Текст книги "Если он грешен"
Автор книги: Ханна Хауэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Нет, лорд Хаттон-Мур, – решительно заявила леди Мэри. – Пенелопа никуда не пойдет. Она едва оправилась от лихорадки, и ей сейчас ни в коем случае нельзя вставать с постели, иначе все наши усилия пойдут прахом. Еще одного приступа она не выдержит. И я полагаю, вы поступили бы мудро, оставив ее здесь до тех пор, пока доктор не позволит ей вставать. Вы ведь не хотите, чтобы она умерла, не так ли?
Пенелопа заметила, как дернулся нерв на щеке Чарлза. Он старался сдержать свой гнев, хотя и не привык, чтобы ему возражали. Однако в данной ситуации он ничего не мог поделать. И дело не только в том, что леди Мэри была права. Прежде всего виконтесса занимала гораздо более высокое положение в обществе. И спорить с ней было бы равносильно самоубийству для человека, стремившегося продвинуться. Чарлз даже не мог пригрозить ей, сообщив о находящихся в его распоряжении долговых расписках ее мужа, поскольку он уже применил эту тактику в отношении Эштона. Он прекрасно понимал, что леди Мэри известно об этом обстоятельстве и что это ее не остановит. Конечно, он мог бы попытаться ее урезонить, упомянув о векселях, но такое поведение считалось очень дурным тоном и Чарлз опасался, что об этом его поступке стало бы известно в обществе.
Пенелопа едва не потеряла сознание – такое облегчение она почувствовала, когда Чарлз, немногословно попрощавшись, вышел из спальни.
– Этот человек приходил сюда вовсе не потому, что беспокоился за вас, – резюмировала леди Мэри.
– Конечно, не потому, – согласилась Пенелопа. – Он пришел, чтобы увидеть тело. Возможно, не он спустил курок пистолета, но в руки того, кто в меня стрелял, этот пистолет вложил именно он. – Она взглянула на Охотника, неотрывно смотревшего на дверь. Шерсть у песика на затылке поднялась дыбом. – Однако я почти уверена, что стрелял в меня все-таки Чарлз.
– И я так думаю, – сказал Эштон. – У него походка какая-то странная. Как будто его укусили… в интимное место.
Леди Мэри внимательно посмотрела на сына:
– Я думаю, пора тебе заручиться помощью профессионалов, которые имеют отношение к раскрытию преступлений. Ты мог бы обратиться к констеблю, например. Или к сыщикам с Боу-стрит. Им по должности положено ловить преступников, не так ли? На худой конец они могли бы помочь защищать Пенелопу и мальчиков, пока ты продолжаешь свои поиски.
Эштон кивнул:
– Да, мама, ты права. Увидев его на пороге, я тотчас понял, что нужно принять дополнительные меры безопасности.
– Ты думаешь, он что-то замышляет против мальчиков? – спросила Пенелопа.
– Я думаю, этот человек не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.
– Проклятие… – прошептала Пенелопа.
Больше сказать ей было нечего, поскольку она прекрасно понимала, что Эштон прав. Впрочем, она и прежде знала, что сводные брат и сестра ничем не захотят с ней делиться, в том числе и тем, что по праву принадлежало только ей. А несколько лет назад она начала опасаться, что они не дадут ей дожить до двадцати пяти лет и не позволят выйти замуж, хотя об этом Пенелопа предпочитала слишком уж часто не вспоминать. Конечно, она успела приучить себя к мысли о том, что Чарлз с Клариссой желают ей смерти, но все же сейчас, после двух покушений на нее, испытала настоящий шок. Однако она не стала опускаться до жалости к себе. Она твердо решила, что поправится и как можно быстрее восстановит силы, потому что сейчас настало время всерьез побороться за свою жизнь.
Глава 13
Услышав стук в дверь, Пенелопа стала подниматься, чтобы открыть, но путь ей преградил мужчина крепкого телосложения – Эштон отправил к ней двух слуг в качестве охранников и телохранителей. Кажется, этого звали Нед, но она могла ошибаться, поскольку слуги были братьями-близнецами.
Пенелопа снова села, а второй охранник пошел открывать дверь. Она никак не могла привыкнуть к присутствию в доме двух рослых крепких мужчин. Они бродили по дому днем, а иногда оставались и на ночь. Правда, Эштон всегда отправлял их домой, когда приходил к ней ночевать, но последнее время это случалось не часто; к тому же он никогда не ночевал в ее постели, что очень ее удручало. Она могла понять его сдержанность, когда тут находились его мать и тетя, но теперь-то в доме никого не было, а Эштон по-прежнему не делал никаких попыток к сближению.
После того злополучного выстрела прошли две недели, и плечо еще немного побаливало, однако было ясно, что вскоре оно совсем заживет. Три дня назад родственники Эштона уехали из Лондона, и Пенелопа уже начала скучать по ним. Прежде она даже не осознавала, как истосковалась по обществу взрослых людей, особенно женщин. А с матерью и тетей Эштона она провела незабываемые две недели, даже меньше, чем две, потому что почти всю первую неделю она находилась в беспамятстве.
Тут в комнату вошел Эштон, и все ее грустные мысли тотчас улетучились. Виконт поцеловал ее, и она поцеловала его в ответ, гадая, не этой ли ночью он перестанет обращаться с ней так, словно она сделана из стекла и не способна вынести больше, чем поцелуй. И то, что она увидела в его глазах, давало ей повод надеяться на лучшее.
– Здесь очень тихо, – заметил Эштон, присаживаясь на кушетку.
– Младшие мальчики сейчас на уроках, а Артемис, Стефан и Дариус – на своем шпионском посту. Думаю, что теперь пора положить этому конец. – Пенелопа нахмурилась и добавила: – Меня беспокоит то, что они проводят столько времени в очень небезопасной части города.
– Поверь, с ними все будет в порядке. И вообще скоро все это закончится. – Эштон обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
Ей показалось, что в словах его была какая-то недосказанность, и эта недосказанность вызвала подозрения. Отстранившись от Эштона, Пенелопа пристально на него посмотрела. Она постаралась вспомнить все, что ей говорили, и все, что успела услышать за последние несколько дней, и еще больше встревожилась.
– Это произойдет сегодня ночью? Или завтра ночью? Когда ты прокрадешься в логово миссис Крэтчитт?
Эштон едва заметно поморщился:
– Мне не нравится слово «прокрадешься».
– Не придирайся к словам. – Пенелопа снова нахмурилась: – Почему ты мне не отвечаешь?
Виконт со вздохом поднялся, чтобы налить себе и Пенелопе немного вина. Усевшись с ней рядом, он подал ей бокал и подумал о том, что внешне она кажется совершенно здоровой. И это мешало ему вести себя с ней как подобает джентльмену. Ужасно хотелось опрокинуть ее сейчас на кушетку. «Нет, еще слишком рано, – решил Эштон. – Пусть даже доктор Прайн заявил, что она уже полностью оправилась от болезни. Впрочем, сейчас у нее на лице такое выражение… Похоже, она не успокоится, если не ответить на ее вопрос».
Заставив себя улыбнуться, виконт сказал:
– Это произойдет завтра. И вовсе не ночью, а во второй половине дня. Потому что Такер доставляет вино миссис Крэтчитт именно днем.
– Ну, это не столь важно. Призраков не интересует время суток. Я смогу увидеть или по крайней мере почувствовать, какие именно призраки находятся в том доме, – добавила Пенелопа.
Виконт решительно покачал головой:
– Нет-нет, ты не пойдешь с нами!
– Конечно, пойду. Иначе как вы узнаете, сколько людей там было убито и где искать тела?
– Мы узнаем об этом с помощью лопаты и собственных глаз.
– Ты хочешь сказать, что не позволишь мне присутствовать на финальном акте драмы, которая с меня и началась?
Эштон тихо выругался. Все действительно началось с нее – в этом сомнений не было. Можно верить в то, что Пенелопа видела привидение, можно не верить, но именно ее свидетельство в конечном итоге должно привести к аресту и казни преступницы. Чем больше они узнавали о миссис Крэтчитт, тем больше крепла их уверенность в том, что в ее борделе погибали люди. И миссис Крэтчитт, конечно же, об этом знала. Возможно, и сама убивала. И сейчас Эштон возражал против участия Пенелопы главным образом потому, что не хотел, чтобы она сталкивалась со всей этой грязью.
– Ты еще не вполне здорова, – сказал он, предприняв последнюю попытку отговорить ее.
– Нет, я уже выздоровела. И я же не собираюсь участвовать в задержании преступников… Но я вполне здорова для того, чтобы поехать с вами и посмотреть, что там происходит. И чтобы позаботиться о бедняжке Фейт. Я хочу, чтобы она обрела покой. – Пенелопа все это время пыталась спустить платье с плеча. Наконец ей это удалось, и она продемонстрировала Эштону то, что осталось от раны. – Вот видишь? По-твоему, она не зажила?
– Да, впечатляет, – пробормотал Эштон. Он увидел шрам и небольшую красноту. – Как тебе удается так быстро восстанавливаться? Я видел множество ранений – колотых, рубленых, огнестрельных, – но ни одна из ран не затягивалась так быстро, как твоя. Это и доктора Прайна поразило, не так ли?
Пенелопа мысленно отругала себя за опрометчивость. Она всего лишь хотела доказать Эштону, что уже выздоровела и может ехать с ним к миссис Крэтчитт, а вместо этого ей сейчас придется объяснять, как случилось, что рана зажила с быстротой, отчасти ошеломившей даже ее.
– Ты ведь знаешь, что у Септимуса есть дар облегчать боль?..
– Он умеет и исцелять?
– Нет, но он может помочь человеку выздороветь немного быстрее. А это, – она указала на плечо, – сделал Делмар. Я не знаю, кого мне благодарить за скорое исцеление – Делмара и Септимуса или только Делмара. Но временами, когда Делмар держал меня за руку, я физически ощущала, как затягивается рана. Я не уверена, что Делмар осознает, что сделал. Я еще никому об этом не говорила. – Пенелопа накрыла руку Эштона ладонью. – Пожалуйста, и ты никому не рассказывай. Дар целителя может быть очень опасен для того, кто им обладает. Каждый человек, у которого болен или ранен близкий, хотел бы найти такого целителя. Но, исцеляя других, обладатель этого дара сам слабеет. Он может даже умереть, если применяет этот дар слишком часто.
Эштон поднес к губам ее руку.
– Не беспокойся, я никому ничего не скажу. Но Делмару надо об этом сообщить. Он может применить свой дар неосознанно и тем самым выдать себя.
Пенелопа кивнула, подумав о том, что Эштон словно прочитал ее мысли.
– Да, я с тобой согласна. Так я могу ехать с вами? – Эштон молчал, и она добавила: – Поверь, я ничем вам не помешаю. Но я непременно должна поехать к миссис Крэтчитт.
Эштон со вздохом кивнул:
– Ладно, хорошо. Но только при одном условии: оказавшись на месте, ты никуда не станешь совать нос до тех пор, пока я не скажу, что ты можешь к нам присоединиться.
– О, спасибо тебе, Эштон! Я клянусь, что не сделаю ни шага без твоего разрешения.
Эштон обнял ее и поцеловал. И тотчас же прорвалась безумная, безудержная страсть, туманившая сознание. Он едва успел познать сладость ее желания, когда ранение и болезнь Пенелопы внезапно лишили его этой радости. Эштон ужасно изголодался по ней, изголодался по ее нежности, и сейчас он не смог бы с собой совладать, если бы Пенелопа внезапно не оттолкнула его.
– Кажется, кто-то пришел, – сказала она, пытаясь подняться.
«Когда же я успел опрокинуть ее на спину?» – промелькнуло у виконта. Прошло несколько секунд, прежде чем до него дошел смысл ее слов. Он тут же выпрямился и принялся приводить в порядок одежду. Краем глаза он заметил, что Пенелопа занята тем же. Ему было стыдно из-за того, что он едва не взял ее прямо в гостиной, на кушетке. И при этом – о ужас! – он очень жалел о том, что не овладел ею. «Что же со мной происходит?» – спрашивал себя виконт. На этот вопрос Эштон не мог бы ответить, но точно знал, что сам себя не узнает.
Внезапно из вестибюля донесся знакомый – слишком уж знакомый! – голос с неприятными визгливыми нотками, и Эштон похолодел. Разумеется, испугался он не за себя, а за Пенелопу. Было совершенно очевидно: разгневанная отсутствием жениха, Кларисса приступила к решительным действиям. Обиды ее множились с каждым пропущенным по его вине балом, с каждым званым ужином, с каждым представлением в опере. Не способствовал улучшению ее настроения и тот факт, что Эштон оказался прав в отношении ее брата: Чарлз без обиняков заявил сестре, что не даст согласия на расторжение помолвки ни при каких обстоятельствах. Зная Клариссу, виконт опасался, что его невеста, лишенная возможности поквитаться с женихом, манкирующим своими обязанностями, и братом, против которого она была бессильна, захочет сорвать злость на безответной Пенелопе. Но Пенелопа, как выяснилось, владела собой гораздо лучше, чем он. Она ласково погладила его по руке и, ободряюще улыбнувшись, тихо сказала:
– Не переживай, Эштон. Главное – не дать Клариссе закатить скандал и по возможности удержать ее в рамках приличий, что, конечно же, будет нелегко. Но мне кажется, Кларисса не станет заходить слишком уж далеко. Ведь она все еще надеется в скором времени стать виконтессой, а потом, возможно, и герцогиней. Поверь мне, она не расторгнет помолвку, даже если застанет тебя в постели с тремя женщинами сразу.
Эштон рассмеялся, хотя его неприятно удивил тот факт, что Пенелопа так спокойно относится к мысли о том, что он вскоре женится на ее сводной сестре. Разумеется, Пенелопа прекрасно знала, что под давлением обстоятельств он был вынужден искать брака с богатой невестой, и все же ему хотелось бы, чтобы эта женщина питала к нему чувство более глубокое, чем просто страсть.
Переступив порог гостиной, Кларисса воскликнула:
– Так вот вы где! Резвитесь с моей сводной сестрой!
– Он вовсе не резвится, что бы ты под этим ни подразумевала, – сказала Пенелопа.
– Конечно, нет, – с жизнерадостной улыбкой заявил Септимус, вошедший в гостиную со стопкой книг, одна из которых по виду напоминала гроссбух. – Виконт пришел обсудить со мной кое-какие цифры.
Кларисса, брезгливо поморщившись, посмотрела на молодого человека:
– Цифры?..
Септимус снова улыбнулся и кивнул:
– Совершенно верно. Это такие маленькие значки, которые пишутся в столбик, а затем складываются, чтобы можно было проверить, способен ли человек платить по счетам. Я понятно выражаюсь?
– Чего вы хотите, Кларисса? – спросил Эштон, когда почувствовал, что может говорить без смеха. – И как вы узнали, где меня найти?
– Я следила за вами. Только не делайте вид, что вас это раздражает или оскорбляет. У меня есть на это право. Потому что вы мой жених. Вы обязаны ухаживать за мной и всюду меня сопровождать. Но вы не делаете ни того ни другого. Вы слышали, о чем шепчутся люди? Всякий раз, когда я вынуждена появляться на публике без жениха, я становлюсь объектом насмешек, и с каждым разом эти насмешки становятся все более унизительными.
– Тогда вам, возможно, следовало бы заблаговременно сообщать мне, куда бы вам хотелось пойти. То есть до того, как принимать приглашения. – Эштон видел, как Кларисса согнула свои наманикюренные пальчики, словно хотела выцарапать ему глаза. – А сейчас, миледи, мне необходимо разобраться со своими финансами и решить, какие долги оплатить и какие из поместий привести в порядок. И еще я должен подумать о том, как не истратить все средства, которые вы готовы предоставить мне в качестве приданого.
– Что вы хотите этим сказать? Ведь Чарлз выкупил большую часть ваших векселей. Как только мы поженимся, он сочтет их оплаченными.
– Это он вам так сказал? – Эштону не пришлось прикладывать много усилий для того, чтобы придать своему смеху нотку горечи. – О нет, моя дорогая. Вновь с прискорбием вынужден констатировать, что вы не прочли тот документ, под которым поставили подпись. Я получаю ваше приданое и возвращаю вашему брату долг по векселям моего отца. Чарлз нашел очень хитрый способ раздобыть вам мужа и при этом не потерять много денег. Умно. Вероломно, но умно.
Ошеломленная словами Эштона, Кларисса замерла и простояла так не меньше минуты. Потом молча покачала головой и принялась расхаживать по комнате, бормоча ругательства и обвиняя всех мужчин в вероломстве. Пенелопе на мгновение стало даже жалко легковерную Клариссу. И все же Кларисса должна была бы понимать, что представляет собой ее брат. И ей следовало предвидеть возможность предательства с его стороны.
Кларисса по-прежнему ходила из угла в угол, и Пенелопа, покосившись на нее, проговорила:
– Будь осторожна, ты сейчас едва не прошла сквозь миссис Петтибоун.
Кларисса остановилась так резко, что споткнулась и едва не упала. Осмотревшись, она уставилась на сводную сестру и воскликнула:
– Все, довольно! Больше не желаю ничего слышать о призраках! А тебе я советую образумиться, не то ты скоро сама к ним присоединишься! – Она повернулась к Эштону и прошипела: – И вам тоже советую проявить благоразумие. Хватит выставлять меня на посмешище. Скоро моему терпению придет конец, и тогда и вам не поздоровится. – Кларисса вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Она только что произнесла угрозу в твой адрес, – сказал Эштон, покосившись на дверь.
– И в твой – тоже, – заметила Пенелопа. – Возможно, потому что ты не встал, когда она вошла в комнату.
Виконт пожал плечами:
– Я ее не приглашал…
Пенелопа усмехнулась, но тут же снова стала серьезной.
– Я думаю, нам действительно стоит поостеречься. Возможно, она не менее опасна, чем ее брат. – Пенелопа улыбнулась Септимусу: – Спасибо вам, что так быстро пришли к нам на выручку. Откуда вы узнали, что она здесь?
– Я выглянул в окно как раз в тот момент, когда к дому подъехала ее карета. – Септимус направился к выходу, но тут же остановился, потому что в дверь снова постучали. – Вы думаете, она забыла еще что-то сказать?
В следующую секунду дверь отворилась и на пороге гостиной появился один из рослых охранников. Взглянув на Пенелопу, он сообщил:
– В вестибюле стоит женщина с ребенком, миледи. Она требует впустить ее, чтобы она могла поговорить с теми, кто… э… принимает на попечение детей-отщепенцев. – Охранник покраснел и добавил: – Это ее слова, миледи.
Пенелопа невольно вздохнула. Она знала, что ей предстоит очередное нелегкое испытание. И знала, что для ребенка, которого ей привели, это испытание будет стократ тяжелее.
– Пусть войдут, – сказала она.
Через минуту-другую в гостиную вошла высокая стройная женщина, тащившая за собой маленькую девочку с черными как смоль волосами. Женщина бросила к ногам Пенелопы сумку. Заглянув в широко раскрытые темно-синие глаза девочки, Пенелопа увидела в них боль и обиду, и у нее зачесались руки – ужасно хотелось влепить пощечину этой бессердечной матери.
– Она дочь Квентина Бона, а я Леона Маглсби. Я была его любовницей семь лет назад. – Женщина подтолкнула девочку к Пенелопе. – Я пыталась его найти, однако…
– Насколько я знаю, он в Индии, – сказала Пенелопа.
– В Индии? Почему-то его родственники мне об этом не сказали. Но я знаю Мэгги О'Харли, которая раньше была любовницей Ориона, и она рассказала мне об этом месте. Так что вот она, берите. Мэгги говорит, что вы берете к себе всех этих дьявольских выродков. А она и есть отродье дьявола.
Послышались негромкие раскаты грома, и женщина побледнела.
– Видите? Видите, что она делает?
Пенелопа выглянула в окно. В небе висела одинокая грозовая туча. Выглядела она зловеще, но накрывала только этот дом и соседний, дом покойной миссис Петтибоун. Пенелопа снова посмотрела на девочку и увидела смятение в ее синих глазах. Взяв девочку за руку, она привлекла ее к себе и обняла другой рукой за плечи. Краем глаза она заметила, что Эштон опустился на кушетку. Было ясно: в присутствии этой женщины он стоять не собирался, ибо у него не было к ней ни капли уважения.
– Вы думаете, что это сделала такая малышка? – спросила Пенелопа, взглянув на женщину.
– А кто же еще? Только не думайте, что я сразу в это поверила. Вначале я говорила себе, что это просто совпадения. Но совпадений было слишком много. И тогда, поразмыслив над тем, что обо всех вас говорят, я поняла, что так оно и есть. Ну, она ваша. Я больше не собираюсь держать при себе это отродье сатаны. Ой! – Она оглянулась и обнаружила, что семеро мальчишек, стоявших у двери, уставились на нее с презрением. – Они все – такие же?
Пенелопа думала, что ответить, а все мальчики тем временем уже вошли в комнату. Покосившись на женщину, они подошли к маленькой девочке и обступили ее. В тот же момент Пенелопа снова посмотрела в окно и заметила, что грозовая туча внезапно рассеялась. Взглянув на женщину, она спросила:
– Как зовут вашего ребенка? – Ей хотелось, чтобы эта дама поскорее ушла – она и так уже сказала слишком много жестоких слов.
– Джуно. Квентин велел именно так назвать ребенка, если родится девочка. Он хлопал меня по животу и все время разговаривал с ней. Он ее и проклял. Теперь я это точно знаю. Ну, теперь он может забрать ее себе. Захочет – оставит на ней проклятие, захочет – расколдует ее, мне все равно.
– Вы можете уходить, – сказал Делмар, положив Джуно руку на плечо. – Она теперь наша. А вы уходите.
К удивлению Пенелопы, женщина тут же ретировалась.
– Джуно, ты знаешь, как зовут твоего папу? – спросила у девочки Пенелопа, заглядывая ей в глаза.
– Да, знаю, – ответила малышка. – Он раньше часто навещал меня и маму, но однажды он пришел в тот день, когда у мамы был другой друг. Папа ушел, но сказал, что всегда будет любить меня. И еще он сказал, что однажды вернется. Он придет сюда? Он узнает, где меня искать?
– Конечно, придет, – ответила Пенелопа. Она знала: какими бы легкомысленными ни были ее родственники, своих детей они любили. По-своему. Жаль только, что они предпочитали любить их на расстоянии, а сами тем временем предавались холостяцким забавам. – Тут живут еще трое мальчиков, но с ними ты познакомишься попозже. Они все тебе о себе расскажут. А теперь мы должны найти место, где ты будешь спать.
– Простите из-за грома. Я не хотела, – прошептала Джуно.
– Не волнуйся, дитя мое. Мы тут к таким вещам привыкли. – Пенелопа посмотрела на мальчиков: – Нужно сделать кое-какую перестановку, чтобы у нее была своя комната.
Септимус подошел и взял сумку Джуно.
– Мы об этом позаботимся, Пен.
Когда все ушли, Пенелопа тяжело опустилась на кушетку и закрыла глаза. Эштон обнял ее за плечи, и она, прижавшись к нему, с трудом подавила желание поплакать у него на плече. Прошло три года с тех пор, как в последний раз в этот дом приводили ребенка, и она уже успела забыть, как это все тяжело и больно.
– Так всегда бывает? – спросил Эштон.
– Почти всегда.
– Ты действительно думаешь, что девочка имеет какое-то отношение к грозовой туче?
– Вполне возможно. Туча ведь рассеялась, верно? Она исчезла в тот момент, когда в комнату вошли мальчики.
Эштон тихо вздохнул:
– Ах, Пенелопа, я уже и не знаю, во что верить.
– Тебе не надо ни во что верить. Достаточно знать, что все они – всего лишь дети, а не отродье дьявола.
Эштон поцеловал ее в лоб.
– Я это знаю, не сомневайся. Кто-то, однако, должен научить твоих сородичей предохраняться.
Пенелопа вдруг рассмеялась и заявила:
– Говорят, что мы как кролики. То есть очень плодовиты. Так что, возможно, мои родственники не очень-то виноваты.
Эштон вдруг представил Пенелопу округлившейся, с его ребенком в животе. И радость, которую он при этой мысли испытал, не на шутку его напугала. Пытаясь как-то отвлечься от таких опасных мыслей, он вскочил на ноги и заявил:
– Полагаю, такое событие следует отпраздновать. Я имею в виду появление этой малышки.
Пенелопа со вздохом покачал головой:
– Нет, не думаю. Мать сбыла с рук своего ребенка… Едва ли это повод для праздника.
– Нет, конечно, не повод. Но мы можем сказать девочке, что хотим отметить ее появление в «Хижине Уэрлока». То есть… отметить пополнение семьи. – Эштон наклонился и поцеловал Пенелопу в губы. – Доставай лучшую посуду, лучшие скатерти, и вы все переодевайтесь в свои лучшие наряды. А я поеду и привезу еды. Устроим настоящий пир.
Пенелопа проводила его взглядом и покачала головой. Конечно, идея была замечательная, но никогда ведь не знаешь, как к этому отнесется ребенок. У детей свои взгляды на жизнь. Однако Пенелопа решила, что рискнуть все-таки стоит. Праздник в честь Джуно поможет ей почувствовать, что она здесь желанна, что ее принимают такой, какая она есть.
– Все прошло куда лучше, чем я ожидала, – сказала Пенелопа. Она сидела на ковре в своей спальне рядом с креслом, в котором устроился Эштон. – Джуно выглядела такой счастливой…
– И это хорошо уже хотя бы потому, что дождь нам сегодня не грозит. – Эштон ухмыльнулся, когда Пенелопа рассмеялась. – Знаешь, мне все еще с трудом во все это верится.
– И мне тоже. Хотя я слышала об одном нашем предке, который умел такое делать. К несчастью, его сожгли на костре.
– Сожалею… – пробормотал Эштон. Он встал, взял с кровати подушки и положил их на пол. Усевшись на ковер рядом с Пенелопой, он протянул ей руку: – Иди ко мне.
Она устроилась поудобнее в его объятиях и, тихонько вздохнув, прошептала:
– Знаешь, а я ведь выздоровела.
Он поцеловал ее в шею.
– Я знаю. Просто не могу забыть, как ты лежала словно мертвая, как вся горела.
Пенелопа развернулась к нему лицом, оставаясь в кольце его рук, и поцеловала в подбородок.
– Я могу помочь тебе забыть об этом.
Эштон прилег на подушки.
– Ты уверена? Воспоминания крепко врезались в память.
Она опустилась на него сверху и улыбнулась ему. Улыбка ее была чуть насмешливой и чарующей. Чарующей, как песня сирен. И Пенелопа действительно обворожила его – в том не было ни малейших сомнений. Она прижалась губами к его губам, и он принялся расстегивать ее платье.
На сей раз Эштон точно знал: не будет целомудренного поцелуя на ночь. И даже ласки придется отложить на потом – он понял это, как только стащил с нее платье. Слишком уж он изголодался по ней, слишком долго он ждал этого момента.
Пенелопа уже успела стащить с Эштона сюртук и рубашку, обнажив его грудь. Усевшись на него сверху, она провела ладонью по его широкой груди. Тело ее истосковалось по его телу. Сны ее полнились воспоминаниями о той ночи, когда он любил ее, и сейчас ей отчаянно хотелось почувствовать все это наяву. Она положила руку на застежку его бриджей, и то, что она ощутила под ладонью, лишь усилило ее желание.
Эштон глухо застонал; он едва не сошел с ума, когда она расстегивала его бриджи.
– Торопишься, любовь моя? – спросил он, проводя ладонью по ее бедру.
– Да, конечно. Ведь столько времени прошло… – Стащив с него бриджи, она прикоснулась к его отвердевшей плоти. – А ты хочешь повременить?
– Нет-нет. – Он опрокинул ее на спину. – Ни в коем случае. Я слишком долго ждал. – Эштон задрал ее рубашку до самой талии и крепко прижался к ней. Оба застонали, и он добавил: – В следующий раз сделаем все гораздо медленнее.
Пенелопа тихонько вскрикнула, когда он вошел в нее. Она тотчас же уловила ритм его движений и раз за разом приподнималась ему навстречу. А он что-то бессвязно бормотал, уткнувшись губами ей в шею. Пенелопе хотелось бы понять, что он говорит, но наслаждение было слишком острым – оно туманило сознание. Когда же блаженство, о котором она так мечтала, обрушилось на нее с невиданной силой, она выкрикнула его имя и, содрогнувшись всем телом, затихла в изнеможении. И почти в тот же миг он вошел в нее последний раз и, громко застонав, крепко прижался к ней.
Эштон не знал, как долго он пролежал без движения. Когда же пришел в себя, то обнаружил, что все еще прижимается к Пенелопе. «Какая красивая у нее грудь», – подумал он, чуть приподнявшись. Эштон поцеловал ее соски, и Пенелопа, тихо застонав, шевельнула бедрами. Он тотчас же снова возбудился и почувствовал в себе готовность вновь начать древний как мир танец. Но в тот же миг послышался какой-то странный шум, и Эштон замер.
Ему хотелось уверить себя, что все это только кажется, но он действительно слышал чьи-то крадущиеся шаги на лестнице. Крадущиеся, но тяжелые, явно не детские. Охранников Эштон отпустил на ночь, и Септимус тоже сегодня здесь не ночевал, так что в доме оставался единственный человек с тяжелой поступью – он сам.
Взглянув на Пенелопу, он приложил к губам палец, и она молча кивнула, давая понять, что также слышала чьи-то шаги. Осторожно поднявшись с постели, Эштон быстро натянул бриджи, и Пенелопа тут же протянула ему кочергу. Он окинул ее взглядом и невольно ухмыльнулся. На ней была одна лишь тонкая сорочка, а в руках она держала лопатку для золы. Внезапно дверная ручка повернулась, и в тот же миг снизу донесся какой-то грохот. «Это явно не воры», – промелькнуло у виконта. А в следующее мгновение он с размаху опустил кочергу на голову мужчины, вошедшего в комнату.
Как ни странно, удар кочергой не свалил вошедшего – здоровенный верзила лишь покачнулся, затем медленно повернулся к Эштону и злобно уставился на него. Но Пенелопа, воспользовавшись ситуацией, ударила незваного гостя по затылку своей лопаткой. Тот со стоном рухнул на колени, и Пенелопа быстро попятилась к двери.
– Дети, – шепнула она Эштону, пытаясь объяснить причину грохота на первом этаже.
– Иди быстрее к малышам, – сказал виконт.
Тут великан начал подниматься на ноги, и Эштон снова ударил его – на сей раз так, что верзила затих на полу. Эштон же бросился к лестнице, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Судя по шуму, в доме Пенелопы происходил настоящий погром.
Добежав до нижней ступеньки, виконт увидел мальчиков, вооружившихся всем, что попалось им под руку. Они прекрасно помогали Эштону, в ярости набросившемуся на противников.
Минут через десять, когда Пенелопа осторожно вела Пола и Джуно вниз, в доме уже царила тишина. Пенелопа была уверена, что слышала, как несколько мужчин выбежали из дома, причем один из них сбежал вниз по лестнице, – конечно же, это был тот самый, который пытался пробраться в ее спальню. И если он тоже убежал, то теперь уже не было причин для беспокойства.
Наконец, открыв дверь гостиной, Пенелопа замерла в изумлении. На полу, прислонившись к перевернутой кушетке, сидели ее братья, а между ними – Эштон. Остальные мальчики тоже сидели и лежали на полу в самых живописных позах. Причем все пребывали в приподнятом настроении и живо обменивались репликами – очевидно, делились воспоминаниями о подробностях битвы, в результате которой разгромленной оказалась гостиная. На полу в беспорядке валялись всевозможные предметы, которые, судя по всему, служили оружием, – трость, кочерга, каминные щипцы и прочее.
– Полагаю, победа осталась за вами, – сказала Пенелопа, переступив порог.
Виконт окинул взглядом комнату и, поморщившись, пробормотал:
– Не беспокойся. Мы тут все уберем.
– Уборка подождет. Есть раненые? – Все стали отнекиваться, хотя Пенелопа уже заметила, что у каждого были синяки и царапины. Она снова посмотрела на Эштона: – Ты знаешь, кто они? Думаю, это не воры.
– Конечно, не воры. Мы получили очередное предупреждение от миссис Крэтчитт. – Эштон встал и обнял Пенелопу за плечи. Пол с интересом на них смотрел. Виконт сделал вид, что не слышит, что бормочет пятилетний мальчишка. – Завтра мы положим всему этому конец.
