355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Хауэрд Энджел » Смерть выходит в свет » Текст книги (страница 3)
Смерть выходит в свет
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:38

Текст книги "Смерть выходит в свет"


Автор книги: Хауэрд Энджел



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Ни сегодня, ни в любой другой день я не был расположен судить о людях по внешнему облику. Но вовсе не обязательно было сообщать об этом Джоан, которая знай себе продолжала болтать:

– А рядом с Энеем его брат, Гектор. Он учительствует в Хэтчвее. Эти двое – достояние здешней истории. Первыми приехали сюда. Эней – своего рода приложение к усадьбе. Работал ещё у Риммера, когда тот был здесь хозяином, а потом – у Уэйна Траска. Траск был не подарок. На трезвую голову бросался на всех с кулаками. Предок Энея – Анабль Дюфон, в честь которого назвали реку. Энея не так-то просто разговорить, но он может рассказать уйму интересных историй о первых днях этой усадьбы.

Мы приблизились к оставленному Ллойдом древнему граммофону, возле которого стояли Эней и Гектор, зажав в ладонях свои кофейные чашки, как будто сейчас была зима. Джоан представила меня обоим и ушла, предоставив нам самостоятельно барахтаться в неловком молчании. Мы смотрели, как она подбрасывает в очаг березовые поленья и ставит на место заслонку.

– Я думал, в национальном парке Алгонкин больше нет частных владений.

Гектор улыбнулся Энею, а тот перекинул жевательную резинку из-за одной щеки за другую. По-моему, я начал разговор не самой неудачной фразой, но на миг мне показалось, что я допустил промах, и братья не простят мне его. Однако Гектор решил принять меня в свое общество.

– Тут вы найдете все, что душе угодно, – сказал он. – Есть любители жить в палатках, как вот Эней, есть бывшие землевладельцы вроде Ллойда, есть частные дома, как у Риммеров на мысу. Есть даже владетели, которые сдают свои имения. Как в любом приличном обществе. Это я о поместье Вудворда. Сам-то Вудворд последний раз появлялся тут ещё до вьетнамской войны. Теперь он сенатор в Штатах.

– Но кто-то снимает его поместье? – спросил я, решив не отпугивать неожиданных осведомителей.

– Да, тут много усадеб сдано внаем. Две – на той стороне Второго острова, да ещё пустой дом на изгибе озера.

– Там живет какой-то мужик, – вставил Эней. – Я его видел сегодня.

– Ну вот, в этом году народу опять столько, что хоть озеро пруди.

– Вы так и не ответили мне на мой вопрос. Я-то думал, парк принадлежит властям провинции, а это...

– Парку уже девяносто лет, – ответил Гектор, всеми силами стараясь сделать вид, будто говорит что-то новое, а не произносит заранее заготовленную речь. – А политика – штука непостоянная. Каждые пять-шесть лет все меняется. Когда-то вы могли построить тут домик. Теперь – фигушки. Власти даже пытались снести уже построенное. Хотели, чтобы тут были дикие места, понятно? К концу столетия планируется опять превратить все это в глухомань. Раз в десять лет кто-нибудь составляет отчет, и власти ставят перед собой новые задачи. Потому-то Ллойд и лишился своего имения, а Долт Риммер – нет. Он выбрал более удачное время, чтобы построиться, не связывался с заготовителями древесины и не очень рьяно поддерживал власти. – Гектор улыбнулся, осознав, что вещает как уличный оратор. – Если написать историю Алгонкина, получится захватывающее чтиво. Всякий раз, когда в Торонто меняется власть, здесь тоже все переворачивается. Энею повезло, он наезжает только на лето, а это считается туризмом, и правительство ничего не может сделать.

Эней, о котором шла речь, молчал, но кивал и наблюдал за мной, стараясь определить, какое действие оказывают на меня слова его брата.

Затем взгляд Энея устремился на Джорджа, который потягивался и зевал во весь рот. Он покинул свое место за карточным столом, вышел из комнаты, потом появился снова. Я разглядел очертания бутылки виски под его рубахой. Лицо Джорджа уже раскраснелось от выпивки. Когда он бывал под мухой, я невольно начинал прикидывать длину его рук, чтобы ненароком не оказаться в пределах досягаемости. Подобравшись к Джоан сзади, Джордж облапил её, и я вдруг почувствовал себя бойскаутом. К счастью, она сумела освободиться от медвежьих объятий, не рассердив Джорджа. Сняв его ручищу со своего плеча, она заставила Джорджа разогнуть локоть и вернула ему несдержанную конечность, будто та была каким-то неодушевленным предметом, забытым Джорджем на крыльце Джоан.

– Ну, сжальтесь же, Джоан, – заканючил Джордж. – Я ведь по-дружески. Ну как я могу вас обидеть?

– Совершенно верно, Джордж. Вы просто мечта. Только где вы пропадали, когда мне надо было нарубить дров для очага?

– Я просто забыл, Джоан. Напрочь запамятовал. Но зато помогу вам изловить бобра, обещаю.

– Хорошо, Джордж. Но Эней дал мне слово, что пойдет на охоту с утра. Кроме того, дров ещё мало. Есть тысяча способов принести пользу, Джордж, и все они вам известны.

Услышав имя Энея, Джордж принялся озираться в поисках его носителя. Подтянув брюки, он направился в нашу сторону. Решив, что неплохо бы выпить ещё кофе, я двинулся прочь, подгоняемый духовитым дыханием Джорджа. Когда я оглянулся, то увидел, что Гектор беседует с Дэвидом Киппом, а Джордж стоит в опасной близости от Энея. Он явно нарывался на драку, но я не представлял себе, как Джордж осуществит свое намерение, поскольку Эней просто стоял и слушал его, с серьезным видом склонив голову набок. Ллойд опять прилип к граммофону.

"Эх, лучше уж лечь да помереть".

Теперь заговорил Эней, а Джордж возложил могучую десницу на его плечо и обратился в слух. Гектор поглядывал в их сторону, но Эней предпочел не доводить дело до драки; он отодвинулся от Джорджа и сказал так громко, что я прекрасно расслышал его:

– Не нравится мне этот парень, но я с ним поговорю, потому что вы поступаете неправильно.

– Только попробуйте. Я вам тогда устрою!

Эней улучил момент. Он оглядел Джорджа с головы до ног, точнее, с грязной слесарской кепки до спутанных шнурков на ботинках, и сказал:

– Не думаю, Джордж. Вы не причините мне вреда.

Карточная игра вконец расклеилась. Дэвид Кипп направился к бачку с кофе, Сисси – к мужу, а Мэгги Маккорд оторвала от кресла свои дородные телеса и переместила их на табурет перед пианино.

Наверное, когда-то Мэгги была очень миловидной женщиной, но те дни давно миновали. Она передвигалась с грациозной неторопливостью, которую люди более молодого возраста называют величавостью но, которая, вероятно, объясняется болезнями суставов. На Мэгги было пышное полупрозрачное платье, которое не очень ей шло и благодаря этому скрывало изъяны фигуры. Оно напоминало мне затухающий костер, в котором оранжевые, красные и желтые язычки пламени окрашивают слабым багрянцем черные головешки. Мэгги уселась перед пианино, взглянула на клавиши, и её многочисленные подбородки затряслись как желе. Взяв громкий аккорд всеми десятью пальцами, она сразу завладела вниманием присутствующих. За первым аккордом последовал второй, весьма созвучный своему предшественнику. Мэгги заставила древнее пианино реветь как церковный орган. Похоже, она заиграла какой-то старый гимн. Остальные гости отложили книги и журналы, словно Мэгги Маккорд призывала злых духов. Она сыграла куплет и начала сызнова, а все находившиеся в комнате (за исключением вашего покорного слуги) запели так, словно от этого зависела их жизнь: "Над гренландскими горами ледяными".

Я испытал странное чувство. Тут были уже не северные канадские леса, и я больше не приглядывал за Норбертом Пэттеном. Все происходящее изрядно смахивало на состязание. Казалось, если запеть ещё громче, можно переполошить всех обитателей усадьбы Вудворда. А потом начало происходить нечто забавное. Спустя какое-то время музыка и пение подействовали на меня. Годы учения в грэнтэмском университете не прошли даром. Я почувствовал, как откуда-то из бездн души поднимаются на поверхность слова следующего куплета, как они рвутся наружу, и тоже запел срывающимся, но громким баритоном: "И дуют бризы пряные над островом Цейлон. Прекрасен мир, чудесен мир, лишь человек смешон".

Миссис Маккорд оторвала взгляд от своих заперстневелых пальцев и ободряюще кивнула мне, предлагая голосить и дальше. Стоявшая рядом Сисси Пирси одарила меня заговорщицкой улыбочкой. Я понимал, что мое пение сплошная лажа, но не знал, как остановиться, и слова сами срывались с уст. Это было странно и немного страшно, как будто слова втайне от меня самого копились в моем подсознании, но теперь вдруг вырвались наружу.

"Презрев дары Господни, язычник, слеп и глух, камням в кумирнях молится, им сообщая дух".

Да уж, по крайней мере, сегодня вечером никто не заподозрит меня в языческой ереси. Сегодня я не сойду даже за приверженца Яхве. С чего бы вдруг милому еврейскому мальчику распевать гимны? Может, не хочет выглядеть белой вороной? Не потому ли папаша отправил меня учиться читать на иврите? В школе надо идти на уступки. Там либо стоишь в коридоре, разглядывая вензеля королевы Виктории, либо распеваешь вместе со всеми. Коридоры я всегда ненавидел, а пение любил, поэтому вовсе не чувствовал себя как человек, предающий родные корни.

Добравшись до конца первого гимна, Мэгги тотчас грянула ещё один. Я обнаружил, что и теперь вполне могу подпевать остальным. Впрочем, какое там подпевать? На этот раз я был запевалой.

"Будь же благословен, о странник вдали от гавани родной. Пусть солнце озарит твое жилище,

пускай судьба вернет тебя домой".

Этот гимн я освоил в пятом классе благодаря мисс Макдугал. Рэй Торнтон наверняка её помнит. Она заставляла нас распевать каждое утро по сорок минут кряду, причем всех без разбору, и евреев, и язычников. Мы делали это с удовольствием, поскольку знали, что за пением гимнов неизбежно последует устный счет. Хорошо, что я вспомнил о Рэе Торнтоне. Кабы не он, меня здесь и вовсе не было бы.

Когда, наконец, стих последний могучий аккорд, и мы все замерли, выстроившись в ряд, с озера донеслись отголоски нашей песни. Я явственно различил собственный голос на фоне остальных. Оказывается, я орал во всю глотку, да ещё и наслаждался этим.

– Право же, мистер Куперман, у вас и впрямь есть голос, – сказала миссис Маккорд, уступая место за инструментом Дэвиду Киппу. – Вы когда-нибудь учились петь?

– Боюсь, я из тех обладателей баритона, которые постигают науку вокала в душевой кабинке.

– Вы скромничаете, мистер Куперман, – возразила Сисси Пирси, вручая мне кружку кофе, хотя я не просил её об этом. – У вас очень чистый и хорошо поставленный голос, правда, Мэгги?

– Вы вгоняете бедного мальчика в краску, Сисси. Впрочем, я тоже не лучше. Идите сюда, мистер Куперман, присядьте рядом со мной и полюбуйтесь затухающим очагом. Мы любим немного попеть по вечерам. Это вошло у нас в привычку. Правда, Ллойд Пирси редко участвует в спевках. Считает, что все это – розовые слюни. Но нам нравится. Прекрасное упражнение для легких. Не говоря уже о духовном настрое.

Я сел. Шабаш ведьм вокруг продолжался. Видимо, сегодня была моя ночь посвящения. Завтра я буду уже старожилом, как эти медвежьи шкуры на стене. Крис, младший сын Киппа, объявил всем присутствующим, что они с отцом видели оливковую мухоловку, но это никого не заинтересовало. В комнате по-прежнему звучала музыка, но теперь светская и, вроде бы, французская. Едва ли кто-то захотел бы петь под аккомпанемент Дэвида, но, по крайней мере, под него можно было вести беседу.

– Дэвид – большой любитель состязаний. Так и норовит развенчать меня. Впрочем, я и не скрываю, что умение играть громко – мое единственное достоинство как пианиста.

– Кажется, это Дебюсси, – полувопросительно проговорила Сисси. Такая уж у неё была манера. – А вы играете, мистер Куперман?

Я покачал головой и постарался выказать глубочайшее сожаление.

– Мне нравится это произведение, – сказала Мэгги Маккорд, размахивая в воздухе скрюченным пальцем, и мы дружно навострили уши. Мэгги улыбалась ещё несколько тактов, но потом далекая гагарка на озере закричала нелепым тенором, и улыбка Мэгги погасла.

Остаток вечера прошел приблизительно в том же ключе, хотя пение кончилось. После спора с Энеем Джордж куда-то исчез, чета Пирси придвинулась поближе к огню, Роджер и Крис, отпрыски Киппа, читали "Нэшнл джиогрэфик", их отец прилип к табурету перед пианино, склонился к клавиатуре и наигрывал что-то, услаждая собственный слух. Пугливая парочка, Дез Уэстморленд и Делия Александер, следили за нами, прильнув спинами к бревенчатой стене. Где-то в половине одиннадцатого Гектор пожелал всем доброй ночи, и мы услышали, как он покатил в сторону Хэтчвея. Эней изучал карту национального парка, способную столь красноречиво поведать историю всех его поселений. Не говоря ни слова, он показал мне точку, в которой стояла Петавава-Лодж, а потом ещё несколько не очень отдаленных мест.

– Хорошее озеро для форели, – сказал он. – Вот тут – жерех. А на западе – окунь и судак.

Я впервые слышал слово "жерех", но все равно поблагодарил Энея за сведения.

В одиннадцать часов шум генератора вдруг сделался громче, а потом начал затихать. Лампочки медленно померкли. Поскольку в первый свой вечер я то и дело спотыкался по пути домой, на сей раз мне достало предусмотрительности запастись фонариком.

Мы гурьбой вышли из флигеля и уже собрались пожелать друг дружке спокойной ночи, когда вдруг увидели стройную незнакомую брюнетку, которая поднималась по склону от причала. На согнутой в локте левой руке она несла одеяло, а в правой держала весло. Мне удалось разглядеть очертания вытащенного на берег и перевернутого каноэ. Проходя мимо, женщина улыбнулась, но не попыталась заговорить с нами.

– Сладкая лепешечка, – заметила Мэгги. – Вот повезет кому-то.

– У кого полные карманы, – подхватил Ллойд. – Видели машину, на которой она раскатывает? – Он встряхнул ладонью, как будто ожег пальцы.

На стоянке смутно виднелась дорогая "ламборгини", по оси утонувшая в грязи. Спортивная машина выглядела довольно неплохо, особенно рядом с моим ржавым "олдсмобилем"

– Ее зовут Алин Барбур. Приехала в тот же день, что и Бенни, сообщила Мэгги. – Если хотите знать мое мнение, она только что порвала со своим дружком. У меня нюх на такие вещи.

Мы следили за удалявшейся задним ходом машиной, пока та не скрылась во мраке. Вскоре послышался скрип открываемой двери хижины.

– Не очень общительная девица, правда? – заметила Мэгги.

– А прежде она тут бывала? – полюбопытствовал я.

– Как-то раз... – начал было Эней, но тотчас умолк.

– Не знаю, – ответила Мэгги. – А, вы заметили, что мне известно её имя. Бенни, я в курсе почти всех происходящих здесь событий. Например, я осведомлена о том, что вчера вы спасли жизнь мистеру Эдгару.

– Что он сделал? – переспросила пораженная Сисси, и Мэгги вкратце поведала ей о моем героическом деянии. Судя по выражениям лиц моих соседей, для них это было откровением. Хотя как знать.

– Бедняжка Бенни, – сказала Сисси.

– Зато мистеру Эдгару повезло. Ну, ладно, спокойной всем ночи. Сисси, Эней, приятных снов. – Мэгги зашагала на север, к бревенчатой дороге, которая проходила через усадьбу. Остальные двинулись в противоположную сторону.

– Доброй ночи, Мэгги.

– Доброй ночи, миссис Маккорд.

– Доброй ночи. Да благословит вас господь. Не забудьте, меня следует называть просто Мэгги. Так все делают. Если хотите, приходите завтра на чай. Доброй ночи.

5.

Я встал ни свет ни заря, потому что меня разбудил птичий гомон, такой громкий, что о сне не могло быть и речи. Сварив четыре бурых куриных яйца, я порубил их, высыпал в кастрюльку и сдобрил майонезом, после чего сделал себе два бутерброда. Разумеется, в свете моих представлений о приличной еде эта снедь не шла ни в какое сравнение с лакомствами, которые подавали в "Объединенном сигарном баре" Грэнтэма, но была не так уж плоха, если учесть, в каких условиях приходилось стряпать. Выглянув из окна, я увидел, что поверхность озера спокойна, а белые березы делали пейзаж похожим на рекламный ролик, прославляющий лески, крючки и грузила. С причала доносился детский визг, сопровождаемый плеском воды и смехом. С другой стороны слышался звук запускаемого движка генератора. Обычно Джоан не включала его в такую рань, поэтому я решил воспользоваться случаем и прослушать привезенную с озера кассету, пока в сети есть ток. Слушая, я завернул бутерброды в пакет из-под хлеба.

"Норри, ты не можешь позволить себе...

– Да мы с ним, можно сказать, вместе росли. Разве я никогда не упоминал Энея Дюфона?

– Это вопрос безопасности, Норри.

– Угомонись, Оззи. Он не знает, кто я такой. Готов спорить, что Эней читает газеты не больше десяти раз в год. Я познакомился с ним, когда ещё не знал Вэна. Хватит потеть, Оззи. Эней – индейский проводник, он не покидает пределов парка. Для него Хэтчвей – большой город.

– Хватит с нас этого галантерейщика...

– Бенни? Имей совесть, Оззи, я должен упражняться, чтобы громить его.

– Видел я этого дурня. Он целыми днями удит рыбу."

Последнюю фразу произнес какой-то новый голос. По-моему, он принадлежал человеку, которого я называл мистером Чистюлей. Он был похож на телохранителя и говорил соответственно. Фраза увенчалась придурочным смешком. Впрочем, возможно, я отнесся к нему предвзято.

"Замолчи, Уилф, мы слишком заняты".

Итак, мистера Чистюлю зовут Уилф. Рад познакомиться.

"Но вот что странно, – продолжал магнитофон голосом Пэттена, – Эней пришел ко мне не просто так. Он показал мне вот это."

Я услышал, как что-то твердое ударилось о доски стола, и "ах!" Лорки.

"Сукин сын!" – воскликнул ещё один незнакомый голос. Наверное, Коротышкин.

"Грубо, но верно, Спенс.

– У тебя нет времени якшаться с индейскими проводниками.

– Отстань, Оззи. Все люди равны и все они драгоценны.

– Как ты думаешь, Норри, где он это достал? – спросила Лорка. Судя по её голосу, на ЭТО стоило посмотреть. Я представил себе россыпь алмазов, сапфиров и изумрудов.

"Ты понимаешь, Дюфон помнит, как Вэн старался приохотить меня к минералогии. Как тебе известно, он был геологом и ходил в экспедиции, прежде чем стал младшим сенатором от Вермонта. Вэн брал нас с собой в леса и долбил камни молотком.

– А этот Эней не сообщит в газеты?

– Успокойся, Оззи, не сообщит. И этот тупоголовый рыболов, сбывающий мальчишкам свою добычу, тоже не сообщит.

– О боже! Еще один прокол! Норри, твое прикрытие трещит по всем швам. Если узнают, что ты не на Сан-Клементе... Надо заткнуть этим парням глотки. Ставки слишком высоки. Что, если они проболтаются?

– Да не тревожься ты так. А теперь тебе, пожалуй, пора отправляться. Не забудь поговорить с Вэном. Прощупай его, проверь, не болтает ли на стороне. Я хочу знать, с нами он или нет.

– Перед отъездом я встречался с Пи-Джеем. Он знает, что нам нужно от Вэна.

– И пусть Этан отдаст эту штуку в лабораторию на анализ.

– Черт побери, Норри!

– Уговор дороже денег."

Я понятия не имел, кто такой Пи-Джей, но был готов биться об заклад на свой загар, что Этаном звали шофера Оззи. "Пи-Джей" звучало слишком по-американски. Видимо, это кто-то из Штатов, посредник между Вэном и Пэттеном.

Засим последовали препирательства по вопросу о том, пила Лорка спиртное или нет. Она доблестно защищалась и в конце концов удостоилась проповеди о вреде пьянства. А потом генератор отключился, и магнитофон, понятное дело, тоже. Видимо, начав терять власть над своей империей, Пэттен решил покрепче взять в оборот горстку самых преданных соратников, готовых отправиться в изгнание следом за своим вождем.

Запихнув бутерброды в ранец, я вышел из дома на солнцепек. Проволочная дверь хлопнула за моей спиной, а утренний зной тихонько ударил меня в солнечное сплетение. Жестянка, как Эней Дюфон прозвал мою дюралевую лодчонку, накалилась так, что и не притронуться. Пришлось размещать в ней свои телеса с великой осторожностью. Но сперва, дабы отсрочить этот неприятный момент, я решил вернуться в дом за снаряжением.

На надувном матрасе в конце причала возлежала Алин Барбур, хозяйка "ламборгини". Она была облачена в розовое бикини с черной окантовкой. На виду оставались обширные пространства загорелой кожи. Прикрыв глаза ладонью от солнца, Алин Барбур наблюдала, как я пялюсь на нее.

– А вы ранняя пташка, – протяжно произнесла она. Я опустил глаза. Поединок взглядов – не для меня, я в этом деле слабоват, даже если в тылу такой союзник, как солнце. – Говорят, ваше имя – Куперман.

– Так и есть. Я отправляюсь удить рыбу.

Это утверждение звучало довольно глупо в устах человека, стоящего одной ногой в лодке и прижимающего к боку удочку. Алин Барбур усмехнулась и сдвинула на лоб свои большие темные очки. Глаза у неё были карие, с легкой бесовщинкой.

– Меня зовут Алин Барбур. Извините, постоянно забываю, что не все знают, кто я такая. Большую часть времени приходится торчать в театре. Я художник-декоратор, и весьма известный. Никак не могу запомнить, что театр – это ещё не весь мир, – она сняла колпачок с тюбика и начала смазывать плечи каким-то белым кремом. Движения её были томными и вялыми, даже слишком томными и вялыми для этого времени суток. По моим понятиям, в восемь утра надо быть бодрее. – До встречи, – бросила Алин и встряхнула копной волос как в рекламном ролике про шампунь, после чего вновь сосредоточилась на умащении плоти. Я спустился с мостков и кое-как устроился в раскаленной лодке.

Первым делом я проплыл мимо усадьбы Вудворда. Машина все так же стояла перед домом. Что ж, по крайней мере, они не удрали под покровом ночи. Я взял червяка, насадил его на крючок и бросил в воду. Червяк казался почти белым.

Посидев с полчаса, я так и не заметил никакого движения. Солнце припекало, и голове стало жарко. Надо было нахлобучить шляпу. Это было бы замечательное зрелище, подумал я, закрывая глаза и видя просачивавшийся сквозь веки красный свет. Моя шляпа в канадских лесах смотрелась бы как бикини в оперном театре. Черт, я никак не мог выкинуть из головы это бикини. Интересно, почему? Из-за розового цвета или черной окантовки? Я снял рубаху, потом майку и окунул последнюю в воду, затем отжал и обмотал вокруг подгорающей головы. Минуту-другую по моим плечам бежали освежающие струйки озерной воды, которые исчезали в складках жира на нависшем над ремнем животе. Надо использовать время с толком и попробовать избавиться от жирка, нагулянного за зиму в городе. Самый верный способ сделать это пойти к поленице, посмотреть, как Джоан колет дрова, а потом отправиться обедать.

С моего места мне была видна изрядная часть озера. Усадьба пряталась на берегу залива, за островом на севере можно было разглядеть конец озера. Оно лежало среди лесистых холмов, их пологие склоны начинались у самой воды. Только на западе берег был относительно крутым, но и тут он лишь отдаленно напоминал утес. С точки зрения гребца озеро было весьма обширным, но Риммер с его моторным катером наверняка назвал бы Биг-Краммок чуть ли не лужей.

Где-то на западе, вероятно, в одном из затонов, послышался стрекот мотора, который завелся после того, как кто-то трижды дернул шнур. Мотор был мощный, и его рев в такой ранний час показался мне неуместным. Пока я гадал, из-за какого мыса появится лодка, она проворно выскочила из ближайшего ко мне заливчика и поперла прямиком на меня. Она была похожа на немного уменьшенный полицейский катер, какие показывают в кино. Я не отводил глаз от громадной фары, установленной на носу, и от раскачивающейся легкой скорлупки, подталкиваемой мотором, который так и норовил обогнать лодку. Разумеется, в катере сидел Джордж. Он едва умещался в своей посудине. Мощная грудь нависала над тугим пузом. Ветровое стекло было забрызгано водой. Сбавив обороты, Джордж мягко подплыл ко мне.

– Доброе утро, – гаркнул я, перекрикивая плеск рассекаемой винтом воды. – Прекрасная погода.

– Да, когда нет снегопада. Вы снова здесь. Чем вас так привлекает эта часть озера?

Он достал из нагрудного кармана табак и бумагу, свернул самокрутку, выполнив львиную долю этой работы одной рукой, и прикурил. Я почувствовал злорадство, когда папироса вспыхнула и тотчас сделалась вдвое короче.

– Эней посоветовал попытать счастья здесь Он сказал: лови в тени. А сейчас тень – к западу от Первого острова, – ответил я. И добавил: – К вашему сведению.

Но это его не проняло.

– С утра лучше удить у дальнего берега. Если, конечно, вам нужен не жерех.

Я по-прежнему знать не знал, что такое жерех, но видел, что, по мнению Джорджа, ловить эту рыбу – не мужское дело. Джордж выплюнул в воду ошметки табака и дал газу, да так громко, что вся озерная форель наверняка в страхе бросилась вон из Биг-Краммок. В мгновение ока Джордж достиг причала Вудворда, привязал катер и зашагал к дому, неся низку рыбы, которую, судя по её виду, следовало бы закоптить или провялить. Что там ещё делают с рыбой, которую есть противно, а выбрасывать жалко? Минут на пять Джордж скрылся из виду, потом снова появился, шагнул на причал и подошел к своему катеру. Проплывая мимо, он сделал все, что мог, чтобы хорошенько покачать меня на волне. Моя крошечная дюралевая лодчонка едва не опрокинулась. Джордж оглянулся и заржал. Парень он был простецкий и любил нехитрые развлечения. Он погнал свою лодку прочь и скрылся с глаз менее чем за две минуты. Катер делался все меньше и наконец превратился в крошечную точку у северного берега озера.

Я смотал удочки, опустил в воду весла и погреб к острову. Когда лодка ткнулась носом в песок, я выпрыгнул на берег (замочив одну ногу) и продрался сквозь кусты на другую сторону острова, откуда была видна усадьба Вудворда, правда, несколько в другом ракурсе. Теперь усадьба была дальше, но зато я мог смотреть на неё без помех, и никто не спрашивал, чего я таращу глаза.

Около машины шла какая-то возня. Я захватил из лодки бинокль и сфокусировал его, глядя на кольцо с тремя лучами на капоте "мерседеса". Справа от машины Лорка вела беседу с Уилфом и Спенсом. Мужчины были в шортах и теннисках, а Лорка в темно-синей мужской рубахе, завязанной узлом на животе. Белая теннисная юбка оттеняла длинные загорелые ноги. На миг мне показалось, что мужчины собираются оставить в доме Лорку и укатить в Хэтчвей, но нет: они все забрались в машину, та развернулась и поехала вверх по проселку к бревенчатой дороге. Через пять минут они пересекут подворье Петавава-Лодж. Пэттен остался в доме один. Пожалуй, пора сыграть в шахматы.

Первым делом я сменил ленту в магнитофоне, лежавшем в мешке для мусора, и выгнал оттуда уховерток. Потом съел бутерброд, который показался мне картонным, поскольку запить его было нечем. И, наконец, решил разложить по полочкам все, что знал о Пэттене, чтобы на этой основе предугадать его следующий ход.

Он приехал сюда не загорать и не опробовать новое рыболовное снаряжение. Теперь, когда дальнейшая судьба "Последнего храма" в руках Верховного суда, он просто забился в укромный уголок и ждет, что решат в Вашингтоне. Если восемь стариков и одна старуха проголосуют в его пользу и признают, что Пэттен правдиво изложил суть задач своей секты, он просто вернется на телевидение и опять будет вести "Часы судьбы" и ораторствовать на многотысячных сборищах до тех пор, пока налоговая служба не отыщет какую-нибудь другую прореху в его священной броне. Но если решение окажется неблагоприятным для Пэттена, его песенка спета, во всяком случае, в Штатах. Какой тогда смысл возвращаться и расхлебывать кашу? Четыреста миллионов ему не собрать. К тому же, в Штатах ему предстоят многолетние скитания по судам. В конце концов поверенные Пэттена возненавидят его не меньше, чем федеральные фискалы. Это – единственное, чего он сможет добиться. Пэттену достало ума слинять до оглашения вердикта. Родился он в здешних краях, но это вовсе не значит, что именно тут собрался доживать свой век. Уж слишком любит Пэттен злачные местечки, которых полно в Европе. У него было две причины приехать в парк Алгонкин. Во-первых, чтобы дождаться решения, а возможно, и выправить себе новые бумаги. В наши дни ещё можно достать поддельный канадский паспорт, и, вероятно, как раз этим Пэттен и занимается. Чтобы получить паспорт, как и любое другое почтовое отправление, нужно время. Итак, он просидит в усадьбе Вудворда до решения суда и, если оно окажется неблагоприятным, останется здесь ровно столько, сколько потребуется, чтобы получить паспорт на другое имя, а потом сразу же уедет. Разумеется, вся эта возня не будет стоить и выеденного яйца, если кому-то из нынешних обитателей берегов озера Биг-Краммок все-таки удастся прикончить Пэттена. Взрыв моторной лодки был подготовлен и осуществлен на высшем уровне, просто убийце чуть-чуть не повезло, и он не смог отправить Пэттена на тот свет. Но ведь совершенство достигается практикой.

Пока я предавался грезам наяву, главное действующее лицо моих ночных сновидений село в красное каноэ и отплыло от коротких мостков на противоположном берегу. Пэттен орудовал веслом, сидя у борта и немного сместившись к корме. Он направлялся прямиком к моему островку.

Я убрал свое оборудование, сунув в мешок заодно и бинокль, и прикрыл тюк дерном, листвой, сучьями и ветками. Убедившись, что и сам с трудом могу отыскать свой тайник, я вернулся к лодке. Ноги мои ныли от боли. Таким образом природа напоминала мне, что шпионский промысел – грязное дело. Сев в лодку и оттолкнувшись от берега, я отдался на волю волн и принялся растирать затекшие ноги.

– Эге-ге, приятель!

Он погружал весло в воду без всплесков. Поэтому я не услышал его, хотя знал, что он вот-вот подплывет.

– Вам надо бы поставить сирену на свою посудину. Слава богу, что у меня здоровое сердце.

– Я научился этому фокусу у индейцев, когда был мальчишкой, похвастался Пэттен. – А ты, я смотрю, не рыбачишь.

– Да вот, решил передохнуть. Я уже столько наловил, что хватит на целую армию.

– А я ездил взглянуть на обломки.

– Понятно.

– Ну так вот, я обнаружил кабель, который тянется от мотора к бензопроводу.

– Знаю. Я тоже его видел. Поэтому и торчу здесь. Кто-то на этом озере крепко вас недолюбливает, мистер Эдгар. Если вы внимательно осмотрите топливные шланги, то увидите, что на них ослаблены зажимы. Когда вы включили подсос, бензин разлился.

– И как только я дернул пусковой шнур...

– Случайная искра. Бензин вспыхнул. Просто чудо, что бак не взорвался.

– Там было не так уж много топлива, это меня и спасло. Ну, и ты, разумеется.

– Кто-то покушался на вас, мистер Эдгар, и вполне вероятно, что они попытаются снова. Надеюсь, вы не собираетесь надолго задерживаться здесь.

– Я сижу тут, потому что жду вестей, приятель. Вот получу их и отправлюсь догуливать отпуск куда-нибудь еще. Ты бывал в Испании?

– Нет. Ни разу не выбирался дальше Майами. Хотя однажды съездил в Лас-Вегас. Потерял там последнюю рубаху. С тех пор стараюсь держаться поближе к дому. Оно и немудрено.

– Порой мне хочется плавать на яхте по Средиземному морю и заходить во все порты. Чтобы узнать город, надо приблизиться к нему по воде и начать с порта. Там средоточие жизни. Прилетая на самолете, никогда не знаешь, куда тебя занесло: эти взлетно-посадочные полосы все одинаковые.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю