Текст книги "Ворона летает по геодезической (СИ)"

Автор книги: Игорь Блинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Ермолаев механически развернул бумагу и просто ошалел: “Да ни фига себе!.. Ну, не бывает такого совпадения… Вот это корпус, здесь – детонатор, сюда, очевидно, помещают радиоактивное вещество. Что делается в этом мире?! Школьники проектируют бомбы…”

– А что за книга? – спросил он, наконец придя с себя.

– Да так, старинная, географическая, ничего особенного. Я ее потом продала на книжном рынке, а это оставила.

– А может, Настя книгу Зауру Абашидзе давала почитать, а он там чертеж и забыл?

– Может быть…

Ермолаев спустился в подвал. Значит, это здесь собака потеряла след. Нет, животное не виновато – виноваты безмозглые оперативники. Не мог же убийца испариться… Посветив вперед, он обнаружил ряд запертых металлических дверей. Хрустя бутылочными осколками, тщательно обследовал стены. Ничего. На полу тоже ничего. На потолке луч фонарика высветил большое бесформенное отверстие. С первого этажа в подвал спуститься можно, а наоборот? На полу валялся длинный кусок толстой проволоки, загнутый на конце. Ермолаев пошарил им по краям дыры, и на голову ему упала драная веревочная лестница. Вот тебе на… Забравшись наверх, он оказался в небольшом чулане с кроватью.

Ждать пришлось долго…

– Гражданин начальник, я тебе как на духу, – хрипел бомж, трясясь то ли от страха, то ли от алкоголического озноба. – В первый раз со мной такое. Да чтоб еще когда-нибудь… Ни.

– Как зовут-то тебя?

– Дак кореша Колотун зовут.

– Так вот, дружище Колотун – ограбление трупа относится к категории тяжких и особо циничных преступлений. За такое дело тебя воспитуют по полной. Но если вернешь, что взял, то так и быть, попробую отнестись гуманно. На хрена ты мне сдался, в конце-концов…

– Эх, да где ж я теперь его возьму, колечко это? Еще вчера толкнул. Кому, не помню, сильно под киром был.

– Где толкнул?

– Да там, у комиссионного.

– Кольцо, говоришь?

– Да какое кольцо, колечко… Фигулька, сотенка – красная цена, как на духу, а я за пять червонцев…

“А про серьги молчит”, – подумал Ермолай.

– Колечко, говоришь?

– Ну да.

– А остальное?

– Я что остальное, ничего больше не было другого.

Ермолаев поднялся:

– Ну ладно, мужик, хотел я по-хорошему, но ты доброго отношения не понял. Пошли.

– Куда это?

– На новую квартиру переезжаешь.

Колотун почесал затылок.

– Так это, того, ладно, начальник, – он сунул руку за пазуху и вынул мятую пачку из-под сигарет. – Вот, здесь все. Больше ничего не было, как на духу.

Он с сожалением вытряхнул на ладонь колечко, серьги и брошку.

…Ермолаев молча выбрался из конуры и пошел к выходу.

– Отпускаешь начальник? – раздалось сверху. – Что ж, за мной не пропадет.

“Пока не все ясно, – рассуждал Ермолаев. – Серьги и перстенек (описанием которого он располагал) – золотые, с одинаковыми камешками, тонкой работы, а брошка – грубая, сработанная из почерневшего серебра, совсем с ними не гармонирует. Да и выгравированный на ней орел уж очень агрессивный, девушке не к лицу. Черт возьми, ведь этот трясущийся алкаш сказал – брошка лежала на земле, а значит, ее мог потерять убийца! Ну вот и первая зацепка. Ни дать ни взять классический вариант. Дальше. Пусть Серый поводит этого Заура Абашидзе. Вика сказала, что он был инструктором во время турслета, так что пока он – единственный, кто знал обеих. Тем более что известно – Анастасия Крымова поддерживала с ним контакт, и накануне гибели говорила, что ей угрожает опасность. Вот только непонятно, какое отношение к делу имеет первая жертва, Кира Савенко. В турслете она не участвовала, с теми двумя, судя по всему, знакома не была. А убийца один, в этом нет сомнений… Далее – надо искать фотографа Роберта. А для начала – чем черт не шутит – зайду-ка на фабрику”.

Глава девятая. Черный плащ.

В подсобке Ермолаев нашел замызганный халат, затем сунул руки в груду использованной ветоши, провел замасленной рукой по шеке и посмотрел на себя в зеркало. “Хм, неплохо, – с удовлетворением констатировал он. – Вот только прическа модельная не катит, разлохматить, что ли, или кепку надеть?..” Кепки не оказалось, зато на гвоздике обнаружился отличный видавший виды темно-зеленый берет.

У станка трудился рабочий пенсионного возраста.

– Шеф, бригадира не видал? – развязно обратился к нему Ермолаев.

Тот молча продолжал вытачивать деталь.

– Бригадира, говорю, не видал? – сложив ладони рупором, повторил Ермолаев.

Молчание. Ермолаев терпеливо ждал.

– Откуда ты такой приплыл? – посмотрел рабочий поверх очков.

– Да из экспериментального. Ну, а бригадира…

– Какого еще экспериментального? Сколько здесь работаю, о таком не слыхал.

– Так ведь секретность.

– А-а-а. И чего тебе надо?

– Бригадира.

– Зачем тебе бригадир?

– Все тебе скажи…

– Ну я бригадир, – рабочий остановил станок, снял деталь и приложил штангенциркуль.

– Хе, а где ж твоя бригада? – Ермолаев оглянулся по сторонам.

– Была, да вся вышла. Текучка у нас, понятно?

– Понятно, – Ермолаев еще раз оглянулся и понизил голос. – Одну фигулину надо сделать, возьмешься?

Он показал чертеж. Рабочий посмотрел и крякнул, покачав головой.

– А что, – наивно произнес Ермолаев. – Был ведь такой заказ. Помнишь, парень такой, кавказец вроде, приходил?

– Ну, было дело. Ладно, пять тышш. Задаток – тышша.

– Заметано, – Ермолаев не скрывал своей радости от очередной удачи. – Значит, так. Задаток завтра один пацан принесет. Как сделаешь, отнесешь и там получишь капусту.

– Куда относить-то?

– Как в тот раз. Куда ты тогда относил?

Рабочий не ответил и внимательно посмотрел на Ермолаева.

– Что, шеф, не узнал? – подмигнул ему Ермолаев.

– Узнал, узнал. Мудришь ты что-то, паря. Давай напрямки.

– Можно и напрямки. Мы – фирма, кооператив то есть, делаем агрегаты, типа самогонного аппарата, только для абсента – напиток такой из полыни, слыхал?

– Слышал.

– Ну так вот, – продолжил Ермолаев. – А меня недавно приняли, так я этого абсента дегустировал, ну и смутно помню, куда относить, а сказать начальнику не могу – уволит потому что, за раздолбайство, а я это место давно искал. Вот.

– Как говорится, дело ясное, что дело темное.

– Так ты уж не подводи меня, скажи адрес, я и отнесу, если сам не хочешь.

Работяга еще раз взглянул на чертеж.

– Ладно, мое дело сторона. Общагу горного знаешь? – спросил он.

– Это серая, кирпичная? Да-да-да…

– На втором этаже торговцы живут, там спросишь. А ко мне в пятницу приходи, к концу смены.

– Заметано.

– А ты не из милиции, случайно? – без всякой хитрецы спросил рабочий.

– Нет! – категорично ответил Ермолаев. – А ты правда мастер?

Рабочий хмыкнул и показал блестящий металлический кружок:

– Хромированный рубль когда-нибудь видел?

– Ого! – искренне восхитился Ермолаев. – А позолоченного нет?

– Никелированный есть, – и мастер достал из отвисшего кармана второй раритет.

– Да он это, как пить дать, больше некому! Тем более раз больше в общаге никого нет. После шмона все разъехались, только студенты остались, говорю же. Расколем, куда денется. Участие в хищении радиоактивного вещества… – Мещеряков как клещами уцепился за версию насчет Абашидзе и уже час рьяно убеждал Ермолаева форсировать события, не особо озадачиваясь пунктами процессуального кодекса.

– И заодно убийца?

– А что? Это тип прожженный, я печенкой чую.

– Все может быть, – согласился Ермолаев. – Если он просто устранял свидетелей.

– Конечно. Девчонки что-то узнали, вот он их и прикончил, а сделал так, вроде маньяк был, чтобы следствие запутать.

В день занятий секции Мещеряков без проблем проник в раздевалку спортзала, нашарил ключи в сумке у Абашидзе и вдавил с двух сторон в брусочек мастики, чтобы сделать дубликат.

…Ермолаев с удовлетворением прислушался к мертвой тишине на лестничной клетке, повернул ключ и вошел, оставив Мещерякова у дверей. В прихожей – чеканка на стенах соседствует с плакатом Вахтанга Кикабидзе, новенькая хрустящая ковровая дорожка ведет в гостиную. А вот и комнатка Абашидзе-младшего. Обычный интерьер молодого человека. На письменном столе – магнитофон и груда кассет. Кажется, здесь ничего. В верхнем ящике стола обнаружилась папка с рисунками. Какие-то рыцари, рогатые черти, грудастые красотки… Диссонансом смотрелось довольно реалистичное изображение девушки в наушниках перед клавиатурой, с надписью “Саня Хвост”. Стоп! На щите старательно нарисованного кавказского воина был изображен орел, такой же, как и на брошке. “Негусто, но вполне достаточно”, – подытожил Ермолаев.

– В двадцать два часа он вышел из техникума, не один, с мочалкой, – рассказывал Мещеряков. – Кто такая, пока не выяснил, но думаю, к делу не относится. Так… Проводил до дому, а потом пошел вот сюда, – милиционер ткнул в карту, – тут я его потерял.

– Как же так…

– Не знаю. Как сквозь землю провалился.

– Постой-постой, – Ермолаев склонился над картой. – Вот тут Царева живет.

– Вы думаете, пошел ее выслеживать?

– Вполне возможно. По крайней мере, медлить нельзя, а то будем на шаг отставать, а это чревато. Сегодня после десяти вечера понаблюдай-ка лучше за ее домом. Что-то мне подсказывает – он придет. Я Царевой скажу, чтобы никуда не выходила, а на телефон пусть отвечает. В эти дни были подозрительные звонки – весьма вероятно, что этот гад усиленно зондирует почву…

Вечером Мещеряков засел на крыше, где до темноты предавался невыносимой скуке – дом будто вымер, не было ни входящих, ни выходящих. В двадцать три пятьдесят он отправился восвояси.

Ровно в полночь в дом вошел некто, одетый в совершенно антикварный плащ-крылатку черного цвета. Он неслышно приблизился к одной из квартир на втором этаже, когда из-за соседней двери раздался собачий лай.

Вика еще не спала. Она подошла к двери и смогла в промежутке между лаем уловить стук удаляющихся шагов. Мысль работала четко – если это преступник, она может выследить его или хотя бы успеть разглядеть издали. В азарте, позабыв всякий страх, даже не обувшись, девушка выскочила на улицу. Там было пустынно. А если он там, в подъезде, под лестницей? Вика в нерешительности остановилась.

“У, собака, шайтан…” – он выбежал во двор и спрятался за мусорным контейнером. Пожалуй, совершил ошибку, придя так поздно. А может, рискнуть еще? Нет, лучше днем. Он выглянул и обомлел – да вот же она, стоит спиной и медленно открывает дверь в подъезд. Он нащупал в кармане шнур.

Как только Вика потянула ручку на себя, дверь широко распахнулась, и оттуда кубарем, чуть не сбив девушку с ног, выкатился ее сосед, пьяница Прохоренко, с огромной дворняжкой Найдой на поводке. Вика еще никогда не была им так рада.

– Э-э-э, Вика, а что ты босиком-то?

– А, так… Здравствуйте, Виктор Иванович. Гребешок из окна выронила. Здравствуй, Найдочка! – девушка обняла собаку и потерлась щекой о сухой и холодный собачий нос.

– Нашла гребешок-то? – сосед подозрительно косился на ее карманы.

– А, нет, не успела, – Вике стало весело. – Стибрили.

– Ах ты, паскуды – вот народ пошел, мать твою, извиняюсь… Давай, Найда, делай свои дела. Лаять начала, – пояснил Прохоренко, – я думаю, хочет гулять, а она дурочку валяет. Э-э-эй, куда?..

Собака рванула поводок, и Прохоренко чуть не грохнулся оземь.

Мещеряков прошел уже пару кварталов, когда его словно что-то кольнуло в спину. Он развернулся и пошел обратно, ускоряя шаг. Чья-то тень мелькнула и скрылась в переулке. Черный плащ! Опоздал… Холодный пот прошиб Мещерякова. На мгновение он растерялся. Задержать? И что потом, если он опять ошибся – выговор в личное дело? Он опрометью бросился к дому, где жила девушка, и, увидев ее у крыльца с мужиком, одетым в затрапезное, успокоился. Это, конечно, она сама, жива и здорова, а с ней явно ее сосед, да еще с собакой, так что все в порядке. Вот только что она, дура, делает на улице? Ладно, надо проследить за тем, в черном плаще, он не мог уйти далеко…

– Найда, фас! – услышал милиционер за спиной и, оглянувшись, изумился – на него с рычанием, оскалив огромную пасть, неслась собака…

– Не укусила? – Ермолаев придирчиво осмотрел Мещерякова со всех сторон.

– Да нет, нас же учили – подошвой ботинка по морде, и все, сразу успокоилась.

– Ладно, Серый, уж извини, что так вышло. Я сам виноват, должен был ее предупредить.

– Я этому Прохоренке в тык дам. Он у меня попомнит – собаку без намордника да еще на представителя власти. И Абашидзе я упустил из-за него…

– Прохоренко и так перетрусил, наверняка. А насчет Абашидзе… Хорошо бы проверить, где он был в это время. Но, если честно, что-то тут не вытанцовывается.

– Да точно он, больше некому, – уверенно заявил Мещеряков.

– Почему?

– А по всему. Приметы. Одет в черное. Совсем обнаглел. Конечно, там темно было, но я успел заметить, что рост совпадает. И вообще не верю я этим грузинам.

– Что ж ты на блюстителя собачку-то натравила?

– Ха, а что я, интересно, должна была подумать? Между прочим, за час до этого опять был звонок. А тут – высовывается какой-то, а потом убегает.

– Ну так что, убегает – может, он на трамвай опаздывал…

Вика даже не улыбнулась. “Плохо дело”, – подумал Ермолаев.

– А не хочешь недельку на даче пожить? – спросил Ермолаев.

– На какой даче?

– На моей. Там хорошо, речка рядом и вообще. А мы за это время маньяка поймаем.

– Хорошо, – угрюмо ответила она после некоторого раздумья. – Только не думайте, что я испугалась.

– Да уж не думаю…

– Значит, Заур Абашидзе? – Баскаков встрепенулся. – Вот и хорошо.

Ермолаев отметил про себя, что впервые за эти дни Баскаков заметно оживился. “Еще бы, – подумал он. – Все заслуги себе припишет. Да ладно, какая, в сущности, разница, – тут же устыдился он своим мыслям. – Тем более про взрывное устройство Баскаков не знает, потом скажу, когда наши приедут. А до этого попробую паскудника Абашидзе расколоть, если выйдет с допросом”.

– Когда брать будете? – спросил он.

– Сегодня вечером.

– Вот и славно, а я с утреца – на дачу, ссыльную возвращать.

На чердаке обнаружилась куча старых журналов. Какие смешные были моды, и какой дурацкий юмор! А вот романы про любовь, еще дореволюционные, с “ять”.

Вика легла, когда алый закат засветил в окно. Как хорошо, что завтра не нужно идти на практику. Утречком она пойдет на озеро, а потом – в поле, сплетет венок из одуванчиков. Пока ей не скучно. Скоро приедет Ермолаев.

Уже засыпая, она вспомнила, что не потушила свечку на чердаке. Не хватало устроить пожар в чужом доме. Она решила слазить наверх, но, как выяснилось, напрасно – свечка уже догорела и погасла. Спускаясь по деревянной лесенке, бросила рассеянный взгляд вниз в окно. Ей показалось, что там промелькнула тень. Послышался шелест травы. Птица, рассыпающая трели на ветке, зашелестела крыльями и улетела.

Вика действовала на автомате. Она проворно, двумя прыжками, оказалась на полатях под самым потолком, с головой накрылась лосиной шкурой и замерла. “Да что это я, с ума схожу, что ли”, – только успела сказать себе она, как дверь с тихим шуршанием отворилась и почти неслышно кто-то вошел. “Идиотка, не заперлась”, – подумала Вика и еще сильнее вжалась в доски. Сердце стучало так, что, наверное, было слышно во всей округе. Не хватало воздуха. Все-таки он ее нашел, и здесь нашел, как будто это сам дьявол…

Она пролежала так очень долго, не решаясь выглянуть, уже не понимая, действительно ли слышит она этот шорох и стук, или просто кровь бьет в виски, и только под утро, совершенно измученная, забылась сном.

Ермолаев нашел ее не сразу. Вика вскрикнула, как гусеница подползла к нему и повисла на шее, так что он с трудом удержался на лестнице. Она даже забыла, что одета лишь в тонкую ночнушку, и Ермолаев слегка смешался.

– Ты, Вика, пожалуйста, не огорчайся, но в Заура Абашидзе стреляли.

– Кто? – у девушки брови поползли вверх.

– Милиционер. Он на милиционера с ножом бросился.

– Маразм… Он живой?

– Да как тебе сказать… впрочем, как тут еще скажешь… Нет.

– Как нет?

– Скончался.

Вика минуту помолчала. Похоже, она уже начала привыкать к смертям, или еще не отошла от пережитого недавно страха.

Она рассказала Ермолаеву о том, что произошло ночью, но он воспринял все это скептически. “Фантазия разгулялась, вот и все, – решил он. – Преступник к этому времени был уже ликвидирован. Надо ее успокоить, и как-то поделикатнее объяснить про Абашидзе…”

– Посмотри-ка, – он достал брошку, изъятую у бомжа. – Тебе эта вещь знакома?

– Да. Откуда она у вас?

– Нашел. Так что это?

– Вообще-то это его вещь…была, а потом… Дело в том, что Настька в него…к нему неравнодушна была, и стащила, чтобы…

– Чтобы приворожить?

– Да, точно.

– Ну и как?

– А никак. Он с другой гулял, певица одна, в клубе выступает.

Ермолаев ощутил, как почва, на которой держалась его с Мещеряковым версия, еще вчера ровная и твердая, как мрамор, теперь пошла трещинами и начала осыпаться.

У входа висело много очень разноцветных афиш. “Не пейте воду из-под крана! Ваше здоровье – достояние нашей молодой капиталистической республики! Пейте пиво…” – прочитал Ермолаев и почесал затылок. Ага, вот: “Сегодня концерт. Саня Хвост и группа Глицерин”.

В зале Ермолаева обволокла странная музыка, где слышались и персидские мотивы, и ритуальные песни бушменов. Дождавшись перерыва, он прошел в гримоуборочную. Весь “Глицерин” был в сборе.

– Доброго вам дня, – поздоровался Ермолаев. – Мне бы с Александрой Хвостовой поговорить.

Длинноволосая блондинка лет семнадцати оглядела его с головы до ног:

– Ну, я Александра. Только не Хвостова, а Бокова.

– А, понимаю – сценический псевдоним. Так хвоста-то нет? – и он заглянул ей за спину.

Все засмеялись.

– Волосы уберу назад, вот и будет хвост, – ответила девушка, недовольно поежившись. – А вы по какому поводу?

– Гм… Тут типа секретный разговор.

– Ну-ка, ребя, проветритесь, – она мотнула головой и поспешно загасила странную тонкую сигаретку.

Когда музыканты вышли, Ермолаев показал удостоверение.

– А что, – нервно отреагировала певица и смяла сигарету о стол. – Мы только про Павлика Морозова должны петь?

– Господь с вами, барышня, – искренне удивился Ермолаев. – Пойте хоть про Франкенштейна, причем тут однофамилец дореволюционного фабриканта? Вы меня ввергли в недоумение.

– А-а-а, а то я уж думала – и до нас добрались.

– Кто добрался-то?

– Да ерунда. Нервы что-то расшатались, устала.

– Нервы? А вы курить бросайте. Впрочем, девушка с изящной сигаретой – это стильно.

– Вы думаете? – Саня Хвост посмотрела на себя в зеркало.

– Вам идет, – польстил Ермолаев и добавил. – Красота и талант в одном лице – это не часто встретишь.

– Спасибо. А по какому вы поводу?

– С сигаретой красиво, а с косяком не очень… Гм… Ах, да, – встрепенулся он. – о чем, бишь, я…

– С каким косяком?! – возмутилась певица, не дав ему договорить. – Это обычные сигареты, из Африки просто.

– Ага, простые африканские цигарки, ну и ладно, – успокоил ее Ермолаев. – Абашидзе подарил?

– Вот как раз нет.

– Да шут с ними, с сигаретами. Я так, например, вообще не курю и в папиросах не разбираюсь. Хотя вот именно такие попадались…

– Так вы насчет Абашидзе? – не дав ему договорить, спросила девушка.

– А вы думали, я из худсовета?

– Да. То есть нет.

“Нервничает, – отметил Ермолаев. – Хотя сама спросила про Абашидзе. Нет, скорее всего, обеспокоилась насчет травы. Или просто характером неустойчивая, как все музыканты”.

– Вот и хорошо, – вслух ответил он. – Расскажите, пожалуйста, где вы с ним познакомились.

– В горном техникуме. Там курсы менеджмента.

– Так вы же по музыкальной части, – удивился Ермолаев. – Что вы делали на курсах?

– Ну, музыка… – она махнула рукой. – На музыке разве заработаешь? Вот поступлю в институт, получу диплом, устроюсь на работу, а уж потом можно и музыку.

– М-да… Ну, ладно.

– А вы не согласны?

– Не особенно. Но, как говорится, каждый – кузнец своей судьбины. И опять-таки насчет Абашидзе. Расскажите, что тогда произошло.

– Да ведь я ничего не видела. Заур меня с курсов провожал, а потом этот появился, как из-под земли, показал удостоверение, а мне говорит – “иди домой”. Ну, я пошла. Вот и все.

– Милиционер один был?

– Да. А вы разве не знаете?

– Да нет, я из другого ведомства. А выстрелов вы не слышали?

– Боюсь, что слышала.

– То есть?..

– Ну, когда домой пошла, слышу – какие-то хлопки. Я тогда не придала значения, а теперь понимаю.

– А сколько их было?

– Хлопков? Два.

– Точно два? Не три?

– А какая разница?

– Очень существенная. Так вы уверены, что выстрелов было два?

– Да вроде, – после некоторой паузы сказала певица. – Точно, два.

– А не знаете, зачем Абашидзе таскал с собой нож?

– Нож?! – удивилась девушка. – Да он никогда ножа не носил – он же спортсмен был. Говорил, что любого может заломать, и никакого оружия не надо. Он, между прочим, чемпион района по самбо был, среди юниоров, вы разве не знаете?

Ермолаев промолчал.

– А кто все-таки добрался-то? – вернулся он к оброненной ранее фразе. – Вы сказали, и до вас добрались.

– Журналист один приходил, интервью брал…

– Взял интервью-то? В-смысле, напечатал?

– Нет, наколол, кажется. Сам больше говорил, на выборы напирал и все такое. Утомил вообще. За депутата Серкина агитировал, чтобы мы поучаствовали. А этот Серкин такой дворец себе отгрохал, все знают, тот еще правозащитничек.

– Так-так…

– И вот напугал, что скоро все запретят.

– Все?

– В-смысле, цензуру введут и вообще будет тоталитарный режим.

– Вот как?

– Да. Это правда?

– Нет, неправда, – ответил Ермолаев и встал. – Прощайте, сударыня, благодарю за неоценимую помощь.

– Не за что, заходите еще.

– Всенепременно.

– Мы новую программу готовим. Вам понравилась наша музыка?

– Чрезвычайно понравилась.

– Я рада.

– И я рад, что вы рады.

– Аналогично.

“В трупе два пулевых отверстия, – проанализировал Ермолаев ситуацию. – Выстрелов было тоже два. Значит, без предупредительного? Баскаков – опытный сотрудник, вряд ли струхнул. Зачем же сразу было стрелять на поражение? Эмоции? А с виду спокойный, ни дать ни взять Жан Габен, только усатый… Как назло ниточку обрубил”.

– Да, я прикончил мерзавца, – Баскаков был сердит. – Я, лично. Нечего ему на нарах делать. С такими разговор у нас должен быть короткий. Хватит с ними валандаться.

– Конечно, кто же спорит, – кивнул Ермолаев. – Кончать сразу.

– Нет, тут ты неправ, – немного успокоился Баскаков. – Все должно быть по закону.

– Ага, представиться, показать удостоверение, а когда он с финкой на тебя, ты – предупредительный выстрел вверх, а потом в него?

– Разумеется.

– И с Абашидзе так было?

– Абсолютно так. Я сначала по-хорошему хотел, полной уверенности-то не было, а он на меня с ножом. Стало ясно – по-хорошему не понимает. Ствола не испугался, значит – хоть молодой, а матерый. Сам себя выдал, какие тут вопросы…

– Нет вопросов.

Глава десятая. Стучись в любую дверь.

– Вика, как ты думаешь, мог Заур Абашидзе убить Настю?

– Вы сбрендили, извините! – возмутилась девушка. – То с ножом на милиционера, то своих душить… Глупость какая.

“Она права, – подумал Ермолаев. – Не туда нас с Серым понесло, не туда – теперь это окончательно ясно”.

– А вот ты говоришь, Настя упоминала про Роберта, фотографа. Как бы этого Роберта найти?

– Не знаю…– Вика покачала головой.

– Попробуй вспомнить что-нибудь. Где они встречались, например…

– Ой! Наська говорила, что он в казино бывает, вроде бы.

– Хорошо. А где мастерская у него, не говорила?

– Н…нет. Не помню. Кажется, у него серебристый джип есть. Или не у него, но ее один раз катали. Не знаю.

– Ну вот, уже кое-что, – подбодрил ее Ермолаев. – Вика, ты не хотела бы к сестре съездить на недельку?

– Опять? То на дачу, то к сестре…

– Ну что еще за капризы – разве тебе на даче не понравилось?

– На дачу – согласна, а к сестре – ни за какие коврижки.

“Ничего, пусть будет так, – прикинул Ермолаев. – Вряд ли ему придет в голову туда явиться во второй раз, если он вообще там был…”

– Хорошо, езжай на дачу.

У входа в казино стояло много машин, в том числе и серебристый джип. Миновав человека с металлодетектором, Ермолаев зашел в бар и взял мексиканского самогона с солью и лимоном.

Бармен, услышав вопрос про Роберта-фотографа, хрюкнул и покачал головой.

На втором этаже у двери без надписи ошивались двое типов неприятной наружности, коротко стриженные и с полным отсутствием шеи, что делало их похожими на матрешек. Быстро следуя мимо, Ермолаев резко рванул дверную ручку и тут же оказался обездвижен железной хваткой.

– Ты чего, мужик?

– А вы ч-чего? – Ермолаев старался говорить заплетающимся языком. – Мне Роберта надо. Фоторг…рафа.

Хватка не ослабевала. Дверь приоткрылась – видна была только холеная рука с толстыми пальцами, украшенная массивной золотой печаткой.

– Э, в чем дэло? – прозвучало из глубины комнаты.

– Да ничего, Джабраил Ишханович, тут какой-то хмырь заблудился, – ответил один из церберов, и дверь закрылась.

– Давай, вали отсюда… – Ермолаев почувствовал такой мощный толчок, что смог затормозить лишь у самой лестницы.

“Так, ладно, спущусь пониже”, – он опять зашел в кафе, чтобы обдумать план действий и на всякий случай примелькаться посетителям. Впрочем, посетителей было немного, и среди них – ни одного кавказской внешности.

Для антуража пришлось взять пива и водки.

Через пять минут к Ермолаеву бесцеремонно подсела молодая и сильно накрашенная брюнетка.

– Молодой человек, пригласите меня танцевать.

– Так ведь музыки нет, – удивленно ответил Ермолаев.

– Ой, верно. Тогда угостите папироской.

– С удовольствием. Бросил.

– Ну тогда…

– Кока-колы желаете?

– Я не проститутка, между прочим, – нескладно ответила брюнетка. – Просто вижу – молодой человек интересный скучает, а я тоже ужасно одинокая.

“А это мы проверим, путана ты или шпионка, – подумал Ермолаев. – Да и про фотографа этого чертового хотелось бы узнать”.

Он принес из бара бутылку вина и наполнил фужеры.

– Ой, а я хочу орешков! – капризно заявила брюнетка.

– Сию секунду-с, – Ермолаев встал и направился к стойке, высматривая какую-нибудь отражающую поверхность. Наверняка красотка сейчас насыплет ему в рюмку вредный для здоровья порошок.

Как назло, все было матовое, и даже вместо картин в застекленных рамках висели бумажные произведения с иероглифами.

Когда он вернулся, брюнетка подняла фужер.

– Э, нет, я – пива…

Она прикусила губу.

– По рекомендации лучших собаководов и докторов, – пояснил Ермолаев, – Нужно соблюдать порядок.

– Не поняла.

– То есть сначала пьется пиво, потом вино, потом водка.

– А потом? – кокетливо поинтересовалась брюнетка.

– Потом кофе. В постель.

– Нет, лучше в чашку, – она захихикала.

“Бездна остроумия, – подумал Ермолаев, – С кем приходится общаться…”

Осушив стакан пива, Ермолаев потянулся к водке.

– А вино?.. – она покосилась на его нетронутый фужер.

“Непрофессионалка, – успокоился он, – С такой быстро разберусь”.

– Да ну его, вино, – сказал он. – Это не для настоящих мужчин.

После минутного молчания она пожелала бутерброд с красной рыбой.

“Так, теперь и водку хочет отравить”, – думал Ермолаев, медленно идя к буфету.

Возвращаясь, он ловко споткнулся и сбросил рыбу на ее ажурные колготки.

– Ай-яй-яй, ой-ей-ей, какие же бывают неуклюжие моменты в моей нелепой жизни, – запричитал он и подал салфетку.

Брюнетка что-то пробормотала и перегнулась вниз, пытаясь оттереть пятно.

Ермолаев мигом схватил ее фужер, опрокинул в рот не глотая (вино оказалось сладким и приторным), перелил ей содержимое из своей посуды, точно соблюдя уровень, и выпустил к себе в фужер то, что не успел ненароком проглотить. Было бы проще поменять емкости, но он заранее определил незначительную разницу в форме подставки. Кто знает, может у нее тренированная зрительная память – а береженого, как говорится… Хорошо, что никто не видит, а то что бы подумали…

“А корма у нее примечательная”, – отметил он, наблюдая сверху за ее манипуляциями.

– Фух, – с раскрасневшимся лицом дамочка, наконец, возникла над столом.

– Клянусь, в последний раз. А выпью-ка и я вина.

– Давайте.

– До дна, до дна.

– И вы до дна.

– А как же…

Через минуту Ермолаев потер себе виски и огляделся, изобразив расфокусировку взгляда:

– Двоится чевой-то, хм… А не поехать ли нам в номера?

– Поедемте, – она согласно закивала и резко встала, покачнувшись.

Он подхватил ее и вывел на улицу.

– Вот моя машина, – она махнула рукой, и ее повело в сторону.

– Спокойно, спокойно, – он помог расстегнуть сумочку, – Давайте ключ, я поведу.

– Нет, я сама, ты не смож-ж…ик…

“Вот уже и на ты перешла, – отметил Ермолаев. – Только бы не вырубилась раньше времени…”

Он пристроил ее на сиденье, завел двигатель и еще раз оглядел улицу. Ничего подозрительного.

– Адрес давай, куда ехать?

– М-м-м… – она уже не реагировала.

Ермолаев потер ей уши, но тщетно.

Он выехал на большую дорогу.

– Ого, а вы время зря не теряли, – почесал затылок Мещеряков.

– Да нет же, это не тот случай… – Запыхавшийся Ермолаев скинул брюнетку на тахту.

– Все так говорят, – Мещеряков укоризненно покачал головой.

– Ладно уж, “облако морале”. В штанах. Скотч есть?

– Шотландский уиски? По-моему, ей уже достаточно.

– Сил моих больше нет, – Ермолаев закатил глаза и рухнул на стул.

– Шутник я, шутник, – Мещеряков порылся в ящике стола и добыл огромную бобину липкой ленты.

Ночью Ермолаев часто просыпался, но брюнетка очнулась лишь под утро.

– О-ой, голова…

– Без мозгов, – констатировал Ермолаев.

– О-о-ой…

– Что ж ты всякую дрянь в питье сыплешь, так ведь и здоровье надорвать недолго.

– Я не виноватая.

Мещеряков приблизился к женщине и грозно навис над ней:

– В глаза мне смотреть! Кто послал, с какой целью? Или я тебя раскаленным утюгом пытать буду.

– Погоди, Серый, – забеспокоился Ермолаев. – Она и так скажет. А утюгом не надо. Знаешь, какой пойдет шмон от горелого мяса? Да и электроэнергии нащелкает…

“Вот уж действительно – не знаешь где найдешь, – размышлял Ермолаев. – Словоохотливая шлюшка оказалась. Одно непонятно – если такая мелкота столько знает, что же органы-то местные пребывают в благодушии? Итак, подведем итоги. Тот самый Джабраил у них всем заправляет. Игорный бизнес, торговля наркотиками, похищения – полный набор. Чернопопый спрут и сюда дотянулся. И все же больше вопросов, чем ответов. Допустим, Настю Крымову убрали как ненужного свидетеля чего-то. Впуталась по глупости, скорее всего. С другими жертвами неясно, но можно предположить, что и они имели отношение к вертепу. Все-таки Заур Абашидзе каким-то боком здесь замешан. Насчет Баскакова есть вопросы. Что же касается Вики… А действительно ли ее хотят устранить? Мотивов-то не видно, вообще ничего, одни эмоции. Ладно, пусть пока отдыхает. Главное другое – ниточка насчет радиоактивного вещества. Ну, Серый, видать, и ты дождался…”

– Пока не убедимся, что адрес правильный, останешься здесь, – погрозил он путане. – Какой пароль?