Текст книги "Магистр бессильных слов (СИ)"
Автор книги: И Краткое
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава 10. Новости, плохая и хуже
Путь избегания возможный
С подростком споров и обид –
Понять, что тут не возраст сложный,
Неприручимый био-вид!
Й.
Реакция пассажиров кареты на провокационное заявление магички опять же разделилась по гендерному признаку. Мадам Эпине, оправдывая все стереотипы об эмоциональности девочек, принялась ахать, всплескивать, недоумевать, суетиться, сыпать междометиями и задавать кучу глупых вопросов. Отвечать на которые пришлось самой же мадам Вессне, поскольку мальчики хмуро отмалчивались, не глядя ни друг на друга, ни по сторонам. Трубадуры уставились каждый в свое окно кареты, Иштвану окна не хватило, ему пришлось выбирать между полом и потолком.
По прибытии в «Белый жасмин» сделалось окончательно ясно, что, вопреки надеждам Иштвана, побег Аннель не сплотил Ложу трубадуров в едином порыве найти и вернуть беглянку, а непонятным образом разъединил их. Высадясь из кареты, трубадуры начали прощаться.
– Мы найдем Аннель и очень скоро! – с уверенностью, которой сам не ощущал, несколько раз повторил Иштван, с беспокойством глядя на поникшего Марцеля.
– Скажите, если что-то потребуется, – пробормотал Марцель вяло и пошел прочь, опустив голову.
– Мадам Вессне обещала помочь, а она настоящий столичный полицейский и инспектор магконтроля, – добавил Иштван менее уверенно, поворачиваясь к младшему трубадуру.
– Вот и целуйтесь со свой мадам Вессне! – бросил Якоб и побежал догонять старшего коллегу.
– Вы специально преподнесли новость о бегстве Аннель так, чтобы лишить меня команды? – с досадой спросил Иштван у «своей» мадам Вессне, которая на грубое высказывание Якоба только усмехнулась.
– Не очень-то надежна команда, которой так легко лишиться! – парировала магичка.
Иштван, уязвленный сильнее, чем хотел бы показать, вступился за трубадуров:
– Аннель – их друг, разумеется, мальчишки переживают! И выражают чувства, как умеют. В конце концов они еще всего лишь подростки.
– И какие же чувства ваши подростки сейчас выразили? – с иронией уточнила магичка. – Ну, давайте, давайте, учитель Йонаш, смелее! Что это было, по-вашему?
Иштван вздохнул.
– Очень похоже на ревность, – пробормотал он. – Но выраженную странно по-разному.
– Вот именно, – кивнула магичка. – А вообще, господин учитель, вы меня удивляете – при таком-то отношении к магам ваши любимые ученики, оказывается, одаренные.
– Якоб, надеюсь, нет, – возразил Иштван.
– Да, Якоб еще слишком мал, чтобы судить с уверенностью, – согласилась Мия. – Его спектр не успел сформироваться, но вот Марцель…
– Что Марцель? – буркнул Иштван.
– Сегодня юноша был расстроен и злился. И в его спектре я четко разглядела темные всполохи. Марцель – потенциально черный маг. Вы поэтому отговариваете его от академии?
Иштван неохотно кивнул.
– Племянник графа Шекая, Вигор, маг, и он предупредил меня о спектре Марцеля. Сам мальчик еще не знает, на первом тестировании черноты не видели.
– Но чернота в спектре – это же совсем не трагедия! – воскликнула магичка. – Мы живем в просвещенное время, черных больше не преследуют и не сжигают.
– Еще «слава анрофениту», прибавьте, – буркнул Иштван.
– По-моему, анрофенитовый ошейник куда лучше, чем костер, – заявила магичка. – Да и чтобы заработать его, маг должен совершить что-то совсем уж противозаконное.
– Я не пожелал бы Марцелю подобной судьбы, – признался Иштван. – Он может стать хорошим поэтом, у него несомненный талант.
– Он так же может стать и хорошим магом и вправе сам избрать свою судьбу, – напомнила магичка и пошла в дом.
Иштван уныло поплелся следом, сожалея, что так и не успел попросить Якоба показать стихи, которые утром не смог взять из-за наручников.
Трубадуры, отвергнув так поспешно общество Иштвана и прочих обитателей «Белого жасмина», огорчили этим не только покинутого ими учителя, но и гостеприимную мадам Эпине, твердо вознамерившуюся немедленно накормить всю компанию обедом. В какой-то степени утешить ее смог Борош, застенчиво, но все же принявший приглашение на обед. Дьюлу на время обеденного перерыва пришлось оставить у ворот.
– Что предпримем дальше? – спросил Иштван, которому не терпелось начать хоть что-то уже делать для поисков беглой ученицы, у старшего инспектора Вессне, спокойно пьющей свой чай, и мысленно отметил, что невольно признает ее руководство и уступает принятие решений. Что, как быстро выяснилось, вовсе не означает его готовность решениям этим подчиняться беспрекословно.
– Воспользуемся еще раз присутствием господина Бороша и его любезностью и попросим отвезти нас в лечебницу, куда поместили вчерашнего пострадавшего маляра.
Борош охотно закивал, подтверждая, что он весь с Дьюлой вкупе целиком в распоряжении магконтроля, а Иштван взвился:
– И как это поможет нам найти Аннель? – раздраженно воскликнул он.
– А вы придумали уже план, который поможет? – сухо осведомилась госпожа инспектор.
Иштван, не желая открыто признавать, что ничего полезного так и не смог придумать, попробовал свести дискуссию в беспроигрышную плоскость этических норм:
– Безопасность девочки важнее вашей эпидемии, скорее всего, вообще не существующей!
– Ну вот и пообщаемся с жертвой моей эпидемии, чтобы точно убедиться, что ее не существует, – заключила магичка и прибавила примирительно: – Я здесь в служебной командировке, если вы не в курсе, мне в ежедневном отчете начальству что-то написать нужно. А по дороге обдумаем план поисков вашей принцессы.
Выполняя обещание старший инспектор на пути в лечебницу устроила Иштвану настоящий допрос, чтобы выяснить в итоге, что единственный и любимый учитель не знает о своей ученице почти ничего – ни кто ее подруги, и есть ли они вообще, ни чем занимается и с кем общается принцесса в свободное от уроков и Ложи трубадуров время. Единственное, что Иштван смог уверенно сообщить, это что на дне рождения Аннели год назад было много гостей из преимущественно знатных и богатых семей – не только из Бьора, но даже, наверное, и из столицы. И в основном эти гости были людьми взрослыми.
Сейчас это казалось странным, но тогда выглядело как-то естественно, вероятно, из-за самого формата празднования, проходившего в стиле великосветского приема. Как ни старались, выжать из этой информации что-то полезное для поисков Аннели ни Иштван, ни магичка не смогли.
Пострадавший маляр надежд Иштвана однозначно доказать отсутствие эпидемии проклятий в городе тоже не оправдал. Оказался он человеком малоприятным и склочным, склонным всегда и во всем винить всех подряд, без разбора и не утруждаясь ни логикой, ни доказательствами. Он и за единственный день своего пребывания в маленькой загородной лечебнице так допек абсурдными своими упреками и жалобами персонал и соседей по палате, что кровать его выкатили в результате в конец коридора и отгородили ширмой. Из-за которой загипсованный страдалец, вынужденный теперь определять наличие слушателей только на слух, при каждом шорохе и разражался визгливыми тирадами, обвиняя врачей, сестер милосердия, поваров, уборщиков и больничных тараканов в намеренном причинении ему всяческих обид и притеснений. В итоге все вышеперечисленные быстро освоили способы бесшумного перемещения и передвигались по лечебнице исключительно на цыпочках.
Появление новых объектов в лице старшего инспектора Вессне и Иштвана вызвало у прикованного к койке сложной системой веревочных растяжек маляра новый взрыв энтузиазма, и он принялся напропалую костерить «пепельного деда» смотрителя, зудевшего ему «под руку» и «сглазившего дурными своими придирками», бригадира, опять задержавшего недельную оплату, коллег, сколотивших леса «на соплях», и мэра, попилившего бюджет и поставившего для сборки лесов гнилые доски.
От высоких истеричных тонов его голоса зубы у Иштвана заломило почти как от сочинений Якоба, и он потихоньку отступил за ширму и дальше в другой конец коридора, куда сетования обиженного жизнью маляра доносились уже не с такой пронзительностью.
Дожидаясь стойко исполняющую долг и продолжающую допрос потерпевшего мадам инспектора, Иштван смотрел в окно, где на лужайке перед лечебницей гуляли ходячие пациенты, и вдруг узнал в сидящей неподвижно в кресле на колесиках женщине домоправительницу графа Шекая.
– Простите, – окликнул он проходившего по коридору врача, – это ведь мадам Сабоне там на прогулке в кресле? С ней можно поговорить?
– Да, конечно, – подтвердил врач, мельком глянув в окно. – Думаю, мадам будет рада. Она здесь уже вторую неделю, и ее никто не навещает.
– С ней что-то серьезное? – удивился Иштван. – Не знал, что она не здорова. Мадам всегда была такой активной и энергичной.
– У мадам Сабоне парез кистей обеих рук неустановленной этиологии, – неохотно ответил врач. – Больше ничего сообщить не могу, если вы не родственник.
Иштван поблагодарил врача и поспешил навстречу показавшейся из-за ширмы маляра магичке.
– Ну как вам, господин Йонаш, эта жертва? – поинтересовалась та.
– Примитивный энергетический вампир, – махнул рукой Иштван, маляр был ему неинтересен, в отличие от мадам Сабоне. – Сосет эмоции из окружающих, чтобы стать перципиентом проклятия, должен быть очень тесно связан с индуктором, скорее всего, кровно. Послушайте, здесь в лечебнице домоправительница Шекая! Она должна знать об Аннели больше всех. Идемте скорей поговорим с ней!
– Ах, учитель Йонаш, – печально произнесла мадам Сабоне, выпрямляясь в своем кресле, – вы только посмотрите, что со мной произошло! – она приподняла лежавшие на обтянутых больничным халатом коленях крепко сжатые в кулаки руки. – Уже десять дней не могу разогнуть пальцы. Врачи сказали паралич кистей, но почему случился, и как лечить не знают. Никаких симптомов прежде, ничего не беспокоило, и вдруг разом и на обеих руках… – она горестно вздохнула и попыталась улыбнуться: – Вот уж верно говорят, все болезни от нервов.
– В тот момент, когда это произошло, вы нервничали, мадам Сабоне? – уточнил Иштван.
Мадам замялась.
– Хозяин… его сиятельство граф Шекай накричал на меня, – призналась она. – Несправедливо, потому что я ведь только хотела услужить – почистила его красивый орден, он немного потемнел. А его сиятельство так разгневался, – она всхлипнула, вспоминая. – Просто вышел из себя. Кричал, как будто я воровка: «Вы никогда больше не будете трогать то, что вам не принадлежит!»
По щеке женщины скользнула слезинка. Мадам Сабоне машинально вскинула руку и смахнула слезу, кулачок ее при этом слегка разжался.
– Вот видите, – воскликнула мадам, – иногда пальцы как будто начинают шевелиться, а потом опять немеют, и ничего с ними не сделать. А мне так важно быть здоровой, ведь на мне вся подготовка к празднованию дня рождения Аннели! Была на мне, – поправилась женщина грустно. – Теперь его сиятельство, наверное, нанял кого-то другого?
– Не знаю, мадам Сабоне, – признался Иштван. – Граф переехал в загородный дом, а меня уволил. Не надо, не плачьте больше! Вот возьмите, пожалуйста, платок! – он вынул из кармана и положил на колени женщины носовой платочек, улыбнулся. – Он теперь ваш, но надеюсь, вы не станете слишком часто его использовать! Глядите-ка, вам почти удалось его поднять. Уверен, мадам Сабоне, вы скоро поправитесь. А сейчас я хочу просить вашей помощи. Мы с моими учениками из гимназии в нашем литературном кружке готовим Аннели сюрприз к дню рождения, но, как вы понимаете, у нас одни мальчики. Подскажите кого-нибудь из ее ближайших подруг для участия в нашем поздравлении.
– Ох, – покачала головой мадам, – по-моему, у бедной девочки нет никаких близких подруг. Она со всеми знакомыми девочками держалась всегда ровно и отстраненно.
Старший инспектор Вессне ждала Иштвана на лавочке у выхода из больничного парка, где он ее и оставил, чтобы не смущать мадам Сабоне присутствием незнакомой ей персоны.
– Две новости, – объявил он, подходя.
– Плохая и хорошая? – предположила магичка, поднимаясь.
– Одна другой хуже, – поправил Иштван. – Во-первых, подруг у Аннели нет. Во-вторых, эпидемия проклятий есть.
– Тоже мне, удивили! – хмыкнула магичка.
Глава 11. Дикая охота
Без всякой фальши и кокетства
Ты весело впадаешь в детство.
Я до такого не дорос,
Ты – мой объект недетских грез!
Й.
– Значит вы, господин Йонаш, уверены, что индуктор проклятия мадам домоправительницы – граф Шекай, – повторила инспектор Вессне, когда они забрались в карету. – Но он вовсе не маг, и он никак не может быть причастен к падению маляра, потому что во время обвала у ратуши увольнял вас в Кленовом логе. Мы столкнулись с эпидемией индукторов?
– Я скорее поверю в эпидемию совпадений, – возразил Иштван. – Попиленный мэрией бюджет, гнилые доски, и все такое.
Инспектор скептически подняла аккуратные брови, но спорить не стала.
– А этой бедной мадам Сабоне возможно помочь? – спросила она через некоторое время. – Или она теперь действительно никогда не сможет прикоснуться к не принадлежащей ей вещи?
– Ей надо поверить, что паралич проходит. А для этого вокруг должны быть ее собственные вещи. Придется просить мадам Эпине зайти в дом графа узнать, где сейчас гардероб мадам Сабоне и прочее, и отвезти в лечебницу для начала хотя бы одежду, – объяснил Иштван и спохватился: – А вообще откуда мне знать?
– Широкий кругозор? – усмехнулась магичка.
Втягиваться в обсуждение собственного кругозора Иштван не пожелал, и дальше ехали молча, размышляя каждый о своем.
После ужина магичка удалилась к себе составлять отчет для начальства, а Иштван к себе – маяться угрызениями совести по поводу отсутствия каких либо идей, а тем более активных действий, по поиску беглой принцессы.
Впрочем сегодня мысли его быстро переключились с Аннель на инцидент с мадам Сабоне. Проклятие на ней имелось, он убедился в этом лично, и никаких сомнений, что индуктором выступил именно граф. Но у вздорного и заносчивого аристократа при всех его неприятных чертах характера не могло быть ни малейших шансов индуцировать что-то – он не являлся магом, не владел силой слов, не обладал соответствующими знаниями. И тем не менее силовой канал между ним и жертвой возник спонтанно в момент его сильного гнева. Если бы открытие канала гневом было его стабильной особенностью, то половина обслуги графа, и уж сам Иштван наверняка, уже ходили бы проклятыми. Значит, открытию канала способствовала уязвимость перципиента. Скорее всего, несчастная мадам Сабоне тайно влюблена в своего хозяина и потому так зависима от него.
Но вздорный маляр уязвимым перципиентом точно не был, как и увлеченный энтузиаст – смотритель ратуши Нантор Денеш, с которым Иштван любил поболтать за кружкой пива о средневековой архитектуре, никоим образом не был потенциальным индуктором. И догадки, которые замаячили за подтаявшей утешительной верой в простые совпадения, очень Иштвану не нравились. Все же придется встретиться с Денешом, понял он. Но это завтра, а на ближайшее время у него имелся план иной.
Когда стемнело, и в доме все окончательно затихло, Иштван, стараясь ступать так, чтобы не привлечь внимания даже любопытной и вездесущей Зефирки, спустился вниз. Здесь он выждал немного, замерев и прислушиваясь, чтобы убедиться, что действительно никого не разбудил и не потревожил, прокрался на кухню и, убаюкивая совесть заверениями, что завтра признается мадам Эпине в ночной краже на почве внезапного голода, прихватил в чулане кусок ветчины и вышел в сад.
Он сразу прошел в дальнюю его часть, пробрался сквозь кусты к ограде и уселся на нее так, чтобы ветки разросшейся черемухи немного скрывали его, а сам Иштван мог видеть переулок в оба конца.
Где искать в городе вчерашнего странного пса, он все равно не знал, так почему бы не начать с той точки, где они встретились. Было у него смутное ощущение, что пес забежал в этот проулок не просто так, а, следовательно, может вернуться.
Ночь, как и вчера, была лунной, и пустынный переулок, на который выходили заборы задних дворов и садиков, над которыми нависали цветущие кусты, выглядел живописно. В Иштване дрогнуло и завибрировало случайно задетой струной то, что раньше заставляло застывать и вслушиваться в одному ему доступное звучание складывающихся в аккуратное плетение слов, неслучайных и ненапрасных, наполненных силой и энергией, делающихся еще мощнее от использования в правильных местах и идеальных сочетаниях.
Последние годы он редко откликался на этот внутренний зов, когда-то бывший неодолимой потребностью, намеренно глушил его суетливой мелочностью обыденных дел и забот, терпел, притворяясь, что не знает ее причины, опустошающую тоску, остающуюся, когда струна стихала. Потому что знал, если и отзовется, результат будет острым разочарованием – все, что он мог сочинить теперь, было лишь бессильным суррогатом, аккуратные плетения и идеальные энергичные сочетания слов остались в прошлом и иногда тревожили его в снах.
Сегодня, благодаря праздности ожидания на заборе под черемухой или всей необычности событий последних дней, струна вдохновения звучала громче и требовательнее. Легко игнорировать ее не получалось, к тому же, сколько бы Иштван ни обманывал себя, что смирился, упрямая искорка надежды все еще безрассудно вспыхивала иногда, опаляя предвкушением невозможного чуда. Он зажмурился и потряс головой, отгоняя наваждение. А когда снова открыл глаза, перед ним у ограды сидел вчерашний пес.
Неуклюже расставив широкие передние лапы и склонив на бок крупную башку с приоткрытой пастью и подвижными треугольными ушами, зверь рассматривал Иштвана поблескивающими в лунном свете желтыми глазами как будто с любопытством, слегка недоверчиво, но без злобы и явной агрессии.
Иштван осторожно шевельнулся, вытащил из кармана сверток с ветчиной. Матовые черные ноздри пса задрожали, он заинтересованно потянул носом, метелка пушистого хвоста заколотила по земле, взбивая пыль немощеного проулка. Иштван спрыгнул с ограды, медленно приблизился и положил ветчину перед псом. Тот не сразу схватил угощение, сначала встал на все лапы, потянулся и обстоятельно обнюхал ботинки замершего Иштвана, затем уже подхватил ветчину и в два движения мощных челюстей расправился с ней, а потом снова уселся, привалясь к ноге Иштвана, и позволяя погладить топорщащуюся густую шерсть на макушке.
– Хороший мальчик, – растроганно одобрил Иштван, почесывая зверя за ушами.
– В отличие от вас! – сообщил знакомый голос за спиной. – Какого демона вы бродите тут ночью без меня? Что, опять в застенки графа не терпится?
Магичка сидела на ограде, перекинув в сторону проулка облаченные в темные узкие брюки ноги. Длинные и стройные. А одной еще и покачивала нетерпеливо.
– Отойдите-ка немного, – скомандовала она и начала поднимать в замахе руку.
– Нет, не надо! – Иштван загородил собой заворчавшего пса. – Не прогоняйте его, мы пытаемся подружиться.
– Может я тоже хочу в этом поучаствовать! – разжав руку, магичка показала желтый каучуковый мячик, который Зефирка любила гонять по двору, подкинула его над собой, поймала и швырнула вдоль переулка. – Апорт!
Пес словно понял, сорвался с места и помчался за мячиком. Легко догнал, зажав в зубах, посмотрел назад на людей и не спеша потрусил по переулку дальше, оборачиваясь через каждые несколько метров, будто дразня или приглашая с собой.
– За ним! – азартно скомандовала магичка, соскочила с забора и понеслась догонять зверя.
Иштвану ничего не оставалось, как броситься бежать следом.
Пес играл в свою собственную игру, откровенно навязав остальным участникам ее правила. Он отбегал, останавливался, выпускал мячик из пасти и, придерживая его лапой, поджидал нерасторопных людей, вывалив розовый дразнящий язык. Но едва они успевали приблизиться, снова хватал мячик и, весело вращая лохматым хвостом, устремлялся вскачь дальше, вынуждая зараженных его детской жизнерадостностью и охваченных пьянящим азартом нелепой погони Мию и Иштвана, хохоча и чертыхаясь, нестись вдогонку.
Так они, сами того не заметив, пробежали окраинными темными улочками и оказались вдруг в центре городка, где даже иногда встречались уже зажженные уличные фонари, а стук каблуков по брусчатке эхом отражался от каменных стен с наглухо закрытыми ставнями окнами.
Пес в очередной раз остановился, давая преследователям время сократить разделяющее их расстояние. Ему не надоедала игра, и носиться так он мог, похоже, хоть до самого утра. Как и магичка, сильная и гибкая, легко передвигающаяся в своем облегающем костюме, подчеркивающем, стоило признать, ее изящные, но отнюдь не отсутствующие формы. Оставаясь в арьергарде, Иштван имел отличную возможность любоваться некоторой их частью, чем он и занимался, когда вдруг ночную тишину прорезал отрывистый и недлинный удар колокола с башни ратуши. Прозвучал он нечетко, словно смазано, как прерванный вскрик, но от этого показался только более тревожным.
– Что это? Пожар? – обернулась магичка.
Колокол звякнул снова, и еще, и еще раз разбивая спокойствие ночи резкими взвизгами металла о металл. Встревоженный пес вскочил и, забыв про мячик, рванул к ратушной площади, магичка и Иштван, подхвативший мяч с мостовой, за ним. С разных сторон уже доносились глухие хлопки раскрывающихся ставен.
Когда Иштван и Мия выскочили на площадь, колокольный звон уже прекратился.
Но на верхней галерее колокольной башни четко видна была серая тонкая фигура – силуэт человека, стоящего, одной рукой опираясь на ограждение. Вытянутая вторая указывала куда-то через площадь, слабый ветер колыхал серые складки балахона, раздувал серые пряди длинных волос и трепал узкую, свисающую почти до пояса, бороду.
– Что за ряженый? – пробормотала магичка, останавливаясь.
– Пепельный старец! – ахнул кто-то в окне над их головами. – На дом графа Шекая указывает… Ох, быть несчастью! – окно с шумом захлопнулось.
