Текст книги "Эй, дьяволица (ЛП)"
Автор книги: Хулия Де Ла Фуэнте Мигаллон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Ага. – Он вздыхает с облегчением и снова расслабляется. Да, несмотря на разницу в цвете кожи… мы братья. Еда всегда на первом месте. Он делает здоровенный укус в свой бутерброд. – Так что же?
Я снова вздыхаю.
– Это всё про любовь.
Доме чуть не задыхается от смеха.
Ну, заслужил. Смеяться над бедами своего младшего брата…
Когда он успокаивается, он улыбается мне, как акула, с очень белыми и очень злыми зубами, заляпанными арахисовой пастой.
– Так ты влюбился, да…
– И это не дало ни хрена. Влюбляться – это полная фигня, – утверждаю я. – Это вообще не имеет смысла.
Он снова смеётся и хлопает меня по спине.
– Добро пожаловать в мир смертных, братишка.
Я показываю ему тот палец, который мама грозилась нам отрезать и покормить им зомби – буквально – если мы снова будем использовать его, чтобы продемонстрировать свои эмоции. Он смеётся ещё громче.
– Это из-за того, что ты возишься с папой? Смотришь, может ли быть обратный эффект от заклинания?
– Серьёзно, кто в здравом уме захочет испытывать это?
Доме качает головой и улыбается про себя.
– Кто может выбрать?
Я фыркаю и без энтузиазма нападаю на арахисовую пасту ложкой. Доме, наверное, видит, что я не в лучшем состоянии, потому что даже не ругает меня за то, что я засунул её обратно в его банку.
– А почему ты такой довольный?
Его улыбка становится шире.
– Я буду частью экспедиции в Европу с другими молодыми охотниками со всего мира, чтобы обмениваться знаниями, пока мы разрываем всякую нечисть. Папа мне устроил.
Потому что «Меня делает счастливым, что мои дети счастливы, независимо от того, что это будет значить», как раз-таки временное разделение с одним из них. Я улыбаюсь. Он выглядит реально воодушевлённым этим. И я осознаю, как сильно ему нужно было прекратить чувствовать себя одиноким, влиться в большую команду и встретить новых людей, хотя он никогда и не жаловался.
Теперь я хлопаю его по спине, рискуя вывихнуть себе палец.
– Рад за тебя, братишка.
И за то, что папа это сказал.
Затем я задумываюсь:
– Хотя это значит, что теперь нас будет меньше для того, чтобы поделить ярость мамы, когда она злится.
Широкая улыбка с арахисовой пастой снова появляется.
– Удачи с этим, брат.
Глава 45. Проблемы с запахом смерти
Да, вы угадали: папа счастлив, Доме счастлив, а я, наконец, начинаю взрослеть – или что-то там с этим взрослым состоянием, когда начинаешь делать всё правильно, не подключая батареи к чужому порту для зарядки – и вот тут-то начинаются проблемы. Потому что кто-то там наверху явно решает, что пора сбалансировать весы.
Проблемы с запахом смерти.
С этими глазами, которые всё видят через экраны и интернет-соединение, Доме несколько дней следит за возможной угрозой мертвяков в соседних деревнях. Уже вечер, и он продолжает превращаться в жабу, хотя теперь это не шестой перекус, а ужин, когда он отбрасывает в сторону поджаренную кукурузу, которой питался, пока просматривал свой планшет, и подает сигнал тревоги:
– Зомби, зомби! – Он вытирает рот и руки и увеличивает то, что он там видит на экране. – В Маунт-Джой. – Быстро нажимает на клавиши, чтобы проверить. – Десять минут на машине отсюда. Какой-то идиот стримит это в прямом эфире через свой телефон. Какой низкий уровень инстинкта самосохранения, болван.
Больше ничего не нужно; мы выезжаем.
Не должно быть приятно, но… как я люблю экшн!
Менее чем за время, которое занимает вой волка, мы полностью экипированы и в машинах. Они трое едут в машине с папой, а я с Постре следую за ними в своём Jipito; второй автомобиль всегда кстати для неожиданных вылазок. Не то чтобы зомби были особыми интеллектуалами, но их появление может быть направлено какой-то более хитрой и мощной тварью, которая может прятаться в тенях; так что я с Постре присоединюсь позже, в зависимости от того, как всё пойдет. Папа устанавливает свои гаджеты для определения темных энергий, пока мама рулит.
А я… ну, я не сдержался и написал Колетт:
Выходим на зомби
Маунт-Джой
Не знаю, зачем это делаю. Постре тоже, похоже, задаётся этим вопросом, глядя на меня, когда я швыряю свой телефон на сиденье пассажира, где она сидит. Она смотрит то на меня, то на экран телефона.
– Ну давай, скажи мне что-то? – отвечаю я. – Ты же охотница, да?
Или, может, мне просто так хочется найти повод вновь выйти на связь с ней, не гнаться за ней, не за её задницей, не за её улыбкой, которая порой такая сладкая, что проникает внутрь, а иногда такая жестокая, что сжигает и уничтожает.
– В общем, скорее всего, она меня заблокировала, – заканчиваю я разговор.
А Постре, которая, к слову, весьма сдержанна, не настаивает.
– Кстати, нам надо серьезно поговорить о твоём имени. Когда будет время.
Понимаю, что эта вся дневная рутина с восемнадцатью часами сна и едой в оставшиеся шесть оставляет ей мало времени для таких важнейших решений.
У перекрёстка дорог стоит маленькая церковь Cross Road – потому что американцы не заморачиваются с названиями, – огороженная кладбищем среди деревьев, ведущих к сельскохозяйственным угодьям.
Мама ставит внедорожник на стоянку, и они с Доме идут к троице зомби, которые роются в могилах в поисках ужина. Мы с Постре направляем наш Jipito к краю поля, в заднюю часть. По словам папы, возможно, там есть ещё кто-то, но мощных существ не обнаружено.
Последние уличные фонари остаются далеко позади, так что я надеваю фонарь на голову и включаю его свет, когда мы выходим. В воздухе – гудение, постоянная вибрация. Думаю, это какой-то мотор. Мы выглядываем из-за деревьев и видим трактор, который остался включённым посреди поля.
Чёрт, мне придётся выйти в открытое поле. Я подготавливаю пистолет. Когда оружие готово, а слух остро настроен, я двигаюсь в сторону трактора, с Постре, которая прикрывает меня сзади. Мы идём быстро и тихо, используя защиту деревьев, пока не оказывается, что дальше идти нельзя.
Зато трактор дарит мне прекрасную картину из кишок, крови и телефона на земле, который всё ещё транслирует в прямом эфире. А его владелец? Тот, кто снимал прибытие зомби вместо того, чтобы убегать.
Я следую за следами, пока не нахожу его тело несколько метров дальше, спрятанное за кучей земли, и зомби, который уплетает его заживо. Прежде чем я успеваю подойти ближе, серебряная пуля пронизывает его голову. Чтобы наверняка, я прячу пистолет и вынимаю халади, одним махом отсекаю ему шею.
Затем оборачиваюсь к Доме.
– Ты меня забрызгал, – ворчу я, глядя на мозги зомби, прилипшие к моим ботинкам, пока прячу оружие.
Он пожимает плечами.
– Ты слишком близко подходишь. Тебе больше нравится резать, чем стрелять.
Он смеётся, слегка пинает уже мёртвого зомби ногой, проверяя, что тот больше не шевелится. Теперь придётся сжигать его.
Я смотрю на фермера. Он тоже подлежит сжиганию. Пусть не решит вдруг воскреснуть в том виде, в каком его поглотила смерть.
Доме вытаскивает запасную бутылку с бензином и поливает оба тела.
– Ты такой старомодный…
Два зомби выпрыгивают на нас с холма. Доме стоит спиной, они прыгают на него, и он рычит, когда один из них вонзает зубы в его руку. Я стреляю в другого – чтобы потом мой брат не говорил, что я медленно действую с пистолетом – и мне приходится резко развернуться, чтобы увернуться от третьего, который выскочил из-за деревьев. Я пинаю его в поясницу, когда он проходит мимо, и срываю ему шкуру с затылка.
Слышу, как Доме продолжает бороться, но прежде, чем я успеваю подойти, появляются ещё двое, и Постре бросается на первого, выставив вперёд зубы и когти.
– Зомби-засада у начала полей! – предупреждаю по рации родителей, одновременно снова открывая огонь. – Доме и я.
Если мой брат пришёл сюда меня поддержать, значит, они уже справились с теми, что были у дороги, и теперь только проверяют, нет ли ещё кого-то.
– Чёрт, – бурчу я, заметив уголком глаза ещё троих, которые пытаются окружить меня сзади.
Я разворачиваюсь, доверяя, что Постре справится с её задачей. Они уже слишком близко, и я снова меняю пистолет на халади, потому что Доме прав: резать у меня выходит лучше, чем целиться. А на таком расстоянии это быстрее и эффективнее.
Отражаю удары и сношу головы, окружённый звуками Постре и брата, который делает то же самое.
Мама появляется первой, мчится на нас с автоматом на плече, но не может стрелять, пока мы так близко, поэтому она достаёт свои длинные ножи.
– Сзади, Хадсон! – кричит она мне.
Зомби, с которым я сражаюсь, не позволяет мне повернуться несмотря на то, что я вижу краем глаза, как его напарник прыгает на меня сзади, снова с холма, намереваясь вцепиться в шею или плечи своими гнилыми зубами.
Серебряное копьё вонзается ему в лоб, прежде чем он успевает меня схватить. Руки, которые его держат, принадлежат Колетт, одетой, как одна из нас, с оружейным поясом и собранными волосами. Она вынимает копьё и проталкивает его мне через плечо, на волосок от моей яремной вены, за которой цеплялся зомби. Я признаю, что у меня аж яички поджались.
Слишком медленно, – ворчит она.
Я улыбаюсь.
Ей, а не какому-нибудь зомби. Улыбка быстрая, мимолётная, и она не отвечает мне на неё, прежде чем мы не встанем спинами друг к другу, готовые встретиться с остальными.
И мне больше не нужно оглядываться. Я и так знаю, что она здесь. Я ощущаю её движения. Мы идеально синхронизируется, чтобы прикрывать друг друга и подставлять спину, сражаясь, как одно целое. Как если бы мы делали это всю жизнь.
Как я и сказал: мне не нужно её видеть; она живёт внутри меня.
Две стороны одной медали. Это то папа имел в виду, когда говорил о моей связи с тьмой? Это объяснение этой притягательности, что нас связывает? Поэтому я снова неизбежно возвращаюсь к ней? Или, может, это я её вызываю? Как с демоном.
Единственное, что я точно знаю – сегодня она пришла ко мне. И я рад, что это так. Потому что их было слишком много. И потому что бороться с ней заставляет меня выкладываться как никогда. И наслаждаться, как если бы это было в первый раз.
Я чувствую в венах, что я рожден для этого. Мы оба. Вместе.
Папа появляется за спиной у мамы, и все мы заканчиваем с этим зомби-батальоном – неожиданно многолюдным – с тяжёлым дыханием, покрытые внутренностями и победоносные.
Или… не совсем так, когда Доме валится на землю, выглядя так, как будто ему совсем не хорошо. Он смотрит на рану на руке, затем резко поднимает лицо. Его глаза ищут мои, полные страха. Его выражение искажено.
Глава 46. Выбор
– Братишка! – я прыгаю к нему и проверяю то, что его ужасает.
Кожа вокруг укуса на его трицепсе гниёт, превращаясь в мёртвую плоть. Превращая его.
Не все зомби передают вирус, чтобы превратить тебя, но, если среди них есть такой, который может заразить, это объясняет, почему их возникло так много.
– Отрежьте это, – умоляет Доме, предлагая нам свою руку. – Пожалуйста.
Пока не заражён весь его организм, пока вирус не пошёл по кровеносным сосудам… если ещё не слишком поздно.
Мама подходит с ножом в руках. Слёзы катятся по лицу моего брата, и он дрожит. Он хочет казаться стойким, но не может сдержать губы, которые скатываются в стон.
У меня пульсируют виски.
Его рука. Правая рука. Та, что держит оружие и прицеливается. Рука охотника, который больше не будет таким, как раньше. Охотника, который ещё час назад радовался, что сможет присоединиться к другим молодым людям на приключения в Европе. Храброго воина, полного мечт и будущего, который теперь станет инвалидом.
Колетт садится рядом со мной, тоже на колени, и будит меня, щёлкая пальцами мне у лица.
– Перевяжи его, чтобы кровь не пошла вверх, – приказывает она.
Пока я достаю жгут, который все мы носим в нашем боевом снаряжении, и накладываю его на руку брата, вижу, как она обнажает клыки и втыкает их в вену на его локте.
Мама кричит, как если бы её саму укусил зомби. Рвущийся крик матери, видящей, как причиняют боль её сыну.
Она достаёт амулет, который мы забрали у другого вампира, и с которым она не расставалась, как одержимая, и прикладывает его к лицу брата.
– Отойди от моего сына, Дьяволица!
Колетт бросает на неё взгляд, не показывая никаких эмоций, и продолжает сосать. Потом она отходит и выплёвывает с отвращением чёрную, густую и вонючую кровь, прежде чем снова вонзить клыки в его вену.
– Отступи! – рычит мама, слёзы текут по её лицу, и она подносит амулет ещё ближе, но это не помогает.
Она поднимает серебряный нож. Папа хватает её за локоть.
– Изабель, думаю, она помогает.
Она замирает, и мы все трое смотрим, как Колетт выплёвывает ещё одну порцию мерзкой крови.
Рвотные спазмы сотрясают её, и она встает на четвереньки, чтобы отрыгнуть. С лицом, полным недомогания, но с решительным взглядом, она вытирает уголки губ и снова вонзает клыки в Доме.
Я осматриваю его рану. Края всё ещё гнилые, но уже не расползаются. Она смогла остановить процесс.
Колетт подносит свое запястье ко мне, отступая чуть-чуть, чтобы выплюнуть и отдать команду:
– Вампирская кровь поможет ему восстановиться.
Она снова вонзает клыки, и я встречаю её взгляд, прежде чем достать кинжал. Она зарычала, когда я порезал её вены серебряным лезвием. Кровь намного бледнее, чем у нас, и с меньшей вязкостью, и я позволяю ей капать на рану брата. Наверное, она обжигает, потому что он стонет и корчится, почти теряя сознание.
Но, видимо, я решил довериться.
Именно поэтому я заставляю Колетт снова отпустить запястье, чтобы она продолжала лить кровь прямо на рану Доме.
Она близка к потере сознания, когда снова отходит, чтобы вырвать. Большая часть выходит с кровью.
– Думаю, инфекции больше нет, – пыхтит она, дрожа от рвотных спазмов.
Она не врала: кожа и мясо начинают восстанавливаться.
– Я проверю, не попала ли кровь в основное кровообращение.
Слабыми движениями она ползёт, и мама напрягается, а папа крепче её держит, когда она кусает его в область шеи и плеча.
– Чисто, – говорит она после того, как несколько секунд попила.
И она опускается на землю. Дрожит, её снова трясёт от рвоты. Тем не менее, она протягивает мне своё запястье, теперь почти возле лица брата.
– Пусть он пьёт, – говорит она, слабо. – Моя кровь окончательно его исцелит и поборет любую инфекцию.
Я пытаюсь подчиниться, но брат сжимает губы и отворачивает лицо.
– Ты меня не превратишь! – злится он.
– Не превратишься, если не собираешься вскоре умереть, – рычит она в ответ.
Они обмениваются взглядами. Доме, наконец, открывает рот, и я поддерживаю ему голову и помогаю пить.
Когда он заканчивает, Колетт встает и отходит, опираясь на дерево с головокружением.
Только когда она уже ушла, мама падает на колени рядом с Доме и начинает внимательно его осматривать. Он крепко сжимает её руку, давая понять, что с ним всё в порядке.
Так как я всё ещё держу его на коленях, папа бежит к машине, которая стоит ближе, за аптечкой. Мы всегда оставляем машины открытыми во время охоты, чтобы быстро получить нужные вещи.
Вернувшись, он очищает рану Доме, которая теперь выглядит намного лучше, и перевязывает её.
Мама встаёт и подходит к Дьяволице, с выражением смешанных эмоций, которые трудно понять. Я задерживаю дыхание.
– Ты спасла моего сына? – спрашивает она, между недоверием и сомнением.
Колетт просто смотрит на неё. Ничего не говорит; мама рычит.
– На, – она кидает ей амулет. – Всё равно не работает.
С этим жестом, вместо благодарности, она поворачивается и возвращается к нам, помогая Доме подняться. Мы идём к папиной машине, поддерживая его на плечах, пока он двигается медленно.
Колетт бросает на нас взгляд от дерева, на которое она опирается, вероятно, притворяясь более стойкой, чем на самом деле, потому что, если бы это было не так, она бы давно исчезла из нашего поля зрения. Она не любит показывать слабость.
– Моя кровь поможет тебе вылечиться, но постарайся не умереть, пока твоё тело её не очистит, если не хочешь оказаться по ту сторону этой жизни. – Она улыбается, но в её улыбке нет радости. – Нормально, если через пару дней будет повышенная температура. Может, будут галлюцинации. Может, захочешь крови, и, возможно, почувствуешь связь со мной, но ты не превращаешься, и скоро это пройдёт.
Доме кивает и глотает слюну.
– Не сдохну через пару дней. Принято. Постараюсь сопротивляться искушению. – Затем у него напрягается челюсть. Он кивает и говорит очень тихо: – Спасибо.
Колетт кидает нам амулет.
– Он работает, – её тело дрожит от лёгкого тремора. Рвота, которую она успевает сдержать, заставляет её сделать паузу. – Я бы остановилась, если бы попыталась напасть на вас. Он заколдован кровью вампира, который меня создал, и не позволяет мне вредить его владельцу. Оставьте его.
Папа наклоняется, чтобы поднять амулет, и Колетт кивает.
– На случай, если когда-нибудь вам придётся защищаться от меня.
Сказав всё, что хотела, она скользит спиной по стволу дерева и опускается на землю, обнимая колени и пряча голову между ними, как ребёнок, потерявшийся в темноте. Моя семья уже пошла вперёд, но я остаюсь на месте, наблюдая за ней.
– Иди, Хадсон, – ворчит мама, толкнув меня слегка в спину. – Пошли.
Я стою, нерешительный. Колетт едва поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Её авторитарный взгляд говорит мне, что мне пора идти к своим.
Думаю, она не до конца понимает, насколько она права.
– Хадсон, – снова настаивает мама.
Они остановились и ждут меня.
Я смотрю на них. Они смотрят на меня. Потом я снова смотрю на неё. На то, как мама надувает ноздри, граничащие с гневом и полным разочарованием.
Шагаю вперёд, к своей семье.
Но тут до меня доходит стон Постре. Она подошла к Колетт и касается её лица носом, уши опущены, спрашивает, всё ли у неё в порядке. Она устало улыбается ей и гладит по голове.
Я сжимаю кулаки и снова смотрю на свою семью. Молча прошу прощения.
– Увидимся дома.
И разворачиваюсь, чтобы вернуться к Колетт.
Не оглядываясь, беру её на руки и несу к машине. То, что она позволяет это, говорит о том, как слаба она сейчас.
– Что ты делаешь? – она одёргивает меня, потухшая, прижавшаяся ко мне. – Иди к своей семье, оставь меня.
Я игнорирую её. Этот мальчишка вырос и больше не нуждается в том, чтобы мама говорила ему, что делать.
Я аккуратно усаживаю её на переднее сиденье и, прежде чем закрыть дверь, убираю прядь волос с её лица, смотрю на неё, убеждаясь, что всё в порядке, и, не в силах удержаться, дарю ей медленный и тёплый поцелуй в лоб.
– Спасибо, что спасла моего брата, – шепчу, прижимаясь к её коже, вдыхая её запах. Из глаз вырвалась слеза, выражающая страх, который я так долго сдерживал, и радость от того, что теперь могу отпустить. – Спасибо.
– Я не сделала это ради тебя.
Я улыбаюсь и снова целую её.
– Знаю, – говорю без всяких недомолвок и прямолинейно, потому что не думаю, что будет лучше время для этого, чем просто сейчас, когда чувства на поверхности. – Вот почему я тебя люблю.
Глава 47. Ого, вампир с домом
– Куда тебя отвезти? – Сажусь за руль, открываю заднюю дверь для Постре, чтобы она устроилась на заднем сиденье.
Не знаю, нужна ли Колетт такая забота, но на всякий случай включаю обогрев и накрываю её пледом, который держу в багажнике, надеясь, что он поможет ей перестать дрожать.
Она не отвечает, и я начинаю маневрировать, чтобы вывести машину на дорогу.
– Домой, – наконец, с угрожающим тоном отвечает она.
Я едва не вывихиваю себе шею, так резко поворачиваюсь, чтобы взглянуть на неё.
– У тебя есть дом?
Колетт щурит глаза, превращая взгляд в два огненных прореза.
– А у тебя? Потому что про мозги тут даже говорить нечего.
– Прости, просто…
– Ты реально думал, что я храню всю свою одежду, обувь, компьютер… в гробу на кладбище? Что я трачу время, когда не занимаюсь с тобой сексом, на то, чтобы валяться в деревянной коробке на одного?
Она фыркает, как будто само собой разумеется, что я тупой, и решает, что смотреть в окно выгоднее, чем на меня. Я решаю держать рот на замке. Молчу, чтобы не накосячить.
Когда мы въезжаем в Мейтаун, она направляет меня к уютному району с маленькими домиками, белыми стенами и черными двухскатными крышами, окружёнными газонами.
– Вот здесь.
Я паркуюсь возле дома № 24.
Высаживаю Постре, и оба идём за ней, когда она проходит через деревянную калитку, огораживающую сад. Мы следуем за ней по каменной дорожке и поднимаемся по трём ступеням на веранду. Когда она открывает входную дверь, я сдерживаю дыхание – вот она, её личная территория, то место, которое я до этого даже не знал, как сильно хочу увидеть.
К счастью, она не выгоняет нас, и, хотя не приглашает войти, мы с Постре проходим в дом без всяких стеснений. Пока она не передумает.
После маленького холла мы сразу попадаем в гостиную-столовую. Стены обшиты серой древесиной цвета перламутра, мебель – простая, массивная, а тяжёлые тёмные шторы закрывают окна. Всё здесь мягкое и спокойное, цвета без излишеств. Я также замечаю ванную, кухню и лестницу, ведущую наверх – наверное, там спальня и кабинет. Дом небольшой, но уютный и элегантный.
Колетт уютно устроилась на диване. Немного дрожит, и я беру плед, с пуфика, накрываю её, и в этот момент Постре решает запрыгнуть на диван с радостным лаем и свернуться клубочком рядом с ней. Колетт улыбнулась полузакрытыми глазами и перебрасывает через нее руку.
– Тебе что-нибудь принести? – сомневаюсь.
– В холодильнике.
Я подхожу к холодильнику и открываю его… а там нет ни пива, ни фахитас, ни шоколада. Только аккуратно разложенные пакеты с кровью, как в больнице, с ярлыками и всем остальным.
Ну да, чего я ожидал? Пончиков и пирогов?
Хотя, может быть, если бы моя девушка была зомби, в холодильнике был бы и труп. Выбор, в принципе, не так уж плох.
Правда, я всегда думал, что волчица могла бы угостить меня хорошей порцией сырого поросёнка, которого мы могли бы потом обжарить.
Ладно, всё равно. Я быстро хватаю три пакета, прижимаю их к груди, не особо на них смотря, и пытаюсь убедить себя, что это просто пакетики с сыром.
– Вижу, что кто-то оставил отделение скорой помощи без запаса, – говорю, чтобы разрядить свою неловкость, возвращаясь в гостиную.
– Я – прокурор округа. У меня есть связи. – Она пожимает плечами. – Можешь разогреть их в микроволновке, пожалуйста?
Я зажмуриваю глаза и снова вдыхаю. Ну да, логично. Я делаю, как она попросила, и затем стою, на той дистанции, которую позволяет длина моих рук, когда подношу один из пакетов и наблюдаю, как она вонзает в него зубы и начинает пить.
Постре абсолютно не беспокоит, чем её кормят, пока она продолжает спокойно лежать у неё на коленях; я стараюсь изо всех сил оставаться равнодушным. Потому что я выбираю это. Я выбираю её. И я должен быть достойным.
– Так… ты не кусаешь людей? – смотрю на свои ноги, покачиваясь на них.
– Иногда.
– Ага. – Ещё одно покачивание.
– В сексе или если ты – урод, который слишком меня бесит. Но я не убиваю. – Она вытирает уголки губ и отодвигает почти пустой пакет, чтобы взглянуть на меня. – Я делала это какое-то время. Охотилась на плохих. Насильников, воров, убийц… Если я охотилась на тёмных существ, почему бы мне не охотиться и на них? Люди способны причинить такой же, а то и больший вред.
– Понимаю.
– Потом я поняла, что не имею права судить и решила бороться с ними в рамках закона. Вот почему я выбрала эту работу.
– Может, мы тоже не вправе судить. – Думаю о Рони и о самой Колетт; о том, что говорил мой отец о близости зла и добра.
– К сожалению, для нежити нет ни суда, ни присяжных, да? – её глаза становятся острыми. – Поэтому я тоже начала различать тех, кого на кого охотилась, и тех, на кого нет.
– Поэтому ты и спросила того мужчину-волка.
Она кивает и снова пьёт, прежде чем заговорить.
– Если бы он сказал, что это было случайно, что только что стал превращённым и ещё не научился контролировать себя, что раскаивается…
– Ты бы его простила?
– И помогла бы ему адаптироваться. Стать хозяином себе, если бы ему это было нужно. – Она делает глоток, потом её взгляд снова встречается с моим. – Я тоже убивала невинных, Хадсон. Я тоже думала, что обречена быть убийцей. И была ею.
Я сжимаю веки и массирую переносицу, переваривая это. Хотя сейчас у меня скрутило живот, мне приятно, что она это мне рассказывает. Мне нужно знать всё. Осознавать, что эта её сторона тоже существует. И я благодарен ей за то, что она даёт мне шанс понять и принять. Без лжи и без скрытых деталей.
– Может быть, и я когда-то ошибался, – наконец говорю. – Может, я убил кого-то, кто этого не заслуживал. – Теперь я знаю, потому что: – Я бы убил тебя.
Я становлюсь на колени, чтобы быть на её уровне. Убираю прядь волос с её лица и оставляю руку там, поглаживая её. Цвет лица вернулся, и она выглядит гораздо здоровее. Я улыбаюсь.
– Рад, что этого не случилось, Колетт. Рад, что мне выпала возможность узнать, кто ты.
– Я монстр, Хадсон.
– Нет. Ты – человек. Я видела твою человечность. Снова и снова. И ты сложный и несовершенный, как все мы. С прошлым, с ошибками и с обстоятельствами, которые не облегчали твою жизнь. И, может быть, когда-то я и должен был тебя поймать. Но я остаюсь с тем, кто ты сейчас. С тем, что ты построила из карт, которые тебе выпали.
Колетт качает головой. Отводит взгляд, и красная слеза скатывается по её щеке. Я осторожно вытираю её.
– Тебя отвергли? – Мой вопрос возвращает её внимание ко мне. – Люди, которых ты любила, на которых рассчитывала. Твоя семья, твои товарищи. – Вспоминаю того мужчину, с которым она говорила, что собиралась пожениться, но оставляю это без слов, не хочу даже упоминать его. – Когда ты превратилась.
Думаю о Доме, что был меньше часа назад, о его страхе стать тем, что мы ненавидим больше всего, о его руке, протянутой в поисках спасения.
– Конечно, отвернулись, Хадсон. – В её голосе звучит злость, но, боюсь, не на них. – Что они могли сделать? Я бы поступила так же на их месте. Я – то, что я есть, Хадсон.
Ещё слёзы крови скользят из её глаз, и я стираю их руками, оставляя на своей коже багровые следы.
– Они охотились за тобой, – понимаю. Как она может верить, что не заслуживает любви, если её отняли так резко?
– Это была их миссия.
Телефон вибрирует в кармане. Звонит мама. Я выключаю его и сразу получаю от неё сообщение с вопросом, где я.
Игнорирую. Потому что Колетт ищет мой взгляд, как будто ей нужно, чтобы наши глаза слились в одно целое, как будто она просит меня о защите и утешении. Я обнимаю её, прижимая к себе. Поглаживаю её волосы и целую в голову, пока она плачет.
Мой мобильный снова звонит, и, во второй раз, я делаю нечто, что может стоить мне лишения яиц – выключаю звонок от мамы.
Ответ не заставляет себя долго ждать:
Приходи домой СЕЙЧАСЖЕ.
Или я сама приеду за тобой.
Тяжело вздыхаю.
Колетт отстраняется и сама вытирает слёзы.
– Тебе надо идти.
Я удерживаю её руку в своей.
– Я проверю, как там мой брат, успокою семью и вернусь, ладно? – Когда она ничего не говорит, настаиваю. – Всё в порядке? Я не оставлю тебя.
Не после того, как увидел её такой уязвимой.
– Смотри, Постре останется с тобой. – Мне приходит идея. Я глажу голову своей подружке и обращаюсь к собаке. – Ты её защитишь, да?
Колетт улыбается и не возражает. Думаю, это хороший знак, и она собирается открыть мне дверь, понимая, что я взломаю её, если Постре внутри, и она не пустит меня. Так же, как я надеюсь, что она понимает, какое доверие я показываю, оставляя её здесь.
– Дай мне ещё одну, пожалуйста, – указывает она на пакеты с кровью. – A-отрицательную. – Улыбается, как ребёнок, увидевший конфеты. – Это моя любимая.
– Я – A-отрицательный.
Её улыбка становится ещё более озорной, когда она оценивает меня взглядом с головы до ног и проводит языком по зубам, как в игре.
– Знаю.
Чёрт, не должен был этого говорить, но меня это немного возбуждает. Ну, процесс взросления, которым я так горжусь, проходит волнами. Постепенно.
Я качаю головой, тяжело вздыхаю и улыбаюсь ей в ответ, осматривая её с ног до головы.
– Нам с тобой плохо удаётся не видеть друг друга, да?
Потому что я бы прямо сейчас с ней переспал.
Но я не хочу, чтобы мама застала меня в разгаре страстной игры, когда она приедет сжигать дом до основания, если я не появлюсь в своём менее чем через три секунды. Так что, с тяжёлым сердцем – и не только – я прощаюсь с ней поцелуем в лоб.
– Я вернусь, – обещаю, закрывая дверь. – Не оставлю тебя.
Глава 48. И кто, чёрт возьми, этот тип?
Я иду прямо к брату. Он в ванной, чистит зубы. Рука перебинтована, и выглядит он намного лучше, вроде даже что-то поужинал, потому что цвет лица значительно улучшился.
– Как ты, братишка?
Доме обтирает лицо, проводит полотенцем по коже и вздыхает с облегчением.
– Хорошо. На самом деле, хорошо.
Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах следы страха. Глаза начинают увлажняться, и мы оба одновременно бросаемся в объятия, как настоящие мужики. Мы не скоординировались, и столкнулись, как два снаряда, пытающихся друг друга сбить, но нам всё равно. Мы крепко держим друг друга, и я чувствую слёзы брата на своём плече.
– Всё нормально, – шепчет он, полное облегчение в голосе.
Отстраняемся и снова смотрим друг на друга.
– Ты её предупредил? – спрашивает он.
Наверное, это было бы не так очевидно, если бы мы не сражались, как мы сражались, с абсолютной слаженностью.
Я киваю. Он тоже. Отводит взгляд, задумывается, а потом снова смотрит на меня.
– Спасибо.
– Хадсон Армандо!
Мама заставляет меня вздрогнуть. Она явно не в восторге. И когда я говорю «не в восторге», я имею в виду, что её зрачки метят огнём, а руки уже стоят на бедрах, готовые разорвать меня на части.
– Я пойду спать. Устал, как собака. – Доме хлопает меня по спине. – Удачи, – шепчет и уходит в свою комнату, предатель. Минус сто очков как старшему брату. Как можно оставить меня с риском неминуемой смерти так спокойно?
Мама ждёт, пока мы не останемся вдвоём в коридоре, и тогда её нервы не выдерживают:
– Сколько ещё надо времени, чтобы загнать гадину в могилу?! – Она ударяет меня по груди.
Я беру её руку и спокойно говорю:
– Мама, я знаю, что ночь была трудной для всех, и ты переживаешь, но мы в порядке, ладно? Мы все живы. И это благодаря той самой гадине, которая спасла твоего сына.
Она вырывает руку и сжимает зубы и кулаки.
– Это ничего не меняет! – шипит она. – Эта чёртова Дьяволица…
– Ты бы еего убила? – перебиваю её. – Если бы Доме превратился.
Мама распахивает глаза. Я думаю о семье Колетт. Они гонятся за ней, пытаются её поймать. Неужели мы бы поступили так?
– Хадсон, зомби – это существо без воли и разума. – В её глазах появляются слёзы, но она не позволяет им политься, сдерживается. – Мы бы должны были это сделать ради твоего брата, ради его памяти и чести, уничтожить это… – она сжимает губы, сдерживая всхлип – изуродованное и проклятое подобие его. – Она втягивает нос и сжимает кулаки. – Он уже не был бы моим сыном.
