Текст книги "Помни о русалке (ЛП)"

Автор книги: Х. Мэллори

Соавторы: Х. Мэллори
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Я удивляюсь, когда он наклоняется и берет меня за руку. Я смотрю, как наши пальцы соединяются вместе, будто сами по себе. Несмотря на то, что мы договорились пока просто быть друзьями, не похоже на то, что мы просто друзья. И я почти уверена, что Сойер согласился бы со мной. Тем не менее, я говорила серьезно – сейчас не время для того, чтобы начинать отношения – Каллен еще был где – то там, Майером все еще жил в моем доме. И… мои чувства к Майеру вызывают у меня своего рода расстройство.

В конце концов, мы минуем чащу деревьев, заросших и почти похожих на джунгли, которые я видела по каналу Дискавери. Я останавливаюсь, чтобы вглядеться сквозь сплетение шипов и ветвей, и вижу ряд очень маленьких домиков, каждый разного яркого цвета. Или они были бы яркими, если бы краска не была полностью выцветшей и в некоторых местах отсутствовала.

– Что это? – спрашиваю я.

– А, – говорит Сойер, ловя мой взгляд. – Это хижины. Раньше их сдавали в аренду на пляже.

– Аренда?

Он пожимает плечами.

– Да, можно было арендовать хижину на день, а в конце ряда были продуктовые лавки и маленькие лачуги, где можно было арендовать зонтики и полотенца.

Когда я пытаюсь заглянуть за разросшиеся деревья, я лишь мельком вижу желтые и оранжевые крыши, большая часть которых обрушена, и доски, выброшенные на берег, беспорядочно сколоченные вместе, которые, видимо, были стенами.

– Как понимаешь, то недвижимостью не пользовались годами, – Сойер сдвигает ветку, чтобы посмотреть вместе со мной на обветшавшие от непогоды лачуги, едва стоящие на песке. У некоторых из них есть крыльцо, но большинство из них давно рухнуло.

В этот момент у меня звонит телефон, и, взглянув на него, я понимаю, что это «Funtime Fitness». Я решаю, что не хочу портить этот момент с Сойером, поэтому ставлю звонок на беззвучный режим, а затем просто улыбаюсь ему, прежде чем вспомнить, о чем мы говорили. О, да, пляжная аренда.

– Должно быть, это было очень давно – они выглядят древними.

Он кивает.

– Моя семья сдавала их в аренду, когда я был ребенком, но это место закрыли, когда мне было около пятнадцати, – он хмурится, позволяя ветке вернуться на место, отходит в сторону и следит, чтобы она меня не задела.

Мой взгляд задерживается на одной из хижин в самом конце ряда. Она возвышается над скоплением скал и кажется в лучшем состоянии, чем другие – стены целее других, а белая краска не выглядит такой старой, как краска на других. Я вижу, крыша тоже выглядит довольно целой. Создается впечатление, что кто – то позаботился о ней. Эта хижина и та, что рядом с ней, кажется, заперты на замок, что кажется мне странным, учитывая, что это место давно заброшено.

Я смотрю еще на мгновение, прежде чем снова повернуться к деревьям, тянущимся вдоль улицы, с ярко ухоженными клумбами из лилий и бархатцев. Сейчас мы дальше от города, но не близко к моему дому. Я вижу пляж отсюда, всего в минуте ходьбы – похоже, что когда – то между пляжем и этими маленькими домиками, сдаваемыми в аренду, был короткий путь, но с тех пор этот путь зарос.

Словно почувствовав мои мысли, Сойер говорит:

– Жалко, что хижины пришли в такое упадок. Пока они существовали, они были хорошей идеей.

Я улыбаюсь ему, но момент прерывается, когда краем глаза я замечаю тень на стене одной из хижин. Все мое тело сжимается. Я могу поклясться, что тень была в форме человека, перемещающегося между деревьями и хижинами, но когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, там никого нет. Хм, должно быть, это была просто игра моих глаз или солнца в ветках дерева – что – то, что могло быть похоже на форму человека.

– Что – то не так? – спрашивает Сойер.

Я не могу остановить дрожь, которая проходит через меня, или то, как я автоматически наклоняюсь к нему, будто мое тело инстинктивно обращается к нему за защитой. Я указываю на заброшенный участок пляжа.

– Мне показалось, что я видела кого – то или что – то там. Тень между двумя последними хижинами.

Сойер следует взглядом за моим пальцем, но качает головой.

– Вряд ли кто – то будет здесь. Эта часть пляжа закрыта и труднодоступна, а те хижины – просто старое, занозистое дерево. Они опасны – я удивлен, что они вообще еще стоят.

Я всматриваюсь в зеленую массу деревьев, пытаясь разобрать очертания или следы, или что – то в этом роде, но ничего нет. Не знаю почему, но мои мысли внезапно наполняются воспоминаниями о том времени на пляже, прямо перед тем, как на нас напал Каллен. Тогда я была уверена, что кто – то прячется поблизости, и сейчас я чувствую то же самое. Это почти инстинктивное чувство – что – то, что знает мое тело, но не разум.

Мне вспоминается совет Майера обращать внимание на свои инстинкты.

– Пошли, – говорю я и беру Сойера за руки, уводя его от заброшенного пляжа, хотя мой разум кричит мне, чтобы я посмотрела через плечо и убедилась, что там никого нет. Я делаю это и ничего и никого не вижу.

Но я чувствую горячий взгляд Сойера на своей коже.

– Думаешь, это был…?

– Каллен? – я произношу его имя вслух, но потом качаю головой. – Я так не думаю… То есть, я вроде видела тень, но это могло быть что угодно – возможно, просто тень дерева, похожая на человека.

– Каллен тебя так напугал, ты видишь его там, где его нет, – предлагает Сойер и смотрит на меня с сочувствием во взгляде. – Тебе просто нужно сделать глубокий вдох, Ева. Шансы на то, что Каллен здесь, довольно малы, и если бы он был в Шелл – Харборе, ты не думаешь, что он уже успел бы сообщить о своем присутствии?

Он прав, но мне все еще не нравится эта тень и то, чем она могла быть. Или кто это мог быть.

– Что случилось? – спрашивает он, когда мои мысли возвращаются к входной двери, которую оставили открытой только вчера вечером, и я тяжело сглатываю. – Я вижу, ты чем – то обеспокоена, Ева.

Я делаю глубокий вдох и думаю, может, озвучив свои мысли, я буду чувствовать себя лучше.

– Ничего, я уверена, но я вчера поздно встала и услышала шум. Когда я спустилась, чтобы разобраться, это был просто Майер, которая налил себе воду, – при упоминании Майера улыбка Сойера сползает, и ее место занимает хмурый взгляд.

– Хм, – говорит он.

– То, что он пьет воду, не было чем – то из ряда вон выходящим, – продолжаю я, смущаясь. – За исключением того, что входная дверь была не заперта, хотя она была заперта, когда мы все легли спать.

Выражение лица Сойера становится каменным.

– Майер мог солгать о воде. Может, правда в том, что он только вошел, но, чтобы замести следы, сказал тебе, что спустился за водой.

Я обдумываю этот вариант секунду, пока не вспоминаю, как Майер был одет (или, может, раздет было бы более подходящим описанием). Но чтобы сообщить Сойеру этот важный маленький факт… Я тщательно подбираю слова.

– Нет, я не думаю, что он только что вошел… он был одет… в пижаму, и на нем не было обуви.

– Хм, – говорит Сойер, и выражение его лица говорит мне, что он хочет сказать больше, но придерживает язык.

– Я не думаю, что это был Майер, – мягко отвечаю я, наклоняясь в его объятия, – во всяком случае, я думаю, что это была Мара… если это вообще был один из нас.

– Куда могла пойти Мара?

– Я не знаю, но она часто пропадала, я заметила. Я подумала, что это просто потому, что мы двое не ладим, поэтому она предпочитает быть одна, а не со мной.

Он кивает, но не выглядит убежденным.

– Я знаю, что не должен этого говорить, и вообще это деликатный вопрос, но я не думаю, что тебе стоит доверять Майеру, Ева, – он глубоко вдыхает. – И мне некомфортно знать, что он там, остается с тобой. Если бы мне не нужно было беспокоиться о детях, я бы остался с тобой.

– Спасибо, – я улыбаюсь ему и качаю головой. – Но я почти уверена, что могу ему доверять – он не может вернуться на Корсику или к Каллену.

– Хорошо, ради спора, допустим, ты можешь доверять ему… ему нужно жить с тобой?

Я смотрю на очевидную ревность Сойера и улыбаюсь.

– На самом деле у нас был разговор на эту тему, и он знает, что ему нужно начать искать собственное место. Я сказала ему, что он может остаться со мной, пока не найдет, куда переехать.

Сойер вздыхает и ничуть не успокаивается.

– Я просто думаю, что тебе следует быть осторожной.

– Я осторожна, – уверяю я его, а затем еще раз широко улыбаюсь, прежде чем сделать глубокий вдох. – Я просто… я хочу дать ему шанс.

– Заслуживает ли он доверия? – по его тону ясно, что Сойер не думает, что Майер чего – то заслуживает от меня.

– Ну, было время, когда я не говорила правду, и ты решил, что мне стоит доверять и дать второй шанс. Я хочу дать Майеру такой же шанс.

– А если он снова предаст тебя?

– Тогда… – я пожимаю плечами. – Что ж, тогда я разрешу тебе отправиться на поиски рыболовного крючка промышленного размера.

Сойер улыбается, и мы продолжаем идти по узкой дороге, все еще держась за руки и шагая как можно ближе друг к другу. Мы движемся мимо деревьев и пляжа, пока, наконец, не достигаем моего тихого маленького палисадника. Идя по извилистой тропинке, мы останавливаемся у крыльца.

– Мы должны сделать это снова, – шепчу я. – Я скучала по времени с тобой.

– Тогда я обязательно спрячу где – нибудь запас мороженого, – отвечает он, поворачиваясь ко мне и притягивая меня ближе, и убирает выбившуюся прядь волос с моих глаз.

Мы просто стоим там, нас разделяет всего несколько дюймов воздуха, и мне интересно, поцелует ли он меня. Я чувствую, как ритм моего сердца начинает учащаться, а дыхание становится неглубоким.

Я хочу, чтобы он поцеловал меня.

– Поговорим завтра? – спрашивает он, отходя, и я чувствую, как меня охватывает разочарование.

– Конечно.

Выражение его лица становится серьезным, а рот сжимается в тонкую линию.

– Если случится еще что – нибудь странное, ты дашь мне знать?

– Обещаю.

С еще одной улыбкой он притягивает меня к себе, целуя в волосы, прежде чем отпустить. Затем он быстро машет мне рукой и сбегает по ступенькам крыльца.

Я смотрю, пока он не исчезает из виду за рядом домов вдоль моей улицы, в районе, который находится между его домом и моим. Только тогда я оборачиваюсь и смотрю на свой дом, который вдруг кажется таким пустым и одиноким.

* * *

В доме тихо.

Майера, похоже, не было внутри, и тут же в моей памяти всплыла тень, которую я видела на пляже. Я не знаю, почему. И никаких следов Мары, от чего у меня кисло в желудке. Конечно, каждый раз, когда я думаю о Маре, мой желудок сжимается. Я просто… я уже не знаю, как к ней подступиться – в ней столько злости, что, кажется, никак не победить.

Я бросаю сумочку на столик у лестницы и медленно заглядываю в гостиную – там тоже никого. Так и на кухне.

– Кто – нибудь дома? – кричу я.

Почти мгновенно я слышу голос Майера в ответ:

– Иду! – а через секунду он уже стоит наверху лестницы. – Где ты была? – спрашивает он.

– О, просто гуляла.

– С Сойером?

– Верно, – отвечаю я, и выражение его лица мрачнеет. Через секунду он заставляет улыбку вернуться на лицо.

– Где Мара? – мой голос напряжен, суровее, чем я хотела бы. В последнее время Мары вообще не было рядом, и я не могу не задаться вопросом, куда она ходит и почему.

Майер пожимает плечами и босиком спускается по лестнице. Он одет в черную облегающую рубашку и темные джинсы, но, судя по растрепанным волосам и сонному выражению лица, сегодня он еще не выходил на улицу.

– Ее не было весь день, – отвечает Майер, пожимая плечами, вырывая меня из моих мыслей.

– Ее долго не было.

Он снова пожимает плечами.

– Вероятно, она не хотела оставаться со мной наедине, хотя я не могу ее винить. Мы с ней не совсем ладим.

Я не могу сдержать хмурое разочарование на своих чертах. Я надеялась поговорить с Марой о Майере и о том факте, что я верю, что он на нашей стороне, и мы должны дать ему шанс.

– Ты голодна? – слова Майера вырывают меня из моих мыслей.

Я пожимаю плечами.

– Я только что съела мороженое, так что не совсем.

Однако я иду за ним на кухню, просто чтобы избежать ужасной пустоты дома. Майер усмехается мне, когда начинает доставать ингредиенты из холодильника: яйца, чеснок, лук, бекон и масло.

– Итак, если у тебя ничего не запланировано на день, я думаю, нам следует снова попрактиковаться в твоих уроках самообороны, – говорит Майер, глядя на меня.

Я киваю.

– Звучит неплохо, – мне определенно нужна вся практика, которую я могу получить.

Затем, вспомнив про пропущенный телефонный звонок от «Funtime Fitness», я тянусь к телефону и замечаю, что у меня есть сообщение на голосовой почте. Нажав на кнопку, я слышу голос Делайлы:

– Привет, Ева, это Делайла из «Funtime Fitness». Я звоню, чтобы сообщить, что я только что говорила с моим отцом, и он сказал, что я должна нанять тебя! Я сказала ему, что хорошо к тебе отношусь, и ему этого достаточно! Итак, если ты не против прийти на следующей неделе, мы можем начать обучение. Перезвони мне и дай знать.

Я не могу сдержать широкой улыбки, растянувшейся на моих губах, когда меня наполняет облегчение. Так было до тех пор, пока тень от пляжа внезапно не прервала мои мысли. Хоть я и не могу сказать наверняка, что действительно видела что – то большее, чем тень деревьев на стене хижины, что – то внутри меня не верит этому. Эта часть меня уверена, что я действительно кого – то видела.

Глава четырнадцатая

В ту ночь я ловлю себя на том, что ворочаюсь.

Я помню время, когда я могла спать. Теперь я не могу заснуть, как ни стараюсь, постоянно перестраивая вокруг себя одеяла и взбивая подушки, только для того, чтобы снова расправить их. Взглянув на электронные часы у кровати, я понимаю, что уже три часа ночи, и я стону в подушку. Слава богам, завтра мне некуда идти – просто еще один день тренировок с Майером.

Внезапно я слышу слабый щелчок открывающейся двери, а затем шаги.

Я замираю, у меня перехватывает дыхание, пока я не шевелюсь. Но я больше не слышу ни шагов, ни журчащих кранов, ни смыва воды в унитазе, ни скрипучих захлопывающихся дверей ванных комнат, которые могли бы намекать на Мару или Майера. Просто чистая тишина.

Тем не менее, я долго жду, прежде чем осмеливаюсь снова пошевелиться, боясь издать малейший звук. Я поднимаюсь, свешивая ноги с края кровати. Когда я встаю, то осторожно на цыпочках прохожу в другой конец комнаты, но когда открываю дверь, она скрипит петлями. Я немедленно останавливаюсь и жду, чтобы услышать какие – либо другие звуки, но ничего.

В коридоре наверху темно.

Дверь Мары плотно закрыта, как и свободная комната, где спит Майер, а дверь в ванную открыта, и видно, что она пуста, единственный свет – мягкий свет от ночника над раковиной. Кажется, все на своих местах, но я определенно слышала, как кто – то двигался внизу.

Часть меня кричит проверить.

Другая, более разумная часть говорит: боги, нет, не глупи.

Первая часть меня побеждает, и я решаю накинуть какую – нибудь одежду, наугад нащупывая в темноте свободные джинсы и толстовку большого размера. Затем я проскальзываю в коридор и спускаюсь по лестнице так тихо, как только могу.

Добравшись до первого этажа, я оцениваю все и обнаруживаю, что все именно так, как я оставила вечером, прежде чем лечь спать. Моя сумка до сих пор стоит на тумбочке у лестницы, и не похоже, чтобы ее трогали.

Входная дверь заперта, когда я тянусь к ручке, чтобы проверить ее, так что я решаю, что никто не входил через нее. Я все равно открываю ее и, выглянув наружу, не замечаю ничего плохого – ни притаившихся теней, ни звука шагов. Ночь прохладная и темная, и дуновения ветра достаточно, чтобы уколоть меня за кожу и вызвать мурашки на спине. Я выхожу на крыльцо и мягко закрываю за собой дверь, спускаюсь по ступеням, чтобы посмотреть на обе стороны улицы.

Пусто, как я и подозревала.

Ни души в поле зрения, если не считать дикого кролика, мчащегося по клеверу соседской лужайки. Тревога растет в животе, я поворачиваюсь и иду по улице, просто чтобы убедиться, что я никого не вижу. Может, в моем доме вообще никого не было, и все, что я слышала, это то, как Майер или Мара уходили в свою спальню? А может, это игра моего воображения, паранойя, перешедшая в бессмысленные подозрения.

При мысли о том, чтобы развернуться и вернуться домой, я понимаю, что не хочу. Вместо этого я продолжаю идти и наслаждаюсь тишиной раннего утреннего часа. Лунный свет яркий над головой и освещает мой путь. Я долго иду, мало обращая внимания на то, куда меня ведут ноги. На мне шлепанцы, и они издают хлюпающий звук, пока я бесцельно иду пешком. Несмотря на то, что в это время ночи находиться на улице странно, и я знаю, что должна спать в постели, я не хочу повернуться.

Вместо этого я продолжаю свой путь, пока, в конце концов, не оказываюсь в том же месте, где мы с Сойером оказались ранее этим вечером, – в том месте, где маленькие хижины выстроились вдоль пляжа рядом с густыми зарослями деревьев. Пока я иду, облака закрывают лунный свет над головой, и внезапно становится намного темнее, чем было. Слишком темно, чтобы увидеть пляжные домики отсюда, даже при свете фонарей близлежащих домов. Все, что я вижу, – это бесконечная тьма, простирающаяся в бесконечный океан.

Когда я теряюсь во тьме, я улавливаю вспышку движения и света краем глаза и тут же поворачиваю голову в сторону хижин. Да, я определенно вижу слабый свет, исходящий из дальнего конца хижины – он качается и, кажется, не освещает ничего конкретного, почти как блуждающий огонек.

Внезапное желание бежать почти непреодолимо, но я подавляю это чувство.

При ближайшем рассмотрении я понимаю, что блуждающий свет – это фонарик.

Заинтересовавшись тем, кто в мире не только не спит в этот час, но и проводит время на этом бесплодном и труднодоступном участке пляжа, я продвигаюсь вперед, стараясь избегать ветвей деревьев, когда я протискиваюсь между ними. Не желая застать человека с фонариком врасплох, я стараюсь держаться теней, создаваемых лунным светом, пробивающимся сквозь облачный покров.

Когда я дохожу до последней хижины в ряде, я щурюсь, когда понимаю, что фигура передо мной, та, что держит фонарик, – женщина. И судя по форме ее тела и тому, как она держится, в ней есть что – то… знакомое. Она стройная, с длинными темными волосами, свободно ниспадающими на плечи. Они развиваются на ветру, гипнотизируя и успокаивая, как движение ламинарии.

Мара.

В данный момент она сидит перед одной из хижин, уперев голову в колени, плечи трясутся, и, кажется, что она плачет. У меня возникает соблазн отступить и оставить ее в одиночестве, поскольку я не могу представить, что она пришла сюда в это время ночи в надежде на компанию. Но с другой стороны, как же мне не пойти к ней? Неважно, как сильно она винит меня в своем нынешнем затруднительном положении, она все еще моя подруга, и когда – то она была мне почти как сестра.

Я могу только представить, что она чувствует себя одинокой – застрявшей в месте, где она не хочет быть, и изгнанной из всего, что она когда – либо знала, и от ее мальчиков. Нет, она должна знать, что я забочусь о ней и хочу ей помочь.

Когда я приближаюсь к ней, она сначала не замечает меня, настолько поглощенная своим горем.

– Мара? – шепчу я, выходя из тени и вставая рядом с ней. Она подпрыгивает от моего голоса.

– Ева?

– Это я, – отвечаю я, осторожно кладя руку ей на плечо.

Она реагирует так, будто ее ударили, откидывает голову и смотрит на меня с чем – то вроде ужаса. Может, мой первый инстинкт был верным, и я должна была оставить ее в покое. Но довольно скоро ее шок сменяется гневом, и она отстраняется от меня, тут же вставая.

– Что ты здесь делаешь? – огрызается она, оглядываясь вокруг, будто что – то или кого – то забыла. Затем она поворачивается ко мне лицом. – Ты должна спать.

– Как и ты, – указываю я, садясь на песок рядом с ней. Я замечаю, что она не делает того же. – Возможно, я здесь по той же причине, что и ты. Мне нравится гулять по пляжу и думать.

– Тебе не следует быть здесь, так близко к воде, – говорит она, стараясь говорить нейтрально, когда садится рядом со мной, стремясь оставить достаточно места, чтобы мы не сидели бок о бок. В ее голосе все еще полно слез, и я не могу не сочувствовать ей. – Каллен может прийти за тобой.

– То же самое я могу сказать и тебе.

Мара смеется, высоко и немного истерично.

– Мне? Ему плевать на меня, Ева. Ты знаешь это.

– Я этого не знаю.

Она качает головой и глубоко вздыхает.

– Каллен женился на мне, потому что так велела традиция. Но если бы у Каллена был выбор, он бы бросил меня и мальчиков гнить.

– Уверена, это неправда…

Однако я не могу завершить ложь. То, что говорит Мара, правда, и мы обе это знаем, но я не хочу признаваться в этом вслух. Так что я больше ничего не говорю, а просто качаю головой.

– Не лги, – говорит она резким голосом. – По крайней мере, окажи мне любезность не врать мне в лицо – после всего, через что я прошла.

– Прости, – начинаю я, но затем она поворачивается ко мне, и гнев все еще в ее глазах.

– Ты не представляешь, как тяжело застрять здесь, на земле, так далеко от моих детей. Все, чего я хочу, это вернуться в море и быть с ними, а я не могу этого сделать… из – за тебя.

Я смотрю на нее в шоке.

Я нахожу слова лишь через мгновение. Слова, которые не были бы горькими или полными ненависти. Наконец, мне удается сказать:

– Я делала все возможное, чтобы тебе было здесь максимально комфортно. Я понимаю, как это тяжело для тебя, – продолжаю я, прежде чем она перебивает меня.

– Как ты можешь понять? – возмущается, и я сразу понимаю свою ошибку. – У тебя никогда не было детей! Ты не можешь понять связь матери с ее детьми.

– Прости, – снова говорю я, качая головой. – Я не хотела сказать, что знаю. Я хотела сказать, что изо всех сил стараюсь сделать твою жизнь на суше… комфортной.

Ее руки сжались в кулаки по бокам.

– Если бы не я, ты вообще никогда бы не смогла прийти сюда, – кипит она. – Я передала тебе все, что нужно, чтобы сбежать с Корсики, и теперь я застряла здесь, гнию в этой тюрьме, которую ты построила для себя.

– Тюрьма? – повторяю я, нахмурившись.

– Почему ты не отправилась вглубь страны? – продолжает она, ее голос повышается, а гнев вспыхивает, и мне интересно, откуда все это, потому что я впервые слышу об этом. – Материк огромен! И мы обе знаем, что Каллен не может обыскать каждый город, но ты поселилась в первом городе, где тебя вынесло на берег? Ты не думала, что он прибудет искать тебя?

– Я не собираюсь бежать от него вечно, – отвечаю я. – Мне нравится Шелл – Харбор, и я хотела построить здесь свою жизнь. Я все еще хочу.

– И все же сейчас ты рискуешь своей жизнью и моей.

Я вскакиваю на ноги, проглатывая злобную тираду. Я делаю все, что могу, чтобы помочь ей, и это благодарность, которую я получаю? Гнев обжигает мне горло, пылает, как кислота в желудке, но я не выплевываю слова, которые действительно думаю. Нет, потому что это не поможет в этой ситуации – это только вызовет больше враждебности и гнева между нами двумя, чего нам определенно не нужно.

– Да, – холодно говорю я. – Ты помогла мне, и я всегда буду благодарна тебе. Но… я не понимаю, почему ты винишь меня во всем, что пошло не так в твоей жизни.

– Ты должна была исчезнуть, – говорит она, и по ее щекам текут свежие слезы. Выражение ее лица так искажено гневом, что я даже не могу ее пожалеть. Я не узнаю в этой Маре беззаботную женщину, которую мы с Эвардом любили.

– Мне жаль, – и это правда. Никогда в жизни я не чувствовала большего раскаяния. – Но я не могу изменить то, что произошло.

– «Прости» ничего не исправишь, – шепчет она. – Каллен собирается убить моих детей; Я просто знаю это.

– Мара, ты не знаешь, – говорю я, открыв рот от этой мысли.

– Они – королевские наследники, Ева. У них больше прав на трон, чем у Каллена.

Я качаю головой, потому что не верю, что мальчики Мары в опасности.

– Именно тот факт, что они королевские наследники, сохранит им жизнь, Мара, – отвечаю я ей. – Корсика об этом позаботится.

– Ты ошибаешься. Каллен – это Корсика.

– Не верю, – отвечаю я, стиснув зубы.

Какое – то время она ничего не говорит, и я вижу, что она снова плачет. Понимая, что эта ссора ничем не поможет ни одной из нас, я спрашиваю:

– Чем я могу помочь?

– Возвращайся на Корсику, – немедленно говорит она и поворачивается ко мне, вся враждебность в ее выражении исчезает, и она кажется той Марой, которую я знала так давно.

– Мара…

Она сцепляет руки, будто буквально умоляет меня.

– Нам даже не нужно оставаться надолго, Ева. Всего несколько месяцев, чтобы мы могли составить план, и на этот раз я смогу взять с собой своих детей. И… и когда мы сбежим, на этот раз мы отправимся вглубь суши. Достаточно далеко, чтобы Каллен не мог нас найти.

Мое горло сжимается.

– Мара, ты знаешь не хуже меня, что если мы вернемся на Корсику, нам уже никогда не сбежать. Если Каллен не убьет нас за нашу неверность, он навсегда оставит нас в тюрьме.

– Каллен никогда не убьет тебя.

– Я в это не верю, – я вздыхаю. – Я выставила его дураком, и он этого не потерпит.

– Тогда ты даже не подумаешь о возвращении.

Я смотрю на нее.

– Мара, ты же знаешь, что я не могу.

Неприкрытый гнев на лице Мары подобен удару кулаком в грудь.

– Может, было бы справедливо, если бы он убил нас, – язвительно говорит она. – Поскольку ты оправдываешь убийство детей.

– Это совсем не то, что я делаю, и это несправедливо.

– Но это правда!

– Это неправда, – настаиваю я. – И более того, я не знаю, почему ты думаешь, что Каллен причинит боль твоим мальчикам. Они еще не в том возрасте, чтобы занять трон, и еще очень долго не будут. Мало того, сообщество русалов восстало бы против Каллена, если бы он даже попытался тронуть их. И он это знает. Он может жаждать власти, но он не глуп. И он ни за что не стал бы рисковать яростью Корсики, ранив детей Эварда.

Мара просто смотрит на меня, но ничего не говорит несколько секунд. Затем, когда она, наконец, снова говорит, ее глаза сужаются и становятся жесткими.

– Сойер должен знать, насколько бессердечна его девушка.

– Это совершенно несправедливо и неуместно, – говорю я, начиная вставать, нуждаясь в том, чтобы уйти от нее.

– У него тоже есть дети, и я уверена, что он чувствовал бы то же самое, что и я, если бы они были в опасности.

Я не могу сдержать гнев, который омрачает мой голос, когда я снова говорю:

– Сойер не имеет к этому никакого отношения, и я не ценю, что вы втягиваете его в это.

Мара продолжает смотреть на меня.

– Ты бы вернулась на Корсику ради них, ради детей Сойера?

Я отряхиваю ноги от песка, а затем качаю головой, гадая, сможем ли мы когда – нибудь снова сойтись во взглядах.

– Этот разговор окончен, – говорю я, но все это время пытаюсь найти способ – по крайней мере, в уме, – освободить мальчиков Мары и взять их с собой на сушу.

Прежде всего, мне нужно уйти от Мары. Я поворачиваюсь и иду вверх по тропинке, ведущей между деревьями.

– Ты хуже Каллена, ты в курсе? – кричит Мара вдогонку. – По крайней мере, он не притворяется хорошим.

Я делаю глубокий вдох, а затем заставляю себя двигаться дальше, хотя ее слова все время звучат у меня в ушах, как клаксоны.

Глава пятнадцатая

Измученная кошмарами о Каллене, скрывающемся в каждой тени, я плохо сплю этой ночью.

Я ворочаюсь следующие пару часов, прежде чем, в конце концов, решаю, что моя битва со сном проиграна, и вытаскиваю себя из постели.

Мысли, которые Мара вбила мне в голову прошлым вечером, продолжают крутиться в сознании, словно кружащие акулы, только и ждущие, чтобы укусить. Все, что я могу сделать, это затолкать их в темные уголки моего мозга и оставить там для дальнейшего исследования.

Но я хочу попытаться найти способ освободить детей Мары. Я не верю, что Каллен представляет для них угрозу, но и хочу, чтобы она воссоединилась с ними, потому что я вижу, насколько она несчастна. Проблема в том, что я не знаю, как выпустить их из Корсики, не подвергая себя опасности.

Кухня внизу пустая.

В раковине нет мисок или тарелок, которые намекали бы на завтрак, а кофеварка пуста, что говорит о том, что я проснулась первой. Странно, потому что Майер обычно встает первым, поскольку к тому времени, когда я успеваю встать с постели, он уже выпил свою первую чашку кофе. Я думала, что вставала рано, но оказалось, что я ошибалась.

Учитывая ранний час (солнце едва встало), я полагаю, что оба моих соседа по дому все еще спят. По мере того, как мысли о Маре возвращаются в мой разум, я стараюсь не обращать внимания на сопровождающие их приступы вины и гнева. Я просто ненавижу то, как мы оставили все на пляже – я надеялась, что время позволит нам все наладить, а не испортить еще больше. Вскоре моя вина превращается в гнев, когда я вспоминаю слова, которые она мне сказала.

Я не такая, как Каллен. Нет.

Не желая сосредотачиваться на уродливых мыслях, я переключаюсь на тему завтрака и, приближаясь к холодильнику, открываю его и слышу звонок телефона. Я решаю не обращать на это внимания и начинаю рыться в коробках с доставкой с прошлой недели, приправах и пакетах с овощами в поисках яиц, колбасы, фруктов и молока, из которых, надеюсь, получится приличный завтрак.

Мой телефон снова чирикает, поэтому я поворачиваюсь лицом к барной стойке, где все еще жужжит мой телефон. Когда я оглядываюсь, я вижу сообщение от Венди.

Мы не разговаривали с тех пор, как я попросила ее помочь с поиском работы.

Прошло много времени, – гласит сообщение, – как дела?

Прежде чем я успеваю ответить, на экране появляется другой текст. Снова Венди.

Мы с Томом скучаем по тебе.

Тяжело вздохнув, я опускаю все, что было в моих руках, и вместо этого хватаю телефон.

И тогда на меня что – то находит – это чувство поражения, что я больше не хочу притворяться, больше не хочу жить в этой лжи. Будто в моей голове щелкает выключатель, и меня вдруг одолевает решение признаться Венди во всем. И я решаю, здесь и сейчас, что есть только один способ справиться с моей дружбой с Венди в будущем. Я устала постоянно ей врать и более того, это нечестно по отношению к ней. Да, для нее безопаснее, если она не знает о Каллене, но правда в том, что для Венди действительно безопаснее никогда не встречаться со мной. Но, очевидно, сейчас это невозможно. Так что… я все выложу, а Венди решит, что с этим делать. И если она решит оставить меня, то я должна быть готова к такому исходу. В любом случае, я устала жить в этой лжи.

Мне нужно кое – что тебе сказать, – быстро печатаю я, не желая останавливаться после того, как приняла это решение.

Все нормально? – отвечает Венди.

Да и нет, – отвечаю я. – Но я готова открыться и рассказать правду.

Верно. Я просто очень надеюсь, что она не решит, что я сумасшедшая или того хуже, что она больше не хочет иметь со мной ничего общего. В любом случае, это шанс, которым я должна воспользоваться.