Текст книги "Шесть лет (ЛП)"
Автор книги: Харлан Кобен
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 18
Когда мой самолёт приземлился в Бостоне, на телефон пришло новое сообщение от Шанты Ньюлин.
– Слышала, тебя вышвырнули с кампуса. Нам нужно поговорить.
Я перезвонил ей по пути через терминал аэропорта. Когда Шанта сняла трубку, то спросила, где я.
– В аэропорте Логана.
– Хорошая поездка?
– Восхитительная. Ты писала, что нам нужно поговорить.
– Лично. Приезжай прямо из аэропорта ко мне в офис.
– Мне не рады на кампусе.
– О, точно, совсем забыла. Тогда, давай "У Джуди"? Через час.
Когда я пришёл, Шанта сидела за угловым столиком. Перед ней стоял напиток. Коктейль был ярко-розового цвета с ананасом наверху. Я показал на него.
– Осталось ещё маленький зонтик добавить.
– Ты что думал, что я больше люблю такие напитки, как виски с содой?
– За минусом соды.
– Извини. По мне фруктовый напиток лучше.
Я сел на стул напротив неё. Шанта взяла коктейль и сделала глоток через соломинку.
– Слышала, ты участвовал в эпизоде с нападением на студента.
– Ты теперь работаешь на профессора Триппа?
Она нахмурилась.
– Что случилось?
Я рассказал ей всю историю: о Бобе и Отто, о фургоне, о самозащите и убийстве, о побеге из фургона, о падении с холма. Выражение её лица не изменилось, но я заметил по глазам, как в её мозгу задвигались шестерёнки.
– Ты рассказал об этом полиции?
– Вроде того.
– Что это значит?
– Я был сильно пьян. Кажется, они подумали, что я выдумал ту часть, где меня похитили, и я убил человека.
Она посмотрела на меня, как будто я был самым большим дураком когда-либо жившим на этой планете.
– Ты что и вправду рассказал об этом полиции?
– Сначала. Затем Бенедикт напомнил мне, что, возможно, не самая лучшая затея сознаваться в убийстве человека, даже если это была самооборона.
– Ты что консультировался с Бенедиктом по юридическим вопросам?
Я пожал плечами. Ещё раз я подумал, что мне нужно держать язык за зубами. Меня же уже предупреждали, так? А ещё было обещание. Шанта откинулась на спинку и сделала глоток. Подошла официантка и спросила, что я желаю. Я показал на фруктовый коктейль и сказал, что хочу такой же. Не знаю почему. Я всегда ненавидел фруктовые коктейли.
– Так что ты на самом деле выяснила о Натали?
– Я уже говорила.
– Точно, ничего, абсолютно ничего, фиг с маслом. Так, зачем ты хотела встретиться со мной?
Принесли сандвич с шампиньонами гриль ей и индейку с салатом, беконом, помидорами и ржаным хлебом мне.
– Я взяла на себя смелость сделать заказ за тебя.
Я даже не притронулся к сандвичу.
– Что происходит, Шанта?
– Именно это я и хочу узнать. Как вы познакомились с Натали?
– Какое это имеет значение?
– Просто сделай мне одолжение.
Ещё раз она задала мне все вопросы, а я дал ответы. Я рассказал ей, как мы познакомились в усадьбе в Вермонте шесть лет назад.
– Что она рассказывала о своём отце?
– Только то, что он мёртв.
Шанта смотрела мне в глаза.
– Больше ничего?
– Например?
– Например, не знаю, – она сделал большой глоток и театрально пожала плечами, – что он был здесь профессором.
Мои глаза расширились.
– Её отец?
– Ага.
– Её отец был профессором в Лэнфорде?
– Нет, в ресторане "У Джуди", – сказала Шанта, закатив глаза. – Конечно же, в Лэнфорде.
Я всё ещё пытался ясно соображать.
– Когда?
– Он начал преподавать около тридцати лет назад. Он преподавал здесь семь лет. На кафедре политологии.
– Ты шутишь?
– Да, за этим то я тебе и позвонила. Потому что я первостатейная шутница.
Я занялся подсчётами. Натали была совсем маленькой, когда её отец начал здесь преподавать, и ещё ребёнком, когда он ушёл отсюда. Может быть, она не помнила, что была здесь. Может быть, поэтому она не сказала ничего. Но ведь Натали должна была знать об этом? Почему она не сказала:
"Эй, мой отец преподавал здесь тоже. На той же кафедре, что и ты".
Я вспомнил, как она пришла на кампус в солнечных очках и шляпе, как ей хотелось увидеть побольше, как она становилась всё задумчивее во время прогулки.
– Почему она не сказала мне? – спросил я вслух.
– Не знаю.
– Его уволили? После этого они переехали?
Она пожала плечами.
– Интереснее другой вопрос, почему мать Натали начала использовать девичью фамилию?
– Что?
– Её отца звали Аарон Клейнер. Девичья фамилия матери Натали – Эйвери. Она вернула её. И так же изменила фамилии Натали и Джули.
– Стой, так, когда умер её отец?
– Натали тебе не говорила?
– У меня просто создалось впечатление, что это было давным-давно. Может быть, так и было. Может быть, он умер, и они уехали с кампуса.
Шанта улыбнулась.
– Не думаю, Джейк.
– Почему?
– Потому что здесь и начинается самое интересное. Папуля такой же, как и его маленькая девочка.
Я ничего не ответил.
– Нет никаких записей, что он умер.
Я сглотнул.
– Так, где он?
– Как отец, так и дочь, Джек.
– Что, чёрт возьми, это значит?
Но я уже и так знал.
– Я искала, где сейчас находится профессор Аарон Клейнер. Догадайся, что я нашла?
Я ждал.
– Правильно. Ничего, ноль, фиг с маслом. С тех пор как он покинул Лэнфорд четверть века назад, нигде нет никаких следов профессора Аарона Клейнера.
Глава 19
Я нашёл старые ежегодники в школьной библиотеке.
Они хранились в подвале. Книги пахли плесенью. Глянцевые страницы склеились. Но мне удалось его найти. Профессор Аарон Клейнер. Фотография была ничем непримечательной. Он был довольно симпатичным мужчиной с обычной улыбкой на камеру, он стремился, чтобы она была счастливой, вместо этого она была ближе к неловкой. Я изучал его лицо, стараясь найти какие-нибудь сходства с Натали. Наверное, они были. Сложно сказать. Как мы все знаем, разум может сыграть злую шутку.
Мы имеем склонность видеть то, что хотим видеть.
Я разглядывал его лицо, как будто оно могло дать мне ответы. Но не было никаких ответов. Я просмотрел другие ежегодники. Больше нечего было изучать. Я просмотрел страницы, посвящённые факультету политологии, и остановился на групповой фотографии перед Кларк Хаусом. На ней был весь профессорский состав и вспомогательный персонал. Профессор Клейнор стоял рядом с деканом факультета Малкольмом Юмом. Улыбки на фотографии были расслабленными, более естественными. Миссис Динсмор выглядела абсолютно так же, как будто ей сто лет.
Подождите. Миссис Динсмор...
Я спрятал один ежегодник под мышку и поспешил в Кларк Хаус. Это было нерабочее время, но миссис Динсмор жила в офисе. Да, я был подозреваемым и должен был держаться подальше от кампуса, но я сомневался, что полиция кампуса откроет огонь. Так что я прошёл через двор, где прогуливались студенты, с книгой, которую стащил из библиотеки. Посмотрите на меня, я хожу по грани.
Я вспомнил тот день шесть лет назад, когда гулял здесь с Натали. Почему она не сказала ничего? Были ли какие-нибудь признаки? Стала ли она тише или замедлила шаг? Не помню. Помню только, что болтал о кампусе, как какой-нибудь первокурсник, перебравший Ред Булла.
Миссис Динсмор посмотрела на меня поверх очков для чтения.
– Я думала, что вы уехали.
– Возможно, физически, но сердцем я всегда с вами.
Она закатила глаза.
– Чего вы хотите?
Я положил перед ней ежегодник и открыл его на групповой фотографии. Я показал на отца Натали.
– Вы помните профессора Аарона Клейнера?
Миссис Динсмор молчала некоторое время. Очки для чтения крепились к цепочке вокруг её шеи. Она сняла их, протёрла дрожащими руками и снова надела. Её лицо было по-прежнему каменным.
– Я помню его, – сказала она тихо. – Почему вы спрашиваете?
– Вы знаете, почему его уволили?
Она посмотрела на меня.
– Кто сказал, что его уволили?
– Или почему он уволился? Можете ли вы что-нибудь рассказать о том, что случилось с ним?
– Его уже нет здесь двадцать пять лет. Вам, наверное, было десять лет, когда он ушёл.
– Знаю.
– Так, почему вы спрашиваете?
Я даже не знал, как увильнуть от этого вопроса.
– Вы помните его детей?
– Девочки. Натали и Джули.
Даже без запинки. Это меня удивило.
– Вы помните их имена?
– Что такое с ними?
– Шесть лет назад я познакомился с Натали в усадьбе в Вермонте. Мы были влюблены.
Миссис Динсмор ждала, пока я скажу больше.
– Знаю, что это звучит безумно, но я пытаюсь найти её. Думаю, она может быть в опасности, и, возможно, это как-то связано с её отцом.
Миссис Динсмор смотрела на меня одну-две секунды. Потом сняла очки и опустила их на грудь.
– Он был хорошим преподавателем. Вам бы он понравился. Его уроки были живыми. Он умел зарядить энергией студентов.
Её глаза вернулись к фотографии в ежегоднике.
– В наши дни некоторые преподаватели работали дежурными по общежитию. Аарон Клейнер был одним из них. Он с семьёй жил на нижнем этаже общежития Тингли. Студенты любили их. Помню, однажды студенты сложились и купили качели для девочек. Они собирали их всё субботнее утро во дворе за Праттом.
Её взгляд стал тоскливым.
– Натали была очаровательной маленькой девочкой. Как она теперь выглядит?
– Она самая красивая женщина в мире.
Миссис Динсмор криво улыбнулась мне.
– Вы романтик.
– Что с ними произошло?
– Сразу несколько событий. Ходили слухи об их браке.
– Какие слухи?
– А какие всегда ходят в студенческих городках? Маленькие дети, рассеянная жена, привлекательный мужчина на кампусе с привлекательными студентками. Я дразню вас по поводу молоденьких девушек, выстраивающихся в очередь перед вашим кабинетом, но я видела слишком много разрушенных жизней из-за соблазна.
– У него были интрижки со студентками?
– Может быть. Не знаю. Это были слухи. Вы слышали о вице-председателе Рое Гордаке?
– Я видел его имя на нескольких почётных табличках.
– Аарон Клейнер обвинил Гордака в плагиате. Обвинение так и не было предъявлено, поскольку вице-председатель – очень высокий пост. Аарон Клейнер был понижен в должности. Затем, он был вовлечён в скандал с мошенничеством.
– Профессор жульничал?
– Нет, конечно же, нет. Он выдвинул обвинение против одного или двух студентов. Я уже не помню подробности. Наверное, это и было его погибелью. Не знаю. Он начал пить. Он стал вести себя всё более и более эксцентрично. Тогда и появились слухи.
Она снова посмотрела на фотографию.
– Поэтому его попросили написать заявление об увольнении?
– Нет, – ответила миссис Динсмор.
– Тогда, что случилось?
– Однажды его жена вошла в эти самые двери. – Она показала на дверь позади себя. Я знал эти двери. Я проходил через них тысячи раз, но всё же посмотрел на них, как будто мама Натали может снова появиться там.
– Она плакала. Истерически. Я сидела на том же, где и сейчас, на том же самом месте, за тем же самом столом...
Её слова затихли.
– Она хотела увидеться с профессором Юмом. Его не было на месте, поэтому я позвонила ему. Он поспешил сюда. Она рассказал ему, что профессор Клейнер исчез.
– Исчез?
– Он собрал вещи и сбежал с другой женщиной. Бывшей студенткой.
– С кем?
– Не знаю. Как я уже говорила, у неё была истерика. В течение следующих нескольких дней он не перезванивал. А мы в свою очередь не могли дозвониться до него. Мы ждали. Помню, что у него были занятия после обеда. Он так и не появился. Профессор Юм был вынужден заменять его. А потом и другие преподаватели по очереди заменяли его до конца семестра. Студенты были по-настоящему расстроены. Родители звонили, но профессор Юм успокоил их, поставив всем оценку "А". Она пожала плечами, подвинула ежегодник ко мне и притворилась, что вернулась к работе.
– Мы никогда больше ничего не слышали о нём.
Я сглотнул.
– А что случилось с его женой и дочерями?
– Тоже, думаю.
– Что это значит?
– Они переехали в конце семестра. И я больше ничего о них не слышала. Я всегда надеялась, что они, в конце концов, переехали в другой колледж, и всё наладилось. Но, полагаю, этого не случилось, так?
– Да.
– Так, что с ними произошло? – спросила миссис Динсмор.
– Не знаю.
Глава 20
Кто бы мог знать?
Ответ: Сестра Натали, Джули. Она отшила меня по телефону. Интересно, удачливее ли я буду при личной встрече?
Я шёл назад к машине, когда зазвонил телефон. Я посмотрел на номер телефона. Код – 802.
Вермонт.
Я нажал кнопку ответа и сказал "алло".
– Эм, привет. Ты оставил свою визитку в кафе.
Я узнал голос.
– Куки?
– Нам нужно поговорить, – сказала она.
Я сжал телефон сильнее.
– Слушаю.
– Я не доверяю телефонам, – сказала Куки. В её голосе была слышна дрожь. – Ты не мог бы приехать сюда?
– Если хочешь, я могу сейчас же выехать.
Куки объяснила, как добраться до её дома, который располагался недалеко от кафе. Я поехал по 91 на север и безуспешно пытался не торопиться. Сердце билось в груди, казалось, под ритм любой песни. К тому времени, когда я доехал до границы штата, была уже полночь. Я начал это утро с того, что прилетел, чтобы увидеть Делию Сандерсон. Это был длинный день, и в какой-то момент я ощутил, на сколько измотан. Я вспомнил, как в первый раз увидел картину Натали с коттеджем на холме. Тогда Куки подошла сзади и спросила, нравится ли она мне.
"Почему, – снова спросил я себя, – когда я был в кафе в последний раз, Куки вела себя так, как будто не помнила меня?"
Мне ещё кое-что вспомнилось. Кто-то сказал мне, что не было никакого "Поселения творческого восстановления", но когда мы с Куки разговаривали, она сказала: "Мы никогда не работали в усадьбе".
Тогда я не обратил на это внимание, но если не было никакого поселения на холме, разве вы не ответите что-то в духе:
– А? Какое поселение?
Я замедлился, когда проезжал мимо кафе Куки. Здесь было только два уличных фонаря, оба были на длинных ногах, откидывая угрожающие тени. Ни намёка на людей. Центр маленького городка был абсолютно тихим, слишком тихим, как в сцене фильма о зомби перед тем, как герой будет окружён хищниками-пожирателями. Я свернул направо, проехал ещё около километра, повернул ещё раз направо. Здесь не было фонарей. Только свет, исходящий от фар. Во всех домах и строениях, которые я проехал, был тоже выключен свет. Похоже, никто здесь не оставлял свет, чтобы обезопасить себя от грабителей. Умный ход. Я сомневался, что грабители смогут найти дома в темноте.
Я сверился с GPS и увидел, что я в километре от пункта назначения. Ещё два поворота. Что-то похожее на страх начало разливаться по груди. Мы все читали о том, как некоторые животные и морские существа могут чувствовать опасность. Они на самом деле могут ощутить угрозу или даже надвигающуюся природную катастрофу, словно если бы у них был радар на выживание или невидимые щупальца, распластавшиеся во все углы. Где-то глубоко внутри меня первобытный человек должен был тоже обладать этой способностью. И все эти приспособления для выживания остались у нас. Возможно, они просто дремлют. Если их не использовать, то они могут отмереть. Но инстинкты неандертальца всегда с нами, скрываясь под нашими рубашками.
Используя термины из молодёжных комиксов, мои паучьи чувства обострились.
Я выключил фары и притормозил у тротуара в кромешной темноте практически на ощупь. Здесь не было камней, обрамляющих улицы. Тротуар просто сменялся травой. Я не знал, что буду делать дальше, но чем больше я думал об этом, тем больше осознавал, что, возможно, такие предосторожности в порядке вещей.
Я решил идти отсюда пешком.
Я вылез из машины, и, когда закрыл дверь и свет исчез, я понял, насколько же темно вокруг. Тьма казалась живой, поглощающей меня, застилающей глаза. Я подождал минуту или две, пока глаза не привыкли. Умение глаз приспосабливаться к темноте – ещё один талант, который, несомненно, достался нам от первобытного человека. Когда мои глаза привыкли настолько, что я смог увидеть, по крайней мере, дорогу в метре от себя, я пошёл вперёд. Ещё у меня был смартфон. На нём было загружено приложение, которым я никогда не пользовался, но, которое было, наверное, особенно полезным и наименее технически сложным. Это был простой фонарик. Я подумывал включить его, но потом решил, что не стоит.
Если здесь и таилась какая-нибудь опасность, хотя я и не мог представить, что это за опасность может быть и какую форму она может принять, я не хотел никого насторожить светящимся фонариком. Разве не для этого я запарковал машину и теперь тихонько крался вперёд?
Я вспомнил, как был в ловушке в фургоне. У меня не было угрызений совести по поводу того, что я сделал, чтобы сбежать, я бы сделал это снова, тысячу раз, но так же у меня не было никаких сомнений, что последние моменты жизни Отто будут преследовать меня до конца моих дней. Я всегда буду слышать влажный хруст ломающейся шеи, всегда буду помнить ощущение, когда кость и хрящ прогибается и заканчивается жизнь. Я убил живое существо. Разрушил жизнь человека.
Затем мои мысли вернулись к Бобу.
Я замедлил шаг. Что делал Боб после того, как я скатился по холму? Должно быть, он вернулся в фургон, уехал, скорее всего, выкинул где-то тело Отто, а потом...
Пытался ли он найти меня?
Я подумал о напряжении в голосе Куки. Что она хотела сказать мне? И почему вдруг так срочно? Зачем звонить мне сейчас, поздней ночью, даже не давая мне возможности подумать?
Я вошёл в квартал Куки. В нескольких окнах горели ночники, придавая домам жуткое, похоже на хеллоуинские тыквы, свечение. Только в одном доме в тупике было больше света, чем во всех остальных.
В доме Куки.
Я переместился влево, чтобы оставаться и дальше незамеченным. Её парадное крыльцо было освещено, так что не было возможности приблизиться к дому незаметно. Дом был одноэтажный, неестественно расползшийся и длинный и немного неровный, как будто пристройки делали, как попало. Пригнувшись, я обошёл дом, стараясь оставаться в темноте. Последние десятки метров до освещённого окна я буквально прополз.
И что теперь?
Я неподвижно стоял под окном на четвереньках, пытаясь прислушаться. Ничего. Тишина, сельская тишина, тишина, которую можно услышать и до которой можно дотронуться, тишина, обладающая текстурой и дальностью. Она окружала меня. Настоящая, реальная, сельская тишина.
Я слегка переместил вес тела. Колени захрустели, этот звук, казалось, кричал в тишине. Я пождал ноги, сильно согнул колени, положил руки на бёдра. Я готовился выскочить вверх, как человеческий поршень, таким образом, я мог заглянуть в окно.
Скрывая большую часть лица, я подтянулся к углу окна так, чтобы лишь один глаз и правая часть лица была открыта. Я моргнул от неожиданного света и заглянул в комнату.
Куки была там.
Она сидела на диване, словно проглотив аршин. Её губы были сжаты. Дениз, её партнёрша, сидела рядом. Они держались за руки, но их лица были бледными и вытянутыми. Напряжённость исходила от них волнами.
Не нужно быть экспертом в языке жестов, чтобы понять, что их что-то волновало. Спустя несколько минут я понял что.
В кресле напротив них сидел мужчина.
Он был спиной ко мне, так что сначала я смог рассмотреть только верхушку его головы.
Моей первой мыслью было паническое: Боб?
Я приподнялся ещё на несколько сантиметров, стараясь получше разглядеть мужчину. Безуспешно. Кресло было большим и плюшевым. Мужчина сидел глубоко в нём, спрятавшись от посторонних глаз. Я переместился к другой стороне окна, изменив часть лица, которую было видно. Теперь я увидел, что у него седые кучерявые волосы.
Не Боб. Определённо, не Боб.
Мужчина что-то говорил. Обе женщины сосредоточено слушали, кивая в унисон, чтобы он не сказал. Я повернулся и прижал ухо к окну. Стекло было холодным. Я пытался разобрать, что он говорит, но всё равно звук был приглушён. Я снова посмотрел в комнату. Мужчина в кресле немного наклонился вперёд, стараясь донести мысль. Потом он наклонил подбородок достаточно, чтобы я смог разглядеть его профиль.
Наверное, я вздохнул вслух.
У мужчины была борода. Это было зацепкой. Именно, поэтому я и смог опознать его, борода и кучерявые волосы. Я мысленно вернулся к нашей первой встрече с Натали, когда они сидела в солнечных очках в помещении. А рядом с ней справа сидел мужчина с бородой и кучерявыми волосами.
Этот мужчина.
Что...?
Парень с бородой поднялся из плюшевого кресла и начал расхаживать по комнате, неистово жестикулируя. Куки и Дениз напряглись. Они так сильно ждали руки, что, клянусь, было видно, как костяшки их рук побелели. И тогда я и заметил то, что заставило меня покачнуться, меня, словно громом, поразило осознание, насколько же важно было пойти на разведку прежде, чем слепо идти в западню.
У бородатого мужчины был пистолет.
Я застал в полуприседе. Ноги начали трястись, не знаю от чего именно от страха или напряжения. Я опустился вниз. Что теперь?
Спасаться бегством.
Ага, кажется, это лучший выход. Бегом вернуться в машину. Позвонить копам. Пусть они разбираются с этим. Я попытался мысленно проиграть этот сценарий. Во-первых, сколько времени потребуется копам, чтобы добраться сюда? Минуточку, а они вообще поверят мне? Не позвонят ли они сначала Куки и Дениз? Приедет ли группа захвата? И тогда я подумал, а что именно здесь происходит? Бородатый похитил Куки и Дениз и заставил их позвонить мне или же они в сговоре? И если они в сговоре, что случиться после моего звонка? Появится копы, а Куки и Дениз будут всё отрицать. Бородатый спрячет оружие и будет утверждать, что ничего не знает.
Но опять же, какие были варианты? Я должен привести полицейских, так ведь?
Бородатый продолжал расхаживать. Напряжённость в комнате зашкаливала. Бородатый посмотрел на часы, вытащил мобильный телефон, держа его на манер рации, и начал отрывисто говорить по нему.
С кем он говорил?
"Ух ты!" – подумал я. – А что если были другие? Пора было идти. Звонить копам, не звонить копам, не важно. Парень был вооружён. Я нет.
"Эста луэго [10]10
Hasta luego (эста луэго) – до свидания, прощай.
[Закрыть], придурки."
Я последний раз взглянул в окно, и тут услышал, как собака загавкала позади меня. Я замер. Бородатый же наоборот. Его голова рывком повернулась в сторону лая и, соответственно, я дёрнулся, как на шарнирах.
Наши глаза встретились. Я увидел, как его глаза расширились от удивления. Какое-то мгновение, сотые секунды, никто из нас не двигался. Мы просто в шоке уставились друг на друга, не знаю, что каждый из нас сделает, до тех пор, пока Бородатый не поднял пистолет, наставив его на меня, и нажал на курок.
Я повалился на спину, когда пуля разбила стекло.
Я ударился о землю. Осколки стекла посыпались на меня. Собака продолжала лаять. Я перекатился, порезавшись о стекло, и поднялся на ноги.
– Стоять!
Слева от меня послышался голос другого мужчины. Я не узнал голос, но этот парень был снаружи. О, люди, мне нужно отсюда выбираться. Нет времени на раздумья и колебания. Я завернул за угол на трясущихся ногах. И был почти в безопасности.
Или я так думал.
Ранее я приписывал своему паучьему чутью умение предостеречь меня от опасности. Если это так, то на этот раз это самое чутьё ужасно подвело меня.
Другой мужчина стоял прямо за углом. Он ждал меня с бейсбольной битой наготове. Мне с трудом удалось остановить ноги, но уже не осталось времени ни для чего другого. Бита уже летела на меня. Не было никакой возможности как-то увернуться от удара. Не было никакой возможности сделать хоть бы что-нибудь, кроме как встать как вкопанный идиот. Удар пришёлся мне по лбу.
Я упал на землю.
Возможно, он ударил меня ещё раз. Не знаю. Мои глаза закатились, и я потерял сознание.