Текст книги "Бункер. Смена"

Автор книги: Хью Хауи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Дональда представили Эрскину, который по собственной инициативе объяснил, что тело не будет разлагаться. Те же невидимые машины, что позволяют им выжить в процессе замораживания и делают мочу после пробуждения черной, сохранят тело в таком же состоянии, как и при жизни. Не очень-то приятная мысль. Дональд стал смотреть, как человека, которого он знал под именем Виктор, готовят к глубокой заморозке.

Тело уложили на каталку и повезли через зал с рядами капсул. Дональд понял, что этот зал – кладбище. Его окружали ряды тел, и лишь имя едва напоминало о том, что лежит внутри капсулы. Он задумался: в скольких капсулах находятся мертвецы? Кто-то мог умереть во время смены от естественных причин. Кто-то мог сломаться и поступить так же, как Виктор.

Дональд помог уложить тело в капсулу. Провожали Виктора всего пятеро – только те, кто мог знать, как он умер. Необходимо было поддерживать иллюзию, что кто-то остался руководить. Дональд подумал о своей последней работе: как он сидел за столом, держа в руках мифический руль и делая вид, будто чем-то управляет. Турман поцеловал свою ладонь и приложил пальцы к щеке Виктора. Крышка закрылась. Холод в помещении туманил их дыхание.

Другие стали по очереди произносить речи, восхваляющие покойного, но Дональд их не слушал. Мысли его витали далеко: он думал о женщине, которую любил давным-давно. О детях, которых у него никогда не было. Он не плакал, выплакавшись еще в лифте, в утешительных объятиях Анны. Элен умерла почти столетие назад. С этого момента прошло больше времени, чем с тех пор, как он потерял ее за тем холмом, не смог пробиться к ней. Он вспомнил государственный гимн и падающие бомбы. Вспомнил, что там была и его сестра Шарлотта.

Сестра. Его семья.

Дональд знал, что Шарлотта спаслась. И его охватило мощное желание отыскать ее и разбудить, вернуть к жизни любимого человека.

Эрскин произнес заключительные слова. Лишь пятеро пришли скорбеть о человеке, убившем миллиарды. Дональд ощутил рядом присутствие Анны и понял, что похороны стали такими скромными фактически из-за нее. Лишь пятеро присутствующих знали, что в бункере есть разбуженная женщина. Ее отец, доктор Снид, выполнивший эту процедуру, Анна, Эрскин, о котором она отзывалась как о друге, и он сам.

В тот день на Дональда обрушилась вся абсурдность его существования в этом мирке. Ему здесь было не место. А находился он тут только из-за девушки, с которой встречался в колледже, чьи чувства наверняка помогли ему победить на выборах, которая вовлекла его в этот убийственный заговор, а теперь вытащила из оков ледяной смерти. Все великие совпадения и восхитительные достижения его жизни исчезли в одно мгновение, сменившись веревочками кукловода.

– Какая трагическая потеря.

Вынырнув из мыслей, Дональд обнаружил, что церемония завершилась. Анна с отцом чуть в стороне что-то обсуждали. Доктор Снид стоял в ногах капсулы, вводя настройки на попискивающей панели. Дональд остался наедине с Эрскином, худым мужчиной в очках и с британским акцентом. Он разглядывал Дональда, стоя напротив за капсулой.

– Он был в моей смене, – глупо пробормотал Дональд, пытаясь объяснить, почему он присутствует на службе. Он мало что мог сказать о мертвеце. Шагнув ближе, он посмотрел через окошко на спокойное лицо внутри.

– Знаю, – отозвался Эрскин, жилистый мужчина, на вид лет шестидесяти или чуть старше. Поправив очки на узком носу, он тоже заглянул в окошко. – Знаете, он вас очень любил.

– Не знал. В смысле… он ничего такого мне не говорил.

– Была у него такая странность. – Эрскин, чуть улыбаясь, разглядывал покойного. – Великолепно понимал других, но не очень-то умел с ними общаться.

– Вы знали его по прежней жизни? – спросил Дональд, не сумев иначе сменить тему. «Прежняя жизнь» для кого-то являлась табу, но с другими о ней можно было говорить свободно.

Эрскин кивнул:

– Мы работали вместе. Ну, в одном госпитале. Несколько лет приглядывались друг к другу, пока я не сделал открытие.

Он протянул руку и коснулся стекла, навсегда прощаясь со старым другом.

– Какое открытие?

Дональд смутно помнил, что Анна о чем-то таком говорила.

Эрскин посмотрел на него. Приглядевшись, Дональд решил, что ему может быть уже за семьдесят. Он выглядел таким же лишенным возраста, как и Турман. Так антикварные статуэтки покрываются патиной и больше не стареют.

– Это я обнаружил ту большую угрозу, – сказал он.

Его слова прозвучали скорее как признание вины, чем гордое заявление, а в голосе пробилась печаль. Снид закончил настраивать панель, поднялся, извинился и ушел, направляя пустую каталку к выходу.

– Наноботы, – вспомнил Дональд. Анна о чем-то таком говорила.

Он увидел, как Турман о чем-то спорит с дочерью, ударяя кулаком по ладони, и у него возник вопрос. Ему захотелось услышать ответ от кого-то другого. Захотелось узнать, совпадают ли два варианта лжи и не могут ли они заключать частицу правды.

– Вы были доктором медицины? – спросил он.

Эрскин задумался, хотя вопрос казался достаточно простым.

– Не совсем, – ответил он с сильным британским акцентом. – Я их создавал. Только очень маленьких. – Он сжал пальцы в щепотку и, прищурившись, посмотрел на них сквозь очки. – Мы работали над тем, как обезопасить солдат, обеспечить им лечение после ранений. И тут я обнаружил в образце крови чью-то чужую работу. Крохотные машины, созданные делать противоположное. Машины для борьбы с нашими машинами. Незримая битва уже кипела там, где никто не мог ее увидеть. И уже совсем скоро я обнаружил этих мелких ублюдков повсюду.

Анна и Турман направились к ним. Анна надела бейсболку. Волосы она собрала в узел, который заметно выпирал на макушке. Это была простейшая маскировка того, что она женщина, полезная разве что на расстоянии.

– Я бы хотел как-нибудь поговорить с вами об этом, – торопливо сказал Дональд. – Это могло бы помочь мне… разобраться с проблемой восемнадцатого бункера.

– Конечно, – согласился Эрскин.

– Мне надо возвращаться, – сказала Анна Дональду.

Губы у нее слегка кривились после спора с отцом, и Дональд только сейчас осознал, в какой ловушке она оказалась. Он представил целый год, прожитый на военном складе с разбросанными по столу схемами. Спать на той узкой койке, не иметь возможности подняться в кафетерий, чтобы взглянуть на холмы и темные облака или даже поесть, когда захочется, а не зависеть от других, приносящих ей необходимое.

– Я немного провожу молодого человека, – услышал Дональд слова Эрскина, положившего руку ему на плечо. – Хочу немного поболтать с нашим мальчиком.

Турман прищурился, но возражать не стал. Анна в последний раз сжала руку Дональда, взглянула на капсулу и направилась к выходу. Турман последовал за ней, чуть позади.

– Пойдем со мной. – Дыхание Эрскина туманило воздух. – Хочу тебе кое-кого показать.

38

Дорогу между капсулами Эрскин выбирал целенаправленно, словно проделывал этот путь десятки раз. Дональд шагал следом, потирая озябшие руки. Он провел слишком много времени в этом помещении, похожем на склеп. Холод вновь стал проникать в его кости.

– Турман все повторяет, что мы были уже мертвы, – сказал он, решив задать Эрскину прямой вопрос. – Это правда?

Эрскин оглянулся, подождал, пока Дональд его догонит, и задумался над вопросом.

– Ну? Да или нет?

– Я никогда не видел устройство, эффективное на сто процентов. Мы в своей работе даже близко к такому не подошли, а все, сделанное в Иране и Сирии, было намного грубее. Впрочем, у Северной Кореи имелось несколько элегантных решений. Я бы поставил на них. То, что они уже создали, могло погубить большинство из нас. Так что эта часть ответа достаточно близка к правде. – Он зашагал дальше через зал со спящими мертвецами. – Даже самые страшные эпидемии рано или поздно выжигают себя, так что сказать трудно. Я настаивал на мерах противодействия. Виктор настаивал на этом. – Он обвел зал рукой.

– И Виктор победил.

– Именно так.

– Как думаете, у него… появились сомнения? И поэтому он?..

Эрскин остановился возле одной из капсул и опустил ладони на ее холодную крышку.

– Я уверен, что у всех нас есть сомнения, – печально проговорил он. – Но не думаю, что Вик хоть раз усомнился в правильности этой миссии. Не знаю, почему он так поступил. Такое было не в его характере.

Дональд заглянул в капсулу, к которой его привел Эрскин. В ней лежала женщина средних лет с заиндевевшими ресницами.

– Моя дочь, – пояснил Эрскин. – Мой единственный ребенок.

Они помолчали. В наступившей тишине слышалось лишь еле различимое гудение тысяч работающих капсул.

– Когда Турман принял решение разбудить Анну, я мог лишь мечтать о том, чтобы поступить так же. Но ради чего? Повода не было, а ее опыт не требовался. Кэролайн бухгалтер. К тому же несправедливо вырывать ее из снов.

Дональду хотелось спросить, будет ли такое справедливо хоть когда-нибудь. Какой мир Эрскин предполагал показать дочери в будущем? Когда ее разбудят для нормальной жизни? Счастливой жизни?

– Когда я обнаружил в ее крови наноботов, то понял, что мы поступаем правильно. – Он повернулся к Дональду. – Я знаю, что ты ищешь ответы, сынок. Мы все их ищем. Это жестокий мир. И он всегда был жестоким. Я всю жизнь искал способы, как сделать его лучше, исправить ошибки, мечтал об идеале. Но на каждого идеалиста вроде меня всегда найдется десяток тех, кто стремится все разрушить. И для этого достаточно, чтобы повезло всего лишь одному из них.

Дональд вспомнил тот день, когда Турман вручил ему «Правила». Та толстая книга стала началом его погружения в безумие. Он вспомнил их разговор в той огромной камере, ощущение, что его чем-то заражают, параноидальную мысль о том, что в него вторгается нечто мерзкое и невидимое. Но если Эрскин и Турман говорили правду, он был инфицирован задолго до этого.

– Вы не отравляли меня в тот день. – Он посмотрел на Эрскина, складывая истину из кусочков. – Тот разговор с Турманом и все недели, что он провел в той камере, назначая в ней встречи. Вы не инфицировали нас.

Эрскин еле заметно кивнул:

– Мы вас лечили.

Дональда внезапно охватила злость.

– Тогда почему нельзя было излечить всех? – вопросил он.

– Мы это обсуждали. Я тоже так думал. Для меня это была инженерная проблема. Я хотел создать контрмеры: машины, чтобы убить чужие машины, пока они до нас не добрались. У Турмана были схожие идеи. Он представлял ситуацию как незримую войну, которую нам отчаянно требовалось обрушить на врага. Понимаешь, мы знали битвы, где привыкли сражаться. Я видел свою битву в кровеносных сосудах, а Турман – в войне за границами страны. И как раз Виктор привел нас к общей позиции.

Эрскин достал из кармана тряпочку и снял очки. Рассказывая, он протирал очки, и его голос шепотом отражался от стен.

– Виктор сказал, что конца этому не будет. И в доказательство привел компьютерные вирусы, как такой вирус может промчаться по сети и покалечить сотни миллионов компьютеров. Рано или поздно, но одна из атак наномашин пробьется сквозь защиту, выйдет из-под контроля, и начнется эпидемия, основанная на битах программного кода, а не на цепочках ДНК.

– Ну и что? Мы уже имели дело с эпидемиями. С какой стати эта будет отличаться от прежних? – Дональд обвел ряды капсул. – Тогда поясните, почему это решение не хуже, чем сама проблема?

Несмотря на нервную взвинченность, Дональд чувствовал, насколько сильнее он разозлился бы, если бы услышал все это от Турмана. Может, этот разговор был подстроен, и его свели с более мягким человеком, прежде ему незнакомым, и тот отвел его в сторонку и поведал то, что, по мнению Турмана, ему следовало услышать. Ему трудно было отделаться от мыслей, что им манипулируют. Не ощущать привязанные к рукам и ногам веревочки.

– Психология, – пояснил Эрскин, надевая очки. – Этим нас Виктор и примирил, объяснив, почему наши идеи не сработают. Никогда не забуду тот разговор. Мы сидели в кафе на Уолтер Рид. Турман приехал туда на какое-то партийное мероприятие, но на самом деле для встречи с нами. – Он покачал головой. – Там собралось множество людей. Если бы кто узнал, что именно мы обсуждаем…

– Психология, – напомнил Дональд. – Поясните, чем она лучше. Из-за вашего решения умерло больше людей.

Эрскин вернулся из воспоминаний.

– Именно тут мы ошибались, совсем как ты. Представь, что кто-то обнаруживает, что одна из этих эпидемий была рукотворной, – вспыхивает паника, а затем и насилие. Потом наступает конец. Тайфун убивает несколько сотен человек, наносит ущерб на миллиарды, и что мы делаем потом? – Эрскин сплел пальцы. – Мы сплачиваемся. И все восстанавливаем. А вот бомба террориста… – Он нахмурился. – Бомба террориста причиняет такой же ущерб, но швыряет мир в хаос.

Он развел руками.

– Когда в чем-то нужно винить лишь бога, мы его прощаем. А когда виновен человек, мы его уничтожаем.

Дональд покачал головой. Он не знал, чему верить. Но затем подумал о страхе и ярости, которые испытал при мысли о том, что в той камере его чем-то заразили. И в то же время его никогда не тревожило, что уже с самого рождения внутри него обитают миллиарды бактерий и вирусов.

– Мы не можем манипулировать генами растений, которыми питаемся, не вызывая подозрений, – продолжил Эрскин. – Мы можем заниматься селекцией и отбором, пока травинка не превратится в початок кукурузы, но мы не можем делать такое целенаправленно. Вик приводил нам десятки таких примеров. Вакцины и природный иммунитет, клонирование и близнецы. Модифицированные продукты. Конечно, он был полностью прав. Хаос породил бы именно факт о рукотворности эпидемии. Знание, что это было сделано кем-то специально против нас, что опасность витает в самом воздухе, которым мы дышим.

Эрскин помолчал. У Дональда в голове метались мысли.

– Знаешь, Вик как-то сказал, что если бы у этих террористов имелась хотя бы капля здравого смысла, им было бы достаточно объявить, над чем они работают, а затем спокойно сидеть и смотреть, как все вокруг рушится. Он сказал, что такого хватило бы за глаза – если бы мы узнали, что такое происходит и что смерть может прийти к любому из нас безмолвной, невидимой и в любой момент.

– И тогда решением стало сжечь все дотла самим?

Дональд взъерошил волосы, пытаясь во всем разобраться. Ему вспомнился способ борьбы с пожаром, всегда приводивший его в недоумение, когда большие участки леса поджигали, чтобы не дать пожару распространиться. И еще он знал, что в Иране, когда во время первой войны поджигали нефтяные скважины, иногда единственным способом сбить пламя было устроить возле скважины взрыв.

– Поверь, у меня тоже имелись возражения. Бесконечные возражения. Но я знал правду с самого начала, просто у меня ушло какое-то время, чтобы смириться с ней. Турмана уговорить оказалось намного легче. Он сразу понял, что нам нужно уйти с этой планеты, начать все заново. Но цена исхода была слишком высока…

– Но зачем путешествовать в пространстве, – прервал его Дональд, – когда можно путешествовать во времени?

Он вспомнил разговор в офисе Турмана. Сенатор уже в тот первый день сказал ему о том, что планирует, да только Дональд не услышал.

– Да, это был его аргумент. Наверное, он уже до тошноты насмотрелся войны. А у меня не имелось ни жизненного опыта Турмана, ни профессиональной… отстраненности Виктора. И убедила меня аналогия с компьютерным вирусом, когда я увидел в наномашинах подобие новой кибернетической войны. Я знал, на что они способны, насколько быстро могут изменять свою структуру. Эволюционировать, можно и так сказать. Как только это начнется, процесс не остановится, пока не останется больше людей. А может, даже тогда. Каждый способ защиты станет чертежом для новой атаки. В воздухе схлестнутся невидимые армии. Они будут носиться большими облаками, мутируя и сражаясь. И им уже не будет нужен организм-хозяин. И как только люди увидят это и осознают…

– Начнется истерия, – пробормотал Дональд.

Эрскин кивнул.

– Вы сказали, что война может не закончиться никогда, даже если нас не станет. Означает ли это, что наномашины до сих пор там, снаружи?

Эрскин взглянул на потолок.

– Мир снаружи сейчас не просто очищен от людей, если ты об этом спрашиваешь. Он перезагружен. Все наши эксперименты из него удаляются. С божьей помощью, пройдет очень много времени, прежде чем мы решимся их повторить.

Дональд вспомнил, как на ориентации говорили, что в общей сложности все смены продлятся пятьсот лет. Половина тысячелетия жизни под землей. Насколько тщательной должна быть очистка? И что помешает им пойти тем же путем во второй раз? Разве смогут они утратить потенциально опасные знания? Выпустив огонь на волю, обратно его уже не загонишь.

– Ты спрашивал, не сожалел ли о чем-то Виктор… – Эрскин кашлянул в кулак и кивнул. – Полагаю, однажды он испытал нечто близкое к сомнению или сожалению. Он мне кое-что сказал в конце своей то ли восьмой, то ли девятой смены – точно не помню. Я тогда, кажется, начинал шестую. И было это как раз после того, как вы поработали вместе, после той мерзости с двенадцатым бункером…

– То была моя первая смена, – подсказал Дональд, видя, что Эрскин что-то подсчитывает. И ему захотелось добавить, что единственная.

– Да, конечно. – Эрскин поправил очки. – Ты наверняка узнал его достаточно хорошо и помнишь, что он редко демонстрировал эмоции.

– Да, его эмоции было нелегко прочесть, – согласился Дональд. Он почти ничего не знал о человеке, которого только что помогал хоронить.

– Тогда, наверное, ты оценишь его слова. Мы ехали в лифте, и Вик повернулся ко мне и сказал, как ему тяжело сидеть за своим столом и смотреть на то, что мы делаем с людьми, работающими напротив, через коридор. Он имел в виду тебя, разумеется. Людей на твоей должности.

Дональд попытался представить, как Виктор говорит такое. Ему хотелось в это верить.

– Но больше всего меня поразило не это. Я никогда не видел его более печальным, чем когда он сказал следующее. Он сказал… – Эрскин опустил ладонь на капсулу. – Он сказал, что когда сидит там, смотрит, как вы работаете, и узнает вас ближе, то часто думает, что мир стал бы лучше, если бы им руководили такие люди, как ты.

– Такие, как я? – Дональд покачал головой. – И что бы это значило?

– Я задал ему такой же вопрос, – улыбнулся Эрскин. – И он ответил, что его гнетет необходимость поступать правильно, вести себя здраво и логично. – Эрскин провел ладонью по капсуле, словно мог коснуться лежащей внутри дочери. – И насколько все стало бы проще, насколько лучше для всех нас, если бы у нас вместо этого были люди, достаточно смелые, чтобы поступать справедливо.

39

В ту ночь Анна пришла к нему. После дня скорби и пребывания среди мертвых, после безвкусной еды, принесенной Турманом, после того как она подключила и настроила для него компьютер и разложила на столе папки с заметками, она пришла к нему в темноте.

Дональд этого не хотел. Попытался оттолкнуть ее. Она села на край его койки и держала за руки, пока он всхлипывал от беспомощности. Он думал о рассказе Эрскина, о том, что значит поступать справедливо, а не правильно и в чем заключается разница. Думал, пока его прежняя возлюбленная склонилась над ним, положив ладонь ему на затылок и касаясь щекой плеча. И плакал.

Дональд подумал, что столетие сна сделало его слабым. И еще знание, что Мик и Элен прожили жизнь вместе. И внезапно разгневался на Элен за то, что она не продержалась, не жила одна, не получила его сообщения, не встретилась с ним за тем холмом.

Анна поцеловала его в щеку и прошептала, что все будет хорошо. По щекам Дональда скатились новые слезы, и он понял, что он как раз такой, каким Виктор его не считал. Он жалкий человечек, ведь он хотел, чтобы жена до конца жизни оставалась в одиночестве, и тогда он смог бы спать по ночам через сто лет. Он жалкий человечек, ибо лишает ее права на такое утешение, когда от прикосновения Анны ему становится намного легче.

– Не могу, – прошептал он в десятый раз.

– Ш-ш-ш, – успокоила Анна и погладила в темноте его волосы.

И они остались вдвоем в этой комнате, откуда велись войны. Запертые среди ящиков с оружием и амуницией.

40

Бункер № 18

Миссия направлялся к центральной диспетчерской и мучительно размышлял над тем, что сделать для Родни. Он опасался за друга, но был не в силах ему помочь. Такой двери, за которой его держали, он никогда не видел: толстая и сплошная, отполированная и устрашающая. Если неприятности, которые причинил друг, можно оценить тем, где его держат…

Он даже вздрогнул: развивать эту мысль не хотелось. Со времени последней очистки прошло всего месяца два. Миссия в ней тоже поучаствовал: он нес часть комбинезона чистильщика из Ай-Ти, а такое запоминается сильнее, чем доставка тела для похорон. Мертвецов хотя бы пакуют в черные мешки, которыми пользуются коронеры. А одеяние чистильщика – мешок совершенно иного рода, оно предназначено для живого человека, который влезет в него и будет вынужден в нем же умереть.

Миссия вспомнил, где они забирали этот груз. То было помещение чуть дальше по коридору от того места, где держат Родни. Очистками ведь занимается тот же отдел? Миссия вздрогнул. Достаточно ляпнуть что-то запретное, и станешь телом, гниющим на холмах, а Родни был известным треплом.

Сперва мать, а теперь и лучший друг. Интересно, что написано в Пакте о добровольном выходе на очистку вместо кого-то – если вообще написано. Поразительно, что он может жить по правилам, изложенным в документе, которого никогда не читал. Он предположил, что его читали другие – те, кто руководит. И что при этом честно соблюдают изложенные там правила.

На пятьдесят восьмом его внимание привлек платок носильщика, привязанный к ведущим вниз перилам. Он был с таким же синим узором, что и платок у него на шее, но с ярко-красной окантовкой, означающей торговца. Долг позвал, рассеяв навязчивые мысли, ведущие в никуда. Миссия отвязал платок и поискал на ткани штамп торговца. Им оказался Дрексель, аптекарь с этого этажа. Обычно такой заказ означал легкий груз и небольшую оплату. Но нести хотя бы нужно вниз, если только Дрексель опять не напутал, к каким перилам привязывать платок.

Миссия умирал от желания поскорее оказаться в диспетчерской, где его ждали душ и чистая одежда, но если кто-нибудь заметит, что он с пустым рюкзаком прошел мимо сигнального платка, то Миссия получит нахлобучку от Рокера и остальных. И он торопливо зашагал к аптеке, молясь, чтобы ему не поручили доставить лекарства по нескольким десяткам квартир. От одной мысли о таком у него заболели ноги.

Когда Миссия толкнул скрипучую дверь аптеки, Дрексель стоял за прилавком. Крупный лысеющий мужчина с пышной бородой, он был чем-то вроде неизменной достопримечательности на средних этажах. Многие приходили к нему, а не к врачу, хотя Миссия немного сомневался, насколько правильным был такой выбор. Частенько читы достаются тому, кто больше обещает, а не тому, кто облегчает людям жизнь.

На скамейке в приемной Дрекселя дожидались несколько болезных, шмыгая и кашляя. Миссии сразу захотелось прикрыть рот платком. Но вместо этого он задержал дыхание и дождался, пока Дрексель высыпал какой-то порошок на квадратик бумаги, аккуратно сложил его и вручил женщине у прилавка. Женщина положила на прилавок пару читов. Когда она отошла, Миссия водрузил на деньги сигнальный платок.

– А, Миссия. Рад тебя видеть, парень. Выглядишь бодрым, как огурчик.

Дрексель пригладил бороду и улыбнулся, показав на миг желтые зубы, выглядывающие из-за вислых усов.

– И вы тоже, – вежливо ответил Миссия, осмелившись вдохнуть. – У вас что-то есть для меня?

– Есть. Секундочку.

Дрексель скрылся за стеной из полок, тесно уставленных бутылочками и флакончиками. Аптекарь вернулся с мешочком.

– Лекарства для нижних.

– Могу отнести только до центральной, а там попросить диспетчера отправить их вниз, – сообщил Миссия. – У меня заканчивается смена.

Дрексель нахмурился и почесал бороду.

– Пожалуй, соглашусь. И диспетчер пришлет мне счет?

Миссия протянул ладонь:

– Если получу чаевые.

– Ладно. Но только если разгадаешь загадку.

Дрексель облокотился о прилавок, который едва не прогнулся под его весом. Вот уж чего Миссии точно не хотелось, так это выслушать очередную загадку старикана, а потом еще и лишиться денег. Дрексель вечно изобретал причины, как оставить лишний чит на своей стороне прилавка.

– Тогда слушай, – начал аптекарь, теребя усы. – Что весит больше: полный мешок с семьюдесятью фунтами перьев или полный мешок с семьюдесятью фунтами камней?

Миссия даже не раздумывал над ответом.

– Мешок с перьями, – объявил он.

Эту загадку он уже слышал. Она предназначалась как раз для носильщика, и он долго размышлял над ней, шагая между этажами, пока не придумал свой ответ – не очевидный.

– Неправильно! – взревел Дрексель, помахивая пальцем. – Не камни… – Он помрачнел. – Погоди. Ты сказал «перья»? – Он покачал головой. – Нет, парень, они весят одинаково.

– Это содержимое весит одинаково, – возразил Миссия. – А мешок с перьями должен быть большего размера. Вы сказали, что они оба полные, а это значит, что на больший мешок ушло больше материала, и поэтому он весит больше.

Он протянул руку. Дрексель постоял, жуя бороду и выбитый из своей игры. Потом неохотно взял две монеты, что ему заплатила женщина, и положил их на ладонь Миссии. Тот спрятал их, потом сунул мешочек с лекарствами в рюкзак и крепко его завязал.

– Больший мешок… – пробормотал Дрексель, пока Миссия торопливо выходил, снова задержав дыхание возле скамьи. В рюкзаке у него побрякивали пилюли.

Досада аптекаря стоила гораздо больше, чем чаевые, но Миссия оценил и то и другое. Однако его радость померкла, пока он спускался по лестнице. На одной из площадок он увидел помощников шерифа: держа руки на пистолетах, они пытались успокоить дерущихся соседей. Стекла в магазине на сорок втором оказались выбиты, а окно закрыто листом пластика. Миссия был совершенно уверен, что произошло это недавно. На сорок четвертом возле перил сидела женщина и плакала, уткнувшись лицом в ладони, и люди проходили мимо, не останавливаясь. Он тоже шел вниз по вибрирующей от множества ног лестнице, и граффити на стенах предупреждали его о том, что еще произойдет.

Когда он добрался до центральной диспетчерской, там царило какое-то зловещее затишье. Он прошел мимо сортировочных комнат, где на высоких полках лежали грузы и предметы, нуждавшиеся в доставке, и шагнул сразу к главному прилавку. Миссия решил сперва сдать доставленный груз и выбрать следующий, а уже потом идти мыться и переодеваться. За прилавком стояла Кейтлин. Очереди из носильщиков перед ней не было. Наверное, зализывали раны. А может, оберегали свои семьи после той недавней вспышки насилия.

– Привет, Кейтлин.

– Мис. – Она улыбнулась. – Ты вроде бы цел.

Он рассмеялся и потрогал все еще болящий нос.

– Спасибо.

– Только что вернулся Кэм. Спрашивал, где ты.

– Да? – удивился Миссия. Он полагал, что друг, получив премиальные от коронера, устроит себе выходной. – Он взял какой-нибудь груз наверх?

– Да. Попросил что-нибудь, что надо нести в сторону отдела снабжения. И был в лучшем настроении, чем обычно, хотя, похоже, расстроился, что остался в стороне от вчерашних ночных приключений.

– Он и об этом узнал?

Миссия просматривал список заказов на доставку. Он искал заказ, который надо отнести наверх. Миссис Кроу узнает, чем можно помочь Родни. Быть может, выяснит у мэра, за что Родни наказан. И, возможно, замолвит за него словечко.

– Погоди-ка. – Он оторвался от списка и взглянул на Кейтлин. – Ты что имела в виду, когда говорила про его хорошее настроение? И что он идет в отдел снабжения? – Миссия вспомнил о работе, которую ему предлагал Уик. Начальник Ай-Ти сказал, что Миссия не станет последним, кто услышит это предложение. Быть может, он даже не был первым. – Откуда Кэм пришел?

Кейтлин лизнула палец и пролистала потрепанный журнал регистрации.

– Последним его заданием было отнести сломавшийся компьютер в…

– Вот же крыса! – Миссия шлепнул по прилавку. – Есть еще какой-нибудь заказ вниз? Ну, в снабжение или к химикам?

Она проверила по компьютеру: пальцы молниеносно щелкали клавишами, а лицо при этом оставалось невозмутимым.

– Заказов сейчас мало, – с сожалением ответила она. – Есть заказ из механического наверх в снабжение. Сорок пять фунтов. Без срочности. Стандартная доставка.

Она взглянула на Миссию, проверяя, интересует ли его такое.

– Беру.

Однако он не планировал сразу идти в механический. Если мчаться во весь дух, есть шанс обогнать Кэма на пути к снабженцам и сделать для Уика ту, другую работу. Для Миссии это был способ проникновения, который он искал. Ему требовались не деньги, а повод снова войти на тридцать четвертый – за деньгами. И еще один шанс увидеть Родни, чтобы понять, в какой помощи нуждается его друг и какие у него реальные проблемы.

41

На пути вниз Миссия поставил рекорд. Помогло то, что движение по лестнице было небольшим, но плохим знаком стало то, что Кэма он не обогнал. Наверное, у него имелась хорошая фора. Или это, или Миссии повезло, и он опередил его, пока Кэм сошел с лестницы, чтобы забежать в туалет.

Задержавшись на площадке перед входом в отдел снабжения, Миссия отдышался и вытер вспотевшую шею. В душ он так и не успел сходить. Может, когда он отыщет Кэма и разделается с заказом из механического, он все же сможет вымыться и как следует отдохнуть. В нижней диспетчерской для него найдется смена одежды. А потом он сможет поразмыслить, что можно сделать для Родни. Столько всего нужно обдумать. К счастью, это отвлечет его от мыслей о своем дне рождения.

В снабжении перед прилавком стояла небольшая очередь. Кэма в ней не было. Если тот приходил и ушел, то уже несет пакет вниз. Миссия нетерпеливо постукивал ногой и ждал своей очереди. Оказавшись у прилавка, он спросил Джойс, как инструктировал Уик. Мужчина за прилавком указал ему на крупную женщину с длинными косами у дальнего конца прилавка. Миссия узнал ее. Она вручала носильщикам много оборудования и пакетов с пометкой «специально для Ай-Ти». Дождавшись, пока она обслужит заказчика, он спросил ее о заказах на имя Уика.

Она прищурилась.

– У вас в диспетчерской проблемы? Я уже вручила этот заказ.

Она махнула следующему в очереди.

– А можете сказать, куда пошел носильщик? – спросил Миссия. – Меня послали заменить того парня. Его… мать больна. И врач не уверен, что она выживет.

Солгав, Миссия невольно поморщился. Женщина за прилавком недоверчиво скривила рот.

– Прошу вас, – взмолился он. – Это действительно важно.

Она поколебалась, но все же ответила:

– Заказ был на шесть этажей ниже, в квартиру. Номера не знаю. Он указан в бланке заказа.