Текст книги "Потерявший веру (ЛП)"
Автор книги: И. С. Картер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
И. С. Картер
Потерявший веру
Серия: Багряный крест (книга 3)
Автор: И. С. Картер
Название на русском: Потерявший веру
Серия: Багряный крест (книга 3)
Перевод: Afortoff
Редактор: Eva_Ber
Обложка: Таня Медведева
Оформление:
Eva_Ber
Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!
Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.
Спасибо.
Потерявший веру
«Смотреть на смерть как на окончание жизни – это как смотреть на горизонт как на окончание океана».
David Searls
Снова здравствуй.
Ты пришла за большим?
За большим количеством тьмы?
За большим количество развращенности?
Ты жадная малышка, не так ли?
Всё в порядке, можешь признать это. Я умею хранить секреты. Я не скажу ни единой живой душе. Мертвые же с другой стороны…
Пролог
Люк
Меньше. Мне надо стать меньше.
Если я буду маленьким, я исчезну, и всё это станет сном.
Плоть под моей щекой – ледяная. Тело, что всегда было переполнено любовью и теплотой, теперь твёрдое и неподатливое. Её мягкая кожа ощущается как свеча: восковая и практически липкая, а её аромат – фиалок, всегда только фиалок – давно исчез. Всё, что я вдыхаю, – зловоние смерти. Разложения. Старой крови. Гниющей плоти. Зловоние моей высохшей мочи.
Её здесь нет со мной, но я не могу позволить ей уйти.
Здесь во тьме, она всё, что у меня есть.
Здесь во тьме, всё лучшее, что осталось от моего мира.
Там в свете – находиться злобная ложь со знакомой улыбкой. Улыбкой, которую я унаследовал.
Ожидание, всегда ожидание.
– Я люблю тебя, – сказала она. – Я так горжусь тобой.
Она обхватила рукой мою щёку, её большой палец провел по изгибу моих дрожащих губ, и она оставила на моём лбе самый нежный их нежнейших поцелуев.
Фиалки. Фиалки повсюду.
– Будь лучшим, Люк. Будь лучше, чем они. Я верю в тебя.
Подвальная дверь отпирается с мягким щелчком. Старая дверь из моего детства, та, что лязгала и визжала, протестуя каждый раз, когда открывалась, была заменена несколько лет назад на дверь с толстой стальной обшивкой с защитой био-ключом. Но, когда я использую мой отпечаток пальца, чтобы разблокировать замки, она издаёт пронзительный скрежет металла из моих воспоминаний, пока небольшой лучик света освещает стены лестницы.
Ступеньки вниз в темноту тоже новые. Прочные. Надёжные. Я считаю их, пока спускаюсь.
Одна. Две. Три. Четыре.
На пятой я могу расслышать её. Поверхностное дыхание, почти задыхающееся.
Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.
Стон от боли, сопровождаемый слабым хныканьем.
Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать.
Почти беззвучный крик, поток воздуха, выходящий из её лёгких, – от чего по нарастающей сжимается низ моего живота.
Четырнадцать. Пятнадцать.
Мои ботинки достигают бетонного пола, и она начинает умолять.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – её слова приглушены кляпом, вставленным в её рот, но их легко разобрать, и каждая бездыханная мольба – это устойчивый рывок моего члена вверх.
Я закрываю глаза и опрометчиво вдыхаю аромат секса, что висит толстым и тяжелым слоем в холодном воздухе. Я могу ощутить его на моём языке. Он опускается вниз по моему пересохшему горлу как тёплый мёд и пробуждает зверя внутри меня. Того, кто жаждет этот нектар. Того, кто процветает во тьме.
Я щелкаю выключателем на стене, и голая лампочка с шипящим звуком освещает единственную скамью в центре комнаты.
Она именно там, где я её и оставил несколько часов назад.
Голая. Связанная. С кляпом во рту. Распластанная. Выставленная. Уязвимая.
Всё её тело дрожит. Её кожа туго обтягивает каждую тонкую кость. Её грудь быстро поднимается и опадает. Каждое ребро под её бледной, шелковистой кожей заметно и, кажется, вот-вот сломается. Она отчаянно моргает из-за ослепляющего её света, прежде чем на неё накатывает следующий вынужденный оргазмом, она плачет, и всё её тело выгибается подобно луку. Её спина выгнута и достаточно высоко приподнята от кожи скамьи так, чтобы я смог рассмотреть немного выделений на всей её припухшей плоти. Её руки и ноги напрягаются в креплениях, и я клянусь, что могу слышать, как её пересохшее горло разрывается от силы её крика.
Звук омывает меня как изящная симфония, и я закрываю глаза, смакуя его, ощущая, как все мои чувства оживают для пира, чтобы упиваться этим опытом.
Монстр, что живет под поверхностью моей кожи, скрытый под плащом нормальности, что я обычно ношу, и защищенный моим привлекательным лоском, цепляется за мою грудью, требуя освобождения. Он стремится изведать вкус нашей добычи. Он отчаянно пытается погрузить свои зубы в её плоть и объестся ею, пока его ненасытный аппетит не будет утолён.
«Пока нет».
Её тело оседает и дергается от отголоска произошедшего. Её спина медленно опускается на поверхность скамьи, когда твёрдая дуга, сотворённая из её гибкого тела, медленно расправляется под весом усталости. Обе её руки и ноги ослабли из-за ограничений, и её голова медленно крениться в бок, и струйка слюны стекает из-под красного шарика-кляпа, вставленного в рот и широко его раскрывающего. Слюна собирается в небольшую лужу, прежде чем скользит по её коже и стекает на пол, оставляя на ней вязкий след.
Нижняя часть её тела продолжает судорожно сжиматься. Её подтянутый живот бьётся в конвульсиях с каждым импульсом высокомощной палочки Hitachi, привязанной между её ногами и жестко вставленной в её выставленную вагину. Какой прекрасный вид для созерцания: широкая головка вибратора продолжает настойчиво гудеть в её красной раздутой и сверхчувствительной плоти. Плоти, которая широко раскрыта, уязвима и выставлена так, что невозможно избежать стимуляции.
Я скрываю дрожь, что мчится вниз по моему позвоночнику и оседает в яйцах, так что я делаю длинный шаг вперёд и провожу кончиком указательного пальца по её бедру и дальше вниз по внешней стороне ноги. Она визжит от прикосновения. Её тело подвергалось сверхстимуляции в течение многих часов, заставляя превратиться это одно малюсенькое прикосновение по ощущениям в молнию.
Я улыбаюсь улыбкой Хантеров, и её мутные зелёные глаза расширяются от вида моих зубов. Я, вероятно, выгляжу диким, и она мягко хныкает и пытается шевелить твёрдый резиновый шар, который жёстко растягивает её губы так, что их уголки потрескались, обнажая тонкие полоски вино-красной крови.
Я облизываю мои губы, её вкус на моём языке, конечно, станет первым удовольствием в моём предстоящем неограниченном «шведском столе».
Мои глаза отрываются от неё, и я осматриваю задворки комнаты, мой пристальный взгляд отслеживает тени. Тени, что двигаются, голосят и хныкают. Тени, которые переходят из одной формы в другую, чтобы заставить себя казаться меньше. Тени, которые цепляются за холодные голые стены, вжимаясь в грубую поверхность, пытаясь сбежать от моих прочтений.
Но они не смогут сбежать. Они принадлежат этому месту. Они принадлежат мне. И я буду играть, ломать и трахать каждую из них, пока они не станут бесполезны.
Начиная с этой.
Я запускаю руку в её запутавшиеся, грязные светлые волосы и тяну.
Она издаёт звук как ягнёнок, но тут же замолкает, когда я начинаю шептать ей в ухо:
– В какую дырку ты любишь? В ту, что сейчас сгорает в огне от жара после дюжины оргазмов? Или ту сморщенную и тугую, что опаляет жар. Ту, что ждёт, чтобы мой член широко ее растянул?
Я пробегаю кончиками пальцев по напряженной коже ее рта, проводя по сухим трещинам на губах и ища контрастирующие места влажности.
Я нахожу струйку слюны, стекающую из уголка рта, и использую её, чтобы смазать плоть вокруг её кляпа.
– Или я могу взять тебя сюда и оттрахать твоё сухое горло. Держу пари, ты выпьешь меня так, как будто я вода в выжженной пустыне. Не так ли, дорогая?
Я поднимаю голову и смотрю вниз на неё. Её зрачки расширены, ноздри раздуваются с каждым дыханием. Вибрации всё ещё мучают её тело, переходя от неё ко мне. Они ползут вверх по моей руке как армия муравьёв, проникая в кожу через мои жадные пальцы, когда они автоматически напрягаются в её волосах.
– Как это произойдёт, дорогая? Я позволю тебе выбрать.
Она не отвечает… о, да – она же не может.
Её глаза моргают, а её душа умоляет, но ничего, помимо гортанного стона, не слетает из её губ, резиновый шарик-кляп видоизменяет его в слабый раненный звук, тот, который ты ожидаешь услышать от умирающего животного.
La petite mort – маленькая смерть (прим.: фр. дословно «маленькая смерть», но есть и другие значения, например, кратковременная потеря сознания, обморок, сильное потрясение, сопровождающееся временным «отключением» от реальности, или оргазм).
Я ощущаю, как она снова приближается к ней, когда я сначала расстегиваю мой ремень, а затем кожаную упряжь на её кляпе.
Чистая случайность, что мне приходиться думать во французских выражениях об оргазме, который обрушивает свое воздействие на тело Марго, и это простое совпадение заставляет меня улыбаться, позволяя единственному дыханию наполнить её лёгкие.
Она задыхается и втягивает неограниченный воздух, пока всё её тело трясётся, но прежде чем она смогла завизжать из-за своего болезненного освобождения, я щёлкаю рычагом сбоку скамьи, и поверхность под её головой падает. Её голова обрушивается вниз, потому что ничто её не поддерживает, её шея неудобно растягивается, а рот широко открывается из-за комбинации шока и тихого вскрика. Но прежде чем она успевает снова моргнуть, её лицо уже в моих руках, и я погружаю член прямо до задней стенки её горла.
Внезапное вторжение в её натруженное криком горло заставляет её бороться со своими путами, её глаза до невозможности широко открыты, а горло очаровательно бьётся в конвульсиях вокруг моей длины, пока я душу её без предостережения. Мне даже не нужно двигаться, так как она неумышленно доит меня своими внутренними мышцами. Мой длинный, толстый член практически виден под тонкой кожей её горла, разрывающегося от заполнения.
Марго корчится и ничтожно хрипит, но у неё нет выбора. Её тело прижато к моей скамье, и её дыхательные пути заблокированы моим членом. Я всё ещё сопротивляюсь настоятельному призыву начать толкаться, когда использую единственный палец, чтобы провести по линии моей широкой головки, вжимая кончик ниже и пробуждая её глотательный рефлекс. Ощущение чистого экстаза, объединённого с визуальной демонстрацией моего члена глубоко в её горле – спрятанного под напряжённой плотью, но всё же полностью видимого – подталкивает меня всё ближе и ближе к краю.
Я немного дольше борюсь с темнотой, упиваясь моментом, когда её тело перестаёт бороться.
Je t’en prie. Je t’en supplie. Je t’implore. Jetepleure (прим. фр. Пожалуйста. Я тебя умоляю. Молю. Плачу), – я могу вообразить её мольбы. Моя симпатичная, французская девочка, которая захотела прогуляться на тёмную сторону, но всё же никогда не представляла, насколько эта сторона темна во мне. Но кто может её в этом винить? Я выглядел соответствующе. Хорошо скрывал свой облик. Но когда моя маска слетает, кусочек за кусочком, с каждым дерганьем её голого тела и каждым сокращением её горла, – Люк Хантер отслаивается от моей кожи, как старый лак, выставляя реального человека – монстра, который жаждет развращенности и разрушения.
И теперь она может меня рассмотреть.
Она может увидеть каждую мою часть, и я знаю – это грандиозное зрелище.
Моя маска снята, мой плащ нормальности отвергнут, и она видит меня, и этого достаточно, чтобы отправить её за край «маленькой смерти» и чтобы умолять о смерти.
Пока её пальцы слабо подёргиваются, а её тело отказывается от борьбы, я делаю два зверских толчка бёдрами в её слабеющий рот, вытаскиваю и спускаю моё освобождение на её бледную кожу и синие губы, раскрашивая её моим семенем, как извращенный шедевр.
Бл*дь, вот так она выглядит красиво.
Я хочу провести пальцами по липким вереницам, разбрызганным по её сливочной коже. Я хочу скормить это её открытому рту до того, как она очнётся из того, в какой бы кошмар я её не отправил.
Вы видите, я не такой монстр, на которых мы охотимся.
Я не убиваю моих зверюшек.
Я люблю их единственным способом, который знаю.
Эти женщины свободны уйти в любое время, когда пожелают, но они нуждаются в этом также сильно, как и я, и в этом знании заключается власть. Власть, которой я беспрепятственно злоупотребляю.
Власть, которая иногда угрожает поглотить меня целиком.
Но я не допускаю этого.
Я знаю свое место, так же как знают мои зверюшки.
Возможно однажды, я найду кого-то, кто бросит вызов этой власти. Возможно, уже нашел.
Я уверен, как чёрт, что никогда не буду обуздан как Коул и Грим и никогда не брошу свою темницу.
Она всегда была здесь, со мной, – женщина, которую я отказался отпустить. Я осквернил её память своими низменными потребностями, а потом впоследствии просил о прощении. Всегда одно и то же. Каждое посещение, каждая минута, проведённая с моими питомцами, оставляет меня раскрытым и обнаженным. Розовая и нежная кожа, показывающаяся из-под плаща, что я ношу в мире, становилась чувствительной и воспаленной.
Позже она всегда находила меня здесь сама.
Я был её вечным разочарованием. Моя боль и рваная плоть стремились к ней за успокоением, но она так ни разу этого и не сделала. Вместо этого, её пристальный взгляд походил на тысячу крошечных ножей, разрывающих мою недавно оголенную кожу, пока не оставалась одна лишь мольба – мольба, чтобы она остановилась. Мольба простить меня.
И вот я здесь, на коленях, моя голова задрана к тёмному потолку, голая лампочка светит в мои закрытые веки, как вдруг вспышка привлекает моё внимание, когда звонит он.
Человек, который поражает всё.
Единственный, кто заставляет мою кожу испытывать зуд, – как мужчину, так и монстра.
Человек, кто имеет наглость смотреть на меня, как будто я – его жертва.
Ага. Он скоро выяснит, кто жертва в этом сценарии.
– Джеймс, я бы сказал, что это всегда удовольствие слышать тебя, но ты не вовремя. Что тебе нужно?
Мой тон скучающий и пронизан высокомерием, несмотря на агонию моей воспалённой кожей из-за того, что она гудит под жёстким светом единственной лампочки.
Я смотрю на мою зверушку Марго. Такая прелестная, такая открытая и готовая принять от меня всё, чтобы я не пожелал. Я фокусируюсь на ней и жду, притворяясь, что, чтобы он дальше не сказал, это не повлияет на меня.
– Ты…
Глава первая
Люк
– Собираешься уехать, не попрощавшись, брат?
Мой пристальный взгляд фиксируется на разнообразии оружия, разложенном передо мной, мои пальцы прослеживают твёрдые, но всё же чувственные линии Beretta 92FS (прим. самозарядный пистолет), перед тем как останавливаются на маленьком и гладком Walther Polizei Pistole Kurz (прим. название одного из самых известных пистолетов 20-го века).
Не отрываясь, с пальцами, умело проверяющими единственную стопку магазинов, выбранного оружия, я резко отвечаю:
– Как лидер «Багряного креста», я и не осознавал, что должен сообщать о своих передвижениях моему предположительно мёртвому брату, – я окидываю его поверхностным взглядом через плечо перед тем как добавляю: – Я, должно быть, упустил это указание. Я непременно отчитаю Диану за неспособность выполнять её должностные обязанности.
Резким движением (я мог бы сделать это и с закрытыми глазами) я заряжаю Walther PPK, подхватываю ещё несколько магазинов с патронами, глушитель и закидываю пушку в сумку у моих ног, перед тем как засовываю мою «Красотку Полли-убийцу» в кобуру, скрытую под моим пиджаком.
Ответ Коула – безмолвие, но я по-прежнему ощущаю его прожигающий взгляд на своей спине.
– Что, брат? – требую я, быстро теряя терпение, когда поворачиваюсь, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. – Чтобы ты не хотел сказать – выкладывай.
Его длинная львиная грива сегодня завязана, его чистые голубые глаза оценивают и, хотя он пока ещё не ответил, он выглядит самодовольно. Уголок его губ дёргается, а его левая бровь слегка приподнимается. Он знает, что я на грани, он может чувствовать это так же, как и я. Он единственный человек, помимо Грима, кто видит, на что я похож под моей маской. Он понимает меня практически также как я сам себя. И в свою очередь – я понимаю его. Я знаю, что придаёт ему сил, и я понимаю, почему он последовал за мной в мой оружейный склад. Он здесь, потому что я хранил эту поездку в тайне. Вообще то, что я не сказал ему о ней более красноречиво, чем я бы предоставил ему информацию добровольно. Обычно я ничего не скрываю от Коула. У нас такая связь, рожденная не просто кровным братством, а закалённая тьмой и оплаченная высшей ценой.
Ублюдок ухмыляется мне, и я сопротивляюсь желанию отреагировать.
– Тут нечего выкладывать, – спокойно изрекает Коул. Его тело расслаблено в дверном проёме, глаза искрятся весельем. – Я открытая книга, брат. Ты же с другой стороны, так близок к краю, что даже видны трещины. Ты думаешь, что после стольких лет, я не понимаю тебя, Люк?
Теперь моя очередь молчать. Короткие края моих ногтей врезаются в мои ладони, когда его ухмылка становится шире, а моё желание ударить его сильнее.
– Джеймс Купер часть этой тайной поездки? – спрашивает он через мгновение. Его высокая широкая фигура перемещается в дверном проеме, язык его тела говорит о его беспечности. Но Коул совсем не безразличен прямо сейчас. Его вопрос задан – это усложняет всё и оказывает смертельное воздействие.
Я сдерживаю презрительную усмешку и поворачиваюсь обратно к моему оружию, уклоняясь от него и его вопроса.
– У меня есть некоторое свободное время, – небрежно продолжает он. – Фей обо всём здесь позаботится. Так почему бы мне не составить тебе компанию? В конце концов, я никогда не планировал прикидываться мёртвым вечно.
При имени его жены мой спинной хребет напрягается. Я никогда не ожидал, что шлюха Крэйвен проживёт так долго, уже не говоря о том, что залезет под кожу моему брату.
– Так же, как в старые времена? Братья Хантер против всего мира? – выплёвываю я, сарказм сочиться в моём голосе. – Мне следует быть благодарным за то, что ты внезапно захотел потратить своё свободное время на меня, брат? Как изумительно щедро с твоей стороны, – я говорю это, как испорченный угрюмый ребенок, а не лидер наиболее могущественной организации преступного мира Европы. Яростными движениями я хватаю до этого отвергнутую Beretta, проверяю, заряжена ли она, и сую оружие за пояс моих брюк. Вес оружия, прижимающегося к моей плоти, приземляет меня, и я делаю глубокий очищающий вздох. Чем больше я позволю ему задеть меня, тем больше я усугублю его предположения, а мой старший брат и так успел запастись боеприпасами против меня.
– Прости, Коул, – выдавливаю я через напряженную улыбку, когда поворачиваюсь, чтобы ещё раз оказаться с ним лицом к лицу. – Это не моё решение. И отвечая на твой предыдущий вопрос – да. Я помогаю Джеймсу устранить некоторые концы после ликвидации «Королевства». Я буду отсутствовать несколько дней и пропаду с радаров. В этом нет ничего такого, о чём «Багряный крест» должен быть осведомлён. Что же касается обеспокоенности лидеров «Пирамиды» – «Королевство» умерло с Алексиосом, Кириллосом, Федоровым и Кеннеди.
Я даю ему возможность бросить мне вызов, когда выдерживаю его взгляд, демонстрируя зубы, в то время как широко усмехаюсь.
– Если хочешь воскреснуть из мёртвых – сделай это, брат. Милости прошу. Но «Багряный крест» теперь принадлежит мне. Тебе лучше придерживаться тени и продолжать делать свою маленькую женушку счастливой. Оставь деловую сторону вопроса нам как таковым, не думающим своими членами.
Он моргает. Один раз. Второй. Медленно, оценивающе. Как лев перед тем как разрывает добычу.
– Ты трахаешь его, брат? – в конечном счете спрашивает он с хитрым блеском в глазах. – Грим упоминал об этом, но я не был убежден. Теперь же… Я не так уверен, – его пристальный взгляд становится диким, когда он добавляет: – Или же он трахает тебя? Ты умоляешь его как маленькая сучка взять тебя жестче? Ты заглатываешь его член своим горлом, пока хныкаешь, стоя на своих коленях?
Beretta прижимается к мягкой коже под его подбородком, прежде чем он моргает в следующий раз. С лица Коула так и не сходит широкая усмешка, демонстрирующая его совершенные острые белые резцы.
– Полегче, брат, – подстрекает он. – Помни, я всегда говорил тебе, что твои действия говорят громче любых слов.
– Пошел на хер.
Он смеётся. Он, бл*дь, смеётся. Громко и глубоко.
– Настало время, и кто-то забрался тебе под кожу. Я никогда не думал, что это будет он…
Я вдавливаю твёрдый конец дула глубже в его кожу, отрезая остальную часть его слов.
– Послушай, брат, – выдавливаю я через сжатые зубы. – Я трахаюсь с кем хочу и в то отверстие, какое пожелаю. Это никогда не имело никакого отношения к тебе и никогда не будет. Если я хочу Джеймса в коленно-локтевой позе с моим членом, раскалывающим его надвое – это не представляет никакого значения для тебя. Теперь же… – я давлю ещё немного сильнее в его шею, прежде чем убираю Beretta и засовываю её обратно сзади за мой пояс, – …почему бы тебе не рвануть обратно к Фей? Возможно, если бы она трахала тебя так, как следует жене, тебе бы не было дела, где находится мой член.
Я обхожу его, не ожидая ответа, и когда толкаю стальную дверь, я бросаю через плечо:
– Я вернусь через несколько дней. И если тебе нужна помощь, чтобы показать твоей жене, как трахается настоящий мужик – я буду более чем готов взять её в мою темницу и сломать её для тебя, когда вернусь.
Я останавливаюсь, чтобы увидеть какую реакцию вызвали мои слова. Я знаю Коула. Я знаю все способы добраться до него и его шлюха Крэйвен – один из них.
Удовлетворенный, я ухожу с поднятой вверх рукой, я позволяю напряжению, возникшему травлей Коула, соскользнуть с моей кожи, в то время как приближаюсь к коридору, ведущему в подземный гараж. К тому времени, когда я прикладываю большой палец к сканеру отпечатков пальца на панели входа, мой мозг возвращается обратно в игру, и в моих мыслях прочно обосновывается Джеймс Купер и то, почему он попросил у меня помощи. Мужчина порой не читаем, и я не куплюсь на все эти флюиды «спасителя». У каждого человека есть тёмная сторона. Вы просто должны найти ключ. Нет никакой возможности, что он, побывав в самых низах общества, – в существование которых большинство людей отказываются верить, поскольку это чудовищно, – не изменился хоть в малейшей степени, что ему не передалось часть этого. Тьма, в которой мы живем, как заразный дождь. Не тот, что зальёт водой, промочив Вашу одежду как ливень, а лёгкий дождь, который опускается как прекрасный туман, бесшумно оседая и неумолимо распространяясь так, что Вы особо не заметите, пока окончательно не промокнете до нитки. Джеймс Купер жил этой жизнью с рождения. Он вдыхал этот ядовитый прекрасный туман. Он покрывает его точно так же, как мой костюм нормальности скрывает меня. Но это там… ждёт, предвкушая тот момент, когда я раскрою его. И я так и сделаю.
В гараже тихо, когда я вхожу. Если я не езжу на Ducati, то обычно у меня есть водитель, но с Джеймсом, требующим, чтобы я приехал один, я подхватываю ключи от Maserati Gran Turismo (автомобиля Коула) в последнем жесте «Пошёл на хер» моему брату. Не то чтобы он в последнее время часто покидал особняк после фальсифицирования его собственной смерти и всего остального. Однако это как будто показать средний палец, и я насвистываю случайную мелодию, пока закидываю моё тактическое снаряжение на заднее сиденье и скольжу за руль.
Перед тем как завести автомобиль, я отправляю короткое сообщение главе безопасности имения – высококомпетентному, но фактически немногословному мужику по имени Майкл, сообщая ему, что он должен послать кого-нибудь, чтобы сегодня позже забрать машину Коула. Я не парюсь дать ему какие-либо детали. Он сможет найти транспортное средство, используя GPS трекер. Я удостоверюсь, что здесь будет один. Я не такой уж и малолетка.
Двери гаража открываются передо мной, когда я медленно поднимаюсь по крутому пандусу, ведущему к задней части «Хантер Лоджа», и вскоре колеса автомобиля громко хрустят по плотному гравию. Я закладываю широкую дугу, чтобы выехать из передней части собственности вместо того, чтобы ускользнуть через заднюю дверь, и я салютую, когда вижу моего брата, стоящего в открытом дверном проёме передней двери. Его глаза сужаются, когда я проезжаю мимо, но я не позволяю себе улыбаться, пока не оказываюсь в конце длинной подъездной дорожки, и охрана не пропускает меня через последние ворота. Только тогда мой рот растягивается в усмешке – но не из-за моего брата, а из-за имени, высвечивающегося на экране автомобильной коммуникационной системы.
– Я еду, – заявляю, когда нажимаю «ответить», не удосужась подождать, когда звонящий заговорит первым.
– Мы уже в самолете, – отвечает уравновешенный голос.
– Давай покончим с этим и подведём черту. С меня хватит гоняться за призраками «Королевства». О… и не забудь – ты мой должник.
Я сохраняю тон своего голоса холодным и безличным. Желая в нетерпении узнать, какой ответ мне предложат.
– Я в курсе, – слова обрываются, почти напряженные, и это отправляет толчок предвкушения вниз по моему позвоночнику. Я обожаю контроль, заверяющий, что он у меня в кармане. – Но прежде чем ты попытаешься что-то заполучить, я думаю, настало время нам обсудить то, что ты должен мне, – добавляет он. И в этот раз его слова произносятся заискивающе и маняще.
«Ты понятия не имеешь, с кем связался».
– Я никому не должен. С твоей стороны было бы разумно помнить это.
Он смеётся, этот звук щекочет мою кожу и оседает в тёмных местах, прежде чем его следующие слова разжигают огонь в моих внутренностях.
– Я никогда и не утверждал, что я мудрый человек, Люк. Но я мужчина, и я знаю, что я хочу и на что я готов пойти ради этого.
Затем он вешает трубку, а я сильнее выжимаю педаль газа, чтобы проигнорировать гудение пульсации моей крови.
– Ты и не должен желать, – бормочу я в тишину автомобиля. – Вообще-то, мне так больше нравиться.
Глава вторая
Джеймс
Я небрежно барабаню пальцами по столу передо мной, создавая не ритм, а просто шум, зеркально отражая случайные эмоции, проносящиеся в моём мозгу.
Бросать вызов такому человеку как Люк Хантер – опасно. Это смертельно смотреть на него так, как смотрю я и продолжаю это делать, с тех пор как мы впервые встретились. И это явно самоубийство – искушать его так, как я это делал в течение последних нескольких недель.
С падением «Королевства» и использования всей добычи для финансирования моего второго виноградника и планирования третьего, я прибегнул к каждому оправданию, чтобы продолжить вести дела с Хантерами.
Начиная со дня, когда я преподнёс моему брату подарок (дня, когда я попытался восстановить мои отношения с Генри или Гримом, как он предпочитает называться теперь), предложив ему жертву, слишком многие мои мысли вращались вокруг мужчины, который должен появиться здесь с минуты на минуту.
Я не ожидал получить ничего кроме объединения сил с «Багряным крестом» и братьями Хантерами, тем более получить доверие и прощение моего собственного брата. Однако, когда мои глаза задержались более чем на мгновение на другом человеке (на Люке Хантере), не было никого более потрясённого, чем я сам. Я не чувствовал такого пьянящего и захватывающего толчка похоти долгое время. Я не хотел чувствовать это. С тех пор как потерял её. С тех пор как я потерял их обоих. Теперь я живу ради Алисы. Никого другого. Она – причина, из-за которой я функционирую. Она – причина, из-за которой я поклялся отомстить, и вместе с тем она – причина, из-за которой я продолжаю жить.
Алиса – моё искупление и возмездие.
Её мать была моим сердцем.
Её брат был моими костями.
Вместе, моя семья была моей душой, но всё, что у меня теперь осталось, – Алиса. У меня нет места для кого-то ещё. Моя грудная клетка вторит эхом смеха призраков и любви к маленькой девочке, которая думает, что её папочка прекраснее всех.
До него.
Люк Хантер являлся мужчиной исключительного воспитания и морали. Он выглядел так, словно мог стать следующим Королем Англии, с его необычно красивыми, почти аристократическими чертами, в костюме, сшитом на заказ и стоимостью в десять тысяч фунтов, который обтягивал его крепкую, спортивную фигуру, и с этим бодрящим чётким акцентом в низких тонах его голоса. Но внешность может быть обманчива. Другие может и не видят, что скрывается под его кожей, но я вижу. И по какой-то смехотворной дурацкой причине, это видит и мой член. Что совершенно нелепо, поскольку я ни с кем не спал с убийства моей жены. Она была всем для меня, и её потеря стала кинжалом в моей груди в течение очень долгого времени.
Должно быть кто-то и где-то чертовски прикололся от того факта, что моё долгое время молчавшее либидо сидит и грызёт локти, заметив мужчину. И не просто какого-то мужчину, а того, кто выпотрошит от шеи до живота даже просто за то, что осмелился посмотреть на него так, как я смотрю на Люка Хантера.
Я не какой-нибудь наивный идиот. Мужчина больше чем просто убийца. Тьма окутывает его. Улыбки, интеллигентный тон его голоса, и его, казалось бы, уверенная манера поведения – всё поверхностные вещи, что скрывают монстра, живущего под его кожей. Если Вы приглядитесь (а я, бл*дь, так и сделал), Вы сможете разглядеть в его глазах монстра, скрежещущего острыми зубами и ждущего своего часа, прежде чем вырвать Ваше горло одним захватом челюсти.
Но всё же, мой член (мой глупый, все прошлые годы окаменелый член) не в курсе этого также, как и большая часть моего рационального мозга. Они оба безотлагательно жаждут этого мужчину так, что это гудит в моей крови. Они оба смертельно желают его, и они делают меня опрометчивым – а опрометчивость в мире, в котором я живу, приведет Вас к смерти.
Единственная вещь, сдерживающая меня, – моя дочь. Потребность того, что я должен по-прежнему обеспечить ей безопасность, прочно заняла место в моей совести. Я всё, что у неё есть, и я единственный, кто может гарантировать, что она проживёт жизнь, которую заслуживает. Если я вдруг умру (порубленный на мелкие кусочки Люком Хантером из-за того, что начал думал членом вместо мозга), я буду бесполезен для Алисы, поэтому я отказываюсь оставить её в этом мире без защиты. Я низвергнул слишком много могущественных людей и их семей, чтобы оставить её заботиться самой о себе. Она станет ягненком на заклание, а я пожертвую всем, чтобы гарантировать её безопасность, поскольку она – всё, что есть хорошего в этом пропитанном кровью мире, и я намерен и дальше обеспечить ей безопасность.
Гул мощного двигателя машины проникает через открытый люк реактивного самолета, я встаю и направляюсь поприветствовать человека, который пропустил мои внутренности через мясорубку.
