Текст книги "Ворона летает по геодезической (СИ)"

Автор книги: Игорь Блинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Не будет тебе нашивки за ранение, – констатировал Шапиро. – Разве за контузию.

– Да ладно, давай решать, как дальше жить.

– Ну, чего решать – я еще парень молодой выпячиваться и на амбразуру кидаться, – ответил Шапиро, прижимаясь к стене.

– А по книге твоей что выходит – от чего помрешь?

– От скромности.

– Ну так не скромничай и давай за ним, окружай, – сказал Ермолаев. – Вот я ранетый, и то сейчас пойду, только отдышаться надо.

– Да куда спешить…

– Ладно, сиди пока, – Ермолаев осторожно выглянул и пополз за куст.

– Подстрелят ведь.

– Да у него патроны кончились, я считал.

– А если запасная обойма?

– Вряд ли, не на маневрах же…

Шапиро смело подпрыгнул и подтянулся:

– Эге, их там двое. Второй – в черном плаще.

– Это Курбатов, – догадался Ермолаев.

– Остановились почему-то, назад смотрят. Там, в конце рельсов. Эврика!

Неподалеку на рельсах стоял небольшой подъемный кран на электрической тяге. Шапиро на четвереньках прокрался в кабину, что-то крутанул, кран вздрогнул и быстро поехал по рельсам. Шапиро соскочил с вытаращенными глазами и, согнувшись, вернулся за стенку.

Кран, лихо разогнавшись, ударился о тупик и со скрежетом завалился набок прямо на то место, где только что стояли Баскаков с Курбатовым.

– Кажись, он Курбатову стрелой прямо по спине шибанул, – восторженно констатировал Ермолаев. – Где ты так научился с техникой обращаться?

– Когда-то на стройке подрабатывал.

– Как Шурик?

– Как волк из “Ну, погоди”…

Шапиро опять подтянулся над стенкой и стал наблюдать.

– Поддержи-ка меня, а то упаду.

Ермолаев подпер его снизу.

– Ну?

– Салазки гну, – ответил Шапиро. – Один готов, Курбатов твой. А Баскаков жив-здоров.

Он замолчал.

– Что он делает? – прохрипел, вконец потеряв терпение, Ермолаев.

– Брезгливо прикасается к трупу.

– Ну, и…

– Что-то вынул из кармана.

– Чьего кармана?

– Его, трупа. Теперь озирается, заметил что-то вдали. Уходит.

– А ну-ка, дай-ка, – Ермолаев вращательным движением осторожно освободился от непосильной ноши и полез наверх. Шапиро повис, как перезрелая груша, но удержался, не упал.

Баскакова уже не было. Распростертое на земле тело действительно напоминало бывшего Курбатова. Сейчас он еще больше походил на ворону, только подстреленную. Неужели победа? Но куда, однако, канул оборотень в полковничьей шинели?

Когда они осторожно вышли из-за укрытия и пошли к завалившемуся крану, тот внезапно зашевелился и рухнул в котлован, взметнув высокий фонтан.

Это было уж вовсе неожиданно: труп исчез. Не осталось даже видимых следов.

– А где же труп Круп…то есть кадавр Курбатова? – недоуменно спросил Ермолаев, запинаясь от неожиданности происшедшего. – Тьфу, язык сломаешь.

– Нетути, – задумчиво произнес Шапиро. – Одно непонятно – черти его унесли или Баскаков?

– Баскаков тоже черт, – возразил Ермолаев.

– Вот-вот.

– Или сам ушел.

– Как это? – удивился Шапиро.

– Такие случаи описаны в литературе.

– Уму непостижимо, – молитвенно проговорил Шапиро. – Не приведи силы небесные увидеть блуждающий кадавр, глупый и беспощадный.

По всему выходило, что кран, съезжая в котлован, зацепил труп стрелой или крюком и увлек его на дно.

Их раздумья прервал рокот мотора. Через минуту лихо подрулил фургон, из которого вышел Титов с группой захвата.

– А вы как тут оказались? – развел руками Ермолаев. – Только не надо говорить – “стреляли”…

– Так ведь действительно стреляли, браток, – возразил Титов. – Или это шкаф упал?

– Шкаф на месте, а Баскаков опять смылся.

– Отряд, по коням! – рыкнул Титов.

– Ну, поехали! – Ермолаев взялся за стакан.

– За что вздрогнем? – Шапиро поднял свой.

– За то, чтоб бардака в стране не было. Или ты опять на этот счет имеешь оригинальное мнение?

– Имею, – ответил Шапиро и выпил.

– И почему, по твоему, у нас такой бардак? Кто виноват?

– Как кто? Шестидесятники.

– Что? – от удивления Ермолаев чуть не поперхнулся.

– Они самые. Вот я после школы в институт не поступил, на завод пошел. Ох, и изумительных персонажей я там наблюдал! Знаешь, что такое мастер-наставник? Такой артист, все перлы изрекает. Типа “машина любит ласку, чистоту и смазку”, “без труда не выловишь рыбку из пруда”, а молодежь должна работать “с душой”, или еще лучше “с огоньком”. А у самого на уме только бабла побольше срубить и пивом после работы накачаться…

– Ну и причем тут шестидесятники? – перебил его Ермолаев.

– Да самые лицемеры они и есть. Они, что ли, Берлин брали, Днепрогэс строили, Донбасс восстанавливали? Тех всех война выбила, а эти – на тепленькое местечко. Они пошлые туристские песни тренькали из трех аккордов, а теперь уважения требуют за свои “трудовые подвиги”. Пенсия маленькая, пенсию им большую подавай!.. А за что? Завалили страну драповыми пальто тюремного покроя, а сами за американскую шмотку готовы были Родину продать. В творческих союзах, в институтах окопались, все по знакомству, везде блат… Сейчас говорят: Коммунизм осудить. Идеологию осуждать? Да она же христианская, по сути. А вот кто ее опошлил, вот вопрос. Кто сделал, что людей мутило от всего этого? Пенсию им!.. Они работали! Да они всю свою жизнь страну гробили. Не санаторий им, а лепрозорий!..

– Ну, не знаю… – сказал Ермолаев после некоторой паузы. – В одном могу согласиться: лицемерие – страшная вещь. Это, можно сказать, погубило не одну цивилизацию. Ведь как бывает: по утрам – примерный семьянин, а по вечерам маньяк. Почему, откуда это берется?

– Закон природы такой. Так будет всегда.

Когда они выходили из кафе, Ермолаеву почему-то вспомнилась цитата из Пушкина: “Я не ворон, а вороненок. А ворон еще летает…”

– А жаль, что Курбатов утонул, – сказал Шапиро. – Вот бы отрезать ему голову и заспиртовать.

Тьфу, подумал Ермолаев, экая скверность. Но вслух ответил:

– Да, и продать американцам.

Шапиро раскрыл манускрипт и гробовым голосом начал читать. Несмотря на закрытые ставни, подул легкий ветерок. На втором стихе в воздухе прошелестело. Сквозняк? Вот и волосы предательски встали дыбом, как синтетический парик. “Самалакфа ратта ауриххон…” Шапиро скосил глаза налево, и некто будто шлепнул его мокрой ладошкой по щеке. Показалось? Но хоть сердце и охолонуло, экспериментатор продолжал в полубреду: “Фетта мешера кабба…” Под потолком завыло и застучало, как хвостом большой собаки. Шапиро вцепился в книгу и дочитал последние слова. На мгновение стихло, но тут же послышался нарастающий гул. Он приближался, переходя в ощущаемый нутром резонанс. Запахло горелым. Преодолевая подступающую тошноту и боль в глазах, Шапиро шагнул навстречу расплывчатой тени и упал, удивившись, что не чувствует рук и ног…

Их “Ниву” преследовали. Баскаков сильно нервничал. На развилки удалось свернуть на проселочную дорогу. Дальше начинался сплошной лес.

– Оторвались, кажется! – повеселел Ахмед.

– Давай, давай, гони, – Баскаков посмотрел назад. – Вроде никого.

Когда поравнялись с домиком на отшибе, где у калитки хозяин протирал лобовое стекло потрепанной легковушки, полковник приказал остановиться. Он выскочил и махнул Ахмеду рукой:

– Поезжай!

“Нива” скрылась, а Баскаков подбежал к хозяину машины, раскрыв удостоверение:

– Милиция. Я реквизирую ваше транспортное средство для оперативного мероприятия.

Тот внимательно изучил документ, оглядел Баскакова с головы до ног и ушел в дом.

“Водитель, не валяйте дурака, остановитесь!..” – хрипел громкоговоритель. “Нива” не сбавляя хода мчалась по бездорожью, подпрыгивая на кочках. Застучали автоматные очереди, машина завиляла и, с грохотом наскочив на торчащую из земли арматуру, застыла на месте. Двигатель взревел и заглох. На мгновение наступила тишина. Где-то в стороне раздался хлопок, в воздухе прошелестело, и над тем местом, где только что была “Нива”, поднялось огненное облако.

Баскаков никак не мог обогнать грузовик, кузов которого был заполнен мусором и старыми автомобильными покрышками, из груды которых уже давно тянулся дымный шлейф.

Встречные машины сигналили и мигали фарами. Грузовик проехал туннель, заполнив его облаком дыма, и остановился у обочины.

В туннель Баскаков въехал не сбавляя хода и сразу потерял ориентировку. Машину занесло. Она, высекая искры, ободрала бока и остановилась вплотную к стене. Баскаков выбрался, и пошатываясь от легкой контузии, направился к выходу сквозь едкий туман. Что-то схватило за грудь и понесло над землей. Последним, что услышал полковник, был хруст его собственных костей и хлюпанье внутренностей под колесами рейсового автобуса.

– Армия отчитывается об очередной “удачной” антитеррористической операции – нам сообщают, что автомобиль “Нива”, якобы напичканный взрывчаткой, сам взлетел на воздух. У нас же другие сведения. Машина была обстреляна из гранатомета, и находившимся внутри не было дано ни одного шанса. В последнее время у нас любят переводить стрелки на американцев – вот, мол, они действуют слишком жестко в Ираке. Но Америка показывает нам пример открытости, когда все случаи злоупотреблений становятся достоянием гласности. Мы же творим беззакония на своей земле, где армия воюет против собственных граждан. И все это в атмосфере умалчивания и искажения фактов, – депутат заиграл желваками и потянулся к сигарете.

– Спасибо, что нашли время прийти к нам. Напоминаем, что у нас в гостях был депутат от правой фракции господин Серкин.

Правдин, журналист местного радио, выключил микрофон. В эфир пошла музыка.

– Спасибо, – Серкин встал и потянулся так, что хрустнули суставы. – Ух, устал.

– Тебе спасибо, – Правдин пожал ему руку. – Заходи, как будет время.

– Обязательно. Кстати, у меня есть неплохое предложение, есть что обсудить. Но это потом. И еще раз поздравляю.

“Удачный день сегодня, – подумал Правдин. – После премии отличный материал, все очень кстати. Теперь прокуратура отвяжется, не посмеют тронуть – общественное мнение тоже кое-что значит. Такой адвокат, как Гофеншефер, дело развалит вмомент”.

Он достал из большого конверта новенький автомобильный каталог и углубился в его изучение.

Глава восемнадцатая. Сквозь топи и болота.

Вика возбужденно тараторила:

– Я все места там знаю, вы один не найдете, и рисовать я не умею, могу только на месте показать, так что я тоже поеду, и там мы пойдем, я знаю, где идти, я там тропинки знаю…

– Да нет, – поморщился Ермолаев. – Это никак не возможно.

– Почему?

– Ну ты подумай – куда я тебя повезу, к черту на рога?

– Ха! Ой, не могу… Да я там все знаю, как свои пять пальцев! Нет, без меня вам там не справиться.

Ермолаев сделал паузу.

– А если комары заедят? – привел он последний довод.

– А комаров-то сейчас и нет.

– Ну уж…

– Не комариный сезон сейчас.

– Гм…

– И думать нечего, едем вместе! Комары, хех…

В Березове Ермолаев и Вика сели на поезд, идущий до Сережкино. Вагон шел полупустой, в четырехместном купе единственным попутчиком оказался инженер из Екатеринбурга, направляющийся к отцу-пасечнику. Сосед поначалу был неконтактен, но когда в купе из приоткрытого окна стал проникать дым, подмигнул Вике и успокоил:

– Не бойся, барышня, это не пожар. Это нас паровозик тянет.

Ермолаев выглянул наружу. Состав медленно огибал пригорок, а впереди – действительно, пыхтел черный паровоз.

– Вот тебе на! – только и нашелся сказать Ермолаев.

– А это начальство местное распорядилось. Так мол и так – угля много, паровозов законсервированных много, так пусть не стоят, а пользу приносят трудовому народу.

В дверь просунулся инвалид, предложил купить фотографии Сталина. Похоже, время не властно над этими краями. Словно читая чужие мысли, сосед оживленно заговорил:

– Да, места здесь дикие. Поверишь, мил человек – в тайге остяки живут, так у них у всех фамилии одинаковые. Ей-богу. Живут в чумах, жгут лучину, и в деньгах ничего не понимают. Они шкурки сдают.

– А автобус туда ходит, где они живут? – спросила Вика.

– У-у, нет, милая, какой там автобус. Там после Сережкина топь сплошная. Они тропы знают, иногда посылают своих на ярмарку. А вообще-то у них натуральное хозяйство, охота там, оленеводство. Под охраной государства, короче говоря, как уникальное явление природы.

– Что же они покупают, водку? – поинтересовался Ермолаев.

– Да нет вроде, они отвар из мухоморов потребляют, хе-хе, – засмеялся инженер. – А так берут инструменты – ножи там, пилы, топоры – что в хозяйстве сгодится. Тэ-э-к, где она, родная (попутчик, услышав про водку, достал из чемодана бутылку чего-то цветного).

Выпили, закусили. Выпила полстакана сладкой наливки и Вика, разрумянилась и повеселела.

– Ну что, узнаешь места? – спросил Ермолаев, сбросив рюкзак на бугорок.

– Конечно, – уверенно заявила Вика. – Вон там, у развилки, сельмаг, а дальше просека в тайге, там наш лагерь был, километров десять…

За сельмагом обнаружилась лишь густая таежная стена. “Медведи здесь отовариваются, что ли?” – подумал Ермолаев.

– Как я понимаю, аналитически рассуждая, просека заросла, и нужно вооружиться большими и тяжелыми топорами, – риторически вопросил он.

Вика насупилась и часто-часто заморгала.

– Э-ва, а что мы такие расстроенные… – приободрил он ее. – Вика, будь мужчиной. Сейчас разберемся.

Она подняла голову, молча побежала к небольшому холмику, взобралась на него и несколько раз подпрыгнула. По раздавшемуся визгу стало понятно, что она заметила еще один известный ей ориентир. “Ну вот и славно, – подумал Ермолаев. – Не пропадем”…

– Они идут за нами, – с тревогой проговорила Вика, несколько раз осторожно оглянувшись.

Ермолаев заметил их уже давно, но решил не поднимать панику раньше времени.

Один – толстый, в брезентовой куртке, округлившейся на пузе. Другой – тонкий, в кожаном пальто с огромным воротником. У обоих за плечами ружья.

Через час они почти нагнали Ермолая и Вику.

– Эй, мужик, а ну постой-ка, – раздался сзади надтреснутый голос.

Ермолаев прошептал:

– Ты, Вика, иди не спеша, я их сейчас успокою.

Он расстегнул верхнюю пуговицу на куртке, остановился, снял рюкзак, картинно вытер лоб и оглянулся с улыбкой до ушей. Те двое подошли ближе. Двустволки по прежнему за плечами. “Ну, это ерунда, – подумал Ермолаев. – Пока будут снимать ружья, десять раз уложу каждого”.

– Мужик, – это сипел толстый. – Что это за мормышка с тобой?

Ермолаев молчал, продолжая идиотски улыбаться. На минуту он представил себя со стороны, и это не доставило ему удовольствия, но надо было сыграть до конца.

– А то мы с товарищем познакомиться с ей хочем, ежели ты не имеешь ничего против, само собой, – продолжал толстый.

Второй, тощий с испитым лицом, одобрительно захрипел, изображая смех.

– Да что вы, ребята – какие возражения… – Ермолаев развязной походкой приблизился к ним. – Вы что, меня не знаете?

Тощий наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, а толстый отступил назад, сделав движение рукой к оружию, но через секунду уже падал на землю со сломанной челюстью. На ходу сдернув с него ружье, Ермолаев направил ствол на второго.

“А если не заряжено? – подумал Ермолаев. – Э-э-э, береженого бог бережет…”

И он крепким ударом приклада в скулу уложил тощего…

– Класс! – восторгалась подлетевшая Вика. – Как в кино! А я уже думала ему между ног заехать, я тако-о-ой приемчик знаю…

– Нехорошо старших обижать, – укоризненно вздохнул Ермолаев.

Он склонился над толстяком. Тот сидел на земле, шипел и качался как маятник, ощупывая пострадавшую челюсть. Тощий дышал, но был без сознания.

– Тоже мне старшие, – не унималась Вика. – Во, смотрите, какая рожа! Его в зоопарке показывать надо. Большой, да дурной. Здорово вы ему по кумполу звезданули. И этому. Даже этому еще лучше.

– Не по кумполу, а по рогам, – уточнил Ермолаев. – А он, вишь, с катушек. И этот… Ну не люблю я драться, мужики, – театрально обратился он к поверженным хулиганам. – Ну что вы меня все время вынуждаете… Опять пришлось челюстенку заломать, а я по идее строитель, а не мастер-ломастер какой-нибудь.

– А вообще этот жирный на нашего директора школы похож, – тараторила Вика. – Вот бы и ему так же треснуть, чтобы знал…

– Ну, знаний от этого, положим, не прибавится, – возразил Ермолаев. – И вообще, займись делом – веревочку достань, вязать надо охульников, то есть нарушителей общественного порядка.

Он обыскал их карманы и вещмешки. У тощего – справка о досрочном освобождении, у толстого – ничего. “Человек без паспорта, – подумал Ермолаев. – Нечего тебе, значит, делать на воле. Да и справка, положим, тоже устарела – теперь тебе, приятель дорогой, другую выпишут”.

Внимание Ермолаева привлекла банка из-под кофе, подозрительно тяжелая. Она была наполнена породой серо-бурого цвета, с виду как песок и мелкие камешки. “Кажется, это шлих, золотая руда”, – подумал он.

– Золото придется изъять, – вслух сказал он. – Поскольку у вас нет лицензии.

– Да ты че, начальник, – забеспокоился уже пришедший в себя тощий. – Мы же пошутили.

Толстый замычал и закивал.

– Шутки – это я люблю, – ответил Ермолаев. -Просто не могу жить без шуток. А золото все равно государственное.

– Ну, давай разделим на троих.

– Как на троих? – удивился Ермолаев. – А корешу твоему – шиш с постным маслом? А ты знаешь, сколько стоит сейчас операция в челюстно-лицевой хирургии?

– А? Почему… На троих – то есть каждому.

– А меня, значит, забыл посчитать? – возмутилась Вика. – Да ты гад, оказывается.

– Да, дружище, – сказал Ермолаев с укоризной. – После этого ты мне никакой не дружище. И я тебя оштрафую, но убивать не стану, благодари мою доброту. То есть золото отправляется в государственную казну, а вы оба – на полное государственное обеспечение.

Те переглянулись.

– Да ты че, тово, договоримся, – промямлил тощий.

– Это как?

– Баночку себе забирай…

– Она и так моя, – перебил Ермолаев.

– Ну да, то есть…

– И баночка, и ружьишки – это трофей. Не так ли?

– Ружье верни, друг. Я же тут ни при чем, – убежденно заговорил тощий. – А этого фраера, – он кивнул на толстого, – я тока тут встретил, по дороге пристал. Я – охотник, при местной заготконторе.

– Какой же ты охотник, – не поверил Ермолаев. – У тебя, как говорят французы, вся задница в ракушках.

– А ты мне что, крестный, лечить?.. – окрысился тот.

– А я тебе за такой базар чичи протараню, падла! – рассердился Ермолаев и замахнулся прикладом.

Вика ойкнула, тощий втянул голову в плечи, а толстый испуганно отпрянул и завалился кверху брюхом, нелепо взбрыкнув ногами.

– Со мной восьмерить западло, – Ермолаев навел на тощего ружье и прицелился в голову. – Сейчас с тобой вглухую разберусь.

– Не надо, не смоли, браток. Я недавно вылупился, завязать хотел. Я вижу, ты букварь, с тобой водить вола не буду. Это твой кореш нас послал, золотом пошлял. Поворковали, подписались.

– Где его найти?

– Не знаю…век воли не видать, не знаю. Сгоношились, и все.

– Как выглядел?

– Ну как… Такой, из местных кажись, татарин, руль такой горбатый… Шмотка еще… Как в кино, в дореволюцьонном.

– Откуда он узнал, что мы здесь?

– Не знаю, как выстриг, наше дело – сторона. Золота насыпал и отвалил.

Ермолаев опустил ружье и задумался.

– Так он сказал, что мы с ним кореша? – спросил он.

– Точно так. Кент мой бывший, говорит, только спалил его, вот и надо пришить. Умеет речь держать, деловой… Теперь-то я просек, что он шкода, а ты – валет.

– Ладно, не шестери. Он что сказал, я один буду?

– Да. Про пацанку вообще базара не было.

“Курбатов жив. Надул мерзавец, крепко надул. И как он мог про меня узнать? Невероятно, – рассуждал Ермолаев. – Про Вику, однако, не в курсе, что она здесь – если хмырь не врет. А это означает, что он нас не видел, а вычислил раньше, причем меня одного. Кто ему мог сказать? Шапиро… Только он знал. Неужели он? Не может быть. Нет, может, очень даже может. Помнится, проповедовал терпимость и непротивление злу. Что за игру он затеял? Впрочем, и Григорович мог брякнуть, что я интересовался Курбатовым. Приеду, разберусь”.

За поселком, который стоял на возвышенности, начиналась низина, покрытая непроходимыми лесами и болотами. Где-то там, в таинственной глуши, живут дикие люди, жгущие лучину и не признающие денег. Но как туда попасть? Нужен бы надежный проводник.

– Где же этот чертова деревня… – Вика вконец растерялась после долгого бесплодного поиска.

– Может, ориентиры были? Гора, озеро, речка.

– Камень был, большой, двойной такой. Но это не там, а когда мы в другую сторону шли, – вспомнила Вика.

– В противоположную?

– Нет, в перпендикулярную.

– Значит, так, – подвел Ермолаев. – Дом Курбатова недалеко от деревни духоборов, или как их там – барыги про них не знают – и там же поселок лесных людей, о которых говорил твой дедушка-колдун…

– Это не он колдун, а внучка.

– Одна малина. Стало быть, надо ловить кого-то из них. Староверы, скорее всего, в поселок не ходят, а туземцы иногда появляются.

Время тянулось резиной. Было скучно, и Вика включила радио. Шла передача “Очевидное – невероятное”. Там приглашенный из Новосибирска ученый увлеченно разъяснял теорию, что свет от дальних звезд идет не по прямой, как учат в школе, а по сложной и более длинной траектории, которую по недоразумению считают кратчайшим расстоянием. Инопланетяне, знающие этот секрет, могут покрыть огромное расстояние, скажем, в сто парсеков, за каких-то десять лет или дней. Для этого нужно только направить ракету не прямо по орбите, а с некоторым отклонением, в сторону вычисленной точки. Как и птица, если она достаточно опытная, пошутил физик, стремится не прямо к цели, а несколько вкривь, учитывая силу ветра и земного тяготения. Ведущий возразил, что птицы наверняка не настолько умны. Кто знает, в уме ли тут дело, возразил ученый.

Ермолаев тоже слушал эту передачу и думал: “Умные эти самые вороны или нет, а только чрезвычайно ловкие, выносливые и ничего не боятся. Нападают на белок, а скоро будут нападать и на людей. Наверняка выживут после ядерной войны, вместе с крысами, и поделят с ними землю и воздух. К крысам многие испытывают брезгливую неприязнь, а ворон почти не замечают. Человек бредет через колдобины и буреломы, а ворона летит по геодезической…”

…Судьба благоволила Ермолаеву. Уже через день пребывания в задрипанном номере одноэтажной гостиницы, в полдень, когда он готовил яичницу с лосятиной, постучался коридорный и позвал к телефону. Это звонил участковый Сайнахов:

– Однако, ходи, товарищ Ермолаев, в отделение. Двоих я задержал оттудова. Шибко беспокоятся, нельзя долго держать.

– Я мигом.

Через пять минут он был в участке. Те двое, старик и молодой, выглядели весьма колоритно – наверное, так же одевались их предки сто или двести лет назад. Они чувствовали себя неуютно, ерзали по скамье, озираясь по сторонам, и вполголоса переговаривались. На появление Ермолаева вначале не отреагировали, но на приветствие ответили по-русски.

– Вы откуда будете? – начал Ермолаев.

– Из тайги мы, унхуры, – с забавным акцентом пояснил старший.

– Пешком пришли?

– Однако, пешком.

– Зачем пришли?

– Беда у нас. Беда пришла на нашу землю. Скоро все мы кончимся. Лунки опять пришли. Лунки наших еви начали замуж брать. Отдариться хотели, а толку нет. Может, им другое что нужно. Вот сюда пришли, на базаре смотрели, а нас солдат сюда привел. Отпусти, начальник, шибко беда у нас.

Старик вытер глаза рукой. Ермолаев, уже не удивляясь своему везению, решил действовать наскоком.

– Не горюй, дедушка, – бодро сказал он. – Я смогу вам помочь, прогнать лунков и всех шайтанов. Сам всевышний этого хочет.

Похоже, наивные лесные жители этого ждали.

– Не врешь, начальник? – возбужденно заговорили они. – А то шибко беда у нас, маячки придут, где жить будем?

– Ну что ж, пошли? – предложил Ермолаев. – Прямо сейчас.

Пришельцы стали переглядываться. Наконец старик заговорил:

– Скоро нельзя, начальник. Ждать надо. Шаман спросит у духов, тогда айда к нам.

– Мои духи говорят мне, что промедление смерти подобно. А шамана на месте спросим, – Ермолаев даже не старался подделываться под туземную речь, чувствуя, что эти странные люди его поймут. – Если его духи скажут – нельзя, пойду назад. Для кого я стараюсь, в конце-концов…

Пока унхуры раздумывали, Ермолаев послал за Викой и велел ей срочно собираться. Впрочем, она, как активный молодой спортсмен, была в полной боевой готовности, и через четверть часа появилась в кабинете, волоча за собой два рюкзака. Как ни странно, но именно ее появление и решило дело – унхуры согласились. Позже Ермолаев догадался о причине их реакции: напуганные темные люди поначалу не были уверены и в Ермолаеве – мол, не один ли это из тех хитрых злых духов, которые, как рассказывали еще старики, приходят с кладбищ и городов. Но, увидев девушку, они успокоились – по крайней мере жены среди соплеменниц ему не надо, никого под землю не утащит. А Ермолаев-то думал, что они примут Вику за его младшую сестру…

Они долго пробирались по болоту и извилистым лесным тропинкам, прежде чем оказались в поселке. Определив Вику на постой, Ермолаев прежде всего пошел в избу местного вождя, которого звали Сонг, и преподнес ему сигареты и чай. Вождь был молод, и довольно хорошо говорил по-русски.

– А что, чужого человека здесь не видели? – спросил Ермолаев уже перед самым уходом. – Может быть, золото искал или еще что…

– Был человек такой из города, тоже желтые камни искал. Только он не человек, а Хозяин, Курбат-ики.

– А где он теперь? – спросил Ермолаев.

– Старики говорят, он и здесь есть, и в городе есть.

– Понятно. А где он желтые камни искал?

Сонг внимательно посмотрел на него:

– Покажу, где искал. Духи велят, покажу. А теперь на поляну надо. Кам придет.

На поляне готовились к камланию. Ермолаев отнесся к затее скептически, но виду не подал и согласился участвовать в языческом обряде. Когда взошла луна, шаман обрядился в длиннополую шубу, увешанную множеством металлических фигурок и кожаных косичек, на голову надели остроконечную шапку. Вскоре все взрослые собралось у костра, каждый выпил по ковшику травяной настойки, и действо началось.

Шаман приблизил бубен к огню, разогрел натянутую на бубен кожу и стал размеренно постукивать по нему колотушкой. Ритм убыстрялся, зазвучала ритуальная песня, и мир удивительным образом преобразился – темное небо стало светлым, костер и люди вокруг застыли, а грубые деревянные фигурки чаек на шестах приобрели реалистические очертания и даже, как показалось, зашевелились. Тело стало легким и понеслось вдаль с несусветной скоростью. “Ермолай, держись за бубен!” – прозвучало где-то рядом. Он оглянулся и увидел шамана, который приблизил к нему край деревянного обода.

Но хвататься за бубен не пришлось, потому что в следующее мгновение Ермолаев уже стоял один на твердой земле, среди высоких деревьев. Подошел человек, лица его разглядеть было невозможно – словно он старательно прятался в густую тень.

– Это ты, что ли, Курбат-ики? – спросил его Ермолаев.

– Да, так меня называют, – медовым голосом ответил незнакомец.

“Ну погоди, приятель, – подумал Ермолаев. – Снится ли мне, или вправду существуют иные миры, а только сейчас я все про тебя узнаю…”

– Так ты – дух того, кого я ищу? – спросил он у Курбат-ики.

– Ты же сам не знаешь, кого ищешь…

– Я ищу тех, кто творит зло.

– А что есть зло?

– Ну, это понятно, – ответил Ермолаев. – Те, кто ищут легких путей в ущерб другим, кто мешают людям жить счастливо, те и творят зло.

– Так просто? А если мы защищаем традиции, где каждый знает свое место, и счастлив уже потому, что никто не отнимет предназначенную ему судьбу, где мысль очищена от лукавства, где прожитые годы человека – его достояние?

– Все правильно, и благородно, но только тех, кто хочет развития или просто отличается от других, вы объявляете врагом… – ответил Ермолаев.

– Конечно, ведь такие люди вредят нам.

– Они не вредят, они живут по-другому. Мир многообразен и поворачивается к человеку разными гранями.

– Нет, – возразил Курбат-ики. – Не надо себя обманывать…

– В чем обман? В обществе каждый может жить по-своему, и не мешать другим, и жить в мире.

– Ты ведь сам понимаешь, что такого общества нет.

Ермолаев промолчал.

– Люди всегда воевали друг с другом, – продолжал Курбат-ики. – И побеждали те, чье время пришло.

– А как узнать, чье время пришло? – спросил Ермолаев.

– За кем осталось поле битвы…

– Это ты, значит?

– Да. И ты.

– Что за ерунда!..

– Ермолаев, ведь ты такой же, как я.

– Нет, неправда, – Ермолаев зажмурил глаза и резко раскрыл, чтобы проснуться.

Еще раз, и еще…

Он очнулся оттого, что в лицо ему брызгали водой. Кругом были сосредоточенные лица унхуров. Камлание кончилось.

Дом Курбатова, черный и мрачный среди тайги, Ермолаев нашел легко. Он взбежал по ступенькам крыльца, распахнул дверь и быстро миновал сени.

Курбатов сидел за столом, одетый в неизменный старинный сюртук.

– Ну что, душевный ты наш, как дела? – приветствовал его Ермолаев.

– Мои-то дела – табак, а у тебя-то, вроде, не лучше?

– Это почему же? – не понял Ермолаев.

Курбатов зловеще усмехнулся:

– Ну как же – пока ты тут рыскал, девку твою я…

Ермолаева бросило в жар. Он на мгновение растерялся, и Курбатов, воспользовавшись моментом, схватил со стола чайник и бросил, метя в голову. Попал. В глазах у Ермолаева потемнело, и он закачался. “Только не терять сознание, – приказал он себе. – Иначе конец”. Но ноги подкосились, и он сел на пол. Курбатов бросился на него, взмахнув полами сюртука, но Ермолаеву удалось рвануться в сторону. В голове быстро прояснилось, и он, собрав все силы, повалился на Курбатова, целя ему локтем в нос…

В корзине под лавкой нашлась веревка. Ермолаев связал маньяка и присел отдохнуть, потирая лоб. Из ссадины сочилась кровь. “Это хорошо – шишки не будет”, – подумал он.

Курбатов зашевелился.

– Не люблю крови, – произнес он.

Это прозвучало нелепо.

– Еще вопрос, – вспомнил Ермолаев. – Барыга сказал, что про Вику ты не знал, что она здесь.

– Купился ты. Тогда не знал, а теперь знаю.

Ермолаев ощутил смесь досады и облегчения: “Да, ловко он меня расколол. Но зато с Викой все в порядке – а это главное”.

– Хитер ты, конечно, – заметил он. – Но теперь это не пригодится. Тут наша взяла.

– Зачем ты пришел?

– Ты должен ответить по закону, вот зачем.

– По какому закону, по вашему? У меня свой закон, и я признаю только его. Я сам себе хозяин.

Ермолаев с сожалением посмотрел на Курбатова:

– Ну и скажи на милость, как ты докатился до жизни такой?

– А ты?

– Воспитанные люди не отвечают вопросом на вопрос. Я живу во благо общества, а ты во вред. Это не довод?

– Нет, не довод. Ты служишь искусственному миру, и приумножаешь его, а я соблюдаю законы природы.

– Ага, понял – “человек человеку – волк”, это и есть закон вашей природы.

– Нашей, нашей с тобой общей. Вот ты меня убьешь, и тем самым только подтвердишь закон.

– Не убью, а отправлю в тюрьму.