Текст книги "Пуговицы (СИ)"
Автор книги: Ида Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 9
В отделение увезли только Фила с Бэзилом, потому что к приезду полиции Томаш сбежал, и никто не видел, как.
Такой расклад получился парням на руку. Оба написали объяснительные о том, что Слава напал на них, а ввиду того, что заявления от него самого не было, виноватым вышел именно он.
Потом за ними приехала мама Бэзила и быстренько забрала домой.
Всё обошлось мирно, спокойно и по бытовому. Расстроенным остался только поверженный Фил. Однако, когда на следующий день Томаш в школу не пришёл, немного повеселев, Фил принялся рассказывать всем, что сломал ему нос и обеспечил сотрясение.
Люди склонны верить красивым байкам гораздо больше, чем собственным глазам, а поскольку Томаш в последующие дни так и не объявился, заварушка с дракой постепенно превратилась в историю праведного возмездия, и Фила все считали победителем.
С каждым следующим днём отсутствия Томаша говорить о нём стали реже, а я думать всё больше. Только теперь эти мысли были не о любви. Они напоминали волнение.
За полтора года Томаш не пропустил ни одного учебного дня.
Чего бы там он не задумал, так поступать с ним не стоило. У него могла быть какая-нибудь болезнь или травма, о которой мы не знали.
Мне снова начала сниться Надя и её злые упрёки. Не то, чтобы это когда-либо прекращалось, но теперь возобновилось с новой силой.
«Это ты во всём виновата!» – хлёсткий, обвинительный голос не умолкал в голове даже днём.
Во вторник я написала Томашу. В среду даже позвонила, однако номер оказался заблокирован, а в пятницу решилась на странный шаг, о котором не должен был знать никто из наших, иначе начались бы расспросы.
Сославшись на головную боль, я ушла с географии и отправилась к корпусу средней школы, где училась сестра Томаша, Даша.
Их охранник меня знал. Его иногда присылали к нам на смену Марату.
– Я к Елене Владимировне, – я показала подготовленную заранее папку. – Тамара Андреевна просила передать.
– Какой ещё Елене Владимировне? – удивился охранник. – Какой класс?
– Тамара Андреевна просто сказала отнести Елене Владимировне.
– А фамилия?
– Без понятия. Могу здесь оставить, – я положила папку с ему на столик. – А вы ей передадите.
Охранник со страхом уставился на папку.
– Может, Елене Викторовне?
– Может и Викторовне. Помню что-то на «В».
Он снял трубку внутреннего телефона и набрал номер.
В том, что он позвонит и скажет про меня, я не сомневалась, как и в том, что училка, как бы её не звали, услышав имя Тамары согласится, чтобы я к ней поднялась. А там… Там по обстоятельствам.
Я могла бы дождаться Дашу возле школы, но в каком она классе, не знала, а караулить у входа три часа под дождём, желания не было.
– Шестой «Д», – сказал охранник. – Второй этаж. С правой стороны, почти в самом конце.
В ту же секунду прозвенел звонок на перемену, и только я прошла через турникеты, как послышался нарастающий гул. Не такой мощный и низкий, как у нас в школе, а яростный и звонкий, словно рассыпавшиеся и раскатившиеся по полу в пустой комнате камушки.
По моим прикидкам Даша должна была учиться классе в пятом.
Я поднялась на второй этаж.
Мчавшийся с выпученными глазами по коридору пацан чуть не сбил меня с ног. За ним гнались две девчонки, влетев в мужской туалет, пацан быстро захлопнул дверь, и девчонки с громким возгласом разочарования остановились.
– Привет, – я подошла к ним. – Знаете Дашу Томаш?
Девочки удивлённо переглянулись.
– С ней что-то случилось? – спросила одна.
– Просто хочу поговорить. Это насчёт её брата.
– Она в четвёртом «Б», но, кажется, болеет. Мы с ней сценку Новый год вместе репетируем. А сейчас её нет, и Светлана Сергеевна ищет замену.
– А где она живёт, кто-нибудь знает?
Подружки замотали головами. Преследуемый ими пацан, крадучись по стеночке, выбрался из туалета, и они, тут же позабыв про меня, бросились за ним.
Я отправилась искать четвёртый «Б».
– Здравствуйте! – я подошла к двум учительницам, разговаривающим между открытыми классами. – Я по поручению Тамары Андреевны, ищу Дашу Томаш. Мы хотели связаться с её братом, но не можем дозвониться.
– Даша болеет, – сказала одна из женщин. – Её мама звонила мне во вторник. У них грипп и вся семья вповалку. Передай Тамаре Андреевне, что волноваться не стоит.
Вероятно, так оно и было. Обычный сезонный вирус. Тем более в такую погоду.
Я и сама никак не могла поправиться. Холод, сопли, температура, сырость, туман, лужи, жалкие промокшие люди и никакого просвета ни на небе, ни в мыслях, ни в чувствах.
Через несколько дней наступил ноябрь. С Лизой мы не помирились. К Кощею снова приходил врач и рекомендовал ему лечь в больницу на обследование. Кощей сопротивлялся и ворчал, гоняя меня то в аптеку, то в поликлинику.
Отнести его анализы, а точнее банку с мочой, нужно было успеть до школы.
На первом уроке писали сочинение, и русичка тысячу раз предупредила меня, чтобы не вздумала пропускать.
Я неслась по тёмным утренним улицам, как угорелая. Позавтракать не успела. Глотнула холодной воды из чайника, и она, отзываясь колющими спазмами, булькала в желудке.
О том, чтобы согреться, речи не шло. Мне уже казалось, что чувствовать себя ужасно – совершенно нормальное состояние. Точно также, как ходить в вечно влажных ботинках.
Я влетела в поликлинику и сразу понеслась на второй этаж, где принимали анализы. Несколько человек закричали мне в спину, что нужно раздеться и надеть бахилы, но было не до того. Поставила пластиковую банку с мочой на приёмный стол, сунула под неё направление и рванула мыть руки.
В туалете пахло моющим средством, в кабинках уборщица домывала полы. Включив воду, я намылила руки и мельком взглянула на неё через зеркало. По виду русская, чуть больше сорока, блёклые русые волосы забраны в хвост, под глазами мешки.
Неодобрительно покосившись на мои ноги, она громко стянула резиновые перчатки и, подхватив швабру, ушла.
Где-то я её уже видела. И не в халате и перчатках, а в каком-то более приличном виде. Накрашенную, с распущенными волосами.
Всю дорогу до школы её лицо то и дело всплывало у меня перед глазами, а потом, когда за пять минут до звонка я влетела в школьную раздевалку, меня вдруг осенило: это же мама Томаша!
Странно, что она уборщица. Томаш всегда выглядел так, будто в деньгах не нуждался.
Полдня я не могла перестать думать об этом, а потом решила, что стоит с ней поговорить и выяснить, как он там себя чувствует.
На следующий день в тоже время я снова пошла в поликлинику. Разделась в гардеробе и даже надела бахилы. Побродила по этажам и зашла во все туалеты, подождала в коридорах, но уборщицы нигде не было. Бестолково проболтавшись так минут тридцать, я вернулась вниз и уже достала номерок, чтобы получить свою куртку, когда услышала в глубине вешалок голоса.
Кроме гардеробщицы там находились ещё две женщины. Одна плакала, а вторая её утешала.
– Мишка каждый день спрашивает, когда я вернусь. Танечка, рассказывает, что он по ночам стал писаться. Да и сама хоть и уверяет, что всё хорошо и они справляются, но я-то по голосу слышу, что плохо. Очень плохо. И вот кто я после этого?
– Ты же для них стараешься, чтобы обеспечить нормальное детство. Дочка же должна понимать.
– Говорит, что понимает. Но разве без матери – это нормальное детство? Дети должны быть при матери, а взять их сейчас к себе я никак не могу.
Лица женщин разглядеть удалось мельком, но в том, что плачущая – это мать Томаша, сомнений не было.
Получив куртку, я уселась неподалёку на банкетке и стала ждать.
Вскоре она появилась из гардероба. Застегнула на ходу пальто, помахала своим подругам и вышла из поликлиники. Я отправилась за ней.
Миновав дворы, женщина перешла дорогу на светофоре и свернула в продуктовый магазин.
– А Слава ещё болеет? – я подошла к ней на входе, как только она вытащила серую пластиковую корзину из общей стопки.
По усталому, опухшему от слёз лицу пробежала тень непонимания.
Почувствовав её замешательство, я всё же решила уточнить.
– Вы же мама Славы Томаша? Я учусь с ним в одном классе.
– А, да-да, – спохватилась она. – Болеет. Я звонила вашей учительнице.
– Его мобильник отключен. Можно я позвоню вам на городской?
– Мы не пользуемся городским, – быстро ответила она, избегая моего взгляда.
– Тогда можно я зайду навестить его? Он пропустил три контрольных и сочинение.
– Нет. Это лишнее, – в её голосе послышалось суетливое беспокойство. – Он тяжело болеет. Ему плохо. Очень плохо. Не нужно, чтобы его кто-то беспокоил.
– Даше тоже так сильно плохо?
Женщина быстро закивала.
– Я предупредила учительницу.
– А кто такие Миша и Таня?
Мгновенно переменившись в лице, она поставила корзинку на пол и чуть ли не бегом ринулась к выходу. Я выскочила за ней в предрассветную темноту улицы почти сразу же, но там уже никого не было.
Не долго думая, я набрала директрисе.
– Тамара Андреевна, это Маша. Я к вам с просьбой. Славы Томаша нет в школе третью неделю. Его мама говорит, что он болеет, но я бы хотела сходить к нему и проведать. Выяснить, всё ли в порядке. Вы не могли бы узнать для меня его адрес?
– У него всё в порядке, – немного помедлив, сказала директриса. – Они просто переезжают, и Слава больше с вами учиться не будет.
– Как переезжают? – озадачилась я.
– Что-то связанное с командировкой его матери. Но… если хочешь поговорить с ним, можешь подойти ко мне в пять, он приедет забирать документы.
Я не могла поверить своим ушам, ведь его мать минуту назад заверила меня, что он болеет и про переезд не было ни слова.
– И ещё, Маша, – голос Тамары Андреевны сделался строгим. – Учителя мне регулярно жалуются на твои прогулы. Я не могу постоянно тебя покрывать. И успеваемость твоя, насколько я понимаю, тоже значительно снизилась.
– Я всё исправлю, – спешно заверила я. – Спасибо.
Я поджидала Томаша в стеклянном вестибюле школы. Ветер в него не задувал.
Уже стемнело и свет над входом ярко горел. Поэтому, увидев меня издалека, Слава резко замедлил шаг, а стоило мне выйти ему навстречу, остановился.
– Можно с тобой поговорить?
Я собиралась извиниться за драку и пообещать, что больше не буду его доставать, потому что в командировку матери верилось слабо.
– Мне сейчас некогда, – ответил он тихо.
– Ты решил бросить школу из-за драки?
– Мы переезжаем в другой город, – он попятился.
– Твоя мама ничего об этом не говорила.
– Передай Тамаре Андреевне, что я завтра зайду.
Томаш отступил в темноту. Послышался звук удаляющихся шагов.
Я постояла ещё немного на крыльце, потом решила всё же его догнать.
Но чем быстрее я шла, тем быстрее шёл Слава. Вскоре мы почти уже бежали.
На дорожке было довольно много людей. Приходилось постоянно тормозить, пропускать детей, обходить пенсионеров и лужи.
Глупо было гоняться за ним, но если сейчас не поговорить и оставить всё, как есть, то накопившиеся вопросы обязательно замучают меня до конца жизни.
Томаш направился к метро. На освещённой площадке перед магазином обернулся, увидел, что я никуда не делась, и резко заскочил в подземный переход.
Вылетев за ним на другой стороне, я была уверена, что упустила его, однако, на моё счастье, из ближайшего магазина выходили пацаны, и через открытую дверь я увидела, как мелькнула внутри его куртка. Он побежал по лестнице наверх, в Детские товары.
Я же осталась караулить его внизу, спрятавшись за стойкой с журналами.
Томаш появился через несколько минут, осторожно спустился по лестнице, вышел на улицу, огляделся и, накинув капюшон, быстро зашагал вниз по улице. Пару раз он оглянулся, но я держалась на приличном расстоянии возле магазинов, где ходили люди, и он не заметил.
Теперь, ускорившись, бы могла легко догнать его, но мне уже стало любопытно проследить за ним до самого конца.
Снова перешли дорогу и очутились возле автобусной остановки, куда в ту же минуту подрулил автобус.
Томаш заскочил в первые двери, а я в последние, перед тем, как они закрылись. Встала возле поручня напротив крупного мужчины, чтобы за ним меня не было видно. К счастью, Томаш остался в начале автобуса, стоя ко мне спиной, и залип в телефоне.
Всю дорогу с кем-то переписывался, даже когда выходили на его остановке. Если бы ему вдруг пришло в голову обернуться, он бы тут же заметил меня. Но он не оборачивался.
Свернули во дворы. Фонарей там не было и оставаться незамеченной стало проще.
Прошли пятиэтажки и спустились к длинному кирпичному дому с ярко освещенной аркой посередине.
Томаш вошёл в арку и, едва успев заметить, что дальше он свернул налево, я побежала догонять. Проскочила арку, повернула за угол и в ту же секунду оказалась с силой припечатанной к стене. В плечо больно впились пальцы. Второй рукой Томаш схватил меня прямо за горло и, наклонившись, угрожающе приблизился.
– Совсем страх потеряла?
– Я хотела извиниться, – сдавленно проговорила я. – Ты простишь меня?
Убрав руку с моей шеи, он с подозрением нахмурился.
– За что я должен тебя простить?
– За ту драку. Фил с Бэзилом прицепились к тебе из-за меня.
– И ты бежала за мной от школы, чтобы признаться в этом?
– Конечно. Ведь другого шанса не представилось бы. А ты не обязан отвечать за то, что мне нравишься.
Я прикрыла ладонью его руку, сжимающую моё плечо, и он поспешно её убрал.
Изображать «милую» Микки у меня всегда получалось довольно неплохо.
– Вот сейчас я окончательно потерял нить, – произнёс Томаш насторожено.
– Просто Бэзил узнал, что я в тебя влюблена и взбесился. Мне пришлось признаться ему в этом. Прости.
– Вообще-то в драку полез Фил и совсем по другому поводу.
Не сводя с меня глаз, Томаш сделал шаг назад.
– Хочешь, я расскажу, откуда у меня та запись, на которой вы с Надей? – быстро сказала я, опасаясь, что он уйдёт.
– Нет. То, что мы где-то там целовались с ней – не преступление.
– Для тебя, может, и нет. Но…
– Мне девятнадцать, Микки, – произнёс он с нажимом. – Когда я пришёл к вам, мне уже было восемнадцать. Наде нечего было бояться.
– То есть как…?
– Я два раза учился в десятом. Так получилось. Обстоятельства.
– И Надя знала об этом?
Он коротко кивнул.
– Что-то ещё?
От удивления я растерялась.
– Всё, пока, – Томаш кивнул в сторону арки, показывая, чтобы я уходила.
Я медленно завернула за угол и остановилась.
Так вот почему Надя не принесла деньги Лизе. Она знала, что ей не о чем беспокоиться и самое большее, что ей может грозить – это увольнение из школы. Но отчего же тогда Томаш так перепугался, что я расскажу об этой записи в полиции? Почему свалил после драки? И что не так с его мамой? Все эти вопросы повисли без ответа.
Я осторожно выглянула из-за угла, ожидая, что Слава по-прежнему там стоит, но он был уже впереди, через два подъезда от того места, где мы были. Приложил к домофону ключ и вошёл внутрь.
Быстро пробежав вперёд, я остановилась напротив его подъезда и в огромных лестничных окнах смогла увидеть, как он поднимается по лестнице. Третий этаж, четвертый, пятый. Стёкла были залиты дождём, но тёмный силуэт отлично просматривался. На шестом этаже направо.
Вспыхнул свет на кухне, он подошёл к окну и посмотрел вниз. Я стояла под фонарём. Смысла скрываться уже не было. Я помахала ему рукой.
В ответ он достал из кармана телефон и показал его мне. Догадавшись, чего он хочет, я проверила свой.
«182#438. Поднимайся».
Убедившись, что я прочла сообщение, он отошёл от окна.
Наверное, стоило написать Бэзилу о том, где я нахожусь, чтобы, в случае чего, моему трупу не пришлось полгода гнить в колодце, но, если ничего плохого не произойдёт, Бэзил потом заколебёт тупыми подколками, так что уж лучше было гнить, чем терпеть его издёвки.
Входная дверь оказалась приоткрытой. В квартире было очень тепло и светло. Откуда-то из комнат доносились веселые мультяшные голоса.
Томаш крикнул с кухни, что выставил тапочки. Я посмотрела вниз.
Передо мной стояли две огромные пушистые собаки с пластмассовыми глазами и носом. Выглядели они смешно, но я решила, что убивать человека в таких тапочках просто нелепо и немного расслабилась.
В обтягивающей футболке и джинсах Томаш стоял у плиты, очищал от плёнки сосиски и, разрезав их пополам, кидал на шипящую сковородку. Если не считать той встречи в торговом центре, я впервые видела его в чём-то нешкольном.
– Дверь заперла?
Я кивнула.
– На тебя делать?
Я взглянула на поджаривающиеся бочка сосисок, и в животе заурчало.
– Можно.
– Садись, – он выдвинул ногой из-под стола табуретку.
Я присела. Он был снова ровным, спокойным Томашем. Человеком-манекеном с невозмутимым выражением лица, как в школе.
– Смешные тапочки, – сказала я, покрутив ногами.
– Это Дашкины. Других нет.
Сам он ходил просто в носках.
– Хорошо вам. Тепло. А у нас ужас как холодно в квартире.
Он достал из холодильника кастрюльку, высыпал из неё на сосиски макароны и накрыл большой стеклянной крышкой. Затем повернулся ко мне.
– Нам нужно как-то договориться.
– О чём?
– Что я должен сделать, чтобы ты успокоилась и перестала цепляться ко мне? Я сейчас нормально спрашиваю. Просто скажи прямо. Думала, я реально поведусь на эти твои смешные подкаты?
– А ты думал, я поведусь?
Он понимающе усмехнулся.
– Хорошо. В таком случае, всё намного проще. Хочешь, чтобы я доказал, что не убивал Надю? Понятия не имею, зачем тебе это, но я знаю, кто…
Из коридора послышался быстрый топот и в кухню влетела совершенно здоровая Даша. Увидела меня и удивлённо затормозила:
– Ой, здрасьте! – потом повернулась к Томашу и, обхватив его, прижалась к животу. – Я не слышала, как ты пришёл.
– Ещё бы. Твой Джаст Дэнс орёт на всю квартиру.
– А что, уже еда? – Даша заглянула под крышку.
– Дай нам минут десять. Мы договорим и будем есть, – Томаш аккуратно отстранил её от себя.
Даша с любопытством покосилась на меня.
– Все вместе?
Томаш кивнул.
– Здорово! – обрадовалась девочка. – А ты забрал документы?
– Нет пока.
– А почему?
– Всё, иди, – он подтолкнул её к выходу. – Потом расскажу.
Многозначительно покивав, Даша с хитрым лицом прикрыла за собой дверь.
Облокотившись о столешницу возле раковины и скрестив руки на груди, Томаш выжидающе смотрел на меня.
– Ты сказал, что знаешь, кто это сделал, – полушёпотом напомнила я.
– Я хотел сказать, что знаю, кто взял растяжку. Но мне нужны гарантии, что та запись, которая у тебя, никуда не уйдёт и ты оставишь меня в покое.
Я задумалась. Какие гарантии я могла ему дать, кроме обещания, которое один раз уже не сдержала?
– Поверь, удалить её в твоих же интересах, – Томаш неверно растолковал моё замешательство. – Тема с шантажом намного хуже и опаснее, нежели то, что на записи.
– С каким ещё шантажом? – как можно беспечнее переспросила я, на ходу соображая, что он знает про Лизину аферу.
– Надя сразу думала на тебя, но я не верил. А ведь это шикарный мотив. Ты требовала от Нади деньги, она их не принесла, и тогда, разозлившись, ты её убила.
– Полный бред!
Я не понимала, стоит ли объяснять, что шантажистка не я. Быть может, узнай Томаш, что запись есть ещё и у Лизы, то вообще откажется что-либо рассказывать.
– У меня мотива нет, – продолжал он. – А у тебя и мотив, и время, и возможность. Я очень хорошо помню тот день.
За дверью что-то заскреблось и показалась мордочка Даши.
Бровями, ресницами, тёмно-каштановым цветом волос она напоминала брата. Но глаза у неё были ясные, чуть раскосые и лукавые, а черты лица острые и резкие, тогда как лицо Томаша, даже когда он смотрел этим своим убийственным взглядом, всё равно оставалось мягким.
– Слава, я хочу есть. Ты обещал десять минут, а прошло четырнадцать.
– Хорошо, мой руки.
– А Микки с нами?
– Нет, извини, у меня дела, – я быстро поднялась.
– Ну пожалуйста, – заканючила девочка. – Останься. Мы быстро кушаем.
– Оставайся, – сказал Томаш, когда Даша ускакала в ванную. – Ты же смелая.
– Нет, я пойду, но сначала давай закончим, – я открыла телефон, отыскала то видео и одним движением удалила его. – Так кто забрал растяжку?
– Это Фил, – также быстро и по-деловому ответил Томаш.
– Ты не врёшь?
– Он потому и в драку полез, что я сказал, что знаю про растяжку. А вовсе не из-за тебя.
– Понятно. Может, ты ещё знаешь, кто меня запер в актовом зале?
Томаш покачал головой.
Я вышла в коридор и пока одевалась, они с Дашей молча наблюдали за мной.
– Ты вернёшься в школу? – уже выйдя за порог, спросила я.
– А можно вернуться? – удивлённо выкрикнула Даша. – Слава, пожалуйста, я очень хочу!
– Я подумаю, – сказал он и закрыл за мной дверь.
Глава 10
Значит, Фил. Он, конечно, лучше всех подходил на эту роль, хотя мотивов у него, в отличие от остальных, совершенно не было.
Я вышла от Томаша нервно взбудораженная, словно побывала под контрастным душем. Но не из-за того, что узнала. Это сам Томаш действовал на меня очень странно.
Забравшись в тёплый салон автобуса, я немедленно позвонила Филу. Попросила встретиться через пятнадцать минут возле его подъезда, он удивился, но отказываться не стал.
– Чего тебе в такую погоду дома не сидится? Меня мать на десять минут отпустила. Давай, выкладывай, чего там, – кутаясь в куртку, выдал Фил сразу, как только меня увидел.
На ногах у него были пластиковые шлёпки, а зажжённую сигарету он прятал в кулаке и затягивался через него.
– Скажи честно, это ты забрал растяжку?
– Что? Микки, ты тю-тю? – Фил натянул капюшон мне на лоб. – Бэзил предупреждал, что ты поехала на этой теме.
Я сдвинула капюшон на место.
– Томаш тебя видел.
– Вот, блин, – Фил недовольно сплюнул в сторону. – Нашла, кому верить. Томаш из ревности тебе любую фигню наплетёт.
– Почему это из ревности?
– А ты разве не знаешь, что он с Надей мутил?
– И чего?
– Чего-чего? Надя-то на меня запала, вот Томаш и злится до сих пор.
– Откуда такие фантазии?
Очень хотелось поприкалываться на эту тему, но сейчас было нельзя.
– Ой, Микки, это же и дураку понятно. Она ведь съёмку мне предложила, а не ему.
– Какую ещё съёмку?
Фил прикусил губу, обдумывая, не взболтнул ли лишнего, потом сообразил, что назад дороги нет, и признался:
– Короче, есть одно место. Фотостудия. Надя посоветовала. Меня моделью туда взяли.
– Что за студия?
Выпустив струйку дыма, он прищурился и недвусмысленно просигналил бровями.
– Что, правда? – я всё-таки расхохоталась. – Реально? Порнуха? Фил?!
– Ты чё, Микки, совсем? За кого ты меня держишь? – его обиженное лицо рассмешило ещё больше. – Я ж не какой-то там голодранец или приезжий, которому жрать нечего. Просто обнажёнка. Чисто эстетика. Это искусство, если хочешь знать.
– И на каких же педофильских сайтах можно полюбоваться на эту эстетику?
– Блин, обязательно так всё извратить? – он недовольно ткнул меня в плечо.
– Да ладно тебе, скажи. Мы с Лизой посмотрим. Поржём над голым Филом.
– Эй! Только Лизе не вздумай болтать. Ясно? Она не знает. И разозлится.
Меня разобрал ещё больший смех.
– Слушай, Фил, ты вообще хоть иногда головой думаешь?
– Ты меня специально позвала, чтобы наезжать? У тебя критические дни?
– Я когда к тебе шла, понятия не имела, как заставить тебя сознаться в том, что это ты взял растяжку. Но ты сам, добровольно, отдал себя мне в руки.
– Да? – Фил задумчиво помолчал, потёр подбородок. – Ты права, не подумал чего-то.
– Тогда просто колись, и я попробую не вспоминать про эту твою эстетику, – с трудом проговорила я сквозь смех.
– Пообещай, что не скажешь Лизе про фотки.
– Не скажу.
– Только, Микки, то, что я взял растяжку, вообще никакого отношения к Надиной смерти не имеет. Ты ведь это понимаешь? Я потому и говорить не хотел, что вы все на меня сразу бы начали катить.
– Просто расскажи, что ты с ней сделал и зачем.
– Да я над Липатовым прикольнуться хотел. Всего лишь запихнул её в рукав его куртки и всё. Клянусь! – отбросив окурок, Фил развернул меня к себе за плечи. – Ты мне веришь?
– Ну, так… Пока не знаю. Липа к тому времени уже ушёл из школы.
– Ничего не ушёл. Куртка его нормально себе висела в раздевалке.
– Где же он тогда всё это время был?
– А вот с этим уже не ко мне, – Фил расправил плечи и сунул руки в карманы спортивок. – Ты должна помириться с Лизой. Она переживает.
– Ты знаешь, из-за чего мы поругались?
– Приблизительно. Она сделала что-то, чего не должна была, и теперь сильно расстроена. Она тебя любит, Микки, будь к людям добрее.
Фил смотрел на меня с высоты своего внушительного роста.
– Меня никто не любит. По-нормальному, по-настоящему никто. Мы тусуемся, общаемся, проводим вместе время, но это ничего не значит.
– Лиза любит, – повторил Фил.
– Тот, кто любит, никогда не выдаст самый важный для тебя секрет ради собственной выгоды. Понимаешь? А того, кого любят, не предают.
Я скучала без наших с Лизой разговоров, без посиделок в торговом центре, без большой картошки фри на двоих и запаха её духов.
– Но ты всё равно её прости. Вы же нормально дружили. Всем было удобно. А теперь постоянно под вас подстраиваться приходится. Бэзил форсит тебя, а я хочу с Лизой…
С Филом всё было ясно.
Дома стояла оглушительная тишина. Телевизор не работал. С дурным предчувствием я включила свет и, не раздеваясь, быстро прошла в комнату Кощея, ожидая, как в тот раз, увидеть его лежащим на ковре. Но на полу его не было. В кровати тоже. По столу были разбросаны пустые ампулы и вскрытые упаковки от них. Пахло спиртом.
В прошлый раз медики оставили тоже самое. Значит, они увезли его. Но где мне теперь его искать? И жив ли он вообще?
Не обнаружив никакой записки, я отправилась к соседям.
Сосед подтвердил, что Кощея увезли на скорой, отдал мне его ключи, потому что ему пришлось запирать нашу дверь, и объяснил, что есть какой-то общий номер, по которому можно узнать, в какую больницу отправили человека. Но лучше делать это утром, потому что ночью отвечают только дежурные, а они вечно что-нибудь путают.
Я зажгла свет во всей квартире и долго сидела на диване, не двигаясь и прислушиваясь к ноющим из-за погони за Томашем мышцам. После чего всё-таки стащила с себя грязную, забрызганную одежду и, наполнив ванну, отмокала не меньше получаса.
Вечер выдался насыщенный. Я узнала столько всего нового, но ясности не прибавилось. Вопросы продолжали множиться, а самый главный, самый непонятный вопрос, на который могла ответить только я сама, по-прежнему оставался без ответа.
Зачем мне понадобилось копаться во всём этом? Какое, по сути, мне дело до Нади? Ведь не только же из праздного любопытства и не потому, что у Томаша были с ней отношения. Что с того, что она взъелась на меня? Разве я могла иметь к её смерти какое-то отношение, если сейчас ничегошеньки не понимаю?
Из ванной меня вытащило громкое завывание домофона. Я была уверена, что это Бэзил, он иногда мог зайти ни с того ни с сего. Или, возможно, это Фил внезапно вспомнил новые подробности того вечера.
Замотавшись полотенцем и оставляя после себя лужицы, я пошлёпала босиком к двери.
– Доставка пиццы, – еле слышно произнёс голос в трубке.
– Я не заказывала.
– У меня записан ваш адрес. Заказ оплачен.
– От кого заказ?
– Я не знаю. Я курьер. Можно, пожалуйста, быстрее, у меня ещё адреса на очереди.
Я растерялась. Была уже половина одиннадцатого и мне никто никогда не присылал пиццу в подарок.
– Эй, хозяйка, – снова подал голос курьер. – Что делать-то?
– Поднимайтесь на шестой этаж и положите её у квартиры.
Открыв ему подъездную дверь, я осталась возле дверного глазка.
Доставщик действительно был в фирменной оранжевой куртке. Вытащил коробку из термосумки, положил на коврик и, кинув сверху какую-то бумажку, бегом умчался назад.
Немного выждав, я осторожно отперла замок, схватила коробку и тут же захлопнула дверь.
Пицца была горячая и пахла умопомрачительно. Я раскрыла коробку прямо возле двери, взяла кусок и с жадностью его съела, за ним и второй. После чего отыскала мобильник и позвонила Бэзилу.
– Спасибо, – пробубнила я с набитым ртом.
– За что?
– Да, ладно тебе. Ты единственный, кому я нужна.
– Эй, о чём вообще речь?
– О пицце, разумеется.
– Что случилось с пиццей?
– Мне её принесли. Спасибо!
– Я не заказывал тебе пиццу.
– Ой, Бэзил, не ври. После того, как я тебе тогда поныла, что жрать нечего, ты решил меня подкармливать. Думаешь, я не заметила, как ты подсовываешь мне еду в столовой.
– Я не присылал тебе пиццу, – упрямо повторил Бэзил
– Тогда кто?
– Откуда мне знать, кого ты там себе нашла.
Я задумалась.
– Моего деда увезли сегодня в больницу.
– Это значит, что у тебя никого нет?
– Это значит, что мне грустно, дурень.
Однако в трубке очень близко послышался женский голос и, Бэзил, скомкано попрощавшись, отключился.
Я съела ещё один кусок и, немного подумав, написала Томашу «Спасибо».
Не отличаясь оригинальность, он ответил сразу же, как будто ждал:
«За что?».
«За пиццу. Её только принесли. И она очень вкусная. Как ты узнал номер моей квартиры?».
«Это какая-то твоя новая разводка?».
«Кажется, это твоя новая разводка».
«Какую пиццу тебе принесли?».
«Додо».
«Тогда это точно не я».
«Ты не любишь Додо?».
«Я там не работаю».
«Ты работаешь в пицце? Я не знала».
«Теперь знаешь».
«И кем же ты там работаешь?».
Вместо ответа он прислал фотографию красной бейсболки с надписью «Штука-пицца».
Пока я с ним переписывалась, успела съесть почти всё. Кинула коробку на стол и, перебирая возможные варианты, включила чайник.
У Лизы нет денег, Фил даже с Лизой делит счёт пополам, Липа – тот отправил бы пиццу Лизе, для тайных поклонников ход нелепый и глупый даже. Если, конечно, там не было никакой записки или карточки.
Я перекрутила коробку в поисках надписей, изучила рекламный листок, который курьер бросил сверху.
Пришло новое сообщение от Томаша.
«Завтра увидимся».
«Решил вернуться?».
«Ты рада?».
«Рада, что мне не придется жить с грузом вины за твой уход из школы и проваленные ЕГЭ».
В этот момент я совершенно отчётливо услышала странный, скребущийся звук, доносившийся из-за входной двери.
Последний кусок пиццы чуть не выпал из рук. Откинув его в коробку,
я на цыпочках подкралась к дверному глазку и, посмотрев в него, тут же отпрянула, едва сдержавшись, чтобы не заорать в голос, однако, усомнившись в увиденном, тут же снова прильнула к двери.
За ней стоял маленький человечек, но не ребенок. Кто-то вроде карлика. Плечи у него были широкие, а ноги коротенькие, в руке он держал бутылку вина и водил её горлышком по двери. Лицо его пряталось внутри глубокого, тёмного, как на куртке Бэзила, капюшона. Да и куртка тоже была очень похожа на куртку Бэзила и кроссовки.
Я так резко распахнула дверь, что выпрямиться Бэзил не успел, сильно покачнувшись, он сам свалился назад, удерживая на вытянутой руке перед собой бутылку.
– Идиот!
Я всё ещё была в полотенце и босиком, но, пока он валялся и хохотал возле открытой двери, успела сходить в комнату и одеться.
– Блин, а где обещанная пицца? – Бэзил разочарованно раскрыл пустую коробку.
