Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Хаим Нахман Бялик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

ВАШЕ СЕРДЦЕ

Словно в дом, где разбито имя Бога над дверью,

В ваше сердце проникла толпа бесенят:

Это бесы насмешки новой вере – Безверью —

Литургию-попойку творят.

Но живет некий сторож и в покинутых храмах —

Он живет, и зовется Отчаяньем он;

И великой метлою стаю бесов упрямых

Он извергнет и выметет вон.

И, дотлевши, погаснет ваша искра живая,

Онемелый алтарь распадется в куски,

И в руинах забродит, завывая, зевая,

Одичалая кошка Тоски.

1897

Перевод В. Жаботинского

«Если познать ты хочешь тот родник…»

* * *

Если познать ты хочешь тот родник,

Откуда братья, мученики-братья

Твои черпали силу в черный день,

Идя с весельем на смерть, отдавая

Свою гортань под все ножи вселенной,

Как на престол вступая на костры

И умирая с криком: Бог единый! —

Если познать ты хочешь тот источник,

Из чьих глубин твой брат порабощенный

Черпал в могильной муке, под бичом,

Утеху, веру, крепость, мощь терпенья

И силу плеч – нести ярмо неволи

И тошный мусор жизни, в вечной пытке

Без края, без предела, без конца; —

И если хочешь знать родное лоно,

К которому народ твой приникал,

Чтоб выплакать обиды, вылить вопли —

И, слушая, тряслись утробы ада,

И цепенел, внимая, Сатана,

И трескались утесы, – только сердце

Врага жесточе скал и Сатаны; —

И если хочешь видеть ту твердыню,

Где прадеды укрыли клад любимый,

Зеницу ока – Свиток – и спасли;

И знать тайник, где сохранился дивно,

Как древле чист, могучий дух народа,

Не посрамивший в дряхлости и гнете

Великолепья юности своей; —

И если хочешь знать старушку-мать,

Что, полная любви и милосердья

И жалости великой, все рыданья

Родимого скитальца приняла

И, нежная, вела его шаги;

И, возвратясь измучен и поруган,

Спешил к ней сын – и, осеня крылами,

С его ресниц она свевала слезы

И на груди баюкала... —

Ты хочешь,

Мой бедный брат, познать их? Загляни

В убогую молитвенную школу,

Декабрьскою ли ночью без конца,

Под зноем ли палящего Тамуза[14]14
  Тамуз – умирающий и воскрешающий бог древних народов Передней Азии. После возвращения из вавилонского изгнания евреи стали называть его именем летний месяц, примерно с середины июля по середину августа.


[Закрыть],

Днем, на заре или при свете звезд —

И, если Бог не смел еще с земли

Остаток наш, – неясно, сквозь туман,

В тени углов, у темных стен, за печкой

Увидишь одинокие колосья,

Забытые колосья, тень чего то,

Что было и пропало, – ряд голов,

Нахмуренных, иссохших: это – дети

Изгнания, согбенные ярмом,

Пришли забыть страданья за Гемарой,

За древними сказаньями – нужду

И заглушить псалмом свою заботу...

Ничтожная и жалкая картина

Для глаз чужих. Но ты почуешь сердцем,

Что предстоишь у Дома жизни нашей,

У нашего Хранилища души.

И если Божий дух еще не умер

В твоей груди, и есть еще утеха,

И теплится, прорезывая вспышкой

Потемки сердца, вера в лучший день, —

То знай, о бедный брат мой: эта искра —

Лишь отблеск от великого огня,

Лишь уголек, спасенный дивным чудом

С великого костра. Его зажгли

Твои отцы на жертвеннике вечном —

И, может быть, их слезы нас домчали

До сей поры, они своей молитвой

У Господа нам вымолили жизнь —

И, умирая, жить нам завещали,

Жить без конца, вовеки!

1898

Перевод В. Жаботинского

ИЗ ПЕСЕН БАР-КОХБЫ

[15]15
  Бар-Кохба Шимон – вождь антиримского восстания в Иудее в 132 – 135 гг.


[Закрыть]

Так значит, слишком мы страдали,

Когда, как звери, люты стали,

Когда пощады мы не знали

И вражью кровь мы проливали!..

Пришло народа пробужденье,

Воспрянул он и крикнул: Мщенье!..

В теснинах ада, в преисподней —

Вы здесь его для нас создали —

Таился некий зверь голодный

И нашей кровью вы его питали.

И там, во мраке, он скрывался,

Бессильный в злобе и в мученье...

Теперь его победный вой прорвался,

И – горе вам!.. Пришло – отмщенье!..

У вас мечи, щиты, забрала,

Тьмы диких, яростных коней,

У вас есть все... А мы – нас мало!

Зато наш предок Маккавей[16]16
  Род Маккавеев возглавил в 167 г. до н.э. освободительную борьбу Иудеи против царя Антиоха IV Эпифана, проводившего политику насильственной эллинизации евреев.


[Закрыть].

Наш стан – народный гнев могучий,

Идем мы с адской злобой в бой,

Наш меч, как молния сквозь тучи,

Блестит над вашей головой!..

Уж полон кубок!.. Наши руки,

Что вы в железо заковали,

Окрепли вновь и цепь сорвали, —

И Бог воздаст за наши муки!

1899

Перевод П. Беркова

ОДИНОКАЯ ЗВЕЗДА
/Перевод В. Жаботинского/

Звездочка блеснула в ночи непроглядной.

Озари, сиротка, путь мой безотрадный!

Не боюсь ни ада, ни ночных видений —

Но устал от жизни в скуке вечной тени.

Я – вскормленыш ига, побродяга темный,

И отвека нищий, и давно бездомный.

Голод был отец мой, мать моя – чужбина...

Бедность и скитанье не страшат их сына;

Но боюсь до крика, до безумной боли —

Жизни без надежды, без огня и доли,

Жизни без надежды, затхлой, топкой, грязной,

Мертвенно-свинцовой, жалко-безобразной —

Жизни пса, что рвется на цепи, голодный, —

О, проклятье жизни, жизни безысходной!

Озари же дух мой, опаленный срамом

Блуда по чужбинам и по чуждым храмам;

И свети мне долго – я мой путь измерю:

Может быть, я встану, может быть, поверю...

Долго ли продлится ночь моя – не знаю,

Мраку и скитанью все не видно краю, —

Пусть же, подымая взор из тьмы кромешной,

Твой привет я встречу ласково-утешный.

Не до дна, не все же выплаканы слезы:

Я вспою остатком цвет последней грезы.

В сердце не дотлела искорка былая —

Пусть же снова вспыхнет, пламенем пылая.

Еще сила бьется где-то там глубоко —

Пусть же вcя прольется в битве против Рока!

1899

Перевод В. Жаботинского

ЗВЕЗДОЧКА
/Перевод Л. Яффе/

Звездочка блеснула искрой чуть заметной...

О, свети мне ночью темной, неприветной!

Не страшны мне скорби, мук и горя бездны —

Жизнь страшит без цели, страшен путь беззвездный...

Я привык к скитанью, приучился к гнету —

С ранних лет встречал я скорби и заботу;

Я взлелеян рабством, я взращен чужбиной,

Мне не посох страшен и не путь пустынный:

Этой скорби горше, этих мук жесточе

Жизнь без упованья, мгла ненастной ночи,

Жизнь без упованья средь могил и тленья,

Что свинцом исчезнет в вечной тьме забвенья,

Жизнь голодной, битой – жизнь цепной собаки...

О, проклятье жизни в безнадежном мраке!

Звездочка, гори же, светом в очи брызни!..

Нет в душе отваги, нет огня и жизни...

Все убито мраком, сил напрасной тратой —

Дай же сил для ночи, душной тьмой объятой!

О, кто знает, сколько эта ночь продлится,

Сколько раз туманом долгий путь затмится:

Но тогда из мрака в небеса я гляну —

Я твой свет увижу и душой воспряну...

Чистую слезинку – след поры счастливой —

Для надежд увядших я сберег ревниво:

Напою надежды той слезой и снова

В сердце ярко вспыхнет искорка былого.

Жив в груди доныне пыл любви к народу —

Пусть он весь прольется в битве за свободу!

1899 

Перевод Л. Яффе

«Эти жадные очи с дразнящими зовами взгляда…» /Перевод В. Жаботинского/

* * *

Эти жадные очи с дразнящими зовами взгляда,

Эти алчные губы, влекущие дрожью желаний,

Эти перси твои – покорителя ждущие лани, —

Тайны скрытой красы, что горят ненасытностью ада;

Эта роскошь твоей наготы, эта жгучая сила,

Эта пышная плоть, напоенная негой и страстью,

Все, что жадно я пил, отдаваясь безумному счастью, —

О, когда бы ты знала, как все мне, как все опостыло!

Был я чист, не касалася буря души безмятежной —

Ты пришла и влила в мое сердце отраву тревоги,

И тебе, не жалея, безумно я бросил под ноги

Мир души, свежесть сердца, все ландыши юности нежной.

И на миг я изведал восторги без дна и предела,

И любил эту боль, этот яд из блаженства и зною;

И за миг – опустел навсегда целый мир надо мною.

Целый мир... Дорогою ценой я купил твое тело.

1899

Перевод В. Жаботинского

«Эти жадные очи, исполненные вожделенья…» /Перевод Д. Веденяпина/

* * *

Эти жадные очи, исполненные вожделенья,

Эти губы, просящие новых и новых лобзаний,

Эти чуткие серны, к охотнику льнущие лани,

Тайный сад твой – Геенна, не знающая насыщенья.

Изобильной отрады полна твоей плоти корона —

В восхищенье своем я не ведал отрады блаженней, —

Вод источник живых, заключенный родник наслаждений,

Как я жаждал тебя всей душою своей пресыщенной!

Мир был в сердце моем, были чувства мои безмятежны,

Но смутилась душа, совершенство твое лицезрея,

И, юнец простодушный, принес я тебе, не жалея,

Непорочность свою, лучший цвет моей юности нежной.

Я был счастлив одно лишь мгновенье и благословляю

Руку, давшую мне эту сладкую боль ликованья,

Подарившую миг и отнявшую без состраданья

Целый мир: мир за плоть – вот цена, что отдал за тебя я!

1899

Перевод Д. Веденяпина

НА СТРАЖЕ УТРА
/Перевод В. Жаботинского/

Ты встречал ли на страже вступленье зари.

На небесный порог бледносине-кровавый?

Золотые потоки, багрец, янтари

Прорываются в высь, разливаются в ширь,

И встает богатырь —

Солнце Дня в облачении славы…

Дивной мощи полна тех минут красота!

Словно близится Тайна – и нечто предтечей

Смутно бродит в душе, – но бессильны уста

Это нечто назвать, и не может извлечь

И одеть это в речь

Ни единый язык человечий.

Ты встречал ли на страже вступленье зари —

Первый проблеск рассвета на небе народа?

Мириады лучей – посланцы-бунтари —

С светлой вестью порхают и мчатся вокруг

На полночь и на юг,

На закат и к пустыням восхода …

Дивно яркий рассвет, дивно гордый восход!

Сохраним же хоть луч от зари, что мелькнула,

Чтобы завтра – потом, когда радость умрет

И вернется наш мрак, – эта искра у нас

Из заплаканных глаз

Иногда хоть сквозь слезы блеснула …

1899

Перевод В. Жаботинского

НА РАССВЕТЕ
/Перевод Л.Яффе/

Проследил ли ты утром в тумане ночном

Первый нежный стыдливый румянец восхода:

Высь и ширь озарится несмелым лучом,

Чистым, мягким, будящим высоты и дол,

Пока день не взошел

И не залита солнцем природа?.. —

Тех минут несказанно-светла красота:

Просветленной душой чуешь тайны вселенной,

Сердце полно восторгов – о, где те уста,

Чтоб излить их в словах, – дать названье ему,

Упоенью тому,

Воплотить этот мир сокровенный?..

Проследил ли ты утро: забрезжил рассвет

Первых робких лучей в нашей жизни народной –

Замерцали лучи, неожиданный свет

Зароняя в приюты печали и мук,

На восток и на юг,

И на запад и север холодный.

Как могуч, величав этот проблеск утра!

Тот блажен, кто хоть луч от него сберегает,

Как святыню, в душе... Если ждет нас пора —

Гуще сдвинется полог нахмуренных туч, —

Пусть тот трепетный луч

В нашей каждой слезинке сверкает!..

1899

Перевод Л.Яффе

СИРОТЛИВАЯ ПЕСНЯ

Прислушайся тихо: из темной задумчивой чащи

Доносятся к нам соловьиные трели несмело,

И, чудится, лес, так уныло кругом шелестящий,

Нерадостно шепчет: Ой, пташка, ты рано запела.

Смотри – еще в небе свинцовые тучи нависли,

В грязи непроходной мы вязнем по топким тропинкам;

До сердца проникли злой ветер и черные мысли,

И черные волны до горла, до горла дошли нам.

А лес – он застыл, неприветливый, мертвый, унылый,

Нигде не прорезан веселою струйкою света;

Спят голые сучья, и сон их – дремота могилы,

И, мнится, не ждут они мая, не будет им лета.

И гниль залегла вековая по чаще дремучей.

Вся плешь листопада за длительный ряд седмилетий;

Опавшие листья гниют многослойною кучей,

И корни погибших гигантов сплелися, как сети.

Покров бурелома – гнетущая мертвая груда —

Как саван могильный, на землю лесную надвинут;

Весною не даст он пробиться побегам оттуда,

И там, под землею, завянут они и застынут, —

Застынут и сгинут от стужи подземного мрака, —

И, может быть, там, в глубине, где отвека царит он,

Погиб целый мир, не родив ни цветочка, ни злака,

Никем на земле не замечен, никем не сосчитан…

А ветер поет – только песню другого напева:

Поет он о жизни во тьме, без желаний, без цели,

Унылой, как ливень, как вой леденящей метели

В степи, где не стало дороги ни вправо, ни влево…

И свист соловьиный, сквозь холод, и вихрь, и усталость,

Домчится к тебе уловимым едва переливом —

И в сердце проникнет глубокая тихая жалость

О пташке-сиротке и гимне ее сиротливом…

1899

Перевод В. Жаботинского

«Слеза просочилась... Есть редкие слезы…»

* * *

Слеза просочилась... Есть редкие слёзы

Со дна потрясенной души, —

Рождали их скорби, будили их грозы,

Их боль выжимала в тиши.

Один по ночам, я во тьме безысходной

Зубами без сил скрежетал, —

Гнёт вечного рабства, гнёт доли народной,

Как тень, предо мною вставал;

Измучилось сердце, и ныли в нем раны,

Слеза моя с сердцем срослась;

Когда же разбил его гнёт безустанный,

Не кровь, а слеза пролилась.

О, эта слеза не сотрётся годами,

С ней сдавленный вырвался стон:

«Будь проклят, кто не был родными слезами

И горем родным потрясён!»

О, сколько слеза эта скорби впитала, —

Все муки земли в ней слились,

И с каждою каплей душа умирала

И сердца частицы рвались!

Но горше и жгуче слезы той излитой —

Слеза в нем иная живёт:

Её не пролить мне, тоской ядовитой

Она моё сердце гнетёт,

Меня и в труде и в покое тревожа,

Мой свет омрачая, мой день,

Меня подымая с бессонного ложа,

Сопутствуя всюду, как тень...

Но верю я: миру дадим мы пророка:

Им эта прольётся слеза,

Он мир потрясёт своей песней глубокой,

Сердца всколыхнув, как гроза...

1900

 Перевод Л. Яффе

СЛЕЗА
/Перевод А. Лукьянова/

Не скоро смоется тяжёлая слеза,

Её исчерпал я со дна души глубокой,

И каплю каждую я вызвал на глаза

Со скрежетом зубов и мукою жестокой.

В безмолвии ночей, с тоской наедине,

Я втайне мучился, отчаяньем объятый, —

С бессильной злобою шептал я в тишине:

"О гибнущий народ! Народ… народ проклятый!"

И дни, и месяцы я в сердце согревал

Мою слезу, пока она хрустальной стала…

Но сердце сокрушил, разбил последний вал —

И брызнула не кровь – слеза моя упала!

Я с болью увидал, как замкнуты сердца,

И вырвалась слеза невольная с проклятьем:

"Проклятие тому, в ком сердце мертвеца,

Кто слышит тяжкий стон и не стремится к братьям!"

Свидетель Бог, как всё, всё отдал я в тиши

Моей слезе – всю скорбь, страдания и силу,

И с каплей каждою терял я часть души,

Потерю вечную я уносил в могилу!

Но есть ещё слеза – мучительнее той,

Скрывается она и сердце жжёт до боли, —

Нет сил её излить, в ней крик подавлен мой:

"О, где спасение? Доколе же, доколе!"

И в сердце у меня она, как гной в костях,

Как язва скрытая, проникшая глубоко, —

И день, и ночь она, как смерть, в моих глазах,

В труде и отдыхе меня казнит жестоко!

Но явится пророк, – я верю в чудеса, —

Он вынесет слезу на очи мира смело…

Как гром, раздастся вопль – и дрогнут небеса,

И страх войдёт в сердца, пронижет дрожью тело!

Перевод А. Лукьянова

«Ты ночью прильнула к окошку…»

* * *

Ты ночью прильнула к окошку

С огнем безнадежной печали,

Блуждали глаза – и во мраке

Погибшую душу искали.

Ты тщетно звала свою душу,

И в это мгновенье, родная,

Душа моя в то же окошко

Стучалась, как пташка больная...

1901

Перевод Л.Яффе

ВЕСНА
 /Перевод В.Жаботинского/

Новым ветром пахнуло…Небо снова бездонно,

Вновь открылися дали, широко, озаренно,

По холмам – звон весеннего гула…

На рассвете поляна теплым паром одета,

Влажно-зелены почки в ожиданьи расцвета —

По земле новым ветром пахнуло.

Свет победный не грянул полным громом разлива —

Он как песенка реет, непорочно, стыдливо,

Нежно-молод, как травы, как рощи…

Погоди – и прорвется жизнь, родник сокровенный,

И заблещет расцветом молодой, дерзновенной,

И великой, и творческой мощи!

Свет так ласково-нежен, воздух ласково-зыбок,

И на что ты ни взглянешь, всюду радость улыбок,

Чьи-то глазки горят отовсюду;

От всего ко всему словно нить золотая, —

Скоро, скоро забрызжет в блеске ландышей мая

Юность, юность, подобная чуду!

И вольются мне в душу с белым чадом сирени

Чары юности новой и старых видений —

Их дыханье весны всколыхнуло.

Вылью все, что мятется в сердце, полном весною,

Светлой влагой рыданий черный траур омою —

По земле новым ветром пахнуло!…

1900

Перевод В. Жаботинского

ВЕСНА
 /Перевод С. Дубновой/

Новым ветром пахнуло и открылися дали,

Выси неба и глубже, и прозрачнее стали, —

С гор в долину весна заглянула!

Пар весенний клубится на прогалинах мшистых,

Распускаются почки на деревьях пушистых...

Новым ветром пахнуло.

Тишь кругом... Звук победы еще грянуть не смеет,

Только робко и нежно песня чистая реет...

Свет трепещет, стыдливо мерцая...

Подожди – и проснутся силы спавшей природы,

Удаль юности смелой, жажда яркой свободы,

Вся растущая мощь молодая!

Тихий воздух прозрачен... ветер ластится нежно...

Оглянись: вкруг улыбка красоты безмятежной

На лице у природы почила...

Нити золота блещут меж кустов полусонных...

Подожди – в этих листьях, в этих почках зеленых

Ярко вспыхнет весенняя сила!

И проснется в листочках распустившейся розы

Моя новая юность, мои старые грезы —

Их дыханье весны всколыхнуло...

Изгоню я из сердца мои тяжкие думы,

Растоплю я слезами гнет печали угрюмой, —

Новым ветром пахнуло!..

1900

Перевод С. Дубновой

«Уронил я слезу – и слезинку настиг…»

* * *

Уронил я слезу – и слезинку настиг

 Луч игривого света.

Сердце сжалось во мне:и она через миг

 Испарится, пригрета...

И пойду – снова нищий... За что? Для чего?

 Словно капля в болоте,

Даром сгинет слеза, не прожжет никого.

 Не смутит их в дремоте...

И куда мне пойти? Разве броситься ниц,

 Рвать подушку зубами —

Может, выжму еще каплю влаги с ресниц

 Над собой и над вами.

Слишком бледен ваш луч, и во мне он со дна

 Старых сил не пробудит:

В небе солнце одно, в сердце песня одна,

 Нет другой и не будет...

1902

Перевод В. Жаботинского

ПОСЛЕДНИЙ

Всех их ветер умчал к свету, солнцу, теплу,

Песня жизни взманила, нова, незнакома;

Я остался один, позабытый, в углу

Опустелого Божьего дома.

И мне чудилась дрожь чьих то крыл в тишине.

Трепет раненых крыл позабытой Святыни,

И я знал: то трепещет она обо мне,

О последнем, единственном сыне...

Всюду изгнана, нет ей угла на земле,

Кроме старой и темной молитвенной школы, —

И забилась сюда, и делил я во мгле

С ней приют невеселый.

И когда, истомив над строками глаза,

Я тянулся к окошку, на свет из темницы, —

Она никла ко мне, и катилась слеза

На святые страницы.

Тихо плакала, тихо ласкалась ко мне,

Словно пряча крылом от какого-то рока:

«Всех их ветер унес, все в иной стороне,

Я одна... одинока...»

И в беззвучном рыданьи, в упреке без слов,

В этой жгучей слезе от незримого взора

Был последний аккорд скорбной песни веков,

И мольба о пощаде, и страх приговора...

1902

Перевод В. Жаботинского

ПРЕД ЗАКАТОМ
 /Перевод В.Жаботинского/

Выйди, стань пред закатом на балкон, у порога,

 Обними мои плечи,

Приклони к ним головку, и побудем немного

 Без движенья и речи.

И прижмемся, блуждая отуманенным взором

 По янтарному своду;

Наши думы взовьются к лучезарным просторам

 И дадим им свободу.

И утонет далеко их полет голубиный

 И домчится куда то —

К островам золотистым, что горят, как рубины,

 В светлом море заката.

То – миры золотые, что в виденьях блистали

 Нашим грезящим взглядам;

Из-за них мы на свете чужеземцами стали,

 И все дни наши – адом...

И о них, об оазах лучезарного края,

 Как о родине милой,

Наше сердце томилось и шептали, мерцая,

 Звезды ночи унылой.

И навеки остались мы без друга и брата,

 Две фиалки в пустыне,

Два скитальца в погоне за прекрасной утратой

 На холодной чужбине.

1902

Перевод В. Жаботинского

ПЕРЕД ЗАКАТОМ
 /Перевод М. Цетлина/

На закатное небо посмотри заревое

 Через наше оконце.

Обними мою шею, вот, прижмись головою.

 Опускается солнце.

Небо – море сиянья. Свет великий струится,

 Сплетены мы безмолвно.

Пусть летят наши души, как свободные птицы,

 В светозарные волны.

Затеряются в высях, как две быстрых голубки,

 Но в пустыне безбрежной

Острова заалеют, – и воздушны, и хрупки,

 Души спустятся нежно.

Уж не раз прозревали нетелесным мы взглядом

 Те миры без названья,

И от их созерцанья стала жизнь наша – адом,

 И удел наш – скитанья.

Словно к светлой отчизне, устремляем мы очи

 К ним с великою жаждой.

Не о них ли нам шепчет звезд торжественной ночи

 Луч мерцающий каждый?

И на них мы остались, нет ни друга, ни брата,

 Два цветка мы в пустыне,

Тщетно ищем, скитаясь, невозвратной утраты

 На холодной чужбине.

Перевод М. Цетлина [17]17
  Михаил Осипович Цетлин имел псевдоним Амари.


[Закрыть]

НАД БОЙНЕЙ
 /Перевод В. Жаботинского/

Небеса! Если в вас, в глубине синевы,

Еще жив старый Бог на престоле

И лишь мне он незрим, – то молитесь хоть вы

О моей окровавленной доле![18]18
  Небеса!…молитесь хоть вы О моей окровавленной доле! – фраза, восходящая к эпизоду из Талмуда (Вавил. Талмуд, трактат « Авода зара», лист 17а), в котором большой грешник Элеазар Бен Дордия просит заступиться за него перед Богом землю и небеса. Аналогичную просьбу, как отмечает мидраш, высказывал и Моисей, не желая умирать, не войдя в Землю Обетованную.


[Закрыть]

У меня больше нет ни молитвы в груди,

Ни в руках моих сил, ни надежд впереди…

О, доколе, доколе, доколе?

Ищешь горло, палач? На! Свой нож приготовь,

Режь, как пса, и не думай о страхе:

Кто и что я? Сам Бог разрешил мою кровь,

В целом мире я – будто на плахе.

Брызни, кровь моя, лей, заливая поля,

Чтоб осталась навеки, навеки земля,

Как палач, в этой красной рубахе…

Если есть Высший Суд – да свершится тотчас!

Если ж я в черных муках исчезну,

И тогда он придет, слишком поздно для нас, —

То да рухнет престол его в бездну,

Да сгниет ваше небо, кровавая грязь,

И убийцы под ним да живут, веселясь

И глумясь над Десницей возмездной…

И проклятье тому, кто поет нам про месть!

Мести нет, слишком страшны страданья:

Как за детскую кровь казнь отмерить и счесть?

Сатана б не нашел воздаянья…

Пусть сочится та кровь неотмщенная в ад,

И да роет во тьме, и да точит, как яд,

Разъедая столпы мирозданья…

1903

Перевод В. Жаботинского