355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ханна Хауэлл » Если он грешен » Текст книги (страница 9)
Если он грешен
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 03:34

Текст книги "Если он грешен"


Автор книги: Ханна Хауэлл



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 9

Пенелопа едва сдержалась, чтобы не выругаться, когда доктор Прайн снимал швы с раны на голове. Часть волос, к немалому ее огорчению, пришлось состричь. Пенелопа не очень-то заботилась о своей внешности, но за это она готова была убить миссис Крэтчитт.

Стоило ей подумать об этой особе, как у нее портилось настроение. Начиная с той ужасной ночи вся ее жизнь изменилась – но к лучшему или к худшему? На этот вопрос она не могла бы дать ответа, но ей постоянно вспоминалась девушка по имени Фейт. Привидение не давало ей покоя, но Пенелопа ничего не могла сделать, чтобы помочь печальному призраку. А мальчики совсем отбились от рук. Частенько она даже не знала, где их искать, хотя у нее были на сей счет кое-какие догадки. Во-первых, Чарлз и Кларисса внезапно стали проявлять живейший интерес к тому, где она находится и что делает. Во-вторых, ее чуть не переехала карета. И, что хуже всего, она была уверена, что ее увлечение Радмуром превратилось в чувство куда более глубокое, чем просто влюбленность. Пенелопа уже давно поняла, что влюблена в мужчину, который в скором времени женится на ее сводной сестре, но прежнее чувство к нему было лишь блеклой тенью того, что она питала к нему сейчас. Она не знала, плакать ли ей или биться головой о стену до тех пор, пока к ней не вернется разум.

В течение двух недель лорд Радмур навещал ее так же часто, как приходил к ней во сне. И с каждым его визитом объятия становились все более жаркими, а поцелуи – все более настойчивыми. Пенелопа прекрасно знала, чего он хочет. И к стыду своему, она хотела того же. Влечение к этому мужчине настолько беспокоило Пенелопу, что она стала гораздо больше времени проводить в Хаттон-Мур-Хаусе, под бдительным наблюдением сводной сестры и ее брата. Ею владело безумие, лекарства от которого она не знала. Каждое прикосновение лорда Эштона, каждый его поцелуй казались ей грехом, и она изнывала от желания погрязнуть в этом грехе.

Он говорил, что всегда считал себя человеком сдержанным и рассудительным, но она часто чувствовала его растерянность, даже тревогу, что вызывала в нем вспыхнувшая между ними страсть, возможно, именно поэтому не могла представить его спокойным и сдержанным. И он целовал ее с такой страстью, вызывал у нее такое неудержимое желание нарушить все правила, которые она для себя установила, что превращался в ее глазах в греховное искушение. Пенелопа в отчаянии сознавала, что терпит поражение в борьбе с этим искушением.

– Ну вот, девочка, – с улыбкой сказал доктор Прайн, – теперь ты как новенькая. – Он легонько похлопал ее по руке, когда она потянулась к заживающей ране. – Нет-нет, не трогай. Какое-то время почешется, а потом зуд пройдет. А волосы скоро отрастут, так что не беспокойся.

Пенелопа поблагодарила доктора и предложила проводить его на улицу, но он с улыбкой отказался, сказав напоследок, что она должна поберечь себя. Едва за ним закрылась дверь, Пенелопа бросилась к зеркалу. После недолгих раздумий она придумала, как уложить волосы таким образом, чтобы никто не увидел, что у нее на голове проплешина. Внимательно посмотрев на свое отражение, Пенелопа засмеялась; ей вдруг пришло в голову, что слишком уж она стала заботиться о своей внешности, во всяком случае – о прическе. «А ведь твои волосы ничего особенного собой не представляют, – строго напомнила она себе. – Волосы как волосы, самые обычные…»

Внезапно хлопнула входная дверь, и сердце Пенелопы подпрыгнуло в груди. Она не сразу узнала Гектора в нелепо одетом мальчике, появившемся перед ней через несколько секунд.

– Гектор?.. – Она взглянула на него с удивлением. – Неужели Кларисса считает, что именно так должен быть одет паж?

Гектор тяжко вздохнул и прошел мимо Пенелопы в гостиную. У нее в голове роилось множество вопросов, и голова от них гудела как улей. Проследовав за мальчиком в гостиную, она села напротив него и тут вдруг заметила ссадины на его лице. Тотчас же вскочив с места, Пенелопа бросилась к Гектору.

– Что с тобой?! – воскликнула она. – Это сделала Кларисса?! – Пенелопа направилась к выходу, чтобы принести холодной воды и чистые полотенца. – Подожди здесь, – сказала она, обернувшись.

Приказав себе успокоиться – она готова была взорваться от ярости, – Пенелопа собрала все необходимое, чтобы позаботиться об избитом мальчике. Когда она только услышала о том, что Гектор устроился пажом у Клариссы, первым ее побуждением было вернуть мальчика, но потом она подумала, что тем самым заденет его гордость, оскорбит и унизит. Ведь Гектор стал пажом у Клариссы лишь для того, чтобы помочь ей, Пенелопе. Тогда она попросила миссис Поттс, чтобы та присмотрела за ребенком. Но теперь Пенелопа пожалела, что не прислушалась к внутреннему голосу. Она поспешила к Гектору, недобрым словом поминая сводную сестру.

– Как ты думаешь, почему она это сделала? – спросил Гектор, прижимая к исцарапанной щеке холодный компресс.

Пенелопа же тем временем протирала влажным полотенцем другую щеку мальчика. Проигнорировав вопрос, она тихо проговорила:

– Я знаю, Гектор, чем ты занимался, знаю, что ты разыгрывал роль пажа у Клариссы, чтобы помочь мне. Ты достаточно долго прожил здесь, чтобы понять: у нас секреты долго не держатся. – Пенелопа принялась втирать целебную мазь в царапины. – Есть еще ссадины, кроме тех, что на лице?

Гектор поморщился и пробурчал:

– Она меня ногами била. По ребрам. Но я был осторожен. Я защищал живот и мужское достоинство, как меня учил Артемис.

Пенелопа не знала, смеяться ей или плакать. Он защищал мужское достоинство! Но когда она раздела ребенка до пояса, ярость накатила на нее с новой силой – все ребра его были синими.

– За что она тебя так? Что случилось? – Пенелопа осмотрела ребра, но, к счастью, все ограничилось одними синяками.

– Я пролил чай ей на платье. – Гектор вздохнул и вновь заговорил: – Да, я пролил чай, а Кларисса завизжала так, что у меня от ее крика чуть кровь не пошла из ушей. А затем она ударила меня. Я упал и поцарапал себе лицо. А она вскочила и начала пинать меня ногами, ругаясь как пьяный матрос. И вскоре после того как она ушла переодеваться, ушел и я. – Гектор умолк и нахмурился. Потом добавил: – Она и раньше меня била. И щипала и все такое… Но никогда прежде не избивала так, как в этот раз. Я думаю, что знаю, из-за чего она бесится. Вернее – из-за кого. Из-за Радмура.

Пенелопа едва могла дышать от душившего ее гнева. Судорожно сглотнув, она спросила:

– А что такого сделал Радмур? Что так ее взбесило?

– Ничего не сделал. В этом-то и проблема. Он не лебезит перед ней, не делает ей комплименты и не приносит подарки.

– Выходит, из-за того, что мужчина не поет ей серенады, она бьет своего пажа?

Гектор кивнул и проговорил:

– Да, только из-за этого. Она ужасно злобная и вспыльчивая.

– Ты туда не вернешься, – заявила Пенелопа.

Мальчик тут же закивал:

– Ни за что не вернусь. Я решил так, когда поднимался с пола.

Пенелопа живо представила картину избиения и поняла, что терпение ее лопнуло. Приказав Гектору ни на шаг не отходить от дома, она отправилась к Клариссе. Направляясь в наемном экипаже к Хаттон-Мур-Хаусу, она пыталась обуздать гнев, но у нее это не очень-то получалось. Ее гнев, ее возмущение безобразным поступком Клариссы, избившей своего пажа, беззащитного ребенка, подпитывались долго копившимися собственными обидами и еще – ревностью.

С того самого дня как мать Пенелопы и старый барон погибли, Кларисса с Чарлзом обращались с ней так, словно она была позором их семьи, словно она была у них приживалкой. Она даже не имела права показываться на глаза гостям, приходившим в дом. Ее выселили на чердак и никогда не сажали за стол рядом со всеми. Ее никогда никому не представляли и никуда не брали. Более того, Кларисса забрала себе драгоценности ее матери, хотя они и не были куплены старым бароном.

«Почему я должна это терпеть?» – спрашивала себя Пенелопа, подходя к дверям дома, к дверям своего собственного дома. И ради чего она оставалась здесь? Чтобы выяснить, что Чарлз и Кларисса делают с ее наследством? Да, возможно. Но неужели ей для этого нужно жить именно тут, рядом с этими людьми? Теперь она была уверена, что найдет иной способ защитить то, что по праву принадлежало ей. Найдет способ разоблачить преступные махинации своей сводной сестры.

Пенелопа нашла Клариссу в гостиной. Та смотрелась в маленькое овальное зеркало, любуясь своей красотой.

– Кларисса…

Сводная сестра обернулась и уставилась на нее в изумлении; казалось, она была шокирована ее появлением. Пенелопа знала, что одета как горничная и что волосы ее в беспорядке, но, конечно же, вовсе не ее внешний вид так ошеломил Клариссу. Скорее всего она никак не ожидала, что Пенелопа осмелится войти в эту комнату, – ведь здесь Кларисса принимала своих многочисленных поклонников. И именно здесь, в этой комнате, жила Пенелопа.

Судя по всему, Кларисса сразу же увидела гнев в глазах сводной сестры; она даже отступила на шаг. «Интересно, о чем она сейчас думает? – спрашивала себя Пенелопа. – Может, поняла, что мое терпение иссякло? И если так, то, пожалуй, она решит, что пора что-либо предпринять, чтобы избавиться от меня раз и навсегда».

Эштон выбрался из экипажа как раз в тот момент, когда Пенелопа входила в дом. Через парадную дверь. «А ведь раньше она никогда не заходила в дом через парадный вход», – в тревоге подумал виконт. Он ускорил шаг и, миновав испуганного дворецкого, поспешил в нарядно обставленную гостиную, где Кларисса любила принимать посетителей.

– Что ты здесь делаешь?! – кричала она на сводную сестру. – Я жду Радмура, и он не должен видеть такую замарашку. Убирайся отсюда!

Услышав слова Клариссы, ее визгливый голос, Эштон остановился в коридоре. Оглянувшись, он увидел, что к нему идет дворецкий, и жестом приказал тому удалиться. Дворецкий после недолгих колебаний повиновался. Виконт же крадучись приблизился к дверному проему – и тотчас увидел Пенелопу. Волосы ее были растрепаны, а глаза метали молнии.

– Я только что увидела следы побоев, которые ты нанесла девятилетнему мальчику, – проговорила она, пристально глядя на сводную сестру.

– Так этот щенок побежал к тебе плакаться? На кухне встретились? Неблагодарное отродье!

– А ты, видно, решила, что он побежит плакаться к тебе? Как ты смела бить ребенка ногами?!

– Он испортил мой наряд! – в ярости завопила Кларисса. – И разве ты не знаешь пословицу: «Пожалеешь розог – испортишь ребенка»?

Пенелопа промолчала. «А может, не стоит с ней разговаривать, может, не стоит тратить попусту время?» – думала она. Ей ужасно хотелось ударить эту женщину, хотелось сделать ей также больно, как она сделала Гектору, но Пенелопа знала, что это ничего не изменит. Кларисса никогда не поймет, что поступила с бедным Гектором очень дурно. С точки зрения Клариссы, дурно поступали лишь те, кто немедленно не давал ей то, чего она хотела. Брезгливо поморщившись, Пенелопа наконец проговорила:

– Ты, дорогая сестрица, избалованная, бессердечная сука.

Кларисса прошипела ругательство и бросилась на сводную сестру, но Пенелопа была к этому готова. Перехватив руку Клариссы, она размахнулась и другой рукой с силой ударила ее по скуле – Пенелопа не один год провела в окружении мальчишек и прекрасно знала, как пускать в ход кулаки. Кларисса громко вскрикнула и попятилась к кушетке, прижимая ладонь к щеке.

Как ни странно, Пенелопа вовсе не чувствовала раскаяния. Эта женщина заслуживала куда более серьезного наказания за то, что била и пинала девятилетнего мальчика. К тому же этот удар был нанесен и за те обиды и оскорбления, которые ей пришлось вытерпеть от Клариссы за все прошедшие годы.

– Ты за это поплатишься, Пенелопа! Еще как поплатишься!

– Чем именно? Утратой узкой холодной кровати на чердаке, которую ты так любезно мне предоставила? Может, лишишь меня возможности появляться в обществе, к которому я принадлежу по праву рождения? Но ведь ты уже и так это сделала. А может, отомстишь мне, сделав мою жизнь невыносимой? Но ты давно уже и это сделала. И все эти годы я оставалась здесь лишь потому, что этот дом – мой!

– Не будь дурой. Он принадлежит Чарлзу.

Эштон заметил, что Кларисса произнесла эти слова, скосив глаза влево.

– Нет, Кларисса. – Пенелопа решительно покачала головой. – Дом мой, и ты прекрасно об этом знаешь. Пока я ничего не могу с этим поделать, но однажды я позабочусь о том, чтобы тебя и твоего братца выкинули отсюда. А пока – живите и наслаждайтесь.

– Но куда же ты собралась? У тебя нет денег. А Чарлз – твой опекун.

– У меня много родственников. Поеду к кому-нибудь из них.

– Чарлз этого не допустит. Он притащит тебя обратно.

– Пусть только попробует. – Пенелопа направилась к двери. – И берегись, сестрица. Здешние духи тебя не любят. – Зная, как неуютно чувствовала себя Кларисса, когда речь заходила о призраках, Пенелопа не смогла отказать себе в удовольствии уколоть ее напоследок.

Эштон поспешно спустился вниз и вышел из дома. Виконт приехал сюда, чтобы попить с Клариссой чаю, как ему было приказано, но сейчас решил, что нужен Пенелопе. Кроме того, он не был уверен, что сможет держать себя в руках, если встретится теперь со своей невестой. Когда Пенелопа говорила о мальчике, ярость, звучавшая в ее голосе, свидетельствовала о том, что речь шла вовсе не о шлепке. Эштон прекрасно знал: многие верят, что детей нельзя баловать, но его мать никогда строгостью не отличалась и он не мог бы сказать, что это плохо на нем отразилось.

Стоя у дверцы кареты, виконт дожидался, когда выйдет Пенелопа. Она не появлялась так долго, что Эштон чуть было не вернулся за ней в дом. Когда же она наконец появилась, он увидел сумку у нее в руках – очевидно, Пенелопа собирала вещи. Следовательно, она не шутила, когда говорила, что покинет этот дом. Эштон знал, что Пенелопа найдет где устроиться с комфортом, но Хаттон-Муры об этом не знали. И все же Кларисса не подумала остановить сводную сестру.

Тут Пенелопа его заметила, и Эштон, поклонившись, жестом пригласил ее в экипаж. Она колебалась всего лишь несколько секунд, затем подошла к нему, и он помог ей забраться в карету. Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза. Эштон молча сел рядом с ней.

Когда карета тронулась с места, Пенелопа, чуть приоткрыв глаза, пробормотала:

– Зачем ты ждал меня? Откуда ты знал, что я там?

– Я видел, как ты вошла. – Он обнял ее за плечи.

– Ты подслушал наш с Клариссой разговор?

– Да, так получилось. И я прекрасно все слышал.

Пенелопа невольно улыбнулась. Гнев стал покидать ее, когда она собирала свои пожитки. Она почти совсем успокоилась, когда, заглянув в спальню Клариссы, забрала драгоценности матери. Пенелопа испытывала сейчас смешанные чувства. С одной стороны, ей было немного не по себе оттого, что она слишком рано сдалась, но в то же время она испытывала огромное облегчение, наконец-то избавившись от Сводных. Сводные – такое прозвище дали Чарлзу и Клариссе мальчики. Иногда мальчики добавляли к этому слову еще кое-какие эпитеты, но Пенелопа не могла их за это винить. Чарлз и Кларисса не были ее кровными родственниками, и она никогда не считала их близкими людьми. Они были всего лишь Сводными, и Пенелопа не хотела их больше видеть, даже говорить о них не хотела – по крайней мере до тех пор, пока не прогонит их из своего дома.

– Ты слышал, как Кларисса сказала, что Чарлз – мой опекун? – Пенелопа понимала, что должна высвободиться из объятий Эштона, однако не делала этого – слишком уж ей было уютно с ним рядом.

– Да, слышал. Мне кажется, тебе действительно следует отправиться к кому-то из родственников. – Ему не хотелось говорить ей об этом – ужасно не хотелось с ней расставаться. – Полагаю, тебе надо поехать к самому влиятельному из своих родственников, чтобы он мог защитить тебя от Чарлза. А к тому времени, когда он добьется помощи от суда, чтобы вернуть тебя, ты уже достигнешь совершеннолетия и освободишься от него. Он также мог бы утратить право опекунства, если это право передадут кому-то из твоих кровных родственников.

Пенелопа кивнула и тут же заявила:

– Самый титулованный из всех моих родственников – Модред. – Она сделала вид, что не заметила реакции Эштона – тот уставился на нее в изумлении. – Да-да, Модред Вон, герцог Элдервуд. Я отправлюсь именно к нему, если нет иного выхода. Не сомневаюсь, что он мне поможет. Однако присутствие мальчиков он может воспринять как серьезное испытание. Только не пойми меня превратно… Милорд – добрейший из людей, но ему трудно находиться рядом с другими, и я никогда не испытывала его терпения, принуждая общаться с мальчиками.

– Ходят слухи, что он читает мысли собеседников, – заметил Эштон.

– Но ты веришь в это не больше, чем в то, что я могу общаться с призраками, не так ли? – Пенелопа засмеялась, увидев, что виконт покраснел. – Да, он действительно может читать чужие мысли, но вовсе не так, как ты думаешь. Нельзя сказать, что сознание любого человека открыто для него словно книга – бери и читай. Но отдельные мысли он улавливает – особенно в тех случаях, когда мысли эти порождены сильными чувствами. Беда, однако, в том, что сильные эмоции далеко не всегда бывают приятными. И если поместить беднягу Модреда в комнату, заполненную людьми, то чужие эмоции его раздавят, а сознание подвергнется настоящему обстрелу обрывками мыслей. И тогда в голове у него будет стоять такой гул, что он не выдержит и сойдет с ума. Поэтому Модред постоянно живет в своем поместье с тетушкой Деб, усердно защищающей его от вторжений посторонних. Но ты, конечно же, не поверил ни одному моему слову, верно?

Эштон поцеловал ее в щеку и с улыбкой ответил:

– Я даже не знаю теперь, во что верить… Я ведь собственными глазами видел, как Септимус облегчил твои страдания, а доктор Прайн, судя по всему, верит в необычные способности молодого человека. Кроме того, Гектор утверждает, что способен безошибочно различать ложь. Не знаю, верить ему или нет, однако совершенно ясно, что он слишком умен и проницателен для девятилетнего мальчика. И я знаю, что все в «Хижине Уэрлока» верят в его таланты. – Эштон немного помолчал и, нахмурившись, добавил: – Уже много лет о твоей семье ходят всевозможные слухи, так что едва ли от них можно просто отмахнуться. Но я привык доверять только голосу рассудка. Пожалуйста, не обижайся… Мне нужны доказательства, понимаешь?

– И при всех наших талантах доказательства представить не так-то легко. Но не бойся, я не обиделась.

Ласковая улыбка Пенелопы оказалась для виконта слишком сильным искушением – искушением, перед которым он не смог устоять. Эштон обнял ее и поцеловал. Она тотчас же крепко прижалась к нему всем телом, и эта ее реакция возбудила его до крайности, так что кровь вскипела от желания. Увы, виконт не сумел взять себя в руки, у него не хватало силы воли, чтобы сказать себе «нет».

К счастью, карета в этот момент остановилась, и Эштон все-таки пришел в себя. Он заставил себя прервать поцелуй, хотя ему ужасно хотелось повалить Пенелопу на сиденье и взять прямо здесь, в экипаже. Ему было ужасно трудно совладать со своим желанием, так как он прекрасно понимал, что Пенелопа хотела того же. Желание изменило цвет ее глаз, сделав их ярко-голубыми, а щеки раскраснелись от страсти.

Пенелопа украдкой взглянула на виконта, когда он помогал ей выбраться из кареты. Ее все сильнее влекло к этому мужчине, и она во время их объятий очень хорошо почувствовала, как сильно он был возбужден. Но он старался вести себя как джентльмен, хотя, по мнению Пенелопы, в данный момент ему следовало бы вести себя иначе.

Все мальчики, за исключением ее братьев и Дариуса, сидели в гостиной, когда они с Эштоном вошли в дом. В первое мгновение Пенелопа подумала, что случилось что-то ужасное, но, окинув взглядом собравшихся, не заметила в их глазах ни страха, ни озабоченности.

Улыбнувшись своим воспитанникам, Пенелопа подошла к Гектору. К счастью, опухоль на его скуле уже немного спала, так что вполне можно было надеяться, что он вскоре окончательно поправится.

– Я хочу отвести детей на вечер в дом моей кузины, – сказал Септимус.

– А захочет ли ваша кузина принимать у себя такую большую компанию? – спросила Пенелопа.

Септимус с улыбкой кивнул:

– Абсолютно уверен, что захочет. К ней на неделю приехал племянник, и ему очень скучно. Он привык находиться в окружении сверстников. Более того, я уверен, что он найдет с нашими парнями общий язык.

– Тогда не возражаю, – ответила Пенелопа. – Конечно, они могут пойти. Я лишь надеюсь, что ваша кузина понимает, на что идет, – добавила она с усмешкой.

Мальчики тут же вскочили на ноги, и через несколько минут дом опустел. А уже в следующую секунду Пенелопа поняла, что впервые после той ночи в борделе оказалась наедине с виконтом. Внезапно занервничав, она попросила его сесть, а сама побежала на кухню. Вернувшись с подносом в руках, она увидела, что Эштон, устроившись на кушетке, с улыбкой рассматривает рисунки Олуэна, лежавшие на столе. Заметив Пенелопу, он быстро встал, чтобы помочь ей накрыть на стол.

– Хорошие рисунки, – сказал Эштон, снова усаживаясь на кушетку. – А кто художник?

– Это Олуэн рисовал, – ответила Пенелопа, – сын моего дяди Аргуса. Он учится рисовать, чтобы лучше передавать то, что видит, и то, что ему снится.

– Олуэн видит будущее, как Пол? – Эштон налил себе и Пенелопе немного вина.

– Не совсем так. Все это довольно трудно объяснить, потому что мальчики еще очень малы. То есть трудно с уверенностью сказать, как разовьется особый дар каждого. А ты уверен, что хочешь это узнать? – спросила Пенелопа, сделав глоток вина.

– Даже не знаю, как ответить. – Эштон пожал плечами. – Ведь у меня нет совсем никакой информации…

– У нас тоже нет всей необходимой информации. Но кое-что мы все-таки знаем. – И Пенелопа принялась рассказывать о разнообразных дарах, которыми обладали многие ее родственники.

Эштон внимательно слушал, лишь время от времени задавая вопрос. Он все еще не верил Пенелопе, говорившей о различных сверхъестественных способностях своих родственников. Но одно он знал твердо: даже если преследования ведьм и колдунов давно остались в прошлом, семьи Вон и Уэрлок продолжали страдать. От них уходили жены и мужья, матери и отцы отказывались от собственных детей, им приходилось жить отшельниками, а также страдать от недоверия и предубеждений, что испытывали по отношению к ним другие люди. И в какой-то момент виконт вдруг понял, что почти стыдится своих собственных сомнений.

Сидя рядом с Пенелопой, Эштон обнимал ее за плечи, крепко прижимая к себе. Тишина, царившая в доме, казалось, обволакивала их, и виконт не сразу понял, что означала эта тишина. Ведь все мальчики ушли… А слуг в доме не было, если не считать гувернера Септимуса, ушедшего вместе со своими воспитанниками. Так что теперь они с Пенелопой остались одни. Осознав это, Эштон тотчас же почувствовал сильнейшее желание. В тот момент, когда Пенелопа закончила свой рассказ о дяде Аргусе, виконт заключил ее в объятия и поцеловал со всей возможной страстью.

Пенелопа поначалу немного испугалась его пыла, но уже в следующее мгновение забыла обо всем на свете, забыла даже о бокале с вином. Крепко прижавшись к Эштону, она всецело отдалась его чудесному поцелую.

Когда же их поцелуй прервался, Эштон уложил ее на спину, и Пенелопа не противилась. Она чувствовала, как давит на нее его мускулистое тело, и от этого ей стало ужасно жарко, а сердце забилось все быстрее и быстрее. Она со стоном откинула голову, когда он принялся покрывать поцелуями ее шею. Казалось, жар его губ проникал в каждую клеточку тела, а сильные руки, ласкавшие ее, пробуждали желание, становившееся все более острым.

– О, Пенелопа, это какое-то безумие, – пробормотал Эштон, внезапно осознав, что начал расстегивать ее платье.

– Да, безумие, но очень сладкое, – прошептала она в ответ и поцеловала его в шею.

Он глухо застонал и проговорил хриплым шепотом:

– Пенелопа, я близок к тому, чтобы взять тебя прямо здесь, на кушетке, в твоей гостиной.

– Да, пожалуй, это не самое лучшее место.

Он приподнялся на локтях и посмотрел ей в глаза. Губы ее чуть припухли от его поцелуев, а глаза горели синим пламенем. Было совершенно очевидно: она желала его. А он страстно желал ее. Но если так, то, может быть, этого вполне достаточно? Эштону сделалось не по себе от мысли, что он становится таким же, как его отец. Впрочем, его отец в подобной ситуации ни за что не стал бы останавливаться, а вот он… Снова заглянув в глаза девушки, виконт пробормотал:

– Пенелопа, ты ведь невинна… – Эштон вдруг подумал о том, что она, возможно, не вполне понимает, что он может сейчас лишить ее девственности.

Ей не очень хотелось обсуждать этот вопрос. Не хотелось отчасти потому, что подобные разговоры могли охладить их страсть.

– Да, невинна, но не наивна. Поверь мне, Эштон… – Она сунула руку ему под рубашку и провела ладонью по мускулистой груди. – Видишь ли, я веду хозяйство в доме, где полно побочных детей моих родственников. Артемис и Стефан – наглядные доказательства того, что мой отец не был верен моей матери, как и твой отец изменял родительнице. К тому же я живу совсем недалеко от той части Лондона, где женщину можно купить за деньги. Да, тело мое невинно, но я знаю больше, чем хотела бы знать. Я прекрасно знаю, куда приведет все, что сейчас происходит между нами, и готова идти за тобой.

– Пенелопа, но я же не свободен и…

Она прикоснулась пальцами к его губам, заставив замолчать.

– И это, Эштон, я тоже знаю. Как знаю и то, что ты, возможно, никогда не будешь свободен. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты хоть ненадолго почувствовал себя свободным. А еще лучше – до тех пор пока не встретишь женщину, которую по-настоящему полюбишь.

Эштон чувствовал, что ему ужасно хочется воспользоваться ситуацией, но в то же время прекрасно понимал, что должен вести себя как джентльмен. Однако ее глаза… Пенелопа смотрела на него сияющими глазами, и было ясно, что ею овладело то же безумие. Да, безумие, которое она в нем пробудила, было у них общее – одно на двоих.

Эштон встал и протянул ей руку.

– Уж если нам суждено скатиться в пропасть, Пенелопа Уэрлок, так давай по крайней мере сохраним достоинство и согрешим в спальне, – проговорил он.

Решительно поднявшись с кушетки, Пенелопа направилась в свою спальню. Последовав за ней, Эштон старался идти на несколько шагов позади. Он надеялся, что по дороге в спальню остынет настолько, что здравый смысл возобладает, но надежды его не оправдались – чем ближе подходил он к спальне Пенелопы, тем сильнее становилось желание. Переступив следом за ней порог комнаты, Эштон закрыл дверь и поднял глаза на девушку. Расстегнутое платье сползло с ее плеч, и грудь была почти полностью обнажена. «К дьяволу здравый смысл», – сказал себе виконт. Да, он возьмет сейчас то, что хочет, а с последствиями разберется потом. Хотя, с другой стороны…

Заметив его колебания, Пенелопа в испуге подумала: «А может, он решил отказаться?..» И она едва не рассмеялась от радости, когда Эштон, подхватив ее на руки, шагнул к кровати. В следующее мгновение они, обнявшись, повалились на постель. Опьяненная поцелуями, ослепленная страстью, Пенелопа ничего вокруг не замечала. И она немало удивилась, когда в какой-то момент вдруг обнаружила, что Эштон уже раздел ее и даже сам сбросил одежду. Прижимаясь к ней возбужденной плотью, он прошептал:

– Ты такая красивая… И такая нежная… – Он провел ладонью по ее бедру, затем, наклонив голову, лизнул отвердевшие соски. – Ты слаще нектара. Я желаю тебя до боли. Желаю с той самой ночи у миссис Крэтчитт.

– И я истосковалась по тебе. – Пенелопа провела пальцами по его мускулистой груди. – Но мне кажется… довольно разговоров.

– И мне тоже так кажется, – прохрипел Эштон, еще крепче к ней прижимаясь.

Он принялся целовать ее груди, и Пенелопа, тихо застонав, почувствовала, что изнемогает от желания. И желание ее усиливалось с каждым поцелуем Эштона, с каждым его прикосновением. Когда же пальцы его коснулись ее лона, она громко застонала и в тот же миг почувствовала, что этого явно недостаточно. Да, она хотела большего, но не знала, как об этом сказать.

А Эштон знал только одно: он не может ждать дольше. Когда-то он мечтал о том, что, оказавшись в постели с Пенелопой, будет делать все очень медленно, растягивая наслаждение. Но эту мечту он осуществит попозже, а сейчас… Тихо застонав, он начал осторожно входить в нее. Почувствовав преграду, остановился на мгновение. Поцеловав Пенелопу, он резким толчком вошел в нее и тут же снова замер, услышав, как она вскрикнула от боли. Заглянув ей в лицо, Эштон прошептал:

– Поверь, боль скоро пройдет.

Пенелопа обвила руками его шею и прошептала в ответ:

– Да, я знаю. А что теперь?..

– Боль уже прошла?

– Да, сейчас я чувствую себя… чудесно наполненной.

Эштон снова поцеловал ее и начал медленно двигаться. Но Пенелопа почти тотчас же уловила ритм его движений и застонала так сладострастно, что он, не удержавшись, стал двигаться все быстрее и быстрее. А она с громкими стонами раз за разом устремлялась ему навстречу. Когда же наслаждение достигло предела, он содрогнулся всем телом и тут же понял, что никогда еще не испытывал ничего подобного.

Пенелопа еще только возвращалась на землю после восхитительного полета к вершинам блаженства, а Эштон уже выбирался из постели. Увидев, что он не стал тут же одеваться, она вздохнула с облегчением. А он принес влажное полотенце, вытер ее и себя, затем снова улегся с ней рядом. Она крепко прижалась к нему, и он прошептал.

– Пенелопа, я собираюсь освободиться от Клариссы и…

Она приложила палец к его губам:

– Не надо никаких обещаний, Эштон. Не давай мне никаких надежд. Что будет, то и будет. Давай наслаждаться тем, что у нас есть сейчас.

– Дорогая, но ты же знаешь, что я стараюсь вырваться из их ловушки. И я для этого уже кое-что делаю.

– Да, знаю. И молюсь, чтобы у тебя все получилось. Просто сейчас еще рано говорить о будущем. Слишком много сложностей.

– Да, конечно. – Он тихо вздохнул. – Именно поэтому мне не следовало даже пытаться тебя целовать.

Она едва заметно улыбнулась:

– Отчего же? Мне очень нравятся твои поцелуи.

Эштон знал, что Пенелопа не так легкомысленна, как пытается это представить, но он засмеялся и поцеловал ее. Она была права. Прежде чем говорить о будущем, им предстояло распутать множество узлов. Вновь начав ее ласкать, Эштон твердо решил, что непременно освободится как от долгов, так и от Клариссы. И тогда Пенелопа уже не станет возражать, если он опять заведет разговор о будущем. Теперь уже он не мыслил себе будущего без Пенелопы Уэрлок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache