Текст книги "Измена. Я лучше чем она (СИ)"
Автор книги: Хелен Кир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Давай, Барский, будь мужиком. Ты запал. Признайся.
Такая она… С-с-сука… Твою ма-ать!
– Зачем?
Если бы знать, бывшая Барская. Если бы мне, разрази меня гром, знать, что там у меня внутри на самом деле.
Деньги я привез. Всё. Что еще надо. Керосиню себя мыслями, что являются прямой провокацией настоящего состояния. Внутри пожар бушует. От одного лишь взгляда на нее трескается и стреляет.
В Дине теперь нет привычного лоска. Она одета в обычный спортивный костюм, на ногах тапки, но это не имеет никакого значения. В ней иное таится. Дикая львица внутри бывшей живет. И сейчас она свою суть через вспыхивающие зрачки транслирует. Не понимает сама своей мощи, лютая кошка.
И я в свое время тоже не понимал. Только поздно теперь.
А может оставить все как есть? Ведь можно еще отмотать назад и жить как жил.
Давлю усмешку. Сам над собой смеюсь. Дина сверкает глазами, я же как настоящий придурок кривлю рожу в усмешке еще сильнее. По предплечьям катит дрожь. Я в целом пронизан статическим электричеством, что адски злит. Откуда напасть? Откуда! Что со мной не так?
Чем больше она упирается, тем больше жжет под моей кожей. Еще проходит пару секунд и Дина пытается захлопнуть дверь, но перед этим она делает шаг назад. Ловлю ее за локоть.
Прожигает!
Соприкосновение дает мощный разряд, оно дезориентирует. Отшатываюсь, чтобы не потерять опору. Повторно давлю вопросом, но, чтобы утихомирить сопротивление все же успокаиваю.
– Тихо, дикая. Так что? Пустишь?
И не дай бог ей возразить мне. Оттесняю Дину назад и сам захлопываю дверь.
Глава 32
– Я тебя не звала.
В полумраке, что окутывает веранду, напарываюсь на сверкающий взгляд Барского. Давид лениво усмехается, а я злюсь. В последнее время он именно эти чувства вызывает. Злость и предательское волнение. Последнее невозможно вытолкнуть, я смирилась с вероломной дрожью в присутствии деспота. Но у меня остается злость. Вот ее и генерирую, подпитываю изо всех сил.
– В курсе.
Неимоверно бесит его тон. Небрежный, будто расслабленные удары плети летают в воздухе. Отхожу дальше и прижимаюсь спиной к двери. Смешное препятствие для такого, как бывший. Отодвинет за секунду, но я сопротивляюсь.
– Дальше в дом мы не пойдем.
– Ну стой здесь, а я пройду, – сдвигает с пути, нагло идет дальше.
Взрываюсь от бессилия. Как мне его одолеть? Барский в тысячу раз сильнее. Он настолько решительный, что без труда понимаю, просто так отсюда не уйдет.
Хватаю за рукав грубой куртки, дергаю. И тут же жалею. Нельзя касаться. Запрет. Любое тактильное действие в сторону аспида запрет! Кожа мгновенно нагревается под пальцами. От тела бывшего будто импульсы идут, пробиваются внутрь и заставляют мое тело гореть.
Противостояние продолжается. Оно никогда не закончится. Как же это надоело! Бессильный гнев заливает от макушки до пят. Сколько раз задавалась вопросом, почему Барский так на меня действует? Что со мной не так? И ответа нет. Не существует.
Бывший накрывает скрюченные пальцы ладонью. Зажимает, совсем не двигается. Горячий. Настолько горячий, что кожа плавится. Но все ерунда в сравнении с тем, как он бережёт мою руку в своей. Не гладит, не схватывает. Барский словно держит над землей. Чуждо, непонятно и крайне волнительно.
Несмотря ни на что, продолжаю сопротивляться. В едином порыве душу ростки адекватности, рушу на корню. Зачем прыгать с обрыва, зная, что разобьешься насмерть. Парашют порвался давно и его никто не чинил, не менял. Разбиваться с призрачной верой в чудо желания нет.
– Давид!
– Дина?
– Издеваешься? Вали отсюда.
– Обязательно. Как поговорим, так и свалю.
Его ледяное спокойствие подрывает мою слабую психику. Я стала законченной идиоткой. Не понимаю ощущений. Не могу разобраться, как одновременно хочется гнать в шею и остаться с ним. Моя биполярка раздирает надвое.
Так невозможно. Нужно бежать как можно дальше. Бежать без оглядки. Пропасть, исчезнуть, чтобы с собаками не нашел. Спасение, что отделаюсь лишь разговором. И чем скорее поговорим, тем быстрее выпровожу и крепко подумаю, как быть.
– Слушаю.
– Во сколько ты оцениваешь жизнь со мной? Назови сумму.
Вопрос неконтролируемый горький смешок вызывает. Так вот зачем приехал. Совесть замучила? Рейт человечности бывшего с грохотом рушится вниз. Ларчик просто открывался, мой личный ключ не подошел. Калькулятор вместо сердца, в голове сплошь рассчетные диаграммы. Человек-машина, прагматик приехал узнать, что мне задолжал. Козлина. Змей подколодный.
– Ноль рублей.
– Даже не евро и не долларов.
– Даже не копеек.
– Почему?
– Акт угробления своей жизни считаю нельзя оценить. Бесполезно прожитый кусок жизни.
Выпалив фразу, где сквозит боль в каждой брошенной букве, закрываюсь, как ракушка. Палю Давида взглядом, а он лишь руки в карманы глубже сует. Двухметровый аспид, сволочизм зашкаливает. Разит своей аурой, будто фонтан разбрызгивает.
Когда в истинной мере до него доходит подача слов, морщится и выворачивает губы. Не нравится. Не привык, чтобы кормили тем, что сам направо и налево раздает. Замечаю, как по породистому лицу волна осточертелого неприятия ползет.
Щелкает пальцами в карманах. Качнувшись на пятках, снова давит.
– Тебе не хватит той суммы, что взяла в сейфе. Особенно при сегодняшних обстоятельствах.
– С момента подписания документов, тебя моя жизнь не касается.
– Согласен. Но я все же рискну. Квартира на Патриках и ежемесячное содержание устроит?
По схеме что ли идет? Не перепутал ничего?
– Завадской предложи. Она согласиться. Ты меня с ней путаешь.
– Дин, хватит. Нет никакой Завадской уже давно.
– Ты знаешь, наплевать.
Да, мне наплевать. Я забыла о ней. Просто вычеркнула фамилию из памяти. Не слежу больше за их постельными приключениями, потому что все равно. Пусть хоть с Мадонной спит.
– Дина, будь благоразумна. Ведь впервые нормально разговариваем. Оценить не хочешь?
– Оценить? Этому есть цена? Сколько? А-а-а, квартира на Патриках, я же забыла! – тяну с ядовитой усмешкой. – Нет. Уезжай.
Леплю с размаху в лицо. Ору практически. Пусть катится. Нечего ему здесь делать. Пусть провалится со своими увлекательными предложениями. Даже если с голой задницей останусь посреди зимнего поля в пургу, не возьму подачек.
Откупиться хочет? Совесть очистить? Так ее у Барского нет. Он родился без нее.
Мне хочется орать, визжать. Прыгнуть и разодрать лицо в кровь. Можно просто оставить в покое? Забыть имя, забыть, что я рождена по факту. Вычеркнуть меня из жизни можно или нет?!
Мало того, что все наперекосяк, так еще приперся со своей благотворительностью.
Не успеваю уклониться, потому что Барский мгновенной тенью оказывается рядом. Замирает в паре шагов и яростно выталкивает.
– Ты, блядь, только язык насилия понимаешь? На таком с тобой разговаривать?
– Пошел ты, Давид! Знаешь куда?
– Иди-ка сюда. Быстро!
Не успевает притянуть к себе, выворачиваюсь быстрее. В забытьи хватаю железную кочергу. В глазах искры рассыпаются. Я сейчас обвиняю бывшего во всем. Все, что накопилось обрушиваю на голову. Возможно несправедливо, но понять и разобрать атомный взрыв внутри не по силам.
– Я за себя не отвечаю. Если ты подойдешь, то…
– Да ебаный в рот! – ревет Барский. У меня слезы от крика выступают. Пелена в глазах мешает и через секунду Давид отшвыривает крюк, нечаянно роняя меня на пол. Взмахиваю руками, он успевает подхватить под голову, но все равно падаем. – Мы по нормальному хоть когда-нибудь сможем? Ушиблась, Дин?
– Ты сделал все, чтобы так не было, – сталкиваю с себя, но змей не спешит убираться. – Поздно.
– Разве?
Бог меня наказывает неразумностью. Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с Давидом.
Глава 33
Тело бомбят взрывные реакции. Каждый ебаный раз, когда соприкасаюсь с Диной, они есть. Бушуют, раздирают и качают сознание. Придавливаю сильнее, чтобы вдоволь в глаза насмотреться. Нет, я не преследую цель спустить штаны и сунуть в нее свой гудящий член. Не то!
Я чувствую совсем другое. Хочу вкусить не борьбу. Единения хочу постичь.
В душе звенят дрожащие струны. Откуда взялись, не знаю. Только ощутил их с того самого вечера, когда также лежал на Дине в нашей прихожей. Бесит до белых глаз, мотает по буеракам сознания, только в очередной раз ярко понимаю – попал.
Сталкиваюсь с ней взглядом. Пытаюсь нарыть что-то для себя весомое. Только ни хера там нет. Уничтожил все. Дина дрожит, но взгляд не отводит. Трясется не от страха, больше бесится. Оторваться от нее сейчас не смогу ни при каких обстоятельствах. Если только вывернется и голову мне раскроит.
И то не уверен, что разожму руки.
Во рту сохнет. Мгновенно слюна высыхает. Дышу, как загнанная собака. Резко и коротко. С губ испаряется влага, я как в пустыне. Источник спасения один, только вот не светит ни хрена там воды попить.
– Дин, пожалуйста.
Сиплю, как контуженный. Я первый раз по-человечески прошу бывшую. Сам не знаю о чем, то ли поговорить, то ли разрешить вцепиться в нее и все же спустить блядские штаны. Не откажусь ни от того, ни другого.
– Оставишь ты меня в покое?
Боль ее слов режет. Морщусь, но принимаю. Хорошо бы сразу располовинило сучье ощущение, но оно лишь тонко царапает. Тонко и настолько глубоко, что хочется зверем орать. Я же понимаю, что никогда теперь не оставлю.
Твою мать… Никогда… Принимаю! Сам себя принимаю.
– Нет.
– Почему?
– Не могу.
– Давид! Хватит уже.
– Не хватит. Мне больше ничего не хватит теперь.
Раскатывает на звуках ее голоса. И что теперь? Упираться дальше? Пиздеть самому себе, что приперся на дальний край географии ради того, чтобы денег предложить. В жопу мира тащился лишь бы убедить Дину без моего баблишка не остаться? Вранье. Ради нее приехал. Чтобы увидеть. Вот и все.
– Что ты говоришь?! Ты себя слышишь?
Она выдирается с мясом. Бьется, пытается сбросить, но ей без вариантов. Только руки царапает о замки куртки. Шикаю, успокаивающе дроблю, но руки над головой вытягиваю и своими прижимаю. Замечаю на запястье каплю крови. Сползаю и слизываю пятнышко под аккомпанемент гневного шепота.
– Слышу. Что есть, то и говорю. Хватит, Дин. Тебе хватит, не мне.
– Дурак!
– Да. Еще какой.
– Идиот!
– Угу. Тебе легче?
Чтобы вовсе не распоясаться, давлю в себе сопливую пугающую и меня и ее херню, пытаюсь раскопать нейтральность. Выковыриваю из недр закостенелой души. Где моя отчужденность и похуизм? Я их внезапно потерял. Посеял, словно ключи от громадного, но крайне важного сундука.
– Мне рядом с тобой дышать тяжело. Понимаешь ты или нет?
Ярится, как будто за жизнь борется. Сопротивляется. Выползти больше не пытается, но ослабь я хватку хоть на секунду, выскользнет сию секунду. Даже крохи не нахожу в ответной реакции. Дина закусила удила и пиздец, хоть сдохни.
– Дин. Дина.
В голове продолжает грохотать. Маниакально иду к намеченной цели, только оборжаться – не знаю какая она. Чего от нее хочу? Поговорить? Выебать? Забрать с собой назад? Что мне надо?
Сердце молотит так, что сейчас наружу выскочит и запрыгает по половицам. Оно уже в глотке барабанит, как литавра. Толчки крови по всему телу, что бурные реки текут. Отвечаю сам себе на главный вопрос. Только ответ знаю уже, а вслух выговорить кишка видать тонка. Ну вывалю кишки и дальше что? Ведь пошлет на хрен.
– Оставь меня. Уезжай. Пожалуйста. Отпусти меня, Давид.
Слова вызывают помешательство в прямом смысле слова. Замыкает конкретно. Гонит. Как пса паршивого. Это не новость, но блядь… Подрывает конкретно.
Раскатывают зачатки раздражения, ломают систему. Неприятно. Но терпимо. Жри, Давид.
Дергаю молнию толстовки вниз. Дина вместе с треском замка от неожиданности тоже вздрагивает и протестующе взвизгивает. Копаемся на полу, снова вступаем в сомнительную борьбу. Она же понимает, что заломать никакого труда не составляет. Уступаю ей по факту, даю понять, что я готов прогибаться, лишь бы она поняла хоть что-то из того, что пытаюсь донести.
В запале лицом прижимаюсь и вдыхаю запах. Чистая. Сладкая. Нежная. И, конечно, максимально разъяренная.
Хочу. Сдыхаю, как хочу достать члени и загнать. Спину и ноги мурашками обсыпает, будто песок падает на голую кожу. Стряхнуть нереально. Затылок огнем полыхает.
– Не отпущу, Дин. Поняла?
Я, блядь, не в силах больше носить груз. Прижимаюсь к шее, впиваться не рискую, чтобы не стала брыкаться сильнее. Лишь дышу ей. Признаю, что разматывает от близости. И хочу я теперь тоже только ее. На хер всех!
Сжимаю челюсти сильнее. Напряжение адское. Мое тело капкан, душа потемки. Но … тупо взять свое не могу. Хотя желаю этого больше всего на свете. Сдерживаюсь из последних ресурсов, копаю в себе человечность. Не могу я просто трахнуть Дину. Распять на полу и выебать. Теперь не могу.
Да что со мной происходит!
Не выдерживаю. Резко веду головой, прижимаюсь к губам. Язык не всовываю, но даже этой малости хватает, чтобы снесло голову. Обжигает зверской похотью. Член штаны готов прорвать, настолько кровь сильно приливает. Руки как у заправского наркоши ходуном ходят, приходится напрячь кисти до легкой боли.
Я тело Дины сквозь одежду ощущаю, будто она голая. Каждый изгиб, каждый выступ.
– Я не буду с тобой.
Слова отрезвляют.
Стряхиваю морок, он с трудом развеивается. Понимаю, что Дина про секс говорит и внезапно в башке всплывает.
«Что с тобой пробовать. У меня на тебя не стоит. Поняла?»
Жри, Давид.
Вытряхиваю из себя стыд за брошенную фразу. Надеюсь, что Дина о ней тоже забыла, потому что теперь все по-другому. Не то, что стоит. Это не то. Железобетонным столбом маячит.
Перестаю собой владеть. Пытаюсь сам себе доказать, что фразы той не существовало. Вновь целую бывшую. Сжимаю сзади шею, подталкиваю. Нежно действую, аккуратно. Почему мне так с ней сейчас? Почему так охренительно хорошо, несмотря на то что мы постоянно в перманенте войны находимся. И даже сейчас, когда Дина убить меня готова, все равно кайф.
– Не настаиваю. Если не готова, встретимся в другой раз.
Если я не прекращу, то все планы к черту полетят. За волосы отрываю себя от бывшей. Быстро моргаю. Стряхиваю чары лютой ведьмы. Последний раз прижимаюсь к губам и встаю.
Дина вскакивает, отходит дальше. Взъерошенная и немного растерянная, готова выгнать меня в любую минуту. Но я понимаю. Я, вашу мать, все понимаю. Держусь из всех доступных сил. Чтобы не приблизиться снова и не завалить. Даю ей успокоиться и предлагаю то, отчего не откажется ни одна женщина в здравом уме.
Глава 34
Трясет после Давида. Еле выпроводила.
Все что угодно ожидала, но только не приезда. Что ему нужно? Тысячу раз вопрос повторяю и все в молоко. Снова грею руки о кружку с кипятком, бесполезно. Пальцы дрожат и не слушаются. Миллион раз сволочь. Не оставит в покое никогда.
Каждый раз пытаюсь наладить жизнь без него. Исключаю всякое присутствие, но он находит и вновь напоминает о себе. Как с цепи сорвался. Ведь не любит, даже смешно говорить об этом. Зачем я ему? Ну зачем?
Постельный рок-н-рол есть с кем танцевать, так какого черта он вновь возвращается ко мне!
И этот опасный блеск в глазах дьявола Барского… Он опасен, как сам Сатана. Тянет, обволакивает и топит в долбанной пучине.
Вскакиваю, нарезаю круги по маленькой кухне. Мысли в голове роятся, пластами наслаиваются друг на друга. Раненой кошкой орать хочется. Сколько раз хотелось закричать, ну что, убедился, паршивый ты сукин сын, что я была лучше? Я! Ни они. Дождался, когда, наплевав на все, перерезала кровавую нить и ушла, но нет же! И здесь с меня ведрами кровь пить нужно.
В груди трескается налёт и прорывается боль. Сходит лавиной, льется по коже едкая кислота. Ненавижу себя за глупую любовь. Как это отрицать не понимаю. Ведь есть же, есть чувство. Вопрос в другом, я больше не хочу себя связывать пагубной страстью. Лучше захлебнусь.
Понятия не имею, как жить дальше. Если принять условие Давида, то вопрос решаем, но я пока думаю.
Он ничего не требует взамен. Просто расширяет возможности и все. Ни одного ультиматума, ни одной попытки шантажа. Верить, нет?
– Дина, я прошу подумать. От такого не отказываются. Тем более при твоем положении. Мне ничего не нужно. Я хочу тебе помочь. А дальше… Не будем загадывать. Но я клянусь, что больше ни единого намека. Пальцем тебя не коснусь, если сама не захочешь. Только твой выбор главный. Понимаешь? Клянусь чем хочешь, больше не трону.
Раздирают противоречия. Сеют сумбур и сумятицу в голове. Верить, нет?
Прикрываю глаза и, как назло, накатывает покрывалом ощущение его прикосновений. Грубых, теплых. Нежных, властных. Невыносимых.
Стискиваю зубы, гоню от себя преступные мысли. Нельзя. Я ничем больше ему не обязана, а он тем более. Прочь!
– Динка, прости. Слышишь? Мне жаль, что так вышло. Правда жаль. За слова те … Вранье. Все со злости. Прими предложение, хоть так окончательным мудаком себя чувствовать не буду.
– Так ты и есть мудак, Барский. По отношению ко всем своим рабыням.
– Плевать на них. Главное, чтобы ты отпустила мне грехи. И ты не рабыня.
– С чего вдруг? Относился как к …
– Дин! Прости.
Волнующие разговоры, вибрация воздуха, яркий блеск глаз и прерывистое сбивающееся дыхание. Вот наша встреча.
Я ненавижу волнительное состояние. Оно меня убивает. Мало того, что к теперешней ситуации неопределенности мешок прилагается, так еще и Барский с дарами. Как растащить все? Как не ошибиться и не попасть в силки? Не доверяю Давиду, несмотря на искренность и покаянность. Все может быть всего лишь псевдо-правдой. Не более.
Он оборотень. Он лжец. Преследует свою цель, наплевав на все. В бытность брака была свидетельницей того, как безжалостно расправлялся с конкурентами. Уничтожал и улыбался. Не помогали ни мольбы, ни предложения. Барский все сметал на своем пути. Если считал нужным разорить чужой бизнес, мешающий задумке, то делал без промедления. Репутацию заслужил не зря. Звание бессердечного урода, с которым нельзя договориться оправдывает полностью.
Червяк сомнений точит. Покой пропадает вовсе.
Как же надоело все. Гашу свет в доме и падаю в кровать. Заматываюсь с головой в одеяло, зажмуриваю с силой глаза. Хочу уснуть, провалиться в небытие чем скорее, тем лучше. Где там чертова сонная бездна?
– Ты серьезно считаешь, что я приму?
– А ты считаешь, что сможешь отказаться? Подумай, возможность вот она, – протягивает раскрытую ладонь, – лежит сверху. Бери.
– Барский, я не хочу быть тебе обязанной, понимаешь? Я вообще ничего не хочу!
– Подумай. Не принимай решение сразу. Готов говорить в любую минуту. Предложение действует бессрочно.
– Уезжай, Давид.
– Дин! Ты осталась совсем одна.
– Слава. У меня есть Слава.
– Не рисуй себе воздушных замков. Под яркой кожурой зачастую гнилое яблоко. Поверь, я знаю о чем говорю.
– Да уж. Кому как ни тебе знать.
Бред. Не верю, что Воронов гнилой. У Давида вошло в привычку критиковать Славича. Воспринимать его слова не считаю правильным. Слава не такой. Он как раз в отличие от Давида был намного честнее и …
Ключ проворачивается в замке. Вскакиваю с кровати. Едва ступая пальцами босых ног, невесомо несусь к двери. Если это вернулся Давид, не пущу больше. Не спешу отодвигать щеколду, просто слушаю звуки.
Тяжелые шаги по крыльцу и глухое бормотание не прекращается. Это не Давид. Не Давид… Боже… Кого принесло в недобрый час. Спина покрывается испариной. Я ног не могу отодрать с пола, как приклеенная стою. Незваный гость топчется на крыльце, деревяшки прогибаются под весом. Что-то ищет.
Еще минут пять умираю от страха, а потом, к счастью, шаги удаляются. Обессиленно сползаю по прохладной стене. Опускаю голову и волосы окутывают мягким покрывалом. Ха… Мнимая защита от реальности. Вот ей-богу пожалела, что Барский уехал. С ним бы страшно не было.
Не успеваю отдышаться, как шаги вновь возвращаются. Внутри холодец образуется вне зависимости жалких убеждений, что он сейчас потопчется и снова уйдет. Я напряженно вслушиваюсь, решая на ходу как быть.
К счастью, слышу голос соседки. Сердце разжимают тиски, но внезапная мысль заставляет вновь подпрыгнуть главную мышцу.
– Дина, – стучит в окно, – зачем щеколду заперла. Открой. Хозяин вернулся.
Поднимаюсь. Едва держась на ногах, щелкаю по металлическому языку и отшатываюсь назад. Дверь со скрипом открывается.
В проеме стоит сухой мужчина в костюме. В руках у него небольшой чемодан. В свете фонаря отражается напряженное лицо, лоб изрезан глубокими морщинами. Взгляд цепкий, но какой-то безжизненный. Он бледен, но весьма надменен.
– Здравствуйте. Позвольте представиться. Роман Александрович. А Вы моя новая квартирантка. Так?
Слежу, как удаляется соседка. На меня обрушивается странный морок. Я словно заторможенная. Какую игру я затеяла? Обилие событий за последнее время вдруг обваливаются водопадом. Силы стремительно пропадают. Хватаюсь за ручку двери и выпаливаю с отчаянной решимостью, глядя прямо в глаза стоящему напротив.
– Я Ваша дочь, Роман Александрович.








