Текст книги "Потерявший веру (ЛП)"

Автор книги: И. С. Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– Я? – я улыбаюсь – улыбкой охотника. – О… я удостоверюсь, что ты пойдёшь с нами, но в отличие от Джеймса, мне насрать, если придётся причинить тебе боль. Итак, ты пойдёшь, не сопротивляясь или… – я позволю своим словам оборваться. Её рука с пистолетом так поникла, что я могу без труда вытащить свой PPK из-за пояса и прострелить ей коленную чашечку, прежде чем она сможет достаточно выровняться, чтобы прицелится в меня.

Она может быть и замечательный стрелок, но её силы и сила воли кончаются.

– Тогда произнеси то, что ещё ты собирался сказать.

– О нет, питомец. Это так не работает.

Она всё чаще начинает моргать.

– Скажи мне, что ещё ты знаешь обо мне, и я пойду с ним. С человеком-океаном.

«Человек-океан? Джеймс?» Девочка безумна от рождения или сбрендила из-за плена.

– Опусти пистолет и иди ко мне, и я расскажу тебе.

– НЕТ. Ты можешь рассказать мне сейчас с пистолетом в моей руке.

Я выражаю неодобрение.

– О, нет, малышка. Это не переговоры. Подчинись моим приказам, и я расскажу тебе о твоей семье. И тех, кто умер… и той, кто всё ещё жива.

Она хмурит брови, её рот открывается, а голова, судя по всему, стала слишком тяжелой для её шеи, но прежде чем хоть одно слово слетает с её губ, она падает на пол как тряпичная кукла.

– Лили! – кричит Джеймс.

– Она вырубилась, – услужливо предлагаю я.

– Дерьмо, – бормочет он, прежде чем бросается по полу, чтобы добраться к ней, поскальзываясь на крови. Он проверяет её пульс до того, как поворачивается ко мне. – Мы должны вытащить её отсюда.

– Она вся твоя, – указываю я взмахом руки, прежде чем направляюсь к русскому и проверяю его карманы.

Я нахожу телефон, мешочек с белым порошком и толстый рулон налички из долларов США, но никаких документов. Я шмонаю его дальше, но остаюсь с пустыми руками.

– У него ничего нет, – произношу я, перед тем как швыряю пачку наличных на его грудь и смотрю, как она перекатывается по его дряблому боку и застревает в его отрубленных члене и яйцах. Это выглядит уместно. Он оплатит больше чем пенни за свою поездку лодочнику – я уверен Люцифер будет доволен.

Когда я поворачиваюсь, то обнаруживаю Лили в колыбели рук Джеймса, подобно ребенку. Она по-прежнему в отключке, и он с нежностью смотрит вниз на её лицо, и эта нежность вгоняет гвоздь мою грудную клетку.

– Надеюсь, она не тяжёлая, – глумлюсь я, пока иду к дверному проему, поворачиваясь к ним обоим спиной. – Прогулка до автомобиля длинная.

***

Джеймс ни разу не пожаловался и держал мой темп по пути обратно. Мы достигаем наш автомобиль менее чем через тридцать минут, и он аккуратно размещает свой груз на заднем сиденье, пока я сообщением по защищённому каналу связи даю знать Коулу, что место, которое мы только что покинули, было необитаемым.

Лили – секрет, которым я пока не готов делиться.

– Она нуждается в медицинской помощи, – спокойно говорит Джеймс, когда забирается на переднее пассажирское сиденье. – Её пульс слаб и нестабилен, она обезвожена и её кожа липкая.

– В доме есть медицинское оборудование. Ты можешь поиграть в медсестру.

Он поворачивается и впивается в меня взглядом.

– Ей нужна медицинская помощь. Я не доктор и не медсестра.

– И? – беззаботно спрашиваю я. – Она до сих пор с этим справлялась.

– Ё*аный в рот, Люк. По крайней мере, она нуждается во внутривенной капельнице физраствора, чтобы быстро получить немного жидкости, и это если у неё нет других повреждений, возможно внутренних. Так что, если у тебя нет большого опыта по части обнаружения вены…

– Я сам, – прерываю его тихую напыщенную речь, – поставлю ей капельницу с физраствором, когда вернемся.

Он глазеет на меня с удивлением, и я ухмыляюсь.

– Что? Не знал, что я больше чем смазливая мордашка?

Он открывает свой рот и закрывает его, затем снова открывает и спокойно произносит:

– Спасибо.

Его благодарность, как когти врезаются в мои кишки. Мой монстр скулит и рычит, ненавидя новые эмоции, которые этот мужчина вызывает у меня в самое непредсказуемое время. Мне нужно прекратить это и показать ему кто я такой, и я отвечаю:

– Нет нужды. Поразительно чему только можно научиться, когда пытаешься продлить чью-то жизнь немного дольше, чтобы ещё чуть дольше с ними потрахаться.

Мои слова вызывают желаемый эффект, и его веки опускаются, скрывая взгляд.

– Ты должен рассказать Коулу, – предостерегает он. – Ты не можешь прятать её вечно, как туз в рукаве.

– Тебе не следует совать нос в чужие дела. То, что я делаю со шлюхой-Крэйвен не твоего ума дело.

Его взгляд становиться жёстким, и прямо у меня на глазах он превращается в человека, которого я впервые встретил. В холодного надменного профессионала, и моему члену это очень нравится. Мой монстр знает, как победить в этой битве. Он узнаёт правила игры.

– Я не одна из твоих игрушек в темнице, – предупреждает он, тон его голоса низок и твёрд, и зверь в моей груди облизывается. – Но думаю, что ты понимаешь это, – его пристальный взгляд становиться суровым, когда он добавляет: – Ты предостерёг меня, что я не готов ко всему, что грядёт. Ладно, но позволь мне напомнить тебе: я урождённый Реншоу. В моих венах течёт та же кровь, что и у Грима. С твоей стороны будет мудро помнить об этом, когда будешь утверждать свою власть. Я же просто допущу это, если это будет тем, чего я желаю. Но никогда недооценивай меня или то, на что я способен, поскольку ты можешь допустить эту ошибку лишь однажды.

– Это угроза? – надсмехаюсь над ним я.

– Нет, – категорически парирует он. – Это обещание.

***

– Она под действием седативных, – произношу я, когда вхожу в старомодную кухню сельского дома, чтобы обнаружить Джеймса, печатающего на планшете. – Я добавил некоторые лекарства и антибиотики в капельницу. По крайней мере, она простит до утра.

Он отрывает свой взгляд от устройства и смотрит на меня:

– Хорошо, ей нужен отдых, – затем он отвергает меня и возвращаться к своей задаче, бормоча: – Я сделал кофе. Он на столешнице, но скорей всего остыл.

Я направляюсь к кастрюльке и наливаю себе в кружку смолоподобную жидкость.

– Я говорил с Коулом, – выдаёт он, когда я делаю свой первый глоток, и прохладная жидкость душит меня, когда достигает пищевода. – Он будет здесь к середине завтрашнего утра.

Ледяной огонь наполняет мои вены. Из всех людей именно он обратился за моей спиной к моему брату.

Когда я разворачиваюсь к нему лицом – моя ярость видимо должна быть так очевидна на моем лице, поскольку он тут же поднимает свои руки в универсальном жесте «стой», перед тем как произносит:

– Он сам связался со мной, когда не смог получить ответ от тебя. Он передал планы по их возвращению и ничего больше. Я не враг тебе, Люк. И я не предавал тебя.

Он говорит со мной как с каким-то раненным животным, которое собирается напасть, и это провоцирует что-то во мне. Что-то за пределами темного небытия, которое я лелеял и взращивал с детства.

– Вставай, – выдавливаю я сквозь сжатую челюсть, ненавидя мою неспособность справиться с натиском эмоций, заполняющих мою ранее бесплодную, сломанную и пустынную систему.

Он моргает, но не двигается.

– Я сказал, – рычу я, делая шаг в его сторону, – вставай, мать твою.

– Или? – его карие глаза ужесточаются и загораются. Восхитительная смесь похоти и гнева прокатывается по его жилистому телу.

Я делаю ещё один шаг, и мне понадобиться всего лишь ещё один, чтобы дотянуться и поднять его за горло.

– Нет никакого «или», Джеймс. Я никогда не предлагаю возможность выбора.

Он ухмыляется, выражение его лица хитрое – злое приглашение.

– О, всё верно, ты берёшь.

Время слов окончено. Мой следующий шаг быстрый и жёсткий, так что моя рука вокруг его горла, когда я поднимаю его вверх и притягиваю вплотную к моему телу.

Он не сопротивляется, его твёрдый как камень член впервые прижимается к моему, и весь мой тщательно оберегаемый контроль испаряется как пар.

– О да, Джеймс. Я, бл*дь, беру.

Глава четырнадцатая

Джеймс

Столкновение зубов. Облизывание языков. Посасывание губ. Горловые стоны.

Я мечтал о поцелуях Люка и о том, каким он окажется на вкус. Я провёл слишком много долгих одиноких ночей с членом в руках, пытаясь вытрахать мысли о нём из моей головы. Я жаждал сражения его губ с моими… я жаждал всего этого, но в то же время боялся. Он моя болезнь. Вирус, который поглотил мой здравый смысл и украл моё тело.

Он целовался также как делал всё остальное в жизни – с неумолимым звериным контролем, граничившим с жестокостью.

Он поедал мой рот, поглощая последние остатки моей сдержанности. Он мог делать со мной всё, что хотел.

И мне бы понравилось. Нет, я бы полюбил это.

Его твёрдая длина болезненно прижимается к моей, и я бесстыдно протираюсь об него как нетерпеливая шлюха. Вот, во что он превратил меня – я его шлюха.

Крепкая хватка на моём кадыке так и не ослабла, а его другая рука грубо хватает меня за задницу, чтобы ещё сильнее прижать к себе. Когда мы сталкиваемся друг об друга, утробный стон вырывается из моего гола, он реагирует на это, сильнее кусая меня. Мягкая плоть моей губы разрывается под натиском его зубов, и теплая кровь смешивается с его ароматом, добавляя тёмную грань, что я так жажду.

Я шиплю, когда его язык змеей зализывает ранку, а его грудь грохочет от сдержанного рёва из-за вкуса самой моей сути. Мой член болезненно пульсирует, отчаянно нуждаясь оказаться за пределами моих брюк.

– Тебя когда-нибудь трахал мужчина, Джеймс? – Люк отрывается от моего рта, чтобы мрачно прошептать мне это в ухо.

Я трясу головой насколько позволяет его рука вокруг моего горла, мои бёдра всё ещё раскачиваются напротив его, мой ствол пульсирует от восторга.

– Нет, а тебя? – хрипло спрашиваю я.

– Нет, – шипит он, его рука слегка напрягается на моей шее, в то время как другая змеёй обвивается вокруг моего бока, чтобы потереть мой член через ткань моих брюк. Его прикосновение не нежное как у женщины, оно жесткое и требовательное. Он собирается делать всё, что, бл*дь, хочет со мной. – Но я разорвал нескольких.

Мой член подпрыгивает под его рукой.

– Тебе это нравится, Джеймс? – его рука сжимает меня сильнее. – Твой член сочится от потребности во мне, чтобы я полностью наполнил тебя моим членом, пока ты не порвёшься надвое? Тогда, Джеймс, ты станешь до и после. До – мужчина, который никогда не познавал вкус моего члена в своей заднице, и после – мужчиной, который будет умолять меня разрушить, обучить и раскрасить его моим семенем.

– Бл*дь, да, – стону я, пропуская и не заботясь о том, как отчаянно звучу. Я хочу боли и удовольствия обещанного им мне. Я жажду широкого растяжения и жжения. Я хочу быть жестко оттраханным до тех пор, пока ничто не станет существовать, кроме потребности кончить. Я хочу, чтобы он использовал меня.

– Повернись лицом к холодильнику, – он толкает меня в спину, используя моё горло как рычаг, и отстраняется. Моя грудная клетка поднимается и опускается рывками, мои ноги дрожат, и я смотрю на него слишком долго, принимая его спокойное поведение и расслабленную позу. Если бы не было твердой длины, которую я чувствовал, прижимающейся к моей, менее секунды назад, я мог бы поверить в его незаинтересованность.

– Никогда не заставляй меня просить дважды, – предупреждает он, вспышка предвкушения в его глазах противоречит его словам. Он будет так сильно обожать моё неповиновение, чтобы потом заставить меня подчиниться.

В слабой попытке лишить его того, чего он так желает, я поворачиваюсь и оказываюсь лицом к старому холодильнику. Я думаю о том, что когда-то он был белым, но теперь он бежевый с проблемами старения: за годы холодильник покрылся въевшимися сажей и грязью.

– Положи свои ладони на дверь с обеих сторон от твоей головы, а затем прижмись лбом в пустое пространство между ними.

Я чётко следую его инструкциям и смакую ощущение холодного металла под моей воспалённой кожей.

Я не слышу, как он подходит, его шаги бесшумны, дыхание тихое, и в тот момент, когда одна из его рук обхватывает заднюю часть моей шеи, чтобы удержать меня на месте, я чувствую, как один его палец движется вниз от воротника моей рубашки по моему позвоночнику, пока не достигает копчика.

– Вскрикнешь, и я накажу тебя, – предупреждает он, перед тем как его рука скользит от моей задницы к пульсирующему члену и сжимает… жёстко. Я проглатываю мучительный стон, не желая давать ему то, чего он так жаждет.

– Ах, Джеймс, – успокаивает он меня в ухо, его рука переходит от жестокости к стимулирующему удовольствию. – Твоё молчаливое согласие – подарок, который принесёт тебе награду.

Его длинные ловкие пальцы скользят вниз по моей молнии, а затем расстегивают брюки. Уверенными, быстрыми движениями он стягивает их вниз вместе с моим нижним бельём, заставляя мой стальной член удариться понизу моего живота с глухим стуком.

Теперь я обнажен ниже пояса, всё моё тело так близко к краю, от чего меня пробирает дрожь, когда более холодный воздух поражает мою чрезмерно разгорячённую кожу. И тогда эти злые пальцы оборачиваются вокруг моей длинны и начинают двигаться вверх-вниз.

Я хочу застонать. Я хочу удариться головой об холодильник и потребовать, чтобы он делал это жёстче, но я помню его восхищение от выдвинутой им угрозы, и с гораздо большим самообладанием, чем я думал, обладаю, я проглатываю всё моё удовольствие, пока оно не заполняет мой живот жаром.

Под таким углом, я могу наблюдать за эротическим шоу, когда бусинки предэякулята заблестели на кончике моей набухшей плоти, а затем исчезли под усилиями его руки, добавляя смазки в его крепкий кулак вокруг моего члена.

Моё учащённое дыхание застревает в моём горле, желание издать звук усиливается с каждой крепкой фрикцией его руки по моей чувствительной и нуждающейся плоти.

Моё молчание – вызов для него, и его рука на моей шее только один раз сжимается в предупреждении оставаться в этом положении, перед тем как он тянется, чтобы достать что-то со стола, рука на моём члене по-прежнему быстро перемещается, но уже менее сильно.

Я слышу, как что-то скрипит по деревянной столешнице стола, затем звук снимающейся крышки, перед тем как он пинком раздвигает мои ноги в стороны насколько позволяют брюки вокруг моих лодыжек. Моя распростёртая позиция позволит ему войти, и он вкрадчиво шепчет мне в ухо:

– Я собираюсь смазать тебя маслом для себя, Джеймс.

Мой мозг пытается понять и проанализировать сказанное, когда…

– А-а-х-х, – стону я, когда один скользкий палец обводит круг вокруг места, в котором никто никогда не бывал прежде. Моё отверстие дергается под его масляным пальцем.

«Он использует масло из маслёнки на столе. Масло, которое я минуту назад размазывал по своему тосту».

– Ох, Джеймс, – выражая досаду восклицанием, он имитирует неодобрение. – Что это был за звук? – его голос – обволакивающий дьявольский мёд. – Ты только что ахнул для меня? – он толкает кончик пальца в моё девственное колечко мускулов, вскрывая меня и отправляя нервный трепет жара в мои внутренности. Я прикусываю губу, всасывая кровь с противоположной стороны раны, той, что он одарил меня.

Скольжение. Раскачивание. Толчок. Один из его толстых пальцев трахает моё напряженное отверстие в тандеме с его рукой, поглаживающей мой член. Моя голова идёт кругом, член щедро течёт, добавляя к новому опыту дополнительный поток сенсорных чувствительных импульсов от скользких влажных звуков, пока он доит меня.

Второй палец присоединяется к первому, и жар в моём отверстии превращается в жжение, когда Люк продолжает поступательные движения, чередуя с растягиванием моего входа, чтобы подготовить меня. Вскоре добавляется третий палец, и я клянусь, что прикусываю кусок плоти с внутренней стороны моей щеки, когда подавляю ещё один стон.

Я наполнен, крайне наполнен.

Но всё же ещё нет.

Его пальцы выскальзывают из моей задницы, рука отпускает мой член, и я бесстыдно хныкаю, к сожалению, слишком громко.

– О… Джеймс, – отчитывает он меня, перед тем как раздаётся эхо звука расстёгивающейся молнии в слишком тихой комнате. – Ты так хорошо держался, пока не издал этот маленький жадный звук.

Я чувствую, как он ближе подходит ко мне сзади, и грубая ткань его брюк щекочет заднюю поверхность моих бёдер.

– Не беспокойся, питомец, – он замолкает, перед тем как поправляет себя. – Нет, ты не мой питомец, ты мой… – его слова прерываются, предложение повисает между нами в воздухе незаконченным.

То, как он близко ко мне, но не прикасается – сводит меня с ума. Это единственная причина, по которой я могу подарить ему… стон:

– Верни свои руки или сделай уже что-нибудь. Я закончил играть в эти бл*дские игры…

Меня бьют о холодильник. Старый прибор наклоняется назад на несколько дюймов, чтобы удариться в стену позади него, перед тем как становится обратно и раскачивается на ножках. Рука хватает меня за волосы, и Люк сильно вжимает моё лицо в беспощадную поверхность. Я собираюсь начать сопротивляться, дать ему отпор, купившись на его приманку, когда кончик его члена прижимается к моему отверстию, прежде чем зверский толчок его бедер полностью погружает его в меня по самые яйца.

Боль причиняет страдания и саднит, она проносится молниями от того места, где мы соединены, разгоняясь по моим нервным окончаниям и наполняя меня невыносимой агонией. Мой член смягчается, рот широко растягивается в молчаливом крике.

– Я говорил тебе, что накажу, – рычит он, погружая себя ещё глубже, его хватка на моей голове и бедре – хищная и оставляет синяки.

– Теперь ты можешь кричать для меня, мальчик. Кричи, проси и рыдай. Я приму всё это.

Он вытаскивает член практически до головки, перед тем как погружается обратно, но я отказываюсь кричать для ублюдка, разрывающего меня на части, и всё же мычу. Звук хриплый и громкий, и он послужил только тому, что его следующие толчки стали ещё более сильными.

Каждый удар его бёдер и острая боль из-за натяжения моих волос вызывает звуки из задней части моего горла. Но то, из-за чего вначале упал мой член, а именно из-за зверского траха моего девственного отверстия, теперь утолщает и поднимает его – и он начинает подтекать от желания.

Первоначальное мучительное жжение превращается в восхитительное трение, которое появилось на свет из внутренних глубин. Каждый удар его длинного, толстого ствола поражает точку внутри меня, от которой поджимаются пальцы ног и мои яйца напряженно подтягиваются вверх.

Я слышу, что дыхание Люка практически не сбивается, он не отпускает свой контроль ни на миг, но у меня едет крыша от его надругательства. Я получаю огромное наслаждение, будучи использованным в качестве отверстия для его члена, и я знаю, что в секунде от выстреливания моего груза по всей передней поверхности этого ветхого холодильника, даже без возвращения его руки на мой член.

Ткань его брюк трётся о волоски на моих ногах, и острые края расстёгнутой молнии с каждым толчком врезаются в чувствительную кожу моих яиц.

На что мы сейчас похожи, когда он полностью одетый спаривается со мной на этой почти заброшенной кухне сельского дома? Монстр и… как он назвал меня? Ах, да, мальчик. Эта кличка должна унизить, но каким-то больным путем, поскольку в тот момент, когда он одарил меня ею, – это означало что-то гораздо большее, чем просто подчинения меня ему. Он сказал это сам – я не один из его питомцев. Я кто-то больше.

Бисеринки пота на лбу и по линии моих волос соединяются, перед тем как тонкой струйкой струятся по шее. Секундой позже теплый язык Люка преследует соленую жидкость, и я наконец-то получаю от него звук.

– Бл*дь, каждый твой кусочек приятен на вкус.

Он плюет мне на шею. Я должен ощущать отвращение, но это основополагающе, примитивно и взывает к скрытой части меня. Затем он кусает… сильно… мягкую кожу между моей шеей и плечом, его зубы сильно сжимаются, клеймя моё тело. Мою душу.

Дополнительного взрыва боли достаточно, чтобы отправить меня в свободное падение за грань пропасти.

В этот раз я кричу, когда стону его имя и выстреливаю вереницу спермы на дверь холодильника. Нити моей спермы нескончаемо разбрызгиваются из моего набухшего ствола, и я чувствую, как моя задница напрягается вокруг него пульсирующими волнами.

– Е*ать, ты выдаиваешь мой член лучше любой пи*ды, что у меня была, – грубо признаётся он, его бёдра сбиваются и теряют ритм. Он выпускает долгий слышимый вздох, когда спускает глубоко внутри меня, и я клянусь, что чувствую каждую пульсацию его оргазма и каждый всплеск его семени, когда он наполняет моё напряженное отверстие своим освобождением, так и не замедлив своих жёстких толчков. Я кошу глаза в сторону своей сверхчувствительной плоти.

– Остановись, – выдыхаю я. – Достаточно, – молю я.

Он трахает меня жёстче, подчёркивая каждый толчок своего по-прежнему твёрдого члена:

– Я. Говорю. Когда. Будет. Достаточно.

Каждое скольжение его члена – это непристойное хлюпанье, и каждый раз, когда он немного вытаскивает его – семя сочится из моего отверстия и течёт вниз по расщелине к моим опустошённым яйцам.

В конечном счете, член опадает, и он выходит из меня. Моё пустое отверстие сжимается в поиске того, что наполняло, трахало и уничтожало его.

– Хороший мальчик, – хвалит Люк, шепча губами у моего уха, его твёрдое одетое тело по-прежнему прижимается к моему.

– Ты погубил меня, – бормочу я, моя голова поворачивается, моя грудная клетка тяжело поднимается, и каждое моё нервное окончание подергивается от проскочивших искр остаточного электричества, подобно троившему выключателю.

Он посадил что-то в пустую часть меня. Я чувствую, как это скользит по тем пустотам, пуская корни, распространяясь как лесной пожар по полю сухой травы. Что произойдёт, когда он вытащит это наружу? Когда он вырвет это из меня и оставит ещё большую дыру внутри? Она заполнится его тьмой? Или это взорвётся и поглотит меня целиком?

– Разве не удивительно, как много разрушения может вызвать один человек в другом? – размышляет он. – Даже в процессе траханья, жизнь может измениться навсегда. Ты говоришь, что я погубил тебя, Джеймс… – он отстраняется от меня и моего использованного тела, осевшего перед дверью впереди меня, – но один лишь твой вкус – проклял меня.

Глава пятнадцатая

Лили

Мне жарко. Слишком жарко.

Колючие одеяла трутся о мою кожу как наждачная бумага, а когда я шевелюсь, то чувствую, что-то воткнуто в мою руку.

Мои глаза открываются – они тонкие щёлочки, края саднят, они слиплись, как будто я спала несколько дней. Я ожидаю увидеть голые стены комнаты, в которой провела последние дни, но мои глаза фокусируются на выцветших цветочных обоях и запятнанных кружевных занавесках, которые раздуваются от небольшого ветерка.

Меня перевезли.

Как всегда, когда я просыпаюсь в новом месте, я мысленно проверяю себя. Я чувствую туманность из-за какого-то препарата, но не так как всегда, когда они вырубали меня. Мои конечности устали и ощущаются тяжелыми, но это стало привычным для меня за эти дни, между моими бедрами саднит… опять, та боль, которую я привыкла испытывать. Осознание этого подгоняет пузырящуюся желчь в моем горле. Никто не должен привыкать к осознанию того, что их телами жестоко злоупотребили, чтобы раздуть эго кого-то другого.

Я всегда думала, что насилие и сексуальное нападение были просто… чем-то связанным с сексом. Похотливая потребность, ради которой монстры рядятся в костюмы людей и которая должна быть утолена несмотря ни на что. Месяцы, проведенные мной в плену, показали мне, что это гораздо больше, чем это. Да, есть сексуальная составляющая, но также это касается власти, контроля и подчинения. Человек, который владеет мной, продаёт людей, как другие продают машины. Он использует нас как товар, чтобы наполнить свои карманы и таким образом увеличить зоны своего влияния. Его знакомые, которые используют меня, хотят вкусить этой власти. Трахать каждое из моих отверстий заставляет их чувствовать себя грозными и мужественными… самая большая собака в районе с самыми острыми зубами. А те, кто покупают женщин подобных мне, делают это для того, чтобы насыть своё извращенное увеличивающее могущество. Взять и использовать другого человека… как там они постоянно говорят мне? «Я неприкасаемый. Я могу трахать, убивать или калечить, и никто не остановит меня».

Итак, сегодня с их властью надо мной покончено, даже если всё это закончится моей смертью.

Сегодня – с ней будет покончено.

Я даю себе несколько мгновений прийти в себя, а затем заставляю себя сесть. Мой пустой желудок крутит, как и туман в моей голове: он перемещается и застывает перед тем, как ударить в мозг, словно мячик пинбола, и я несколько раз сильно взглатываю, чтобы удержат желчь от подъема по моему горлу и не извергнуть её по всей поверхности потертых и колючих, как наждачная бумага, одеял.

«Медленно и верно, Лили. Не спеши. Не спеши», – шепчет голос моей матери, мои глаза резко обводят комнату, ожидая увидеть её здесь, но она лишь в моей голове. Она – часть тумана, отдаленное воспоминание о прежней жизни.

Я глубоко вдыхаю аромат комнаты. Моё обоняние – то, что я научилась скрывать. Не помню, чтобы было по-другому. Даже маленьким ребёнком я понимала, что у каждого человека есть собственный аромат, и я не говорю о запахе кожи или пота, или того, что они пытаются маскировать духами. Я говорю о сущности. Эта комната пахнет плесенью, но с осадком смерти и тьмы, собирающимся по углам.

Он был здесь – тот, которого я подстрелила.

Его аромат постепенно исчезает, но не полностью, а это означает, что он ушёл не очень давно.

С моим медленно успокоившимся желудком и уменьшением дурмана в моей голове, я смотрю вниз на руку и вижу капельницу, вставленную в мою вену. Она жалит, когда я вытаскиваю иглу и кровь брызгает из-за быстрого напора, превращаясь в медленную струйку. Я вытираю её об жалкое одеяло, игнорируя небольшую боль от свежей раны.

Затем оглядываюсь по сторонам, подмечая всё, что могу использовать в качестве оружия. Пакет для внутривенного вливания висит на спинке кровати, здесь нет трансфузионной стойки, чтобы можно было использовать её в качестве биты. Остальная часть комнаты пустая. Нет ни платяного шкафа, ни комодов или буфетов, ничего, кроме кровати и этих занавесок в пятнах от никотина.

«Тебе не нужно оружие, Лили. Верь в себя. Доверяй своим инстинктам. Он хороший. Он сдержит тьму».

Я закрываю глаза, желая, чтобы она была рядом. Но всё, что я вижу, когда так делаю, – это её изувеченное распростёртое обнажённое тело на полу в идеальном круге крови.

– Я доверяю тебе, мама, – шепчу я, и видение за моими веками стирается, пока не остаётся только её красивое лицо и загадочная улыбка. Она награждает меня воздушным поцелуем, перед тем как исчезает, и я хочу зарыдать от потери.

«Вставай, Лили. Вставай и поверь. Есть кое-кто, с кем ты должна познакомиться».

Отяжелевшими конечностями я вытаскиваю себя из кровати, пробую силу моих ног. Когда я не обрушиваюсь кучей на пол, я направляюсь к закрытой двери и ожидаю, что она заперта. Я не обладаю богатой фантазией, поэтому не представляю, как вылезу через окно, но сделаю это, если придётся.

Неожиданно дверь открывается от лёгкого поворота старой медной ручки, и я выхожу в узкий, пыльный коридор с половицами, выглядящими подгнившими, и с рельефными гипсовыми стенами, окрашенными в поблекший терракотовый цвет. Используя моё особое чувство, я нюхаю воздух, но по близости нет ни одного аромата, так что беззвучными осторожными шагами я направляюсь к лестнице и напрягаюсь, когда одна особенно раздутая половица громко скрипит под моими ногами.

Я замираю, мои ноги трясутся от усилий, мои нервы кричат мне – беги обратно в комнату и вылезай через окно вместо этого пути. Но я тихо стою там как караульный, ожидающий нападения, которое так и не свершилось. С глубоким вздохом на цыпочках я спускаюсь по лестнице, вздрагивая от каждого звука, который издаю, пока ароматы Смерти и Океана не доносятся снизу ко мне, их ароматы густые и, по-видимому, сражаются за господство.

Приглушенные звуки движений, сопровождаемые смещением чего-то большого, заставляют меня приблизиться ближе к шуму, и как только я обхожу угол внизу холла на первом этаже, я слышу, как мужчина – Смерть – рычит:

– Кричи для меня, мальчик. Кричи, проси и рыдай. Я приму всё это.

Грубых угрожающих слов должно быть достаточно, чтобы обратить меня в бегство, но звуки приглушенных вздохов и ударов кожу об кожу приводят меня всё ближе и ближе к широко-распахнутой двери, которая ведет в старую кухню сельского дома. Из моего местоположения, я могу рассмотреть изношенную в трещинах фарфоровую раковину, край небольшого деревянного стола, но пока я не могу увидеть людей внутри. Их ароматы сообщают мне, кто они – это Океан и Смерть.

Смерть пытается пустить ко дну Океан, но он не осознаёт, что Океан всегда побеждает. Он упрямая сила, которая может казаться спокойной, как поверхность заводи, но повернись к нему спиной, и он с грохотом обрушит волны, которые сметут Вас, принеся погибель.

Я крадусь ближе, снедаемая любопытством, пока мне не открываются больший обзор пространства кухни. Сперва кофейник и кружка, затем столешница, тарелка, окроплённая крошками, ещё одна кружка и открытая маслёнка.

Ритмичные удары манят меня вперёд до тех пор, пока вся комната не оказывается, как на ладони.

– Бл*дь, каждый твой кусочек приятен на вкус, – произносит Смерть, прежде чем вгрызается зубами в плоть Океана, пока вдавливает его в переднюю поверхность старого холодильника. Его бёдра, затянутые в чёрные брюки, жестко врезаются в обнаженную заднюю часть Океана, безжалостно трахая его сильно и глубоко, и я очарована открывшейся картиной.

Не из-за господства Смерти или того, как он очертя голову берет мужчину под собой, а из-за беззастенчивой потребности Океана.

Он хочет этого. Он жаждет уступить свой контроль монстру в попытке достичь мимолётной отсрочки от мук, которые, как я вижу, врезались в его душу.

– Хороший мальчик, – хвалит Смерть, когда заканчивает своё нападение, и я ожидаю почуять снисхождение в его словах, но всё, что я чувствую, – гордость. Он доволен действиями своего мальчика, и его слова передают почтение, а не презрение.

Ещё больше слов, но я закрываюсь от них, пока наблюдаю, как меняется выражение лица Океана от удовольствия к вине.

Он стыдится своей потребности в Смерти. Для такого мужчины, как он, – подчиниться своей похоти равнозначно предательству того, кого он любит.

Когда Смерть отступает и убирает свою полутвёрдую длину в брюки, перед тем как застегивает молнию, я смотрю, как Океан обрушивается к основанию моря, и я задыхаюсь от явного опустошения, которое источает.

Этот почти неслышный звук выдаёт меня, и Смерть обращает своё внимание ко мне.