Текст книги "Магистр бессильных слов (СИ)"
Автор книги: И Краткое
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
И Краткое
Магистр бессильных слов
Глава 1. Проснулся – запиши: сон – зеркало души
Я приучил себя не сожалеть о многом,
Но все, что потерял и отдал, не забыл.
И только знал бы кто, как трудно быть не-богом,
Особенно когда ты помнишь, как им был…
Й.
Иштвану снилась строфа. Четкая и ритмичная, она звучала выразительно и при этом исключительно сдержанно. Без примеси излишеств. Чисто и энергично. Как зигзаг молнии на грозовом небе. Как отточенный росчерк клинка в смертоносном выпаде.
Но разбуженный деликатным постукиванием мадам Эпине в дверь его комнаты, извещающим, что завтрак ждет, он не смог вспомнить ни слова. Как будто фраза произнесена была на незнакомом языке, и от нее осталось только легкое эхо, призрачное отражение безупречного сочетания энергии, ритма и размера.
Это сочетание тревожило и не отпускало, заставляя вновь и вновь пытаться мысленно воспроизвести его, напряженно вслушиваясь в далекие отголоски в надежде уловить хоть какую-то зацепку, что могла бы позволить достроить остальное.
Иштван настолько увлекся попытками догнать ускользающую фразу, что оказался совершенно не способен оценить ни свежайшие рогалики, поданные мадам Эпине к завтраку, ни не менее свежие новости из жизни обитателей их небольшого городка, которыми мадам воодушевленно делилась, разливая по чашкам кофе:
– Тут, говорят, Катаржина на мужа как закричит: «Да чтоб у тебя, обманщика, язык твой лживый отсох!» – пересказывала она городские сплетни полковнику Мартону.
– Ну, надо же! – изумлялся полковник, намазывая половинку рогалика маслом. – А муж что?
– А муж и ответить ничего не смог, – таинственным шепотом поведала мадам Эпине, а традиционно восседавшая на соседнем с ней стуле болонка Зефирка возмущенно тявкнула.
Отношение мадам к описываемому инциденту красноречиво выражали приподнятые аккуратно подщипанные брови. От вынесения же словесных оценок пожилая дама воздержалась и повернулась к Иштвану, который, сам того не замечая, в задумчивости принялся выстукивать завороживший его ритм кончиком десертного ножа по золоченому краю чашки ее любимого кофейного сервиза.
– Иштван, милый, – воскликнула мадам. – Уже пора выходить, чтобы не опоздать в гимназию! Что там у вас сегодня по расписанию?
Иштван медленно перевел задумчивый взгляд со своего ножа на мадам Эпине.
– Итоговый диктант, – не сразу вспомнил он. – А еще зачет по грамматике и Ложа трубадуров. Надо идти, – и, отставив недопитую чашку, поднялся: – Спасибо, мадам Эпине. Хорошего дня, полковник. Пока, Кефирка!
– Зе-фир-ка, ее зовут Зе-фир-ка, – привычно пропела мадам под тявкание своей любимицы.
Благодаря заботам ответственной мадам Эпине, выставившей его из дому с изрядным запасом времени, Иштван мог не спешить. Точнее, сегодня он, даже выйдя позже, едва ли стал бы двигаться торопливее. Все еще погруженный в выстраивание вариантов, укладывающихся в приснившуюся идеальную строфу, он шел по бульвару, не видя распускающейся всюду сирени, не обращая внимания на редких прохожих, не замечая, что мешает проехать карете единственного в провинциальном городке Бьоре наемного извозчика Бороша.
Поскольку спешить в столь ранний час в сонном городе Борошу было совершенно некуда, тот не стал привлекать внимание зазевавшегося пешехода, бредущего по середине мостовой, не отрывая от этой самой мостовой невидящего взора. А борошева кобыла Дьюла тем более не рвалась обгонять кого бы то ни было и плелась следом за Иштваном, тоже не подымая головы.
Так чинно и неспешно они проследовали до конца бульвара, где на перекрестке с Липовой аллеей Иштван свернул направо к гимназии, а Дьюла повезла задремавшего Бороша привычным маршрутом налево к почтовой станции.
На аллее было оживленнее. Учебный год в Бьорской мужской гимназии вступал в самую жаркую стадию – от годовых экзаменов отделяла лишь зачетная неделя. Учащиеся всех возрастов в одинаковых серых мундирах и с фуражками, по причине теплой погоды преимущественно зажатыми под мышками, стекались со всех сторон к массивному трехэтажному зданию с широким каменным крыльцом. Некоторые окликали Иштвана, здороваясь, и он, кивая в ответ на приветствия, в последний раз попытался уложить подобранные слова в загадочный размер. И с остро кольнувшей досадой вынужден был признать, что идеально не получилось. Обругав себя «плеоназматиком» [1], он взбежал по ступенькам.
У дверей кабинета толпились гимназисты третьего класса, сбившись в тесный кружок и сдвинув стриженые макушки, они внимали бойко вещающему что-то веснушчатому Якобу. Иштван подошел незаметно и успел услышать:
– …А тетка как заорет: «Козел ты драный, чтоб у тебя, изменщика, все отсохло!»
Якоб закатил глаза, выдерживая хорошую актерскую паузу, публика тут же заторопила:
– Ну, и?
– А дальше?
– И что? – подключился к нетерпеливой публике Иштван.
Якоб вздрогнул и, вскинув голову, уставился на него растерянно.
– И… и все отсохло, – с запинкой пробормотал он. – Здравствуйте, учитель Иштван!
Диктант третьего класса Иштван проверил во время пустой пары. Здесь все обошлось без неожиданностей – несколько пропущенных запятых вставил собственной ручкой, пару лишних этой же ручкой зачеркнул. Сюрприз ждал его на зачете в пятом.
– Учитель Иштван, – сразу же вскинул руку один из несомненных кандидатов на многократную пересдачу, – а помните, вы говорили, что сочинившему стих поставите зачет сразу?
Был соблазн ответить «Не помню», но любопытство победило.
– А вы сочинили? – недоверчиво уточнил Иштван.
– Ага! – подтвердил нежданно раскрывшийся талант и гордо возложил на учительский стол свое творение на косо вырванном тетрадном листке.
Ни кто ни скажит мне что с мною завтра станит
Ни кто ни даст гарантий мне нев чем
Но серце маладое ни устанит
Боротся с мраком рифмой и мичем!
Вот так перипетия! У Иштвана привычно заныла челюсть.
– Рифма воистину непобедима, – пробормотал он и с недобрым предчувствием обвел взглядом притихший класс. – Кто еще хочет зачет за стихи?
Еще два вкривь и вкось исписанных тетрадных листка легли на его стол. Иштван мельком заметил на верхнем «Ни кто ни остоновит мне призванья паэтом быть в восторженом стихе!» и поскорее перевернул его чистой стороной кверху. Зубы уже разнылись не на шутку.
Кандидаты в авторы скромно переминались поодаль в ожидании приговора. Жалея о самим для себя введенном моратории на насилие, Иштван процедил:
– Если до конца занятия исправите в этих опусах все ошибки, так и быть, зачет получите.
Разочарованная компания спорить не осмелилась, разобрала листки и разбрелась по местам. Шанса исправить все самостоятельно у них, разумеется, не было, поэтому они и напрягаться не стали. Отправляя в конце занятия несостоявшихся стихотворцев на пересдачу, Иштван злорадно велел им дополнительно ознакомиться со значением термина «плагиат» и пообещал в следующий раз проверить усвоенное. На заседание Ложи трубадуров приглашать их он не стал.
Глава 2. Ложа трубадуров
Пускай цитата и избита,
Напомнить было бы с руки:
Как короля играет свита,
Учителя – ученики!
Й.
Трубадуры были исключительно добровольной творческой инициативой Иштвана, поэтому собрания ложи проводились не в казенных стенах гимназии, а в симпатичной кондитерской на углу Липовой и бульвара. Добросердечный хозяин этого заслуженно популярного среди гимназистов заведения охотно согласился размещать их маленький поэтический тайный орден и в оговоренные дни всегда придерживал для них свободный столик в нише за одежными вешалками, создающей подобие отдельного кабинета.
Сегодня за этим столиком восседал, ожидая начала, только веснушчатый третьеклассник Якоб. Окруженный тремя полными креманками мороженого, он выскребывал донышко четвертой и радостно приветствовал пробравшегося сквозь вешалки Иштвана:
– Учитель Иштван! Я вам крем-брюле заказал!
– В качестве моей доли прибыли от аферы с пятиклассниками? – саркастически поинтересовался Иштван, опускаясь в плетеное кресло. – Дорого с них взял?
– По форину за стих, – отчитался пройдоха. – Выгодное дельце получилось – пять монет за пять минут!
– Смотри, как бы оплату назад не потребовали, – предостерег Иштван. – Я им твои вирши не зачел. Говоришь, пятеро оплатили? Рискнули предъявить только трое.
Якоб равнодушно пожал плечами.
– А я всех предупредил, что вы можете узнать мой стиль.
– Да уж как его не узнаешь? – вздохнул Иштван и с сожалением покосился на крем-брюле, зубы все еще поднывали. – Да и ошибок у тебя обычно больше, чем слов, и все феерические. Удовлетворительно за сегодняшний диктант я натянул, поскольку самому стыдно. Но придется работать лето. И книг тебе надо читать побольше, поэт ты мой в восторженном стихе.
– Книги скууучно, – поделилось юное дарование. – Я театр люблю! Жаль, в нашем все одно и то же показывают… А вот Анелька скоро свою пьесу напишет. Я для нее эту, как ее?.. Интырмидию сочинил!
– Интермедию, – машинально поправил Иштван.
– Да какая разница, – с горечью махнул ложечкой для мороженого поэт по призванию. – Я написал, а Анелька опять на собрание не пришла. Почему она уже который раз не приходит?
– Еще не знаю, но обязательно выясню, – пообещал Иштван.
– И интромудию передайте! – оживился любитель театра и вытащил из кармана косо оторванный тетрадный лист. – Только сначала исправьте там, что не так.
– Интерлюдию, – поправил Иштван и взмолился, поспешно придвигая к себе креманку с растаявшим мороженым. – Погоди! Дай хоть крем-брюле попробую.
Он торопливо запихал в рот пару ложек, тщетно надеясь на замораживающий эффект, и обреченно взяв лист, прочитал:
С зладеев посрываны маски
Их замыслы сорванны проч
И всем скажу я: Бес апаски
Типерь гуляйте вы всю ноч!
Оставив Якоба проедать гонорар в кондитерской, Иштван вышел на улицу и направился по Липовой аллее в противоположную от гимназии сторону.
– Учитель Иштван, хорошего дня!
Высокий юноша догнал его и зашагал рядом, размахивая удерживаемыми в правой руке фуражкой и портфелем. Кисть левой он сунул в карман мундира, что в области видимости гимназии однозначно считалось нарушением устава, причем демонстративным.
– Марцель, – одобрительно хмыкнув, поприветствовал его Иштван. – Мы с Якобом не дождались тебя в кондитерской.
– Простите, учитель, – юноша покаянно склонил блондинистую голову с довольно длинными, тоже не по гимназическому уставу, волосами: выпускникам дозволялись некоторые вольности, но не в подобной степени. – Не успел. Зачетная неделя, вы же понимаете.
Иштван кивнул:
– Понимаю, что до тех пор, пока Якоб не закончит гимназию, ему, похоже, предстоит быть единственным трубадуром ложи.
– Вам и с ним одним забот хватит, – улыбнулся Марцель. – Якоб поразительно плодотворен! Но, признаться, у меня от его творений мурашки по коже, и будто волосы вибрировать начинают, – и попытался оправдаться, заметив хмурый взгляд Иштвана: – Извините, что бросаю вас сейчас. Надо будет после экзаменов устроить прощальное заседание трубадуров. Перед тем как мы с Аннель уедем поступать в академию.
– Все таки Королевская магическая? – уточнил Иштван мрачно. – Другие варианты так и не стал рассматривать?
– Думаете, не пройду? – встревожился Марцель. – Не хватит потенциала? На последнем общем тестировании я получил проходной процент, но это было два года назад.
– Думаю, пройдешь, – вздохнул Иштван. – Проблема не в этом. Пойми, сейчас, до инициации потенциала, у тебя есть выбор. Ты еще можешь стать кем угодно. Кем только захочешь и сможешь: ученым, писателем, поэтом, музыкантом, артистом, путешественником, трубадуром – у тебя есть талант! Да хоть учителем в конце концов… Но по своей воле. Пока перед тобой весь мир и свобода. А после инициации выбора не остается. Совсем. Все, клетка захлопнулась! Отныне ты только маг специализации, которую даже не сам выбрал. Ее определил спектр потенциала. Тебя препарируют, оценят и поставят перед фактом – быть тебе лекарем или боевиком, портальщиком или артефактором. И отказаться уже нельзя. Инициированным потенциалом невозможно пренебречь. Его не забудешь и не отложишь до лучших времен. Он требует реализации, он подчиняет себе… – Иштван осекся, осознав вдруг, что ослабил самоконтроль и непозволительно эмоционален, и неловко завершил свой неожиданный монолог: – В общем, Марцель, пожалуйста, обдумай все еще раз, не спеши с решением.
Юноша хоть и казался удивленным горячностью обычно сдержанного учителя, но лишь упрямо покачал головой:
– Мне нечего обдумывать. Решение принято – я еду в столицу поступать в магическую академию. Вместе с Аннель, – и глянул, прищурив серые, как его гимназический мундир, глаза. – Кстати, если вы сейчас к ней идете, то в городском доме не застанете. Граф со всем семейством отбыл в загородное поместье еще на прошлой неделе. Так мне их дворник сказал.
– Что ж, – буркнул Иштван раздраженно, – это очень серьезный довод, чтобы прогуляться до поместья Шекаев. Ты со мной?
– Меня туда не приглашали, – чопорно заметил иногда проявляющий слишком хорошее воспитание Марцель.
– Меня тоже, – процедил Иштван. – Но я не вампир, чтобы в приглашении нуждаться. До конца мая я все еще репетитор Аннели по словесности с оплатой пять форинов в час, – тут некстати вспомнилась якобова пятерка за пять минут и еще более подогрела решимость. – То есть крайне требовательный и ответственный педагог. И по расписанию у нас сегодня должно было быть занятие сразу после заседания ложи. Так что я просто обязан навестить свою ученицу и поинтересоваться, какого демона она прогуливает учебные часы в загородном поместье.
– Тогда еще передайте, пожалуйста, Аннели, – Марцель сунул фуражку под мышку, расстегнул портфель и достал конверт. – Я не заклеивал, – добавил он, с легкой усмешкой. – Можете прочитать. Если хотите.
Иштван, разумеется, хотел. Но не при авторе послания. Поэтому он просто молча убрал конверт во внутренний карман сюртука и оглянулся в поисках извозчика.
Они как раз дошли до почтовой станции, где извозчик Борош и его верная Дьюла привычно дремали, не надеясь дождаться маловероятных пассажиров с только что прибывшего транзитного дилижанса из столицы до Кревена.
Иштван, подойдя, бесцеремонно разбудил обоих – Дьюлу похлопал по склоненной шее, извозчика подергал за рукав:
– Здравствуйте, Борош!
– А, господин учитель, – зевнул Борош. – Вроде видались уже с вами сегодня. Выезжаем это мы с Дьюлой утром на бульвар, глядим, учитель посредь мостовой идет, еле ноги переставляет…
– Учитель на бульваре утром – это к дальней дороге, – предсказал Иштван. – Сколько возьмете, чтобы отвезти меня в поместье графа Шекая?
Пока Борош обдумывал какую бы сумму назвать, чтобы и в накладе не остаться, гоняя Дьюлу аж до поместья графа и обратно, и учителя, явно не из богачей, не ободрать как липку, к карете подошла молодая женщина в темно-зеленом дорожном платье и такого же цвета шляпке на уложенных в затейливый узел русых волосах.
Издав сдавленное восклицание, похожее одновременно на «уф» и «ух», она уронила в пыль немаленьких размеров саквояж, который тащила двумя руками, сдула упавшую на глаза из-под шляпки прядку и требовательно произнесла:
– Любезный, отвезите меня в гостиницу! – и поскольку быстро ответа не получила, так как все трое мужчин застыли, молча на нее уставясь, уточнила: – Есть в этом городе гостиница?
Ответили все трое одновременно:
– Здрасти, – пробормотал Борош застенчиво.
– В Бьоре даже несколько гостиниц, мадам, – разъяснил Марцель с вежливым поклоном.
– Этот извозчик занят! – с вызовом объявил Иштван.
– Кем? – удивилась незнакомка, заглядывая в окно пустой кареты.
– Мной, – не стал скрывать Иштван и разъяснил ситуацию: – Я первым подошел.
– Но вы же уступите даме? – кокетливо улыбнулась незнакомка, сверкнув глазами шляпке под тон.
– Не уступлю, – возразил Иштван, по-хозяйски берясь за дверцу кареты. – Мне ехать дальше.
– Ну так отвезите сначала меня в гостиницу, а потом поезжайте в свое дальше!
– Некогда мне кругами кататься, – уперся Иштван. – Я опаздываю.
Незнакомка преувеличенно округлила глаза:
– К больному? Кто-то умирает?!
– У меня назначен урок, и я намерен на него успеть.
– Ваш очень строгий учитель не простит опозданья?
– Это я – строгий учитель и не прощу себе опозданье!
– Разве вы совсем не рыцарь? – не сдавалась настырная дамочка.
– Нет, – буркнул, потеряв терпение, Иштван. – Рыцарь – вот он! – и ткнул в порозовевшего, видимо, от стыда за поведение своего учителя Марцеля. – Зовут Марцель Лукач. Юноша вас проводит до гостиницы и багаж ваш донесет. Еще и про город расскажет. Если попросите, то в стихах.
И скомандовав:
– Борош, гони! – запрыгнул в карету.
Извозчик замешкался, зато Дьюла среагировала верно – должно быть вспомнив молодость, она рванула вперед и дернула карету так резко, что Борош чуть не свалился с места кучера, Иштвана швырнуло на потертый диванчик, а оставшихся оторопело смотреть им вслед возле брошенного саквояжа Марцеля и незнакомку обдало пылью.
– Прошу прощения, мадам, – пробормотал Марцель и свободной от своих портфеля и фуражки рукой схватился за саквояж. – Магистр Иштван Йонаш нынче немного не в духе.
– Вот этот вот тип в самом деле магистр [1]?! – изумилась дама.
– Это мы, ученики, его так между собой прозвали, – признался Марцель. – Магистр ложи трубадуров.
Глава 3. Черная принцесса
Нужна ли женщинам наука?
Конечно, да! Но вот в чем штука –
Позиция тверда моя,
Пока девиц учу не я!
Й.
Иштван трясся в карете и победе не радовался. Продемонстрированный только что на глазах ученика образец дурных манер его не очень беспокоил – хорошее воспитание Марцеля такое выдержит. Тревожило Иштвана то, что настырная дамочка была не слишком сильной, но магессой. Специализацию по ее неяркому спектру определить он не сумел.
Магов в Бьоре естественным образом не обитало, и делать им тут сейчас, по мнению Иштвана, было совершенно нечего. Проверочная комиссия министерства должна была прибыть для тестирования потенциала выпускников не раньше окончания экзаменов. Иных интересов для магов в их тихом городке вроде и придумать не удавалось. Однако зеленоглазая магийка зачем-то явилась из самой столицы и уже одним этим фактом вывела Иштвана из себя больше, чем попыткой завладеть каретой.
Отметив, что проблемой ослабления самоконтроля следует заняться уже просто незамедлительно, Иштван вытащил конверт Марцеля и достал из него аккуратный сложенный лист хорошей писчей бумаги. Хмыкнул – ученик был истинным перфекционистом – и развернул.
Черной принцессе сыграю ноктюрн
На арфе из летнего ливня струн,
Сплетая аккорды далеких гроз
С звучанием чистым хрустальных рос…
Дальше читать не стал. Отложил листок и задумался. Даже попытался представить на месте Марцеля себя десятилетней давности. Не получилось. В семнадцать лет Иштван уже был другим. И сейчас сожалел об этом.
Спрятав конверт, Иштван уставился в окно кареты.
Граф Агостон Шекай, в гости к которому он ехал незваным, олицетворял своей титулованной особой верхушку аристократии провинциального Бьора. Вдовец, меценат, филантроп, благотворитель и попечитель всего, что только можно было поопекать, граф являлся в городе фигурой влиятельной и властью обладал реальной и безграничной, в отличие от избираемого мэра, которому оставались только представительские функции.
Разумеется, граф был еще и богат. Его роскошный дом на центральной площади напротив Ратуши превосходил здание гимназии раза в полтора размером, и в несопоставимой степени декором и внутренним убранством.
«Кленовый лог», поместье семейства Шекай, выстроенное в излучине неторопливой реки Шалы примерно в двадцати фарлонах от города, по бьорским меркам выглядело настоящим дворцом. Иштван побывал там однажды в начале прошлого лета на праздновании пятнадцатилетия Аннели, единственной дочери графа Шекая. Приглашен он был, поскольку действительно являлся репетитором или, точнее сказать, домашним учителем Аннели – по причине отсутствия в Бьоре женских учебных заведений и благодаря давнему знакомству с племянником графа Вигором.
Бораш и Дьюла бывали в «Кленовом логе» чаще и, уверенно свернув с центральной аллеи, тайными объездными тропами подкатили карету к черному входу.
Вытребовав с извозчика торжественную клятву, что тот непременно будет дожидаться здесь же ровно через полтора часа (по учительской привычке Иштван отмерял время парами), он вручил Борошу три форина, два за поездку сюда и аванс за путь обратно, и направился в обход дома к крыльцу парадному. Пробираться во дворец графа Шекая с черного хода было бы совсем уж несолидно, что бы там себе Борош ни полагал о месте учителей в устройстве мира.
С достоинством подняться по мраморным ступеням парадного входа Иштвану так и не удалось. Едва он приблизился к ним, как двойные створки солидной дубовой двери распахнулись с резким хлопком. Тонкая фигурка девушки, стремительная и легкая, как и разлетающиеся за ее плечами черные локоны не собранных в прическу волос, метнулась по ступеням навстречу, протягивая тонкие руки, словно он принес с собой что-то ей жизненно необходимое, такое, без чего и существовать больше ни мгновения невозможно.
Иштван едва успел отскочить и рявкнуть самым мерзким учительским голосом:
– Почему прогуливаем?!
Девушка застыла с руками вразлет, в широких рукавах черного шелкового платья действительно напоминающими крылья, и счастливо заулыбалась:
– Магистр, вы нашли меня в этом тоскливом склепе!
– Шикарный склеп, на мой взгляд, – проворчал Иштван. – И не называй меня магистром. У тебя все в порядке?
– Я до смерти соскучилась!
– До смерти бы не успела, – усмехнулся Иштван. – Ты пропустила всего два собрания ложи. Правда, трубадуры уже пишут письма, так что я тут в роли почтальона, – он полез в карман сюртука, но Аннель остановила:
– Не здесь, учитель!
Она все-таки подлетела ближе, коснулась рукава и потащила за собой. Снова обогнув дом, они подошли к уже знакомому черному ходу. Аннель приложила палец к губам и повела Иштвана по длинному коридору, потом по узкой лестнице вверх и снова коридорами. И когда, совершив еще пару таких же переходов, Иштван окончательно осознал, что обратно уже самостоятельно не выберется, девушка толкнула какую-то дверь и втянула его внутрь.
– Теперь рассказывайте!
– Сначала ты, – велел Иштван, осматриваясь.
Просторная светлая комната с тремя окнами, письменным столом и книжными шкафами вдоль стен оказаться девической спальней никак не могла, но все же он чувствовал себя очень не в своей тарелке.
– Меня замуровали! – охотно поведала Аннель с соответствующим уровню трагедии пафосом.
– Отец пьесу твою нашел? – забеспокоился Иштван и не удержался от банальности: – А я ведь предупреждал!
Аннель уже несколько месяцев писала «готичную», как она утверждала, пьесу, «полную страданий, насилия и прочих ужасов» и при этом еще и «в авангардистской манере». Иштван еще не был удостоен чести увидеть хотя бы пару строф, поэтому несколько тревожился по поводу соответствия девичьего творения цензурным нормам. Марцель, которому частичный доступ был автором предоставлен, обмолвился только, что «местами даже для нашей кровожадной Аннель слишком».
– Если отец пьесу и найдет, вникать не станет, – успокоила девушка. – Он стихов не читает. Просто заманил меня сюда на выходные, а потом вдруг объявил, что жить на природе полезно для здоровья, и в город не отпускает! А мне тут скууучно!
– Ну, с этим-то я могу помочь, – пообещал Иштван, рассматривая книги в застекленных шкафах. – А напишите-ка мне, барышня, к следующей нашей встрече хорошенькое эссе вот по этой вот, – он постучал пальцем по стеклу, отмечая приглянувшийся экземпляр, – книжище замечательного формата in-quarto.
– Магистр! – вскричала Аннель подозрительно радостно: – Да вы мучитель!
– За магистра сейчас in-folio подберу, – пригрозил Иштван: библиотека у графа была превосходной. Он с сожалением оторвался от шкафа, извлек из кармана конверт и интерлюдию и протянул девушке. – Тоскующие трубадуры просили передать прекрасной даме.
Прекрасная дама послания взяла небрежно и не глядя бросила на письменный стол.
– А когда состоится наша следующая встреча, учитель? – волнующим шепотом вопросила она, сверкнув смеющимися голубыми глазами. – К какому сроку мне писать для вас… эссе?
– К дню рождения, – предложил Иштван. – Вашему. Оригинальный выйдет подарок.
Аннель фыркнула:
– К моему дню рождения у меня есть задумка получше. Только для этого мне срочно нужны остальные трубадуры. Передайте, чтобы приехали, как только смогут. Но вам, учитель, я ничего не расскажу, даже и не просите!
Просить Иштван и не думал. А если бы и подумал, то не успел бы – дверь в комнату вдруг отворилась, явив застигнутым врасплох учителю с ученицей величественную фигуру застывшего на пороге хозяина дома.
Высокий и статный, одетый в дорогой костюм и даже со звездой кавалера Большого креста ордена Короны на лацкане, с которой никогда не расставался, граф Шекай вписался в дверной проем, как в раму парадного портрета. И Иштвану показалось, что больше всего картина эта напоминает изображение монарха, обозревающего собственные земли, которые он намерен до победного конца оборонять от захватчиков.
– Граф Шекай, – Иштван коротко поклонился. – Я как раз собирался уходить…
– Раз уж вы здесь, господин Йонаш, – выговорил граф каким-то таким образом, что Иштван еще острее ощутил, что «здесь» он явно лишний, – давайте пройдем в мой кабинет и урегулируем финансовые вопросы.
Перипетия! Про финансовые вопросы Иштван как-то и не подумал совсем, а ведь жалованье за май ему действительно полагалось. Он кивнул Аннели, прощаясь, и последовал за графом.
Кабинет графа был раза в два побольше, чем тот, в который Иштвана привела Аннель. И окон здесь было шесть, а не три. И шкафы более громоздкие. И… точно! Книги на полках стояли формата in-folio.
Граф меж тем уселся за письменный стол впечатляющих размеров, указал Иштвану на кресло напротив и придвинул к себе чековую книжку.
– Итак, господин Йонаш, – проговорил он, снимая колпачок с авторучки, – думаю, вы сделали для моей дочери все, что могли, и продолжать занятия дальше не имеет смысла. Мы благодарны вам за старания, и, разумеется, оплата за май будет полной.
Иштван засмотрелся на книги в ближайшем шкафу и не сразу понял, что его увольняют.
– Но ведь до экзаменов в Королевской академии еще полтора месяца, – удивился он. – Мы могли бы продолжать заниматься. Конечно, Аннель подготовлена неплохо, и магический потенциал у нее достаточен для поступления, но ведь учиться ей придется с юношами, которые прошли полный гимназический курс. К сожалению, девушки, лишенные подобных возможностей, в этой ситуации оказываются в заведомо невыгодном положении. А преподаватели Академии традиционно ориентируются на сильнейших студентов и не делают скидок никому. Мне кажется, дополнительные занятия тут не будут лишними. И Аннель нравится учиться.
Граф выслушал не перебивая, но без интереса.
– Вот вы сами только что отметили, господин Йонаш, что девушки в этой академии оказываются в положении невыгодном. Ну, и для чего, спрашивается, моей дочери в это положение попадать?
– Вы имеете в виду, что Аннель не нужно поступать в академию? – переспросил Иштван недоверчиво. – Но она же мечтает об этом! И именно в ее случае я не вижу никаких предпосылок к тому, чтобы что-то пошло не так. Аннель с ее чистейшим спектром может стать выдающейся целительницей или кем-то еще…
– Зачем моей дочери становиться кем-то еще? – размеренно и равнодушно повторил граф. – Той, кем ей нужно быть, она уже является от рождения. А если уж ей так нравится учиться, я готов отправить Аннель в Фрейлинский корпус королевы Жофии. Там ее научат хотя бы правильно подбирать гардероб и укладывать волосы.
– Вы не сделаете этого! – воскликнул в ужасе Иштван, вскакивая. – У вашей дочери дар, вы не можете так с поступить с ней!
– Могу и поступлю, – заверил граф холодно. – И вашей горячности, признаться, не понимаю. Мне казалось, вы тоже недолюбливаете магов, что вполне обосновано, учитывая ваше знакомство с моим племянником. Так или иначе, господин учитель, предупреждаю – впредь держитесь подальше от Аннели. Вы с Вигором совсем заморочили ей голову этой академией. Один маг в семье – уже проблема, повторения ошибки я не допущу.
– А я не допущу, чтобы вы из-за своей ограниченности сломали дочери жизнь! – выговорил Иштван сквозь зубы.
Граф размашисто подписал чек, оторвал его и подтолкнул по столу в сторону Иштвана. Потом поднял с подставки колокольчик и резко потряс.
– Проводите господина учителя вон, – распорядился он вбежавшим на звон лакеям и добавил в спину развернувшегося к двери Иштвана: – Учтите, Йонаш, если моя дочь доставит мне хоть малейшие проблемы, я буду знать, кто за них ответит!
Сопровожденный исполнительными лакеями до знакомого черного хода и выставленный за его пределы, Иштван вынужден был признать, что Бораш все же разбирается в мироустройстве получше, чем он сам. Но высказать это наблюдение мудрому извозчику не удалось, потому что в условленном месте не оказалось ни его, ни Дьюлы, ни кареты.
Провожаемый настороженными взглядами ответственных лакеев, Иштван чертыхнулся и отступил. Напоследок он еще оглянулся, пытаясь вычислить окно, за которым могла быть Аннель. Но дворец графа не желал больше видеть бывшего учителя и зажмурился плотно задернутыми шторами.
Иштван на всякий случай махнул рукой и побрел объездными тропами в сторону города.
