355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хуан Бонилья » Нубийский принц » Текст книги (страница 10)
Нубийский принц
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:07

Текст книги "Нубийский принц"


Автор книги: Хуан Бонилья



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

ТРИ

Докторша приняла меня в своем барселонском пентхаусе. Она налила фруктового вина, поставила передо мной блюдо с разнообразными сырами, среди которых нашлись довольно съедобные, и целую миску сочного винограда с блестящей темной кожицей. На выкрашенной в розовый цвет стене красовалось новое приобретение хозяйки: работа Тома-Финна из серии “Невольничий рынок”, на которой пышноусый здоровяк в комбинезоне механика на голое тело, чтобы был виден его идеальный торс, оседлал худосочного клерка с тонкими усиками, которому было достаточно развязать галстук, чтобы остаться совершенно голым.

– Значит, никакого клиента не было, – проговорил я, пригубив вино.

– Ну почему же, был, и остался весьма доволен.

– Я хочу сказать, что не было никакого таинственного заказчика, и приказа из Нью-Йорка тоже не было, и обещанной награды мне не полагается.

– Не спеши, мой мальчик, всему свое время. Заказчиком была я. Это я увидела фотографию нубийца и решила его заполучить. Но, поскольку к моим проектам ты обычно относишься скептически, я придумала историю про заказ из Нью-Йорка. Мне казалось, это должно тебя подтолкнуть, ты ведь давно уже собираешься узурпировать мой трон, не правда ли?

– Не знаю, Кармен, правда не знаю.

– Брось, малыш, беспокоиться не о чем, на этом свете никогда не происходит ничего серьезного, а если происходит, очень быстро перестает быть таковым.

– Тебе будет непросто его пристроить, – предупредил я. – Он согласен работать только с женщинами, а у тебя слишком мало клиенток, чтобы наша операция окупилась. Даже если просить за него пять тысяч.

– Ах да, ты же у нас неисправимый пессимист. Есть куча других возможностей. А что до его нелюбви к мужчинам, тут все зависит от нашего дара убеждения. Ты еще не пытался расширить кругозор своего темнокожего друга?

Я даже не улыбнулся. Докторша продолжала:

– В любом случае, если станет ясно, что здесь нубиец не окупится, мы всегда сможем отправить его в Париж или Нью-Йорк, а там для нашего африканского воина найдется достаточно клиенток. Хотя, должна признаться, у меня на него грандиозные виды.

– С моей стороны будет очень нескромно спросить какие?

– Ну разумеется, нет.

Докторша закашлялась, подавившись виноградными косточками. Она отпила большой глоток вина и попросила меня снова наполнить ей бокал.

– Парочка. Умопомрачительная парочка. Нубийские принц с принцессой. Ваши бесценные малагские трофеи. Идеальный расклад для трио, и нашему любителю женщин должно понравиться. Не исключено, что на него придется немного надавить. Можно попросить Марго, нашу травести, которую Лусмила нашла в прошлом году, его натаскать. Впрочем, это только первый шаг. То ли еще будет. У меня куча проектов. Представляешь, сколько любителей смотреть и не трогать придет в восторг от нубийцев? Шестьсот евро за сеанс и еще триста за права на образ с клиентов, которые станут воображать их во время секса. Возбудитель желания – замечательная профессия. Ты напрасно считаешь мою идею вульгарной: людям явно не хватает механизма ограничения фантазии. Вы думали, что можете с утра до вечера мастурбировать, воображая кого вздумается? Ничуть не бывало, сеньоры, извольте платить.

Я воздержался от комментариев. Мне вспомнился еще один безумный проект Докторши – биография модели Клуба, написанная от лица его члена. Кармен даже название придумала: “Один-единственный, великий и свободный”. Между тем Докторша продолжала:

– Я прямо сейчас могу назвать добрый десяток клиентов, которым придется по вкусу наше новое блюдо. Кстати, вы оказались отличной командой, я вами очень довольна, особенно из-за Ирене: чудная девочка, хотя кое-что, само собой, нуждается в исправлении. Зато главный трофей хорош как он есть: я, как только увидела снимок в журнале, сразу подумала: вау! Такой экземпляр нельзя упустить. Я его не пробовала, он ведь такой стеснительный. Пришлось поселить нубийца с другими неграми, чтобы они его расшевелили: если я правильно понимаю, в ближайшее время ему покажут такие фильмы, что будет чудо, если он не набросится на соседей по квартире и консьержа. Только не вздумай ревновать, ведь у нас разделение обязанностей. Ты проделал огромную работу, но теперь мой черед. Ты добываешь трофеи, я превращаю их в машины. Нам еще предстоит обговорить вопрос оплаты, и ты наверняка попросишь отпуск. Что ж, ты его заслужил. Лусмила рассказала мне о твоих родителях; я очень сочувствую, поверь. И знаешь, пожалуй, я смогу дать тебе отпуск, хотя именно в Бразильском проливе наступил сезон кораблекрушений; Бразилия обещает превратиться в золотую жилу, но, чтобы ее заполучить, придется вести переговоры с парижским офисом: они собираются уступить это направление американцам. К тому же, как ты, наверное, слышал, африканский голод добрался до Мали. Для нас это редкая удача, поскольку там живут догоны, очень интересное племя; нас они считают пришельцами из космоса. Я работала в Мали медсестрой. Там очень красивые люди, особенно женщины, а мужчины в большинстве своем хрупкие и женственные, но тоже сгодятся, если будут не слишком истощенными. Так что тебе и вправду нужен отпуск, ведь потом нам предстоят горячие деньки. Кстати, как тебе мое новое приобретение?

Я проснулся измочаленным и с головной болью. Мойсес Фруассар Кальдерон, Ла-Флорида, 15-Б, импотент и гетеросексуал. Не удовлетворенная мной Докторша спала рядом, нагая, и что-то невнятно бормотала во сне: должно быть, ей виделись жуткие сцены из тех времен, когда она была волонтером в Африке. Кармен часто говорила, что терпеть не может засыпать, потому что ей постоянно снятся нищета, боль и смерть. Ветки жасмина на подоконнике источали тошнотворно сладкий запах. Стоило мне подумать, что зуд не беспокоит меня подозрительно долго, и он не заставил себя ждать. Я поклялся не расчесывать и так израненную за последние дни кожу, но тут же нарушил обещание и только старался тереть охваченные чесоткой места подушечками пальцев, а не скрести ногтями. В фаянсовой миске покоились переспелые плоды айвы, навевавшие мысли о какой-нибудь старой таверне. С улицы доносился монотонный гул, как всегда бывает в ночь с пятницы на субботу в квартале, известном своими питейными заведениями. Это вовсе не входило в мои планы, однако на кухне, наливая себе воды, я вдруг вспомнил о своем давнем намерении уничтожить коллекцию Докторши. Я выбрал подходящий нож и со зловещей улыбкой на устах отправился в библиотеку, где хранились драгоценные тома. В сердце моем не было места жалости. У десятка книг оказалась разрезанной целая тетрадь, а у некоторых даже две. На столе осталась мелкая бумажная стружка. Я смел ее в ладонь и сунул в рот, чтобы скрыть следы преступления.

Болезненное любопытство, которому я подвержен с детских лет, не раз толкало меня на необдуманные и некрасивые поступки; вот и теперь я не удержался от того, чтобы сунуть нос в папки, стопкой сложенные на полу, под книжными полками. Любовь Докторши к порядку существенно облегчила мою задачу: мне не пришлось открывать папки одну за другой, поскольку на каждой каллиграфическим почерком первоклассницы было выведено заглавие, сообщавшее о том, что находится внутри. Ни счета, ни статистика моделей меня не привлекли. Куда интереснее были данные о клиентах, но эти папки содержали весьма скудную информацию: имена, возраст – а чем еще могли оказаться цифры в скобках – и профессии. Сведения о предпочтениях заказчиков и о том, как часто они пользовались нашими услугами, должно быть, хранились у Докторши в компьютере, на жестком диске. Бегло просмотрев папки, я выяснил, что средний возраст нашего клиента сорок семь лет, на двадцать два мужчины приходится одна женщина, и среди них больше всего бизнесменов, а следом идут адвокаты. Еще мне попались девять врачей, три университетских профессора, два писателя и, наконец, один священник. Как ни странно, среди них не оказалось ни одной знаменитости, а я-то рассчитывал обнаружить известного актера, театральную приму, телеведущего, прославившегося количеством разводов, или министра. В списке было немало иностранцев: в основном немцев, поменьше итальянцев, один грек. Поглощенный своими изысканиями, я не сразу сообразил, что Докторша может войти в любую минуту и застать меня за чтением секретных материалов. Напоследок я решил окинуть взглядом папки, посвященные моделям, и, хотя дальнейшая судьба моих трофеев никогда меня не волновала, ощутил укол тревоги, увидев напротив имени аргентинца Эмилио аккуратный крестик. Полистав папки с именами, ценами и показателями моделей, я обнаружил еще несколько крестиков, немного, всего шесть или семь. Что случилось с этими людьми? Отчего умер Эмилио? Автокатастрофа? Внезапная неизлечимая болезнь? Самоубийство? В папках об этом не было ни слова, там не упоминалось даже о том, что они ушли в отставку, завершили карьеру, вышли из игры. Или Докторша пометила крестиком – скорее все же могильным крестом – тех, кто покинул Клуб, а значит, умер для его администрации? Среди охотников ходили слухи о том, что модели нередко кончают с собой. Вполне естественное дело: только перестав быть машиной, можно принять столь человеческое во всех смыслах решение. Мне вспомнился разговор двух охотников, обсуждавших очередную скорбную весть. “Чтоб им пусто было! – проворчал один из них. – Ты из кожи вон лезешь, чтобы их спасти, а они вместо благодарности берут и вешаются”. “Точно, – согласился другой. – Мы помогаем им удержаться на плаву, а они, оказывается, хотят на дно”. Сложив заново разоренную стопку, я закурил сигарету и уставился на темные окна соседних домов. Я где-то читал, что из порноактеров, которые снимаются в фильмах для геев, “боттомы” кончают с собой значительно чаще “топов”. Вывод напрашивался сам собой: лучше брать, чем давать. Автор статьи изучил больше тридцати подобных случаев за последние пять лет и пришел к выводу, что семьдесят процентов самоубийств – а то и все восемьдесят, хотя за последнюю цифру я не поручусь, – приходится на актеров, занимающих пассивную позицию, тех, кто должен отсасывать и подставлять зад, тех, кого топы обзывают “сучками” и “шлюхами” и засаживают в них свои члены, а почтенная публика наверняка имеет представление о том, как выглядит член порноактера. Эмилио, кстати, был типичным “боттомом”; его великолепный зад едва ли мог остаться незамеченным, недаром на снимках в наших каталогах он, как правило, стоял спиной, демонстрируя свое главное сокровище, щедрый дар небес, из-за которого Докторша постоянно повышала его цену. Я вспоминал первые трофеи, поездку в Аргентину, времена, когда мне казалось, будто я нашел лучшую в мире работу, а любой, кто станет меня осуждать, просто мне завидует. С тех пор я спас семьдесят три жизни, по числу фотографий в моем альбоме-пантеоне. Бу стал семьдесят четвертым, и мне еще предстояло вклеить в альбом его фото, чтобы засвидетельствовать очередное спасение. Теперь я спрашивал себя, сколько человек из тех семидесяти трех умерло. Видение, посетившее меня в ту ночь, было мучительно ярким, словно вспышка: я на войне, в окопе, пытаюсь укрыться от врага, который хочет меня убить, за телами убитых товарищей. Все это время я спасал самого себя, прячась за своим пантеоном, возводил баррикады из трупов, пытаясь обмануть невидимого врага. Я твердил, что так поступают все, что каждому из нас приходится закрываться чьими-нибудь останками, но не мог придумать убедительных примеров, и оттого мои оправдания казались жалким лепетом. И не было сил прибегнуть к всегдашней святой лжи, сказать себе: я спасаю человеческие жизни, достаю самоцветы из грязи, возвращаю им блеск, заставляю весь мир оценить их по достоинству.

Я вернулся в постель, сдернул со спящей женщины одеяло и долго рассматривал ее смуглое нагое тело на пунцовых полосатых простынях. На Докторше был массажный пояс. И когда только она успела его надеть? Я не имел ни малейшего понятия. Хотя инструкция не рекомендует носить его дольше положенного срока – не более получаса, – Кармен была готова на все, лишь бы сделать свой живот идеально упругим. Я коснулся рукой ее холодной спины. Подобные ласки были нам непривычны, и Кармен проснулась, едва я легонько провел кончиками пальцев по ее позвоночнику.

– Что ты делаешь? – спросила она хрипло и сердито, злясь на меня, то ли за то, что я ее разбудил, то ли за вчерашний бездарный секс.

– Ты знаешь, почему я этим занимаюсь?

Вместо ответа Докторша рванула на себя одеяло, завернулась в него и опять заснула, предварительно отключив массажный пояс. Я уехал в Севилью, не попрощавшись ни с Бу, ни с Ирене. С Лусмилой нам предстояло в скором времени увидеться снова, а Докторша согласилась дать мне десятидневный отпуск, но так неохотно, будто опасалась, что я не захочу возвращаться в Клуб. Я собирался воспользоваться передышкой, чтобы обдумать свою жизнь и раз и навсегда решить, продолжать спасать жизни или найти себе другое занятие, однако моим планам помешали невыносимая жара и дела, связанные с наследством, прежде всего продажа дома. Моей доли и сбережений должно было хватить на целый год безделья. Я взял на память книги в обложках из маминых платьев – они были такие веселые и яркие, что сжималось сердце – и отцовский велосипед, старый, черный, с ржавыми спицами и стершимися шинами. Брату досталась коллекция мемуаров жен великих людей, которую собирал наш старик. Трое суток под крышей родного дома оказались сущей пыткой: чудовищный зуд превращал каждую ночь в мучительное бдение, а днем я чувствовал себя настоящим зомби. Однажды ночью, чтобы справиться с бессонницей, я решился на сеанс психофонии. Я установил портативный магнитофон в родительской спальне. Через сорок пять минут мне пришлось наведаться туда, чтобы перевернуть кассету. Наутро я не решился послушать запись, опасаясь услышать загробные голоса родных. С тех пор кассета лежала у меня в сумке и дожидалась своего часа.

Я все не мог заставить себя задуматься о собственной судьбе и решить, что делать дальше: покинуть ряды охотников Клуба или присоединить к семидесяти четырем спасенным жизням еще семьдесят четыре, а потом со спокойной совестью попросить повышения, чтобы присматривать за бывшими коллегами из собственного кабинета. Не проходило и дня – для красного словца можно было бы сказать и часа, – чтобы я не вспоминал нубийских принцев. Они были героями моих немногочисленных сновидений, а в одном из последних явились за авторскими отчислениями за использование их образов. Не стану скрывать, порой я воображал одного из нубийцев, а изредка и обоих сразу для возбуждения сексуального аппетита, но всякий раз стыдился признаться в этом даже самому себе и старался гнать неподобающие мысли. Обычно я просто размышлял о том, чем занимаются и о чем думают мои принц с принцессой, жалея, что в моем распоряжении нет всевидящего автора, способного создать живую и правдоподобную картину того, что происходит за много километров от меня. Наверняка с ними уже начали заниматься, чтобы превратить двух красавцев дикарей в отлаженные машины для наслаждения. Я до сих пор не могу подобрать верное слово, чтобы назвать чувство, охватывавшее меня при мысли о Бу. Вспоминая его легендарный бой, я ощущал мощный прилив крови к низу живота, который принято считать проявлением желания. А вот Ирене больше меня не возбуждала, вероятно, потому, что я в ней разочаровался (впрочем, тот факт, что я разочаровался в девушке после того, как она стала моделью, едва ли говорит в мою пользу). В крушении наших иллюзий не виноват никто, кроме нас самих: окружающие нас люди вовсе не обязаны быть такими, какими мы их себе насочиняли.

Я незаметно для самого себя пересек черту, отделявшую охотника от клиента. По словам Докторши, клиент – это тот, кто превращает трофей в машину. Я уже подумывал о том, чтобы купить нубийских принцев, хотя до премьеры спектакля с Ирене и Бу было очень далеко: актерам еще только предстояло выучить свои роли. А пока клубные тренеры натаскивали их друг на друга, заодно принуждая Бу открыть для себя радость секса с мужчиной, хотя применительно к Клубу речь никогда не идет о сексе между двумя мужчинами, а исключительно между машиной и жаждой клиента (наши модели – что-то вроде безумно дорогих автоматов с газировкой). По ночам, пытаясь отвлечься от беспощадного зуда – мне пришлось срезать ногти, чтобы не раздирать себя в кровь, – я уносился в мир фантазий, где нагие Ирене и Бу с блеском исполняли свои роли, а я смотрел на них, сидя в кресле и нервно затягиваясь сигаретой, словно богатый импотент, который не столько наслаждается зрелищем, сколько карает себя за извращенность собственной натуры, и всерьез собирался потратить часть своих сбережений, чтобы воплотить эту сцену в жизнь.

В мой последний вечер в Севилье – я решил провести остаток отпуска на пляже, но не для того, чтобы встречать орды вновь прибывших мигрантов, которые попадали в лапы легавых, прежде чем успевали сделать несколько шагов по берегу, а лишь затем, чтобы отдохнуть и немного поджариться на солнышке, – брат со своей невестой, весьма достойной молодой женщиной с изысканными манерами, пригласили меня поужинать. Когда они спросили о моей работе, я, сам не знаю почему, решил сказать правду. Перед этим брат совершил пространный экскурс в мое прошлое, изо всех сил стараясь изобразить мои скитания уморительно смешными. Впрочем, когда я сообщил, чем в действительности зарабатываю на жизнь, мой брат изменился в лице. Зато его невеста принялась расспрашивать меня о социальных гарантиях. Узнав, что я фактически вольная птица и сам плачу налоги, она прочла целую лекцию о частных пенсионных фондах и о том, как лучше всего позаботиться о собственной старости, поскольку внештатным работникам приходится рассчитывать лишь на минимальную государственную пенсию. Брата интересовало совсем другое. К счастью, он не стал спрашивать, почему я это делаю: на этот вопрос у меня ответа не было. Вместо этого брат задал мне несколько сухих деловых вопросов. Скольких иммигрантов я завербовал? Сколько мне платят за каждый трофей? И все в таком роде. По выражению его лица было совершенно непонятно, возмущен он или, наоборот, восхищен. Чтобы немного охладить их пыл, я сказал, что собираюсь выйти из игры и лишь потому решился рассказать всю правду. Впрочем, меня, похоже, никто не осуждал. Я с усмешкой заметил, что не стал бы хранить свой секрет так долго, если бы знал, как будет воспринято мое признание. Невеста брата предположила, что мне наверняка довелось пережить немало захватывающих приключений. Но рассказать о них так и не попросила. Судя по всему, моя персона никого не интересовала. Мой брат и его девушка – о, это дивное единомыслие, свойственное лишь по-настоящему гармоничным парам, – полагали, что на свете не существует ничего настолько интересного, ради чего стоило бы заткнуться хотя бы на пару минут и послушать других. Этим они немного напоминали Докторшу, но та по крайней мере повидала в жизни достаточно, чтобы не интересоваться чужими судьбами. Разговор сам собой перекинулся на проблемы нелегальной миграции, и невеста брата, закусив удила, ринулась в неравный бой с политкорректностью: выяснилось, что она горячо поддерживает репрессивную политику государства. Эта девушка была из тех, кто привык возводить частный случай в догму. Подобно кубинской писательнице, возненавидевшей арабов за то, что один из них украл у нее в Венеции сумку от Луи Вуиттона, она терпеть не могла всех без исключения негров на том основании, что у нее когда-то вытащили кошелек. “Личный опыт обманчив, – заметил я, – руководствуясь только им, легко стать жертвой первого попавшегося Гитлера”. Брат возразил, что опыт – самый верный способ познания мира и отказ от него ведет к нигилизму, изоляции и пустоте. Наш разговор стремительно обретал философскую глубину, а я не уставал поражаться тому, как изменился мой брат. Новая должность и шикарная подружка пробудили дремавший в нем бесстыдный цинизм. В тот вечер я ушел из гостей с нервным истощением и таким чувством, словно мне довелось играть в спектакле о семейном ужине, в начале которого родственники понимают, что всегда имели основания очень сильно не любить друг друга, а перед десертом уже готовы использовать ножи не только для того, чтобы разрезать пудинг.

Тогда-то я и принял решение отбросить душевные терзания и продолжать заниматься тем, чем я занимаюсь, а если повезет, даже сделать карьеру в клубе “Олимп”. Все равно выбор у меня был небогат: устроить себе годовые каникулы или рискнуть, вложив сбережения и долю от продажи дома в какое-нибудь дело. Я отказался от идеи провести остаток отпуска на пляже и решил как можно скорее вернуться в Барселону и следить за успехами нубийских принцев: хотя мне ясно дали понять, чтобы я держался от них подальше, я не сомневался, что найду способ обойти запреты. Я думал о нубийцах почти все время. В моих коротких снах они были безупречными машинами для утоления плотских желаний. В Барселону я отправился поездом, предпочтя неспешную смену пейзажей за окном перелету по воздуху в тесном белом туннеле: едва ли стоит лишний раз подвергать испытанию свой вестибулярный аппарат. Впрочем, вскоре я пожалел о своем решении: нескончаемая болтовня попутчиков заставила меня отчасти признать эффективность перелетов. К счастью, дама, сидевшая рядом со мной и несколько часов напролет терзавшая меня повествованием о запутанных отношениях с женами своих сыновей, значительно превосходивших мужей интеллектом и образованием, – она была из тех людей, которым понадобится прожить еще одну жизнь лишь для того, чтобы успеть записать и отредактировать свои воспоминания, – сошла в Сарагосе. Оставшись наедине с собой, я предпринял попытку осмыслить собственную жизнь. От такого самоанализа мне очень скоро сделалось не по себе. В голове у меня вертелись прощальные слова отца: лучше быть в плохой компании, чем одному. А ведь мне, если не считать краткого периода, когда я работал детским тренером и жил с Паолой, ни разу не удалось завести настоящий роман. Если бы меня попросили перечислить своих друзей, список вышел бы очень коротким: я не знал ни одного человека, который имел бы честь называться моим другом. Теперь, когда я потерял и брата, обнаружив на его месте чужого человека, сухого и скучного, утратившего способность к своей фирменной жгучей иронии, прилизанного англичанина, не позволяющего себе ничему удивляться, законченного флегматика, способного носить пятно от майонеза на рубашке как значок своего университета или рану, полученную в честном бою, слова отца из предупреждения превратились в приказ, который я должен был выполнить во что бы то ни стало. Глядя на свое отражение в оконном стекле – желтый значок аварийного выхода казался блистательной метафорой всего, что со мной творилось, – я задавался риторическим вопросом: как ты мог докатиться до такого? Впрочем, чтобы успокоиться, мне было достаточно закрыть глаза и представить себя в кресле, курящим сигарету, а рядом, на широкой кровати, нубийских принцев, демонстрирующих все, чему их научили. Никогда прежде я не задумывался о завтрашнем дне, не чувствовал себя таким потерянным, не позволял отчаянию расправлять над собой черные крылья. Мне казалось, будто я окончательно утратил веру в себя и собираюсь продолжать спасать жизни лишь по инерции, не решаясь навсегда расстаться с ремеслом охотника, превратив прошлое в сборник занимательных историй, которые можно рассказать случайному попутчику, притворившись, будто речь идет не о тебе.

Все еще пребывая в смятении, я отправился на аудиенцию к Докторше. Мы встретились в одном из принадлежавших Клубу баров, но не в таком, где полуголые стриптизерши танцуют у шеста, а в тихом приличном заведении, где лишь изредка включают музыку Леонарда Коэна.

– Ты чертов сукин сын. Не скажу, что совсем по тебе не скучала, но теперь между нами все кончено, – заявила Докторша. Сердечное приветствие, ничего не скажешь. Судя по всему, Кармен обнаружила, какой урон нанесен ее коллекции.

– Я тоже рад тебя видеть, и, кстати, ты отлично выглядишь.

– Что я тебе сделала?

У меня было что ответить на этот вопрос, но я почел за благо промолчать.

– Я могу понять, когда человек убивает комара на стене, но когда он встает с постели, проходит через всю квартиру и выходит за дверь, чтобы прихлопнуть комара на лестничной клетке, это за пределами моего разумения.

Мне оставалось только хлопать глазами, силясь осмыслить столь удивительный образ.

– Ладно, забыли. Я профессионал и ты, как мне всегда казалось, тоже, так что садись, у меня важные новости.

Я недоверчиво поглядел на Докторшу, уселся за стол и, подняв указательный палец, подозвал официантку в блузке с глубоким вырезом. Она знала, что я предпочитаю.

– Мы открываем представительство в Афинах.

Я не стал тешить себя иллюзиями и оказался прав. Мне принесли выпивку.

– Я собираюсь порекомендовать начальству кандидатуру Лусмилы. Хватит ей мотаться по улицам. Эта девчонка сломает кого угодно, из нее выйдет отличная руководительница.

– Надо думать, это и есть важная новость, которую ты хотела мне сообщить.

Докторша улыбнулась так едко, что мне пришлось отпить терпкой прозрачной жидкости из своего бокала, чтобы остудить нёбо.

– В общем, рассчитывать на Лусмилу я больше не могу: бедняжка должна отправиться в Париж на собеседование. Я думала отправить ее в Мали, но теперь придется поехать тебе.

– Силы небесные, ты награждаешь меня командировкой в нищую страну, по которой бродят толпы голодных, вместо того чтобы обречь на прозябание в Афинах. Уж и не знаю, как тебя отблагодарить. Когда у меня родится дочь, я дам ей твое имя, если, конечно, нет закона, который запрещает называть человека Вельзевулом.

Докторша оставила мой сарказм без внимания.

– Будь готов выехать через неделю.

– Ты забыла, что я в отпуске.

– Не заговаривай мне зубы.

– Как поживают нубийские принц с принцессой?

Подобное любопытство входило в прямое противоречие с кодексом поведения клубного охотника.

– Ты прекрасно знаешь, что не должен задавать такие вопросы, это не твое дело, так что на ответ можешь не рассчитывать.

– Я спрашиваю не как охотник, а как клиент.

На этот раз мне удалось задеть Докторшу за живое. Она залпом осушила свой бокал и махнула официантке. Та поспешила принести очередную порцию выпивки.

– Тогда спроси еще раз.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

– Они еще не готовы.

– Я просто хотел, чтобы меня внесли в лист ожидания, а поскольку в нем едва ли значится кто-то еще, у меня есть все шансы стать первым.

– Это обойдется тебе очень дорого.

– А разве Клуб не делает скидки своим сотрудникам?

– Нет, даже мне.

– Не важно. О какой сумме идет речь?

– Я еще не назначила цену. Кстати, кто тебя интересует? Предполагаю, что нубиец. Девочки тебя, как видно, не заводят.

– Если меня не заводишь ты, это еще не значит, что я вовсе не испытываю влечения к женщинам. Не стоит судить по… И потом, не слишком-то честно получается, тебе не кажется? Если какой-то парень не удовлетворяет тебя в постели, это совсем не означает, что он не может удовлетворить кого-нибудь другого. Уж если ты на основании частного случая решаешь, что у этого парня вообще не получается с женщинами, имей мужество признать, что и ты не способна завести ни одного мужчину. Или согласись, что делаешь глобальные выводы только потому, что обижена на меня.

– На следующий день после твоей выходки я попытала счастья с другим охотником, и его карабин не дал осечки, так что дело не во мне. Ты должен благодарить меня хотя бы за то, что я помогла тебе понять важную вещь о себе самом.

Разговор принимал неприятный оборот, но я уже ввязался в драку, и отступать было поздно.

– Я что-то не пойму, о чем ты говоришь.

– Слушай, хватит притворяться. В том, чтобы быть геем, нет ничего предосудительного.

– И ты пришла к такому выводу лишь потому, что не возбуждаешь меня? Поздравляю, детектива из тебя не получилось.

– Ладно, можешь не признаваться, все и так ясно как божий день. Ты решил воспользоваться услугами нубийца, потому что тебе нравятся мужчины.

– Вот это и вправду сильный аргумент. Что с тобой происходит? Ты говоришь как монашка.

– Просто ответь: тебе нравятся мужчины?

– Это как посмотреть. Премьер-министр ни капельки меня не возбуждает. И ни один епископ. Если хочешь, я могу составить список мужчин, которые меня не заводят. И список женщин, которые меня заводят. И наоборот. Вот тебе, например, прямая дорога в список женщин, которые меня не заводят. А Ирене – наоборот. Проблема своей собственной сексуальной идентификации нисколько меня не волнует, и мне немного странно, что она волнует тебя. Я не ожидал, что потеря интереса к твоим прелестям с моей стороны заденет тебя так сильно. И, чтобы раз и навсегда покончить с этим, вот тебе еще пример: если мне придется выбирать между тобой и нубийцем, я выберу нубийца. А если мне придется выбирать между тобой и нубийкой, я выберу нубийку.

– Отлично. А если выбирать между нубийцем и нубийкой?

– Я ведь уже говорил. Обоих. Я хочу посмотреть, как они это делают.

О том, чтобы взять верх над Докторшей в дискуссиях такого рода, не приходилось и мечтать, но мне все же удалось нанести ей несколько болезненных ударов. Я порядком выдохся, но и Докторша постепенно сдавала позиции.

– Стало быть, ты остановился на нубийце?

– Я предпочел бы обоих, если финансы позволят. Самое скверное в нашей работе то, что она формирует отвращение к сексу. Вокруг слишком много лжи и грязи. Не бойся, я не собираюсь читать тебе морали, как священник или проповедник из утренней телепередачи. Своим затхлым аргументам я и сам не поверил бы.

– Как знаешь. У меня, например, нет к сексу никакого отвращения. Я даже готова дать тебе еще один шанс, особенно теперь, когда моим необрезанным книгам уже ничего не угрожает.

Признание Докторши застало меня врасплох, но я не спешил заглатывать приманку.

– Именно поэтому я хочу купить пару нубийцев до того, как они станут машинами.

– Почему?

– Потому что я никогда не видел, как люди совокупляются по любви. Никогда. У меня не было такой возможности.

– Они не любят друг друга.

– Полюбят, когда начнут ласкать друг друга у меня на глазах, я точно знаю. Как бы то ни было, я сумею убедить себя, что это настоящая любовь. Но через несколько месяцев все будет по-другому. Они превратятся в идеальные машины, способные свести с ума твоих идеальных клиентов. А я не идеальный клиент и не хочу, чтобы они были идеальными моделями.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю