Текст книги "Измена. Я лучше чем она (СИ)"
Автор книги: Хелен Кир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Просьба. Не команда.
В глазах ни капли тепла, но не жду этого. Просто в очередной раз не рисую блеклых надежд. Пусть лучше внешне как разбитая хрустальная ваза, лишь бы душа больше не трескалась. Наплевав на все, выхватываю ключи из рук Давида и плетусь в ненавистную машину. За спиной сыплются глухие удары, а я не хочу оборачиваться. В другой раз будет знать, как приставать к незнакомкам.
В машине рассматриваю потери. Вся в пыли и грязи, обувь никуда не годится. Ремни порваны, каблук сломан. Стягиваю туфли и выбрасываю в мусорку через окно. Ополаскиваю минералкой пыльные ноги, кое-как отчищаю одежду. Приняв быстро-душ из газировки, снова падаю на мягкое сиденье и прикрываю глаза.
Нет.
Словно очнувшись, провожу мгновенную проверку. В бардачке только документы, сигареты и зажигалка. Салон идеально вылизан. Ни пылинки, ни соринки. Ни одна деталь не напоминает о присутствии женщины. Задние сиденья идеальны и выемки в дверях тоже девственно чисты. Пахнет цитрусом и кожей. Никаких посторонних запахов в виде женских духов.
Едва усаживаюсь, как открывается дверь и за руль садится Давид. Он зол. Смотрит прямо перед собой прищуренными глазами, рвано дышит. Грудь вздымается будто огромные мехи в кузнице. Руки, сжимающие руль подрагивают. Костяшки сбиты в кровь.
Горько усмехаюсь, отворачиваюсь к окну. Понимаю. Жена причинила беспокойство. Причем нелюбимая и досадная жена. Есть от чего беситься. Господи, когда ад закончится. Можно мне хотя бы немножко побыть любимой и счастливой? Ну разведи ты нас! Я переживу, переломаюсь и начну другую жизнь.
Сохраняю внешнее спокойствие при разбитых вхлам внутренностях. Приучена к такому, мне не впервой глотать собственные кишки. Но сегодня перебор. Умереть бы мне что ли, чтобы никого не мучать и себя в первую очередь.
– Дай ноги.
– Ч-что…
– Ноги положи сюда, – показывает на свои.
Пока я переживала, не заметила, как Давид достал перекись и диски из аптечки и отодвинул сиденье. Он рехнулся или хочет обработать мне раны?
– Я сама. Дай мне, – тянусь, но Барский отводит мои ладони.
Кивает себе на колени, все еще призывая к действию. Глаза его холодные, оглушительно равнодушные. Давид нетерпеливо раздраженно цокает, а потом рыкнув, нагибается, рывком дергает.
Охнув, съезжаю попой вниз. Черт, у меня платье задирается по пояс.
Глава 6
Докука! Навязалась на мою голову.
После слияния вышвырну к замудьей матери из своей жизни.
Дина становится проблемой. Последнее что мне нужно так это вытаскивать ее из передряг. Самое малое что могу сейчас сделать обработать ушибы. Просьбу Дина выполняет неохотно, но возиться с ней хотя бы в малости моя обязанность. Не бросать же на произвол судьбы в гребаном клубе куда так не кстати ее угораздило пойти.
– Ноги сюда.
Смотрит как туземка. Сверкает глазищами. Дикарка и есть. По сути, глубоко наплевать, что она мотается здесь с подругой, ей же нужно как-то развлекаться. Даже смешно, неужели воплощает план по любовнику, коим грозилась. Дурочка. Мне все равно.
– Дина! – предупреждающе тяну. – Нужно обработать раны.
– Я сама могу, – спорит, но ноги на мои умащивает.
Тупо рассматриваю содранную кожу, что лохмотьями свисает по краям кровавой раны. Грязь въелась в борозды разодранной коленки. Как бы шить не пришлось. Нужно в больницу. Нейтрально сообщаю факт жене и с сожалением понимаю, что придется отменять встречу с Завадской. Я не могу бросить жену, она мое лицо в обществе и должна выглядеть на все сто, поэтому недоразумение в виде раны срочно нужно ликвидировать.
– Сиди, – грубо отстраняю руку, тянущуюся за флаконом с перекисью. – Не лезь.
Устраиваю удобнее ее ноги на своих бедрах. Включаю подсветку и начинаю обрабатывать. Обычно женщины пищат, когда получают немного боли, а Дина молчит. Она, откинувшись на дверь, не произносит ни звука, лишь безучастно наблюдает, как вычищаю грязь. Хм, мне становится интересно.
Нажимаю сильнее на кровавое месиво, плотно прижимаю стерильный бинт и тру. Бесполезно. Дина даже не дергается. Она вспыхивает надменной едва заметной улыбкой и прикрывает глаза. Ничего больше не вижу, ни единой эмоции.
Впервые за время нашего фарсового брака смотрю на Дину с долей заинтересованности. Мои любовницы из иного теста. Выхоленные, готовые ублажать. Они прекрасны, но не имеют не малейшего терпения ни к чему. Не приспособлены выдержать маломальский сбой в матрице их идеальной жизни.
А Дина... М-да...
– В больницу.
– Отвези меня домой, Давид и езжай на все четыре стороны. Я справлюсь, – устало выдыхает. Задирает руки и прочесывает волосы пальцами, пытается разобрать их на пряди. На локте зияет такая же рваная рана. – Слышишь?
Молча выворачиваю предплечье. Сука. Мало втащил мрази.
Очень хочу выйти и найти урода. Дело не в Дине. Никогда не понимал тварей, что без согласия волокут за собой женщину.
И снова не в этом дело.
Она моя жена. Пусть фиктивная, пусть не люблю ее и вряд ли смогу когда-то, но она носит мою фамилию. Так уж вышло, что живет в моем доме. А что мое... Что мое.... Трогать нельзя! А портить тем более.
– Блядство.
Глухо ругаюсь под нос. Не нужны никакие эмоции, даже злость неуместна. Мне должно быть все равно. Задачей как служило, так и служит привести Дину в порядок и заняться своими делами.
Швыряю ей в подол пузырь и бинт. Велю обработать локоть самой. Она вздыхает, но выполняет. Понимает, что спорить бесполезно. Пока с непроницаемым лицом льет антисептик, завожу мотор и рву в больницу. Предупреждаю Воронова, что сейчас приеду. Док молча выслушивает короткую информацию. Дополнительно присылаю фотку, хоть Ворон не просил. Так надежнее, пусть будет.
До больницы не разговариваем. Молча рулю и Дина тоже лишь в окно смотрит, сложив руки на многострадальных коленях. Раздраженно шаркаю по волосам. Я вообще-то планировал вечер по-другому провести, но что же. Так тому и быть. Выполню свой долг и побуду рядом в трудную минуту. Черт ее подери.
Пора бы привыкнуть в Динке, но ни хера не получается. Мучаю ведь ее, понимаю. Воспринимаю как помеху жизни, хотя она ей не является. Живу, как хочу. Дело мать ее в сделке, такой каламбур.
Сучий папаша навязался на нашу голову. И мой отец хорош тоже. Меркантильный старикашка и тот и другой. Один разорил кампанию из-за пустых амбиций, а второй не может прорваться на рынки Европы без безголового компаньона. Надоели. Выйти из семейного бизнеса смерти подобно, столько всего закручено, что и во сне не разгребешь. Слишком большие деньги, слишком важные связи, слишком жесткие контракты.
Молча выходим из машины. Жена не знает куда двигаться и мне приходиться взять ее за руку. Она безвольно вкладывает пальцы, вынужден сжать крепче, чтобы не выпали. Дина безразлично идет за мной. Завожу ее в кабинет и остаюсь рядом. Мне необходимо знать, что шрамов не останется. Хочу подтверждения.
Ворон осматривает, дает заключение. Локоть заживет, а на колено придется наложить пару швов под местной анестезией.
– Потерпите, Дина?
С каких пор хирурги так приторно лыбятся пациентам? Насколько знаю с другими Воронов суров до наждачки. Интересно мне.
– Без проблем.
Она ему тоже мило улыбается. Может выйти и не мешать? Пусть развлекаются. Нет ни о какой ревности речи не идет, просто хочется разбить морду давнему другу за то, что посягнул на мое. Еще один претендент за вечер. Не многовато?
Неважно, что жена мне не нужна. Она же моя, так какого хера?
– Дава, в операционную нельзя, – останавливает Ворон.
– Серьезно? А кто мне запретит? Ты?
– Давид!
– Халат давай или что там нужно.
Он молча швыряет мне робу. Облачаюсь и надеваю маску. Дина впервые за вечер проявляет эмоции и удивленно смотрит. Не считаю нужным отвечать. Я иду туда просто потому, что ответственен за нее. Не упало следить будут ли они договариваться о встрече, потому что Ворону давно нравится Динка. Неужели думает, что не знаю. Или не поэтому примчался среди ночи шить два стежка? Ладно, мне наплевать. Когда вышвырну из своей жизни пусть женится на ней. Даже свадебный подарок притащу. Но пока она со мной.
Ворон укладывает на кушетку Дину и сюсюкает, будто ей тринадцать. Мне блядь кажется или он уж слишком нежно касается ее. Интересно что дальше?
Дина глазом не моргает, даже голос не меняется, когда видит иглу с ниткой. Не паникует и не дергается. Удивляет меня, да. Как заново знакомлюсь с ней.
Воронов фиксирует колено и ободряюще улыбается. Не вижу выражение лица жены, но очень интересно. Захожу с боку, чтобы лучше видеть, как работает недохирург-казанова. Напоминаю о том, что шрамов быть не должно, но он это и так знает.
Гремят стерилизаторы, загораются яркие лампы. Он отвлекает Дину от манипуляций, заговаривает. Я реально не понимаю разливаний соловьем, но от приторности блевать тянет. Старается, зарабатывает бонусы на будущее. Разве меня это цепляет? Нет, конечно. Вся тусовка видит, как меняю любовниц не заботясь, что жена узнает. Поэтому Дине позволительно флиртовать в моем присутствии. Такие дела.
Складываю руки на груди и внимательно наблюдаю за ужимками павиана в белом халате. Бабуин несчастный. Сейчас горячим сахаром потечет. Настоятельно рекомендую не разговаривать, а работать. На мой ледяной пассаж только плечом дергает.
– Диночка, потерпи.
Он переходит на «ты» без предупреждения. Вот это уже серьезно. Для Славы большой шаг сократить дистанцию с женщиной, а тут внезапно и очень быстро. Гадство.
– Будет немного больно.
– Я привыкла к боли, Вячеслав. Шейте смело, – не позволяет сместить грань знакомства. – Я почти ее не замечаю.
Дергаюсь впервые от произнесенных слов. Так говорят обреченные на вечные страдания женщины. Вопрос в том, что Дина говорит это, пристально глядя мне в глаза. В них столько огня, что пламя загасить уже невозможно. Оно только сильнее разгорается.
Перевожу взгляд на колено. Напряженно наблюдаю, как ее кожу протыкает игла, потом вновь пялюсь на Дину. Пока Ворон тянет нитку и формирует узел, схватка взглядов не прекращается.
Что ж, кому как ни тебе открыто противостоять человеку, который в тебе никогда не нуждался и нуждаться не будет. Такова наша странная жизнь, детка.
А в ней что-то есть…
Глава 7
– Останешься?
Давид стоит на пороге нашего дома, словно раздумывая заходить или нет. Я не жду, что он согласится, скорее по привычке спрашиваю, будто мы играем в одну лишь нам известную дурацкую игру под кретинским названием «семья». Потирая виски, устало выдыхаю. Как же устала каждый раз опускаться мордой в грязь. Я что уродка? Безвольная игрушка? Кто я их игре?!
– Впрочем, как хочешь.
Осторожно разворачиваюсь. Бережно ступаю на зашитую ногу, ковыляю в сторону лестницы. Мне срочно нужно в душ и потом сменить провонявшую парами клуба и больницы одежду. Я утомилась от сегодняшнего вечера. Еще немного и рассыплюсь темной кучкой по комнате.
Непроизвольно и неосознанно морщусь, как только ступаю на первую ступень. Обезболивающее начинает отпускать, и стянутая кожа немилосердно щиплет и дерет. Ойкаю, но упасть не успеваю. Взлетаю в воздух.
Неуклюже взмахнув руками, оказываюсь на руках у Давида. Первая реакция затрепыхаться и сползти на пол, но он не отпускает. В объятьях Давы ничего интимного, но мне хватает жесткого контакта, чтобы предательское тело заныло. Ненавижу себя за это. Сколько бы растаптывал деспот сердце, оно каждый раз бешено отстукивает.
– Я сама. Обойдусь, – шиплю сквозь сжатые до хруста зубы.
– Молчи.
– Давид!
– Рот свой закрой, Дина. Ты практически инвалид, как забираться на витой Эверест собралась?
– Без тебя справилась бы.
Он молчит. Упрямо шагает вверх по лестнице. Не понимаю, что с ним происходит. Ведь завтра и не вспомнит обо мне. Отодвигаюсь от него дальше, рискуя свалить и себя, и его. Выносить близость просто средневековая пытка.
– Не дергайся.
– Что тебе нужно, Давид?
Умудряюсь толкнуть его в грудь, но силы внезапно заканчиваются. Трагифарс моих оголенных разорванных чувств постигает вышку и разрывается ядерным взрывом. Не хочу больше быть послушной. Не хочу входить в положение. Мне плевать на их бизнес, на слияние и вывод капитала. Устала. Я устала!
– Дина.
И меня прорывает. Куда только холеная выдержка девается.
Вся наука матери летит в пропасть. То, что вдалбливали в меня с детства, лопается как мыльный пузырь.
Дина, ты должна понимать в каком обществе мы вращаемся. Личные интересы ничто, главным является исключительно благосостояние... Что бы не случилось, ты должна всегда быть на высоте. У женщин одно оружие – внешность и искусство в постели. Будь учтива, доброжелательна и послушна…. Помни, что превыше всего ставятся не твои желания, как прожить жизнь, а семейные дела. И только ты теперь сможешь спасти папу. Помоги нам. Иначе… Иначе я просто умру…
Вот мантра моей родительницы, вбитая в голову отбойным молотком.
Но знаете! Да пошли они!
Я это я теперь.
– Уйди, – задушено молочу. – Или лучше отпусти меня. Насовсем отпусти. Вы меня замучили. Все! Мать до смерти боится, что ты вышвырнешь меня и тогда их планам конец. Ты-ы-ы! Ты медленно пытаешь своим безразличием и презрением. У меня же душа есть, понимаешь? Чертов ты замороженный демон! Я вас всех ненавижу! Всех!
Сумбурная речь не впечатляет Давида. Он лишь аккуратно ставит на пол и встряхивает за плечи. Сбрасываю руки, отшагиваю назад. Огромное зеркало позади отражает мой жалкий вид. Драная привокзальная блудница с размазанной косметикой и спутанными волосами. Против меня безупречный муж королем смотрится. Он спокойно и самое убийственное, безэмоционально взирает на меня с высоты своего роста. Неопределенно дергает уголком губ, роняет слова как подарок.
– Давай ты переоденешься, помоешься и мы поговорим.
– О чем?
– О нас, Дина. О нас.
– К черту!
В сердцах рассекаю воздух рукой и направляюсь в спальню. Минут сорок моюсь и привожу себя в относительный порядок. Надев мягкий спортивный костюм, промокаю волосы сидя уже на кровати. Нужно заканчивать вынужденный брак и жить как хочется. Плевать, что могу остаться ни с чем, я готова голодать лишь бы больше не испытывать боль от беспомощности.
Отвыкну. Забуду. Переживу.
Тянусь к сумке и верчу в пальцах визитку Воронова. Сволота большеротая. Чуть слюной не залил пока рану штопал. Звони в любое время. Да пошли вы все куда подальше. Рву картон на мелкие куски, рассыпаю на прикроватном столике.
Кто угодно смотрит на меня, только не Давид. Ну почему меня угораздило влюбится в него!
Глава 8
– Надеюсь у тебя хватит ума удержать мужа хотя бы на этом приеме, – шипит мать, тщательно скрывая злость. Маскирует фальшивой улыбкой исходящий гнев. Стряхиваю ее ладонь, которая больно вцепилась в локоть. – Не дури, Дина. Роди ребенка засранцу, и мы привяжем их навечно.
Достала с безумной идеей. Она не понимает, что я не хочу беременеть от человека, которому не нужна. Я вообще хочу убраться из их жизней куда подальше. Но конечно же не скажу, не зачем всем знать, что я неблагодарная дрянь. Грязные делишки больше не касаются.
– Мне пора.
Вырываюсь из рук матери, снимаю бокал с искрящемся напитком с подноса проходящего официанта. Мать радостно повизгивает рядом, раздавая улыбки и светские чмоки направо и налево. А у меня голова раскалывается. Коленка еще болит так, что хочется сесть и выпрямить ногу, но нельзя.
– Сверкаешь, Дин, – передо мной вырастает Марк и касается своим бокалом моего. – Как всегда звезда вечера. Выпьем?
– Уже, – салютую шампанским и подношу к губам. Лишь смачиваю и только. – Как дела? Как Лондон?
Марк сверкает белоснежной улыбкой. Рисовщик. Идеальный до скрежета зубов. Каждый раз подкатывает, пытаясь обаять, но не очень-то у него выходит. Минус Марка в том, что он считает все должны быть от него без ума.
– Отлично.
Надеваю на лицо фирменную улыбку. Теперь его не заткнуть. Будет вещать о себе любимом, как Ленин о революции. С такой же маниакальной целеустремленностью и одержимостью.
Давид снова исчез. Нарушает новый договор? Очевидно да. Ничего его не остановит. Зачем же тогда предлагал?
Едва выношу пламенную речь Марка и сославшись на головную боль, сбегаю в дамскую комнату. Мило извинившись, прервав его на полуслове, сматываюсь словно спринтер. И мне все равно, что челюсть Марка валяется на полу, ни разу не сомневаясь перешагиваю и исчезаю. Достал мажор долбаный.
Завадскую заприметила сразу. Разве она пропустит событие века, где сливки общества практически сбиваются в густую сметану. Тут пруд пруди всяких разных, но смотрит она по-прежнему на Давида. Кружит вокруг как голодная акула. Ей добыча нужна крупнее, а Барский очень скоро влетит в десятку Форбс.
Поднимаюсь по витой лестнице. Спину держу. Гребаные лицемеры. Ненавижу их всех.
Каждый проходящий мимо пузан имеет по две любовницы. Их жены вполне себе мирно существуют и мирятся с бонусом семьи. Смешно, но некоторые раскланиваются при встрече. Даже моя маман имеет милого сердца друга, а отец любовницу, что моложе меня. Твари кровожадные. Некоторые без таблеток ничего не могут, а туда же. Обожрутся стимуляторов и думают, что секс-гиганты.
Я живу в этом много лет, что так удивляется, а? Может и мне смириться. Наплевать на все. Завести себе обожателя. Вон Воронову только ведь позвонить и примчится, роняя тапки. Сколько раз рассматривала себя в зеркало. Я не уродка. Далеко не уродка, говорят, что я красивая. Хм, наверное. Тело на уровне. Пропорции хорошие. Мозги не тупые. Что еще нужно?
Ходят слухи, что меня лицо порочной суки и взгляд Лары Крофт, но это не так. Да, Боже, у меня и был то всего один парень. Никого больше! Никого. Я призналась в этом как-то Давиду. Не знаю, что мной двигало. Я хотела, чтобы он меня полюбил, когда я поняла, что пропала в нем. И знаете... Он не поверил. А потом сказал, что его не интересует скольких я ублажала в постели. Или они меня. Ему наплевать.
– Привет, Дина, – еще один восторженный взгляд. – Подаришь сегодня танец?
Неопределенно улыбаюсь, пытаюсь обойти.
– Буду ждать, Дин.
Машу головой и прибавляю шаг. Отстаньте все, надоели. Где же Давид?
Зачем ищу? Ведь придумала себе дурацкий предлог в виде дамской комнаты. Ну найду, увижу и дальше? Очередной удар в живот, вот что. Терпи еще, остался месяц-два, и ты свободна. Поиграй еще в семью. Таков новый договор. Терпи, Дина, терпи.
– Давид, в чем дело?
В уши вливается злой голос Завадской. Она негодует. По неволе убавляю шаг и прислушиваюсь. Дойдя до конца стены наблюдаю, как разъяренная Завадская размахивает прозрачными рукавами дорогущего дизайнерского платья, наматывает круги вокруг Давида. Тот невозмутимо смотрит на любовницу. Мне очень хочется узнать, что же дальше. Как последняя преступница затаиваюсь за портьерой.
– Ты мало уделяешь мне внимания!
– Что? – ледяной голос мужа гасит ее пыл. – Я говорил о внимании? Напомни когда.
– Я думала, что мы...
– Никаких «мы», Марго.
– Но...
– Послушай, ты утомила.
– Постой, Давид, – торопливый стук каблуков. – Я тебя люблю. Я думала, что мы вместе. Не уходи.
– Вместе? – его голос сочится ядом и саркастической насмешкой. Даже сквозь плотную ткань клубится стылый мороз. – Какая любовь? Ты ебанулась? Мы просто трахались.
– Нет, ты... – всхлип настолько патетичен, что даже я слышу. – Ну хочешь я прямо здесь тебе минет сделаю? Что мне сделать. Давид?
– Дура.
Я хочу на это посмотреть. Вышагиваю из своего укрытия. Завадская стоит на коленях и пытается расстегнуть ремень на брюках моего мужа. Смотрится унизительно и мега-отвратительно. Даже я в позиции нелюбимой жены чувствую себя значительно лучше. Давид, скрестив руки наблюдает за ее действиями, будто перед ним на коленях неведомая зверушка. Отвратительное зрелище, но...
Оно меня радует. Нет я не писаюсь от восторга, что наконец сейчас муж падет в мои объятия после любовницы. Даже если и... Не буду с ним.
Во мне бушует женская мстительность. Буйная краска удовлетворения широкими плотными мазками ложится на изорванную этими двумя душу. Завадская выглядит жалко, потеряно и откровенно плохо. Конечно, лишиться такого вкусного куска, кто же удержится от разочарования.
Я бессердечно радуюсь, что сохранила лицо при сокрушающих ударах судьбы. Единственный прокол в том самом вечере. Сильнее еще мокрой тряпкой по лицу не получала. У меня на тебя не стоит. Это при том, что вокруг истекают похотью, глядя на меня. Какая женщина выдержит, но я выдержала, хотя и ношу в груди отпечаток кровавыми буквами. Забыть такое невозможно.
– Сейчас. Я быстро.
Лепечет Завадская. Давид меняется в лице и наклонившись сильно дергает любовницу с колен. Ставит на ноги и дает пару пощечин.
– Приди в себя, Рита.
– Ты вернулся к ней, да?
– Не касается. Ясно? Не лезь. Я устал от тебя. Давай прекратим, тем более времени в обрез. Работы очень много. Подыщи себе кого-нибудь другого.
– К дуре своей идешь?
Слышу хлесткий удар и тяжелый всхлип. Он ее ударил. Пара шагов и возня. Замираю и хочу тут же сбежать, но меня останавливает голос Давы.
– Я кажется тебе говорил. Много раз говорил! Дину оскорблять нельзя. Укороти язык или я тебе его вырву.
– Да все знают, что ты трахаешься на стороне! – некрасиво визжит во всю глотку. – Разве сам ее эти не позоришь?
– Только женат я на ней, а не на тех, кого трахаю. Занятно, да?
– Думаешь она не бегает налево? Знаю я таких тихушниц.
– Заткнись. И будь добра съебись с глаз. Надоела идиотка.
Глава 9
Спешно покидаю свое убежище. Наткнуться на ссорящихся мне хочется меньше всего. Но я жестко просчитываюсь. Если шаги Давида звучат в другой стороне. то разъяренная Завадская врезается прямо в меня. Она ошарашено пялится и потом сузив глаза приближает расплывшееся в негодовании лицо к моему.
– Слышала?
Шипение змеи окатывает могильным холодом. Она настолько зла, что облако ярости как ядерка разлетается по ветру с огромной скоростью. Немного отклоняюсь назад из всех сил держа соломинку спокойствия. Топлю на нейтралке со всей доступной мочи.
Уничтожаю ростки мстительности, хотя расцарапать ей лицо все, что желаю сейчас. Но это внутри. Внутри! Поднимаю бровь и вкладывая максимальное сочувствие в голос спрашиваю.
– Отправил в отставку, Завадская? Вагина растянулась или давиться при минете стала?
Еще немного и она вцепится мне в волосы. Давай, сука! Попробуй только дотронься. За все унижения заплатишь. Вспомню каждую слезинку бессилия и растерянности. Отплачу тебе ржавой монетой. Все это кричит во мне той Диной, которую никто не знает. Но сегодняшняя вышколенная не может позволить опустится до выяснения, а тем более до драки. Поэтому аккуратно треплю ее за напудренную щечку и словно жалея, четко проговариваю.
– Не горюй. Вокруг так много свободных членов. Ты еще найдешь свой. Может, конечно, не такой богатый, как у Барского. Стареешь же. – озадачено веду взглядом по красной мордашке. – Не отчаивайся.
Завадская выворачивается из рук, выхватывает мой бокал и плещет содержимым в лицо. Ахаю, но на ногах удерживаюсь. Внезапно разбирает смех. Ну не дура ли? Неконтролируемый смех вырывается, пока смахиваю капли с кожи и платья. Хорошо, что весь почти допила и урон минимальный. Ритка похожа перезрелый помидор, что вот-вот взорвется на солнце. Постойте. У нее в уголках губ скопилась слюна. Фу-у-у.
– Уведу. Поняла, рыба замороженная, – грозится Завадская, пытаясь наступать.
Хохочу во все горло. Забыв о приличиях, меньше всего хочу душить в себе реакции. Некого уводить, разве не знает? Давид не принадлежит мне, но кому какое дело. Пусть чувствует себя уязвленной. Пусть тоже знает, как испытывать перманентное бессильное ощущение. Пусть будет слабой сейчас и не нужной. Пусть сволочь боится и трясется.
– Дура ты, Завадская, – едва успокаиваюсь. – Барский верно заметил. Но мечтать не вредно. Если бы у тебя имелись мозги, то ты бы уяснила. Давид не доедает надоевший ужин. Он всегда выбирает новое меню.
– Уж не ты ли его меню?
Она выхватывает бокал и разбивает.
Понимаю. Отчаянье.
Осколки хрусталя попадают на стопы. Небрежно сбрасываю и тряхнув волосами, даю дружеский совет.
– Не твое дело, Завадская. Наши дела с Давидом никого не касаются. Дурам невдомек, что умные жены иногда отпускают своих мужей на прогулку на длинном поводке. Теперь же ты мне надоела. Проваливай, Ритка.
Наврала напропалую. Но по-другому не вижу способа спасти свою честь. Может со злости она растреплет светским курицам, что у нас с Барским какой-то план или сама за меня придумает что-то.
Мой план, что Завадская сейчас разревется и убежит не работает. Не дооценила брошенную любовницу. Она наступает с обезумевшим лицом яростно и отважно, приходится сделать шаг назад, чтобы не рухнуть под натиском. Запястья пронзает боль.
– Провалишь ты. Барский будет моим. Моим! Уяснила? Я добьюсь, чтобы он бросил тебя. Я выйду за него замуж, я буду блистать рядом. Это моя роль, мерзкая дрянь. Сейчас просто временные трудности. Не беда. Знай, что не отступлюсь. Можешь сдавать в утиль свое дешевое колечко. Твой символ брака протух!
Платина стоимостью с чугунный мост дешевая побрякушка? Она двинулась с ума. А-а-а... Светские куры считают, что на пальце должно сверкать колесо с камнем подобно уличному фонарю. Я поняла.
– От души желаю тебе удачи, моя дорогая, – прикладываю к сердцу лапки и моргаю так часто, что готова взлететь. Говорю себе браво, потому что сегодня перемахнула через очередной предел. Держусь, как Муций Сцевола. – Кстати... Может тебе сиськи новые вшить? Говорят помогает.
Наконец, Завадская срывается и замахивается. Ах, какая ошибка. Она слишком сильно бросается вперед, а я слишком быстро отхожу в сторону. Бах! Облако из дизайнерского платья взметывается вверх. Любуюсь брыкающейся поверженной любовницей мужа. Дикая мысль стегает меня по загривку. Я упьюсь детской местью до самого дна. Ненавижу Завадскую. Ненавижу.
Шаг назад. Ваза наклоняется.
Прямо в лицо тонкой струйкой лью воду. Маргарита начинает визжать. С удовольствием наблюдаю, как растекается макияж по наглой бесстыдной морде. Хм, а на тушь бабешка зажала водостойкую. Вытирает глаза, размазывая черноту сильнее. Истеричный смешок вырывается вновь. Наклоняю вазу и доливаю остатки.
– Наигралась?
Подпрыгиваю от голоса Давида. Его услышать ожидала меньше всего.
– Посмотри, что она натворила! – рыдания поверженной любовницы приводят меня в искренне недоумение.
Ведь только что готова была мне череп раскроить и уже несчастной жертвой прикидывается. Барский рывком ставит на ноги любовницу. Она пытается примостится на мужественное плечо в надежде найти сочувствие и как следует нажаловаться, но он не позволяет. Шепнув пару слов, отстраняет от себя. Маргарита смертельно бледнеет. Закусив губы, молча подбирает платье и скрывается из вида. Интересно, что же произошло, но мне никто не скажет.
– Дина, наигралась спрашиваю?
– Ты о чем?
В глазах Давы сверкает неподдельный интерес. Впервые за все время что вместе, он реагирует открыто.
– Не знал, что ты кровожадная и умеешь мастерски бить в ответ.
Усмехаюсь про себя. Да уж. Комплимент сомнительный.
– Не тебя.
– А жаль?
– Жаль, Давид. Завадская пыль. Ударить тебя было бы гораздо приятнее.
Он распахивает пиджак, показывая идеальное тело, скрытое дорогущей рубашкой. Брючный ремень двигается в такт шагам. Подходя, раскидывает руки в стороны. Подставляется, нагибается ниже.
– Бей.
Немного теряюсь. Но мне хочется. Только сейчас понимаю как я зла. Осознаю, как ситуация сильно подкосила. Разочарованная злость постоянный мой спутник. Понимаю, договор нужно выполнить, соблюсти условия, но разве в эту минуту не дает ли Барский карт-бланш? У всяких самых строгих правил есть исключения. Это значит...
Размахиваюсь и хлестко бью по идеально небритой щеке мужа. Вкладываю все, что мучило долгое время. Всю потерянность, всю обиду. Вкладываю злость от бесконечных измен, от бессонных ночей. Как только отнимаю ладонь, вижу, как отшатывается от удара Давид.
Он неосознанно растирает огненный след на мгновенно краснеющей коже. Он зол и ошарашен. В глазах сверкает гневное удивление. Явно не ожидал, что так вложусь. Я и сама не поняла откуда силы взялись.
– Прости?
Помимо воли вырывается. Во мне еще живо воспитание. Если я причинила беспокойство, то обязательно извинюсь. Но как видите, воспитание уже со знаком вопроса.
– А ты дикарка оказывается. Необузданная, – продолжает тереть кожу. Взгляд его задумчив и рассеян. – Да, Дин?
Глава 10
Я ждал знатной пощечины, но не хук слева. Занятно. Дина радует все больше. Она оказывается живая.
Долгое время предпочитал не замечать, что жена эмоционально забита. До скрипа зубов бесила вышколенность рабыни и желание угодить. Неужели так подействовал намек на свободу. Скорее всего. Птичка хочет вырваться из золотой клетки. Я отпущу. Как только дела с папашами неумными решу, так пусть летит.
– Ты оказывается дикарка, да Дина?
Она сверкает глазищами и ядовито ухмыляется.
Складываю руки на груди, с интересом вниманию колоссальным изменениям. Твою ж мать, какая она вдруг стала. Нет, я не плыву и не мажусь, но реально трансформация жены вдруг захватывает.
– Хочешь поужинать?
Внезапно предлагаю ей. Сам немного ошизеваю от предложения, но как говорится из песни слов не выбросишь. Уже вылетело.
Все просто и легко объяснить. Хочу видеть что-то еще новенькое, что разбавит мою пресыщенную жизнь. А Дина как раз подкидывает не хреновую пищу. Только вот кроме тотального удивления ничего больше не вижу по эмоциям. Она задумчиво смотрит и ничего не отвечает.
Что ж. Немудрено.
Я бы на ее месте вообще послал после армагеддона семейной пародии. Жду, она в праве размышлять и принимать решение. Тем более новый договор обяжет, никуда не денется. Отмечаю с болезненным удовлетворением оговоренные условия сегодняшнего бытия. Мы со вчерашнего дня пара для всех. Внезапно влюбленная, мать их, пара. Угу.
– Надеюсь отраву в еду не попросишь официанта подложить.
– Я в напиток подкину, – серьезно задвигаю. – Нет, как хочешь. Я не настаиваю и тем более не прошу. Скучно мне, знаешь ли.
Дина по-прежнему задумчиво таращится и молчит.
– Сегодня магнитные бури?
– Жрать хочу, Дин, – огибаю ее, иду на выход, но в дверях все же притормаживаю. – Это проблема уехать в рест или что? Нам нужно как-то коммуницировать, месяц или пару месяцев еще семейный бред изображать. Едешь или нет?
Начинаю терять терпение.
Блядь, впервые протягиваю руку первым, что тяжело взять? Чтобы легче было обоим, разве тяжело? Не понимаю. Или по-прежнему живем в мазохизме и истязании. Она кусает губы, как будто стоит перед фатальным выбором. Подгоняю ее движением пальцев. На мой жест приходит охуенная реакция, жена небрежно отмахивает ладонью, будто комара сгоняет. Но меня и это веселит.
