Текст книги "Тайна похищенной карты"

Автор книги: Хизер Террелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

40

Весна, лето и осень 1423 и 1424 годов

Атлантический и Индийский океаны, африканское побережье и Тангу, Китай

По приказу адмирала Чжоу флот делится на две эскадры, каждая из которых насчитывает более шестидесяти кораблей. Первая эскадра направляется на север в поисках неоткрытых земель, эскадра Чжи покидает убежище гавани и берет курс обратно в Китай по новому маршруту. Флот планирует воссоединиться в Тангу вместе со всей армадой. Но Чжи кажется, что при отсутствии лоций обратного маршрута такое воссоединение маловероятно.

Чжи предстоит направлять корабли через Атлантический океан к побережью Западной Африки, а затем обогнуть зловещий мыс. Эскадру подхватывает течение и несет на восток, а затем на юг. Проходит несколько лунных циклов, и Чжи начинает узнавать местность: то промелькнут знакомые скалы, то коралловый риф, то цепь островов, которые он видел раньше. Это позволяет Чжи отмечать продвижение флотилии на картах, которые он создал по пути к Фусангу. Теперь он точно сможет вернуть корабли домой.

Вооруженный лоциями Чжи составляет маршрут обратного путешествия. Большие промежутки пути в открытом море теперь его не волнуют. Вид скалистого африканского мыса не наполняет его страхом, ибо он знает, в какую точку направить корабли.

Моряки издают радостные крики, когда достигают хорошо известных портов в Восточной Африке и Индийском океане. По мере того как они приближаются к Китаю, даже Чжи позволяет себе помечтать о триумфальной встрече в родном порту. Армада совершила больше того, что просил ее сделать император Юнлэ. Флот адмирала Чжоу отыскал Фусанг и открыл земли, о которых его императорское величество никогда не мечтал. Быть может, размышляет Чжи, когда Куньяна достигнет весть о той роли, которую он сыграл в шестом походе Великого Евнуха, адмирала Чжэна, род Ма вернет себе былую славу. Возможно, даже Шу услышит о его достижениях и поймет, что он заслуживает прощения.

Они приходят в Тангу. Корабли становятся в доки гавани, уже заполненной другими флотами, и ждут несколько недель прибытия адмирала Чжэна. Они воссоединяются не только с другими флотами, но и со второй половиной своего флота, которая только что побывала у ледяных земель далеко-далеко на севере. Чжи стоит на мостике и любуется мерцающими огоньками портового города, но после всего, что он видел, Тангу теперь кажется ему маленьким.

Мореплаватели все дни напролет ремонтируют и красят побывавшие в переделках корабли, готовятся к прибытию адмирала Чжэна; по ночам они бражничают на земле. Все, кроме Чжи, который трудится в поте лица над окончательным вариантом официальных карт похода адмирала Чжоу и знает, как весело матросы проводят время, только по рассказам Юаня. Он мечтает лично передать карты в руки адмирала Чжэна.

В дверь каюты стучат. Чжи позволяет войти, и младший юнга объявляет о прибытии в Тангу адмирала Чжэна. Адмирал приказал офицерам встретиться с ним на борту его корабля в тот же вечер.

В сумерки мореплаватели собираются на большом мостике. Прохладный ночной воздух сотрясают возбужденные голоса моряков, но тут мелькает полоска красной ткани, и они все как один замолкают. Моряки опускаются на колени, почтительно приветствуя командира.

Раздается властный рык адмирала Чжэна:

– Поднимитесь с колен. – Он ждет, пока люди построятся. – Приветствую офицеров шестого похода адмирала Чжэна. Вы не посрамили чести вашего адмирала и императора Юнлэ во время долгого путешествия. Вы прошли более ста тысяч ли по бескрайним водам и выдержали волны размером с гору. Перед вашими взорами представали далекие варварские страны, а паруса на ваших кораблях раздувались как облака день и ночь. Вы объездили весь поднебесный мир. Его императорское величество император Юнлэ приказал нам открыть все страны мира, нанести их на карту, включая легендарный Фусанг, и привести эти страны в конфуцианскую гармонию с Китаем, чтобы взимать с них дань, где это возможно. Ваш флот выполнил наставления императора Юнлэ, что делает честь вам и вашим семьям. – Адмирал Чжэн замолкает ненадолго. Потом снова начинает говорить, но уже тише: – Не пройдет и одного лунного цикла, как мы вернемся в Запретный город. До отплытия вы должны узнать о событиях, происшедших за годы вашего отсутствия. Спустя два Лунных цикла после того, как армада покинула Китай, небеса разверзлись, наслав яростную бурю. Небо над Запретным городом осветилось молниями, и небеса направили одну из них на город. Пожар уничтожил три новых дворца императора Юнлэ. В огне погиб и императорский Трон Дракона. Беспощадное пламя поглотило многих людей. Мандарины истолковали эти ужасные события как знак, что боги отвернулись от императора Юнлэ. Они заявили, что гибель в огне самых роскошных построек Запретного города – свидетельство того, что боги недовольны расточительными проектами его величества: строительством Запретного города, реконструкцией Великого канала, воссозданием Великой стены и в особенности созданием нашей великой армады и ее походами. Мандарины позвали на трон нового императора. Этот император больше не будет тратить казну на чужеземные связи, этот император сосредоточится только на подчиняемых мандаринам областях – на внутренней политике и финансах – и откажется от господства евнухов в вооруженных силах и внешней политике. Император Юнлэ пытался доказать, что боги по-прежнему к нему благоволят. Когда монгольский вождь Алутай отказался платить дань, император собрал войско и лично повел его против Алутая. Но император Юнлэ погиб на поле боя смертью героя. И на трон взошел сын императора Чжу Гаочжи. Теперь его называют императором Хунси. Его императорское величество издал следующий указ. – Адмирал Чжэн замолкает и протягивает руку. Вице-адмирал кладет в нее свиток. Адмирал разворачивает свиток и зачитывает вслух: – «Всем кораблям, стоящим в гаванях, приказано вернуться в столицу, а все товары из трюмов кораблей следует передать Управлению внутренних дел на хранение. Вся заморская торговля запрещается, как и заморские путешествия. Все походы „золотых“ кораблей отныне прекращаются. Все отчеты о походах Великого Евнуха, адмирала Чжэна Хэ, следует сжечь и впредь об этих походах никогда не упоминать. Нарушение этого указа карается смертью». В лице нашего нового императора Хунси мандарины получили того, кого просили. Императора, который сориентирует Китай на внутренние дела и закроет все двери во внешний мир.

41

Наши дни

Томар, Португалия

На платформе вокзала толпилась группа английских туристов. Из их разговоров Мара поняла, что они тоже направляются в Томар. Бен и она сели в тот же вагон и затесались среди англичан. Мара до сих пор нигде не заметила их китайского друга, но все равно хотела заручиться надежным прикрытием на случай, если он вдруг материализуется, а группа туристов как раз предоставляла такое прикрытие.

Вокруг не смолкали разговоры, и пока поезд стоял, поджидая пассажиров, Мара и Бен шепотом обсуждали загадку, оставленную для них профессором. Они знали, что Томар служил главной обителью ордена Христа, и понимали, что орден всячески способствовал морскому продвижению португальцев в Африку и на Восток, предоставляя и финансы, и людей. Тем не менее связь между орденом, молитвой профессора и архитектурными планами по-прежнему от них ускользала.

– Я думал, что орден Христа давным-давно прекратил свое существование, – признался Бен.

– Джо упомянул в своем электронном послании, что орден до сих пор существует. Эта честь ему дарована за прошлые выдающиеся заслуги. Вполне логично, что виконт является членом ордена, так как его родовое имение когда-то служило обителью. Но вполне возможно, что орден продолжает свою деятельность, но не в том ключе, в каком представляет ее республике.

– Этим, по-моему, можно объяснить одну из строк молитвы. В ней он просит святого Винсента простить ему грехи, чтобы он мог воссоединиться со своими «собратьями во Христе». Не может ли это относиться к его собратьям по ордену?

– Если это так, то он, вероятно, поклялся не только святому Винсенту, но и ордену хранить тайну о первом этаже Шаролы, – кивнула Мара, вспомнив об экскурсии в Морской музей и Томарский комплекс. – Кажется, одним из символов ордена Христа является крест, очерченный красным, с белой серединой?

Бен сразу понял и процитировал из профессорской молитвы:

– «Под темной завесой и красно-белым гербом…»

– Лишнее подтверждение теории, что он пообещал ордену Христа никому не показывать архитектурные планы.

– Да что такого важного в этом этаже?

Английские туристы заполнили проходы, и какой-то человек втиснулся на единственное свободное место напротив Бена. Дальше обсуждать сведения, присланные Кэтрин и Джо, стало невозможно. Каждый погрузился в собственные мысли, пока поезд стучал по рельсам, направляясь из Лиссабона на север, в деревенское предместье, в Томар. Мара рассматривала в окне чередующиеся холмы, покрытые осенней листвой, и представляла, как тишину пейзажа когда-то нарушал громовой топот лошадей, несущих рыцарей ордена Христа из Томара на побережье, откуда каравеллы увозили их в Африку.

Как только поезд остановился у платформы, Мара подошла к экскурсоводу в бесформенном старомодном платье из искусственного шелка, прямом жакете и ортопедической обуви. Она спросила, нельзя ли им присоединиться к группе. Прикарманив кругленькую сумму, экскурсовод пригласила Мару и Бена в автобус с таким оживлением, которого Мара не наблюдала во время всей поездки на поезде. Они заняли места в середине автобуса и смотрели, как живописный городок Томар скрывался из виду, пока огромный автобус взбирался по извилистой дороге к замку тамплиеров и монастырю Христа.

Томарский комплекс смотрелся совсем по-другому в ярком свете дня, когда вокруг шумели орды туристов. И больше не казалось, что с парапетов на вас нацелены натянутые луки со стрелами. Арка Солнечных ворот больше не устрашала. Стены замка, как и все строение, по-прежнему поражали внушительностью, но солнце высветило и крошащуюся кладку, и некоторую обветшалость комплекса, что и послужило причиной для благотворительного праздника, устроенного виконтом.

Экскурсовод подняла над головой желтый флажок, чтобы собрать туристскую стаю вместе, после того как они прошли через ворота. Затем она повела их длинным маршем по гравийной дорожке мимо подстриженных садов к административному зданию, примыкавшему к Шароле. Экскурсия началась с показа Кладбищенской и Моечной галерей, во время которого звучало довольно утомительное повествование о проведенной принцем Генрихом Мореплавателем реконструкции. Переходя с экскурсантами из зала в зал, Мара внимательно слушала – вдруг проскользнет какая-нибудь крупица полезной информации об истории Томарского комплекса или ордена, но сухая лекция ее разочаровала.

На «блэкберри» Мары пришло очередное сообщение. Кэтрин написала следующее:

«Исследования принесли два новых уточнения. Во-первых, выравнивание в линию всего полиптиха дает основание предполагать, что две доски с изображением святого Винсента – Доска инфанта и Доска архиепископа – развернуты к центральному объекту. По традиции, в центре полиптиха, между двумя досками святого Винсента, должна была располагаться ниша со статуей. Во-вторых, рентгенография живописи показывает, что первоначально в руке святого Винсента на Доске архиепископа находился другой предмет. Его изображение было переделано еще до завершения всей работы. Предмет в руке святого Винсента первоначально был объемнее, хотя тоже цилиндрической формы».

Мара дала почитать сообщение Бену, а сама полезла в сумочку за репродукцией «Поклонения».

– Не мог ли святой Винсент на Доске архиепископа держать в руке архитектурные планы реконструкции Шаролы?

Бен кивнул.

– Похоже на то. Если профессор узнал через орден Христа, что «Поклонение святому Винсенту» когда-то изображало планы, а орден приказал профессору хранить эти планы в тайне, тогда все строки письма становятся понятными.

– Нам просто нужно отыскать, что теперь находится на первом этаже.

– Ну, это будет просто, – язвительно ответил Бен. – Нам всего-навсего необходимо проникнуть на этаж всемирно известного здания, которое охраняется ЮНЕСКО, доступ к которому закрыт уже несколько веков.

Их разговор прервала экскурсовод неожиданно бодрым сообщением:

– А сейчас мы войдем в Шаролу.

На этот раз дневной свет не изменил впечатления от Томарского комплекса: Шарола по-прежнему казалась нереальной в своем ослепительном блеске. Широкие полосы солнечного света лишь подчеркивали ее красоту. Мара отключила сознание от монотонного жужжания экскурсовода и позволила себе насладиться архитектурной роскошью.

В ту секунду, как они вошли в ризницу, началась работа. Мара осмотрела все сантиметр за сантиметром, сравнивая в уме с архитектурными планами каждое окно, каждую колонну, каждый карниз. Она еще раз убедилась, что отсюда нет явного доступа на нижний этаж, если только не сверлить дырки в каменном полу.

Мара перешла к южной стене. Вспомнив один абзац из рекламного буклета, где утверждалось, что до 1930-х годов вход в ризницу осуществлялся через южное окно, смотрящее на главную галерею, она решила внимательнее приглядеться.

И тут она увидела. На пустой южной стене выделялся выступ небольшой каменной умывальной чаши, под которой располагалась весьма внушительная кованая решетка. Мара долго смотрела на нее. Подошел Бен и проследил за взглядом Мары. И тогда Мара процитировала строку из профессорской записки:

– «Смой мои грехи».

42

Осень 1498 года

Восточное побережье Африки

Антонио ведет потрепанный флот вдоль восточного побережья Африки, по пути нанося маршрут на карту. Приказ отчалить от Каликута да Гама отдал поспешно, не учитывая направления ветров, – в нем заговорила уязвленная гордость. По команде ударяет цинга, корабли попадают в штиль.

Десны моряков распухают так, что они не могут есть. Ноги их чернеют и раздуваются, так что они не могут ходить. На палубах «Сан-Габриэла», «Сан-Рафаэла» и «Берриу» высятся груды тел. Только семь-восемь человек на каждом судне способны нести службу.

В неподвижном воздухе разносится священное песнопение – проходят похоронные мессы. Монотонные мемориальные гимны прерываются лишь всплеском волн: тела сбрасывают в море. Корабли движутся так, словно разрезают не воду, а мед; матросов осталось очень мало, да и ветра нет. Приходит приказ. Кораблем «Сан-Рафаэл» больше некому управлять, его надлежит сжечь.

Антонио, которого цинга подкосила, но не выбила из строя, обходит штурманскую палубу и офицерский кубрик. Собирая свои нехитрые пожитки, среди которых карта да Гамы, он действует почти в гробовой тишине. Ему даже начинает не хватать обидных замечаний погибших сослуживцев.

«Сан-Рафаэл» поставлен на якорь и готов к сожжению. Антонио спускается в шлюпку с остатками команды – грязными, истощенными матросами, солдатами и священником. Капитан Паулу да Гама садится последним. В руках у него резная фигура с носа корабля – деревянный архангел Рафаэл.

Антонио рад, что на короткое путешествие до «Сан-Габриэла» у него есть тихая компания – отец Фигераду. Присутствие священника дарит ему покой, пока они приближаются к судну капитан-майора, где ему предстоит выдержать постоянное общение с разгневанным да Гамой. Тем более что цинга унесла жизнь штурмана «Сан-Габриэла».

Оставшиеся в живых моряки перебираются на борт «Сан-Габриэла». Обе команды выстраиваются на палубе, и капитан да Гама на торжественной церемонии передает своему брату деревянную скульптуру.

Капитан-майор подает сигнал храбрецу-матросу, которому поручено опасное дело. Изящное судно «Сан-Рафаэл» с квадратными парусами и блестящими деревянными бортами начинает гореть. Матрос быстро удаляется от корабля, а тем временем нижняя палуба загорается оранжевым светом. Пламя постепенно краснеет, разрастается, ползет вверх по мачтам.

К горлу Антонио подкатывает тошнота, пока он смотрит, как обугливается «Сан-Рафаэл». Он вспоминает о женщинах и детях на корабле, шедшем из Мекки. Он смотрит на отца Фигераду, и тот, понимающе кивнув, начинает беззвучно молиться.

Языки пламени перепрыгивают на оснастку. Затем огонь охватывает паруса. Загораются горделивые красно-белые кресты ордена Христа, украшавшие каждый парус. Антонио не хочет смотреть на да Гаму, но не может себя побороть. Капитан-майор, такой невозмутимый во время всех предыдущих кровопролитий, держит статую архангела Рафаэла, как младенца. Когда начинают дымиться кресты, Антонио готов поклясться, что на глазах командира выступают слезы.

Затем да Гама поворачивается к нему. Наверное, Антонио все-таки ошибся. В высокомерном взгляде да Гамы нет ни малейшего признака слабости. Капитан-майор отдает ему приказ:

– Веди нас домой, штурман Коэльо.

43

Наши дни

Томар, Португалия

У Мары затекла правая нога. Они с Беном забились в угол чулана, ожидая, когда закроется музей. Как только закончилась экскурсия, они отбились от группы и спрятались в заброшенной передней одной из неотреставрированных галерей. Там они дожидались наступления ночи.

Постепенно все звуки в замке и монастыре стихли. Первыми перестали галдеть туристы. Затем прекратилось шуршание швабр и позвякивание ключей – это угомонились служащие. Наступила тишина. В гулком музее воцарилось спокойствие, а нервы Мары тем не менее были взвинчены до предела. Что вообще она здесь делала? Ей надлежало заниматься своим делом, разыскивать украденные произведения искусства, а не вести себя как один из тех воришек, которых она преследовала. К тому же ее теперешняя игра в шпионов не имела никакого отношения к украденной карте, насколько она понимала.

Бен толкнул Мару локтем. Оба поднялись с пола. Рюкзак Бена потяжелел и расширился после их прихода сюда – он запасся веревкой и инструментами, заимствованными из шкафа уборщика по дороге в чулан. Оба сомневались, что такого снаряжения будет достаточно, но следовало хотя бы попробовать.

Они вышли в коридор, где стояла кромешная тьма. Бен запомнил наизусть план здания, поэтому Мара шла за ним след в след, пока он ощупью находил дорогу, проводя рукой по шершавым каменным стенам. Она полностью ему доверилась в лабиринте коридоров.

Внизу некоторых стен начали появляться охранные светильники – свидетельство того, что они приближались к Шароле. Мара узнала от Джо, что у Томарского комплекса на охрану выделяются ограниченные средства, поэтому все силы в основном брошены на периметр и знаменитую Шаролу с ее позолоченными бесценными украшениями. Зная об этом, Мара и Бен держались от Шаролы подальше, когда вошли на территорию церкви. Они прижались к стене и быстро сбежали по ступеням в ризницу. Сирена не включилась.

Из окна мануэлино лился лунный свет. Его вполне хватило, чтобы Мара и Бен, вооруженные фонариками, могли работать. Они опустились на колени рядом с железной решеткой под умывальной чашей. Бен достал инструменты и начал выковыривать решетку.

Хотя Джо предупредил ее в электронном сообщении, что по ночам дежурят всего несколько охранников, Мара отошла от Бена, чтобы посторожить. Каждый раз, когда раздавался железный лязг, внутри у нее все переворачивалось. Она все время оглядывалась, чтобы посмотреть, как там идут дела, и уже начала подумывать, что все их усилия ни к чему не приведут. Как-никак, железная решетка уже пять столетий впивается своими когтями в каменный пол ризницы – почему они вдруг решили, что смогут сковырнуть ее одним махом?

По ризнице пронеслось эхо леденящего душу скрипа. Она обернулась на шум. Решетка была в руках Бена.

Он потянулся к рюкзаку, достал одну из веревок и обвязал вокруг колонны. Второй конец он начал обматывать вокруг пояса. Но тут вмешалась Мара.

– Что вы делаете? – прошептала она.

– Хочу спуститься вниз. А вы оставайтесь здесь, продолжайте дежурить. Возможно, мне понадобится ваша помощь, чтобы вернуться.

– Бен, позвольте мне спуститься первой.

– Ни за что. Слишком опасно.

– Вы видели отверстие? Я легко смогу протиснуться, а вот насчет вас у меня есть сомнения. К тому же мы не знаем, не сужается ли спуск.

Бен засомневался. Мара почувствовала, как его галантность уступает место здравомыслию. Многолетний опыт по розыску тохар, когда ему приходилось залезать в немыслимые подземные щели, подсказывал, что предложение Мары разумно.

– Вы уверены?

– Да.

Так оно и было. Она предложила спуститься первой, повинуясь порыву, но и теперь, спустя несколько секунд, знала, что поступила правильно.

– Ладно.

Мара сняла рюкзак, а Бен развязал веревку на поясе и подошел к ней. Она ощущала его теплое дыхание, пока он обматывал веревку вокруг нее. Он действовал медленно, словно неохотно.

Наконец дело было сделано. Мара отстранилась и шагнула к отверстию. Бен схватил ее и притянул к себе.

– Если только испугаетесь, сразу дайте мне сигнал. Понятно?

– Обязательно.

– Даете слово?

– Даю.

Оба опустились на холодный каменный пол. Он посветил фонариком в темную дыру в полу, она сделала то же самое. В кромешной тьме ничего не высветилось – ни ступеней, ни дна.

Мара опустила ноги в дыру, набрала в легкие побольше воздуха, перекрестилась и начала проталкиваться вниз. Она опускалась в прямоугольную шахту, скошенную книзу. Со всех сторон ее тело тесно сжимали стенки, но все равно оставался небольшой зазор, чтобы по дюйму опускаться вниз. Мало-помалу она преодолевала расстояние, гадая, что ее ждет в конце пути. Желоб закончился резко, и она упала на пол.

– Как вы там? – донесся до Мары голос Бена, который рисковал быть обнаруженным.

– Я в порядке, – ответила она как можно тише, поднимаясь с пола.

Если не считать нескольких синяков, она не пострадала при падении. Мара достала из кармана фонарик и включила.

Луч с трудом пробился сквозь вековую пыль, грязь и паутину. За всем этим мусором она разглядела вырезанные в камне веревки, узлы, бакены и водоросли. Стиль мануэлино. Но это не все. Еще она увидела стены, деревянные шкафы и скамьи, золоченые армиллярные сферы, эмблемы короля Мануэла, красно-белые кресты ордена Христа, потолок, раскрашенный на первый взгляд облаками на лазурном фоне.

Фонарный луч высветил золоченую живопись, показавшуюся Маре необычайно яркой. Она обошла вокруг помещения, благоговейно любуясь мастерством исполнения собранных таинственных вещей. По стенам стояли шкафы, а центр занимал скульптурный алтарь. Ее заинтриговал миниатюрный саркофаг на алтаре.

Она подошла к нему, но тут из шахты прозвучал голос Бена:

– Мара, что там такое?

Она еще раз осветила потолок, затем шкатулку и только тогда поняла назначение комнаты.

– Думаю, это хранилище карт, Бен.