Текст книги "Если он грешен"
Автор книги: Ханна Хауэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 16
– А вот этого я никак не ожидала увидеть.
«О чем это она? – подумал Эштон. – Неужели тоже проснулась? Хотя нет. Наверное, ей что-то снится…» Ему захотелось открыть глаза и посмотреть на Пенелопу, но глаза никак не открывались. Эштон улыбнулся, еще крепче ее обнял и поцеловал в висок. Он уже приготовился снова погрузиться в сон, но тут вдруг сообразил, что это говорила вовсе не Пенелопа. Да, верно, это совсем не ее голос, хотя и женский. И, судя по интонациям, голос этот принадлежал даме аристократического происхождения.
Виконт в ужасе замер. Он понял, что у него возникли проблемы стократ серьезнее тех, что были до этого. И тут вдруг послышался голос Пенелопы.
– Крепче держи простыню, Эштон, – пробормотала она. – Ты не могла бы на минуту оставить нас наедине, тетушка?
– Нет, – ответила дама.
Пенелопа тихонько вздохнула.
– Что ж, поступай как знаешь, тетя.
– Обычно я именно так и поступаю.
Проявив чудеса ловкости, Пенелопа рывком села в постели, придерживая простыню у подбородка обеими руками. Эштон проделал тоже самое, и Пенелопа, взглянув на его широкую мускулистую грудь, тотчас же почувствовала, что ей хочется прижаться к нему покрепче, но выразительное покашливание тети Олимпии вернуло ее к действительности. Тихо вздохнув, Пенелопа посмотрела на тетушку, стоявшую у порога.
Леди Олимпия была женщиной с весьма впечатляющей внешностью. Рослая и стройная, она обладала роскошными черными волосами и небесной синевы глазами. Многие мужчины смотрели на нее с восхищением, и в этом не было ничего удивительного – ведь леди Олимпия была не только красивой, но и молодой, всего на три года старше Пенелопы. Пенелопа же относилась к своей тете с величайшим уважением, и сейчас, когда она смотрела на стоявшую у двери Олимпию, ей было очень не по себе. Смущало и то, что за спиной у тети толпились мальчики, а рядом с ними возвышалась фигура Септимуса, закрывавшего ладонью глаза малышке Джуно.
Снова вздохнув, Пенелопа спросила:
– Тетя, тебе не кажется, что сейчас еще слишком рано для визитов? – Леди Олимпия промолчала, и Пенелопа добавила: – Я не знала, что ты собираешься приехать в Лондон.
– Я и не собиралась. Но в этом возникла необходимость. Можно сказать, меня потянуло сюда. Я вдруг почувствовала зов.
– Только не это, – пробормотал Эштон.
Олимпия молча взглянула на виконта и снова обратилась к племяннице:
– Я уже спешила к тебе, когда к моим чувствам добавилось еще кое-что… Теперь-то я знаю, что это было. – Она снова окинула Эштона неприязненным взглядом. – Надеюсь, вы сможете все мне объяснить.
– Да, сможем, – ответила Пенелопа. – Но не лучше ли перейти в гостиную? И я была бы тебе очень благодарна, если бы ты ненадолго нас оставила. А потом я тебе все объясню. Хотя нет, давайте встретимся не в гостиной, а в столовой. Я ужасно проголодалась.
– Да, понимаю… Успела за ночь нагулять аппетит.
Проигнорировав саркастическое замечание тети, Пенелопа сказала:
– Тетя, прошу тебя, не надо… Я обо всем расскажу за завтраком, а не сейчас, потому что объяснять придется довольно долго. – «И я бы предпочла делать это в одежде», – мысленно добавила Пенелопа.
– Что ж, это разумно, – согласилась леди Олимпия. – Но я бы посоветовала тебе поторопиться.
Что-то в тоне тетушки заставило Пенелопу насторожиться.
– Я должна готовиться к новым сюрпризам?
– Да, возможно. У меня такое чувство, что не только я почувствовала потребность поспешить к тебе на помощь. Думаю, что и другие наши родственники кое-что почувствовали.
– Проклятие… – пробормотала Пенелопа.
Тетя пристально на нее посмотрела и тихо сказала:
– По правде говоря, я думаю, что твой дядя Аргус будет здесь меньше чем через час. – Резко развернувшись, Олимпия вышла из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь.
Какое-то время Пенелопа молча смотрела на дверь. Потом со вздохом выбралась из постели и надела нижнюю рубашку и лишь после этого обернулась к Эштону. Он все еще сидел на кровати, прикрываясь простыней. И на лице его застыло выражение, свидетельствовавшее о том, что он весьма смущен и озадачен произошедшим. Что ж, если дядя Аргус действительно направлялся к «Хижине Уэрлока», то тревога Эштона была вполне обоснованной. Дядя Аргус, хотя сам и не отличался добродетельностью, от женщин своей семьи требовал целомудрия и кротости. И он неизменно приходил в бешенство, если вдруг обнаруживал, что какую-нибудь из его родственниц пытаются соблазнить. Соблазнителю же в таких случаях трудно было бы позавидовать. Пенелопа, конечно, признавала, что некоторым из пострадавших мужчин доставалось по заслугам, но все же считала, что дядя Аргус часто вмешивался не в свое дело.
– Надо поторопиться, – сказала она Эштону. – Тетя терпением не отличается. Если она решит, что мы задерживаемся, то вернется сюда.
– Но если мы не спешим спускаться к завтраку, то это может означать…
– Вот именно, – кивнула Пенелопа и тут же почувствовала, что краснеет. – И поверь, это не помешает тетушке сюда зайти.
– Она действительно приходится тебе тетей? – спросил Эштон. Выбравшись из постели, он стал одеваться. – Ведь она не намного старше тебя.
– Всего на три года. Тетя Олимпия – младшая из восьмерых детей. Моя мать была самой старшей. А дядя Аргус немного моложе ее.
– Ты намерена все ей рассказать? – Эштон помог Пенелопе застегнуть платье.
– От тети Олимпии лучше ничего не утаивать.
– И от этого дяди Аргуса – тоже?
– Да, и от него тоже. – Пенелопа решила, что сейчас не время объяснять Эштону, что дядя Аргус, воспользовавшись своим «даром», безо всякого труда заставит его все рассказать. – И если тетя Олимпия чувствует, что он едет, то так оно и есть, уж поверь мне. Жаль, что так вышло, – добавила Пенелопа со вздохом. – Я ужасно усложняю тебе жизнь.
Эштон обнял ее и прижал к груди.
– Но и я усложняю тебе жизнь. Причем гораздо больше, чем ты мне. К тому же судьба не всегда преподносит нам с тобой приятные сюрпризы. – Он чуть отстранился и поцеловал ее. – Но с другой стороны… Возможно, твои тетя и дядя смогут помочь нам кое в чем. Знаешь, я допустил глупейшую ошибку. Когда я встретил тебя, мне следовало немедленно разорвать все отношения с Клариссой и хорошенько обо всем поразмыслить. Ведь мог бы сообразить, что с ней ни в коем случае нельзя связываться. Увы, я понял, с кем имею дело, только тогда, когда в газете появилось объявление о нашей помолвке. Видишь ли, мне во что бы то ни стало надо выпутаться из долгов, и я подумал, что лучше всего решить проблему самым простым способом – жениться на деньгах.
Пенелопа грустно улыбнулась и провела ладонью по его щеке.
– И если бы ты хорошенько подумал, то неизбежно пришел бы к выводу: такой мужчина, как ты, не может бежать от ответственности за своих близких. – Пенелопа взяла Эштона за руку. – Пойдем. Олимпия не ханжа и не мегера. Конечно, она будет ворчать, но не станет никого проклинать.
– Очень на это надеюсь, – пробормотал Эштон, выходя из спальни следом за Пенелопой.
Эштон тревожился не зря, подумала Пенелопа. Как только они позавтракали, леди Олимпия выгнала из столовой всех детей и впилась в Эштона взглядом – словно хотела прожечь насквозь. Было ясно, что тетушка настроена весьма решительно. Но Эштон, к ее удивлению, нисколько не смутился под этим пронизывающим взглядом.
– Полагаю, свадьба состоится в ближайшее время, – сказала наконец Олимпия.
– Нет-нет. – Пенелопа покачала головой. – Никакой свадьбы вообще не будет.
– Но ведь ты дочь маркиза, племянница графа и…
– Нет нужды перечислять все мои родственные связи, тетя. Эштон уже в курсе. Он и его друзья кое-что про нас узнали. Я попозже объясню, зачем им это понадобилось, – поспешно добавила Пенелопа, заметив, что тетушка нахмурилась.
Леди Олимпия немного помолчала, потом решительно заявила:
– Свадьба непременно состоится.
– Дело в том, что Эштон уже обручен, – пробормотала Пенелопа и, собравшись с духом, добавила: – И я знала об этом с самого начала.
Леди Олимпия посмотрела на нее с искренним удивлением:
– С самого начала?.. Но я не понимаю тебя. Не понимаю, почему ты так поступила. Ты ведь совсем не такая, как многие другие наши родственники. Не легкомысленная, не взбалмошная и явно не склонна безоглядно бросаться в омут страсти. И ты очень хорошо знаешь, какую цену приходится платить за потакание своим слабостям. Потому что у тебя тут – полный дом последствий такого потакания…
– Это я виноват, – вмешался Эштон. – Я совершил серьезную ошибку. Вернее – две ошибки: во-первых, мне следовало оставить Пенелопу в покое, а во-вторых, я должен был расстаться с Клариссой и отказаться от встреч с ней и ее братом. Но я проявил слабость, поэтому теперь считаюсь женихом этой женщины.
– Эштон, ты ни в чем не виноват. – Пенелопа похлопала его по руке. – Чарлз повязал тебя по рукам и ногам, и ты об этом прекрасно знаешь. Тетушка, чтобы ты лучше все поняла, я должна сначала рассказать тебе, как мы с Эштоном встретились. – Сделав глубокий вдох, Пенелопа рассказала леди Олимпии о том, как ее похитили, и о прочих бедах, что свалились на нее после той ночи.
– Ты должна была сразу же написать нам или даже приехать, – заявила Олимпия. – Ведь для этого и нужны родственники?
– Я так и собиралась поступить, – кивнула Пенелопа. – Но мне хотелось сначала самой во всем разобраться. Я должна была убедиться в том, что вся эта цепь несчастий не простое совпадение. К тому же я знаю, как неуютно в этом городе многим из вас. И мне не хотелось тащить вас всех в Лондон лишь потому, что я попала в полосу неудач.
– Полоса неудач? То есть ты называешь все, что произошло с тобой, обычным невезением? – Олимпия сокрушенно покачала головой. – Кто-то хочет твоей смерти, Пен. И я уверена, что ты знаешь имя этого человека не хуже, чем я.
– Да, знаю. И все же, кто стоит за всем этим: Кларисса, Чарлз или они оба? Я уверена, что именно Чарлз устроил мое похищение. Но один из моих похитителей, тот самый, что передал меня мадам, говорил, что я не угодила какой-то «красивой молодой леди». Никто, однако, не называл имен. Кларисса на днях проговорилась – мол, она знает, что я там была. Но ведь она легко может отказаться от своих слов. И кому тогда поверят – мне или ей? Мы также знаем, что за двумя покушениями на мою жизнь стоит миссис Крэтчитт, поскольку она чувствовала, что я знаю о ней нечто такое, за что ее могут повесить.
– Знаешь нечто такое?.. То есть помимо того, что она похищает молодых девушек и заставляет их продавать себя?
– Видишь ли, я сказала кое-что своим похитителям. Сказала, что знаю: на кровати, куда меня бросили, кто-то умер. И если они передали миссис Крэтчитт мои слова, то как, по-твоему, она должна была со мной поступить? Ответ напрашивается сам собой. Тем более что теперь мы точно знаем: она убила немало людей, которые едва ли были ей так же опасны. Ты ведь понимаешь, в чем наша проблема, верно? Мы знаем, что моей смерти желают по меньшей мере трое: Чарлз, Кларисса и миссис Крэтчитт. Я думаю, все они пытались меня убить, но доказательств нет. Если мы хотим обвинить барона в покушении на убийство, нам нужны доказательства. Конечно, титул у Чарлза не очень-то громкий в силу сомнительности заслуг того, кто его получил, но он все же остается дворянином и аристократом. Такого человека не призовешь к ответу, просто указав на него пальцем. Нужны неоспоримые факты. Эштон, его друзья, мои братья и Дариус – все они пытаются найти доказательства и прилагают к тому максимум усилий.
– Но ведь ясно же: Чарлз не хочет, чтобы ты дожила до возраста вступления в наследство или вышла замуж. Если подобное произойдет, он все потеряет. Но эту тему мы можем обсудить позднее. Если же не брать в расчет того, что этот глупец, – леди Олимпия бросила выразительный взгляд на Эштона, – попался на крючок Клариссы, почему ты не можешь выйти за него замуж?
Пенелопа вздохнула. Отвлечь тетю от насущной темы разговорами о тайнах и убийствах ей не удалось. Она вопросительно посмотрела на Эштона, как бы спрашивая, готов ли он обо всем рассказать леди Олимпии. Он делал то, что считал должным, чтобы спасти семью от разорения, но, возможно, не хотел рассказывать о столь деликатных вещах ее грозной тетушке, явно относившейся к нему с антипатией. К тому же Эштон совсем не знал эту женщину. Пенелопа выдохнула с облегчением, когда он, похлопав ее по руке, посмотрел Олимпии прямо в глаза.
– Миледи, моя семья в отчаянном положении, – сказал он напрямик. – Мой отец был распутник и мот. Он настолько глубоко залез в долги, что мне теперь остается либо жениться на деньгах, либо распродать все, что было нажито Радмурами со времен королевы Елизаветы.
– Это все равно не объясняет, почему вы не можете жениться на моей племяннице. Только не пытайтесь убедить меня в том, что не вы лишили ее девственности, – сказала тетя Олимпия.
– Я знаю, что поступил дурно. И я никогда не лгал Пенелопе относительно своих планов. Она прекрасно знает: я при всем желании не смогу ничего изменить. Я оказался в безвыходном положении. У меня два брата, три сестры, две тетушки и мать, и всех их я должен содержать. Мне ужасно неприятно делать то, что я делаю. То есть я прекрасно понимаю, что являюсь презренным охотником за приданым. Но, как говорится, «нужда заставит, когда дьявол правит». Чарлз держит у себя векселя моего отца. С их помощью он может разорить нас всех.
– А чем вам не нравятся деньги Пенелопы?
– Тетя, у меня нет никаких денег. Только крохотный пенсион, небольшие суммы от отцов мальчиков. И еще – дом, который Чарлз считает своим. Этого явно не хватит, чтобы спасти лорда Радмура и его семью от долговой тюрьмы. Чарлз ни за что не позволит Эштону выплачивать долги постепенно, поскольку он задался целью выдать Клариссу за джентльмена с титулом и хорошей родословной. Эштону требуется очень крупная сумма.
Тетя Олимпия внезапно вздрогнула и замерла, уставившись на дверь. Пенелопа взглянула на нее с удивлением, но уже в следующее мгновение поняла, что произошло. Каждый волосок на ее теле встал дыбом. Она посмотрела на Эштона и увидела, что он, расстегнув манжету рубашки, в изумлении уставился на свою руку. Дядя Аргус был здесь.
Через несколько секунд дверь отворилась и в столовую вошел высокий широкоплечий мужчина. Опустив на пол ухмылявшихся Дариуса и Пола, висевших на нем, словно цепкие обезьянки, он легонько шлепнул обоих и выгнал из комнаты. Затем откинул со лба черную прядь и пристально посмотрел на виконта. Пенелопа тут же прикрыла глаза Эштона ладонью – они уже успели остекленеть – и, взглянув на Аргуса, пробормотала:
– Я не позволю тебе делать это с Эштоном, дядя. В том нет нужды. Мы ничего ни от кого не утаиваем и готовы ответить на все вопросы.
Аргус пожал плечами и, усевшись за стол рядом с Олимпией, проворчал:
– Я просто развлекся немного, вот и все. – Сняв с блюда крышку, он принялся накладывать себе на тарелку то, что осталось от завтрака.
Эштон убрал с глаз ладони Пенелопы и уставился на нее в полной растерянности:
– Что это было? Вначале я был готов встать и поздороваться с ним, а потом… Что было со мной потом? Я совершенно ничего не понимаю.
Пенелопа тихонько вздохнула.
– Дядя Аргус, позволь представить тебе Эштона Пенделлена Радмура, виконта Радмура. Эштон, это мой дядя Аргус Уэрлок, сэр Уэрлок. Он обладает способностью вызывать у людей желание рассказать ему обо всем. Но после своей исповеди люди ничего не помнят из того, что говорили.
– Это правда? – Виконт смотрел на сэра Аргуса с нескрываемым интересом.
– Эштон, ведь этот человек только что попытался выведать у тебя все твои тайны! Почему же ты смотришь на него так, словно видишь в нем решение всех своих проблем?
– Но разве мы не хотим добиться кое от кого честных ответов на наши вопросы?
– Ах вот ты о чем?.. – Пенелопа посмотрела на улыбающегося дядю, но его невинная улыбка не могла ее обмануть. Дядя Аргус бывал наиболее опасен как раз тогда, когда так вот мило улыбался.
– Что ж, выкладывайте… А я пока набью себе брюхо, – сказал Аргус и принялся за еду.
И вновь Пенелопе пришлось рассказать все с начала идо конца – о том, что случилось с ней, о тех неприятностях, что грозили Эштону, и обо всех их подозрениях. Она надеялась, что больше никто из родственников в ближайшее время не приедет, потому что ей уже надоело рассказывать об одном и том же. Особенно неприятно было говорить о том, что они с Эштоном не могут пожениться; каждый раз, говоря об этом, она испытывала боль.
– Так бросай эту коварную суку Клариссу и женись на нашей Пенелопе, – изрек Аргус.
– У меня нет таких денег, которые ему нужны, – возразила Пенелопа. Она уже начала терять терпение. – У меня есть только дом и маленький пенсион. А у Чарлза имеются векселя отца Эштона. И если он потребует немедленно оплатить долги, то Эштона и всю его семью ждет полное разорение. Все может кончиться для них долговой тюрьмой. – «Господи, сделай так, чтобы мне больше никогда не пришлось об этом говорить!» – молча взмолилась Пенелопа.
– Но у тебя же есть деньги! Черт побери, девочка, твой отец был редкостным скрягой. Ясно, что он ничего не растратил. У него были обширные владения, которые не отчуждаются с титулом, и целое состояние в золоте и ценных бумагах. Один Бог знает, что еще у него было. А если Хаттон-Муры говорят тебе, что ты бедна, то они лгут. Твой отец не мог не позаботиться о том, чтобы все, что принадлежало ему, перешло твоей матери, а затем тебе. Он был слишком хитер, чтобы позволить второму мужу твоей матери залезть к тебе в карман. Он и сыновьям своим кое-что оставил. Ты что, не читала это проклятое завещание?
– Сама я завещания не видела. Его прочел мне нотариус, мистер Хорас Эрншоу, – ответила Пенелопа. – Но боюсь, что в тот момент, когда он читал, горе помешало мне внимательно слушать. У нас с мамой было столько разногласий, и я знала, что теперь уже никогда не смогу попросить у нее прощения за сказанные сгоряча слова, знала, что мы никогда уже не придем к пониманию. Она умерла, и взаимное отчуждение, ту пропасть, что выросла между нами, уже никогда не преодолеть. Мысли об этом разрывали мне сердце… Однажды я попросила Чарлза показать мне завещание, а он сказал, что оно у нотариуса. Я написала нотариусу, но он так и не ответил мне, и я… – Пенелопа пожала плечами: – Боюсь, что я на какое-то время просто забыла о нем. Закрутилась в делах, а потом…
– Были бы у тебя слуги, хотя бы один, – тогда и крутиться бы не пришлось, – пробормотал Эштон.
– О чем это вы? – спросил Аргус. – Разумеется, у нее есть слуги. Кто этот здоровенный верзила у двери?
– Это один из слуг моей матери, – ответил виконт. – Я велел ему и его брату приходить сюда каждый день. Потому что люди миссис Крэтчитт как-то раз вломились в дом Пенелопы и едва тут все не переломали.
– Девочка, почему же ты не наймешь себе прислугу? – Аргус в недоумении смотрел на Пенелопу.
Она снова вздохнула:
– Потому что у меня совсем нет денег. Мне хватает лишь на то, чтобы покупать всем нам еду и одежду, но, увы, на большее я наскрести не могу. Все, что мне удается сэкономить, я отдаю Септимусу – плачу за то, что он учит мальчиков. И если уж совсем честно, то я плачу ему сущие гроши. Он давно бы нашел себе более доходное место, если бы не был нашим родственником и не любил этих своих учеников.
Аргус откинулся на спинку стула и провел ладонью по волосам.
– Но я отправлял тебе деньги каждую неделю. Я знаю, что остальные тоже посылают тебе деньги не реже чем раз в месяц. Не могу припомнить точные цифры, но уверен, что денег хватило бы на то, чтобы нанять несколько горничных.
Пенелопа в изумлении уставилась на дядю. Судорожно сглотнув, пробормотала:
– Значит, они знали об этом доме с самого начала. Наверняка они нашли способ перехватывать почти все деньги, которые мне посылали. Дядя, ты ведь отправлял их на этот адрес?
Сэр Уэрлок утвердительно кивнул.
– Думаю, что и все остальные посылали их именно сюда. Ты хочешь сказать, что эта гнусная парочка присваивает себе деньги, которые предназначаются нашим детям?
Волоски у Пенелопы на руках снова стали дыбом. Это означало, что дядя Аргус был в ярости, хотя и не повышал голоса.
– Думаю, что так и есть, – кивнула Пенелопа. – Только я не знаю… – Она умолкла, внезапно увидев у камина призрак миссис Петтибоун. Привидение покаянно качало головой. – О, миссис Петтибоун, вы… крали деньги?
«Нет. Это он. Он сказал, что он ваш брат. Сказал, что вы пытаетесь его обворовать и все такое. Он давал мне немного всякий раз, как я отдавала ему пакет».
Пенелопа в растерянности заморгала. Это был самый толковый ответ призрака за все время. Очевидно, что воспарить душе миссис Петтибоун мешало совершенное ею преступление.
– Что ж, миссис Петтибоун, я вас прощаю.
«Дети?»
Пенелопа утвердительно кивнула:
– Они тоже вас простят. Не ваша вина, что вы поверили Чарлзу. Он умеет убеждать, а вы, наверное, с детства усвоили, что мужчина всегда главный.
«Да. Они главные».
Пенелопа не собиралась вступать в полемику с призраком, хотя ей почему-то очень хотелось это сделать.
– Упокойтесь, миссис Петтибоун. Теперь вы можете покинуть этот мир.
«Ад. Я воровка».
– Нет, вас просто обманули. Чарлз ответит за все. Отлетайте, дорогая. Отлетайте.
Миссис Петтибоун улыбнулась и начала таять, растворяться в воздухе. Вскоре она исчезла, и Пенелопа вновь заговорила:
– Выходит, Чарлз сказал миссис Петтибоун, что я краду у него деньги… «и все такое». Что означает «все такое», не совсем ясно. Очевидно, имеется в виду моя безнравственность. Но думаю, что Чарлз привел достаточно веские причины, которые не позволяли ему передать меня властям за воровство. Поэтому она и перехватывала пакеты, доставляемые курьером на этот адрес, и передавала их Чарлзу. Чарлз же всякий раздавал ей небольшие суммы в знак признательности. Да, судя по всему, именно так все и происходило. Вот только… – Пенелопа ненадолго задумалась. – Все-таки странно, что миссис Петтибоун только сейчас об этом сказала. Могла бы покаяться и раньше…
– Может, не решалась и собиралась с духом? – предположил Эштон.
– Да, возможно, – согласилась Пенелопа. – Хотя может быть и другая причина. Я постоянно общаюсь с призраками, но не так уж много о них знаю. В одном лишь абсолютно уверена: все они ищут покоя, все они рады покинуть этот мир.
– Тот, кто обворовывал наших детей, за это ответит. И я заставлю его вернуть все до последнего пенса, – заявил Аргус. – Кроме того, я позабочусь о том, чтобы Септимус получил приличное вознаграждение в качестве компенсации.
– Спасибо, дядя. – Пенелопа вздохнула. – Но, как это ни печально, я уверена, что денег он не вернет. Их просто нет. Все они потрачены на роскошные наряды, дорогие вина, экипажи и лошадей. Чарлз очень все это любит.
– Тогда заплатит какой-нибудь своей собственностью.
– Мы можем обсудить это позже, Аргус, – вмешалась Олимпия. – Я хочу повидаться с нотариусом.
– С недавних пор вопрос о завещании моего отца стал для меня особенно важным, – сказала Пенелопа. – И тогда я попыталась связаться с нотариусом и договориться о встрече. Я писала ему каждый день по письму, потом по два. – Она пожала плечами. – А вчера я отправила ему четыре письма.
– Скорее всего он не отвечает тебе именно потому, что ты завалила его письмами. Вероятно, он не может из-под них выбраться, – с усмешкой проговорила леди Олимпия.
– Сегодня у меня кое-какие дела, – сказал Аргус, – но завтра мы непременно его найдем. Кто-нибудь пытался найти завещание в Солтервуд-Хаусе?
– Теперь этот дом называется Хаттон-Мур-Хаус, – ответила Пенелопа.
Она едва удержалась от улыбки, увидев, что дядя бормочет ругательства. Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, допустила ошибку, не сообщив родственникам о своих проблемах сразу же, когда тучи над ней только начали сгущаться.
– А я хочу провести время с мальчиками и малюткой Джуно, – сказала Олимпия.
– Джуно? – Аргус нахмурился. – Девочка?
Пенелопа объяснила ему, кто такая Джуно.
– Она все еще чувствует себя здесь немного неуверенно, но мальчики сразу приняли ее в свою компанию и готовы ее оберегать.
– Черт возьми… Девочка… Надо написать Квентину. Возможно, он продолжает посылать деньги для нее этой суке. Чем раньше он узнает, что малышка здесь, тем лучше.
– Да, разумеется. – Пенелопа грустно улыбнулась. – Хотелось бы знать, принимала ли в расчет ее мать возможную потерю дохода, когда сбывала дочь с рук.
– Скоро она осознает, чего лишилась. И я не хотел бы оказаться на ее месте в тот момент, когда Квентин обо всем узнает.
Пенелопа поморщилась. Ее двоюродный брат был известен своим взрывным характером. Но если эта женщина вдруг захочет вернуть себе дочь лишь потому, что кошелек стал легче, – ее будет ждать неприятный сюрприз. Воссоединиться с дочерью ей уже никогда не позволят.
– Мы остановимся у тебя, – сказала Олимпия, но при этом смотрела на Эштона.
А тот едва удержался от вздоха разочарования. Он думал, что наконец-то сможет сжимать Пенелопу в объятиях столько, сколько пожелает, и вот вдруг… Аргус же, с усмешкой взглянув на виконта, проговорил:
– Поздно запирать конюшню на засов, когда кобыла сбежала. Сдается мне, здесь именно этот случай, Олимпия. – Он поднялся со стула и направился к двери. У порога остановился и добавил: – Вот уж не думал, что ты ханжа, дорогая сестричка.
– Хоть кто-то в этой семье должен быть ханжой, – парировала Олимпия.
Но Аргус лишь засмеялся в ответ и вышел из комнаты.
– Вас здесь больше никто не держит, – сказала леди Олимпия, выразительно взглянув на виконта.
Эштон уже хотел подняться, но Пенелопа, положив руку ему на плечо, заявила:
– Нет, это мой дом, тетя. Мне двадцать один год – я не ребенок. Кобыла уже убежала, как поэтично выразился дядя. Я знаю, что делаю. И прекрасно понимаю, что общество меня осудит, если правда выйдет наружу. Но общество осудит меня и в том случае, если станет известно, что я забочусь о побочных детях моих родственников. А об этом непременно узнают, так что мне нечего терять. И поэтому… – Она взглянула на Эштона. – Я хочу побыть с ним. Мне нужно, чтобы он был рядом. Неужели я хоть раз в жизни не могу поступить так, как хочу?
– Отлично. – Олимпия встала, обошла стол и посмотрела в глаза виконту. – Оставайтесь. Но если вы разобьете сердце моей племяннице… Поверьте, я заставлю вас пожалеть о том, что вы появились на этот свет. – Она погладила Пенелопу по волосам и вышла из комнаты.
– Твоя тетя очень красивая женщина, – заявил Эштон.
Пенелопа кивнула:
– Да, она красива.
Эштон криво усмехнулся:
– И еще она очень строгая.
– И это верно.
– Моей матери она понравится.
Они переглянулись и рассмеялись.
