Текст книги "Пуговицы (СИ)"
Автор книги: Ида Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Почему обязательно нужно выбирать? – старый триггер вспыхнул красной сигнальной лампочкой. – Почему я всё время должна выбирать? Да, мне нравится Томаш, да, у нас отношения, но и ты мой друг. Я не хочу ссориться ни с кем из вас. Почему так нельзя, а? Почему человек не может просто жить и радоваться? Почему ему постоянно нужно ставить подножки, как будто у него и так всё зашибись, как хорошо?!
Психанув, я попрощалась с родными Бэзила и ушла. Успела дойти почти до дома, когда от него пришло сообщение:
– Потому что в жизни всегда приходится выбирать.
Бэзил никогда не мог видеть дальше очевидного.
– Привет, – тут же на ходу я набрала сообщение Лизе. – Что делаешь?
– Ничего. В инсте сижу.
– Ты в ТЦ?
– Где же ещё мне быть?
– Хочешь, приходи ко мне. У меня дед в больнице. Можно с ночёвкой.
– Серьёзно? А что случилось?
– Ничего не случилось. Просто помириться хочу.
Лиза примчалась ко мне через двадцать минут после нашей переписки. Влетела в квартиру и сразу бросилась на шею.
– Я очень по тебе скучала.
– Я тоже, – призналась я.
Она притащила с собой большую картошку фри и коробку наггетсов.
Мы устроились в комнате на диване и я ей сразу всё выложила. И про дом престарелых, и про Антона, и про Бэзила, и про Томаша.
Лиза слушала, удивлённо хлопая глазами и молча, одну за одной, поедая картошку. Когда я, наконец, замолчала, она поинтересовалась:
– А ты не спрашивала его про неё?
– Томаша? Про Надю? – догадалась я. – Не хочу. И боюсь. А вдруг узнаю то, что мне не понравится?
– Плохое нужно узнавать сразу, – рассудительно сказала она. – Я бы на твоём месте не верила Томашу. И ничего лишнего не рассказывала. Ты извини, но вообще очень странно, что он вдруг так резко с тобой замутил. Не было ничего, не было и тут – бац. Может, ему просто от тебя что-то нужно?
– Я удалила запись при нём.
– И что, больше она нигде не осталась?
– Только у тебя.
– Видишь, у него нет гарантий, что её не существует, значит, лучше держать тебя поблизости. Под наблюдением.
– Да нет, Томаш не такой. Это он со стороны мутный, а узнаешь ближе – совсем другой человек.
– Ну-ну. На это всё и рассчитано. Я таких знаю, как Серж, который перед матерью на задних лапках пляшет, а за её спиной при первой же возможности меня зажимает, и она всему верит, что он плетёт. Всему! Знаю, что тебе неприятно это слышать, но осторожность никогда не помешает. И Бэзилу тоже не верь. Он дружит до тех пор, пока ему выгодно. Какими бы лозунгами не прикрывался. И вообще, я бы на твоём месте поговорила с девочкой.
– С Дашей? Думаешь, он рассказывал ей про Надю?
– Думаю, что дети разнюхивают гораздо больше, чем им нужно знать. А если она на самом деле такая, как ты рассказываешь, то ей наверняка захочется с тобой этим поделиться. Главное, чтобы брата рядом не было.
Хитрить Лиза умела. Я до такого не додумалась.
– Спасибо за совет. Я попробую.
– А ты можешь для меня тоже кое-что сделать? – она оживлённо заёрзала.
– Давай. Выкладывай.
– Можешь написать этому Лёше, а то я сама не могу?
– Лёше? – я сначала не поняла, о ком речь. – Твоему инстаграмщику? А как же Фил?
– Ты так говоришь, будто он уже согласился, и у меня есть выбор, – смущённо хихикнула Лиза.
– Что написать?
– Да что угодно. Просто, чтобы познакомиться.
– Давай телефон.
Следующие два часа мы разглядывали фотки Лёши и придумывали, что написать.
Выглядел он до отвращения симпатичным и счастливым. Как будто вся жизнь у него была молодёжным фарсовым сериалом с кучей друзей, девчонок, вечеринок, домашней «эстетикой» в духе Фила, солнечным летним расслабоном, дуракавалянием и захватывающими дух урбанистическими видами, словно мы живём не в одной и той же московской серости, а совершенно в разных городах или, может, даже на разных планетах.
В какой-то мере я Лизу понимала, со дна нашего тцшного однообразия всё это выглядело жутко соблазнительно.
Помнится, был такой старый-престарый музыкальный клип, где девушка сидит в кафе и смотрит комиксы, а потом вдруг эти комиксы оживают и тот парень, про которого там было, забирает её к себе в свой нарисованный мир. Я бы тоже очень хотела, чтобы за мной пришёл нарисованный парень и забрал отсюда.
Лиза жутко нервничала и после того, как я всё же отправила довольно невнятное сообщение о том, что мне, а, точнее, Лизе, нравится его инста-профиль, потребовала его удалить, потом попросила восстановить, после чего ещё раза три мы удаляли и восстанавливали сообщение, меняя местами слова и дописывая или убирая превосходные степени.
Столь увлекательное занятие прервал звонок в домофон. Из трубки послышался плохо различимый приглушённый голос: «Доставка пиццы», и я предположила, что это Бэзил решил помириться.
Однако стоило открыть дверь, как оказавшийся за ней в форменной одежде доставщика Томаш сбросил красный короб-переноску и попёр вперед. Схватил, обнял, не давая возразить, захлопнул ногой дверь, скинул на ходу кроссовки и, целуя, понёс в комнату.
Я лишь размахивала руками, пыталась не задохнуться от сбивающегося дыхания.
Прошло, наверное, около минуты, прежде чем Лиза, восхищённо выдав: «Ничего себе», прервала эту бурную сцену. Томаш вздрогнул и, отпустив меня, оглянулся.
– Привет.
В ту же секунду лицо его сделалось по-школьному невозмутимым.
– Извини, – сказала Лиза. – Я пришла первая. И сегодня уже никуда не собираюсь.
Томаш взъерошил мокрые волосы и посмотрел на меня.
– Мне уйти?
Мы с Лизой переглянулись.
– Так и быть, – опередила меня Лиза. – Можешь остаться.
– На самом деле, у меня есть минут десять, – пояснил он, по-прежнему обращаясь ко мне. – Я по дороге заскочил. Доставка в этом же доме, только в другом подъезде, летел, как ненормальный, чтобы успеть к тебе.
– Чаю налить? – предложила я.
– Не нужно.
Было видно, что Лизино присутствие его напрягает.
– Удивительно видеть тебя не в школе, – сказала она. – Как будто даже живой.
– Ты спрашивала про Надю, – он проигнорировал её колкость. – Она работала в том доме престарелых, потому что там жила её мама. Проводила лечебную гимнастику и физкультуру, чтобы оплачивать её лечение и проживание.
– Мама? – от удивления я опустилась на край дивана. – У Нади же никого не было.
– Считай, что не было. Её мама мало что понимает из того, что творится во внешнем мире. Она и Надю-то почти не узнавала.
– Вы очень близко общались с Надей, да? – с недвусмысленной улыбочкой влезла Лиза.
– Нормально общались, – соизволил ответить ей Томаш.
– Ты её любил?
Обрадованная нашим с ней примирением, Лиза пребывала в игривом настроении. Я метнула в неё строгий взгляд, но она пропустила его мимо.
– Нет, – сухо ответил Томаш. – Что-то ещё?
– Значит, у вас с ней всё просто так, без любви было?
Слава вопросительно посмотрел на меня. В надежде на его ответ я замешкалась. Однако Лиза дожидаться его не стала.
– Ты извини. Просто мы с Микки уже много лет дружим и тут ты такой на белом коне и с тёмным прошлым за спиной. Если честно, я за неё опасаюсь.
– Я не знаю, что сказать, – глядя ей прямо в глаза, Томаш пожал плечами. – Только то, что, если бы ты была такой подругой, как рассказываешь, помогла бы ей здесь убраться, а не валялась на диване.
Проводив его, я вернулась в комнату, намереваясь немедленно её выставить. Но Лиза, не давая мне раскрыть и рта, тут же утянула меня к себе на диван и крепко стиснув, быстро и взволнованно заговорила:
– Видишь, он совершенно точно что-то скрывает, но глаза горят. Может, и правда влюблён? Влетел, прям, как ураган. Смерч. Цунами…
– Зачем ты себя так вела? – я с усилием расцепила её руки на своей шее. – Мы же только помирились.
– Не обижайся. Это я ради тебя.
– Хочешь теперь меня с ним поссорить?
– Что ты? Нет, конечно, – Лиза, потягиваясь, растянулась на диване. – Может, просто немного завидую. Мне бы очень хотелось узнать, какие чувства испытываешь, когда получаешь то, о чём так давно мечтаешь. Это, наверное, похоже на сюр? Тебе кажется, что это не твоя история? И что это происходит не с тобой?
– Это определённо происходит со мной. Другой вопрос: Почему это происходит?
– Видишь, значит, ты и сама сомневаешься.
– В последнее время я во всём сомневаюсь и во всех.
Лиза потупилась, в очередной раз проверяя, не пришёл ли ответ от Лёши.
– Ну, что мне сделать, чтобы загладить свою вину?
Идея, внезапно пришедшая мне в голову, была совершенно сумасшедшая, но Лиза любила сумасшедшие идеи не меньше меня.
– А поехали со мной завтра в тот дом престарелых?
– Что? – она тут же села. – Это ещё зачем?
– Просто интересно. Посмотреть, как там.
– В интернете наверняка фотки есть.
– Мне внутри любопытно. Можно что-нибудь про Ягу у них спросить или про Надю. В идеале, конечно, на её маму взглянуть. Интересно, если Надя умерла, и платить некому, то её мать выкинут на улицу? Я бы попросила Бэзила, но мы сейчас не в лучших отношениях, к тому же он думает, что я помешалась на Наде. А Томаша не хочу просить, чтобы не подумал лишнего.
– Ну… – задумчиво протянула Лиза. – В принципе, я не против. Можем сказать, что мы от школы, от Тамары. Вроде как по поручению. Беспокоимся о её благополучии.
– Отличный план, – обрадовалась я.
– Но завтра понедельник.
– И чего?
– Типа уроки.
– Ну их.
– Ладно, – согласилась она. – Поездка за город поприятнее химии, даже в такую гадкую погоду. Только давай с собой ещё Липу возьмём. Проезд мне оплатит.
– Но мы же вместо школы поедем.
– Ничего. Ради меня пропустит.
Лиза осталась у меня, и мы ещё полночи обсуждали всё это по кругу, перескакивая с Липы на Томаша, с Томаша на дом престарелых и снова на Липу.
Лёша наше многострадальное послание прочитал, но ничего не ответил.
Глава 14
Утро выдалось на удивление ясным. Небо впервые за месяц по-настоящему прояснилось и настроение тоже. Не смотря на ночную болтовню, мы с Лизой выспались отлично.
Липа, успев сходить на первый урок, ждал нас возле метро.
Чуть ли не в первый раз в жизни сбегая из школы, он выглядел очень взволнованным. Изо рта у него шёл пар, волосы были взъерошены, глаза испуганно таращились.
– Я химичке сказал, что у меня запись ко врачу. Но она не должна проверять, потому что я все прошлые работы сдал и из них всего одна четвёрка.
– Ладно, ладно, – отмахнулась от него Лиза. – Плевать.
Лёша из инстаграма по-прежнему не отвечал, и она была не в духе, срываясь на всём подряд.
– А что, более уродских штанов у тебя не нашлось? – как только вошли в вагон, Лиза уставилась на ноги Липы.
– Это обычные. Я в них всегда в школе хожу.
– То школа, а тут в метро с тобой ехать, позориться.
– Ну, ты бы предупредила, – он поплевал на палец и потёр белое пятно на кармане, после чего вытер палец о куртку.
– Господи, зачем я тебя с нами позвала? – закатив глаза, Лиза отошла к другим дверям и достала телефон.
– А чего я такого сделал? – удивился Липа. – Можешь объяснить?
– У неё сегодня хмурое утро, – я подхватила его под руку. – Зато у меня хорошее.
После вчерашнего разговора с Лизой мне немного полегчало и скопившаяся за последние дни неразбериха не казалась такой ужасной, как прежде.
– Слушай, помнишь мы в последний раз говорили с тобой про растяжку? Типа ты не знал, где она спрятана.
– Угу, – Липа не сводил глаз с Лизы.
– Фил сказал, что засунул её в рукав твоей ветровки.
– Так это Фил? – Липа вспыхнул и отвлёкся от предмета своего обожания. – Можно было догадаться. Вот, придурок.
– И что ты с ней сделал потом?
– Ничего. Она сначала просто из рукава торчала, свёрнутая в трубочку. А потом исчезла.
– Как исчезла?
– Утром её уже не было.
– Ты ушёл домой без ветровки?
– Так вышло.
– Блин, Липатов, – я отвернула его от Лизы. – Можешь нормально всё рассказать? Просто из-за этой растяжки получается, что к смерти Нади имеет отношение кто-то из наших.
Липа нахмурился так, будто я обвинила его в этом.
– Я сначала в раздевалке сидел. Хотел Лизу подождать. А потом решил, что, когда физручка уйдёт, сам зайду к Тамаре Андреевне и расскажу ей, как она оскорбляла нас. Меня. Чтобы всё по-честному было. И запись покажу. Но они довольно громко ругались, и мне стало любопытно, что говорят. Подошёл к секретарской, а Надежда Эдуардовна в этот момент, как нарочно, дверь приоткрыла. Я испугался, что она запалит, как я подслушиваю, и заскочил в учительский туалет. Но она, похоже, всё же запалила.
Лизе наскучило стоять одной, и она направилась к нам. Липа замолчал.
– И…?
– И я убежал, – быстро закончил он. – Через окно.
– Через окно?
– Другого выхода не было. Если бы она меня поймала, точно убила бы.
– Что же ты такое услышал, что тебе пришлось сбегать от неё через окно?
– Да ничего такого. Я, наверное, просто больше испугался, потому что она очень жёстко на директрису наезжала… – он обрадованно повернулся к Лизе. – Вставай вот здесь в уголок, чтобы тебя не затолкали.
Липа аккуратно выпихнул меня и воткнул её между дверями и собой.
– Сеня, скажи, пожалуйста, что ты слышал? Я теперь от тебя не отстану.
– Не отстанет, – подтвердила Лиза, заинтересовавшись нашим разговором.
– Я точно не помню, но по смыслу – Надя обещала устроить ужасный скандал и пугала Тамару Андреевну, что это последние её дни в школе.
– Ничего себе! – подключилась Лиза. – Как всё интересно.
– Странно, – я обдумывала услышанное. – Женечка говорил, что это директриса отчитывала Надю за то, что она якобы не оправдала её доверия.
– Когда люди ругаются, у каждого своя правда, – с умным видом выдала Лиза.
Липа, конечно, мог всё это насочинять, но для чего? Гораздо проще было сказать, что он выбросил растяжку в контейнер или в кусты. Это не вызвало бы никаких дополнительных вопросов, и Сеня, пожелай он меня обмануть, озвучил бы именно такую версию. В отличие от Фила, Липатов сначала думал, а потом уже говорил.
После метро пересели на электричку, потом на автобус.
В рекламке «Пуговиц» было сказано, что они находятся в семи километрах от Москвы. На машине близко, а своим ходом хоть и не дольше часа, но муторно и дорого.
От остановки дошли до высоченной бетонной стены и вдоль неё пришли к пропускному пункту.
Маленькому симпатичному кирпичному домику.
О том, что придётся объясняться с охраной, никто не подумал.
Тихо вошли в домик и, не глядя в сторону сидящего поодаль охранника, в моём любимом стиле «Имею право», двинулись напрямик через вращающиеся турникеты, за которыми находилась стеклянная дверь и можно было разглядеть территорию.
Возможно, это бы даже прокатило. Охранник на нас тоже не смотрел до тех пор, пока Липа, беспокойно оборачиваясь на него, не зацепился за турникет.
– Эй, ребята, вы куда? – очнулся охранник.
– Бабушку навестить, – ответила я.
– Пропуск оформляли? – он направился к нам, но мы были уже с другой стороны.
Лиза быстро выскользнула за стеклянную дверь.
– Мы не знали, – я подтолкнула Липу к выходу.
– Как фамилия?
– Иванова.
Охранник немного растерянно остановился со своей стороны турникетов.
– Это честно. Маша Иванова. Так и запишите.
Я выскочила следом за ребятами, и мы торопливо зашагали по дорожке, ведущей к большому кирпичному зданию, широкой громадой раскинувшемуся среди голых берёз.
На территории пансионата гуляло много пожилых людей. Кто-то работал, сгребая сырую листву, кто-то прохаживался по дорожкам, некоторые сидели на скамеечках, другие проезжали мимо нас на инвалидных колясках.
Не доходя до пологой каменной лестницы со скруглёнными ступенями и двумя широкими пандусами по краям, Лиза остановилась.
– Я писать хочу.
– Нашла время.
– Скажи это моему организму.
– Мы сейчас внутрь зайдём и спросим, – заволновался Липа.
– Ребятки, вы к кому? – к нам подошла немолодая женщина в прямом коричневом пальто и бордовом берете, из-под которого выбивались тугие каштановые кудри. Помада у неё была такая тёмная, что казалось, будто губы нарисованы углём, им же были подведены и брови. – По понедельникам посещения после обеда.
– Нам бы с администратором поговорить, – сказала я. – Или кто у вас тут больными занимается?
– У нас не больные. У нас постояльцы или жильцы, как вам больше нравится.
– А насчёт жильцов можно с кем-то поговорить?
Женщина внимательно, но не строго оглядела нас, затем повела за собой. Вверх по лестнице к стеклянным раздвигающимся дверям.
Дедушка в инвалидном кресле у входа почему-то помахал нам рукой. Мы ответили.
В тёплом тамбуре прямо на проходе стояла маленькая сгорбленная старушка в пёстром халате и с рыжим котиком на руках. Когда мы проходили, она не сдвинулась с места, а женщина, которая нас вела, не сказала ей ни слова.
Мы попали в просторный холл с ковром, креслами и несколькими плазменными панелями на разных стенах, все они работали и показывали одну и ту же передачу, где толстые дядьки в деловых костюмах спорили о политике, но их никто не смотрел. Звука тоже не было.
За столиком по типу ресепшен сидела рыжеволосая женщина с высокой причёской. Справа от неё стоял огромный аквариум с голубой подсветкой и золотыми рыбками.
– Вот, Люд, ребята к тебе. Не знаю, что за вопрос, тайна, наверное, – сказала сопровождавшая нас женщина.
Администраторша подняла глаза, и мы увидели ярко-намалёванные зелёные стрелки и огромные накладные ресницы. В ушах её болтались жёлтые шарики-подвески, а на пышной груди красовался точно такой же, как у Нади, бейдж, только с именем «Людмила».
Она мельком взглянула на всех и остановилась на мне:
– Я тебя знаю?
– Не думаю.
– Знакомое какое-то лицо.
– Мы по поводу Нади Сорокиной, которая у вас работала, – сказала я то, что было заготовлено.
– Так? – Людмила наклонила голову набок. – Я тебя слушаю.
– Ну вы же знаете, что с ней? – произнесла я печальным голосом.
– Нет, – женщины переглянулись.
– Она умерла. Её убили.
– Ужас какой, – прошептала женщина в берете.
– Она работала у нас учительницей физкультуры, – подключилась Лиза. – И для всей школы – это огромная потеря.
Липа усиленно закивал.
– Дело в том, что мы все, включая нашего директора, считали, что Надежда Эдуардовна одинокая женщина. Школа даже похороны оплатила. Никто ничего не знал про её маму. А сейчас вдруг выяснилось, что она живёт у вас… И наша директор, Тамара Андреевна, поручила нам навестить её и узнать, как у неё дела, а при необходимости, возможно, даже помочь с финансированием. Ведь вы же не можете выкинуть человека на улицу?
Женщины смотрели на меня с интересом, Липа изумлённо, а Лиза с уважением.
Наболтать подобное мне ничего не стоило. Я никогда не смущалась полезного вранья или преувеличения, это было что-то вроде игры, в которой требовалось быстро соображать и легко подстраиваться под обстоятельства.
– Я сейчас уточню, здесь ли ещё Лидия Михайловна, – сказала Людмила. – А то, знаете, у нас люди пожилые, ситуация меняется каждый день.
– Да, здесь-здесь, – проворчала та, что нас привела. – Куда ж эта ведьма денется?
– Тогда проводи ребят к ней. Пусть посмотрят, познакомятся, а я пока в бухгалтерию позвоню, узнаю, что там с оплатой.
– Она может отказаться с вами разговаривать, – предупредила сопровождающая нас женщина, пока мы шли. – У неё деменция. Большую часть времени её мозг спит, но иногда включается и что-то соображает. Вы пока ей про дочку ничего не говорите. Я сбегаю за доктором, приведу его. Пусть сам решает, в какой форме и когда рассказать об этом.
Мать Нади оказалась крепкой, ширококостной женщиной с мужиковатым лицом и широкими плечами. Волосы у неё были блёклые, короткие, а подбородок сильно выступал вперед.
Она сидела в высоком кресле напротив окна и не двигалась.
На тумбочке возле кровати в деревянных рамках стояло несколько фотографий одного и того же мужчины и мальчика-подростка. Надиных фото среди них не было, так что я засомневалась, туда ли нас привели.
– Здравствуйте, – сказала ей Лиза вежливо. – Как поживаете?
Лидия Михайловна не пошевелилась. Я заглянула в её отсутствующее лицо.
– Вам большой привет от Тамары Андреевны. Надиной учительницы математики. Вы же помните её?
Ни единой эмоции.
– И от Антона большой-пребольшой привет. Ну, его вы-то точно должны помнить. Того, которого вы с Надей в тюрьму посадили за просто так.
Женщина вздрогнула и моргнула.
Лиза испуганно отшатнулась:
– Зачем такое говоришь?
– Нормально. Если она меня понимает, то, возможно, хоть как-то отреагирует, а если нет, тогда какая разница?
Липа, видимо, был согласен со мной, потому что ни с того, ни с сего выпалил:
– Мы пришли сказать, что Надежда Эдуардовна умерла. Её убили. И нашли за нашей школой в колодце. Она была злая и плохая женщина. И мы все ненавидели её.
Вышло жёстко. Тут даже я опешила.
Лиза быстро закрыла ему рот ладонью.
– Заткнись, идиот.
– А что такого? Моей маме на собрании про меня гадости говорить было можно, а мне её маме нельзя? Она всё равно не понимает нифига.
И тут неожиданно Лидия Михайловна заговорила низким грудным голосом:
– Надька, стерва. Приведите мне мальчика.
От неожиданности мы дружно шарахнулись назад, спрятавшись за спинкой кресла.
– Какого мальчика? – робко спросила Лиза, прижимаясь ко мне.
– Вы знаете, какого! – громогласно рявкнула Лидия Михайловна. – Я хочу на него посмотреть.
Резким движением Лиза вытолкнула к ней Липу. Задержавшись на секунду перед креслом, Липа в два скачка вернулся к нам.
– Это не он! – Лидия Михайловна почти кричала. – Я хочу видеть мальчика!
Схватив с тумбочки фотографию, я осторожно обошла кресло и помахала перед отрешённым взглядом женщины.
– Мой мальчик, – её лицо будто размазалось и сползло вниз. – Мой милый мальчик.
Оторвав трясущуюся руку от подлокотника, она протянула её к фотографии.
– Самый лучший, самый чудесный мальчик.
– Это кто? – из-за моего плеча высунулась Лиза.
Женщина подняла на неё водянистые глаза, а потом снова гаркнула:
– Мне нужен мальчик! Пусть Надька приведёт его.
– Надя умерла, – сказала Лиза.
– Все умерли, все, а ей хоть бы что. Кругом одна только кровь, а на ней ни пятнышка, – сокрушённо забормотала Лидия Михайловна. – Надька своё не отдаст. Скажите ей, что он мне нужен. Убийца. Я хочу забрать его с собой. Приведите его. Мы уйдём вместе, он ничего не заслужил.
В комнату заглянул молодой, но уже седоватый доктор в очках.
– Ну, что тут у нас? Как дела, Лидия Михайловна?
Женщина зажмурилась и замолчала.
– Она просит привести к ней какого-то мальчика, – пожаловалась Лиза.
Доктор покивал и поманил нас рукой:
– Давайте-ка поговорим в коридоре.
Мы, пребывая под впечатлением от увиденного, послушно вышли к нему.
– Ребята, я не очень знаю, что за история с Надеждой. И прежде, чем мы будем что-то сообщать нашим постояльцам, мы должны эту информацию проверить. Но даже если то, что вы рассказываете, – правда, не думаю, что Лидии Михайловне стоит знать об этом. Она и так мало, что понимает, не нужно ничего усугублять. Ей осталось совсем немного.
А то, что ваша школа хочет принять участие в её судьбе – похвально и достойно уважения, но дело в том, что оплата за её проживание внесена полностью.
– Кем внесена? – полюбопытствовала я.
– Эту информацию мы не разглашаем, – доктор старался говорить вежливо, но было видно, что он торопится.
– А кто это у неё на фотографиях? – спросила Лиза.
– Семья её. Муж и сын. Лет двадцать назад в аварии погибли.
– Она требует какого-то мальчика.
Доктор посмотрел на Лизу так, как будто она глупая.
– Разве не понятно, что она не в себе?
– А вы тут давно работаете? – мне хотелось выяснить хотя бы что-то.
– Лет шесть.
– А с Надеждой Эдуардовной вы были знакомы?
Он пожал плечами.
– Здесь все сотрудники знакомы друг с другом.
– Ну и как?
– Что как?
– Каким она была сотрудником?
– Нормальным.
– А пациентов вы всех здесь знаете?
– Постояльцев, – поправил он. – Тех, кто долго живёт, знаю.
– А Ольгу Викторовну Королёву, случайно, не помните?
– Нет, – с тяжёлым вздохом, показывая, что устал от моих вопросов, он покачал головой.
– А у Надежды Эдуардовны здесь были друзья? Подруги?
– Послушайте, девушка, я прервал обход. Спросите у Людмилы. Она должна знать.
Пока я всё это спрашивала, Лиза за спиной доктора корчила мне рожи, а как только он меня осадил, скороговоркой выпалила:
– А где у вас туалет?
Лиза, как угорелая, помчалась на первый этаж. Липа за ней. Я медленно побрела по длинному коридору с множеством дверей.
Спонтанная затея с поездкой была глупой, результат оказался таким же.
Однако Надина мама, действительно, существовала, и я планировала выложить эту новость Тамаре Андреевне лично, чтобы посмотреть на её лицо, когда она об этом услышит. А ещё стало понятно, что мать Надю не очень-то любила. Может, поэтому Надя предпочитала, чтобы все считали её одинокой? Хотя Томашу-то она об этом рассказала.
Интересно, знал ли он о погибшем Надином отце и брате?
Но Яга, пожив здесь, наверняка должна была знать о существовании Лидии Михайловны. А если знала, то почему не рассказала директрисе?
Внезапно я услышала странный звук. Довольно громкий, чтобы его не слышать, но в то же время слабый и жалостливый, будто тому, кто его издаёт, срочно необходима помощь.
Звук шёл из-за приоткрытой двери. Я заглянула.
Это была точно такая же комната, как у Лидии Михайловны. Только вместо одной кровати здесь стояли две. Возле окна на инвалидном кресле сидел благородного вида чуть лысоватый старичок, а на полу посреди комнаты лицом вниз лежал маленький сухой дедок в синей клетчатой пижаме. Пальцы его скребли ковер, плечи вздрагивали, именно от него и исходили душераздирающие стенания.
Я бросилась к нему, пытаясь поднять, но дедок внезапно прекратил стонать, поднял голову и спокойно посмотрел на меня.
– Ты кто? – голос у него был скрипучий.
Старичок в кресле тоже смотрел с удивлением.
Я поспешно встала.
– Мне показалось, вам плохо. Хотите, я кого-нибудь из персонала позову?
– Из персонала, – раздражённо передразнил дедок. – Сдался мне твой персонал.
Поднявшись на четвереньки, он требовательно протянул руку, чтобы я помогла ему встать.
Шаркая, на полусогнутых ногах он доковылял до кровати и упал уже на неё.
– Простите, – тот, что сидел у окна, не обращая внимания на страдания соседа, развернул кресло в мою сторону. – Вы ведь не сотрудница «Пуговиц»?
– Нет.
– Но где-то мы с вами уже встречались, – старичок подъехал ко мне, пристально вглядываясь в лицо. Глаза его блестели, как у молодого, а пальцы были страшные. Крючковатые, с распухшими суставами.
– Вряд ли, – я отступила назад.
– Не спорьте, – отрезал он с убеждённостью. – Я вас ждал. Вы любите виноград? Возьмите на холодильнике там, за дверью.
– Не нужно, спасибо, я пойду. Меня друзья ждут.
– Передавайте бабушке привет, – бросил он мне в спину прежде, чем я успела скрыться за дверью.
Я резко остановилась.
– Вы знакомы с моей бабушкой?
– Ольга Викторовна, так ведь?
– Да.
Я вернулась.
– Да неужели! – стонущий дедок с интересом перевернулся на бок. – Оленька решила вернуться к нам?
– Она умерла летом.
Оба старика понимающе покачали головой.
– Она же была совсем молодая и здоровая, – печально произнёс колясочник.
– Ей семьдесят два было.
– Я и говорю – молодая.
– Машина сбила.
– Прими мои искренние соболезнования, – он подъехал и с теплом пожал мне руку. – Такая замечательная женщина была.
Впервые в жизни я слышала, чтобы кто-то назвал Ягу замечательной женщиной. Она, конечно, умела притворяться, но только когда ей было что-то очень нужно.
– Вы её хорошо знали?
– Ну, а как ты думаешь, если узнал тебя?
– Мы совсем не похожи! – ужаснулась я. – Она мне не родная бабка.
– Конечно, не похожи, – старичок подмигнул. – Но твои фотографии я видел.
– Зачем это она их показывала?
– Да, как тебе сказать… Здесь всегда смотрят, есть ли у тебя семья, дети, родственники… Если есть – всё в порядке. А если одинокий, значит, – пуговица.
– Что значит пуговица? – удивилась я.
– Кончайте болтать! – закричал на нас дедок.
– Злится, что мы тихо говорим и ему не слышно, – захихикал старичок.
– Так, ладно, – я попыталась собраться с мыслями. – А что она ещё рассказывала?
– Так всего и не упомнишь, – его взгляд сделался хитрым. – Ты приходи нас навещать, может, я чего и вспомню.
На телефон начала названивать Лиза.
– Может, лучше я вам позвоню? – предложила я, торопливо сбрасывая звонок.
– Ну, какие в нашем возрасте телефоны? – старичок снова взял меня за руку. – Ничего в мире никогда не заменит живого человеческого общения. Живых эмоций и ощущений. Разве можно по телефону увидеть глаза или почувствовать мягкость шелковистой кожи.
Вырвав руку из его страшных холодных пальцев, я отступила, но не ушла.
– Вам правда есть, что рассказать?
Его медленная приветливая улыбка растянулась в широкий оскал, обнажив ровный, неестественно белый ряд вставных зубов.
– Уж в этом-то можешь не сомневаться. Просто приходи и узнаешь.
Я огляделась. На низеньком холодильнике, где из-под накрытого полотенца выглядывала тарелка с виноградом, я заметила газету с кроссвордом и поверх неё карандаш.
Не спрашивая разрешения, я быстро взяла эту газету и, записав внизу на полях свой номер телефона, протянула старику.
– Не знаю, получится ли у меня снова сюда приехать, но, если вдруг что-то вспомните интересное про мою бабушку, позвоните, пожалуйста. Это, правда, важно.
– Плохо быть пуговицей, – он опустил голову и печально покивал, глядя в газету. – Никому ты не нужен.
– Я не понимаю про пуговицы.
– Твоё счастье, если никогда и не поймёшь.
– Вы позвоните мне? Пожалуйста. Я очень постараюсь приехать. Могу что-нибудь привезти.
Старичок поднял глаза и недобро посмотрел на меня исподлобья.
– Привези мне пару килограмм любви и мешочек радости, давненько я их не пробовал.
