Текст книги "Морской узел"

Автор книги: Гвюдлейгюр Арасон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– А ты знаешь, что такое лабардан? – нашелся он.

– Это по-немецки? – спросил Ислейвюр, и в его серых глазах промелькнуло подобие интереса.

– Нет, – спокойно отвечал Лои. – Это по-русски.

Ислейвюр подошел ближе.

– Ты знаешь русский?

– Нет, не знаю… Но у меня предки оттуда.

– Врешь ты все! Может, ты коммунист?

– Нет, я дальвикец.

– А что означает лабардан?

– Это такая треска, которую особым образом разделывают и вялят. У нее вырезают потроха, оставляют хвост и…

– Только-то!.. Треска меня не интересует. Это же не рыба. Из всех рыб самая стоящая – сельдь.

– Что правда, то правда, – признался Лои.

После этого лингвистического сражения они молча согласились на перемирие.

Немец остался стоять прямо, засунув руки в карманы, а русский нагнулся за кругляшом, которым он запустил в пролетавшую мимо чайку-моевку.

– Где же ты работаешь? – спросил Лои, продолжая бросать камешками в чаек.

– Нигде… Хочешь, пойдем со мной? Я тебе покажу отцовский склад.

Лои перестал швыряться в птиц, и мальчики двинулись вдоль берега: один – худой как щепка, в сером костюме, другой – коренастый и плотный, в вязаной фуфайке и парусиновых штанах. Похожими у них были только резиновые сапоги, без которых по здешним дорогам было не пройти.

Возле склада Ислейвюр показал на мужчину крепкого сложения, катившего полную бочку:

– Это актер, он иногда выступает по радио.

Сейчас как раз выгружали улов с одного из судов, принадлежащих отцу Ислейвюра. Сельдь зачерпывали мерным ковшом и переваливали в вагонетки, которые везли ее по рельсам и сбрасывали в специальные ящики.

– Это бригадир, – указал Ислейвюр на человека, отвешивавшего соль. – А вон та женщина, в синем платке – королева красоты. Не понимаю, как королева красоты может докатиться до засола сельди… Dummkopf.

– Королева красоты?

– Ну да, здесь работают королевы красоты, артисты, учителя, министры, алкоголики, поэты, крестьяне, портнихи, мошенники – крупные и мелкие… Кого здесь только нет! И все они копаются в этой мерзости ради нескольких крон!

– Сельдь – это не мерзость, – решительно возразил Лои.

Ислейвюр взглянул на него, собираясь еще что-то сказать, но тут их окликнула работавшая на засоле девочка.

– Мальчики, подойдите сюда, у меня к вам дело!

Лои направился к ней, а Ислейвюр остался стоять на месте, презрительно морща нос.

– Можешь сбегать для меня в лавку? – спросила девочка, когда Лои подошел к ней.

Девочке было лет двенадцать-тринадцать. В том же закуте возле ящика с сельдью работала взрослая засольщица: она разделывала рыбу, вырезая ей горло и жабры.

– Конечно… Что тебе купить?

– Банку консервированного чернослива, – с улыбкой ответила девочка.

Женщина рядом громко рассмеялась.

– Консервированного чернослива? – переспросил Лои. – А он разве продается в лавке?

– В лавке продается все что угодно, – бойко проговорила девочка, укладывая сельдей в бочку.

– Кроме бахил, – сказал Лои.

– Так ты сбегаешь?

– Конечно.

– Тогда возьми деньги у меня в нагрудном кармане, не хочется снимать рукавицы, – попросила она, наклоняясь к Лои.

Он со смущенной улыбкой запустил руку к ней в карман и вытащил сложенную пятикроновую бумажку.

– Сдачу можешь оставить себе, – крикнула ему вслед девочка.

Ислейвюра нигде не было видно.

По дороге в лавку Лои подумал, что девочка, скорее всего, посмеялась над ним. Может, этого консервированного чернослива вообще не существует?

Ему вспомнилась одна из историй Гюнни: про продавщицу и форелевые ножки. Однажды Гюнни попросил в магазине две банки консервов из форелевых ножек. Продавщица обыскалась их. Гюнни уверял ее, будто третьего дня сам покупал их в том же магазине. В конце концов продавщица отчаялась найти такие консервы и сказала:

– К сожалению, форелевых ножек в продаже нет. Может быть, устроят сардины? У нас есть и в масле, и в томатном соусе…

Вдруг и теперь будет что-нибудь вроде этого? Никакого консервированного чернослива не окажется и в помине, и взамен ему предложат купить сардины или буханку хлеба?

Немудрено, что он с некоторой опаской попросил в лавке чернослив.

Однако ничего страшного не произошло. Продавщица спокойно подошла к полке и сняла банку чернослива. Она даже не улыбнулась. Напротив, физиономия у нее была такая кислая, словно она день-деньской отпускала консервированный чернослив и это ей до смерти надоело.

Расплатившись, Лои не удержался и сказал:

– А теперь, пожалуйста, четыре банки форелевых ножек.

Продавщица вытаращила на него глаза:

– Форелевых чего?

– Форелевых ножек.

– Никаких форелевых ножек у нас нет, – неприязненно отвечала продавщица.

– Как же нет, я вчера сам купил здесь две банки.

– Не мели ерунды! Ты что, насмехаться сюда пришел? Если тебе больше ничего не нужно, выкатывайся, и поживее!

Лои бросился к дверям. Он с трудом сдерживал смех.

Вдруг это та же продавщица, с которой говорил Гюнни?

Вернувшись на склад, Лои отказался взять себе сдачу – денег у него и так хватало. Пришлось ему снова лезть к девочке в нагрудный карман…

– А банку мне куда девать?

– Поставь ее на приступок под ящиками с рыбой, – ответила она, не отрываясь от бочки.

Лои битый час простоял возле девочки, наблюдая за ее работой. Кругом слышалась привычная для разделочной площадки перекличка:

– Пустую бочку!

– Заберите бочку!

– Соли… И еще сельдей!

Ее зовут Тоута, рассказала девочка, они с мамой приехали сюда из Рейкьявика, работать на засоле.

– Когда сельдь пойдет на юг, мы, наверное, переберемся в Сейдисфьордюр, будем солить там, – прибавила она. – Сколько тебе лет?

– Девять, – ответил Лои, хотя день рождения у него был еще через несколько дней.

– Что ты говоришь? Только девять лет и уже на промысле?! Я думала, тебе по крайней мере одиннадцать!

И снова, как не раз бывало прежде, Лои взяла досада на свой возраст. Теперь, узнав, сколько ему лет, Тоута наверняка перестанет им интересоваться. Нет, в следующий раз он сразу скажет, что ему одиннадцать.

Когда раздался сигнал к ужину, засольщицы кончили работу, и Лои простился с Тоутой.

– Кто знает, может, увидимся в Сейдисфьордюре? – сказала она. – Счастливого промысла.

– Спасибо. До свидания.

По дороге на «Слейпнир» Лои остановился у зеленого ларька рядом с жиротопней и на все полученные за день деньги купил себе сладостей.

Глава четырнадцатая

Один знакомый промысловик говорил Лои, что после шторма и безрыбья самое страшное – это стоять в гавани с полным трюмом рыбы и ждать разгрузки. Тогда человек испытывает муки, подобные мукам чревоугодника, который в один присест съел лошадь, но знает, что за холмом их пасется еще целый табун.

Поэтому радоваться, что «Слейпнир» станет под разгрузку не раньше, чем к вечеру, было противно самой природе рыбака. Лои прекрасно понимал это, и тем не менее он искренне обрадовался, когда Ауси принес это известие.

За обедом настроение у команды было приподнятое. Гюнни с Лейфи ночевали на берегу и теперь рассказывали о своих приключениях в одном из сельдяных бараков. Вопреки обыкновению, Ауси не принимал участия в общем веселье, он помалкивал и, казалось, даже не следил за разговором.

Гюнни зажег сигарету и пустил дым вверх.

– Как дела, Ауси? Ты-то ходил посмотреть на здешних работниц?

Ауси покачал головой.

– Что это ты у нас закручинился? – спросил Лейфи. – Торчишь целый день на судне, все на свете просыпаешь. Я тебе скажу, как та старушка: «От того, кто спит весь век, никакого проку нет». Может, я, конечно, ошибаюсь.

Гюнни перевел взгляд на Лои.

– А у тебя как дела? Ходил в гости?

– Я вчера виделся с Лёйвей, – ответил Лои и, кстати, вспомнил о своих штанах.

Только бы не сболтнуть лишнего, не проговориться про ванну и носки. Теперь у них с Ауси была общая тайна.

– За Лабардана можно не беспокоиться, – сказал кок. – По части любовных дел он малый не промах, я сам вчера видел.

Лои вскинул взгляд на кока.

– Что ты выдумываешь?

– Выдумываю? А с какой это девчонкой ты вчера ля-ля разводил на сельдяном складе? Я все видел!..

Сделав большие глаза, Гюнни подтолкнул Лои в бок:

– Ну да? Ты правда завел шашни с девчонкой?

– Какие шашни? Просто она меня попросила сбегать в лавку, купить ей чернослива…

Ребята загоготали.

– Чернослива?! Что она собиралась с ним делать?

– У нее, бедняжки, плохо с желудком, – засмеялся Мюнди.

Лои даже не улыбнулся.

– Конечно, – подтвердил кок. – От стоячей работы всякое бывает. По-моему, они солят уже двое суток подряд, им даже в уборную некогда выйти!

Лои посмотрел на кока ненавидящими глазами:

– По крайней мере, они не скулят, как ты, чуть только на море появится зыбь!

– Ну дает парень, во стал отмачивать! – воскликнул кок и в знак уважения ущипнул Лои.

Когда «Слейпнир» встал под разгрузку, Ауси подозвал к себе Лои и попросил его:

– Будь добр, Лои, спустись в каюту и вытащи у меня из-под подушки сверточек. Я хочу, чтоб ты сбегал с ним к Лёйвей. И пожалуйста, никому про него не рассказывай.

Это огромная честь – быть гонцом между взрослыми мужчиной и женщиной, тем более когда знаешь, что раньше они были помолвлены. Мужчина ушел на промысел, а женщина в это время обручилась с другим. И неважно, несешь ли ты пакет с шерстяными носками или таинственный сверток, в котором, если его потрясти, что-то позвякивает – такое поручение во всех случаях связано с немалым риском, – важно, чтобы сверток попал по назначению, прежде чем про него разнюхают шпионы. Ведь если это произойдет, не только никто больше не будет доверять посланцу, но и из этих тайных сношений может ничего не получиться: примирение парочки сорвется, у мужчины появится новый косяк сельди, а женщину между тем уведет другой корабль.

Шпионов же в Рёйвархёбне хватает. Они замаскированы под матросов и рулевых, а потому нужно держать ухо востро со всеми, кто встречается на берегу. Вон посмеиваются, глядя на него, рабочие с жиротопни: не иначе как они о чем-то догадались. И женщины на разделочной площадке, забыв про работу, начинают при его приближении шушукаться. Остается только взять ноги в руки и пуститься наутек под всеми этими взглядами.

Когда Лои вошел в кухню к Лёйвей, там сидело двое незнакомых мужчин.

Лёйвей улыбнулась ему:

– А, наш морячок пришел! Что скажешь хорошего?

– Все прекрасно…

– Ты за своими штанами?

– Да… И еще… мне нужно поговорить с тобой…

– Пойдем в комнату, – пригласила она, распахивая дверь.

– Как? Ты уходишь? – возмутился один из мужчин.

– Нет-нет, я на минутку, – сказала она, затворяя за собой дверь.

Лои вытащил из-под фуфайки сверток:

– Это от Ауси…

Лёйвей присела со свертком на кровать. На лице ее появилось какое-то странное выражение. Она молча разглядывала пакет. Как быть, если она вдруг спросит, завел ли он зубную щетку? Можно, конечно, соврать, что щетка на «Слейпнире» и что пасту он тоже купил…

Засунув в рот палец, Лои принялся непроизвольно тереть зубы.

Лёйвей обеими руками притянула Лои к себе, усадила на колени и, как вчера, обняла его:

– Спасибо тебе, малыш…

В первую минуту ему стало неловко, оттого что его обнимают да еще укачивают, словно грудного младенца. Но мало-помалу он перестал стесняться и ощутил безмятежный покой. Грубоватые моряки отступили на задний план, и ему вспомнились ласковые материнские руки. Он чувствовал на щеке теплое дыхание Лёйвей.

– Милый наш морячок, – прошептала она, – возвращайся скорее домой, пока ты еще не стал взрослым.

– Почему?

– Иногда этот переход дается очень трудно, и хорошо иметь рядом людей, которые тебя понимают.

– Какой переход?

– От ребенка к взрослому. В одно прекрасное утро человек просыпается и вдруг обнаруживает, что за ночь все изменилось. Он сделался взрослым. Все его прежние слова и поступки приобретают теперь иную окраску, старые представления о мире больше не годятся. Он стремится начать новую жизнь, отбросить от себя прошлое. То, что было хорошо вчера, сегодня уже не подходит. Так было со мной. Я повзрослела в один день. И без колебаний отказалась от прежней мечты. Выбрала новую судьбу – как мне казалось, более подходящую для взрослой женщины, которой я стала.

– А потом?

– Потом я убедилась, что старыми мечтами не бросаются. Если человек однажды отрекается от своей мечты, ему уже никогда не обрести ее вновь.

Какое-то время Лои и Лёйвей сидели молча, погруженные каждый в свои мысли, потом он встал и начал прощаться.

Лёйвей вытащила из тумбочки лист бумаги.

– Подожди секунду.

Она написала на листке несколько строк. Лои стоял посреди комнаты и смотрел на нее.

– Пожалуйста, передай это Ауси.

– Хорошо… А ты не хочешь открыть сверток?

– Не сейчас. Я припрячу его до вечера.

На прощание она поцеловала Лои в щеку.

По дороге на судно ему опять пришлось иметь дело с невидимыми шпионами и убийцами, которые подстерегали его повсюду: за штабелями бочек, под причалом, даже на крышах домов. Кое-кто из них был вооружен пистолетом, и только очень отважный гонец мог невредимым пробраться сквозь град пуль, сыпавшихся вокруг.

– Я принес тебе письмо, – сказал Лои, отозвав Ауси в сторонку.

– Спасибо, дружок.

– Мы еще не разгрузились, не пора отчаливать?

– Нет, разгрузка движется медленно. Кстати, скоро сюда придет с полным грузом «Морская волна». Может, успеешь до выхода в море повидаться с Херманном.

Это была приятная новость. Лои не видел брата с тех пор, как они последний раз заходили в Дальвик. И хотя «Морской волне» тоже достался хороший улов, мальчика это сейчас не волновало: «Слейпнир» все равно опередил ее.

Лои неторопливо прошел к дальнему причалу и сел на связку сетей, приготовленных для починки. Тут только он вспомнил про брюки, которые Лёйвей собиралась для него выстирать.

Что теперь делать? Снова бежать к Лёйвей и признаваться, что он забыл штаны? Пожалуй, можно это отложить до следующего захода в Рёйвархёбн, решил Лои. На нем ведь совершенно чистые брюки, несколько недель он вполне ими обойдется.

Лои горделиво стоял на пирсе, когда пришвартовывалась «Морская волна», от носа до кормы заваленная сельдью. Херманн позвал Лои к себе в кубрик.

– Надо поговорить, – сказал он брату.

Этого-то Лои больше всего и боялся. Теперь Херманн наверняка отошлет его на попутной машине домой. Он, мол, и так слишком долго путешествует, мать вся извелась, да и команде «Слейпнира» он, конечно, в тягость: промысел сельди – не детское занятие…

Лои мгновенно придумал, как защищаться. Лои Кристинссон, скажет он Херманну, если тот будет настаивать на его возвращении, нанялся судовым матросом на все лето и ни в коем случае не может оставить «Слейпнир» без приказа капитана.

С побелевшим от волнения лицом Лои сел за стол в кубрике.

– Вы в один замет столько сельди взяли? – спросил он.

Херманн открыл шкаф, вытащил белую коробку:

– У меня тут для тебя посылочка от Деда Мороза. Подарок на день рождения.

Он поставил коробку перед Лои.

– Подарок ко дню рождения? Но мне же…

– Ладно… Может, лучше откроешь?

Дрожащими руками Лои развязал бечеву и осторожно приподнял крышку.

Кровь прилила у него к лицу. В памяти отчетливо всплыли бесчисленные картинки из прошлого: красный грузовик на одеяле, который он увидел, проснувшись и вспомнив, что сегодня ему исполняется пять лет; зеленая удочка и вся рыба, которую он на нее поймал; лыжи на рождество, заводная моторка, пистолет с пистонами и, наконец, «Оладья»… Все эти приятные воспоминания были связаны с Херманном.

Но они меркли перед тем, что лежало в коробке.

– Где ты их нашел? – чуть слышно проговорил Лои.

– На распродаже в Акюрейри. Примерить не хочешь?

Лои погладил грязными руками красную резину.

– Красивые, правда? Просто загляденье…

– Хватит валандаться, – сказал Херманн, вытаскивая бахилы из коробки. – Снимай обувку!

Никогда еще Лои не разувался так быстро. Через минуту он уже стоял посреди кубрика в бахилах с неподвернутыми голенищами. Это было великое событие, акт посвящения в рыбаки. Теперь он мог, как другие матросы, с важным видом пройтись по сельдяному складу в неподвернутых бахилах, задерживаясь возле работающих девушек и справляясь о том, много ли они засолили. А потом, похвалив их за усердие, идти восвояси. Он больше не был шкетом в заплатанных коротких сапожках, который все время дрожит, как бы не зачерпнуть в них воды и не промочить ноги. Он стал заправским рыбаком, который может ходить чуть не по пояс в воде, а ноги у него при этом останутся сухими.

Лои сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Теперь у него было все, что нужно для самоутверждения.

Он расхаживал по кубрику, надавливая пальцем на резину, чтобы она скрипела.

– Здоровская вещь!

– Наверное, спасибо не мешает сказать? – напомнил Херманн.

Лои бросился брату на шею и расцеловал его.

– Я, конечно, понимаю, бахилы тебе совершенно ни к чему…

– Очень даже к чему!

– Вот и прекрасно. Вообще-то я думал, что тебе больше хочется в подарок хорошую книжку…

– Книжку? Нет, мне как раз нужны бахилы.

– Может, снимешь их и положишь в коробку?

– Нет, я останусь в них. – Лои запихнул в коробку свои старые, облепленные чешуей сапоги.

– По крайней мере отверни голенища!

– Не надо, мне так больше нравится. Замечательные бахилы!

В кубрик вошел Рагги, сын Тоуты из Дальвика. Этот жизнерадостный молодой человек был капитаном «Морской волны». Поздоровавшись с Лои, Рагги похвалил обновку и приступил к мальчику с расспросами о том, как ему нравится на промысле.

– Очень нравится! – отвечал Лои, не сводя глаз с бахил.

– Ауси мне говорил, что хорошими уловами они обязаны Лои, – обратился Рагги к Херманну. – Капитан от него в восторге… Может, будущим летом его отпустят со мной, чтобы и у нас дела наконец пошли на лад? Хочешь к нам, Лои?

– Не знаю. Вдруг меня снова позовет Паульми?..

Они рассмеялись.

– Ну, Лои, тебе пора на «Слейпнир». Разгрузка, наверное, уже заканчивается, – сказал Херманн. – Думаю, мы с тобой скоро опять увидимся.

– Я тоже так надеюсь.

– Ты все-таки будь поосторожнее, братишка. Береги себя.

Лои сошел на причал и, зажав коробку с сапогами под мышкой, улыбаясь, направился в сторону жиротопни.

– «Скачем, скачем быстро…»[18]18
  Детский стишок, под который играют с малышами, – типа русского «Ехали с орехами…».


[Закрыть] – скандировал он в такт скрипящим при каждом шаге бахилам.

Вскоре он уже стоял на носу «Слейпнира» в новых бахилах с неподвернутыми голенищами и усердно плевал за борт. Дул свежий северный ветер, на море поднялось волнение.

– Мюнди, какую обещают погоду?

Мюнди завертывал швартов за кнехт. Выпрямившись во весь рост, он посмотрел на небо.

– Да обещают вроде неплохую… Только мне сегодня приснилась моя старая матушка, а это, скорее всего, к шторму.

Когда «Слейпнир» вышел из бухты, волнение усилилось. Однако новоиспеченный владелец бахил не замечал обдававших его фонтанов брызг и на радостях продолжал с важным видом стоять у форштевня.

– Ты что, решил до костей промокнуть, чертенок этакий? – закричал кок, выскакивая из рулевой рубки.

Эти слова вернули Лои к действительности. И правда, нельзя же стоять там до скончания века, как бы ему этого ни хотелось.

Впрочем, бахилы в деле он уже проверил, и теперь можно было пройти мимо кока в рулевую рубку.

Глава пятнадцатая

После двух суток птичьего концерта, который они вынуждены были слушать у полуострова Лаунганес, Лои понял, что ожидание разгрузки в порту – цветочки по сравнению со штормом. Лаунганесский хор пернатых тянет свою нескончаемую песню, а ветер аккомпанирует ему то в мажоре, то в миноре, словно подделываясь под широкий диапазон голосов хористов. Ни днем ни ночью не умолкает месса над рыбачьей шхуной, укрывшейся под защитой черных утесов в ожидании, пока уляжется непогода.

Выйдя из Рёйвархёбна, они уже через несколько часов трудного пути должны были повернуть к Лаунганесу. Капитан приказал отдать якорь, и с тех пор они загорали здесь, слушая сводки погоды.

Команда на чем свет стоит ругала Паульми за то, что он держит их тут отрезанными от всего мира, а не повел «Слейпнир» в какой-нибудь порт: и в Рёйвархёбне, и в Вопнафьордюре по случаю вынужденного пребывания на берегу для рыбаков устраивали праздник.

Время тянулось невыносимо медленно, и, когда спать было уже невмоготу, матросы садились играть в карты. Некоторое разнообразие в их жизнь вносило радио. Самой большой популярностью пользовались такие передачи, как прогноз погоды, последние известия, программа для моряков и… «Детский час».

Многие члены экипажа были в дурном расположении духа, и Лои предпочитал не мозолить им глаза. Почти все время он проводил на палубе с Гюнни и Лейфи, которые увлеченно рыбачили, отрываясь от своих лесок только для того, чтобы перекусить или выпить кофе.

С тех пор как «Слейпнир» покинул Рёйвархёбн, кок прожужжал Лои уши о том, что непогоду навлекли его новые бахилы. Если первый замет окажется неудачным, самое правильное будет бросить их за борт. Бахилы явно невезучие, они неугодны властелину погоды и отпугивают сельдь.

В тот вечер по радио передавали сводку о ходе промысла. Рудольф записывал, сколько какое судно сдало рыбы. Когда очередь дошла до «Слейпнира», Лои с досады хватил кулаком по столу: в сводке не учли их последний улов.

Начинало смеркаться. Рудольф держал вахту в рулевой рубке. Он тупо глядел на маяк, прорезавший промозглый воздух желтыми пучками света. Изредка мелькали огни судов, огибавших мыс Фонтюр. Стрекот осветительной установки вместе с гомоном птиц и завываниями бури сливался в мощную какофонию, которую этот оркестр исполнял без дирижера.

– Судя по всему, ветер стихать не собирается, – сказал Рудольф, когда в рубку вошел Лои.

– Ужас какой-то! – простонал Лои, подворачивая голенища бахил. – И часто бури длятся так подолгу?

– Часто. К концу лета приходится иногда по нескольку дней стоять в укрытии.

– Тогда лучше пережидать непогоду в порту. Были бы мы сейчас в Рёйвархёбне… Там вчера показывали фильм про ковбоев.

– Тут уж ничего не попишешь. Удовольствия берега не для тех, кто вышел на промысел. Я, например, думаю, что коку сейчас меньше всего хочется быть у Лаунганеса.

– Почему?

– Его жена ждет ребенка, и в последнее время она плохо себя чувствовала. Ясно, что он предпочел бы сейчас находиться рядом с ней. Каждого из нас, бывает, тянет на берег. А ты что, никогда не тоскуешь по дому?

– Нет…

– Значит, ты не похож на других, – улыбнулся Рудольф.

Время уже перевалило за полночь, и все, кроме них, давно спали.

– Скажи, Рудольф, почему тебя называют Купцом? – вдруг спросил Лои.

– Потому что моя фамилия Кауфман, а это по-немецки значит «купец». Я ведь родился в Германии.

– Зачем же ты приехал сюда? Разве в Германии не лучше?

– Это как посмотреть.

– Нет, правда. Почему ты приехал в Исландию?

– Долгая история. Мне пришлось бежать с родины и…

– Бежать?

– Да, мы с матерью приехали сюда во время войны. Сначала жили на берегу Фаускрудс-фьорда.

– А отец тоже был с вами?

Рудольф немного помолчал.

– Мой отец погиб. Однажды вечером к нам пришли какие-то люди и забрали его. Сказали, что ведут на допрос в полицейский участок. Больше мы его не видели.

– Сколько тебе было лет?

– Шел двадцатый.

Трудно было представить себе, что обыкновенный исландский рыбак, пережидающий бурю у Лаунганеса, родился и вырос в Германии.

– Его забрали солдаты?

– Да, из каких-то особых частей… Вроде тех, что стоят на военной базе вон там, у горы Хейдарфьядль, – указал Рудольф на берег.

– Разве там есть военные?

– Да, только сейчас базы из-за тумана не видно. Есть еще одна база, на юго-западе Исландии, в Кеблавике.

– А почему у нас иностранные солдаты, если нет войны?

– Вот именно. Такой вопрос задают очень многие. Но нам говорят, что они охраняют нас от нападения других солдат.

– А это самые настоящие солдаты… с винтовками и всем, что полагается?

– Да.

– Немецкие?

– Нет, американские.

– И они останутся тут навсегда?

– Мы надеемся, что скоро они уйдут.

– Я тоже надеюсь!

Лои не стал больше расспрашивать Рудольфа про войну. Он слишком хорошо знал, что такое потерять отца.

В эту ночь он долго не спал, думая о Рудольфе. Должно быть, очень тяжело видеть, как твоего отца уводят незнакомые люди. И никогда больше не встретиться с ним. Впервые в жизни Лои показалось, что его судьба еще не самая незавидная: если твой отец утонул, по крайней мере, известно, где он.

Лои стало жутко оттого, что где-то совсем неподалеку ходят чужеземные солдаты с винтовками.

К утру буря начала стихать. Днем Паульми приказал поднять якорь, и судно взяло курс к рыболовной банке.

«Слейпнир» огибал мыс Фонтюр, когда Гюнни сказал: теперь Лои нужно сделать то, что делают все моряки, впервые проплывающие у Лаунганеса.

– Что же это?

– Подняться на палубу и десять раз стукнуться головой о фок-мачту.

– Выдумываешь!

– Истинная правда, – серьезно подтвердил Лейфи. – Так поступают все моряки, иначе им после смерти не перебраться через реку у ворот загробного царства.

Гюнни сгреб Лои в охапку и уже приготовился тащить его наверх.

– Чего с ним церемониться? Поможем парню, и все.

Лои отбивался руками и ногами, но Гюнни не давал ему вырваться. От собственного бессилия Лои так разозлился, что даже заплакал.

Конни схватил Гюнни за руку:

– Прекрати сейчас же, черт тебя подери! Тоже мне, молодец среди овец, набросился на беззащитного мальчишку!

Гюнни улыбнулся, но видно было, что ему не понравилось вмешательство Конни.

– Чего разошелся? Уж и подшутить над человеком нельзя?

Конни пропустил его слова мимо ушей. Он повернулся к стоявшему у плиты Лои, который все еще плакал, и погладил его по голове.

– Не реви, Лои, не доставляй ему такого удовольствия.

Но Лои отвернулся от Конни и, выскочив из кубрика, поднялся на палубу. Там он сразу же прошел на корму.

Лои сквозь слезы смотрел на берег. Убежать бы сейчас куда глаза глядят, лишь бы подальше от Гюнни и «Слейпнира».

Хлопнула дверь рубки, и Лои поспешил вытереть слезы. Свесившись через леерное ограждение, он смотрел, как бурлит вода в кильватере судна. На плечо ему опустилась большая тяжелая рука. Это был Паульми.

– Что с тобой, Лои? Почему ты плачешь?

– Ничего…

– Тебя кто-нибудь обидел?

– Да нет, все в порядке…

Лои уже перестал плакать, но, не выдержав проницательного взгляда Паульми, отвел глаза.

– Не унывай, дружок, – скороговоркой произнес капитан. – А с ними я…

И он торопливым шагом направился в кубрик.

Теперь для «Слейпнира» наступил новый период – рыбаков преследовало то, что они называли проклятой невезухой.

Погода день за днем стояла пасмурная, сельди нигде не было видно. Суда разбрелись по всему морю, и время от времени какому-нибудь из них – только не «Слейпниру» – удавалось сделать замет. Забираясь в койки, команда последними словами честила и погоду и сельдь. Матросы настолько извелись, что не могли даже играть. Часы тянулись за часами, дни за днями. Рыбаки кружили по бескрайним морским просторам, сутками не выключая эхолота, однако рыба упорно не попадалась.

В Лоин день рождения им для разнообразия встретился косяк. Объявили аврал, но не успели завести невод наполовину, как сельдь ушла. Им не досталось и крохотной медузы.

По поводу дня рождения кок разрешил Лои заказать, что бы ему хотелось получить на обед. Тот выбрал сосиски и скир.

– И это ты называешь плотным обедом, пропади все пропадом? – возмутился Лейфи, когда на стол были поданы сосиски.

– Закрой пасть и больше не открывай! – отпарировал кок.

– Вот еще потатчик нашелся! – презрительно бросил Лейфи.

Когда на столе появился заказанный новорожденным скир, Конни долго держал во рту первую ложку и жевал губами, задумчиво глядя в миску.

– В чем дело? – спросил кок, готовый броситься на защиту и этого кушанья.

– Ни в чем, просто я думаю, откуда этот скир, где его сделали.

Конни считал скир одним из самых изысканных блюд на свете.

Он с благоговением отправлял в рот каждую ложку этого чисто исландского кушанья, долго смаковал его и все гадал, где же приготовили такой скир. Он был ценителем этого молочного продукта, который известен лишь в холодной Исландии и для которого нет специального слова в языках других стран.

– Он из Акюрейри? – поинтересовался Конни, вопросительно глядя на кока.

– Нет.

– Но и не с восточного побережья, для этого он кисловат.

Конни отправил в рот еще ложку скира, пытаясь все-таки распробовать его.

– Это почти невероятно, но остается предположить, что он приготовлен в Сельфоссе. Угадал?

– Не знаю. Но он откуда-то с юга, это точно. Хотя купил я его в Рёйвархёбне.

– Ага, – сказал Конни, – теперь мне все ясно. Этот скир – уроженец Флоуи.

Молоко на «Слейпнире» берегли, в бидоне его было на донышке, поэтому скир команда ела со сгущенным молоком.

После обеда Конни достал из-под подушки небольшой сверток и протянул Лои:

– Вот тебе, Божья Рыбка, книга – мой подарок ко дню рождения.

Лои сказал спасибо и попытался изобразить на лице радость.

– Думаю, мама будет довольна, если ты вернешься домой, выучившись как следует читать, а? – сказал Конни.

– Да, конечно, – пробормотал Лои, перелистывая книгу.

– Ты уж в будущем году постарайся ради нас стать лучшим в классе по чтению, – сказал Гюнни.

Они с Лои помирились и снова были добрыми друзьями.

– Хорошо, постараюсь…

Из книг Лои любил читать только «Морской ежегодник». Там приводились данные обо всех исландских судах: их водоизмещение, мощность двигателя, где и когда они были построены и тому подобное.

А что еще ценного можно узнать в книгах?

Лои трясло от одного вида печатных изданий. И началось это, как только он пошел в школу, вернее, когда он проучился несколько дней.

В первый же день занятий учитель дал классу домашнее задание по письму. На одной строчке он велел написать букву «И», отделяя буквы друг от друга черточками, на следующей – букву «Е», а на третьей – букву «О». Так нужно было заполнить две страницы.

Домой Лои пришел с самыми благими намерениями. Если он хочет стать первым учеником в классе – а он этого очень хотел, – нужно написать букв больше всех. Чем больше он напишет букв, чем больше вложит труда, тем довольнее будет учитель.

Он корпел над двумя страницами целый день, стараясь ставить буквы как можно ближе друг к другу, делать черточки как можно короче, чтобы букв уместилось побольше.

Учитель собрал тетради, и следующие два дня Лои провел в напряженном ожидании. Он был уверен, что ни один человек в классе не вложил в домашнее задание столько труда, сколько он. Теперь он сразу же отличится.

Наконец настал день раздачи тетрадей. Положив их перед собой, учитель сказал, что одни справились с заданием хорошо, а другие – плохо.

– Я хочу вам показать две тетради, – сказал он, поднимая перед классом две раскрытые тетрадки. – Вот здесь видно, как следует выполнять задание, а здесь – как не следует.

В одной из тетрадей буковки были выведены очень аккуратно и стояли по нескольку штук на строчке. А на страницах второй было черным-черно от букв – настолько впритык друг к другу они лепились.