Текст книги "Плач Минотавра"

Автор книги: Хавьер Аспейтья

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Хавьер Аспейтья
Плач Минотавра

Есть ли иной призрак, что делает столь сладостной слабость? Что ж, тебе принадлежит каждое слово, любовь моя, Кармен Пепинья.

Все святые оскорбляют ее, все мужчины – скорбят о ней.

Роберт Грэйвс

В этот период два города словно переплетаются друг с другом и остаются вместе, пока разум не разлучает их навсегда.

Святой Августин

Знания не есть мудрость.

Эврипид

Страх приносит человеку несчастье, но это не значит, что храбрость равнозначна счастью, счастье – это отсутствие страха; вовсе не храбрость, для которой порой недостаточно одной лишь силы духа (на моем курсе было два храбрых еврея, и оба застрелились то ли в институте, то ли вскоре после выпуска), таким образом, человеку нужна не храбрость, но отсутствие страха, спокойствие, прямой открытый взгляд, способность вынести все. Не ломай себя, но и не позволяй себе быть из-за этого несчастным, равно как и из-за того, что, в случае необходимости, ты все-таки перешагиваешь через себя. И уж если ты не ломаешь себя, то и не ищи жадно и постоянно возможности сломить себя. В жизни, впрочем, все гораздо сложнее и в то же время гораздо проще.

Франц Кафка

I
ЕВРОПА

Ночь охоты

Где-то высоко в небе сильный порыв ветра разогнал тучи, скрывавшие полную луну. Ее ясный свет выхватил из темноты силуэты двух разведчиков, заставив их задрожать и еще сильнее вжаться в густой кустарник. Оба они понимали, что слишком приблизились к этой странной группе критянок, зря понадеявшись на обманчивую защиту ночного леса. Теперь любое неосторожное движение, любой шорох могли выдать их.

– Уходим, Декапенд, – сказал первый. – Если мы оставим оружие, они не смогут догнать нас, даже если заметят, как мы убегаем.

– С ума сошел, Мормоликион? – прошипел второй. – Ты, разрази тебя гром, хочешь предстать перед Астерием безоружным и запыхавшимся, словно какой-нибудь перепуганный молокосос? Я скорее протанцую ночь напролет с этими ведьмами.

Женщины, укрытые оленьими шкурами действительно танцевали, образовав нестройный хоровод. На вытянутых руках они держали нечто, что разведчики поначалу приняли за гибкие ветви какого-то растения. Лунный свет, однако, показал, насколько они ошибались.

– Пусть Зевс вырвет мне бороду, если это не змеи! – сдавленно вскрикнул Мормоликион.

Одна из танцовщиц резко остановилась и, повернувшись лицом к скрывавшим двух лазутчиков зарослям, по-звериному втянула ноздрями воздух. Внезапно она испустила дикий вопль, от которого ее подруги в ужасе застыли, а у непрошеных гостей зашевелились на голове волосы. Хоровод развалился, женщины сгрудились вокруг кричавшей. Декапенд и Мормоликион, даже не взглянув друг на друга, опрометью выскочили из укрытия и в панике бросились бежать, побросав свои боевые копья. За спиной они слышали женский смех и стук копыт. Охота началась.

Сон Астерия

Астерий опрометью бросился сквозь туманную ночь, ломая руками хлеставшие по лицу ветки деревьев и стараясь не думать о судорогах, сводивших ноги. Обессиленный, он остановился, жадно хватая ртом те жалкие потоки воздуха, что пропускал лес, и спрятался за огромным деревом. Ему вдруг показалось, что он уже не раз переживал это паническое бегство. «Сейчас, – подумал он, – я обернусь, и она будет стоять прямо здесь, рядом с деревом, прекрасная, но бледная, словно ночной кошмар». Дрожа, Астерий выглянул из-за дерева, увидел ее и почувствовал, как желудок сжимается от боли, словно пронзенный мечом…

– Государь, разведчики уже вернулись.

Астерий резко сел на травяную циновку. Он не сразу понял, что находится все в той же пещере, где лег спать. На пороге виднелся силуэт стражника.

– На самом деле… не все разведчики.

Не сказав ни слова, Астерий поднялся на ноги. Он был выше и крупнее молодого солдата, но нагота и легкая дрожь, спутница ночного кошмара, придавали ему болезненный вид. Стражник, поставив на пол чашу с горячим кабаньим жиром, неловко набросил на плечи Астерию плащ из шкур. Царь поднял сосуд и выпил густую, согревающую жидкость, стараясь выбросить из головы сны и начать думать о вещах более насущных: всего день назад он вместе с горсткой закаленных в боях воинов высадился на этом острове, после долгого плавания в непокорных ладьях. Наконец-то он оказался на волшебном Крите. После стольких лет бесплодных скитаний по засушливым землям соседнего полуострова, после стольких лет бесполезного разбоя и ненужной крови он приплыл сюда в поисках серебра, о котором узнал от кочевников, некогда повстречавшихся греческому племени, давным-давно покинувшему свою опустошенную, нищую родину, и давших ахейцам, народу воинов, новую цель.

Он не раз повторил все это про себя, прежде чем выйти из пещеры в сопровождении стражника. Снаружи несколько солдат сгрудились вокруг какого-то человека. Завидев своего царя, они расступились. На земле в изорванной одежде и шкурах сидел один из его людей, посланных на разведку. Лицо Астерия перекосила недовольная гримаса.

– Что случилось? Где твое оружие? Где твой товарищ?

Несчастный даже не шевельнулся. Обхватив колени, он смотрел на свои босые, изодранные в кровь ноги, будто считая пальцы. Астерий наклонился к разведчику и, взяв за подбородок, заставил посмотреть себе прямо в глаза.

– Как тебя зовут?

– Мормоликион. Меня зовут Мормоликион.

– Хорошо, Мормоликион. Я знаю тебя. Ты хороший солдат, хотя и пьяница. Скажи мне, где твое оружие и твой товарищ?

– Меня зовут Мормоликион, – собравшись с силами, солдат поднялся на ноги перед царем. – Декапенд – кретин. Я ему говорю: «Мы должны найти какое-нибудь селение, так что пошли отсюда». А он смеется: «Ты что, провел столько времени среди мужчин, что женщины перестали тебя интересовать?». Я же знал, что это опасно, что у нас другой приказ. А теперь, посмотри на него, – Мормоликион снова сел на землю и безо всякой почтительности сжал своей дрожащей рукой руку своего царя, указывая куда-то в чащу, – посмотри на него, видишь? Его останки разбросаны по всему лесу, его кровь стала пищей для змей. Я спасся чудом, брат; они гнались за мной словно дикие собаки, они настолько могущественны, что деревья повиновались им и склонялись, пытаясь схватить меня ветвями. Посмотри на мое лицо, видишь? Лес ожил. Нас всех, всех разорвут на кусочки.

В предрассветном воздухе сухо прозвучала пощечина. Астерий ударил Мормоликиона по лицу, тот упал навзничь и, скуля, растянулся на земле.

– Выпивка свела его с ума, – сказал царь, – свяжите его и заткните ему рот, пусть придет в себя.

Астерий знал своих людей. Он понимал, что появление страха – вопрос нескольких часов, возникновение паники – нескольких дней. Нужно было срочно разыскать небольшую деревушку – подходящее место для бесчинств и грабежа, чтобы грубые души ахейцев нашли утешение.

– Так, мне нужны четыре добровольца.

Прежде чем отправить новую партию разведчиков, Астерий своими руками пробил у всех лодок дно и затопил их, чтобы избежать дезертирства.

Царь успел позабыть о видении, посланном ему Богиней. Он не видел никакой связи между своим загадочным сном и рассказом несчастного солдата. Воинственные, твердолобые, способные пробить стену головой – таковы настоящие ахейцы.

Гостеприимство Кносса

Людям Астерия хватило нескольких дней, чтобы дойти до предела. Боевой дух был подорван окончательно, когда вторая группа разведчиков обнаружила голову Декапенда, насаженную на острый ствол тростника и набитую какими-то странными травами, а тут еще и Мормоликион окончательно сошел с ума; все попытки Астерия отвлечь своих людей, заняв их добычей провианта и строительством временного лагеря, оказались напрасными.

Воин по имени Мормоликион, в сотый раз нарушая дисциплину, отбился от своих товарищей. Он сидел на камне, когда что-то легонько ударило его по затылку. Мормоликион обернулся, порядком напуганный. За ним стоял мальчик в нарядной, отделанной серебром тунике и прятал за спиной руку, которой за мгновение до этого кинул в ахейца маленький камень.

– Если я тебя поймаю, – сказал Мормоликион, – то спущу с тебя кожу полосами, сделаю из нее кнут и буду хлестать тебя им по голому мясу.

Затем он снова погрузился было в себя, но тут его помутненное сознание слегка просветлело. Он резко встал.

– Не бойся, мальчик, Мормоликион – твой друг. Он не сделает тебе ничего плохого.

Маленький критянин, впрочем, не выказывал никакого страха, а, наоборот, спокойно смотрел на чужеземца, который приближался к нему, пытаясь изобразить на свирепом лице жалкое подобие улыбки. Мормоликион не видел детей тысячу лет. Он протянул руку и погладил мальчика по длинным черным волосам.

– Как тебя зовут, малыш? Ты понимаешь, что я говорю?

– Я Минос, сын Европы, – ответил мальчик. Он говорил на ахейском несколько шероховато, но весьма уверенно.

– Хорошо, молодец. Хочешь подарок? У меня для тебя кое-что есть. Ай-ай-ай, как же так? Мои карманы пусты! Наверное, твой подарок у одного из моих товарищей. Пойдем посмотрим?

Представ перед Астерием, ребенок рассказал, что неподалеку от лагеря ахейцев находится город Кносс. Мальчик был настолько великодушен, что от имени своего народа решил оказать ахейцам гостеприимство.

Греки, само собой, и не подумали отказаться. Войдя в город, потрясший их своим великолепием, они не стали расчехлять оружия, хотя были готовы отразить любое нападение. Увиденное напугало их: город был открыт со всех сторон, каждая улица служила входом: никаких крепостных стен, никаких стражников. Какое же колдовство защищало жителей от воинственных соседей, безжалостных пиратов и пришлых завоевателей?

Вслед за царевичем Миносом ахейцы отправились во дворец, возвышавшийся на холме за городом, за ними следовала причудливая толпа нарядных критян: женщины были одеты в юбки с цветными воланами, мужчины – в льняные или кожаные напередники. На каждом из толпы – драгоценные камни, золотые и серебряные кольца, серьги, браслеты… Ахейцы никогда еще не видели, чтобы столь богатый город был совсем не готов к приходу многочисленного вооруженного отряда чужаков, и потому великолепие Кносса и горделивое величие дворца пугали греков все больше и больше. Прежде чем войти во дворец, Минос предложил им оставить оружие у входа. Астерий дрожащим голосом осведомился:

– Должны ли мы считать себя пленниками?

– Ни в коем случае. Вы сможете забрать оружие, когда захотите, а если ваши военные законы запрещают вам выпускать его из рук, оставьте его при себе. Мы лишь просим проявить к нам уважение и, поверьте, будем вам благодарны.

Сбитые с толку ахейцы беспомощно уставились друг на друга. Астерий первым отстегнул ножны с мечом и отдал их вместе с луком и колчаном. Все остальные молча последовали его примеру.

У входа во дворец их встречала мать Миноса, Европа, которую ахейцам представили как Госпожу Луны. Астерий уже целых три месяца не видел ни одной женщины, а эта предстала перед чужаками в ритуальном платье Богини. Ее кожа была покрыта белилами, обнаженную грудь поддерживал легкий, почти незаметный корсаж, прозрачную короткую тунику перехватывал на талии широкий пояс. Европе не было еще и тридцати, ее лицо, покрытое слоем белой краски, лучилось неземной красотой, а глаза смотрели холодно и проницательно.

Астерий, запинаясь, осведомился, может ли он видеть царя.

– Я говорю от лица Богини. Если ты предпочитаешь беседовать с мужчиной, выбери любого и говори с ним, – ответила ему Европа под дружный смех своих придворных дам.

От царицы греки узнали, что, войдя в город, они стали гражданами Кносса, что, если они захотят провести в городе ночь, их отведут в дома, отведенные для приема гостей, и если они решат задержаться на Крите, то им придется работать по три часа в день, как и всем остальным жителям Кносса.

– Мы – воины, – гордо заявил Астерий, и, стремясь разузнать побольше о защите города, продолжил: – Мы могли бы служить в вашем войске.

– Это не работа. Нас защищает Богиня. В Кноссе, да и вообще на Крите, нет армии. Это самый крупный город острова, но во всех остальных селениях вы увидите то же, что и здесь. Если захотите, мы обучим вас любому ремеслу. Впрочем, сейчас вам нужно отдохнуть. Можете оставаться в наших домах для гостей столько, сколько вам будет нужно, чтобы решить, уйдете вы или останетесь. Решите остаться – для вас выделят постоянное жилище.

Прежде чем уйти, ахейцы забрали свое оружие.

– Прости нас за недоверие, Госпожа, но мы редко сталкиваемся со столь радушным приемом. К тому же на следующий день после нашей высадки на остров двое моих людей подверглись нападению неких воительниц, один из них умер. Мы не хотели бы оказаться в западне.

– То были не воительницы, а жрицы, – ответила ему Европа. – Быть принесенным в жертву во время ежегодного празднества обручения Богини Луны и Диониса – великая честь, и любой из жителей этого города был бы счастлив оказаться на месте твоего воина. Ты волен забрать свое оружие, но не пускай его в ход.

Власть вина

Первой же ночью Астерий и его люди разработали план действий: они останутся в городе, чтобы разузнать, как устроена его оборона, позволяющая жителям чувствовать себя в полной безопасности. Разнюхав все, они нанесут внезапный удар изнутри и захватят власть.

В соответствии с планом, на следующий день ахейцы попросили, чтобы им предоставили собственное жилье. Разбившись на группы по четыре человека, они поселились в недавно построенных домах на окраине города. Затем греки обошли мастерские дворца, и каждый из них выбрал то ремесло, которое было ему по душе, хотя большая часть ахейцев предпочла стать охотниками и земледельцами. Как они и ожидали, горожане обрадовались их решению, и греки стали выжидать.

Настоящим открытием для ахейцев, привыкших к грубому вкусу ячменного пива, стало виноградное вино, которое кноссцы обильно употребляли во время праздников.

– Скажи своим людям, – предупредила Европа Астерия, – что они могут выпить столько вина, сколько найдут в кладовых дворца. Но вы не должны прикасаться к священному вину, что хранится в храме Богини. Это напиток богов, опасный для непосвященных. Его можно пить только в присутствии жрицы, следуя ее указаниям.

Слова Европы, которые Астерий передал своим людям, вызвали обратный эффект. Не прошло и трех дней, как Мормоликион стащил кувшин амброзии. Многие видели, как он, ошалевший от выпивки, метался по улицам города. Вино сыграло с беднягой злую шутку: ему чудилось, что он вновь и вновь убегает от чуть было не разорвавших его на кусочки жриц. Его схватили и заперли в доме, но даже привязанный к кровати он снова и снова пытался спастись от кровожадных женщин. Успокоился Мормоликион лишь через неделю, когда смерть, которой он чудом избежал в священной роще, вновь вернулась за ним.

Речь Астерия

Время шло, а ахейцы все не могли понять, как устроена оборона города – более того, многие из них пришли к выводу, что Богиня, оберегавшая остров, должно быть, очень могущественна, раз она смогла сделать так, что жители Крита ничуть не опасаются нападения. Астерий беспомощно наблюдал, как решимость греков захватить город постепенно сходит на нет: зачем осложнять себе жизнь, если у них и так есть все необходимое? Никогда еще им не жилось так хорошо: еда, внимание, отдых… Жалкие три часа работы не слишком утомляли людей, привыкших странствовать, воевать и добывать пропитание грабежом, занятием на редкость опасным. Зачем захватывать власть в городе, где ты и так живешь по-царски?

Астерий понимал, что скоро окончательно утратит власть над своими людьми, и потому, собрав ахейцев как-то вечером во дворе своего дома, он обратился к ним с речью:

– Братья мои, мы вошли в этот город, не пролив ни капли крови. Нас дружелюбно приняли, дали пищу и кров. Иногда ко мне, как и к вам, ночью приходит женщина. Я слышу стук в дверь и открываю Она входит в дом и раздевается, отдается мне и уходит, прежде чем я успею ее остановить. В такие ночи я, как и вы, не могу уснуть; наслаждение, которое эта женщина дает мне, превращается в пытку, когда она уходит.

Мы поклялись кровью наших предков, что завоюем эту землю или погибнем. Но вы усомнились в своей клятве. Не бойтесь, я никого не виню. Вы сомневаетесь. Ваши сомнения мне понятны, я сам прошел через них. Зачем нам подчинять себе этот народ, – спрашиваете вы себя, – если он и так дает нам все, о чем мы только можем мечтать, не требуя взамен ничего, лишь мира.

Так говорю себе я, и знаю, что вы думаете так же.

Но во мне живет более глубокое предчувствие. Братья, не забывайте свои имена… Я – Астерий, сын Тектама, царя ваших отцов, сына Дора, царя ваших дедов, сына Аполлона. Я никогда не знал имени своей матери, которую мой отец похитил лишь затем, чтобы она родила ему сына и вырастила его. Потом он бросил ее, так же как ваши отцы бросили ваших матерей. Он мог убить ее, но мы же не дикари. Пусть хоть один из вас назовет мне имя своей матери. Ну же! Я жду ответа!

Я не знаю, откуда я родом, так же как не знали того мой отец и мой дед. Так же как не знали того ваши отцы и деды. Моего отца лишили его земли. Умирая, отец не оставил мне в наследство ни клочка – лишь путь. «Астерий, – сказал он, – без устали ищи, ищи, ищи нашу землю, а когда найдешь, без устали бейся за нее, до тех пор пока она не станет твоей. Эта плодородная земля должна быть богата серебром и рабами. Когда ты провозгласишь себя царем этой земли и разделишь ее со своим народом, – сказал мой отец, – когда все мужчины и женщины на этой земле преклонят пред тобой колени, тогда закончатся наши скитания, что начались много лет назад. Если ты не найдешь этой земли, ее найдет твой сын или сын твоего сына, но пока ты жив – ищи, ищи, ищи».

Вот что сказал мне отец, и я говорю вам, что мы наконец-то нашли ту землю, что искали столько лет, и все вы, старые и молодые, знаете, что это так. Именно поэтому мы решили захватить этот остров, и все принесли клятву.

А теперь, прошу вас, посмотрите вокруг. Скажите мне, весь этот мир, покой и процветание – для кого это? Когда мой дед Дор принял свою судьбу, уготованную ему его отцом Аполлоном, он ожидал не долгой и спокойной жизни, но тернистого пути страданий и войн, поиска счастья не для себя и не для своего сына, но для всего своего народа. Он бросил свой кров и отказался от своей жалкой судьбы, потому что отец его Аполлон предсказывал ахейцам счастливое будущее, если они поступят так же, как их вождь. Скажите мне, если вы сложите оружие и превратитесь в простых крестьян, кто продолжит дело ваших отцов и отцов ваших отцов?

Мало того, вы знаете, что, если спросить у любого кносского ребенка, кто он, в ответ вы услышите его имя и имя его матери. «Я Минос, – сказал нам первый мальчик, которого мы повстречали, – сын Европы». Спрашивали ли вы себя, сколько проживет память о вас, о ваших отцах, о ваших дедах? Скажите мне, как вы собираетесь узнать своих детей, рожденных кносскими женщинами? Как вы узнаете, ваш ли это ребенок, если он не будет расти рядом с вами? Если так продлится и впредь, мы будем повинны в исчезновении нашего народа, мы – поколение, которое не смогло увековечить имени своих предков и покрыло их позором.

Да, мы сомневались. В этом нет ничего постыдного. Но я говорю вам, что жизнь, которую мы ведем здесь, – преступна. Ахейцы – народ, который царствует или гибнет. Мы не пастухи, не крестьяне – мы воины и уж точно не народ, живущий под властью женщин и слушающий волю капризной Богини. Те богатства, что я собрал, окропив кровью лезвие моего меча, никогда не будут растрачены на то, чтобы кормить каких-то там голодранцев; они перейдут моему сыну, который будет называть мое имя всякий раз, когда его спросят, кто он. «Сын Астерия, – скажет он, – сына Тектама, сына Дора», – скажет мой сын. Вы – ахейцы, и ваши дети будут ахейцами, и дети ваших детей тоже будут ахейцами: народом воинов и властителей, народом, который скоро станет править Кноссом.

Возглас одобрения и восхищения вырвался из глоток ахейцев. Они тотчас принесли в жертву Зевсу ягненка, чтобы бог богов защитил своих детей от критской Богини, и повторили свою клятву.

Плач Кносса

– Чего ты хочешь, Астерий? – спросила Европа. – Твои люди чем-то недовольны?

– Нет.

– Тогда почему ты пришел с оружием в мой дворец, где никто не намерен причинить тебе вреда? Ты все еще боишься нападения из-за угла или сам хочешь напасть на меня? Богиня предупреждала, что вы принесете несчастье. Ты пришел убить меня?

Астерий осмотрелся. Рядом с Европой было лишь три жрицы. Женщины смотрели на него, не скрывая беспокойства.

– Европа, я пришел лишить тебя власти. Ты должна сказать своему народу, что отныне царь – я. Мои люди заняли все наиболее важные точки города. Мы не хотим никому причинять вреда, мы благодарны вам за гостеприимство. Вашим жизням ничто не угрожает, но отныне в Кноссе все будет так, как я скажу.

Европа медленно подошла к Астерию и пристально посмотрела ему в глаза.

– А что ты будешь делать, когда получишь власть? Скажи мне, Астерий, что ты прикажешь?

Астерий не смог выдержать ее взгляда. Сильная пощечина отшвырнула Европу в другой конец зала. Жрицы, остолбенев, смотрели на это, не веря своим глазам. Одна из них пробормотала что-то на непонятном языке и поднесла руки к лицу. По ее телу пробежала судорога; наполненные ужасом глаза широко распахнулись. Астерий подошел к ней, взял за подбородок и посмотрел в ее бледное лицо; когда их взгляды встретились, жрица задрожала, и тело ее вновь свело судорогой, на этот раз куда более сильной. Глаза вылезли из орбит. Затем она испустила жуткий вопль; услышав его, Астерий обнажил меч и нанес удар. Его люди, ожидавшие снаружи, ворвались в зал. Две другие жрицы тоже бились в конвульсиях и кричали, вырывая волосы клоками. Одна из них стояла у окна, другая – в центре зала. Обе погибли от рук воинов Астерия, но это не помогло: пока Европа рыдала, забившись в угол, уткнувшись в подол юбки с семью разноцветными воланами, людей внизу охватила паника: пронзительный, нескончаемый крик распространился по всему городу.

Это был черный день. Сначала разбросанные по городу ахейцы, сходя с ума от жуткого, беспрестанного крика, убили нескольких женщин, которые в испуге выбежали из домов, и мужчин, которые, как могли, пытались им помешать. Потом, догадавшись, что вывести женщин из транса могла бы пара пощечин, они закрыли лица руками и начали тихо плакать. Крик постепенно сошел на нет, город охватил плач. Мужчины плакали, однако большинство из них сидело с потерянным взглядом. Стараясь не обращать внимания на стоны и причитания, ахейцы довершили захват города, не потеряв при этом ни одного человека.

Во время переворота случилось несколько преждевременных родов и внезапных смертей. Небо закрылось тучами, и мелкий моросящий дождь довершил картину печального вечера. Победу омрачило лишь одно происшествие, в котором Астерий винил себя: когда началась всеобщая паника, он оставил Европу в зале и поспешил на улицу, приняв стенания за шум битвы. Когда он вернулся, Европы уже не было.

Без нее ахейцы не могли успокоить женщин и мужчин. На несколько дней город словно погрузился в летаргический сон, и хотя греки перерыли дворец и дома критян, даже отправили несколько отрядов за пределы города, поиски ни к чему не привели. Более того, две группы разведчиков сгинули где-то во дворце.

Чтобы покончить с этим, Астерий выбрал двадцать пленников и объявил, что их будут казнить одного за другим на дворцовой площади, до тех пор пока не появится Европа. Она пришла еще до того, как убили первого пленника. Одетая в траурное платье, царица была совершенно раздавлена и готова принять свою долю. Ее сопровождали три сына: Минос, Радамант и Сарпедон. Самому старшему из них не было еще и двенадцати.

– Мой бог Зевс велит мне жениться на тебе, чтобы твой народ принял меня и жизнь в городе вернулась в свое русло.

– Все будет так, как ты захочешь: сила в твоих руках, – покорно согласилась Европа. – Богиня же велела мне рассказать о той каре, что постигнет тебя за твои прегрешения. Ты больше никогда не будешь спать спокойно: всю жизнь, до самой твоей смерти тебя будет преследовать ночной кошмар, терзающий душу и плоть.

В день свадьбы город хранил молчание. Ахейцы строго следовали придуманной ими варварской церемонии: невесту полагалось похитить, чтобы насильно овладеть ею на ложе в дальнем помещении дворца. Опустошенный, измученный и сонный Астерий падает на прекрасное, безвольное тело Европы. Его взгляд постепенно застилает легкая дымка безумия: с этой ночи его будет преследовать проклятие Богини, и всякий раз, закрыв глаза, он будет видеть один и тот же сон, будто на нем, как за минуту до того Европа, скачет страшная женщина с лошадиной головой, терзая и мучая, не давая ему уснуть.

Рассвет застал Астерия в саду, с черными кругами под глазами и смятением в мыслях. Он никак не мог решиться осмотреть свои новые владения, боясь потеряться так же, как разведчики, надежды на возвращение которых ни у кого уже не осталось.