Текст книги "Эмблема предателя (ЛП)"

Автор книги: Хуан Гомес-Хурадо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

24

Тот вечер, когда Алиса увидела Пауля в другом конце кабаре, оказался сущим кошмаром. Это было последнее место, где она ожидала его увидеть. Она снова посмотрела на него, чтобы убедиться, потому что скудное освещение и дым сбивали с толку, но глаза ее не обманывали.

Какого черта он здесь делает?

Первым делом она пристыженно спрятала Кодак Брауни за спиной. Однако в таком положении она задержалась недолго, потому что камера с массивной вспышкой слишком много весила.

А кроме того, она ведь работала. И это вызывало у нее гордость, так что какого черта.

– Хороша фигурка! Сделай-ка мне фото, сладкая!

Алиса улыбнулась, подняла вспышку, прикрученную к длинному штативу, и нажала на кнопку, чтобы она сработала самостоятельно, без камеры. Двое пьяньчуг, заслонявшие ей обзор столика, за которым находился Пауль, отшатнулись и завалились на бок. Хотя ей приходилось часто заряжать вспышку порошковым магнием, это был наиболее эффективный способ избавляться от прилипал.

В такие ночи, когда ей приходилось делать двести, а то и триста фото клиентов клуба "Бельда", вокруг нее всегда увивалось множество таких типов. После проявки фотографий хозяин клуба отбирал полдюжины, чтобы повесить их на стенах рядом со входом, показывая, как хорошо клиенты клуба проводят время с танцовщицами. Лучшие, по мнению хозяина, фотографии получались глубокой ночью, когда самые беспутные гости пили шампанское из туфель девушек. Алиса ненавидела эту атмосферу: шумную музыку, платья с блестками, фривольные песенки, выпивку и тех, кто ее без меры потреблял. Но это была ее работа.

Она колебалась, стоит ли подойти к Паулю. Она не считала себя особенно красивой, тем более в этом синем костюме с чужого плеча и не очень подходящей к нему шляпке, однако пьяниц к ней всё равно тянуло как магнитом. Она пришла к выводу, что мужчинам просто нравится находиться перед ее объективом. Она решила этим воспользоваться, чтобы приблизиться к Паулю и сломать лед. Ей по-прежнему было ужасно стыдно за то, как ее отец выгнал его из дома, и остался неприятный осадок от лжи, что Пауль взял предложенные деньги.

"Я превращу всё в шутку. Подойду к нему с камерой, направив ее прямо в лицо, сделаю фото, а потом покажу, кто я такая. Наверняка он будет безумно рад".

Она начала приближаться, огибая столики и пьяных, защищаясь от них улыбкой.

Восемь месяцев назад Алиса бродила по улицам в поисках работы.

В отличие от Пауля, ее поиски не были такими отчаянными, потому что она располагала деньгами на несколько месяцев, но столь же изнурительными. Единственное занятие, которое ей предлагали, окликивая на углах или шепча в подсобках, это работа проституткой или жизнь на содержании, а этот путь Алиса не избрала бы ни в коем случае.

Она поклялась, что домой тоже не вернется.

Она подумывала уехать в другой город. Гамбург, Дюссельдорф, Берлин. Однако оттуда приходили такие плохие новости, даже хуже мюнхенских. И была еще одна надежда – встретить кое-кого, которая удерживала ее в родном городе. Но по мере того, как ее запасы истощались, а работы всё не было, Алиса всё больше впадала в отчаяние. До тех пор, пока однажды днем, вышагивая по Агнесштрассе в поисках швейного ателье, о котором ей говорили, она не увидела табличку на витрине.

ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩНИК

КРОМЕ ЖЕНЩИН

Она даже не взглянула, что это за лавка, в негодовании толкнув дверь, и извещающий о новом посетителе колокольчик бешено заколотился. Она твердым шагом приблизилась к единственному человеку, стоящему за прилавком. Это был худой мужчина средних лет с огромными залысинами на седой голове.

– Добрый день, фройляйн.

– Добрый день. Я ищу работу.

Мужчина серьезно на нее посмотрел.

– Могу я спросить, фройляйн, умеете ли вы читать?

– Да, но не собираюсь глотать такую наглость.

После этих слов выражение лица мужчины изменилось. Вокруг его рта появились веселые складки, а вслед за благожелательной улыбкой он разразился смехом.

– Наняты!

Алиса посмотрела на него, совершенно сбитая с толку. Она вошла в эту лавку с намерениям поскандалить с владельцем этого несправедливого объявления, решив, что просто даст ему это понять.

– Вы удивлены?

– Весьма.

– Видите ли, фройляйн...

– Алиса Танненбаум.

– Август Мунтц, – ответил тот, отвесив цветистый поклон. – Видите ли, фройляйн Танненбаум, я написал это объявление, чтобы нанять именно такую женщину, как вы. Для работы, которую я предлагаю, требуются определенные технические навыки, присутствие духа и в особенности приличный уровень нахальства и дерзости. Похоже, что последними качествами вы обладаете в достатке, а первому можно научиться, судя по моему опыту...

– Чего именно вы от меня хотите? – подозрительно спросила Алиса.

– Разве это не очевидно, фройляйн? – спросил тот, обводя руками заведение. Алиса впервые огляделась и поняла, что это фотостудия. Значит, делать фотографии.

Если Пауль менялся с каждой своей новой работой, то Алиса преобразилась полностью. Девушка немедленно влюбилась в фотографию. Она ни разу не стояла за камерой, но когда овладела базовыми навыками, то поняла, что не хочет заниматься в жизни ничем другим. Особенно ей нравилась комната для проявки, где она смешивала химические соединения в кюветах. Она не могла отвести зачарованного взгляда, когда на бумаге начинал появляться образ и можно было различить черты и лица.

Она быстро подружилась с фотографом. Хотя на вывеске было написано "Мунтц и сыновья", Алиса быстро обнаружила, что сыновей никогда не существовало. Август жил в квартире над студией с утонченным молодым блондином, которого называл "мой племянник Эрнст". Девушка провела много вечеров, играя с обоими в нарды, и мало-помалу начала снова улыбаться.

Была лишь одна часть работы, которая ей не нравилась, и именно ради этого ее и нанял Август. Хозяин ближайшего кабаре (однажды вечером Август признался Алисе, что это его давний любовник) предложил приличную сумму за то, чтобы три вечера в неделю заведение посещал фотограф.

– Конечно, он хотел, чтобы это был я. Но думаю, лучше пусть это будет хорошенькая девушка... которая не даст себя закабалить, – подмигнул ей Август.

Хозяин кабаре остался доволен. Фотографии у входа в заведение прославили клуб "Бельда", и он стал флагманом мюнхенских ночей. Конечно, не на уровне берлинских кабаре, но в эти смутные времена любое заведение, основанное на сексе и алкоголе, пользовалось бешеным успехом. Ходили упорные слухи, что многие клиенты за пять безумных часов тратили там всё свое жалование, а потом спускали курок, затягивали петлю или глотали упаковку пилюль.

Приближаясь к Паулю, Алиса надеялась, что он окажется не из этих "последних" клиентов.

"Наверняка он пришел с другом, из любопытства", – размышляла она. В конце концов, в нынешние времена все ходили в клуб "Бельда", хотя бы чтобы поглотить за несколько часов всего одну кружку пива. Бармены были понимающими типами и обычно заключали разного рода договоры в обмен на пару кружек.

Подходя ближе, она подняла к лицу камеру. За столиком сидело пятеро – двое мужчин и три женщины. На скатерти стояли многочисленные бутылки шампанского, полупустые или опрокинутые, и куча еды, к которой едва притронулись.

– Эй, Пауль! Попозируй для потомства, приятель! – сказал мужчина, что сидел ближе к Алисе.

Пауль поднял голову. Он был в черном смокинге, который не очень хорошо сидел в плечах, и в развязанной бабочке поверх рубашки. Говорил он нерешительно и заплетающимся языком.

– Слышали, девочки? Изобразите-ка улыбочку.

Две девушки по обе стороны Пауля были одеты в серебристые вечерние платья и игривые шляпки. Одна взяла его за подбородок, повернула лицом к себе и впилась прилипчивым поцелуем, высунув язык, как раз в то мгновение, когда Алиса сделала фото. Молодой человек удивленно вернул поцелуй и рассмеялся.

– Видел? Она заставила тебя изобразить улыбку! – произнес его приятель с кривой усмешкой.

От такого зрелища Алиса просто ошалела, да так, что Кодак чуть не выскользнул из рук. Она почувствовала, что ее вот-вот стошнит. Этот пьяный человек, один из тех, которых она презирала, видя каждую ночь уже многие недели, был так далек от образа робкого угольщика, что девушка не могла поверить, что это Пауль.

Тем не менее, это действительно был он.

Несмотря на опьянение, он ее узнал и вскочил, смутившись.

– Алиса!

Его приятель повернулся к ней и поднял бокал.

– Вы знакомы?

– Мне так казалось, – произнесла Алиса ледяным тоном.

– Потрясающе! Ты должна знать, что твой друг – самый успешный банкир у Изарских ворот. Мы продаем столько акций, сколько не продает ни один банк из тех, что в последнее время появляются, как грибы после дождя. А я горжусь тем, что я его бухгалтер... Выпей с нами.

Алиса почувствовала, как по телу разливается волна презрения. Она слышала о феномене новых банков. Почти все они были созданы в последние месяцы молодыми людьми, и многие университетские студенты приходили каждый вечер, чтобы растратить заработанное за день на шампанское и шлюх, прежде чем эти деньги потеряют всякую стоимость.

– Когда отец сказал мне, что ты взял деньги, я ему не поверила. Как же я ошиблась. Теперь я вижу – это единственное, что тебя интересует, – сказала она, поворачиваясь спиной.

– Алиса, подожди... – пристыженно пробормотал Пауль. Он пошатываясь обошел стол и попытался взять ее за руку.

Алиса развернулась и влепила ему пощечину, которая прозвучала, как удар колокола. Пауль покачнулся и повалился ничком на стол. Он попытался ухватиться за скатерть, но упал на пол, утянув за собой ливень из разбитых бутылок и вызвав смех трех хористок.

– Кстати, – сказала Алиса, уходя, достаточно громко, чтобы он услышал, – в этом смокинге ты снова похож на официанта.

Пауль оперся на стул, чтоб подняться, и увидел, как спина Алисы исчезает в толпе, а его приятель бухгалтер ведет девушек танцевать. Вдруг чья-то рука с силой схватила его и помогла встать, так что стул упал.

– Похоже, она дала тебе от ворот поворот, а?

Мужчина, который помог ему подняться, стоял совсем рядом. Его лицо было чем-то знакомо, но Пауль не мог его вспомнить за пеленой алкоголя и стыда.

– Вы кто, черт возьми?

– Друг твоего отца, Пауль. Человек, который сейчас задает себе вопрос – а достоин ли ты носить его фамилию.

– Что вам известно о моем отце?

Мужчина вытащил визитную карточку и вложил ее во внутренний карман смокинга Пауля.

– Приходи, когда проспишься, парень.

25

Пауль поднял взгляд от незамысловатой визитной карточки и уставился на вывеску книжной лавки, всё еще не понимая, что он там делает.

Он был в одном шаге от площади Мариенплатц, в самом центре Мюнхена. Здесь мясные лавки и уличные торговцы Швабинга уступали место часовым мастерским и магазинам шляп и тростей. А недалеко от лавки Келлера даже был маленький кинотеатр, в котором всё еще показывали "Носферату" Мурнау, хотя со дня премьеры прошло уже больше года. Наступил вечер, второй сеанс, должно быть, уже дошел до середины. Пауль вообразил киномеханика внутри кабины, раз за разом менявшего заезженные бобины с фильмом, и почувствовал к нему жалость. Он уже посмотрел этот фильм – первый и единственный в своей жизни – пробравшись в зал кинотеатра неподалеку от пансиона через заднюю дверь, когда фильм обсуждала половина города. Ему не слишком понравилось это сквернейшее подражание "Дракуле" Брэма Стокера. Подлинное переживание истории заключалось для него в словах и паузах, в белизне, окружавшей черные буквы. Этот фильм показался ему слишком простым, подобно мозаике всего из двух частей.

Пауль осторожно вошел в книжную лавку, но подозрения отступили, как только он начал рассматривать книги, аккуратно расставленные на полках от пола до потолка и широких столах рядом с витриной. Прилавка не было видно.

Он с упоением листал первую редакцию "Смерти в Венеции", когда услышал за спиной голос.

– Томас Манн – неплохой выбор, но ты ведь определенно уже читал ее, так?

Пауль обернулся. Это был улыбающийся Келлер. Его волосы были совершенно белы, он щеголял старомодной бородкой и постоянно почесывал огромные уши, привлекая к ним еще больше внимания. Пауль снова почувствовал, что знаком с ним, хотя был не в состоянии определить, откуда.

– Да, я читал ее, но очень быстро и мельком. Мне одолжил ее один гость пансиона, где я живу. Обычно книги не задерживаются в моих руках надолго, как бы мне ни хотелось их перечитывать.

– Ах, ах. Не перечитывай их, Пауль. Ты очень молод, а те, кто перечитывают книги, склонны раньше времени наполняться неположенной им мудростью. Сейчас тебе нужно читать, читать всё, что можешь, как можно более разношерстное. Только когда доживешь до моего возраста, будешь знать, что перечитываемое – не пустая трата времени.

Пауль снова окинул его взглядом. Келлеру было уже за пятьдесят, но его спина была прямой, как палка, а тело под старомодным костюмом-тройкой оставалось крепким. Именно седые волосы делали его внешность почтенной, хотя юноша подозревал, что на самом деле тот был светло-русым и подкрашивал волосы, чтобы добиться однородного белого цвета. Внезапно он осознал, где видел его раньше.

– Вы были на празднике в честь дня рождения Юргена, четыре года назад.

– У тебя хорошая память, Пауль.

– Вы сказали мне, чтобы я быстрее шел... что она ждет снаружи, – ответил юноша с грустью.

– Я очень ясно помню спасение девушки прямо посередине танцевального зала. Ах, в свое время и у меня были хорошие мгновения. Так же, как и плохие, но ни разу я не совершал оплошность столь огромную, какую видел вчера в твоем исполнении, Пауль.

– Не напоминайте мне об этом. Как, черт возьми, я должен был догадаться, что она там? Я не видел ее уже два года!

– Что ж, думаю, что правильным вопросом будет: какого черта делал там ты, пьяный, как матрос?

Пауль тревожно заерзал и ничего не ответил. Ему было стыдно обсуждать подобные вещи с совершенно незнакомым человеком, но в то же время он ощущал странное спокойствие от разговора с книготорговцем. Он лишь хотел сменить тему.

– Одним словом, – продолжил Келлер, – я не хочу тебя мучить, потому как круги под твоими глазами и бледность говорят мне, что ты, должно быть, не слишком много спал или вообще только что проснулся.

– Вы сказали, что хотели поговорить о моем отце, – нетерпеливо прервал его Пауль.

– Нет, я сказал не это. Я сказал тебе, чтобы ты пришел увидеться со мной.

– И зачем?

В этот раз промолчал Келлер. Он подвел Пауля к витрине и указал ему на фасад церкви Святого Михаила, прямо напротив книжной лавки. Родословное древо дома Виттельсбахов, вылитое из бронзы, оберегало статую архангела, именем которого назвали здание. Под лучами заходящего солнца тени статуй были длинными и зловещими.

– Смотри... три с половиной века блистательного величия. И это лишь начало. Вдохновленный великолепными формами этой церкви, в 1825 году Людовик I решил превратить наш город в новые Афины. С аллеями и бульварами, полными света, пространства, гармонии. А теперь опусти немного взгляд, Пауль.

У двери храма толпились нищие, выстроившись в ряд, чтобы получить суп, который церковная община раздавала на закате. Очередь только возникла и уже была длиннее, чем можно было разглядеть из витрины. Пауль не удивился, увидев ветеранов войны в замызганной форме, уже пять лет как запрещенной. Не удивили его и старые бродяги, на лицах которых улица и вино оставили лиловый отпечаток бедности. Что его удивило, так это вид десятков взрослых мужчин в потрепанных костюмах, но с прекрасно выглаженными рубашками, при этом все были без верхней одежды, несмотря на то, что этим июньским вечером дул сильный ветер.

Пальто отца семейства, который ежедневно должен отправляться на поиски хлеба для своих детей – одна из тех вещей, что закладывают в последнюю очередь, подумал Пауль, тревожно шевельнув руками в карманах своего собственного. Он купил его с рук, с удивлением обнаружив столь великолепное сукно по цене средней головки сыра.

Так же, как и смокинг.

– Пять лет спустя после падения монархии: террор, убийства на улицах, голод, бедность. Какую версию Мюнхена предпочитаешь, парень?

– Думаю, подлинную.

Келлер взглянул на него, явно довольный ответом. Пауль заметил, что отношение книготорговца слегка изменилось, словно бы это была лишь проверка перед чем-то намного более важным, что вот-вот должно было произойти.

– Я познакомился с Хансом Райнером много лет назад. Не помню точно, когда это было, но, кажется, в 1895 году, потому что тогда он зашел в мою лавку и купил "Замок в Карпатах" Жюля Верна, только что вышедший из печати.

– Он тоже любил читать? – спросил Пауль, не сумев скрыть волнение. Он так мало знал о человеке, давшем ему жизнь, что любое сходство с ним наполняло юношу смутным чувством гордости и замешательства, словно это было эхом прошедших времен. Он почувствовал безрассудную необходимость довериться книготорговцу и выжать из него любые подробности об отце, которого ему не позволили узнать.

– Он обожал чтение! Тем вечером мы с твоим отцом проговорили часа два. По тем временам это было долго, тогда моя лавка не была пустой, как сейчас, она была переполнена с открытия и до закрытия. У нас обнаружились общие интересы, например, поэзия. Хотя и очень умный, он становился совершенно бестолковым, когда дело касалось слов, и его восхищало, на что способны люди, подобные Гёльдерлину или Рильке. Он даже попросил меня однажды помочь ему с маленьким стихотворением, которое написал твоей матери.

– Помню, как она рассказывала мне об этом стихотворении много лет назад, – грустно пробормотал Пауль, – хотя так и не дала мне его прочитать.

– Может быть, оно сейчас среди бумаг твоего отца, – предположил книготорговец.

– К несчастью, те немногие его вещи, что у нас были, остались в доме, где мы жили раньше. Нам пришлось поспешно уехать оттуда.

– Жаль. Так или иначе... каждый раз, как он бывал в Мюнхене, мы пользовались возможностью провести интересный вечер вместе. Именно так я впервые услышал от него о Великой Ложе Восходящего солнца.

– Что это?

Торговец книгами понизил голос.

– Ты знаешь, что такое масонство, Пауль?

Молодой человек озадаченно посмотрел на него.

– В газетах пишут, что это могущественная тайная секта.

– Цель которой – объединить всех евреев и править миром? – усмехнулся Келлер. – Я тоже много раз слышал эту байку, Пауль. Как и во все времена, люди ищут, на кого бы свалить всю вину за собственные неудачи.

– В таком случае, что же она представляет собой на самом деле?

– Масоны – тайное общество, а не секта. Оно состоит из избранных людей, которые ищут просветления и торжества нравственности в мире.

– Под избранными имеются в виду могущественные?

– Нет. Эти люди сами себя выбирают. Ни один масон не вправе попросить непосвященного стать масоном. Об этом должен попросить сам непосвященный, так же, как я попросил твоего отца принять меня в Ложу.

– Так значит, мой отец был масоном? – спросил вконец ошеломленный Пауль.

– Погоди минутку, – сказал Келлер. Он захлопнул дверь лавки, перевернул табличку на "закрыто" и направился в подсобку. По возвращении он показал Паулю старую студийную фотографию. На ней молодой Ханс Райнер и еще три человека, которых Пауль не знал, смотрели прямо в камеру с характерным для начала века застывшим выражением лица, когда моделям приходилось не шевелиться в течение минуты, чтобы фотография не получилась смазанной. Один из незнакомцев держал в руках странный символ, который Пауль видел несколько лет назад в кабинете дяди: наугольник и циркуль с большой буквой G в центре.

– Твой отец был хранителем храма в Великой Ложе Восходящего солнца. Это человек, который заботится о том, чтобы дверь храма всегда была закрыта, пока не откроется работа... говоря языком непосвященных, пока не начнется ритуал.

– Вы вроде сказали, что это не имеет ничего общего с религией.

– Мы, масоны, верим в сверхъестественную сущность, которую мы называем Великим Архитектором Вселенной. Таково наше учение. Каждый масон почитает Великого Архитектора в той форме, какую сочтет для себя удобной. В моей ложе состоят евреи, католики и протестанты, но никто не пытается проповедовать свою религию другим. В ложе под запретом две темы: религия и политика.

– Ложа имеет какое-то отношение к смерти моего отца?

Прежде чем ответить, книготорговец надолго замолчал.

– Я мало знаю об обстоятельствах его смерти, кроме того, что всё, что о ней рассказывают – ложь. В тот день, когда я видел его в последний раз, он передал мне записку, и мы встретились неподалеку от книжной лавки. Мы говорили на бегу, прямо на улице. Он сказал, что ему угрожает опасность, что он боится за жизнь твоей матери и твою. Две недели спустя распространились слухи о том, что его корабль затонул в колониях.

Пауль размышлял, сказать ли Келлеру о последних словах кузена про ту ночь, когда его отец пришел в особняк Шрёдеров, о выстреле, который слышал Эдуард, но решил, что не стоит. Он долго раздумывал над этой информацией, но так и посчитал ее достаточным доказательством, что за исчезновение отца несет ответственность дядя. В глубине души он полагал, что тот что-то знает, но не хотел разделять эту ношу ни с кем, пока сам точно не убедится.

– Он также просил меня передать тебе одну вещь. когда повзрослеешь. Я уже много месяцев тебя ищу, – продолжил Келлер.

Сердце у Пауля заколотилось.

– Что это?

– Не знаю, Пауль.

– Так чего же вы ждете? Отдайте мне это! – почти прокричал Пауль.

Книготорговец окинул Пауля ледяным взглядом, дав ему понять, что не выносит, когда ему отдают приказы в собственном доме.

– Думаешь, что достоин наследия своего отца, Пауль? Юноша, которого я видел третьего дня в клубе "Бельда", мне кажется всего лишь пьяным мужланом, который впустую растрачивает тот талант, которым его наградила судьба.

Пауль уже открыл рот, чтобы с вызовом рассказать ему о холоде и голоде, которые он пережил после того, как их выгнали из особняка Шрёдеров. О том, как это изнурительно – таскать уголь вверх-вниз по влажным ступеням. Об отчаянии, когда невозможно найти работу, но всё равно нужно продолжать искать. Об искусительном призыве холодных вод Изара. Но потом осекся, потому что его страдания не давали права вести себя так, как он вел себя в последние недели.

Что заставило его почувствовать себя еще более виноватым.

– Герр Келлер... а принадлежность к ложе сделает меня достойным?

– Это стало бы началом, если ты просишь от чистого сердца. Но уверяю тебя, это не так-то просто, даже для такого, как ты.

Молодой человек сглотнул, прежде чем ответить.

– В таком случае я смиренно прошу вашей помощи. Я хочу стать масоном, как отец.