Текст книги "Магистр бессильных слов (СИ)"

Автор книги: И Краткое

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Глава 24. Пьеса для двух актеров

Когда сомнения отрину,

Останется: «Ну как ты мог?»

Полученный от друга в спину,-

Всегда отравленный клинок.

Й.

Мия и Эган, о чем-то тихо беседуя, прохаживались в непосредственной близости от двери в библиотеку, и со стороны казались исключительно красивой и гармоничной парой. Должно быть обсуждают не бывших черных и их проблемы, подумал Иштван, глядя на магов с верхней площадки лестницы, прерывать их разговор ему показалось бестактным. Но как следует проникнуться этой мыслью все равно не удалось, потому что из библиотеки выскочил вдруг кажущийся совсем уж невменяемым Марцель, закрутил головой, увидел Мию и бросился к ней, восклицая:

– Госпожа инспектор, где Аннель? Вы не знаете, где она?!

Иштван сбежал по лестнице и успел перехватить уже отскочившего от Мии и готового нестись куда-то дальше окончательно взбесившегося юнца:

– Что случилось?

– Где Аннель? – вцепился в Иштвана ученик. – Где она?

– У себя в комнате, с ней все в порядке. Что с тобой, Марцель? – успокаивающе заговорил Иштван.

– Он… господин Вигор… он сказал, что Аннель выходит замуж! – с трудом выговорил Марцель. – Что сегодня оглашение помолвки… Но она же не могла?..

– Конечно, нет, – заверил Иштван, приобнимая юношу. – Никуда она не выходит, успокойся.

– Иштван, – шепнула, подходя, Мия. – У него очаг перевозбуждения в спектре. Черная область. Угроза самопроизвольной инициации.

– Она не могла, не могла! – не слушая никого, как безумный повторял Марцель. – Ее, наверное, заставили… Граф! – снова дернулся он. – Где граф Шекай? Это он ее заставляет! Я ему скажу! Я сейчас все ему выскажу!

Он рванулся из рук Иштвана и побежал к лестнице.

– Эгон, останови его! – воскликнул Иштван. – Только помягче!

Капитан Рац вскинул руку, и Марцель плавно осел на ступеньки.

В библиотеку Эгон внес юношу на руках и уложил на банкетку у стены.

– Что с мальчиком? – всполошился сидевший над рукописью пьесы Вигор.

– Потерял сознание на лестнице, – сообщил Иштван, входя вместе с Мией следом.

– Нужно врача, – вскочил Вигор. – Я позову!

– Я врач, – остановила его Мия и, присев рядом с Марцелем, взяла его за руку. – Ничего страшного, юноше просто надо поспать.

– Совсем молодежь пить не умеет! – сокрушенно покачал головой Эгон, опускаясь в ближайшее кресло.

– Вот и еще один актер выбыл, – отметил Иштван. – Что ж, Виг, похоже, придется и мне тряхнуть стариной и сыграть в этой пьесе. Мы же не можем разочаровать принцессу в день ее рождения, так ведь?

– А что представление все-таки состоится? – переспросил Вигор удивленно. – Где сама Аннель?

– Скоро придет, – заверил Иштван. – Пока вот прислала тебе костюм, примерь!

И кинул Вигору сверток. Тот поймал, развернул, поднял сюртук за плечики, разглядывая, и вдруг увидел звезду кавалера Большого креста на лацкане.

– Это же сюртук дяди! – вскрикнул он и поспешно кинул его на стул. – Я не могу его надеть.

– Граф не станет возражать, – заверил Иштван. – Аннель с ним договорилась. По ее мнению, этот костюм прекрасно подходит резонеру.

– Нет, нет! – запротестовал Вигор, пятясь от сюртука, словно его только что снял какой-нибудь прокаженный. – Я это ни за что не надену, и не проси!

– Я ведь буду не просить, Виг, – мрачно предупредил Иштван, вставая перед ним, – ты же знаешь… Лучше начни говорить без принуждения. Зачем ты это сделал? Говори!

– Что я сделал? Я ничего не делал… – забормотал брюнет, завороженно глядя на Иштвана.

– Что ты сделал два года назад, когда я решил расплавить свои серебряные безделушки?

– Я сказал, что кончился уголь, – неожиданно ровно и бесстрастно ответил Вигор, не отрывая глаз от стоящего перед ним Иштвана.

– Это была неправда?

– Да.

– Зачем ты сказал неправду?

– Чтобы заставить тебя выйти за топливом.

– Зачем тебе было нужно, чтобы я вышел?

– Чтобы войти в твою комнату и поменять предметы в тигле.

– Какие предметы ты взял из тигля?

– Серебряные. Монету в пять форинов и маленький диск с дырой посредине.

– На что ты их поменял?

– На такие же. Я подготовил их заранее.

– Зачем ты их подготовил?

– Ради шутки, – Вигор облизал пересохшие губы. – Я просто хотел разыграть тебя. Ты всюду таскал с собой эти безделушки, никогда с ними не расставался. Я понимал, что они не простые. И когда мне попался такой же пятак, отложил его, подумав, что когда-нибудь подшучу над тобой, подменив твой амулет. А потом я увидел в ювелирной лавке и такой же диск и купил его.

– Когда брал предметы из тигля, ты уже знал, для чего они предназначены?

– Догадывался. Я знал, что ты используешь их в работе, а когда прочитал статью о тебе в академической газете, то понял и назначение твоих безделушек.

– Что ты собирался делать с украденными предметами?

– Хотел с их помощью влиять на людей.

– И делал это?

– Я пробовал, но у меня ничего не получилось.

– С каким предметом ты пробовал?

– С диском.

– И что ты сделал с предметами?

– Спрятал и забыл про них.

– А почему снова вспомнил?

– Потому что услышал, что самые сильные и смертельные непрофессиональные проклятия наносятся родственниками.

– И про кого ты подумал?

– Про Аннель.

– Почему?

– Я знал, что она хочет в Академию. И знал, что дядя этого не допустит, потому что устраивает для нее выгодный ему брак. И знал нрав Аннель. И решил, что это может сработать. Рано или поздно она проклянет отца.

– И что ты сделал?

– Вставил серебряный диск в дядину звезду Большого креста, он всегда ее носит.

– А где монета?

– Не знаю, – пробормотал Вигор равнодушно. – Я ее потерял.

– А зачем ты обманывал Аннель, убеждая, что данное тобой разрешение откроет ей путь в Академию?

– Так бы и было, – невозмутимо подтвердил Вигор. – После смерти ее отца. Я, как единственный наследник мужского пола, получаю титул и основное состояние. Я стал бы опекуном Аннели.

– Вчера на колокольне призраком Пепельного старца смотрителя пугал ты?

– Это он меня напугал. Пришлось прямо оттуда в портал уходить.

– А ошалевшему от первой любви мальчишке ты специально сказал, что Аннель выходит за другого? – утрачивая ровный тон, которым задавал вопросы до этого, продолжил Иштван. – Чтобы подстраховаться, если с кузиной не выйдет?

– Мальчишка станет таким же чудовищем, как ты, – ответил Вигор. – Он должен был сорваться.

– Лучше бы ты сделал ставку только на меня, – грустно сказал Иштван. – И на мой конфликт с графом. Я – идеальная кандидатура, и ларваль тоже мой. Не надо было втягивать детей, Вигор!

– Ты бы не позволил себе смертельного внушения! – тоже повысил голос Вигор, теряя понемногу неестественную неподвижность, в которой пребывал весь этот диалог. – Этот твой железный самоконтроль! А знаешь, несмотря на него все равно рядом с тобой находиться невыносимо! Ты постоянно давишь, давишь, сам того не замечая. Ты всегда меня подавлял! Мне еще в академии осточертели твои вечные нотации и поучения. Ты – душный властный монстр, вот кто ты! У меня ничего не получилось с твоими амулетами, потому что я нормальный и не умею взламывать людям мозги, как ты!

– Эгон, он твой, – выговорил Иштван, устало опуская голову.

Капитан Рац вскинул раскрытую ладонь, и тело Вигора, окутанное серебристым облаком, рухнуло навзничь.

– Вигор Фараго, вы арестованы сотрудниками магконтроля, – скороговоркой выпалил Рац и, подскочив к Иштвану, рванул его ворот. Иштван покорно подставил шею.

– Блокатор на месте, – пробормотал капитан. – А где ларваль?!

Иштван кивнул на ближайший к дверям стол, посреди блестящей поверхности которого одиноко лежал пятак.

– Монета там, я вынул из кармана сразу, как вошел в библиотеку. Второй ларваль – на сюртуке графа. Но Вигор все равно будет утверждать, что говорил под внушением.

– Ты сам в порядке? – тихо спросила Мия.

– Почти, – признался Иштван. – Я все же считал его приятелем… Запись получилась?

– В лучшем виде, – заверил Рац. – А почему у него второй ларваль не сработал?

– Предметы отличались не только формой, – объяснил Иштван. – Я же готовил их для использования в клинике. Пятак был самым первым и самым слабым. Сделанные с его помощью внушения не могли быть серьезными и держались недолго. Булавка для галстука была уже посильнее, а диск – профессиональным инструментом. Внушенное с его помощью делалось уже неотъемлемой составляющей саггеренда и не воспринималось им как чужеродное вмешательство. К моменту изготовления диска я уже озаботился безопасностью и сделал так, чтобы ларваль включался по кодовому слову.

– И что это за слово? – заинтересовался Эгон.

– То, которое уместно звучит на сеансе саггестии. «Расслабьтесь».

– Ты его точно не произносил, – отметил капитан. – Но почему же этот тип стал признаваться даже без внушения?

– Вы же слышали, я всегда подавлял его… Вигор не знал, что сейчас я заблокирован. Думал, ношу скрывающий спектр амулет.

– Слушай, словесник, если тебя не восстановят в гимназии, приходи к нам в отдел допросителем, – предложил Эгон серьезно. – Нет, даже если восстановят, бросай гимназию и все равно приходи. У тебя талант!

– К гимназиям меня теперь и близко не подпустят, – сказал Иштван. – Вигор же не станет больше молчать о том, кто я. Учитель словесности – черный вербальщик… Это станет сенсацией года.

– Процесс будет как можно более закрытым, – пообещал Эгон. – Думаю, в этом и граф как несостоявшаяся жертва нас поддержит. А Вигор и так вряд ли собирался молчать и дальше, ту анонимку про бьорского черного вербальщика, что я в мийкиных бумагах нашел, наверняка он и написал – куда более действенный и быстрый способ привлечь к тебе внимание магконтроля, чем разбрасывание ларвалей.

– Что ему грозит? Он же просто легкомысленный, так и не повзрослевший эгоист. Мало я на него тогда давил, пытаясь перевоспитывать… Но ведь от его действий никто всерьез не пострадал, то есть преступления же не случилось?

– Все равно это покушение на убийство, хоть и неудавшееся, – возразил Эгон. – Суд ему теперь будет и приговор. Хотя и более мягкий, чем если бы убийство удалось. Вот в тюрьме и повзрослеет.

– Если бы он не впутал детей… – произнес Иштван с тоской, вставая над спящим Марцелем.

– То ты не стал бы впутывать нас, – закончила фразу Мия, всматриваясь в его лицо. – А разобрался бы с Вигором самостоятельно, так ведь?

Иштван не стал отвечать.

– Марцелю уже можно просыпаться? – спросил он.

– Да, очаг перевозбуждения погас, – Мия поводила над головой спящего ладонью. – Скоро придет в себя.

– Иштван, – окликнул капитан, – на твою блокировку нет судебного решения, значит, она незаконна. Маг, который запечатал ошейник, как ты говоришь, мертв, но уже существуют технологии, позволяющие снимать и чужие печати. Ты должен подать заявление, и блокатор снимут.

– Я подумаю, – отозвался Иштван.

– Так, – капитан энергично потер свои большие ладони, обозначая, что сказал все и переходит к активным действиям. – У этого вашего графа есть лошади? Мне надо как-то доставить арестованного к полицейскому порталу в Кремене.

– Лучше пойду пошлю кого-нибудь за Борошем, – сказал Иштван. – И заодно верну сюртук графу.

Под пристальным взглядом Раца он поднял сюртук, снял с него звезду, огляделся, ища что-то острое, и взяв с одного из столов нож для бумаг, легко отсоединил маленький серебряный диск, прилепленный с обратной стороны ордена. Положил диск рядом с пятаком, а звезду прицепил обратно на лацкан и вышел из библиотеки.

У приоткрытой двери классной комнаты стояли Аннель и мадам Сабоне, женщина, обхватив девочку за плечи, прижимала ее к себе.

– Спасибо, мадам Сабоне, – улыбнулся ей Иштван. – Вы прекрасно почистили сюртук, его сиятельство и все остальное. Ваша страсть к чистоте оказалась очень полезна. Граф еще не проснулся?

Он прошел в комнату, где на диване под картиной с видом Кленового лога, спал, свесив руку на ковер, граф Шекай. Иштван аккуратно повесил сюртук на спинку ближайшего стула и склонился над графом:

– Вставайте, ваше сиятельство, – позвал он негромко. – Вас ждут великие дела.

– Да, – согласился граф, открывая глаза. – Дел много, как-то невовремя я задремал.

Он встал, натянул сюртук и огляделся.

– Что я там должен был сделать? – пробормотал он.

Иштван молча наблюдал.

– А, да, – вспомнил граф, уселся за стол, подвинул к себе чистый лист бумаги и принялся писать.

Заверив написанное красивым росчерком с затейливыми завитушками, напомнившими вдруг Иштвану кремовые сердечки на погибшем торте, граф поднял голову, увидел тихо стоящую в дверях Аннель и подозвал ее:

– Дочь, вот твое разрешение для Академии.

Аннель схватила бумагу, пробежала глазами и со счастливой улыбкой прижала ее к груди:

– Спасибо, папа!

– Так, мне надо еще объясниться с маркизом Келеменом, сообщить ему, что помолвка не состоится, потому что ты поступаешь в Академию, – граф заторопился из комнаты. На пороге он вдруг остановился, обернулся и пристально посмотрел на Иштвана, словно припоминал, что должен сказать ему.

– Господин учитель, – наконец произнес он властно, – хоть на этот раз не забудьте забрать свой чек!

– Благодарю, господин граф, – поклонился Иштван.

– Спасибо, магистр! – Аннель подбежала, повисла на шее и впилась в Иштвана восхищенными сияющими глазами. – Но, как? Как вам удалось убедить отца написать мне разрешение и отменить помолвку?!

– Это все мой богатый педагогический опыт, – улыбнулся Иштван.

– И еще шампанское с тортом! – подхватила Аннель. – Это было великолепно! Никогда не забуду!

– Но никому не рассказывай, – попросил Иштван. – А сейчас идем, ты нужна Марцелю, он неважно себя чувствует. И еще, знаешь, у нас ведь новая проблема – Вигора только что арестовали за подготовку магического покушения на твоего отца.

– Что? – воскликнула Аннель потрясенно. – Значит, мою пьесу мы так и не покажем?!

Глава 25. Проклятье и любовь

Стою раскрытый пред тобой теперь я

И сам боюсь, что б там ни говорил.

Надолго ль хватит твоего доверья,

Когда узнаешь, как его внушил?

Й.

В «Белый жасмин» Иштван вернулся в одиночестве.

Эгон, погрузив в карету Бороша спеленутого стазисом Вигора, отбыл в более крупный городок Кремен, где имелся полицейский портал.

– За Мийкой присматривай, – буркнул он на прощание. – И не вздумай потерять ларвали! Я вернусь со спецконтейнером.

И протянул Иштвану руку, которую тот с некоторой опаской, но все-таки пожал.

Мия, так неохотно оставленная своим шефом в Бьоре в одиночестве и, наверняка, с ответственной миссией приглядывать за ларвалями и Иштваном, задержалась в доме графа, чтобы понаблюдать еще за состоянием Марцеля. Иштван не стал ее ждать.

И когда она вернулась в «Жасмин» и постучала в дверь его комнаты, притворился, что уже спит.

Но на самом деле заснуть он не мог. Ворочался и все думал и думал о том, каким же идиотом был, есть и, видимо, останется и дальше. И как легко при всей-то его осторожности и с детства вбитом самоконтроле люди, которым он хоть немного начинает доверять, обводят его вокруг пальца.

Хотелось бы знать, когда он признался Вигору, что страшно устал и хочет скрытно пожить там, где его вообще никто не узнает, у того уже начал формироваться его дьявольский план? И он предложил устроить Иштвана на место учителя своей кузины только для того, чтобы в случае обнаружения ларваля, вся вина автоматически пала на его создателя?

Негромкие скребущиеся звуки за дверью привлекли его внимание. Иштван сел и в рассеянном легкой занавеской пепельном лунном свете разглядел, что ручка двери подергивается вверх-вниз. Немного походив так, она остановилась в нижнем положении, и дверь толчком приоткрылась в коридор. В образовавшуюся щель просунулась сначала толстая лапа, затем черная кнопка носа, а потом и половина хитрой рыжей морды. Блестящий глаз подмигнул Иштвану, и уже весь пес, оттолкнув боком дверь, одним скачком оказался в комнате, а следующим – на кровати. И тут же попытался лизнуть Иштвана в нос.

– Теперь понятно, как ты проникаешь в закрытую комнату, – сказал Иштван, поглаживая развесистые уши. – Оборачиваться так и не собираешься?

Пес зевнул, перекатился Иштвану за спину и растянулся там вдоль стенки, положив морду на подушку.

Иштван встал, зажег лампу, вынул из кармана пиджака ларвали и разложил их перед собой на столе. Попробовать, наверное, стоило, несмотря на риск.

– Не спите, молодой человек? – в оставленную псом приоткрытой дверь заглянул полковник Мартон в пижаме и со свечей в руке.

– Не уснуть, – признался Иштван.

– Вот и меня бессонница замучала, – объявил явно обрадованный совпадению их обстоятельств полковник. – А вам, смотрю, и спать-то негде, – разглядел он оккупировавшего кровать пса. – Ишь как улегся, еще бы одеяло натянул… Все же у них в обороте многие черты сохраняются, согласны?

– Вы узнали в нем оборотня? – удивился Иштван.

– Еще бы я не узнал, – подтвердил полковник, входя в комнату. – Я уж насмотрелся на такого же. Друг у меня был волчак, одну палатку в армии делили. Я их повадки наизусть выучил.

– А как вы думаете, полковник, – обрадовался возможности посоветоваться Иштван, – ничего, что он уже третьи сутки не оборачивается? Это ему не вредно? Может надо как-то простимулировать оборот?

– Молодой еще совсем собак, неопытный, – авторитетно заявил полковник. – Не научился пока как следует оборотами управлять. Со временем освоится и перестанет в измененном облике застревать. Не надо его никак стимулировать. А вот позвать можно. По имени. Если близкий человек зовет, оборотень захочет ответить и в человека снова перекинется.

– Спасибо, полковник! – Иштван готов был просто расцеловать старика, но вместо этого неожиданно спросил, смущаясь: – А вас никогда не напрягало, что ваш друг… не такой, как вы?

– А чему ж тут напрягать-то? – удивился старик. – Все мы чем-то не такие. Главное, что друг он был надежный. В войну я его потерял, волчака своего. Больше уже такого верного товарища у меня не было.

– А я сегодня потерял, – признался Иштван, – того, кого считал другом. То есть сегодня узнал, что напрасно считал. Друзьями мы, как оказалось, и не были. Сначала он меня предал, а теперь я его…

Полковник посмотрел пристально, вздохнул и потянул из кармана фляжку.

– А давайте, Иштван, мы с вами по коньячку примем? – сказал он печально. – В целях борьбы с бессонницей и пока мадам Эпине не проснулась.

Полковнику привычное лекарство помогло, и он вскоре отправился спать. На Иштвана же коньяк не подействовал, и ночь оказалась долгой и горькой.

Когда начало рассветать, он взял со стола ларвали и спустился в кухню. У образцовой хозяйки мадам Эпине все уже было подготовлено с вечера – плита вычищена, уголь сложен в корзине рядом с растопкой. Оставалось только придумать из чего соорудить подобие тигля. Иштван выбрал небольшую чугунную жаровню, бросил в нее ларвали и зажег в плите огонь.

– Эгон нас убьет, – тихо произнесла за его спиной Мия.

– Меня, – поправил Иштван, не оборачиваясь. – Я скажу, что усыпил твою бдительность вместе с телом.

– Твои ларвали могут принести очень много добра, – заметила Мия.

– Или столько же зла. Не хочу рисковать. Как оказалось, ларвали являются искушением даже для меня самого. Когда-то я давал себе клятву не использовать способность к внушению без конкретного запроса и ведома пациента. Сегодня я ее нарушил – используя ларваль, заставил графа отменить помолвку Аннель и отпустить ее в Академию. Я все-таки влез в его голову, Мия! Будь я все еще саггестором, мне следовало бы отказаться от практики. Но поскольку отказываться уже не от чего, я должен уничтожить ларвали.

– Делай, как считаешь нужным.

Иштван обернулся. Мия стояла босиком на клетчатом плиточном полу, зябко куталась в зеленый пеньюар, утонув в нем почти до кончика носа. Он шагнул к ней, обхватил, уткнулся в этот кончик и прошептал с, наверное, последней искоркой надежды:

– Почему Эгон так тревожится за тебя?

– Мы друзья, – выговорила Мия.

Иштван резко выпустил ее, отстранился и снова взял тигль.

– Ну что ты от меня хочешь? – простонала Мия измученно. – Что я должна сказать?

– Правду, – холодно уронил Иштван. – Я всего лишь хотел, чтобы ты доверилась мне. Но, видимо, это невозможно.

– Я не вру! – с горячностью воскликнула Мия. – Между нами с Эгоном ничего нет.

– Перестань притворяться, что не понимаешь о чем я спрашиваю, – устало произнес Иштван. – Почему ты приехала в Бьор, Мия?

Женщина молчала.

– Видишь? – заметил он. – Ты не врешь, но и правды не открываешь. Ты появилась в городе в середине дня в понедельник, а первое попавшее в ваши сводки происшествие случилось только вечером того же дня. В твоих материалах Эгон нашел упоминание о черном бьорском вербальщике… Ты приехала из-за меня и искала возможность сблизиться. Я расслабился, и ты успела почувствовать ошейник. И ничего не сказала мне тогда и не говоришь до сих пор. Зачем тебе нужен вербальщик, Мия?

– Я попала под черное проклятие, – неохотно ответила она. – Во время служебной операции. Я сама допустила неосторожность, но Эгон считает, что виноват он. Вот и носится со мной, как с беспомощной куклой. Наши маги не могут это проклятие снять и не знают, как быстро оно будет развиваться. Говорят, что оно какое-то блуждающее, импульсное, оно тянет из меня энергию и проявляется в спектре, сдвигая цвета. Это ощущается как периодическая потеря восприимчивости к магическому полю. Я надеялась, что могущественный черный магистр Йонаш сможет сказать мне больше.

– А вместо могущественного обнаружила магистра бессильных слов, – пробормотал Иштван. – Позволь мне все-таки посмотреть.

– Зачем? – пожала она плечами. – Ты все равно ничем помочь не сможешь. И ларвали тут тоже бесполезны, потому что даже вербальная составляющая проклятия не известна, я ее не расслышала и не поняла. Я потому и не хотела ничего тебе говорить. С меня и жалости Эгона достаточно!

– И все же я попробую, – сказал Иштван, снова подходя и беря женщину за плечи. – Не противься, – попросил он мягко. – Ты же еще можешь в меня поверить хоть ненадолго?

– Это ты пытаешься внушить мне доверие? – улыбнулась она.

– А что еще мне остается? – пробормотал он, вглядываясь в ее грустные зеленые глаза.

– У тебя получается.

– Я вообще прирожденный внушатель, – он наклонился и поцеловал ее приоткрытые губы, а когда оторвался от них, пояснил свои действия: – А сейчас я просто беззастенчиво внушенным доверием воспользовался… Нет у тебя больше никакого проклятия.

– Просто оно блуждающее, – вздохнула она. – На прошлой неделе проявлялось.

– А больше не проявится, – он чмокнул ее в кончик носа. – Если, конечно, снова где-нибудь под раздачу не сунешься, а Эгон не успеет прикрыть.

– Ты… – Мия недоверчиво посмотрела на него и вдруг отпрянула. – Твой спектр!

Она скользнула испуганным взглядом по его распахнутому вороту, обнаженной шее и наконец к руке, в которой дохлой змеей качалась анрофенитовая полоска.

– Ты… – с трудом выговорила она, невольно отодвигаясь еще дальше.

– Черный и страшный? – усмехнулся Иштван невесело, тоже отступая на несколько шагов.

– Как вулкан, извергающий черную лаву!

– Долго был закупорен, – предположил Иштван. – Со временем должно поутихнуть.

– Но как ты сумел снять блокатор? – прошептала Мия потрясенно и воскликнула, догадываясь. – Неужели… Иштван, ты сам его на себя и надел?!

– Хорошо хоть не Вигора попросил, – пожал он плечами. – А больше у меня никого не было.

– Но почему?! Зачем ты себя заблокировал?

– Устал быть для всех душным властным монстром… Если даже Вигор, который, казалось, давно привык ко мне, знает лучше всех и признает, что я умею контролировать свою проклятую способность к внушению, все равно считает, что я постоянно подавляю его, боится и ненавидит, можешь представить, как относятся остальные.

– Сначала выруби вербальщика, потом разбирайся, – вспомнила рекомендацию шефа Мия.

– Повезло еще, что далеко не все так сильны и решительны, как Эгон, – заметил Иштван. – Чаще люди действуют по принципу «беги подальше от вербальщика и больше не приближайся». Я всегда был одиночкой, Мия, и искренне полагал, что хорошо справляюсь с этим, оправдывая свое существование той пользой, которую все-таки могу приносить. Но однажды я потерял пациентку. Она покончила с собой после сеанса, оставив мне письмо, в котором обвинила, что я взломал ей мозги… И я… я начал сомневаться. В себе и в том, что польза моего черного дара способна перевесить его вред…

– И решил уничтожить свой дар совсем, – печально закончила Мия.

– Потому что пользы на тот момент от него уже не было, – признался Иштван. – Я струсил, Мия! Перестал полагаться на свой контроль, стал бояться проводить сеансы…

– Но со мной ты не испугался!

– Ты доверилась мне.

– И не напрасно! Спасибо, что снял блокатор ради меня, – она качнулась к нему, сама обняла и прильнула всем телом, однако, почти сразу же отстранилась и нахмурилась: – Но погоди… Раз ты мог разблокироваться в любую минуту, выходит, в моей защите ты вовсе не нуждался! Признавайся, ты просто рассчитывал попялиться на бронированный корсет?

– Я нуждался в тебе, Мия! – сказал он, снова прижимая ее к себе. – Но ты все еще не понимаешь главного – ошейник был одноразовый. Я оставил в нем канал, позволяющий мне снять печать, но снова надеть блокатор не смогу. И теперь ты тоже начнешь подозревать, что я все время на тебя как-то воздействую.

– Ты и воздействуешь! – заявила она, запустив пальцы в его спутанные волосы. – Да так, что я просто сама не своя делаюсь от этих воздействий… Все время хочу тебя касаться… вот здесь, и еще вот здесь… С самой первой встречи ты так воздействуешь!

– А ты не воздействуешь, что ли? – в свою очередь возмутился он. – В первый же вечер заговорила испуганную Зефирку, потом меня, так что весь мой хваленый самоконтроль пошел насмарку… И так и не вернулся.

– Учитель! – позвал звонкий голос. – Мне такое приснилось!

Растрепанный Якоб влетел на кухню и, резко затормозив, еще как по льду проскользил какое-то расстояние по плиточному полу, а остановясь окончательно, наморщил веснушчатый нос:

– А, вы тут опять целуетесь…

– Тут мы еще не целовались, – ради справедливости уточнил Иштван смущенно, выпуская Мию из объятий.

– Да, ладно, целуйтесь уж, – разрешил Якоб благосклонно. – Аннелька с Марцелем теперь тоже все время целуются.

– Выспался? Хорошо себя чувствуешь?

– А я заболел, что ли? – удивился Якоб. – Поэтому у вас ночую? У меня ничего не болит, только есть хочу и поскорей записать стихи про сон, который видел. Мне снилось, что я был собакой и бегал всюду с Зефиркой! А потом вы, учитель Иштван, стали меня звать, звать… Я думал, я вам нужен.

– Ты мне очень нужен! – заверил Иштван. – Возьми в буфете рогалик и запиши стихи про сон, бумага в моей комнате. Потом мне покажешь.

Якоб подскочил на месте и полез в буфет.

– Скажи-ка, – вспомнил Иштван, – ты ведь, конечно, бегал поглазеть на Ратушную площадь, когда там леса обвалились и маляр упал?

– Угм! – Якоб уже успел запихнуть в рот рогалик, потому только закивал.

– Ты что-нибудь подбирал там на площади?

– Ну, монетку подобрал, – дожевав, признался мальчишка. – Всего одну! Пятачок серебряный.

– А потом ты пошел домой, поругался с теткой и дома не ночевал. Ночью встретил Аннель и спрятал ее в театре, а утром на этот пятак купил для принцессы ретеш в кондитерской на углу. Так все было?

– Угм! – Якоб схватил с буфетной полки тарелку с пирожками и поскакал из кухни. Издали донеслось:

– Зефирка, привет! Слушай, что я про тебя сочинил:

Зефирка, ты моя подружка!

Играть мы будем в паровоз,

Я угощу тебя ватрушкой

И поцелую в черный нос!

– Неужели это тетка своей ненавистью превратила малыша в оборотня? – ужаснулась Мия.

– Не думаю, – покачал головой Иштван. – Такое ларвалю не под силу. Но она спровоцировала первый оборот, когда организм еще не был достаточно готов. Должно быть поэтому мальчик пока нечетко помнит, что с ним происходит в другой ипостаси, и обороты не контролирует. За ним нужно будет понаблюдать.

– Понаблюдаем, – согласилась Мия и поинтересовалась с улыбкой: – Что вчера сказал граф по поводу твоего восстановления в гимназии?

– Я совсем забыл его об этом спросить.

– И, думаю, неслучайно. Тебе ведь нечего больше делать в Бьоре, правда, магистр?

– Как минимум одно важное дело еще осталось, – не согласился Иштван. – Я должен в конце концов увидеть пьесу Аннель, а то так и буду мучиться бессонницей, представляя, что она там насочиняла. Но если бы я не сорвал вчера ее показ, Якоб ужасно расстроился бы из-за того, что не смог участвовать.

– Давай после пьесы заберем мальчика в столицу, – предложила Мия. – Мы же не отдадим его тетке, которой он не нужен! Старшие трубадуры тоже скоро уедут в Академию, а Марцелю после инициации очень понадобятся поддержка и советы опытного вербальщика с железным самоконтролем. И в столице ты можешь стать… Нет, не допросителем, Эгон зря надеется. В наш отдел ты ведь не захочешь пойти, так?

Иштван кивнул и уткнулся в лбом в ее шею за украшенным малахитовой сережкой ухом, там, где щекотно топорщился непослушный русый завиток.

– Ты сможешь снова стать саггестером, – сказала Мия уверенно. – И помогать таким как я. А устанешь, я сама на тебя ошейник надену. Или попросим Эгона сделать многоразовый. Хотя ты и так уже совсем нестрашный, только все еще очень черный… А еще… Аннель показала мне вчера стихи, что ты ей подарил. Они без подписи, но…

– Да, – взволнованный Иштван поднял голову, – раньше я владел словом, блокатор эту способность отнял. И это было гораздо хуже, чем перестать чувствовать магический фон. Это как потеря части души… Может быть, она действительно еще восстановится, и я сумею написать о том, как любовь возвращает надежду!

* * *

Бессильных фраз отбросив шелуху,

Произношу я истинное слово.

Спокон веков в ходу и на слуху,

Оно не тайна, и оно не ново.

Но в слове том заключены для нас

И жизнь, и смерть, и рай, и муки ада.

Страшнейшее проклятие подчас,

Оно же и желанная награда.

Вот жизнь искрится и сияет вновь,

Наполнена надеждою одною.

Сильней не знаю слова, чем «Любовь»,

Сказал: «Люблю», и крылья за спиною!

В том и секрет вербального искусства,

Что силу слову добавляют чувства.

Й.