

Своё потрёпаное имя,

И на губах морская соль

Хрустит кристаллами своими.

Вы невозможно далеки,

Я отдалён на те же мили,

А между нами тростники

И аксиомы белых лилий.

Уносит чувственный мистраль

За дюны перекати-поле

И сосны старую печаль

Зелёной хвоей прокололи.

Сегодня-завтра сто порош

Здесь лягут двойственно и пряно,

Но Вы не верьте ни на грош

Моим звонкам с меридиана!

Я здесь невольно проходил

По делу или не по делу,

А ветер грелся на груди

И репетировал метели…

«»»»»»»»»»»»»»»

© Copyright: Игорь Белкин, 2010

Свидетельство о публикации №110061800038

Хранилище 33

Игорь Белкин

Где воробьи барахтались в пыли,

где перепёлки прятались в пшенице –

варились овсяные кисели

и чай лечебный с мятой и душицей –

там были мы, там тишина, покой,

сурепка на полях и жёлтый лютик,

полёт во сне над тихою рекой

c мелодиями ангельских прелюдий.

Прошедшим дням – безмерное «прости!»,

годам летящим – веры и прозренья,

сомнений и тревог из ассорти

случайных остановок и движенья!

И нам, живущим в холоде, в тепле,

с традициями или без традиций –

прозрачных лет на том же киселе

и кипятка с живительной душицей!

Не растирая память на золу,

на толокно брезгливо не суропясь,

пускать бы корабли по гладям луж,

в густой малинник пролагать бы тропы,

да жаль, что невозможно перегнуть

хрустящий позвоночник для возврата

в навеки потерявшуюся суть

с мечтой былой – стать ангелом крылатым...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Было у тестя двенадцать сестёр и братьев –

мужиков могучих, словно богатырь Калев,

и женщин, шитых не шёлковой нитью, а дратвой,

и молчаливых,

с натруженными руками.

Это не присказка, а констатация факта! –

и то, что сегодня их в живых не осталось,

виновато время –

начиная от Оренбургского тракта

и до старта на родину,

оборотившегося финалом.

Моя супруга, хранительница традиций,

из года в год достраивает

генеалогическое древо,

собирает родственников по крупицам,

пофамильно, поличностно забрасывая невод.

Они съезжаются, знакомые незнакомцы,

третьи и четвёртые поколения,

если считать от тестя,

под неяркое эстонское солнце,

чтобы побыть десяток дней вместе.

Разговоры ведутся самые задушевные,

времена Столыпина и сталинских репрессий

истекают добром или тирадами гневными

в обособленном хуторском редколесье.

Сидят за общим столом дети, внучки и внуки,

обрусевшие и коренные,

разговаривают на разных наречиях,

и пахнет воздух мёдом и жареным луком,

и пенится пиво,

посверкивая в лучах набежавшего вечера...

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Не наполнился день новизной,

Истекая ручьисто и просто

Во всеобщий канал временнОй,

Напрямую не рвущийся к звёздам.

Есть законы у физики тел,

Тяготение действие множит,

И хотел бы я и не хотел –

Неподвижное движется тоже.

Относительно.

Как-то.

Куда.

В целом, не разделяясь на части.

С этим время, упрямый схоластик,

Согласиться готово всегда.

Но оно несогласно со мной,

Прошагавшим полгорода в сырость,

Что не полнился день новизной,

Не делился на ломтики сыра!

Каждый час толщиною в микрон

Проникал в меня вкусно и едко

Тополиным волнением крон,

Болтовнёю трамвайной соседки.

Да, не трогал я суппорт станка,

Сталь не сваривал газоискреньем,

Но в блокнот заносила рука

Человеческой мысли движенье!

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Январём рождённый...

Извилины в мозгу скрипят

Что жернова:

Перемолов года подряд,

Жизнь, ты права!

Но то, в чём я не преуспел,

Не мой огрех,

Не каждый камешек в судьбе

Был за орех!

Куснул – и зубы потерял,

И все дела,

А жизнь в начале января

Была светла…

«»»»»»»»»»»»»»»

А я давно за пазухой ношу

Весы Фемиды и часы Фортуны!

Мне с ними поиграть, что в рожу плюнуть

Летящему в предсердие ножу.

Высокий слог? Конечно, всё не так!

Мои слова не шутка и не юмор,

А просто отторжение от шума,

Сопровождающего каждый шаг.

Легко проникнуть в философский мир

И растопырить руки для сомнений,

Запутавшись при поиске решений

В затирке дыр и пор между людьми.

А действие достанется другим,

Нахальным и бесцветным от рожденья,

Зато с высоким чувством самомненья –

Он пуп Земли, всё остальное – дым.

А я не спорю, в жизни все пупы,

У каждого Вселенная по кругу,

Но для чего других втирать в грязюку

При восхваленье собственной судьбы?

Стучат часы за пазухой моей,

Весы Фемиды натирают рёбра,

Стереть бы их из памяти недоброй,

Но как потом отыскивать людей,

Оставшихся людьми до смертных одров?

Не для того, чтоб почести воздать,

А перенять тепло из рук на руки

И выдавать в сердечном перестуке

Кому-нибудь опять его…

Опять!

«»»»»»»»»»»»»»»

Чайник выкипел на плите.

Хлестанули дожди ворону.

Звёзды дёргают в темноте

Многооблачную бездонность.

Это вкратце. А если взять

Всё отбросить и молча въехать

В нерешительное “нельзя!”

Триумфатором сквозь помехи?

Это можно. Но будет боль

Истекать и собой дубасить

Погибающую любовь

На скукожившемся матрасе…

“””””””””””

Мозги промыты и подсушены,

В них чистота и пустота,

Для мыслей бархатных и плюшевых

Пронумерованы места.

Для мыслей острых двери заперты,

Пусть поторчат они в фойе

Или плывут на лёгком катере

Куда-нибудь к мамаше Е…

Всеобщий мир и дрязги побоку!..

Но нынче праздник Октября

И коммунисты крутят глобусы,

По-русски что-то говоря.

Под лозунгами очень страстными

В количестве тысчонок трёх

Они придут на площадь Красную,

Чтоб выдохнуть партийный вдох.

Но обагрёнными знамёнами

Не всколыхнуть уже страну

И снисходительный омоновец

Устало выхаркнет слюну.

И мне плевать, я брит и выглажен,

Мозги сияют новизной,

И ноль мне эти люди с грыжами,

Что надрывались, но не выжали

К высотам светлым шар земной.

«»»»»»»»»»»»»»

Нынче солнце ледяное

Проморозило земное,

Потому я без фантазий

Поскользнулся, рухнул наземь.

Всё нормально, всё привычно,

Эпизод из жизни личной,

Лёгкие смешинки сбоку

Единичны, не потоком.

Кто из нас не спотыкался

На поверхности планеты,

Обрывая кожу с пальцев

И не матерясь при этом?

Все мы люди-человеки:

Русские, чечены, греки,

Все подвержены скольженью,

Нетерпенью и растленью!

Я сказал бы много больше,

Да зачем мне это надо,

Я не пан в шляхетской Польше,

Не козёл в овечьем стаде!

Все налево, я налево,

Все направо, я направо,

Помогай, святая дева,

Раскоряченной державе!

Сам я как-нибудь, хоть боком

Встану да и дальше двинусь

По указанному Блоком

Шляху к девушкам невинным!

А страна? Она со мною,

Я в ней спичкой из коробки!..

Нынче солнце ледяное,

Скользкие у мира тропки…

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Трезвонит будильник: вставай, не ленись,

Пора окунуться в кипящую жизнь,

В скрипящее время, в шуршащую ложь

И в истину, если такую найдёшь!

Встаю, умываюсь и ем на ходу,

Шагаю по миру: найду я, найду!

Все истины рядом, они под рукой,

Лежат, не пришибленные доской,

Они кирпичами завалены чуть

И, если вспотеть и обломки столкнуть,

То с ними беседовать можно ещё,

Три раза от сглаза плюя за плечо!

Житейское…это потом, на потом!

Хватаю глобальность разинутым ртом,

Но пыльно и душно становится вдруг,

И выпали истины снова из рук,

Ужами скользнули под битый кирпич

И время усохло, как чёрствый кулич…

Трезвонит будильник, а мне бы поспать

И мять с молодою женою кровать,

Губами ловить напряжённую тить,

Потомков, естественно, производить

И, двери захлопнув, щемящую блажь

Другой отдавать, расстегнув ей корсаж…

За это не судят!

Виляя хвостом,

Сучонкою правда сидит под кустом,

Согласна она на любую Любовь,

Обрыдли ей выстрелы, взрывы и кровь.

А я её резко пинаю ногой:

Не ты ли должна быть у мира слугой?

Она, не щетинясь, потупила взгляд:

Устала я что-то, пойми меня, брат…

“””””””””””””””

Закусив удила, я по городу мчусь,

Если врежусь в троллейбус, скажу: ну и пусть!

Лучше смерть от удара в железную грудь,

Чем для нудных издёвок себя распахнуть!

Смейся, милая, смейся, вовсю хохочи,

В перерывах швыряя слова-кирпичи

В неповинную спину и в голову мне,

Задохнувшуюся на житейском ремне.

Как бы ты не пыталась меня упрекать,

Как бы не обзывала меня, дурака,

Всё равно я сблужу не с одной, так с двумя,

Их случайные связи ничем не клеймя!

И себя я клеймить не позволю, да-да!

Мимолётная встреча в любви ерунда,

Попыхтели слегка и легко разошлись –

Так, минутное дело, мужицкий каприз!

Закусив удила, я врубаюсь в трамвай,

Кровь из носа и поршни в машине враздрай,

Помощь скорая, женщина с красным крестом…

Разве можно оставить её на «потом»?

Две недели в больнице… какие деньки!

Надо мною регочут быки-мужики.

Ха! – я им отвечаю, – у вас столбняки,

У меня ни мурашки от женской руки!

Дорогая, но я не виновен ни в чём,

Зря стучишь ты по темени мне кирпичом,

Жизнь с такими, как я, будет явно прочней,

Чем с аскетами,

Онанирующими на ней!

«»»»»»»»»»»»

Скажите на милость, какая досада!

Упало мгновенье разрывом снаряда,

Разбрызгало неторопливую осень

По сотням берёзок желтоволосых.

Слетает листва на болотную зелень,

Вода попрозрачнела до истуканства

И облако шариком белым осело

На дно вместе с ряскою непостоянства.

Скажите на милость, какая досада!

Мне жить бы да жить пересушенным летом,

Глотая не выпавшее в осадок

Течение мыслей седого поэта.

Ну да, он сажёнками по перекату,

А мысли по старому стилю отдельно –

Не то излохматились к чёрту заплаты,

Не то постоянно у них понедельник…

Скажите на милость, какая досада!

А, собственно, это не раздвоенье,

А два разнородных, по сути, явленья,

Когда леденящее с пламенным рядом…

«»»»»»»»»»»»

А эхо не живёт в лесу, ему там тесно,

Оно гнездится в пустоте, там интересней

Ответить на людской вопрос: а что нам нужно,

Чтоб не остаться навсегда пнём равнодушным?

Да ничего! Ответит эхо, пыль сметая,

Живи как все, не улетай пером из стаи,

Рисуй слова, твори дела благоугодно,

Рожай детей, не оставляй меня бесплодным!

Нет криков жизни, нет меня в горах скалистых,

Меня не вылепит руками бог пречистый

И не скользну я невозможным повтореньем

В любовь людскую, даже местного значенья!

Кричи: любовь! И я отвечу без запинки,

Кричи: печаль! Я отражаюсь половинкой.

При слове смерть я уползаю серой мышью,

Не отвечаю, не прощаю и не слышу!

«»»»»»»»»»»

Я тороплюсь, мне жить одно мгновение

В пересечениях вселенских троп,

А стрелки скачут, скачут по делениям,

Часы свою отстукивают дробь.

Гримасы дней или улыбки добрые

Я принимаю полностью, сполна,

Глуша порой истерику за рёбрами

Необходимой порцией вина.

Но это частность, липа безотрадная!

Вино вином, а жизнь сама собой,

Не путая с лозою виноградною

Сердечный настоящий перебой.

Я прихожу к друзьям по снежным улицам,

Сажусь за стол, салфеткою шурша,

Здесь пьётся хорошо и много курится,

И разговоров много по душам.

Вселенских тем не трогают приятели,

На торопливость стрелок не глядят,

И честно посылают к божьей матери,

Когда чего-то ляпнешь невпопад.

"""""""""

Шипит январь рассерженным котом,

Позёмка выметает предрассудки

И снова сутки сложены углом,

Прямым углом, мои, Андрюха, сутки!

Тебе письмо, а рядом чистый лист,

Тебе дробину и в него дробину,

И время, бесталанный пародист,

Язвительно подкалывает спину.

Пишу, пишу, Андрюха, в январе,

Не присылай вопросов на засыпку!

Ведь Мохаммед шагал к своей горе,

Да и Христос раздаривал улыбки.

Мне тоже предназначена одна,

Я скрепкой приколю её к бумаге,

Отдай жене, чтоб помнила она –

Ты мушкетёр и не посеял шпагу.

Я жив, здоров, беру вино на грудь,

Когда приходит время для приёма

И жаль, что не могу перехлестнуть,

Чтоб резче быть на поле сексодрома.

Вопросов нет, ответов тоже нет.

Застыли годы в памяти эстампа,

Плывут к ним тени от настольной лампы,

Перекрывая тонкий силуэт.

Проблемы, брат, оставим на потом,

Они не рысаки по первопутку!..

Шипит январь рассерженным котом,

А жизнь, Андрюха, далека от шутки…

"""""""""

Поначалу был Я, остальное возникло попозже.

Я подрос, словно гриб, и галактика стала тесна.

Знать, Вселенная-мать применила хорошие дрожжи, Не забыла добавить приличную дозу вина.

Голубые созвездья пылали в агатовом небе,

Я от них уходил в неизвестную времени даль.

Там, на самом краю, где никто из создателей не был, Я построил планету и вырубил в камне мораль...

Ты, приятель, не думай, что я привираю бесцельно, Мне трепать языком недосуг, ведь планета больна!

Даже я на работу больным прихожу в понедельник, Видно, мать при закваске добавила много вина...

Высекая мораль, я тесало сточил до иголки,

Не расставил, где нужно, обязательных в ней запятых, А вокруг, как назло, не найти ни одной барахолки, Чтоб купить инструмент для создания истин своих.

Ну и ладно,– сказал и рассыпал вокруг эмбрионы, Закалив предварительно в чёрной и в белой звезде.

Расползались они по Земле и не чтили каноны,

Пили водку вдосыт и любились в любой борозде.

Время шло... Катаклизмы дробят изнутри континенты

И снаружи не лучше, здесь тоже вселенский бардак!

Я лежу на диване и сыплю ему комплименты.

Я Cоздатель, но тоже ценитель сомнительных благ...

«»»»

Когда ломает ветер настроенье,

Приплясывая в судорогах дня,

Я искренне готов к самосожженью,

Хоть спичку брось в созревшего меня!

Не будет зарев. Ровное шипение

Беспламенных, горячих языков,

А пепел можно прозаичным веником

Смести в совок без траурных венков.

Я понимаю: жизнь, семья, работа,

Друзья со школы и спиртного чуть,

И жёлтый свет в оконных переплётах

У женщин обрисовывает грудь…

Всё это так. Но вновь ломает ветер

Корявые от стрижки тополя

И кто-то вместо фирменных приветов

Проклятья шлёт, губами шевеля.

За что, мой друг? А просто так, без дела,

Плохое настроение и всё! –

Турбины, гайки… Атомов фортели –

Занудное живое колесо!

А жизнь крадётся женщиной подмышку:

Люби меня, и я навек твоя!

И рвётся память пополам мыслишкой

О бренности и сути бытия.

А жить-то нужно, и не по привычке,

Глотать вино и выступать шутом!..

И снова в гору к чёрту на кулички,

А судороги дня потом.

Потом…

«»»»»»»»»»»»

Дни шелестят подержанной купюрой.

В который раз задам себе вопрос:

А правильно ль в действительности хмурой

Летит вперёд всеобщий паровоз?

Пожалуй, да, но слишком много рельсов

Разведены на стрелках в никуда…

И дёргает меня за пуп семейство:

А почему за вторником среда?

А потому, – я говорю им прямо,

Что древние врубили сей септет

В эпоху лет за тыщу до Приама,

А, может, раньше на тысчонку лет.

Незыблем календарь.

А время мчится.

Неактуален нынче паровоз,

Но тепловозы тоже, брат, не птицы,

И стрелки те же, что и мой вопрос…

Тонкий ветер, ветер-одиночка

Катится по кочкам, по листочкам,

Я его за фалды сюртучишки:

Ты куда обиженным мальчишкой?

Никуда! – а сам направо тянет.

Никуда! – а сам налево рвётся

То ли хулиганить по бурьянам,

То ли в улиц тёмные колодцы.

Никуда и я могу бродягой,

Шаг назад, потом вперёд три шага,

А затем рвануть за тыщу двести

Километров от пустого места.

Ветер, ветер, не попутчик ты мне!

Резкое дыхание предзимне,

Близ тебя стареющее сердце

Не сумеет толком обогреться!

Пролетай, гоняй свои листочки,

Мне нести обратно оболочку,

Выжженную жаром недоверья –

Пустота внутри, снаружи – перья!

«»»»»»»»»»»»»

У белого свои оттенки,

Свои изломы бытия,

И что теперь жалеть коленки,

Судьба несносная моя?

Всё было так, как и должно быть,

Когда не сыт, не брит, но пьян

В попытке одурачить глобус

Шагаешь за меридиан;

За параллельное сознанье

И за созвучия из фуг

С естественным непониманьем

Кто друг тебе, а кто не друг…

У серого свои оттенки

От светлого до черноты,

А жизнь не ждёт переоценки,

С тобой беседуя на ТЫ!

И можно ли за диалоги

Принять давление её,

Когда она ворчит эклогой

В ответ на всхлипы «ё-моё»?

«»»»»»»»»»»»»»»»»»

Франтирёрами туманы по оврагу, по откосам,

Наползает на дороги, на мосты глухая осень

И берёзовые листья – пятаки Елизаветы –

В лёд вморожены, блистая позолотою рассветов.

Нет ни взрывов ошалелых, нет ни скрежета составов, Сорванных с путей дорожных то ли влево, то ли вправо, Тишина и внятный шорох ломких листьев под ногами, И гурьбою франтирёры, как статисты в мелодраме.

Если на пустырь я вышел, если мне бессонно очень, Не могу не пристегнуться к ноябрю и к этой ночи –

Ни тревожной, ни саднящей, а затихшей в ожиданье, Скоро ли зима согреет листья снежным одеяньем…

«»»»»»»»»»»»»»

Лучи Вселенной сходятся на мне!

Я центр мирозданья, остальное

Не более, чем липкий антураж,

Глазами поделённый на частицы

Из горестей и радостей моих

На пошлое, здоровое, больное,

На личную машину и гараж,

И на петлю из времени – давиться!

Но это после, если надоест