Текст книги "Бесчувственные сердца (ЛП)"

Автор книги: Харпер Слоан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 22

Мы с Пайпер только что бережно уложили последний предмет из огромной коллекции Торна – вернее, того человека, который ему её завещал – в фургон, арендованный на день. Пайпер весь день ездила туда обратно между домом в Орчарде и «Трендом». Когда фургон загружался, она отправлялась с ним и следила за разгрузкой товара, а затем возвращалась, чтобы помочь инвентаризировать, собрать и загрузить ещё одну партию. К счастью, это была последняя партия, потому что к этому моменту мы уже были совершенно измотаны. Я знала, что коллекция была дорогой ещё до того, как мы начали её перевозить, но я не думала, что это займёт у нас так много времени.

Мы здесь, в этом огромном доме в Орчарде, уже несколько часов, и я чувствую, что могу рухнуть в любую секунду. Чёрт возьми, мы здесь так долго, что кажется, будто прошло несколько дней с сегодняшнего утра, когда Пайпер приехала забрать меня из дома на этом огромном фургоне. На самом деле это было всего восемь часов назад. Восемь очень, очень долгих часов.

Торн встретил нас завтраком, когда мы приехали сегодня утром, но вскоре после этого отправился в «Алиби», чтобы немного поработать. Я хмурюсь, когда вспоминаю, как напряглись его плечи при входе в дом. Я хотела спросить о его реакции на это место, но не стала – как и в прошлые разы, когда мы обсуждали мой приезд и сбор коллекции или продажу дома, бумаги на которую были подписаны неделю назад. Знать, что ему здесь не нравится, это одно, но было бы неправильно настаивать на том, чтобы он рассказал мне, что в этом месте заставляет его так беспокоиться, особенно когда мы не одни.

– В следующий раз, когда в «Тренде» появится высокий, темноволосый, красивый мужчина, обещающий огромные богатства, напомни мне отказать ему, прежде чем он успеет моргнуть, хорошо? – жалуется Пайпер со смехом, прижимая руку к голове и драматично падая на пол.

Она перекатывается на спину посреди теперь уже пустой гардеробной, после такой тяжёлой работы и целого дня беготни её кудри ещё более растрёпанные, чем обычно. Даже уставшая, моя подруга выглядит прекрасно. Если не считать её непослушных локонов, она выглядит так, словно готова продемонстрировать на подиуме свой спортивный наряд.

– Я не должна соглашаться с тобой в интересах процветания «Тренда» и всё такое, но прямо сейчас думаю, что сама захлопнула бы дверь перед этим гипотетически высоким, темноволосым, красивым мужчиной. Не могу поверить в то, насколько у меня все болит, – я падаю рядом с ней, ковёр мягко касается открытых участков моей кожи там, где их не прикрывает обтягивающая спортивная одежда.

Я улыбаюсь, вспоминая, как отреагировал Торн, когда я вышла из фургона сегодня утром в майке и коротких шортах из спандекса. Моих очень коротких шортах из спандекса. Мы вместе уже какое-то время, но он ещё не видел мой тренировочный наряд. Пока я смотрела, как он без стыда поправляет брюки, я поклялась прямо здесь и сейчас, что приложу все усилия, чтобы тренироваться, когда он рядом, вместо того, чтобы всякий раз искать время между нашими встречами и работой в «Тренде». К тому же, если я вернусь к своим утренним тренировкам, скорее всего, он присоединится ко мне. Увидеть, как Торн занимается спортом, становится разгоряченным и потным, демонстрируя своё восхитительное тело? Даже близко не то. Но видеть всё это, получая от него такую реакцию, как сегодня утром? О-о, да, пожалуйста! Я мысленно делаю заметку добавить кое-какое оборудование в свой домашний спортзал, на всякий случай.

– У меня болят те места, которые просто не должны болеть, Ари!

– И у меня, Пайп. Я думала, что знаю все мышцы, которые способны болеть, но сегодня я узнала о новых, это точно. Имею в виду, я не ощущала такой боли с тех пор, как Торн очень тщательно поработал с моим телом, и поверь мне, он знал, что нужно делать, чтобы найти эти глупые больные мышцы. Так что, либо я стала ленивым бездельником за последние два месяца, либо мне нужно заключить с ним новое пари.

Кто-то откашливается на другом конце комнаты, я поднимаю свою голову с ковра, чтобы посмотреть на того самого мужчину, улыбающегося нам с порога.

Конечно. Чёрт возьми, конечно.

– Ты всё слышал?

– Детка, – говорит он таким тоном, что я точно знаю, чего он хочет.

Я знаю, что он имеет в виду, говоря «детка», и если он собирается сделать вид, будто не слышал меня, то я не против.

Я закатываю глаза и опускаю голову обратно на ковёр, поворачивая её, чтобы видеть Пайпер.

– Он думает, что я могу пошевелиться и встать с этого пола. Ты в это веришь?

– Э-эм, я не совсем уверена, как на это ответить, – она наклоняется ближе ко мне. – Но он не просил тебя вставать. Ведь так?

– Именно это ему и нужно.

Она только моргает, глядя на меня, и я вижу, что она считает, будто я сошла с ума. Но для того, кто не знает, о чём говорит Торн, так и есть.

– Детка, – снова зовёт Торн.

– Не деткай мне тут, Торн Эванс. Я лежу умираю, разве ты не видишь? Если тебе надо, сам подойди и получи его.

– Что происходит? – спрашивает Пайпер, бормоча вопрос больше для себя, чем реально ожидая объяснений от Торна или меня.

– Я не собираюсь повторять тебе это снова, Ари, – нетерпение, смешанное с желанием, наполняет его слова.

– Ого, – вздыхает Пайпер. – Даже если вы двое шифруетесь, неважно. Это очень горячо.

– Даже если ты опять скажешь «детка», тебе всё равно придётся подойти сюда и оторвать мою задницу от пола, чтобы получить его.

– Ари. Если я подойду, то ты узнаешь, что на твоём теле есть ещё несколько мест, которые я заставлю болеть, и о существовании которых ты не знала или даже не смела подумать. А у Пайпер будет прекрасная возможность насладиться шоу.

– Святое дерьмо, подруга. Я почти уверена, что только что поняла, что готова на всё ради такой власти. И неважно, что я понятия не имею, чего хочет твой сахарный пирожок, но ради Бога, что бы это ни было, дай ему это.

Я поднимаю свою усталую руку и указываю на неё пальцем.

– Это ты сейчас так говоришь, Пайп. Но в ту секунду, когда у тебя появится альфа-самец, проявляющий эту власть всё время, ты запоёшь по-другому.

– Ари, – на этот раз в его тоне сквозит нетерпение.

Даже несмотря на то, что он улыбается, когда я оглядываюсь на него, я знаю, что он хочет, чтобы я поднялась с пола и оказалась в его объятиях. Честно говоря, знание того, что он не желает подойти сюда, потому что хочет меня слишком сильно, не такая уж и горькая пилюля.

– На самом деле, Пайп, это полная ложь. Тут без шансов запеть по-другому.

Она смеется, а Торн снова произносит моё имя, только глубже и грубее. Сурово подчёркивая то, что он требует без слов.

– Отлично. Раз тебе неймётся, то я иду.

– Нет, пожалуйста, не надо.

Не обращая внимания на Пайпер, я поднимаюсь на ноги и расправляю ноющие плечи, прежде чем подойти к нему. Он не двигается с места, прислонившись к дверному косяку, являясь воплощением расслабленного мужчины, у которого нет ни одной заботы в мире, но я знаю, что это уловка. Он сдерживается, желая получить больше, чем поцелуй. Только когда я подхожу к нему ближе и запрокидываю голову, чтобы посмотреть на его красивое лицо, он выпрямляется во весь рост. Довольно легко забыть, что он выше меня на целый фут. Я всё время либо на высоких каблуках, либо мы сидим или лежим вместе, либо я в его объятиях.

– Я в кедах, мой прекрасный великан. Если ты хочешь поцелуй, тебе придётся приподнять свою девушку, чтобы она могла дотянуться до губ своего мужчины, не сломав шею, пытаясь подарить тебе его.

Его руки ложатся мне на бёдра, и я оказываюсь в воздухе ещё до того, как заканчиваю говорить. Мои руки тут же опускаются ему на плечи, а ноги обхватывают его талию. Я улыбаюсь, даже не раздражаясь, что мой мужчина становится нетерпеливым, когда я трачу слишком много времени, чтобы приветствовать его поцелуем каждый раз, когда он видит меня – независимо от того, как долго мы были в разлуке. На прошлой неделе я оставила его на диване смотреть какое-то спортивное шоу, чтобы принять душ. Не думаю, что отсутствовала больше двадцати минут, но, конечно же, он сказал мне «детка», и я подарила ему его поцелуй.

Я пробегаю пальцами по густым волосам, которые выбились из его стильной укладки, сделанной сегодня утром. Несколько прядей падают ему на лоб. Мои пальцы двигаются по бокам его головы, я обожаю мягкое гудение, которое в этот момент возникает в кончиках моих пальцев, затем снова кладу руки ему на плечи.

Он не брился на этой неделе, его борода больше похожа на тень на его загорелой коже, чем на что-либо другое, но она так хорошо смотрится. Мне становится ещё лучше, когда его поцелуй сводит меня с ума. Я напрягаю ноги, пытаясь облегчить боль между ними, и вздыхаю, когда не достигаю трения, которое мне так нужно. То, по чему он совсем не скучает. Его губы изгибаются, белые зубы сверкают, и мне достаётся одна из тех редких ослепительных улыбок.

– Привет, – бормочу я, улыбаясь в ответ, прежде чем наклониться и прижаться губами к его губам.

Я полностью загипнотизирована этим открытым доказательством счастья, этой невероятной улыбкой, которую он так редко мне дарит.

Наш поцелуй короткий, но невероятно горячий. Он стонет так громко, и я понимаю, что Пайпер точно это услышит, но в ответ я дарю ему мягкий поцелуй, звук которого слышит только он. Он отстраняется первым и прижимает меня крепче. Его широкая рука прожигает материал, прикрывающий мой зад, и скользит по моим ягодицам, освобождая другую руку. Он поднимает её, и одним пальцем разглаживает морщинки, которые, должно быть, появились между бровями, когда он прервал наш поцелуй. Я не удивлена. Я почувствовала потерю его губ в ту же секунду, как он перестал меня целовать.

– Теперь ты знаешь, каково это, когда я хочу свой поцелуй, а ты заставляешь меня его ждать.

– Очень смешно.

Он улыбается, не так как до этого, но сердце всё равно замирает. Когда он отворачивается и начинает блуждать своими ярко-зелёными глазами по комнате, его улыбка исчезает в считанные секунды. Однако он быстро скрывает этот факт. Просто не так быстро, чтобы я не заметила. Если бы я не была так близко, то, возможно, пропустила бы ту боль, которая пронзила его лицо всего на секунду, прежде чем исчезнуть. Он быстро бросает взгляд, прежде чем посмотреть вниз, туда, где я только что лежала на ковре.

– Пайпер, – приветствует он её кивком. – Тебе нужна помощь, чтобы подняться или подобрать свою челюсть с пола?

Я откидываю голову назад и смеюсь, чувствуя лёгкость, которую вызывает его шутка.

– Знаешь, это совсем не смешно – смеяться над раненой, Торн.

– Над раненой? – спрашивает он, нахмурив брови. – Тебе больно? – спрашивает он меня, она сказала так, подразумевая, что это была шутка, будто я каким-то образом получила травму, находясь в его объятиях. Или будто наше поведение могло ранить её. Он услышал её и убедился, что я не имею к этому никакого отношения. Вот и хорошо.

Я похлопываю его по плечу.

– Мне больно, но всё в порядке. Отпусти меня, дорогой, чтобы я подняла эту язвительную зеваку с пола.

Он осторожно опускает меня, и я поворачиваюсь, чтобы помочь Пайпер, но останавливаюсь, когда он обходит меня и протягивает ей руку. Она берёт его за руку и упирается ногами в пол. Вероятно, с её стороны было неразумно отталкиваться одновременно с тем, как он тянет её, потому что вместо того, чтобы просто позволить ему поднять себя, она взлетает.

– Ты не говорила мне, что встречаешься с Икс-Меном, Ари. Боже мой, – упрекает меня Пайпер, когда наконец ловит равновесие. – Ты планировал вышвырнуть меня через крышу или просто выбросить из комнаты, чтобы закончить свои грязные делишки?

Он качает головой и тихо смеётся.

– Держу пари, ты занимаешься сексом, как какое-нибудь животное, – продолжает она, направляясь к столу, который мы сегодня превратили в командный центр.

Она упаковывает шнуры питания, запихивая их в свою сумку с невероятной скоростью. Затем аккуратно закрывает блокноты, полные подробных записей о предметах, с которыми она работала сегодня, и аккуратно кладёт их поверх своего закрытого ноутбука, прежде чем бросить телефон в сумку. Она смахивает упавший ей на лицо локон, прежде чем обернуться и посмотреть на нас.

– Теперь действительно понятно, почему ты перестала проводить каждую свободную минуту в «Тренде». Если бы Мэтт меня так поднял, я бы, наверное, тоже перестала жить в «Тренде». Хотя я бы не стала валяться на полу, когда большой зверюга захотел бы утащить меня с собой. В самом деле, Ари. Когда ты прыгаешь обратно в седло, ты прыгаешь на зверя, – она переводит свой взгляд на Торна, затем на её лице появляется злая усмешка. – Ты заставил её наконец перестать проводить в магазине по пятнадцать с лишним часов в день. Никогда никто ещё не делал лучше, Икс-Мен. Ари, я догадываюсь, что он делает с твоим Замком Грейскул. Хотя, тебе стоит быть осторожней, когда он начнёт размахивать своим мечом.

– Пайп, серьёзно, – я краснею, глядя на неё широко раскрытыми глазами, которые кричат, чтобы она фильтровала свои слова, и я одариваю её взглядом, который говорит ей заткнуться.

Даже если её занудная болтовня смешна. Она не знает, что у нас не было секса с того первого и единственного раза. Кого я обманываю, любой бы другой способ сказать об этом, помимо того, который выбрала моя сумасбродная лучшая подруга, был бы просто странным. Она такая, какая есть, и я люблю её, без всяких фильтров. Даже если бы она знала, что у нас ещё не было секса, она всё равно продолжала бы шутить.

– Я собираюсь отвезти последние товары в «Тренд» и перенести их в Клетку до завтра. Я займусь инвентаризацией и каталогизацией в выходные, чтобы онлайн-команда могла начать с фотоссесией для сайта в понедельник, не дожидаясь меня. Это самый маленький груз за сегодняшний день, так что я не буду звать Демаркуса из комнаты охраны, чтобы помочь мне. Бедняга, наверное, так же устал, как и мы, после всех этих поездок целый день. Вы двое останетесь здесь и повеселитесь в этом большом старом доме. Радуйся, когда окажешься в объятиях этого мужчины, Ари. Увидимся через несколько часов. Мы ведь выбрали то мексиканское местечко возле греховного логова Икс-Мена, верно?

– Да. Во сколько ты хочешь, чтобы мы встретились с тобой и Мэттом? – спрашиваю я, не комментируя ни её прозвище для Торна, ни то, как она назвала «Алиби». Если бы я это сделала, то поощрила тот факт, что эта зануда продолжает говорить, не фильтруя свои шутки.

– Думаю, в восемь. Сейчас половина четвертого. Мне не нужно много времени, чтобы выгрузить всё это и запереть. Демаркус доказывает свою состоятельность в качестве главы службы безопасности и уже вызвал двух дополнительных людей на выходные, пока мы всё не уладим. Я отправлюсь прямо домой. Пришлю тебе сообщение, если мне понадобится больше четырех часов. Впрочем, я бы на это не рассчитывала. Мэтт ворчит, когда мы поздно ужинаем, – она взваливает на плечи сумочку и прижимает к груди ноутбук и блокнот. – До скорого, ребята. Будьте умницами, – подмигнув, она уходит.

– Я бы извинилась за её бесстыжее поведение, но, думаю, ты уже достаточно хорошо её знаешь, и ты был бы гораздо более удивлён, если бы всё это не вылетело из её рта. Даже когда она теряется в присутствии Уайлдера, она всё ещё просто... ну.

Он улыбается, но после ухода Пайпер я вижу, что он снова напрягается. Его глаза вновь блуждают по пустым полкам, осматривая комнату. Обычно, когда кто-то из нас вспоминает о странном поведении наших двух друзей, мы делимся теориями о том, почему это происходит. От того, что я вижу, меня пробирает озноб, и я знаю, что то шутливое настроение, которое совсем недавно витало в этой комнате, уже не вернётся.

Он тихий. Задумчивый. Почти... опечаленный.

– О чём ты думаешь? – спрашиваю я, придвигаясь ближе и обнимая его.

– Я думал, что буду чувствовать себя по-другому, когда наконец увижу, что всё это дерьмо исчезло.

Я откидываю голову назад и изучаю Торна, его внимание всё ещё сосредоточено на комнате вокруг нас.

– А что ты чувствуешь? – я задерживаю дыхание, ожидая, что он поделится со мной, откроется.

Нельзя отрицать, что мы очень сблизились, но в этом человеке, который так быстро завладел моим сердцем, так много всего, чего я не знаю. Я понимаю, что вещи в этой комнате были чем-то большим, чем простым «дерьмом», которое ему досталось, когда кто-то умер. Вы не питаете такой странной неприязни к материальным предметам, если только здесь не кроется более глубокий смысл.

– Пойдём, – наконец говорит он, убирая руки с моих плеч.

Он не открывается.

На самом деле мне приходится приложить больше усилий, чтобы не выдать родившееся во мне разочарование, когда он уклоняется от моего вопроса. Я так хочу, чтобы он открылся, но не буду давить на него, как бы мне ни хотелось, чтобы он впустил меня. Это произойдёт, когда он будет готов. А если нет, что ж, тогда то, что мы строим вместе, явно не то, что я чувствую глубоко внутри.

Я направляюсь к столу, быстро собираю вещи, хватаю их и молча следую за ним из комнаты. Он ведёт меня по коридору в противоположную сторону от главной лестницы. Я хмурюсь, но следую за ним на шаг позади. С этого места мне открывается прекрасный вид, и я могу изучать Торна. Его напряженные плечи, устремлённые вперёд глаза, полностью игнорирующие роскошь вокруг него. И этот факт лишь подтверждает то, что я уже знала. Это место держит его, в плохом смысле.

Когда я впервые приехала сюда, более двух месяцев назад, признаюсь, мне было любопытно, что находится в этом доме. Желание открыть двери и заглянуть в каждую комнату было сильным. Особенно после того, как я впервые увидела ту райскую комнату, которую мы только что покинули. А потом в моей жизни случился Торн, и моё сердце начало больше беспокоится о негативном влиянии этого места на него. Мне больше не хотелось подглядывать. Я не хотел знать, какие ещё блестящие безделушки и сокровища могут прятаться за углом. Он вторгся в моё сердце, и я мгновенно возненавидела это место. Я ненавидела этот дом почти так же сильно, как и то совершенство, с которым он был построен. И всё потому, что я видела, как это место причиняет ему боль на каком-то непонятном мне уровне.

Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда он останавливается у лестницы, которую я раньше не видела. Я оглядываюсь через плечо, вижу комнату, которую мы только что покинули, дальше по коридору, и даже зная, что это тот же самый дом, я не могу не заметить разницу между тем, что я видела в доме, и тем, что я вижу внизу. На полпути вниз по лестнице, кажется, становится темнее, меньше роскоши. Нет естественного света, но кажется, что воздух вокруг нас совсем другой. Это так странно.

Бросив быстрый взгляд на Торна, я понимаю, что мои предположения верны. Его челюсть сжимается. Ладно, может быть, он всё-таки не закрывается от меня. Если это не какой-то потайной ход, чтобы выйти из дома, то сейчас произойдёт что-то серьёзное, и у меня такое чувство, что я сделала поспешные выводы, разочаровавшись и подумав, что он мне не откроется.

Он протягивает руку и берёт гигантскую сумку, которую я набила всем, что собрала до его появления. Он берёт за ручки, сумка кажется крошечной по сравнению с ним. После того, как он поворачивает голову, вытягивая шею, его свободная рука берёт мою, крепко переплетая наши пальцы, и он прочищает горло, прежде чем мы начинаем спускаться, медленно идя вниз по лестнице в неизвестность.

Всё выглядит однообразно, только сыро и темно без множества окон, которыми может похвастаться остальная часть дома. Угнетающе. Жёсткость этого места ощущается даже на моей коже.

Я крепче сжимаю его руку, но молча следую за ним, хотя инстинктивно хочу вытащить его из этого дома.

Когда мы достигаем основания лестницы, справа от нас я вижу небольшой коридор, где через открытую дверь виднеется пустое пространство, похожее на гараж. С другой стороны находятся несколько дверей. Торн идёт налево, ведя нас по длинному коридору. Он проходит мимо всех закрытых дверей по обе стороны от нас, прежде чем остановиться перед той, что находится в самом конце. Каждая часть этого дома кричит о деньгах – но эта часть выглядит как поздняя пристройка из материалов за доллар.

Торн отпускает мою руку, затем открывает дверь. Не знаю, чего я ожидала, но перед нами появляется не солнечная комната. Хотя назвать её солнечной было бы слишком великодушно. Огромные деревья, окружающие стеклянные стены, блокируют весь солнечный свет, который мог бы попасть внутрь. Как и остальная часть коридора, который ведёт в эту комнату, она выглядит обветшалой по сравнению с другой частью дома. Здесь стоят несколько диванов и стульев вокруг стола, а в углу металлический карточный стол. Всё в этой комнате кричит о том, что оно было использовано кем-то ранее, но всё ещё выглядит хорошо.

– Что это за место? – спрашиваю я, оглядываясь, но не замечаю никаких личных вещей, кроме нескольких небрежно сложенных колод карт и пазла, лишь наполовину собранного на металлическом столе.

Несмотря на то, что я только что прошла через дом, оставив позади экстравагантность, я никогда бы не поверила, что мы всё ещё находимся в том же доме, если бы сама не стала этому свидетельницей.

– Это было помещение для слуг. Уверен, что ты не упустила из виду тот факт, что остальная часть дома выглядит так, будто в ней никогда не жили, а в этой наоборот. Я уверен, что это не потому, что персонал наслаждался жизнью в этой комнате, а потому, что это было единственное место – кроме их спален, – где им позволяли находиться, когда они не работали. Когда я встретился с ними вскоре после приобретения этого места, они рассказали мне об этой части дома. О своей жизни. На них не тратили деньги. Я сомневаюсь, что мебель в этой части хоть немного приближена по стоимости хотя бы к одной из тех грёбаных сумок, которые ты сегодня так усердно упаковывала. Тем не менее, в этой комнате, вероятно, было больше счастья для тех, кто здесь работал, чем в любой другой части этого дома, – его печальный голос заставляет меня до боли хотеть обнять его. – За деньги можно купить много всякого дерьма, но отвратительная гордость злой души не может позволить себе то счастье, которое другие получают бесплатно, просто будучи порядочными людьми.

– Торн? – он смотрит на меня, выходя из молчания, в которое погрузился, уставившись в пустоту. – Что это место значит для тебя?

Он выдыхает. Оглядев комнату, он тянет нас к одному из потертых диванчиков – если так можно назвать этот двухместный предмет. На фоне Торна он больше похож на увеличенную версию маленького кресла. Он осторожно опускает мою сумку на пол, прежде чем сесть и посмотреть на меня, молчаливо приглашая присоединиться к нему. Я без колебаний ставлю ноги по обе стороны от него, забираясь к нему на колени. В ту секунду, когда мой зад касается его бёдер, я беру его лицо в свои руки, изучая боль, которую вижу на нём. Мои колени впиваются в потрёпанную подушку, но я не двигаюсь, зная, что он нуждается во мне.

– Это та часть, то большее, что у тебя есть? – интересуюсь я.

Он кивает. Моё сердце колотится, потому что я ненавижу видеть своего сильного мужчину таким. Я ненавижу осознавать, что эта часть его содержит боль, о которой он сказал мне в самом начале.

– Я ушёл из дома, когда мне было шестнадцать. Ты уже знаешь об этом, – я киваю, и он делает глубокий выдох. – Я сбежал из ада, в котором вырос, Ари, и я ни на секунду не жалею, что уехал. Даже когда я жил на улице, мне было лучше. Чёрт возьми, было ужасно расти с родителями, с которыми я застрял. Моя мама была наркоманкой, которая ушла всего за год до меня. Много лет спустя я узнал, что она покончила с собой примерно через полгода после этого. Мой старик. Я не смог бы относиться нормально к этому куску дерьма, даже если бы попытался. Не было ничего, что могло бы его исправить. Чёрт, долгое время я был уверен, что он сам дьявол. Что было логично, учитывая, что сейчас он отбывает пожизненное заключение. У нас ни хрена не было, малышка. Я жил как дерьмо. Почти не было еды, одежду носил ту, которую мог украсть, когда их перестало это заботить. То немногое, что они зарабатывали, когда отец торговал моей матерью, они спускали на свои грёбаные привычки.

Он замолкает. Взгляд, прежде устремлённый в пустоту, теперь обращён на меня. Он хмурится, когда видит слёзы, падающие из моих глаз.

– Ари. Малышка, не плачь из-за меня.

Я икаю.

– Как ты можешь просить меня не делать этого? Я не могу просто отключить свои чувства к тебе.

Его глаза вспыхивают.

– Только потому, что это дерьмо не было приятным, не значит, что я продолжал жить в том кошмаре, детка. Я выжил. И не только это. Я отряхнулся и встретил Харриса, всё это означало, что мне просто не надо было сглупить с будущим, которое он предложил. Всё это дерьмо, эти воспоминания, они стали моей движущей силой. Я не хочу, чтобы ты плакала из-за этого.

Я киваю, прикусывая язык, чтобы не расплакаться ещё сильнее. Моё сердце разрывается от того, что пережил Торн. Когда по моей щеке стекает слеза, я знаю, что не смогу обмануть его.

– Хочешь услышать остальное? – тихо спрашивает он, качая головой и смахивая горячую слезу большим пальцем.

– Да, – хрипло шепчу я сквозь комок в горле.

– Моя жизнь была не такой уж уродливой, но и не приятной. Когда я встретил Харриса, в моей жизни появился настоящий отец. Он чертовски хороший человек и с лихвой компенсировал то, что было у меня в первые шестнадцать лет моей жизни, Ари. Вместе с ним в мою жизнь пришёл самый близкий человек, если не считать тебя. Помнишь сына, про которого я тебе рассказывал? – я киваю, и часть боли покидает глаза Торна, когда он улыбается. – Я не был бы тем человеком, которым являюсь сейчас, без них двоих. День, когда я встретил его сына, эту занозу в заднице, я знал, что с того самого дня мы с Уайлдером будем вместе против целого мира.

У меня отвисает челюсть, и Торн смеётся, видя шок на моём лице.

– Я же говорил тебе, что у Харриса есть сын, которого не интересует «Алиби», но что Уайлдер действительно хотел получить так это «Баркод». Его отец открыл это заведение через два года после моего появления, он отдал его Уилу в тот день, когда вручил мне «Алиби». Уил ненавидел всё дерьмо, связанное с управлением «Алиби». Он наслаждался тем временем, когда танцевал там, но это было просто частью его любви к острым ощущениям. Но этот бар, чёрт возьми, процветает, и он никогда не остаётся в одиночестве, учитывая толпы, которые туда набиваются каждую ночь. Он может быть тем, кем хочет, получать то, что хочет, и он может делать это в одежде.

– Почему ты не сказал мне, кто такой Уайлдер? – вздыхаю я.

– Я только что это сделал.

Я прищуриваюсь.

– Это не одно и то же. Я знаю, что вы близки, но он твоя семья, Торн.

– Наверное, просто не подумал об этом. Он перестал танцевать чуть позже меня, и прошло много времени с тех пор, как я разделил управление «Алиби» с Уилом. Легко забыть время до того, как он стал моим, ведь я так долго управляю им, но ты права. Он – моя семья. Я новичок в таких действиях, помнишь? – он улыбается – не слишком широко, но я принимаю это.

– Неудивительно, что ты имел такой успех в качестве стриптизёра. Вы вместе? Это опасно, – я ухмыляюсь, когда в его глазах появляется ревнивый блеск. – Прекрати. Есть только один мужчина, в стринги которого я бы хотела запихивать доллары.

Он качает головой, но облегчение, которое быстро появляется, снова исчезает.

– Я не знал о её существовании, и на тот момент уже пару лет танцевал стриптиз в клубе. В то время Харрис был недоволен, что я отказался от его предложения помочь мне переехать в лучшую квартиру. Моё жильё было дерьмовым. От картонной коробки было бы больше пользы. Кроме того, оно находилось в плохом районе. Я мог сам о себе позаботиться, но это не мешало Харрису беспокоиться обо мне. Он знал о моей маме. Знал, что мой старик отбывает срок. Но он подумал, что если я узнаю, что у меня есть другие родственники, то это поможет. Понятия не имею как, но ему каким-то образом удалось разыскать маму моего старика. Та, о существовании которой я даже не знал, пока Харрис не привёз меня к ней. Привёз меня... сюда.

Я перемещаюсь, вытягивая ноги. Он обнимает меня и притягивает ближе, оставляя руки на мне, будто образуя стальное кольцо вокруг меня. Я делаю то же самое, обнимая его за шею и, каким-то образом, зная, что мне нужно быть ближе к нему, чтобы услышать оставшуюся часть.

– Я впервые встретил её в этой комнате. Мне было девятнадцать лет, я был достаточно взрослым, чтобы справляться самому, но я входил в эту комнату, чувствуя надежду. Ей потребовалось две минуты, чтобы испортить ту крошечную часть внутри меня, до которой мои родители не успели добраться. Надежда? Бл*дь, она разорвала её в клочья. Она даже не присела, когда вошла в эту комнату. Она всё время стояла у порога и смотрела на меня свысока. Прежде чем я успел открыть рот, она сказала Харрису, что мы находимся в этой комнате, потому что она не уверена, что её драгоценные вещи будут в безопасности, если я хоть немного похож на «грязный мусор», которым являлся мой отец. Она дала нам понять, что, если я появился ради денег, она может дать мне работу среди своего персонала, и я могу зарабатывать себе на еду, как и все остальные.

– Боже мой, – вздыхаю я.

– Она рассказала всё. Она сказала мне, что хоть и родила моего отца, но отреклась от него много лет назад, и он перестал быть её сыном в тот день. Она знала, что я стриптизёр. Знала, что я сбежал от жизни, в которой родился. Но она не знала человека, которым я был вынужден стать в шестнадцать. Она ничего обо мне не знала. К несчастью для меня, я всегда был похож на своего старика, и из-за этого она сразу же меня возненавидела. Харрис заговорил первым, рассказав ей об этом. Она рассмеялась надо мной, своей собственной плотью и кровью, и сказала, чтобы я хорошенько огляделся по сторонам по дороге отсюда, потому что это было самое большее, что я когда-либо получу от жизни, подобной этой. Я ещё секунд десять слушал, как она рассказывала мне, каким человеком я был для неё, прежде чем ушёл, даже не оглянувшись. Я никогда не видел этого грёбаного дома внутри, так как входил и выходил сюда через гараж.

– Я не понимаю, – шепчу я. – Как всё это стало твоим?

Он усмехается.

– Ирония судьбы, не правда ли? Богатства, которые, как она считала, только и были мне нужны, она, в конце концов, завещала мне. Из того, что я узнал, она уверовала в Иисуса в тот момент, когда заболела. Рак. Он опустошил её тело и искалечил душу. Как рассказывают те, кто жил здесь, в этой части дома – те немногие, кто остался с ней в конце, – это был её способ получить искупление за то, как она прожила свою грёбаную жизнь. У меня было много времени, чтобы познакомиться с её сотрудниками, узнать тех, кто жил здесь, через их истории, так как она умерла за несколько месяцев до того, как я встретил тебя. Я не думаю, что когда-нибудь пойму её мотивы, но теперь вместо того, чтобы просто злиться, я благодарен судьбе за то, что всё, что меня в ней возмущало, привнесло в мою жизнь нечто такое, чего я и представить себе не мог. Я позаботился о том, чтобы после её смерти каждый человек, который работал здесь, нашёл новую работу у людей, которые не будут относиться к ним плохо.