Текст книги "Пуговицы (СИ)"
Автор книги: Ида Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Мы ели и играли. Как я при Даше спрошу?
– Можно было и при Даше. У нас нет секретов.
– Тогда бы сам и рассказал, не дожидаясь расспросов.
– Я подумал, может, тебе уже не важно?
– Ха! Зачем бы я тогда пришла? Просто так?
– Вот, да. Всё верно. Но на какой-то момент мне показалось, что ты пришла просто так. Поэтому и не стал заводить разговор.
– Слушай, хватит уже. Хочешь рассказать – расскажи. Мне интересно, но если это проблема, то как-нибудь переживу.
– Погоди немного, – он поймал меня за руку и остановил. – Мы с Дашей живём одни и это большой секрет.
– Тоже мне секрет. Я теперь тоже живу одна и чего?
– Мы уже три года одни живём, – Томаш доверительно взял меня за вторую руку. – И это секрет, потому что так нельзя. Если об этом станет известно Дашиному отцу, то он приедет и заберёт её. Мы с мамой уехали от него пять лет назад. Но потом мамы не стало и мне грозил интернат, а Даше возвращение к отцу. Вот мы и решили сделать вид, что у нас всё в порядке. Какое-то время спокойно жили. Но у нас маленький городок. На людей внимание больше обращают, поэтому пришлось поехать в Москву и найти женщину, которая согласилась сыграть нашу маму.
– Сыграть? Это тебе театр, что ли?
– Для школы. Сходить пару раз на собрания. В остальном проблем не должно было быть. Я всё делал для того, чтобы их не было. Я ни разу не прокололся, пока ты не начала угрожать, что пойдёшь в полицию. Я не переживаю за то, что меня могут в чём-то обвинить, но если начнут выяснять, попытаются связаться с моими родителями. Узнают про маму, про Дашу и всё рухнет. Понимаешь? Вот этого я боюсь.
– По-моему, ты очень опрометчиво мне всё это рассказал, – ещё плохо понимая всю суть, попыталась отшутиться я. – Теперь ты у меня в руках.
– Решил, что лучше тебе знать правду на случай, если вздумаешь пойти в полицию или спровоцировать драку.
– А вдруг я тебя стану шантажировать? Мне сейчас позарез деньги нужны. Об этом ты не подумал?
– Подумал.
Я огляделась. Дворы погрузились в сумерки. Прохожих почти не было.
Вероятно, это был самый удачный момент, чтобы убить меня, но только я успела об этом подумать, как Томаш сделал шаг вперёд и, с силой прижав меня к себе, поцеловал.
Куртка задралась на пояснице, левый ботинок, попав в лужу, стал стремительно намокать, но всё это не имело никакого значения. Я совершенно размякла и потеряла голову. У меня даже не хватило силы воли остановиться первой.
– С ума сойти, – Томаш шумно выдохнул. – Я так давно хотел это сделать, что уже почти перестал верить, что это возможно.
– Давно? – я всё ещё пребывала в растерянном опьянении. – И что же тебе мешало?
– Всё мешало.
Он снова потянулся ко мне.
– Подожди, – я отступила назад, чтобы отдышаться.
Вечный холод сменился приступом жара.
Томаш нравился мне, как никто и никогда. Так было с самого начала и при жизни Нади, и после её исчезновения, а в последние дни ещё больше усилилось.
Но во всём произошедшем было столько неожиданностей, странностей и противоречий, что я никак не могла заставить себя хорошенько подумать.
– Клянусь, я не буду тебя шантажировать. И рассказывать про вас тоже никому не буду. Записи больше нет, так что живите спокойно, – на ватных ногах я двинулась в сторону остановки.
– Эй, Микки, ты чего? Ты всё неправильно поняла. Это никак не связано.
– Я не идиотка.
Он попробовал ухватить меня за руку, но я не дала.
– Стой. Куда ты идёшь?!
– К Бэзилу. Я ведь уже сказала.
Он всё-таки поймал меня за локоть и рывком развернул к себе.
– Ты не идёшь к Бэзилу. Ты больше с ним не встречаешься.
– Серьёзно? – я сделала усилие, чтобы рассмеяться, но вышло неловко.
Глядя прямо в упор, Томаш медленно и с нажимом произнес:
– Теперь ты со мной.
Глава 12
Томаш заставил меня написать Бэзилу, что я к нему не приду, после чего проводил до дома, поднялся на этаж и, забрав ключи из моей руки, сам открыл дверь. Я не приглашала.
Он вошёл, включил свет, огляделся. Быстро разулся, но куртку не снял. Прошёл по-деловому по всей квартире. Заглянул в ванну и в туалет.
– Никого нет.
– Я же говорила.
– Тогда в чём дело? – он шутливо развёл руками. – Ну, да. Бардак. Но это же поправимо?
– Наверное, поправимо. Только не сейчас.
– В таком случае, я остаюсь, – он снял куртку и повесил её на вешалку. – Где же твои родители?
– Не важно.
– Нет, важно, я же тебе про себя рассказал.
Он остановился по середине комнаты, осматриваясь.
– Мама в Италии, отец фиг знает, где. Ориентировочно где-то в Москве.
– Они в разводе?
– Ага.
– И давно?
– Семь лет.
– Ты видишься с ними?
– Зачем? Мне от этого ни горячо ни холодно. Они для меня никто.
– Печально слышать.
– Слушай, чего пристал? Я на эти темы не разговариваю, – я подошла сзади, и он тут же обернулся.
– Хочешь, помогу тебе убраться?
– Ни в коем случае, – я откинула ногой коробочку из-под лампочки. – Здесь нельзя ничего трогать.
– Почему?
– Это наша война с Кощеем, и, если я уберусь, получится, что сдалась.
Томаш иронично покачал головой.
– Такое чувство, что ты уже проиграла.
– Чего это?
– Ты же живёшь в этом сраче, а не он.
– Это моё дело.
Пожав плечами, он остановился у шкафа с книгами.
– Читаешь?
– Ненавижу их. Хочу выбросить, но Кощей не даёт.
– За что же ты их ненавидишь? – он улыбался так, будто разговаривал с Дашей.
– От них пыль, аллергия и жить тошно.
– Это ещё почему?
– Моя бабка до того, как стала директрисой, была училкой литературы и заставляла всё это читать, а потом пересказывать.
– И ты всё читала?
– Почти всё. Пока не сожгла в раковине Чехова.
– Серьёзно? Ты сожгла Чехова?
– Ага, – я со смехом вспомнила потрясённое лицо Яги. – Сожгла и развеяла прах его рассказов с балкона. Теперь ни одну книгу, кроме учебника, в руки не возьму.
– А я люблю книги. Но читаю электронные. Особенно, когда ездить приходится много.
– По работе?
Томаш кивнул.
– Тебе там хорошо платят?
– Тысяч двадцать, иногда тридцать выходит. Но это неполный день и по сменному графику.
Мы переместились в комнату Кощея. Слава с любопытством взял в руки газету, рассматривая, как будто никогда в жизни газет не видел.
– Интересно, а девушки бывают разносчиками пиццы? – я забрала у него газету.
– Обычно нет. Это же небезопасно. Никогда не знаешь, куда занесёт: на стройку, на пьянку или к нарикам. Могут отнять заказ или всю наличку.
– С тобой такое было?
– Только раз. Заказ забрали и не заплатили, но я был сам виноват. Приехал на вечеринку, а там веселье полным ходом. Они на меня налетели и стали требовать, чтобы я с ними выпил, иначе не заплатят. Я выпил, ну и как-то всё понеслось кувырком, около часа пытался найти того, кто заказывал пиццу. Телефон, с которого делали заказ, оказался заблокирован, а мне ещё ехать нужно было, в общем, офис потребовал, чтобы я ехал на другой адрес. А потом до кучи оштрафовали на стоимость той пиццы и за задержку по второму адресу. Но я всего год работаю. Ребята разные страшные истории рассказывают.
Вернувшись в свою комнату, я уселась на диван, половину которого занимала моя скатанная постель.
– А у тебя случайно на примете больше нет никакой работы?
– Мне кажется, тебе не нужно этим заморачиваться, – Томаш остановился надо мной. – Ты извини, но я заметил, что в последнее время у тебя с учёбой появились большие проблемы.
– Что? – шок восьмидесятого уровня. – Ты заметил мою учёбу?
– Я вообще наблюдательный. Ты очень много пропускаешь с начала года. Тебе нужно перестать прогуливать. И позаниматься. Ты завалила контрольную по математике. А в прошлом году была лучше меня.
Уж чего-чего, а интереса к своей успеваемости я ожидала меньше всего.
– Мне нужны деньги. Дед болеет. Вся его пенсия и зарплата на больницу и лекарства пойдут. За квартиру ещё платить нужно.
Договорить я не успела, потому что раздался звонок в дверь.
Как и предполагалось, за ней оказался Бэзил. Не желая его пускать, я босиком выскочила на площадку.
– Что это за дела, Микки? – Бэзил тут же шагнул навстречу, намереваясь войти. – У меня из-за тебя второй раз свидание обламывается. Как это называется?
Ёжик на его коротко остриженной голове и лицо были покрытыми мелкими капельками дождя.
– Пожалуйста, давай поговорим завтра? – тихо попросила я, но он сделал вид, что не понял, и заговорил ещё громче.
– Кому из нас срочно были нужны деньги?
– Привет, – неожиданно раздался за спиной голос.
Я обернулась. Томаш заботливо кинул мне под ноги тапочки. И где он их только нашёл?
– Привет, – Бэзил остолбенел. – Ты должна была предупредить.
– Интересно, как, если ты не сказал, что придёшь?
Мне пришлось посторониться, чтобы впустить его.
Окажись на месте Томаша кто-то другой, не из нашей школы, чужой и незнакомый, Бэзил пожелал бы ему удачи и свалил. Но тут был вопрос принципа.
Он обошёл нас и, свернув сразу в комнату, уселся в кресло, закинув ногу на ногу в грязных ботинках.
Я осталась стоять, зато Томаш взял стул и, не отрывая от Бэзила мрачного взгляда, сел напротив.
– Слушайте, ребят, давайте только без выяснений, – ко мне вернулся голос. – Ну вот, правда, сейчас не до этого.
– Да я всё понимаю… – Бэзил противно подмигнул и полез в карман куртки. – Совсем не хотел мешать твоему расследованию. Просто принёс кое-что, что ты просила.
Он демонстративно, одну за другой выложил на стол четыре пятитысячные купюры.
– Круто! Спасибо, – я потянулась к деньгам, но Томаш опередил.
Схватил их и, зажав в кулаке, будто собирается швырнуть в Бэзила, вернул смятыми.
– Не нужно. Забери обратно.
– Что?! – я была потрясена. – С какой стати ты влезаешь? Что значит не нужно? Это вообще тебя не касается.
– Теперь касается, – Томаш снова превратился в манекен. – Я найду тебе деньги.
– Эй, – я потрясла его за плечо. – Они уже нашлись.
– Тебе не нужно их брать у него.
– Что я пропустил? – Бэзил удивлённо, но всё ещё довольно миролюбиво улыбался, глядя на наши препирания.
– Объясни ему, – Томаш широким жестом махнул в сторону Бэзила.
– Что объяснить? Я сама ни черта не понимаю.
– Микки теперь со мной. И от тебя ей ничего не нужно, – в резкой форме объявил он Бэзилу, затем обернулся на меня. – Я принесу тебе деньги.
Мы с Бэзилом недоверчиво переглянулись и неожиданно оба расхохотались.
– Это так мило, – сквозь смех проговорила я.
Бэзил сделал вид, будто вытирает слёзы.
– Ты такой джентльмен, Слава. Рыцарь, блин, – и, передразнивая, добавил: – Клянусь, я принесу тебе эти деньги.
В глазах Томаша вспыхнул гнев, но лицо по-прежнему оставалось невозмутимым.
– Если ты со мной, – сказал он мне. – Ты не должна их брать.
Встал и вышел в коридор.
– Считаешь, что теперь имеешь право мне указывать, что делать? – я выбежала за ним. – И почему ты всё сам решил за меня? Всё-всё.
– Просто это некрасиво, – он опустился, чтобы зашнуровать ботинки. – И унизительно для меня.
– Ты случайно не заболел?
– Пожалуйста, не бери у него деньги.
– Вася просто так их принес. Чтобы помочь. Что в этом унизительного?
– Я тебе помогу. Не завтра, но в ближайшие дни, – он выпрямился и снял куртку с вешалки.
– Не смеши, где ты возьмёшь деньги? У вас с Дашей съёмная квартира. И… И другие расходы. Глупо приплетать к этому ещё и меня.
– Решать тебе, – он сам открыл дверь и ушёл с курткой в руках.
Я вернулась в комнату, Бэзил пребывал в той же небрежной позе.
– Прикол, конечно. Это был тот же Томаш, что учится с нами в одном классе? Точно? Я впечатлён. Чем ты его так околдовала?
– Да, фиг знает, – я и сама находилась в лёгком потрясении.
– На кой чёрт он тебе тогда сдался? Или это часть расследования? – Бэзил смотрел с любопытством.
– Слушай, Вась, я, кажется, ни разу не пыталась лезть в твою личную жизнь.
– Короче, на, – он протянул мятые деньги. – Отдашь, когда захочешь. Мама сказала, что, если понадобится, она даст ещё.
Я задумалась.
– Можно я пока не возьму? Пусть они у тебя полежат несколько дней.
– Впервые вижу, чтобы ты прогибалась под кого-то, – его колкий взгляд сделался злым.
– Я не прогибаюсь! Просто хочу посмотреть, что будет.
Бэзил шумно поднялся и, одарив меня презрительной ухмылкой, объявил:
– В таком случае, я тоже пошёл.
Поведение Славы поразило меня до глубины души. Только я никак не могла определиться, хорошо или плохо.
«Это некрасиво» – удивительное заявление из прошлого века. Типа он весь такой высокоморальный и правильный. В таком случае, что же он связался с Надей, у которой на лбу было написано, что мораль – это не про неё?
Когда она покупала ему шмотки, он тоже говорил ей, что это некрасиво? Какие у них вообще были отношения? Я впервые серьёзно задумалась об этом.
В школе Бэзил рассказал Филу про сцену, устроенную Томашем, и они долго и зло над этим ржали.
Уговора о том, чтобы молчать, у нас не было, так что я тоже посмеялась и даже немного подыграла им.
Томаш не писал. Не понятно было, обиделся ли он или как обычно держится на расстоянии. Я решила дождаться конца учебного дня, а потом поговорить.
Но на физике, когда училка только начала объяснять, как делать лабораторную, он неожиданно перебрался ко мне за парту и, провокационно близко наклонившись, быстро зашептал мне на ухо:
– Извини. Я не должен был говорить тебе, что делать. Просто зависеть от кого-то очень неприятно. По себе знаю.
– Значит, это ты вроде как обо мне думал? – машинально я положила руку ему на шею. – И тот командный тон, и ультиматум. Это всё мне показалось?
– Я извинился.
– Извинение должно стереть мне память?
Он взял под партой меня за руку, продел пальцы сквозь мои и крепко сжал. Я затаила дыхание.
– Иванова! – воскликнула училка. – Томаш! Мы вам не мешаем?
Резко расцепив руки, мы выпрямили спины.
– Вы уже совсем? – возмущённо сверкая глазами, она подскочила к нашей парте. – Ну, я не знаю.
– А что такое? – я поправила волосы. – Что мы сделали?
– Я, по-вашему, слепая? У меня все амперметры зашкалили, – она широко взмахнула рукой. – Слава, иди раздай всем приборы, а потом садись на своё место.
– Маше будет сложно одной всё успеть, – спокойно ответил Томаш.
– А где Ткаченко?
– Я с Красновым, – крикнула ей Лиза.
Физичка оглядела их с Филом и, покачав головой, тяжело вздохнула.
– Ладно. Оставайтесь. Только не отвлекайтесь, пожалуйста.
– Сейчас мы будем навёрстывать все твои пропуски и пробелы, – деловым тоном сообщил Томаш.
– Ты решил взяться за мою учёбу? – мне стало смешно.
Он поднялся, чтобы идти за приборами, но задержался и посмотрел на меня сверху вниз.
– Я вообще решил взяться за тебя.
Если бы я и хотела притормозить, то вряд ли уже смогла. Слишком долго я этого ждала и надеялась, что всё будет именно так.
В первом классе, ещё до того, как меня «накрыла» новая жизнь, у меня была подруга Леночка. Мы с ней сидели за одной партой, гуляли во дворе, ходили друг к другу в гости, собирали кукол Братц, строили для них домики и сочиняли кукольные сказки, которые в семь лет кажутся очень важными и почти настоящими. Мы договорились, что попросим родителей подарить нам на Новый год мальчиков БраТЦ. Я хотела Кевина, а Леночка Дилана. И никаких сомнений в том, что так и будет, не было. Наши родители принадлежали к той категории родителей, которые выполняют любые пожелания своих детей, хвастаясь друг перед другом.
Однако наступил Новый год, я вместе с кучей других подарков радостно заполучила своего Кевина, а вот Леночке куклу не подарили. Вместо неё ей принесли клубного щенка лабрадора, которого она и назвала Диланом.
Страшно расстроившись, я потребовала объяснить, как такое произошло. На что Леночка совершенно спокойно ответила, что всегда хотела щенка и давно просила его у родителей. Накануне Нового года она закатила им истерику, объявив, что кроме щенка ей не нужны никакие подарки.
Больше Братц её не интересовали. Она так сильно мечтала о щенке, что остальное перестало иметь для неё значение. С утра до вечера Леночка талдычила только про щенка и занималась только им. Щенок был классный: добрый, ласковый и весёлый, но мне играть с ним она ревностно не давала. Я решила, что Леночка очень глупая и ограниченная, и на этом наша дружба закончилась.
Однако теперь, вспоминая о Леночке и щенке, я очень хорошо понимала её.
Чувства обладания и, определённо, победы не шли ни в какое сравнение с опьянением от сбывшегося долгожданного желания.
Говорить о любви было бы слишком, но в тот момент, кроме Томаша, мне не нужен был никто.
Я ходила к нему в гости ещё несколько раз, мы играли с Дашей в Джаст Дэнс, она учила меня печь яблоки и заваривать травяной чай.
Томаш готовил блинчики с шоколадом, а я развлекала их своими историями.
О том, как в шестом классе нас возили на Бабаевскую шоколадную фабрику и я там сбежала, пробравшись в цех по изготовлению ирисок, а весь класс ждал меня внизу на проходной. Классная была в панике, сопровождающие родители в панике, администрация фабрики тоже, зато я узнала, что такое ириски, и запомнила это на всю жизнь.
А ещё как мы с Бэзилом и Филом во время культпохода в театр на «Синюю птицу» пролезли в гримёрку, познакомились с актёром, игравшим Душу Хлеба, и тот водил нас по закулисью и показывал, как там у них всё устроено. Потом, правда, ему досталось не меньше, чем нам, а нас троих вообще не хотели больше никуда брать, но пришла моя бабушка, наругалась, что педагоги не имеют права притеснять личности детей, и нас простили.
И как в девятом на спор пытались остаться на ночь в Икее, спрятавшись в шкафах. Но нас выловили охранники и сдали в полицию, а после за нами, как всегда, приехала мама Бэзила и всех отмазала.
Даша слушала с интересом. То смеялась, то по-взрослому качала головой: «Ну, ты и хулиганка. Бедная твоя бабушка». Я ответила, что в своё время моя бабушка была директором школы и удивить её могло разве что инопланетное вторжение. И что «бедной», в том смысле, который имела в виду Даше, она точно не была.
Слава ничего не рассказывал, просто улыбался и слушал, сообщив лишь, что единственным хулиганским поступком, которым он может похвастаться, была наклейка от жвачки в лифте и разбитый декоративный фонарь, на который он налетел в парке, катаясь на роликах.
Такой уютный домашний вечер, каких на моей памяти никогда и не было.
Томаши хоть и жили одни, но были настоящей, дружной семьёй.
Приглашать Славу к себе после всей этой милоты я стеснялась, хотя он с каждым днём напрашивался всё настойчивее. Постоянное присутствие Даши сковывало нас обоих, но моя квартира подходила только для того, чтобы мёрзнуть, свернувшись калачиком на диване, слушать, лёжа в темноте, как гудит стройка за окном или смотреть дорамы в полном одиночестве. В её стенах не было света даже при включённом электричестве. И чем дольше я находилась в ней одна, тем сильнее она напоминала царство тьмы. Бардак копился, дело медленно шло к зиме.
Глава 13
Рекламный проспект пансионата для пожилых людей «Пуговицы» случайно обнаружился субботним утром под ковром со стороны дивана, где раньше стояла кровать Яги. Скорей всего, он свалился с тумбочки и его запинали туда ногами ещё при её жизни.
На первой страничке проспекта счастливо держались за руки улыбающиеся ровными белыми зубами старики. На всех остальных описывалось, какие райские блага ждут каждого пенсионера, пожелавшего провести остаток жизни в «Пуговицах». Сзади был указан адрес и телефон этого подмосковного Эдема, а чуть ниже синими чернилами почерком Яги был подписано имя «Лидия Михайловна».
«Пуговицы» – уж очень необычное для дома престарелых и поэтому запоминающееся название. Я вспомнила Надин бейдж. Какая здесь могла быть связь?
Зачем Яге понадобился дом престарелых? Сама она бы никогда туда не поехала. Яга ненавидела все общественные учреждения, начиная от школы и поликлиники и заканчивая музеями.
Женечка утверждал, что совпадений не бывает. И всё, что кажется на первый взгляд случайным стечением обстоятельств, на самом деле имеет непосредственную и очень важную связь.
Не придумав ничего лучше, я сразу позвонила Томашу.
Судя по отдалённому гулу машин и звукам улицы, он бежал с очередным заказом.
– Ты случайно не знаешь, Надя правда работала в доме престарелых?
– Работала. А тебе зачем?
– А она работала до того, как пришла в школу, или совмещала?
– До школы.
– А что она там делала?
– Микки, извини. Я уже дошёл по адресу. Давай я тебе завтра расскажу. Сегодня до ночи работаю. Это же не срочно?
– Нет, конечно.
Но на самом деле, мне уже было срочно. Казалось, если я сейчас же не объясню себе, как так вышло, что Яга и Надя оказались связаны одним домом престарелых, которых в московской области сотни, то взорвусь от любопытства.
Бэзил ответил только на второй мой звонок.
– У меня тут такое! – выпалила я, в надежде сразу заинтересовать, но он не обрадовался.
– Давай потом, к нам Антон приехал.
– Но, Вася, это важно.
– Надеюсь, никто не умирает?
– Нет, конечно, но…
– Тогда потом.
– Мне нужно с кем-то поговорить. Я сойду с ума от нетерпения.
– Помирись с Лизой.
На часах было пять, в больницу звонить не воспрещалось.
– Ну, что тебе? – это было первое, что сказал Кощей, ответив на звонок. – Разбудила, зараза.
– Я нашла под ковром рекламу дома престарелых. Ты что-то знаешь про это?
– А тебе какое дело? Собралась сдать меня?
– Яга была против такого. Зачем ей понадобился дом престарелых?
– У меня приступ, между прочим, был. Я ничего не помню. Ты позвонила матери?
Чашка крепкого кофе натощак, хоть и убивает желудок, но мозги пробуждает моментально.
Все свои бумаги: счета за квартиру, рецепты, больничные, рабочие записи и блокноты Кощей держал в двух нижних ящичках архивного шкафа. В отличие от его комнаты, в них царил идеальный порядок. Все чеки по оплате подколоты скрепками и подписаны, папки датированы и пронумерованы, рабочие отчёты и выписки из каких-то дел рассортированы по пластиковым файлам. Основное, конечно, хранилось в офисе их конторы, но «текучку», как он называл, он приносил и домой. Иногда мог весь свой выходной день провисеть на телефоне, обзванивая больницы или полицейские участки.
Я вытащила ящик целиком, поставила на пол и склонилась над ним.
Достала все папки и бестолково перебрала одну за одной. Просто записи о каких-то людях. Имена, которые мне ничего не говорили. Места проживания, работы, телефоны, номера банковских карт и машин, фамилии родственников, адреса почты и страничек в соцсетях, паспорта, визы, свидетельства о браке и смерти. Просто какая-то общая
информация, сбором которой Кощей занимался по работе. Чтобы что-то найти, нужно было понимать, что ищешь, а я совершенно терялась в догадках.
Папка, которую я искала, оказалась самой тоненькой и неприметной. Прозрачный файл – договор проживания, оформленный на имя Яги с первого марта. Насколько я помнила, Яга, действительно, ездила в санаторий – лечиться. Но тогда ни о каком доме престарелых речи не шло. Её не было от силы пару недель. Потом она вернулась и больше никуда не уезжала.
Вооружившись новой информацией, я предприняла ещё одну попытку.
– Тамара Андреевна, здравствуйте. Это Маша. Вам удобно разговаривать?
– Да, я слушаю, – голос директрисы звучал по-домашнему расслаблено.
– Вы с моей бабушкой так хорошо дружили… Я сейчас разбираю её вещи и нашла проспект дома престарелых. Вы случайно не знаете, что это могло значить? Неужели она обдумывала такой вариант? От этой мысли мне немного грустно, неужели ей было плохо с нами?
– Что ты, Машенька, – после некоторого молчания ласково проговорила Тамара Андреевна. – Конечно, ей было хорошо с вами. Возможно, ей в поликлинике этот проспект дали. Они постоянно пытаются насильно впихнуть разную дурацкую рекламу.
– Нет, но она же туда потом поехала.
– Куда поехала?
– В «Пуговицы» эти. Зачем? Там же, наверное, дорого…
– Нет. Я не знала.
– Ну, как же, помните, она в санаторий ездила?
– Санаторий помню, а дом престарелых нет. Скорей всего, это и есть объяснение. Санаторий-профилакторий на базе пансионата для пожилых людей. Она просто ездила лечиться. У неё ведь был повышенный сахар.
– Но вы же знаете, что Надежда Эдуардовна там работала? В «Пуговицах». Думаете, совпадение?
– Я, правда, не знаю, Машенька, уже и не помню, где Надя работала.
– Моя бабушка не любила её, да? Это из-за дядьки Васи Стёпина? Антона? Вы мне можете рассказать, что там на самом деле у них случилось?
– Сейчас точно не могу, – голос её сделался сухим. – И не думаю, что стоит ворошить прошлое. Ни Ольги Викторовны, ни Нади уже нет в живых, к чему эти разговоры?
– Но мы-то живы!
– Маша, прошу, займись своей успеваемостью. Мне неприятно это говорить, но сейчас, когда твоей бабушки нет в живых, заступаться за тебя некому.
Разговор с директрисой получился дурацкий. Она разозлилась. Я это почувствовала, но не успела уловить, в какой именно момент. Если бы мне было не семнадцать, она бы и не подумала так отфутболивать меня, попрекая успеваемостью.
Я тоже разозлилась. Ходила по квартире, как тигр в клетке, в трусах и халате нараспашку, совсем не чувствуя холода и не зная, чем себя занять, чтобы избавиться от назойливого любопытства. Пока вдруг, остановившись напротив зеркала, не заметила, как за последние месяцы уменьшилась моя грудь, а рёбра стали некрасиво выпирать. Обычно люди радуются, когда худеют, но для меня это был дурной знак. Очередной признак моего социального упадка. Я всё ждала, что жизнь вот-вот начнется, а она лишь катилась по наклонной.
– Пожалуйста, можно мне встретиться с твоим дядькой? – елейным голосом попросила я в ответ на ворчливый отклик Бэзила.
– С ума сошла? Зачем?
– Просто поговорить.
– Знаю я твоё поговорить, – пробурчал он. – Прицепишься, как банный лист. Нет. Нельзя.
– Если не разрешишь, я скажу твоей маме, что ты гей.
– Это что ещё за фигня?
– Просто разреши зайти в гости. Я ничего плохого не сделаю. Честно. Только спрошу его про Ягу. Про Ягу можно?
– Ты же против шантажа.
– Но ты-то не против.
– У нас семейный обед.
– Я после обеда зайду. Минут на десять.
– Ты невыносимая, Микки.
– Я знаю. Спасибо. Когда заканчивается обед?
Когда я пришла, они только приступили к чаю, и я ещё не успела разуться, как Бэзил, всунув мне в рот шоколадную зефирину, объявил Антону, что я пришла поговорить.
Мы с Антоном были немного знакомы, и он просил обращаться к нему на «ты».
Бэзил отвёл нас в свою комнату, и они, открыв окно, стали курить в лоджии.
Антон был рослый и мужественный, с красивым профилем и колким, как у Бэзила, взглядом. Не удивительно, что Надя влюбилась в него. От таких людей, вроде Антона и Томаша, за версту веет надёжностью. Но, пожалуй, это единственное, что их объединяло. Одет Антон был небрежно, мятая футболка, заношенные джинсы, а вёл себя в приблатнённой манере, которую так старательно копировал его племянник.
– Я хотела спросить про Надю.
Бэзил сразу дал понять, что времени у меня немного, так что терять его ради приличия на ненужные вступления не хотелось.
Антон выпустил дым и поморщился.
– Сорокину?
– Ты же знаешь, что её убили?
– И чё? – откликнулся Антон довольно агрессивно. – Ко мне какие вопросы? Я своё отсидел. И больше эту падлу никогда в жизни не видел.
– Нет-нет, я просто хотела узнать, какая она была в школе. И не было ли у неё конфликта с Ольгой Викторовной?
– Директрисой что ли?
– Ну, да.
– Надя твоя тварь последняя. И мне плевать, что она сдохла, пусть с того света слышит.
Бэзил покосился на меня, типа: «Я предупреждал», и Антон, перехватив его взгляд, немного смягчился:
– Она всегда была странная. На всю голову отбитая. Три года за мной по пятам ходила. Фотки свои голые присылала. У меня тогда девчонок полно было и эта Надя-чикане никаким боком мне не сдалась. А потом в одиннадцатом у меня самого переклинило, – растопырив пальцы, Антон покрутил ладонью у виска. – Ну, в смысле, что я хотел к ней по-доброму. Думал, если это осчастливит её, то почему бы не помутить с ней немного. Она же не страшная была девка. Задница, сиськи – всё на месте. Мы с ней месяц встречались от силы.
А потом я сказал ей: «Извини, подруга, гуляй». У меня просто дофига разных знакомых было, а у Нади на ревности крыша отъезжала. Истерики закатывала. То меня убить грозилась, то себя, то кого-нибудь из девчонок. В общем, послал я её окончательно, а она побежала, мамке своей шизанутой нажаловалась, они вдвоём заяву накатали. И всё. Крантец. Как докажешь, что ты не верблюд? Она в полиции рыдала и синяки показывала, а я её пальцем ни разу не тронул. Хотя, если бы знал, как потом обернётся, убил бы сразу. Чтоб хоть не зря срок мотать.
– А учителя что? Классная и директриса?
– Ну, Тамара сразу на её сторону встала, стерва. Типа: «какой ужас», «бедная девочка», «психологическая травма», «насилие», и полный воз этой хренотени. А директрису уважаю. Она быстро просекла, что да как. Пыталась помочь мне. В суд ходила. Говорила, что Наде мозгоправ нужен. Да ну, какой там уже психолог. Поздняк было метаться. Если бы у меня других приводов не было и проканало, но они всё туда до кучи приплели: и драки, и кражу жвачки, и порчу школьного имущества…
– Значит, Ольга Викторовна Надю не любила?
– Какое любила? Её из-за той истории из школы попёрли. Кажется. Но это не точно.
– А ты случайно ничего не знаешь про дом престарелых «Пуговицы»?
– Что? – Антон нахмурился. – Почему я должен про это знать?
– Ну, мало ли. Вдруг кто-то упоминал.
– Нет, не знаю. Всё. Перекур окончен, – пульнув щелчком окурок с балкона, он ушёл.
– Довольна? – в голосе Бэзила прозвучала издёвка. – Узнала всё, что хотела?
– Не всё. Но кое-что.
Мы смотрели друг на друга так, будто что-то осталось недосказано. Не знаю, о чём думал в тот момент Бэзил, но я свои мысли озвучила прямо.
– Слушай, Бэзил, так ты меня всё-таки любишь?
– Понятное дело, люблю, – отозвался он с подозрением. – Что-то не так?
– Нет, не любишь. По-настоящему не любишь. Ты не думай, это не претензия. Просто факт. Я знаю, что не любишь так, как любят кого-то близкого и дорогого. Не любишь и это даже хорошо, потому что я тебя тоже так не люблю.
– Ты чего? – скепсис сменился удивлением.
– Просто не хочу больше делать вид, что мы вместе. Потому что это глупый фарс и показуха.
– Ну, хватит уже, – он дружески обхватил меня за плечи и потряс. – Я же принёс тебе деньги, договорился с Антоном, а то, что тема Нади меня достала, так это не обсуждается.
– Я не могу играть в то, что я с тобой, если на самом деле не с тобой.
– А… Всё ясно, – он отпустил меня и отвернулся к раскрытому окну. – Решила кинуть меня ради Надиного питомца.
– Мы с тобой не встречаемся, Вася. Поэтому и кинуть я тебя не могу.
– Это не важно.
– Ты ничего не слышал из того, что я говорила.
– Я всё слышал, но ничего, блин, не понял.
– В этом-то и вся проблема.
– Микки, – он посмотрел исподлобья. – Тебе стоит хорошенько подумать, кого ты выбираешь…
