Текст книги "Шесть лет (ЛП)"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5

У меня не было ответа на этот вопрос, да и поздно уже было. Бенедикт предложил пойти в бар и напиться. Я подумал, возможно, это отличное отвлечение, но мне нужно проверить эссе, поэтому пришлось отказаться. Я просмотрел три штуки прежде, чем понял, что мой разум был где-то в другом месте, и проверять документы сейчас нечестно по отношению к студентам.

Я сделал сэндвич и снова попытался найти имя Натали, но в этот раз я задал поиск по "картинкам". Я увидел её старую фотографию. Картинка так больно ударила меня в грудь, что пришлось её закрыть. Я нашёл её старые картины. Несколько из них изображали мои руки и торс. Болезненные воспоминания, только-только ослабнувшие, вернулись снова, они с силой распахнули дверь, и ворвались все разом. То, как она наклоняла голову, то, как солнечный свет проникал в её студию через стеклянную крышу, выражение сосредоточенности на её лице, игривая улыбка, когда она делала перерыв. Воспоминания заставили меня согнуться пополам. Я ужасно скучал по ней. Я скучал по ней, ощущая почти физическую боль, и даже нечто большее, сильное. Я заблокировал воспоминания о ней на шесть лет, но неожиданно страстное желание снова нахлынуло на меня, настолько сильное, как и в последний раз, когда мы занимались любовью на закате.

Да пошло оно всё.

Я хотел её увидеть, и к чёрту последствия. Если Натали посмотрит мне в глаза второй раз и прогонит меня. Тогда я смогу справиться с этим. Но не сейчас. Не сегодня. Сейчас мне просто необходимо её найти.

Хорошо, успокойся. Нужно докопаться до сути дела. Что мне нужно сделать? Прежде всего, мне нужно выяснить Тодд Сандерсон – это Тодд Натали или нет. Многое доказывает, как и говорил Бенедикт, что это простая путаница.

Так каким же способом это доказать?

Мне нужно больше узнать о нём. Например, что доктор Тодд Сандерсон, счастливо женатый отец двоих детей, живущий в Саванне, делал в усадьбе художников в Вермонте шесть лет назад? Нужно посмотреть фотографии с ним. Нужно лучше подготовиться, и начать следует...

Начать отсюда. С Лэндфорда.

Вот оно. В колледже до сих пор хранятся личные дела каждого студента, хотя их может посмотреть либо сам студент, либо с разрешения студента. Я смотрел своё личное дело несколько лет назад. По большей части, там не было ничего примечательного, кроме моего преподавателя по испанскому на первом курсе. Закончилось тем, что я бросил эти занятия, и записью в личном деле, что у меня проблемы с "адаптацией" и, возможно, мне нужно воспользоваться услугами психолога колледжа. Конечно же, это чушь. Я был ужасен в испанском, моей академической ахиллесовой пяте, а первокурсникам позволено бросать какой-либо предмет, чтобы сохранить свой средний балл. Запись была сделана собственноручно преподавателем, что делало её ещё хуже.

Так, по существу.

В личном деле Тодда может быть что-то, что расскажет что-нибудь о нём, если, конечно, я найду способ стащить его.

Вы могли бы спросить: "Например, что?"

Я мог бы ответить: "Без понятия, чёрт возьми".

И всё же это было начало.

Так, что ещё?

Очевидно: Найти Натали. Если я обнаружу, что она до сих пор живёт счастливо с Тоддом, то тут же брошу это дело. Самая короткая дорога, так ведь? Только вопрос, как?

Я продолжил онлайн поиск, надеясь случайно наткнуться на адрес или какую-нибудь зацепку, но не было абсолютно ничего. Я знаю, что в настоящее время мы якобы проживаем онлайн всю свою жизнь, но обнаружилось, что не в данном случае. Если человек хочет остаться в тени, то это не проблема. Это требует усилий, но вы действительно можете остаться вне сети.

Вопрос в том, зачем прилагать к этому усилия?

Я рассматривал возможность позвонить её сестре, если смогу найти её номер, но что я скажу?

"Привет, эм, это Джейк Фишер, твоей сестры бывшее, эм, увлечение. Эм, муж Натали умер?»

Как-то жёстко звучит.

Я вспомнил, как нечаянно подслушал телефонный разговор двух сестёр, во время которого Натали сентиментально рассказывала Джули: «О, сестричка, подожди, пока не встретишься с моим замечательным парнем...»

И, да, в конечном итоге мы встретились. Вроде того. На свадьбе Натали с другим мужчиной.

Её отец мёртв. Её мама, ммм, но с ней та же проблема, что и с сестрой. Друзья Натали... тут тоже сложности. Натали и я в основном проводили время в уединении в Крафтборо, штат Вермонт. В одной усадьбе фермерского типа я писал диссертацию по политологии, а в другой по соседству Натали рисовала картины. Я собирался прожить там шесть недель. Но прожил вдове больше, потому что, во-первых, познакомился с Натали, а, во-вторых, не мог больше концентрироваться на писательстве после того, как познакомился с Натали. Я никогда не был в её родном городе на севере Нью-Джерси, а она лишь однажды пришла с коротким визитом на кампус. Наши отношения остались в том Вермонтском пузыре.

Сейчас я почти вижу, как вы киваете головой. Ага, вы думаете, что это всё объясняет. Что это был летний роман, построенный в фальшивом мире без обязательств и реальности. В таких условиях можно легко вырастить любовь и одержимость, но они не смогут укорениться, а лишь увянут и умрут, когда холодный сентябрь постучится в дверь. Натали, более проницательная, увидела и приняла правду. А я нет.

Я могу понять такое мнение. И могу лишь сказать, что оно ошибочно.

Сестру Натали зовут Джули Поттам. Шесть лет назад Джули была замужем, и у неё был маленький ребёнок. Я поискал её онлайн. В этот раз много времени не понадобилось. Джули жила в Рэмси, Нью-Джерси. Я записал её номер телефона на бумажке, как и Бенедикт, я был старомоден, и уставился на него. Я слышал смех студентов на улице. На дворе полночь. Слишком поздно для звонка. Лучшим решением было лечь спать. Между тем, мне нужно было подкорректировать кое-какие документы. Ещё завтра будет занятие, к которому мне нужно подготовиться. Вот такую жизнь я веду.

* * *

Не было смысла спать. Я сконцентрировался на эссе студентов. По большей части они были до онемения утомительными и предсказуемыми, написанные таким образом, чтобы соответствовать нормативным требованиям школьного учителя. Были и студенты уровнем выше, которые знали, как писать на школьную оценку «А+», что с их вступительным абзацем, вводными фразами, поддержанием структуры и прочим делало эссе массивным и смехотворно скучным. Как я уже упоминал, моя работа заключается в том, чтобы научить их думать критически. Для меня это почти всегда было важнее, чем заставить их запомнить особенности философских учений, скажем, Гоббса или Локка. Вы всегда можете посмотреть информацию и вспомнить о них. Скорее, на что я действительно надеюсь, так это на то, что мои студенты научатся одновременно и уважать и противоречить Гоббсу и Локку. Я хочу, чтобы они не только мыслили нешаблонно, но чтобы они могли выбраться из шаблона мышления и разнести его в клочья.

Некоторые этому научились. И всё же большинство нет. Но, эй, они не могут научиться всему и сразу, иначе, в чём бы был смысл моей работы?

Примерно в четыре утра я пошёл спальню, чтобы притвориться, что сон настиг меня. Но сон не шёл. К 7:00 утра я примирился с мыслью: "Я позвоню сестре Натали". Я вспомнил механическую улыбку в белой часовне, бледное лицо, то, как Джули спросила меня, всё ли в порядке, как будто она на самом деле всё понимала. Она могла стать союзником.

В любом случае, что я терял?

Прошлой ночью звонить было уже поздно. Сейчас слишком рано. Я принял душ и был готов к занятию по соблюдению законности в 8:00 в Уайт Холле. Позвоню сестре Натали, когда закончатся занятия.

Я ожидал, что занятие будет сонным. По понятным причинам я был рассеянным, и давайте посмотрим правде в глаза, 8:00 слишком рано для большинства студентов колледжа. Но не сегодня. Сегодня класс был чрезмерно оживлённым, руки так и взлетали вверх, противоборство точек зрения, но без враждебности. Конечно же, я не принимал ни чью сторону. Я выступал в роли арбитра и удивлялся. Студенты были в ударе. Обычно время в течение первого занятия тянулось, словно в сиропе. Сегодня же я хотел схватить эти глупые руки и остановить их, чтобы они больше не взлетали вверх. Мне нравилась каждая секунда. Девяносто минут пролетели, словно в тумане, и я ещё раз убедился, насколько мне посчастливилось иметь такую работу.

Счастливый в работе, несчастный в любви. Или что-то в этом духе.

Я пошёл в свой офис в Кларк Хаусе, чтобы позвонить, остановился возле стола миссис Динсмор и наградил её самой очаровательной и обезоруживающей улыбкой. Она нахмурилась и сказала:

– Это всё работа с сегодняшними одинокими женщинами?

– Что, очаровательная улыбка?

– Ага.

– Иногда, – ответил я.

Она покачала головой.

– А говорят ещё не волноваться по поводу будущего. – Миссис Динсмор вздохнула и расправила какие-то бумаги. – Ладно, сделаем вид, что вы меня возбудили. Что вам нужно?

Я попытался отогнать образ возбуждённой миссис Динсмор. Это было нелегко.

– Мне нужно найти личное дело одного студента.

– У вас есть разрешение студента?

– Нет.

– Из-за этого и очаровательная улыбка.

– Правильно.

– Это один из ваших нынешних студентов?

Я снова улыбнулся.

– Нет. Он никогда не был моим студентом.

Она изогнула бровь.

– На самом деле, он выпустился двадцать лет назад.

– Вы шутите, да?

– Похоже, что я шучу?

– Вообще-то, с такой улыбкой вы похожи на человека, который страдает запором. Как зовут студента?

– Тодд Сандерсон.

Она откинулась на спинку и сложила руки на груди.

– Не его ли некролог я читала на странице выпускников?

– Его.

Миссис Динсмор изучала моё лицо. Моя улыбка исчезла. Несколько секунд спустя, она снова опустила нос очки для чтения и сказала:

– Посмотрим, что я смогу сделать.

– Спасибо.

Я пошёл в свой кабинет и закрыл дверь. Больше никаких оправданий. Уже почти 10:00. Я вытащил кусочек бумаги, посмотрел на номер, который записал прошлой ночью, взял телефон, нажал кнопку для выхода на внешнюю линию и набрал номер.

Я прокручивал в голове разговор, но ничего здравого не получалось, и понял, что придётся сочинять на ходу. В телефонной трубке раздалось два губка, потом три. Вероятно, Джули не ответит. Уже никто больше не отвечает на домашний телефон, особенно, если звонок с незнакомого номера. Номер определиться, как колледж Лэнфорд. Я не знал, поспособствует это ответу на звонок или нет.

На четвёртом гудке подняли трубку. Я сжал крепко её и стал ждать. Женщина неуверенно произнесла:

– Алло?

– Джули?

– Кто это?

– Это Джейк Фишер.

Тишина.

– Я встречался с твоей сестрой.

– Ещё раз, как вас зовут?

– Джейк Фишер.

– Мы знакомы?

– Вроде того. Имею в виду, что мы оба были на свадьбе Натали...

– Не понимаю. Кто вы?

– Прежде, чем Натали вышла за Тодда, мы с ней встречались.

Молчание.

– Алло? – спросил я.

– Это шутка?

– Что? Нет. В Вермонте. Ваша сестра и я...

– Я не знаю, кто вы.

– Вы часто разговаривали с сестрой по телефону. Вообще-то, я даже слышал, что вы разговаривали обо мне. После свадьбы, вы положили руку мне на плечо и спросили, всё ли в порядке.

– Я понятия не имею, о чём вы говорите.

Я сжал трубку так сильно, что испугался, что сломаю её:

– Как я сказал, Натали и я встречались...

– Чего вы хотите? Почему звоните мне?

Вау, это был хороший вопрос.

– Я хочу поговорить с Натали.

– Зачем?

– Я просто хотел удостовериться, что с ней всё в порядке. Я видел некролог Тодда, и подумал, что, может быть, мне стоит позвонить и, я не знаю, выразить соболезнования.

Опять молчание. Я подождал, сколько смог.

– Джули?

– Я не знаю, кто вы, и о чём говорите, но больше никогда не звоните. Понятно? Никогда.

Она положила трубку.

Глава 6

Я пытался перезвонить, но Джулия не брала трубку.

Я не понял. Неужели она действительно забыла, кто я? Это сомнительно. Я её что напугал своим звонком из ниоткуда? Не знаю. Весь разговор был сюрреалистическим и жутким. Ведь не сложно было сказать, что Натали не хочет разговаривать со мной или, что я не прав, и Тодд жив. Не важно. Но она просто не знала, кто я.

Как такое возможно?

Так что теперь? Для начала, успокойся. Дыши глубоко. Мне надо было продолжить атаку по двум направлениям. Выяснить, что случилось с покойным Тоддом Сандерсоном, и найти Натали. Второе могло бы, конечно, противоречить первому. Как только я бы нашёл Натали, узнал бы всё. Вот только как её найти. Я пытался найти её онлайн, но безрезультатно. Её сестра, так же, по-видимому, путь в тупик. Итак, что делать дальше? Не знаю, насколько будет тяжело в наши дни найти её адрес?

И меня осенила идея. Я вошёл на сайт университета и проверил расписание. У профессора Шанты Ньюлин было занятие через час.

Я позвонил миссис Динсмор.

– Вы что ждали, что я смогу получить личное дело так быстро?

– Нет. Я звоню не по этому поводу. Меня интересует, знаете ли вы, где профессор Ньюлин?

– Ну и ну. С каждым часом всё интереснее и интереснее. Вам ведь известно, что она обручена?

Я должен был догадаться.

– Миссис Динсмор...

– Не волнуйтесь. У неё завтрак с аспирантом в Валентине.

"Валентин" – университетское кафе. Я поспешил через двор туда. Странная вещь. Профессор в колледже должен быть всегда начеку. Всегда вынужден держать высоко поднятую голову. Всегда вынужден улыбаться и приветствовать каждого студента. Помнить каждое имя. Я чувствовал себя странным образом, как звезда, шагая по кампусу. Могу утверждать, это не имело значения для меня, но в тайне признаюсь, что внимание было лестным, и я воспринял его довольно серьезно. Даже сейчас, в спешке, отвлечённый, взволнованный, я был уверен, что ни один студент не почувствовал себя обделённым вниманием.

Я прошёл мимо двух основных обеденных залов. Они были предназначены для студентов. Преподаватели, которые иногда присоединялись к ним, чувствовали себя немного не в своей тарелке. Существовала некая грань, признаю, иногда нечёткая и надуманная, но я всё равно проводил её между ними и мной, и всегда держался своей стороны. Профессор Ньюлин, точно такая же, поэтому поступала аналогичным образом, именно поэтому я был уверен, что она сидит в одном из тех закрытых залов, что отведены для общения преподавателей со студентами.

Она была в Брэдбир холле. В университетском городке каждое строение, комната, стул, стол, полка и плитка была названа в честь кого-нибудь, кто жертвовал деньги. Некоторых людей это бесило. Я был из них. Этот оплетённый плющом институт был достаточно обособленным, как и должно быть. Нет никакого вреда в том, чтобы впускать сюда немного реального мира, холодно-денежной реальности, но время от времени.

Я заглянул в окно. Шанта Ньюлин поймала мой взгляд и подняла палец, символизирующий "одну минуту". Я кивнул и стал ждать. Пять минут спустя дверь открылась, и высыпали студенты. Шанта стояла в проходе. Когда студенты ушли, она сказала:

– Прогуляйся со мной. Мне нужно ещё кое-куда.

У Шанты Ньюлин было одно из самых впечатляющих резюме, которое я когда-либо видел. Она закончила Стэнфорд в качестве стипендиата Родса и поступила в Колумбийскую юридическую школу. Прежде, чем стать госсекретарём, она работала на ЦРУ и ФБР.

– Так в чём дело?

Её манеры, как всегда, были бесцеремонными. Когда она впервые появилась на кампусе, мы пошли пообедать. Это не было свидание. Это было скорее "давай посмотрим, захотим ли мы встречаться". Здесь есть некое тонкое различие. После этого свидания, она решила не продолжать, и я был согласен.

– Мне нужно одно одолжение.

Шанта кивнула, приглашая меня продолжать.

– Я ищу кое-кого. Старого друга. Я испробовал все стандартные методы: гугл, звонок семье, и так далее. Я так и не смог заполучить адрес.

– И ты понял, что я со своими старыми контактами смогу тебе помочь.

– Что-то в этом духе. Ну, вообще-то, именно так и есть.

– Её имя?

– Я же не сказал, что это она.

Шанта нахмурилась.

– Имя?

– Натали Эйвери.

– Когда ты видел её в последний раз, или у тебя был её адрес?

– Шесть лет назад.

Шанта продолжала идти вперёд, резко и очень быстро в военном стиле.

– Она та самая единственная, Джейк?

– Извини?

На её губах появилась слабая улыбка.

– Знаешь, почему я не захотела продолжения, после нашего первого свидания?

– Это было не совсем свидание. Это было скорее "давай посмотрим, захотим ли мы встречаться".

– Что?

– Не бери в голову. Я думал, что мы не продолжили встречаться, потому что тебе было это неинтересно.

– Уф, не в этом дело. Вот, что я увидела тем вечером. Ты замечательный парень, весёлый, умный, у тебя работа с полной занятостью и голубые глаза, за которые можно умереть. Ты знаешь, сколько одиноких порядочных парней с такими качествами я встречала?

Я не знал, что сказать, поэтому просто промолчал.

– Но я почувствовала это. Вот что значит быть обученным детективом. Я изучала язык жестов. Я обращаю внимание на мелочи.

– Почувствовала что?

– Что ты испорченный товар.

– Вот здорово, спасибо.

Она пожала плечами.

– Некоторые мужчины продолжают сохнуть по своим бывшим, и некоторых ребят, не многих, но некоторых, это пламя поглощает полностью. Это не приносит им ничего, кроме долговременных проблем.

Я ничего не ответил.

– Так эта Натали Эйвери, которую тебе вдруг так срочно понадобилось найти, и есть то пламя?

Какой смысл было врать?

– Да.

Она остановилась и посмотрела на меня снизу-вверх.

– Это очень больно?

– Ты себе даже не представляешь.

Шанта Ньюлин кивнула и пошла дальше, оставив меня позади.

– Я найду её адрес до конца дня.

Глава 7

По телевизору детектив всегда возвращается на место преступления. Или, если подумать, то, может быть, это преступник делает так. Неважно. Я был в тупике, поэтому решил, вернуться туда, откуда всё началось.

Усадьбы в Вермонте.

Лэнфорд был всего лишь в сорока-пяти минутах езды от границы Вермонта, и ещё два часа до того места, где мы с Натали впервые встретились. Северный Вермонт – сельская местность. Я вырос в Филадельфии, а Натали была из Нью-Джерси. Мы не знали такой сельской жизни. Да, стороннему наблюдателю может отметить, что в таком уединённом месте любовь будет процветать. Возможно, я даже соглашусь, или, возможно, я укажу на то, что в отсутствии других отвлекающих факторов, как, скажем, всех отвлекающих факторов, любовь может задохнуться под тяжестью чрезмерной близости, что является доказательством того, что это было нечто больше, глубже, чем просто курортный роман.

Солнце начало садиться к тому времени, когда я подъехал к своей старой усадьбе по 14-ой дороге. Натуральным хозяйством, расположившемся на шести акрах, управлял Дарли Уонатик, писатель в уединении, который подвергнул критике работу усадьб. Для тех, кто не знает, натуральное хозяйство – это хозяйство, которое обеспечивает основные нужды его владельца и семьи без излишков для продажи. Короче говоря, вы выращиваете урожай, едите его, но не продаёте. Для тех, кто не знает, кто такой писатель в уединении, и почему это человек может критиковать ваши тексты, и это означает, что Дарли владел собственностью и вёл ежедневную колонку о покупках в бесплатной местной газете "Бакалейщик Крафтборо". В усадьбе бывало по шесть писателей одновременно. У каждого писателя была своя спальня в главном доме и хижина или "коттедж для работы", в котором они могли писать. Мы все встречались вечером за ужином. И всё. Здесь не было интернета, телевизоров, телефонов, да, был свет, но не было автомобилей и ни одного предмета роскоши. Лишь коровы, овцы и курицы бродили вокруг. Сначала это было успокаивающим и расслабляющим, и я наслаждался отсутствием связи с внешним миром и уединением где-то, эм, три дня, а потом мои мозги начали ржаветь. Кажется, идея заключалась в том, что, если заставить писателя смертельно скучать, он или она, чтобы спастись от скуки, будет много писать в блокноте или на ноутбуке. Это работало какое-то время, а затем я у меня появилось ощущение, как будто меня заперли в одиночной камере. Однажды я провёл остаток дня после обеда за наблюдением за колонией муравьёв, которые носили хлебные крошки по полу "коттеджа для работы". Я был настолько очарован этим развлечением, что разложил хлебные крошки по разным углам, чтобы создать некое подобие эстафеты для насекомых.

И даже ужин с моими коллегами по писательскому уединению был не очень то хорошим отвлечением. Они все были псевдоинтеллектуалами, которые писали новый великий американский роман, а тему моей диссертации подбросили вверх, и она приземлилась на кухонный стол с глухим стуком кучей ослиного навоза. Иногда все эти великие американские писатели, напустив драматизма, читали свои работы. Их работы были претенциозными, утомительными, заключающими в себе всё внутреннее дерьмо авторов, написанное в прозе, лучшем описанием им могло бы послужить: "Посмотрите на меня! Пожалуйста, посмотрите на меня!" Естественно, ничего такого я не произнёс вслух. Когда они читали, я сидел застывшем на лице самым своим глупым восхищённым выражением, и кивал через равные интервалы времени, делая вид, что увлечён, а фактически спасал себя от того, чтобы начать клевать носом. Один парень по имени Ларс писал поэму на шестистах страницах про последние дни Гитлера в бункере от лица собаки Евы Браун. Его первое чтение состояло из десятиминутного лая.

– Это создаёт настроение, – объяснил он. И он был прав, если хотел создать настроение ударить его по лицу.

Усадьба Натали была другой. Она называлась "Поселение творческого восстановления" и явно имела больше склонность к защите природы, конопле, хиппи и "Камбайя [2]2
  Камбайя (Kumbaya) – сокращение от come by here, my lord; = Kum Ba Yah. «Будь рядом с нами, Господь» (популярная народная песня, которую поют под гитару у костра, взявшись за руки)


[Закрыть]". Они делали перерыв, чтобы поработать в саду, выращивая всё без химических удобрений (в данном случае я говорю не только о еде). Они собирались вечером у костра и пели песни о мире и гармонии, песни, которые бы заткнули за пояс Джоан Баэз [3]3
  Джоан Баэз (Joan Baez) – певица, выступавшая за мир во всём мире, против войны во Вьетнаме и т.д. Левая политическая активистка.


[Закрыть]. Они, что интересно, опасались незнакомцев (возможно, потому что выращивали кое-что), а границу владений благоговейно охранял персонал. Площадь территории была более чем сто акров, на которых располагался главный дом, настоящие коттеджи с каминами и личными столами, бассейн, оформленный под пруд, кафе с фантастическим кофе и большим выбором сандвичей, которые на вкус были словно ростки, покрытые древесной стружкой, а на границе с самим городом Крафтборо – белая часовня, в которой, если пожелаете, можно пожениться.

Первое, что я заметил, над входом не было надписей. Исчезла ярко окрашенная вывеска «Творческое восстановление», которая была похожа на рекламу детского летнего лагеря. Толстая цепь преградила путь моему автомобилю. Я съехал с дороги, заглушил двигатель и выбрался из машины. Было несколько знаков «ВХОД ВОСПРЕЩЁН», но они всегда были здесь. С новой цепью и без вывески "Добро пожаловать в «Поселение творческого восстановления», знаки «ВХОД ВОСПРЕЩЁН» приобрели зловещий вид.

И что делать дальше?

Я знал, что главный дом в полукилометре отсюда. Так что я мог оставить машину здесь и пройтись. Посмотреть, что к чему. Но какой в этом смысл? Я не был здесь шесть лет. Вероятно, земля продана, а новые владельцы желали уединения. Это бы всё объяснило.

И всё же казалось, что что-то здесь не так.

"Что плохого, – думал я, – в том, чтобы я пошёл и постучал в дверь главного дома?" Но опять же, толстая цепь и запрещающие знаки не похожи на коврики "добро пожаловать". Я всё ещё пытался решить, что делать дальше, когда рядом со мной остановился автомобиль крафтсборской полиции. Из него вышли два полицейских. Один – маленький и коренастый с раздутыми в тренажёрном зале мышцами. Другой – высокий и худой с зачёсанными назад чёрными волосами и маленькими усиками парня из немого кино. У обоих были солнечные очки, поэтому я не мог видеть их глаза.

Маленький и коренастый подтянул штаны и сказал:

– Вам помочь?

И оба посмотрели на меня тяжёлыми взглядами. По крайней мере, я так думаю. Я же говорил, что я не видел их глаза.

– Я хотел посетить "Поселение творческого восстановления".

– Что? – спросил коренастый. – Зачем?

– Потому что мне нужно творческое восстановление.

– Вы пытаетесь шутить со мной?

В его голосе были чванливые нотки. Я не люблю высокомерие. Я вообще не понимаю высокомерия, за исключением того факта, что они были копами в маленьком городе, а я, вероятно, первый парень, с которым у них произошла стычка, из-за чего-нибудь, кроме пьющих малолеток.

– Нет.

Коренастый посмотрел на худого. Худой продолжал молчать.

– Должно быть, у вас неправильный адрес.

– Я точно уверен, что это то место.

– Здесь нет никакого "Поселение творческого восстановления". Оно закрылось.

– Так, какой ответ верный? – спросил я.

– Извините?

– Это неправильный адрес или "Поселение творческого восстановления" закрылось?

Коренастому явно не понравился мой вопрос. Он резко сорвал солнечные очки и указал ими на меня.

– Ты что собираешься здесь умничать?

– Я просто пытаюсь найти усадьбу.

– Я ничего не знаю об усадьбе. Этой землёй владеет семья Дракменов, наверное, Джерри, пятьдесят лет?

– Как минимум, – произнёс худой.

– Я был здесь шесть лет назад.

– Я ничего не знаю об этом, – сказал коренастый. – Единственное, что я знаю, что вы находитесь на частной собственности, и если вы не уберётесь отсюда, я привлеку вас к ответственности.

Я посмотрел на свои ноги. Я не был на подъездной дорожке или на частной собственности. Я стоял на дороге.

Коренастый подошёл ближе, тем самым залез в моё личное пространство. Признаюсь, я был испуган, но я кое-что понял за годы работы вышибалой в баре. Никогда не показывай своего страха. Как раз это можно услышать, отправляясь в царство зверей, и поверьте мне, нет более диких животных, чем люди, заваливающие в бар поздно ночью. Поэтому, даже несмотря на то, что мне не нравится происходящее, даже несмотря на то, что у меня нет рычагов воздействия и я пытаюсь найти путь выбраться отсюда, я не отшатнулся, когда коренастый приблизился ко мне. Ему это не понравилось. Я стоял на своём и смотрел на него сверху вниз. Ему это по-настоящему не понравилось.

– Дай мне какой-нибудь документ, удостоверяющий личность, отчаянный.

– Зачем? – спросил я.

Коренастый посмотрел на Худого.

– Джерри, пойди, пробей номерной знак через систему.

Джерри кивнул и направился к машине.

– Зачем? – спросил я. – Я не понимаю. Я всего лишь ищу усадьбу.

– У тебя два выбора, – произнёс Коренастый.

– Первый, – поднял он толстый палец. – Ты покажешь мне документы без разговоров.

– Второй, – ага, ещё один пухлый палец, – я арестую тебя.

Всё казалось неправильным. Я посмотрел на дерево позади себя и увидел скрытую камеру, направленную на нас. Это мне тоже не понравилось. Мне не нравилось вообще всё это, но я ничего не достигну, вступив в противодействие с копами. Так что мне нужно держать свой острый язык за зубами.

Я полез в карман за бумажником, но Коренастый поднял руку и сказал:

– Спокойно. Притормози.

– Что?

– Достань бумажник, но без резких движений.

– Вы что шутите?

Это было слишком для моего острого языка.

– Похоже, что я шучу? Доставай двумя пальцами. Большим и указательным. Медленно.

Бумажник был глубоко в переднем кармане. Достать его двумя пальцами было сложно.

– Я жду, – сказал он.

– Одну минуту.

Наконец, мне удалось вытащить бумажник, и я передал его полицейскому. Он начал рыться в нём, словно мусорщик. Он остановился на моём удостоверении колледжа Лэнфорд, посмотрел на фотографию, потом на меня, и нахмурился.

– Это ты?

– Да.

– Джейкоб Фишер.

– Все зовут меня Джейк.

Он хмурился, глядя на мою фотографию.

– Знаю-знаю, – сказал я. – Очень сложно запечатлеть на фотографии мой грубый звериный магнетизм.

– У тебя удостоверение колледжа.

Я, поскольку не услышал вопрос, ничего не ответил.

– Ты выглядишь староватым для студента.

– Я не студент. Я профессор. Видите, здесь сказано "персонал"?

Худой вернулся. Он покачал головой. Думаю, это означало, что проверка номера не дала никакого результата.

– И зачем столь важный профессор приехал в наш маленький город?

Я вспомнил кое-что, что видел по телевизору.

– Мне нужно ещё раз залезть в карман. Хорошо?

– Зачем?

– Увидите.

Я вытащил свой смартфон.

– Зачем он тебе? – спросил Коренастый.

Я протянул телефон к нему и нажал кнопку записи.

– Эта запись отправляется прямиком на домашний компьютер.

Это была ложь. Я делал запись всего лишь на свой телефон, но какого чёрта.

– Всё, что вы скажете и сделаете, увидят мои коллеги.

Ещё больше лжи, но хорошей.

– Я бы очень хотел знать, зачем вам нужны мои документы, и почему вы задаёте так много вопросов.

Коренастый снова надел очки, словно пытаясь замаскировать ярость. Он сжал губы так сильно, что они затряслись. Он отдал мой бумажник и сказал:

– Мы получили сообщение о том, что вы нарушаете границу собственности. И, несмотря на то, что обнаружили вас на частной собственности и выслушали историю об усадьбе, которая не существует, мы решили отпустить вас с предупреждением. Пожалуйста, покиньте эти владения. Хорошего дня.

Коренастый и Худой направились к полицейской машине. Сели на переднее сидение и подождали, пока я не вернулся в свою. Здесь больше нечего было делать. Поэтому я сел в машину и поехал прочь.