355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гюнтер Штайн » Ультиматум » Текст книги (страница 7)
Ультиматум
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 15:42

Текст книги "Ультиматум"


Автор книги: Гюнтер Штайн


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Основная цель операции, поставленная немецким командованием – одновременным ударом с юга и запада прорвать изнутри и извне кольцо советского окружения, – оказалась недостигнутой; недостигнутой оказалась и вторая цель – немедленно окружить советские соединения между двумя запланированными «местами прорыва». К тому же попавшие в окружение в ходе операции немецкие части потеряли большую часть первоначально занимаемой ими территории. Котел сжался до размеров 60 на 30 километров. Советские войска на остальных участках фронта продолжали все сильнее и сильнее затягивать его. Все это привело к тому, что операция Манштейна по деблокированию потерпела полный провал.

9

В ночь на 5 февраля Руперту Русту и Жоржу Брадеману удалось сдаться в плен. Случилось это на юго-западном крае котла, там, где войска 2-го Украинского фронта отбили удар наступавшей со стороны Толмача и поддержанной из котла группы армий «Юг».

Маршевый батальон, к которому Руст и Жорж были вынуждены присоединиться на разрушенном вокзале, в огромной спешке был доставлен на грузовиках в расположенное неподалеку село. Батальон прибыл туда к вечеру и сразу же получил приказ занять позицию вдоль холмов. Рядом с ним окопались превратившиеся в так называемые боевые группы полки, отброшенные сюда в течение дня после неудавшейся попытки соединиться с наступающими из района Толмача частями. Беспрерывно доносился грохот идущего совсем близко боя. Советская пехота вклинилась с фланга в боевые порядки гитлеровцев и, отбросив их, под прикрытием танков Т-34 перевалила через озаренные полуденным солнцем вершины холмов, еще до наступления темноты вышла на равнину.

В маршевом батальоне не осталось ни одной пушки. Боевая группа справа с ее двумя гранатометами сделала несколько выстрелов. В результате один русский танк загорелся, два других были повреждены и остановились. Но затем весь маршевый батальон отхлынул к селу, гонимый остальными танками и пехотой.

Руст и Жорж бросились бежать к домам. Деревенская околица уже находилась под обстрелом. Пригнувшись, они пересекли улицу, перемахнули через несколько заборов. Совсем рядом рвались снаряды, пламя охватывало дома. С шипением перед ними обрушилась в снег горящая балка. Где-то раздался крик.

Жорж подбежал к воротам какого-то сарая и втащил туда за собой Руста. Тяжело дыша, они прислонились изнутри к воротам. Вдруг из темноты до них донесся такой знакомый голос: «…Наш фронт никогда не дрогнет. Он найдет в себе достаточно сил для того, чтобы, несмотря на тяжелые дни… То, что этот колоссальный, потрясающий мир процесс сопровождается муками и болью, соответствует вечному закону провидения…»

Оба сразу же узнали голос Гитлера.

– Идиот! – Жорж со злостью плюнул. – Сегодня в твое провидение мы внесем кое-какую поправку!

Радиоприемник свалился, и голос фюрера пропал.

Постепенно грохот сражения переместился на другую окраину деревни.

– Скоро все будет позади, – сказал Руст.

Жорж в ответ пробормотал что-то неразборчивое. Ему было не по себе, и он корил себя за то, что ввязался в эту авантюру.

Время, казалось, остановилось… Снаружи до них доносилось лишь потрескивание догоравшего дерева. Руст и Жорж приоткрыли ворота. Перед их глазами лежало умирающее село. Осторожно вышли на улицу и осмотрелись. Одно нажатие на спусковой крючок – и их песенка была бы спета.

Едва они отошли от ярко полыхавшего дома, как услышали громкий окрик по-русски:

– Стой! Руки вверх!

Бросив винтовки, Руст и Жорж подняли руки. На другой стороне улицы около грузовика с автоматами на изготовку стояли советские солдаты.

– Друг! Хорошо! Товарищ! – взволнованно воскликнул Руст. Он чувствовал облегчение и радость, но одновременно и страх перед неизвестностью, ожидавшей их.

– Товарищ! – подхватил Жорж. Лицо его, как всегда в затруднительных ситуациях, растянулось в улыбку, словно ему очень хотелось смеяться.

Ночной ветер доносил из степи запах пожарища до закопченной кузницы, в которой майор Ахвледиани, сменяемый иногда капитаном Лавровым, уже несколько часов подряд допрашивал пленных.

Ахвледиани был раздражен. В ходе боев было взято слишком много пленных. Дело, казалось бы, само по себе хорошее, но для него теперь начались бессонные ночи. Эти солдаты были очень нужным материалом, с которым противник не мог уже ничего сделать, зато он, майор, командиры дивизий, командующие армиями и даже целыми фронтами могли извлечь из пленных кое-какую пользу, особенно если благодаря их показаниям удавалось выяснить планы противника. Но бои 4 февраля нанесли немалый ущерб дивизии, погибло много хороших друзей и товарищей, поэтому майор и был раздражен.

Он пытался сдержаться, чтобы не накричать на этих солдат в серой форме, которые бесконечной цепочкой медленно тянулись мимо него. Однако, не сдержавшись, он все же накричал на них. Ведь каждый из идущих в этой колонне еще несколько часов назад стрелял, подносил снаряды, целился, пускал ракеты, метал гранаты, короче говоря, наносил урон советским частям.

Мрачно смотрел Ахвледиани вслед колонне пленных. Он подержал свои закоченевшие руки над горячим горном, пока Лавров отдавал адъютанту необходимые распоряжения относительно составления сводки в штаб дивизии.

– Нашли что-нибудь подходящее для себя, для вашей работы? – спросил Ахвледиани Тельгена, который, собрав свои записи, направился к двери.

– Кое-что, товарищ майор! Сейчас разберусь и составлю рапорт для уполномоченного по армии. Я буду у ординарцев!

Ахвледиани взглянул на часы:

– Через полтора часа уходит курьерская почта.

– Я еще успею, – ответил Тельген, стоя уже в дверях.

Майор знал, что Тельген справится с заданием менее чем за час. Если бы так же быстро работали и остальные восемь помощников, то все трое уполномоченных по армии и уполномоченный Национального комитета «Свободная Германия» могли быть довольны.

Ахвледиани снял самовар и отыскал свою кружку. Чай был чуть теплым. «Неплохо было бы подкрепиться», – подумал он невольно, но никак не мог вспомнить, куда положил хлеб и сало. Лавров, укрывшись шинелью, уже спал на скамье.

Спать… Майор потянулся и потер ладонями лицо. Опустившись на шаткий табурет у верстака, он вытащил бумагу, карандаш и сводки, поступившие из штаба дивизии в течение последних часов. Он внимательно читал сводку за сводкой, сравнивал данные с показаниями пленных, записанными для себя, и делал пометки, которые пригодятся для пропагандистской работы немецких товарищей-антифашистов.

Он был уверен, что Тельген с такой же, как и он сам, скрупулезностью выверяет все данные, полученные от пленных, интересуется настроением людей, степенью их информированности, их надеждами, зная по собственному опыту, как необходима при этом поддержка со стороны. Тельген выработал в себе завидную способность к обобщению отдельных высказываний, правда, часто допускал ошибки в текстах радиопередач, считая, что его земляки располагают такой же информацией о положении своих войск, какой располагал он сам, находясь на участке 2-го Украинского фронта. Иногда от его внимания ускользали, казалось бы, простые и очевидные факты, аргументировать которыми зачастую было намного труднее, чем призывать к благоразумию и совести немцев.

Ахвледиани был настолько погружен в свою работу, что не расслышал, как заскрипел снег под ногами двоих мужчин.

– Лейтенант Хахт из Союза немецких офицеров по вашему распоряжению прибыл!

Ахвледиани с удивлением разглядывал молодого человека, отдававшего ему честь. Он не сразу вспомнил о приказе собрать всех немецких антифашистов вместе. В ближайшие дни ожидалось прибытие делегации руководящих членов Национального комитета «Свободная Германия», который по указанию Главного политического управления Советской Армии и генерал-полковника Щербакова должен был осуществлять руководство деятельностью немецких антифашистов на фронте.

На прибытие немецкого офицера, однако, Ахвледиани не рассчитывал. Этот лейтенант, если сравнить с сопровождавшим его советским капитаном, имел такой независимо-властный вид, что у Ахвледиани из-за инстинктивного отвращения невольно вырвался вопрос о том, как прошла поездка и не слишком ли холодно было в пути.

Хахт пропустил иронию мимо ушей.

– О нет, господин майор, мне дали прекрасный тулуп. – И, словно находясь у себя дома, он снял офицерский тулуп и повесил его на гвоздь. – Вот только ноги замерзли…

Ахвледиани слегка наклонился к нему. Ноги светловолосого немца были обуты в потрепанные, но начищенные до блеска офицерские сапоги с высокими голенищами. Форма также выглядела аккуратной, хотя была несколько заношена.

– Разве у вас нет валенок?

– Нет! – послышался почти обиженный ответ.

– Я одолжу вам на первое время свою пару. У меня их две.

– Буду весьма признателен господину майору.

– Обедать будете всегда здесь, – продолжал Ахвледиани после того, как капитан вышел. – Я имею в виду, когда мы не будем в разъезде.

– Прекрасно. – Хахт предложил майору сигарету, дал ему огня и, опустившись на перевернутый ящик, прислонился спиной к теплому горну.

Майор внимательно рассматривал его. Погоны лейтенанта сверкали, а на груди вместе с другими наградами красовался Железный крест. Черно-бело-красная повязка на рукаве с надписью «Свободная Германия» как-то совсем не шла к этой форме. На какой-то момент майор почувствовал себя неудобно и пожалел, что принял от лейтенанта сигарету.

Хахт догадывался, что майор ему, видимо, не доверяет, но это его не шокировало. Он и не рассчитывал, что его примут здесь с распростертыми объятиями. Кроме того, это недоверие майора он относил не столько к своей личности, сколько к своему чину. Русские, он понял это за последние месяцы плена, по своему горькому опыту обязаны были так относиться к немецким офицерам. В лагере для военнопленных ему самому приходилось наблюдать, как страшно обижались офицеры, когда лагерное начальство путало их фамилии и делало из Паулюса Саулюса, но он видел, как эти офицеры издевались над теми, кто решил начать борьбу против гитлеровского фашизма.

Именно поэтому на вопрос майора о причинах, приведших его в ряды Союза немецких офицеров, он ответил прямо:

– Убеждение, что против гитлеровской клики необходимо бороться. Я происхожу из старого офицерского рода. Мой отец… – Хахт запнулся: стоит ли майору рассказывать, по каким причинам его отец стал противником Гитлера? Однажды на допросе его уже обвинили в дешевой попытке выдать себя за сына «антифашиста». К тому же позицию Конрада фон Хахта здесь доказать совершенно невозможно.

Ахвледиани насторожился. Старый офицерский род?

– Какой чин у вашего отца? – спросил он.

– Генерал-полковник.

– Воюет на советском фронте?

– Нет, – поспешно возразил Хахт, – служит в управлении кадров в Берлине.

«Пожалуй, большой разницы здесь нет, – подумал Ахвледиани. Когда же он узнал, что Хахты являлись крупными землевладельцами, его неприязнь к лейтенанту еще больше возросла. – Присылают какого-то феодала, понимаешь, представителя реакционной касты! Вот и попробуй этого папенькиного сыночка включить в свою группу!»

Дружелюбие, которое он до сих пор пытался изобразить на своем лице, исчезло. Довольно резко майор спросил:

– Как вы попали в плен?

– Во всяком случае, не добровольно, если вас интересует именно это, – несколько заносчиво ответил Хахт. Ему было неприятно – уже в который раз! – подвергаться допросу. – Меня ранило под Харьковом в марте прошлого года. Ожоги по всей спине до правого бедра.

– Были в госпитале?

– Да. Удовольствие ниже среднего. Приходилось все время лежать на животе. К тому же жуткие боли.

Ахвледиани махнул рукой. Подробности о пребывании в госпитале его сейчас не интересовали.

– Потом вы находились в лагере для военнопленных? Чем занимались там?

– Сначала ничем, если не считать того, что я с удовольствием читал книги из лагерной библиотеки.

– И какие именно книги вы читали?

– Все, что попадало под руку. – Хахт снова оживился. – Шекспира, например. Я всегда считал его интересным писателем, потому что он не сентиментален. «Преступление и наказание» Достоевского, «Зеленый Генрих» Келлера. Да мало ли чего? Даже Горького и Генриха Манна… «Анти-Дюринг» Энгельса. Интересная вещь. А с каким юмором он разоблачает своих противников! Мне понравилось!

– Когда вы попали в лагерь?

– В конце июня.

– Как вы отнеслись к созданию Национального комитета?

Этот вопрос неприятно задел лейтенанта. Он затрагивал такие глубины, от которых тот охотнее держался бы подальше. Но лейтенант взял себя в руки.

– Господин майор, вы должны понять: свергнуть Гитлера – это одно дело, но направить винтовки против офицеров… – Он покачал головой. – Государство, которое отказывается от кадровых и квалифицированных командиров своей же армии, обрекает себя на самоубийство. Конечно, коммунисты думают об этом по-другому… Но я не коммунист, господин майор, я – офицер.

«Какая путаница царит в его голове, – подумал про Хахта Ахвледиани. – Свергнуть Гитлера! Как будто все дело только в одном Гитлере! Как бы то ни было, этот лейтенант производит впечатление честного человека, по крайней мере, он говорит то, что думает. В Национальном комитете ему неприятны коммунисты, поэтому он в соответствии со своим чином примкнул к Союзу офицеров. По-видимому, он думает, что речь здесь идет о своего рода оппозиционной партии». Ахвледиани невольно улыбнулся, а вслух сказал:

– Вы, стало быть, разделяете цели Союза немецких офицеров?

Лейтенант выпрямился:

– Я твердо убежден, что в его рамках я готов служить Германии всеми своими силами.

Ахвледиани кивнул.

– Скоро вы сможете это доказать. У нас есть информация о том, что в районе села Моринцы находится огромное количество пленных. Из первичных допросов выяснилось, что многие солдаты не хотят прекращать сопротивление главным образом из-за боязни оказаться в плену. Если некоторые из тех, кто только что попал в плен, вернутся в свои части и расскажут там, как здесь с ними обращались…

Хахт облегченно вздохнул. Наконец-то майор перешел к делу!

– Я готов поговорить с пленными.

– Вас будут сопровождать капитан Лавров и рядовой Тельген. Перед выездом я проведу с вами короткий инструктаж. Отъезд через час.

Ахвледиани разбудил Лаврова и, пока Хахт перед кузницей разминал ноги, ввел его в курс дела.

Вскоре пришел Тельген. Ахвледиани познакомил их. Хахт с неприязнью разглядывал Тельгена. Неприязнь его еще больше возросла, когда Тельген, сняв шинель, предстал перед ним в выгоревшей советской гимнастерке.

Майор объяснил Лаврову, Тельгену и Хахту их задачу в предстоящей операции, потом попросил Тельгена перечислить основные моменты, на которые, по его мнению, следовало обратить внимание в радиопередачах и разговорах с пленными.

Все четверо уселись за верстак. Тельген вытащил из кармана гимнастерки листок бумаги и принялся читать:

– «Из высказываний пленных нам стало известно следующее: первое – масса окруженных офицеров и солдат не имеет ясного представления о том, как мал котел и как прочно кольцо русского окружения. Вывод: необходимо назвать им точные размеры котла с востока на запад и с севера на юг с указанием некоторых населенных пунктов. Второе. До вчерашнего дня немецкие солдаты верили в успех операции по деблокированию. Вывод: на примере точных фактов подтвердить провал операции и доказать, насколько прочно стянут котел. Третье. Командиры находящихся в котле немецких войск пытаются вести пропаганду, утверждая, что их численность и материальное обеспечение находятся на высоком уровне и что предложение Гилле взорвать котел изнутри было отвергнуто верховным главнокомандованием вермахта слишком поспешно; это, как мы знаем, вселяет во многих солдат уверенность в возможной победе. Вывод: с одной стороны, необходимо разрушить все иллюзии на этот счет с помощью информации о том, что вокруг котла сосредоточены войска двух советских фронтов, так сказать, две группы войск, с другой – напомнить о крахе немцев под Сталинградом, о методичности, с которой там была перемолота целая армия». Это, пожалуй, все. – Тельген снова спрятал свой листок.

– Эти три пункта весьма существенны, – сказал Ахвледиани после короткого раздумья. – Конкретные факты включать необходимо. Расстояния в километрах, потери в живой силе и технике – это факты, которые солдаты могут проверить сами. Но я бы добавил еще и следующее: к первому пункту – о размерах территории котла на двадцать восьмое января и на сегодняшний день.

Сопоставление покажет, насколько сжался котел. Кстати, немецкое командование представляет это как преднамеренное стягивание сил, которое якобы обеспечит им прорыв на запад. С этим органически переплетается и второй пункт. Сужение котла ни в коей мере не высвобождает силы противника. То, что могло быть стянуто на северном, восточном и южном участках кругового фронта в целях обеспечения броска к Манштейну, уже окончательно выведено из строя или уничтожено. О надежности нашего стального кольца неумолимо свидетельствует также и то, что немецкие войска были наголову разбиты при их якобы планомерном отходе с восточного выступа котла и одновременно на западной его дуге. Об этом непременно пойдут среди солдат разговоры, и это следует включить в третий пункт. А теперь – за работу!

В заключение Ахвледиани обратил внимание лейтенанта на то, что рядовой Эрнст Тельген является здесь представителем Национального комитета «Свободная Германия» и поэтому уполномочен решать все вопросы, входящие в компетенцию комитета.

Хахт едва сдерживал себя. Он должен подчиняться рядовому? Нет, это просто самоуправство майора! Уже сам допрос, учиненный ему майором при встрече, вызвал у Хахта явное неудовольствие. Теперь он почти готов был вернуться снова в лагерь для военнопленных офицеров. Там, в общей массе, несмотря на отчаянные порой споры, он по крайней мере находился среди равных себе и знал, что к чему. А здесь? Здесь, с чем бы он ни сталкивался, все было чужим, все действовало по законам, которых он не понимал, все опиралось на опыт, которого он не имел. Не такой представлял он себе пропагандистскую работу на фронте. Не иметь ни малейших полномочий, в то время как еще в прошлом году он командовал ротой, нет, это уже слишком! Он никак не мог отделаться от мысли, что теперь ему придется «бежать с отстающими».

Прежде чем майор успел попрощаться с обоими немцами и капитаном Лавровым, его вызвали на подвижную радиостанцию. Там ему был передан приказ из штаба дивизии, который гласил: «Майору Ахвледиани. Задание в Моринцах выполнить лично!» С долгожданным сном, стало быть, опять ничего не вышло.

* * *

Не доезжая до села Моринцы, Ахвледиани остановил машину. «Кажется, стреляют, Слева», – подумал он.

Они вылезли из машины и пошли по глубокому снегу в направлении ближайшего холма. Кроме края красноватого неба, ничего не было видно. Вытянутая в длину цепь поросших лесом холмов сильно ограничивала наблюдение. Порывистый ветер не давал возможности с точностью определить, оттуда ли доносилась стрельба, где был виден красноватый отблеск неба.

– Полагаю, что бой идет где-то справа от нас, – заметил Хахт.

«Важничает», – подумал Тельген. Он с удовольствием возразил бы лейтенанту, но, к сожалению, предположение Хахта оказалось правильным.

Ахвледиаии снял ушанку и взъерошил свои волосы. По сообщениям разведки, в Моринцах противника быть не должно. Но точны ли эти сообщения? Опасность может поджидать в ближайшем лесочке. Уже не раз разрозненные группки противника нападали на машины, следующие за передовыми частями, чтобы захватить их и удрать на них. От этой опасности майор и его люди, правда, были избавлены по той простой причине, что в их распоряжении был не вездеход, а «мерседес». Если бы Ахвледиани был один, он не стал бы мешкать. Но тут…

Через некоторое время стрельба несколько утихла. Стали слышны только короткие автоматные очереди, отдельные выстрелы. Затем наступила тишина.

– Это били советские автоматы, – высказал предположение Тельген.

Майор размашистыми шагами стал спускаться с холма.

– За мной! – приказал он.

Вскоре их заляпанный белой маскировочной краской «мерседес» свернул в ложбину, прорезавшую вытянутый в длину холм. Ахвледиани недоверчиво всматривался в склоны холма.

Ветер мерно раскачивал голые ветви деревьев. Дорога становилась уже. Вот она поползла вверх, потом плавным поворотом стала спускаться вниз. На огромной скорости «мерседес» мчался по долине.

Неожиданно крутые склоны по обеим сторонам отступили назад, и четверо сидящих в машине увидели перед собой на расстоянии не более пятидесяти метров полыхающие снопы огня. Это горели дома.

Водитель резко затормозил.

– Господин майор! – громко закричал Хахт, стараясь перекрыть треск и шипение раздуваемого ветром огня. – Вон тот четвертый от нас дом невредим…

Вдруг затрещали автоматные очереди. Это стреляли советские автоматы. Пули пробили крыло машины.

– Выходи! Ложись!

Тельген, который уже успел открыть левую дверцу, вытолкнул Хахта из машины и бросился рядом с ним в снег. Водитель, падая на него, охнув, схватился за плечо.

– Меня ранило!

Укрывшись за машиной, майор приставил к губам сложенные рупором руки и что есть силы крикнул:

– Нихт шиссен, фердамт нох маль! Них шиссен! Нихт шиссен!

Наступила тишина. Затем чей-то голос спросил:

– Пароль?

– Смерть фашистам! – откликнулся Ахвледиани.

– Какого же черта вы говорите по-немецки?

После того как майор объяснил, в чем дело, всем было приказано выйти из-за машины с поднятыми вверх руками. Им пришлось перешагивать через трупы убитых.

Выяснилось, что село вскоре после освобождения русскими вновь подверглось сильной контратаке немцев.

– Нам удалось отбить атаку всего лишь час назад, – объяснил командир батальона. – Пленные, которых вы ищете, сейчас находятся в Ольшане. Но вам придется немного переждать. Дорога на Ольшану пока еще занята противником.

Ждать, опять ждать…

Это нарушало все планы Ахвледиани. Приказав Тельгену и Хахту позаботиться о том, чтобы водителю сделали перевязку, он решил пройти по деревне.

Перед низеньким домиком с камышовой крышей стояло несколько разбитых грузовиков и обгорелый бронетранспортер. Освещенные пламенем горящих соседних домов, перед входом толпились десятка два советских солдат. Входя в дом, они снимали каски.

«Что бы это могло означать?» – устало подумал Ахвледиани и только теперь почувствовал, как он измотан. Сняв ушанку, он прошел за солдатами через сени в просторную горницу. Там он увидел старика, держащего в руках керосиновую лампу.

Обращаясь к окружившим его солдатам, старик торжественным голосом рассказывал им о каком-то Тарасе Григорьевиче, который родился в этом доме 9 марта 1814 года. r семье Екатерины Акимовны и ее мужа Григория и прожил здесь первые три года своей жизни.

Ахвледиани понял, что речь идет о поэте и художнике Тарасе Григорьевиче Шевченко, родоначальнике украинской литературы. Майор, сразу же позабыв о своей усталости, вспомнил поэму «Гайдамаки», прочитанную им несколько лет назад, и несколько строк из «Завещания». Эти строки сейчас звучали совсем по-современному:

 
И когда с полей Украйны
Кровь врагов постылых
Понесет он… вот тогда я
Встану из могилы —
Подымусь я и достигну
Божьего порога,
Помошося… А покуда
Я не знаю бога.
Схороните и вставайте,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
Волю окропите. [1]1
  Шевченко Т. Собр. соч., т. 1. М., 1955, с. 434


[Закрыть]

 

Старик был неутомим. Он рассказывал все, что ему было известно об истории села Моринцы, о том, что Шевченко, будучи уже знаменитым поэтом и художником, постоянно приезжал в свои Моринцы и в соседнюю Кириловку, где впоследствии жили его родители, что земляки поэта всегда поднимались на борьбу за свободу и права против панов, в гражданскую войну против белогвардейцев и прочих банд, что они помогали Конной армии Буденного, когда она проходила через их село.

– Первой женщиной, вступившей в колхоз после Октябрьской революции, была здесь Анастасия Григорьевна Удоменко, правнучка поэта, – торжественно продолжал старик.

Кто-то из солдат вдруг шутливо спросил:

– А ты, папаша, случайно, не родственник Тараса Григорьевича? Уж больно ты на него смахиваешь!

Раздался дружный хохот. Как выяснилось, старик действительно был одним из внуков брата поэта.

– Ах, пожалуйста, подождите еще немножко! – попросил старик, заметив, что некоторые из солдат уже направились к выходу. Он куда-то исчез и вскоре появился с невзрачной черной тетрадью в руках. Раскрыв тетрадь, он протянул ее стоявшему рядом с ним лейтенанту. Это была «Книга отзывов».

Приглушенным голосом лейтенант прочел последний отзыв:

– «Мы еще вернемся, Тарас Григорьевич! Капитан Борисенко, август 1941 года».

Воцарилось недолгое молчание.

Лейтенант взял карандаш и записал в тетрадь:

«Мы уже вернулись! Лейтенант Жданов, февраль 1944 года».

Дрожащими руками старик наклонил к себе голову лейтенанта и расцеловал его в обе щеки.

У Ахвледиани на глазах выступили слезы.

* * *

К счастью, плечо водителя было только слегка поцарапано. Он отказался от предложения немцев доставить его на перевязочный пункт.

– Я дойду сам, – сказал он. – Ждите меня здесь. – Он отвел их в какой-то дом, попросив солдат, которые там сидели и лежали, освободить местечко для «немецких товарищей».

– Антифашисты они! – заявил он им грозным тоном. – Понятно? Ребята что надо! – Для подтверждения своих слов он выставил вверх большой палец. – Наш майор скоро сам придет за ними. Ясно?

Тельген дотронулся до плеча шофера, на котором проступило темное пятно крови, давая понять, что необходимо немедленно сделать перевязку. Потом он огляделся вокруг. Солдаты ели, курили, но большинство спали или просто дремали. Никому не было дело до «ребят что надо». Позади был тяжелый боевой день.

Тельген решил использовать возможность и поговорить с лейтенантом.

– А как вы, собственно говоря, попали в Союз немецких офицеров? – спросил он напрямик.

Хахт понимал, что в новой обстановке ему не остается ничего другого, как завоевать доверие. Его самолюбие не позволяло, чтобы к нему относились пренебрежительно.

И он рассказал, как ему жилось после того, как он попал в плен, как лечился в госпитале, а затем находился в лагери для выздоравливающих, где ему помогли обрести новую надежду на жизнь.

– До того времени, откровенно говоря, я испытывал страх перед будущим. Да и кто после Сталинграда вообще верил во что-то? Как оно будет выглядеть, это будущее, что в нем исчезнет и что появится – все это я постепенно начал себе представлять, лишь находясь в лагере для военнопленных офицеров, в общих чертах, во всяком случае.

– Почему именно там? – спросил Тельген.

– Видите ли, в госпитале – это был временный госпиталь, разбитый на лесной опушке, – мы все единодушно придерживались мнения, что фашизм – это скверное дело.

– Поскольку он проигрывает войну, – тихо дополнил Тельген.

– Все так считали, – продолжал Хахг, не обращая внимания на реплику. – Потому-то они все так и ополчились против рядового Берзике, восемнадцатилетнего парня, когда он назвал меня предателем.

– Почему же вас лично?

– Да уж так вышло, что я стал, так сказать, выразителем общего мнения, – пожав плечами, ответил Хахт. – Тот парень десять суток провалялся в лесу с простреленной коленкой, пил воду из луж, питался одной черникой; в ране у него завелись черви. Его обнаружили русские, притащили в госпиталь, и благодаря терпеливому уходу медсестер и особой диете он был спасен. Несмотря на это, он остался фанатическим приверженцем гитлерюгенда. Но остальные были на моей стороне.

– Благоприятная расстановка сил!

– Я и не подозревал, какая атмосфера царила в лагере для военнопленных офицеров, пока очень скоро сам не почувствовал этого. Поначалу мы обменивались фронтовыми впечатлениями; там я встретился с некоторыми товарищами по дивизии, о которых знал, что они были отъявленными нацистами. Но ни один из них открыто не поддерживал Гитлера.

– Вот как?!

– Только один говорил, что рано или поздно русские будут наголову разбиты и соединение воздушных десантников всех нас освободит. Я смотрел на этого человека как на индивидуалиста-одиночку. Но верили в это многие. В июле выяснилось, что огромное танковое сражение под Курском окончилось для нас поражением и русский фронт продвинулся еще дальше на запад. Тут начался массовый психоз: нервные обмороки, самоубийства, попытки побега.

Комиссар лагеря, немецкий коммунист, попросил меня написать заметку – мои впечатления о пребывании в плену и о положении на фронте. Не подозревая о том, какие последствия все это может иметь для меня, написал. Вокруг меня тут же выросла стена отчуждения. Я был поражен, ведь я ни словом не обмолвился о политике. Тогда я решил, что никогда больше не буду принимать участия к общественной жизни, но сидеть сложа руки я тоже не мог и попросил дать мне любую работу. Это было сенсацией для остальных, ведь офицеру в лагере необязательно работать.

В течение трех недель я работал санитаром в госпитале. Офицеры, лежавшие там, с утра до ночи донимали меня своим привередничеством. И так продолжалось по двенадцать часов в день. Я не мог этого вынести, поскольку и сам еще был не совсем здоров. Я отказался от работы в госпитале. Тогда мне поручили делать лагерную стенгазету. Сначала я сопротивлялся. Мне было достаточно и того, что в свое время натворил своей заметкой. Но мне сказали, что если я считаю себя антифашистом, то должен заявить об этом публично. Я понимал, что речь идет о моей чести. Меня возмущала узколобость моих сослуживцев. Моя первая заметка в газете начиналась словами: «Я против Гитлера и его дилетантских методов ведения войны, которые требуют от нас бессмысленных жертв…» Так я сделал свой выбор. Затем в октябре вступил в Союз немецких офицеров. Вам этого достаточно?

* * *

Наконец поездка могла быть продолжена. Дорогу на Ольшану освободили.

Сидя в «мерседесе», Тельген познакомил лейтенанта с работой дивизионного уполномоченного и коротко рассказал о себе.

Из рассказа Тельгена стало известно, что вокруг котла действуют две группы движения «Свободная Германия»: одна при 1-м Украинском фронте во главе с лейтенантом Бернтом фон Кюгельгеном, вторая – при 2-м Украинском фронте, возглавляемая полковником Луитпольдом Штайдле, являющимся одновременно вице-президентом Союза немецких офицеров.

В группу полковника Штайдле входили, в частности, подполковник Бехли, а также члены правления Союза немецких офицеров майор Бюхлер и обер-лейтенант Рёкль, в группу Кюгельгена – майор Энгельбрехт. Каждому уполномоченному комитета при штабе фронта подчинялись трое уполномоченных при армии, а каждому из этих троих – трое дивизионных помощников. Связь между всеми членами комитета «Свободная Германия» осуществлялась с помощью курьерской почты, которая шла от уполномоченного фронта через уполномоченных армии к дивизионным помощникам, и наоборот.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю