Текст книги "Документы жизни и деятельности И. С. Баха"

Автор книги: Ханс-Йоахим Шульце

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

НЕПРАВОМЕРНЫЕ СРАВНЕНИЯ: ГЕНДЕЛЬ; МАРШАН

Мнимые диоскуры

253 (III/905)

К тому же я убежден, что лучшие из его <(Генделя)> итальянских оперных арий, с их разнообразием манеры письма и изобретательностью сопровождения, превосходят арии всех его предшественников и современников во всей Европе; в его скрипичных вещах больше огня, чем у Корелли, и больше ритм[ического совершенств]а, чем у Джеминьяни; своими полн[озвучн]ыми, мастерски сделанными, великолепными органными фугами, где тема всегда в высшей степени естественна и привлекательна, он превзошел Фрескобальди и даже Иоганна (с. 161) Себастьяна Баха и остальных немцев, самых прославленных в этом трудном и кропотливом роде композиции.

[Ч. Бёрни (в переводе на нем. яз. И. И. Эшенбурга), «Сообщение об обстоятельствах жизни Г. Ф. Генделя». – Берлин, 1785 г.]

254 (III/912)[361]361
  Предмет обсуждения – док. 253.


[Закрыть]

Пусть Гендель был во всех отношениях великим композитором, более того, пусть он, быть может, был великим контрапунктистом и исполнителем на клавишных инструментах в сравнении с кем угодно другим, – но как раз в этих-то двух областях он все же намного уступал Йог. Себ. Баху, который в этом деле, видимо, навсегда останется недосягаемым образцом. Каждому свое. Фигура Генделя не станет мельче из-за [признания] того, что как контрапунктист и исполнитель он не был крупнее Йог. Себ. Баха *: в нем так много величия, так много достоинств, что, невзирая на это, его слава художника будет [по-прежнему] прочна.

* Когда Гендель в лучшие свои годы приехал из Лондона в Галле навестить свою семью, Йог. Себ. Бах, который жил тогда <(в 1729 году)> в Лейпциге, так обрадовался его прибытию [в Германию], что немедленно отправил [в Галле] своего старшего сына, ныне покойного Вильгельма Фридемана, чтобы тот передал ему поклон и приглашение в Лейпциг. Многие видные любители музыки с замиранием сердца ждали этой встречи: им очень хотелось устроить небольшое дружеское состязание между двумя столь великими музыкантами; но Гендель, невзирая на неоднократные приглашения, избегал какой бы то ни было возможности [встретиться с Бахом]. Рецензент слышал эту историю – с кое-какими дополнительными подробностями – из уст самого' Вильгельма Фридемана Баха.

[И. Н. Форкель (в «Гёттингенских ученых записках» и в «Музыкальном альманахе»). – Гёттинген, 1786 и 1789 гг.]

255 (III/908)[362]362
  271_0 Предмет обсуждения – док. 253.


[Закрыть]

[…] С господином Бёрни я во многих местах не согласен. С Генделем получается то же самое, что и с другими, когда их начинают обожествлять: обычно это им наносит вред. Проводить сравнения трудно, да и не стоит этого делать. Вот Кайзер во времена Генделя превосходил последнего по части кантилены, и Гендель никогда не стал бы в этом отношении Грауном, Хассе и т. д. и т. п., хотя он и жил в их время. Да это было и не нужно: он был достаточно велик, особенно в своих (с. 162) ораториях. Но писать, что в игре на органе он превосходил моего отца и т. д. и т. п., – об этом не может говорить человек, живущий в Англии, с ее неважными и, что примечательно, сплошь беспедальными органами, и, следовательно, не разбирающийся в специфике игры на органе, никогда, должно быть, не видевший и не слышавший органных вещей, наконец, наверняка не знающий клавирных и особенно органных вещей моего <отца>, с их сплошь облигатным употреблением педали, которой поручается то главный голос, то альт, то тенор, И все это в фугах, где голоса никогда не выключаются, где встречаются труднейшие места, да и вообще педальная клавиатура используется с величайшим огнем и блеском; короче, Бёрни не имеет понятия о множестве вещей и т. д. и т. п. и т. п.

[И. А.] Хассе, Фаустина [Хассе], Кванц и многие другие, хорошо знавшие и слышавшие Генделя, в 1728 или 1729 году, когда мой отец публично выступал в Дрездене,[363]363
  271_1 (**) В сентябре 1731 г.!


[Закрыть] говорили: «Бах поднял искусство игры на органе на самую большую высоту», см. [об этом] в кванцевом «Наставлении».[364]364
  271_2 См. примеч. 1 к док. 249.


[Закрыть] Говоря серьезно, разница тут огромная. Делал ли Гендель когда-нибудь трио[-фактуры][365]365
  271_3 См. примеч. 4 к док. 246.


[Закрыть] с 2-мя мануалами и педалью? Делал ли он просто для клавира 5– и 6-голосные фуги? Конечно же, нет. Следовательно, тут и сравнивать нечего; дистанция слишком велика. Достаточно обратиться к клавирным и органным вещам того и другого. […]

[К. Ф. Э. Бах – И. И. Эшенбургу (в Брауншвейг). – Гамбург, 21.I. 1786 г.]

256 (III/927)[366]366
  272_0 Предмет обсуждения – док. 253.


[Закрыть]

[…] Клавирные вещи Баха и Генделя вышли из печати в одно и то же время – в двадцатые годы нашего столетия. Но какая [между ними] разница! В сюитах Генделя многое копируется с тогдашней манеры французов, в них мало разнообразия; в баховских частях [собрания пьес] «Clavierübung» все оригинально и разнообразно. Мелодика арий с вариациями в сюитах Генделя – плоская и для нашего времени слишком простоватая; баховские арии с вариациями и сейчас хороши, оригинальны, и потому им трудно будет устареть. Какое богатство, особенно в баховской напечатанной арии с вариациями для клавесина с двумя мануалами![367]367
  272_1 (**) «Гольдберговские вариации» (BWV 988).


[Закрыть] Какое многообразие! (с. 163) Какое искусство, требующее от рук сноровки, требующее мастерства исполнения! Первая часть генделевских клавирных сюит очень хороша, за исключением арий. Вторая часть претендует на бо'льшую галантность, но, по преимуществу заурядна и убога.

Фуги Генделя хороши, вот только он часто выключает голоса. Клавирные фуги Баха можно расписать на столько инструментов, сколько в этих фугах голосов; ни один голос не остается внакладе, каждый надлежащим образом проведен. Фуги Генделя простираются не более чем на четыре голоса. У Баха в его сборниках, озаглавленных «Хорошо темперированный клавир», есть и пятиголосные фуги, причем [в этих сборниках он прошел] через все двадцать четыре тональности. У него есть даже фуга на королевскую прусскую тему с шестью голосами, и притом для мануала.[368]368
  272_2 (**) Ричеркар из «Музыкального приношения» (BWV 1079).


[Закрыть] Если речь идет об искусстве, исполненном гармонии, о гении мастера, изобретшего, в совершенстве отработавшего и вместившего в единое, стройное целое многочисленные части крупного произведения, согласовав их между собой, [– если речь идет о гении мастера, ] сумевшего сочетать многообразие с величавой простотой, да так, что в восхищение пришли даже любители, хотя бы в какой-то мере понимающие с язык фуги (остальные о фугах судить не могут), – то я сомневаюсь, способны ли фуги Генделя выдержать сравнение с баховскими.

А каких только нет достоинств в прочих клавирных вещах Баха! Сколько жизни, новизны и мелодической привлекательности – вплоть до нынешнего времени, когда возобладала столь далеко идущая мелодическая утонченность! Сколько изобретательности, какое многообразие в любом вкусе, будь то изощренная или галантная, строгая или свободная манера письма, с господством гармонии или с преобладанием мелодического начала; вот наивысшая степень трудности в расчете на руки мастера, а вот нечто легкое, – легкое даже для малоподготовленного любителя! Скольким хорошим исполнителям на клавире не удалось справиться с его сочинениями! Не он ли был инициатором совершенно нового подхода к использованию клавишных инструментов? Не он ли придал им мелодичность, сделав упор на напевность и выразительность исполнения? Он, величайший знаток всех контрапунктических хитростей (и даже ухищрений), сумел подчинить искусность (с. 164) красоте. А какое огромное множества клавирных вещей он написал! <…>

В баховских органных вещах мы большей частью (а в пьесах для двух мануалов и педали – всегда) встречаем три нотных стана друг над другом. Педаль всегда независима от мануалов и служит самостоятельным голосом. Иногда в [партии] педали бывает даже два облигатных голоса. Левая рука – это не что иное, как исполнительница басовой партии; для того чтобы она могла должным образом исполнять поручаемые ей голоса, которые так часто бывают насыщены оживленными мелодиями, от нее требуется такая же техника и такая же беглость, что и от правой.

В зависимости от характера регистровки Бах иной раз поручает педали яркую – и в то же время подчас отнюдь не медленную и не легкую – главную мелодию, в то время как обеим рукам отводятся партии, исполненные бравурности и блеска; временами в педали проходит верхний из средних голосов, временами – нижний [из них]. Всем этим задачам, всем этим сменам [функций] должны удовлетворять и руки исполнителя. Иногда в педали столько блеска и подвижности, что исполнение этой партии оказывается под силу лишь большим мастерам, а в Англии подобные вещи, пожалуй, просто неслыханны. Если же к этому добавить, что Бах не только своим пером удовлетворял всем этим требованиям, но и был в состоянии все это делать экспромтом, да к тому же в любой момент, когда угодно[, то нам остается только воскликнуть]: какое же это все-таки величие!

Помимо множества сочиненных, исполненных и варьированных И[оганном] С[ебастьяном] хоралов и прелюдий к ним (что опять-таки слабо развито у англичан, ибо их церковное пение мало к этому располагает), помимо других его трио[-фактур][369]369
  272_3 См. примеч. 4 к док. 246


[Закрыть] для органа, особенно известны 6 такого рода вещей для двух мануалов и педали,[370]370
  272_4 (**) Органные трио-сонаты (BWV 525–530).


[Закрыть] написанные столь галантно, что они и поныне все еще очень хорошо звучат и никогда не устареют, а, напротив, переживут любые перевороты моды в музыке. Вообще, никто еще не написал для органа так много прекрасного, как И. С. Бах.

Кванц в одном месте своего печатного «Наставления в игре на флейте»,[371]371
  272_5 См. примеч. 1 к док. 249.


[Закрыть] а именно в § 83 XVIII раздела, пишет, что, если говорить о более близком к нам времени, наш (с. 165) поразительный И. С. Бах довел искусство игры на органе до наивысшего совершенства. А ведь Кванц, бесспорно, был знатоком искусства и человеком, обладавшим отменным вкусом, сформировавшимся у него в его продолжительных поездках по Германии, Италии, Франции, Голландии и Англии, где он слышал всех крупных музыкантов. Так, он очень хорошо знал Генделя и почитал его. Кванц – вместе с [И. А.] Хассе и Фаустиной [Хассе], прекрасно знавшими Генделя и часто слышавшими его [игру] на клавире и органе, – был на органном выступлении И. С. Баха в Дрездене в тридцатые годы нашего столетия в присутствии всего двора и множества знатоков, подтвердивших приведенное суждение о нем как о первом и искуснейшем органисте и авторе музыки для этого инструмента. Суждение это все еще живо повсюду в Германии и в зарубежных странах <…> А среди всех генделевских органных вещей, какие я знаю (и – благоразумно добавлю то, чего недостает у г-на Бёрни, когда он толкует о Бахе, – хотя я знаю их очень много), я не нахожу ни одной, которая обладала бы вышеперечисленными достоинствами баховских. В них во всех самый убедительный аргумент – педаль, а именно: она всего лишь усиливает бас, так что все, что она делает, можно без ущерба для производимого музыкой эффекта сыграть и на мануале <…>

Великое и возвышенное баховское искусство (с его недосягаемым счастливым сочетанием мрачноватой глубины старого [письма] с большей ясностью и бо'льшим изяществом нового) – не было ли оно делом[, к которому устремлялись помыслы] великого Генделя? – Одно примечательное обстоятельство биографии Генделя позволяет предположить, что он не был достаточно уверен в себе, чтобы тягаться с И. С. Б. В первом томе «Материалов по истории музыки» Марпурга, на с. 450, есть место, подтверждающее такое предположение; правда, это место требует небольшого комментария. Говорится там вот что: не избегал ли великий Гендель какой бы то ни было встречи с покойным Бахом, этим фениксом композиции и импровизации, не избегал ли он какого бы то ни было общения с Бахом? И т. д. Ну, а комментарий тут требуется такой: Гендель три раза приезжал из Англии в Галле, – первый раз где-то около 1719 года, второй раз в тридцатые годы, а последний раз в 1752 или 1753 году.[372]372
  272_6 (**) Гендель приезжал в Галле в 1719, 1729 и 1750 годах.


[Закрыть] В первый раз И. С. Б. был – (с. 166) капельмейстером – в Кётене, в каких-нибудь четырех милях[373]373
  272_7 «Немецкая миля» =~ 7420,44 м.


[Закрыть] от Галле. Как только он узнал о том, что Гендель находится в только что упомянутом городе, он тотчас же отправился на почтовую станцию и поехал в Галле. Но в тот же день Гендель оттуда выехал. Во второй раз И. С. Б., к несчастью, был болен; не будучи в состоянии съездить в Галле, он незамедлительно послал туда старшего сына, Вильгельма Фридемана, с тем чтобы самым учтивым образом пригласить Генделя [в Лейпциг]. Фридеман побывал у Генделя, но тот ответил, что приехать в Лейпциг не имеет возможности, о чем очень сожалеет. А надо сказать, что И. С. Б. жил тогда в Лейпциге, опять-таки всего в четырех милях[374]374
  272_7 «Немецкая миля» =~ 7420,44 м.


[Закрыть] от Галле. – В третий приезд [Генделя в Галле] И. С[ебастьяна] уже не было в живых. Выходит, что Гендель был не так любознателен, как И. С. Б., когда-то в юности проделавший не менее 50 миль[375]375
  272_7 «Немецкая миля» =~ 7420,44 м.


[Закрыть] пешком ради того, чтобы послушать знаменитого любекского органиста Букстехуде. Тем более огорчительно для И. С. Б. было то, что ему не довелось лично познакомиться с Генделем, этим действительно великим человеком, которого он так высоко почитал.

Но, быть может, в этой связи кому-нибудь придет на память известная история о том, как знаменитый (не без основания) французский органист Маршан прибыл в Дрезден, с тем чтобы состязаться в игре на органе с Бахом, и, не снискав победы, скромно ретировался в свое отечество, тогда как у маршала графа фон Флемминга этого события ждал [сам] король вместе с блестящим обществом. Маршан пренебрег вознаграждением в 1000 талеров и с предельной поспешностью удалился. – Уж не полагает ли кто-нибудь, что как музыкант Бах держался вызывающе, что он был хвастуном, которого вынужден был сторониться мирно настроенный Гендель? Нет, Бах всего лишь был горд теми достоинствами, какие у него-таки были, и никогда не стремился к тому, чтобы кто бы то ни было ощутил его превосходство. Напротив, он был исключительно скромен, терпим и обходителен с другими музыкантами. История с Маршаном стала известна благодаря другим людям; сам Бах рассказывал ее крайне редко, только тогда, когда невозможно было сдержать напор собеседников. Вот всего лишь один пример его скромности (я был тому свидетель): как-то раз Баха навестил Хурлебуш, (с. 167) прославленный в те времена мастер игры на клавире и органе, и по просьбе [Баха] сел за инструмент; так что же он Баху сыграл? – [Свой] напечатанный менуэт с вариациями. Бах же сыграл ему (что называется, всерьез) кое-что в своей манере. Тронутый учтивостью и приветливостью Баха, гость подарил детям Баха свои отпечатанные [типографским способом] сонаты, дабы те их разучили, хотя уже тогда сыновья Баха умели играть совсем другие вещи. Бах только улыбнулся про себя, сохраняя скромность и приветливость. […]

[К. Ф. Э. Бах (?) (во [ «Всеобщей немецкой библиотеке»). – (Берлин,) 27.II. 1788 г.]

257 (III/942, 943)

Гендель был, вероятно, единственным большим мастером фуги, свободным от какой бы то ни было педантичности. Он редко прибегал к сухим или неподатливым темам; его темы почти всегда были естественны и привлекательны. Напротив, Себастьян Бах, подобно Микеланджело в живописи, настолько пренебрегал легкостью, что гений его никогда не снисходил до простоты и изящества. Мне никогда не доводилось видеть фугу этого ученейшего и сильнейшего мастера на естественную и певучую тему – или же хотя бы один легкий и ясный оборот, не перегруженный тяжеловесным и трудным сопровождением <…>

Среди органистов нынешнего столетия Гендель и Себастьян Бах – самые прославленные. Многим нашим современникам все еще памятно то великолепие, то знание дела и то совершенство, с которым играл на органе Гендель, а Себастьян Бах, по свидетельству г-на Марпурга, соединял в себе качества многих великих музыкантов: фундаментальную ученость, плодотворное воображение и вкус – легкий и естественный.[376]376
  273_1 Ср. док. 169, текст которого представляет собой примечание автора (Ч. Бёрни) к последним строкам текста данного (257-го) документа.


[Закрыть] […]

[Ч. Бёрни, «Всеобщая история музыки». – Лондон, 1789 г. – Оригинал на английском языке]

Несостоявшееся состязание

258 (III/675)

Известность Маршана проистекает не столько от его искусности, сколько от странностей его поведения; у нас же в Германии он известен прежде всего в связи с тем фиаско, которое он потерпел в Дрездене, где обладателем премии оказался не кто иной, как покойный (с. 168) капельмейстер Бах, – и это после того, как для Маршана стало чем-то само собой разумеющимся получать такие премии всюду – в Италии и везде, где бы ему ни доводилось побывать. Но ошибется тот, кто из дрезденского поражения Маршана сделает вывод, что он был плохим музыкантом. Ведь не случайно такой великий музыкант, как Гендель, всячески избегал встречи и какого бы то ни было общения с покойным Бахом, этим фениксом композиции и импровизации. Не станем же мы утверждать, что Помпей [Великий] был плохим полководцем, на том основании, что он проиграл [Юлию] Цезарю битву при Фарсале. В конце концов, не каждому дано быть Бахом. Я сам слышал от покойного капельмейстера горячие похвалы в адрес Маршана и его искусства. Да и много ли чести в победе над посредственностью? Для победы над посредственностью не было нужды выезжать с курьерской почтой из Веймара [в Дрезден]. Проще было бы найти кого-нибудь поблизости.

[Ф. В. Марпург (в журнале «Историко-критические работы…»). – Берлин, 1755 г.]

259 (III/693)

[…] Нет нужды распространяться здесь насчет того, что он <(И. С. Бах)> приводил в восхищение не то что Германию, а [всю] Европу: об этом и без меня все знают. Я же хочу лишь присовокупить к этой истине кое-какие, быть может, не общеизвестные обстоятельства <…> В § 345 [мне] доведется упомянуть Маршана, француза, некогда попавшего в Дрезден одновременно с нашим капельмейстером, что и навело людей на мысль устроить между ними состязание, дабы выявить, какая нация обладает наикрупнейшим мастером [игры на] клавиш[ных инструментах] – немецкая или французская. Наш соотечественник выступил в назначенное время, да так, что его соперник [просто-напросто] скрылся и тем самым выказал, что отнюдь не жаждет мериться с ним силами. Как-то раз, когда господин Бах был у нас в Эрфурте, стремление поточнее обо всем узнать побудило меня расспросить его об этом, и он все мне рассказал; кое-что здесь не место пересказывать, а кое-что я [тем временем уже] успел забыть.

[Я. Адлунг, «Наставление в музыкальной премудрости». – Эрфурт, 1758 г. ] (с. 169)

260 (III/696)

[…] Маршан, парижский органист, в 1718 году издал [способом гравировки] на меди продолговатым [форматом в] 4[-ю долю листа] 2 тетради, или, вернее, 2 пьесы [(сюиты!)], для клавира*.

* Он очень часто меняет ключи – как в правой руке, так и в левой. Лишь однажды они [(эти пьесы)] мне понравились, а именно: когда я, беседуя с капельм[ейстером] Бахом (в бытность его здесь) о том состязании (см. выше, § 356), сказал ему, что сюиты эти у меня имеются, он мне их сыграл в своей манере – очень бегло и искусно.

[Я. Адлунг, «Наставление в музыкальной премудрости». – Эрфурт, 1758 г.]

261 (III/811а)

[…] Рассказывают, что наш победитель, выбив у соперника почву из-под ног своей импровизацией, захотел помериться с ним силами еще и в чтении с листа и поставил перед ним пьесу собственного сочинения, которую он захватил с собой из Веймара (надо полагать, она была не из легких); когда же тот, не будучи в состоянии сыграть ее, от своей попытки отказался, его соперник взял сочинение француза, которое никогда прежде не видел, перевернул ноты вверх ногами и, к изумлению всех присутствовавших, в том числе и самого' Маршана, сыграл его с необыкновенной легкостью. […]

[Дж. К. Хекк, «Музыкальная библиотека…». – Лондон, ориентировочно 1775 г. – Оригинал на английском языке]

262 (III/914) [..]

Покинув Францию, Маршан в 1717 году прибыл в Дрезден, где своей игрой снискал особое расположение короля Польского и был так удачлив, что король предложил ему службу [с жалованьем] в несколько тысяч талеров. При капелле этого властителя состоял некто Волюмье, французский концертмейстер, который стал смотреть косо на своего соотечественника: то ли он завидовал предстоявшему Маршану благополучию, то ли просто почему-то невзлюбил его. Так вот, сей концертмейстер расписал Маршана музыкантам капеллы как человека высокомерного, ни в грош не ставящего (с. 170) решительно всех немецких мастеров клавира, и стал с ними советоваться насчет того, как хотя бы немного усмирить гордыню этого голиафа (коль скоро нет возможности удалить его из придворного общества). Когда же [музыканты] стали уверять, что веймарский камерный и придворный органист Себастьян Бах в любой момент в состоянии выступить на равных с французским придворным органистом, а то и превзойти его, Волюмье немедленно написал в Веймар и пригласил господина Баха, чтобы тот безотлагательно явился в Дрезден для состязания со знаменитым господином Маршаном. Бах приехал и – с позволения короля (но так, что Маршан об этом не знал) – был допущен на ближайший концерт при дворе в качестве слушателя. Когда Маршан – в ходе этого концерта – сыграл [на клавесине] какую-то французскую песенку с множеством вариаций, вызвав восторженные аплодисменты присутствующих искусностью своих вариаций, а также чистотой и пламенностью исполнения, Баха, стоявшего как раз возле него, попросили сесть за клавесин. Тот не стал возражать и после непродолжительного (но отмеченного большим мастерством) прелюдирования вдруг заиграл ту самую песенку, которую только что исполнял Маршан, и сделал на нее дюжину собственных искусных вариаций в неслыханной доселе манере. Маршан, который до сих пор не встречал среди органистов себе равных, был вынужден признать несомненное превосходство своего нового соперника, ибо, когда Бах взял на себя смелость пригласить его к дружественному состязанию [в игре] на органе и с этой целью карандашом набросал ему на листке бумаги тему для импровизации, одновременно изъявив готовность импровизировать на тему Маршана (пусть он только соблаговолит ее ему задать), господин Маршан не только не явился в назначенное время к месту состязания, но счел благоразумным удалиться из Дрездена с курьерской почтой. – Мне эту историю рассказал [сам] господин Себастьян Бах (другие рассказывают ее несколько иначе). Но надо сказать, что он всячески отдавал должное искусству французского виртуоза и очень сожалел, что ему не довелось послушать его [игру] на органе.

[Ф. В. Марпург, «Легенды о святых от музыки». – Бреслау, 1786 г. ] (с. 171)