355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гвидо Соспиро » Запретная книга » Текст книги (страница 7)
Запретная книга
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 05:54

Текст книги "Запретная книга"


Автор книги: Гвидо Соспиро


Соавторы: Джоселин Годвин

Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Разумеется, – продолжил сенатор, – мы надеемся не только на ваши лингвистические познания, но и на ваше благоразумие. Сказанное здесь не должно покидать стен этой комнаты. Понимаете? – Сенатор красноречиво посмотрел на Лео.

«Самое время придумать какой-нибудь предлог и уйти», – подумал Лео. В присутствии трех очень влиятельных людей атмосфера в комнате приобрела откровенно заговорщический характер. Здравый смысл подсказывал, что в дальнейшем лучше не участвовать. Лео медлил с ответом: любопытство брало верх, а бдительный, вопросительный взгляд его старого друга Джона обещал безопасность.

– Молчание – знак согласия, Лео? – потребовал ответа сенатор.

– Буду счастлив помочь и сделаю все, от меня зависящее.

– Буду молчать, как воды в рот набрав – подтвердил Лео.

Прелат заговорил тихо, едва слышно. Лео стал переводить таким же тихим голосом:

– Его преосвященство благодарит вас за приглашение в Вашингтон, сенатор. Он хочет узнать, в чем состоит суть дел.

Пока все хорошо.

– «Опус деи» обеспокоен – то, что раньше воспринималось как проникновение ислама в Европу, превратилось в акты неприкрытой жестокости и варварства. Думаю, не надо напоминать о Сан-Петронио, Сантьяго, Шартре, Реймсе, Милане… Это примеры агрессии ислама на нашей территории. В скором времени данному факту последует подтверждение. Смею надеяться, что я обращаюсь к единомышленникам, – перешел на шепот прелат, – и не стану прибегать к искусству эвфемизмов.

«Тем лучше, – отметил про себя Лео. – Меньше переводить».

– Господа, – продолжал тем временем прелат, – мы не можем допустить существования культуры или религии, которая ставит своей целью покорить или уничтожить нас. Слово «ислам» вовсе не означает «мир». Это означает «покорение». Мы не можем терпеть… – Голос прелата сделался совсем уже неразборчивым, пришлось попросить почетного гостя говорить погромче.

– Если его преосвященство не возражает… – добавил Лео.

Прелат по-отечески улыбнулся и чуть повысил голос.

– Мы, как я уже сказал, не можем позволить тому, кто ведет нас к погибели, занимать святой престол.

Джон и Крис обменялись красноречивыми взглядами.

Прелат продолжал:

– Коран повелевает убивать неверных. Они для мусульман – «явный враг», как сказано в суре четвертой, айате сто первом. [21]21
  Сура «Ан-Ниса» («Женщины») 4:101.


[Закрыть]
Мусульманам должно «убивать идолопоклонников… захватывать их, осаждать», – говорится в суре девятой, айате пятом. [22]22
  Сура «Ат-Тауба» («Покаяние») или «Аль-Бара'а» («Льгота») 9:5.


[Закрыть]
«Хватать их и убивать их…» – наставляет сура четвертая, айат восемьдесят девятый; [23]23
  Сура «Ан-Ниса» («Женщины») 4:189.


[Закрыть]
«сражаться с ними, пока вся религия не будет принадлежать Аллаху», – требует сура вторая, айат сто девяносто третий; [24]24
  Сура «Аль-Бакара» («Корова») 2:193.


[Закрыть]
«ударять их по голове и отсекать у них концы пальцев», – предписывает сура восьмая, айат двенадцатый. [25]25
  Сура «Аль-А'раф» («Преграды») 8:12.


[Закрыть]

Сколько провокационных отрывков из Корана выучил наизусть епископ! Потрудился, ничего не скажешь. Лицо прелата выражало глубокое возмущение, хоть он и контролировал свои эмоции. Говорил бойко, но короткими фразами, чтобы Лео было удобнее переводить.

Не смягчая тона, Сковолони принялся объяснять присутствующим, чьим вниманием он теперь владел безраздельно, что папа выбрал «неверную тактику» и что идея вселенского объединения под эгидой программы «Раскроем объятия всем верующим» – не что иное, как самоубийство.

– Враг отнюдь не интерпретирует эту программу как признак широты взглядов и дружелюбия. В умах врагов она – проявление слабости и падение наших ценностей, чем непременно надо воспользоваться. Мусульмане думают просто и прямолинейно. По иронии судьбы, вышло так, что левантинцы [26]26
  Небольшие этнические группы в составе сирийцев и ливанцев – потомки европейских (главным образом итальянских и французских) колонистов, переселившихся в прибрежные районы Сирии и Ливана в начале Крестовых походов (конец XI – начало XII в.) и смешавшихся с местным населением.


[Закрыть]
– потомки представителей западной цивилизации. «Опус деи» осознает, уважаемый сенатор, что благодаря новому закону о натурализации иммигрантов, проживающих на территории США – большей частью латиноамериканцев, – ваш католический электорат многократно возрастет. Вы получите еще пятнадцать миллионов голосов. Отрадно слышать, что вы, как кандидат в президенты этой великой страны, решили обратиться к голосам семидесяти, а то и восьмидесяти миллионов католиков. Приятно узнать и о вашем католическом воспитании. Это польстило нашим братьям иезуитам. – Прелат обменялся взглядами с Джоном. – Но насколько твердым и сплоченным окажется католический электорат в Штатах, когда святой отец столь резко и кардинально изменил доктрину святой матери нашей, церкви? Третий ватиканский собор? Чего ради? Собираются деканонизировать святого Бернара? Объявить Господа нашего Иисуса Христа пророком, тогда как он воплощение Бога? – Сковолони перекрестился. – Получится, что Дева Мария – вовсе не Матерь Божья.

Все эти действия, каждое из которых Сковолони считал проявлением ереси в чистейшем виде, епископ упоминал с гримасой боли на лице. Не без усилия он продолжил:

– Нетрудно догадаться, что десятки миллионов католиков соблазнятся протестантской ересью в различных ее воплощениях, здесь и за рубежом. Если вы, сенатор, заверите нас, «Опус деи», Общество иезуитов и прочие группы, о которых я вкратце упомяну после, что возьмете на себя роль непоколебимого и бесстрашного защитника католической церкви и ее доктрины, я обещаю всемерную поддержку вашей избирательной кампании. Ваш голос услышит каждый католик. В финансовой помощи с нашей стороны можете не сомневаться.

Прелат замолчал и сдержанно улыбнулся.

Вот так, подумал Лео, начинается война на два фронта: против экспансии ислама на Запад и против папского покровительства ему. Заинтересованные стороны: все, кому небезразлична целостность и чистота католической церкви, а также потенциальный президент США, если он согласится примкнуть к первым.

– Прежде чем вы ответите, – добавил прелат, – позвольте кое-что объяснить. У нас в Европе тоже имеются группы фундаменталистов. Если понадобится, то они в любой момент помешают папе претворить в жизнь задуманное. Не вдаваясь в детали, скажу: они пойдут на любые необходимые действия, весьма убедительно переложив ответственность на исламских террористов. В Европе много подобных подпольных организаций. Их тренировали в наших интересах несколько тайных агентов, частных лиц, которых никто ни в чем не заподозрит. Результаты, достигнутые одним из агентов, поразили даже «Опус деи».

Сенатор, человек бывалый, оказался опытным политиком. Предложение о поддержке пришлось ему весьма по душе, однако то, что он услышал, не понравилось.

– Эти фундаменталисты… Когда нужда в их услугах пройдет, как их отделить от традиционных умеренных католиков?

– Я ожидал подобного вопроса, сенатор. Такой интерес вполне закономерен, но позвольте развеять ваши страхи. Прежде всего никто не знает о существовании этих групп и агентов. Более того, «Опус деи» еще в прошлом знал, как обращаться с подобными нарушениями. Если вы нам доверитесь, вам не о чем волноваться.

– Вы всерьез полагаете, что папа уступит под давлением? По-моему, он воплощение всех доктринеров, идеалист! Вдобавок он неподкупен – с такими дел лучше не иметь. А если он не сдастся? Как быть тогда?

– Сенатор, нет никаких «если». Есть только «когда».

Прелат, излучая неприкрытую, самодовольную уверенность в своей правоте, окинул взглядом собеседников.

– Понимаю, – ответил сенатор. – А вы, Джон, что скажете от имени иезуитов?

– Мы, – лаконично заметил Джон, – служим матери нашей церкви и, конечно же, Господу. Иезуиты всегда готовы встать на защиту доктрины и догм. Не стану напоминать, каким влиянием обладает наш орден по всему миру.

– Господа, – сказал сенатор, пытаясь принять решение, – есть ли у нас другие союзники, кроме подпольных?

– Разумеется, – ответил прелат. – После недавних событий в Европе на улицах городов начнутся крупные демонстрации. Если напряжение не ослабнет, то пассивные сочувствующие перейдут к активным действиям. Может статься, в борьбу вступят все – и агностики, и атеисты, и даже протестанты! Политики не смогут воспользоваться беспорядками: они будут напоминать о терпимости, еще больше разжигая гнев народа. Действия святого отца дадут тот же результат.

Народы обратятся к нам, к последнему барьеру на пути исламизации. Мы дадим людям то, чего они хотят: европейскую индивидуальность, воплощенную в прочной, традиционной и сплоченной церкви, единственном бастионе на пути захватчика.

Повисла продолжительная пауза, Лео налил себе воды. Он решил сосредоточиться на жажде, а не на чудовищности всего сказанного.

Сенатор расплылся в улыбке.

– Господа, – обратился он к прелату и нунцию, – кажется, мы друг друга поняли.

Переводить не пришлось. Все четверо горячо пожали друг другу руки.

Вскоре после этого Лео извинился и собрался уходить. Сенатор проводил его до двери. Прелат посмотрел на Лео, и у того по спине побежали мурашки.

– Еще раз прошу, – напомнил Крис, – о сказанном здесь ни слова. На кону судьба цивилизации Запада.

Вернувшись домой, Лео обессиленно упал на диван. Он выпил лишнего, но еще больше лишнего он услышал. С этической точки зрения он противился плану… нет, заговору, сплетенному у него на глазах. Джон, похоже, был совершенно уверен в своем бывшем протеже. Да Лео никогда бы и не предал – его тоже беспокоила волна исламского терроризма. Встала дилемма: католическая церковь и Европейский союз бессильны перед лицом угрозы, но меры предпринимать надо, притом срочные.

Вспомнилось падение Римской империи: в пятом веке нашей эры сердце Европы прогнило, и беспощадные варвары захватили ее.

Лео одернул себя. Нельзя проводить подобные параллели между варварами и мусульманами, потому что во всем виновна лишь небольшая группа фанатиков.

Несколько дней Лео пытался отвлечься, углубился в работу над книгой, однако малоизвестные итальянские писатели начала девятнадцатого века уже не занимали его, как прежде. Пресытившись работой в Библиотеке конгресса, Лео представлял, как придет домой, устроится на диване, посадит на колени котов и окунется в омут странных фантазий «Магического мира героев». Благодаря этой книге Лео ощущал близость Орсины.

ГЛАВА 9

Пока Найджел был занят в языковой школе, Орсина хлопотала по поводу устройства Анжелы в Англии. Дядя не горел желанием помогать, разве что деньгами. Оно и понятно – ведь он не предвидел, что младшая племянница покинет дом. Поэтому Орсина взялась уладить все сама. Вышло все непросто: приходилось часами просиживать на телефоне, беседуя с администраторами Бристольского университета, мотаться по пыльным офисам, собирая нужные бумажки и подписи.

В честь окончания курсов Найджел решил закатить вечеринку для всех, кто принимал участие в его обучении. Он пригласил студентов группы, преподавателей языка и прочих учеников.

– Проблема в том, – объяснил он Орсине, – что придут одни девушки. Нужны мужчины, и желательно молодые. – Он вдруг улыбнулся и предложил: – А давай попросим Анжелу, чтобы она позвала своих приятелей?

Орсина проявила к предложению сдержанный интерес. Надо предупредить Анжелу, чтобы приглашала только тех, кому можно доверять, – никаких «наркоманов и охотников до чужого столового серебра».

– Не возражаешь, если я и Руперта приглашу? – спросил Найджел. Рупертом звали его сына, единственного ребенка от предыдущего брака. Он учился в элитной швейцарской школе бизнеса.

– Нет, конечно. Руперт так мил, – ответила Орсина. Он был миниатюрной копией Найджела, только более вежливым и сдержанным. Он как-то приезжал к ним в Лондон и очаровал мачеху с первых же минут общения.

В Италии все делается в последний момент. В ночь перед вечеринкой Орсина с Найджелом носились как очумелые. Несмотря на помощь Сомы и Бхаскара, пришлось нанять дополнительную прислугу.

Орсина распоряжалась на кухне и не услышала звонка сотового в салоне. Трубку взял Найджел. К своему удивлению, он обнаружил, что его жене звонит застенчивый американский профессор. В час ночи! Из Вашингтона!

Лео сориентировался и сказал:

– Я… В общем, Орсина просила помочь с университетом для Анжелы. Мне удалось раздобыть кое-какую информацию. Передайте ей, пожалуйста, что я звонил.

Лео повесил трубку и ударил кулаком в стену. Он продвинулся в изучении «Магического мира героев» и не мог ждать до утра. Позвонил Орсине, хотел поделиться успехом… Кто же знал, что трубку возьмет ее муж?!

Орсина перезвонила позднее, но не стала выслушивать результаты расшифровки, а едва слышно произнесла:

– Я рада, что ты преуспел, но не звони больше. Найджел может не понять и заподозрить неладное. Он не знает о запретной книге, а я не говорила, что мы работаем над ней вместе. Когда дядя дарил мне ее на свадьбу, Найджел решил, что это очередная фамильная причуда. Я буду звонить примерно в это же время. Спокойной ночи.

«О, понятно! – утешился Лео, вешая трубку. – Надо запастись терпением».

В назначенный день прибыла команда декораторов, которые развесили китайские фонарики на ветках огромного платана в саду и на карнизах бального зала. С закатом начали подтягиваться гости: контингент языковой школы приплыл на вапоретто; на речном такси или на личных гондолах съехались приглашенные мужчины (большинство с подружками). Анжела уговорила Орсину пригласить музыкальную группу, хорошо известную среди ее приятелей, – троих чумазых полуголодных ребят из Вермонта, которые без денег отправились в тур по Европе. Каким-то образом их занесло на север Италии, где они выступали на частных летних вечеринках. Сейчас группа играла, расположившись на лестничной площадке.

– Их оттуда прекрасно слышно, – сказал Найджел, – и не придется на них смотреть.

Руперт Макферсон приехал на поезде. В палаццо он был только раз, на свадьбе отца. Пятнадцатилетняя Анжела произвела на него, семнадцатилетнего юнца, огромное впечатление. Руперт надеялся увидеть, как она изменилась за прошедшие два года.

Найджел и Орсина вышли встретить Макферсона-младшего.

– Я так рад тебя видеть! – нежно произнес отец. – Как поездка? Вот шампанское, угощайся, веселись. Анжела где-то здесь.

Руперт выделялся из общей массы. Он чувствовал, как все оценивают его консервативную внешность: стрижку по швейцарской моде, очки, смокинг.

«Боже, сплошной декаданс, – думал Руперт, глядя на гостей. – Разодеты как фотомодели, и к тому же все курят».

Американские и японские студенты, на которых итальянцы не обращали внимания, кучковались отдельно. Руперт тешил себя мыслью: «Держу пари, они и получаса не продержатся в Лозаннской школе бизнеса».

Анжелу Руперт нашел в отдельном зале. Она раскинулась на диване в платье без бретелек. Уши, шею и запястья девушки украшали массивные модернистские ювелирные изделия. Слева от нее сидел привлекательный парень, настоящий мачо; справа – худощавый, долговязый эстет в шелковой черной сорочке. Поворачиваясь то к одному, то к другому, Анжела страстно целовала обоих, не забывая при этом отталкивать их алчущие руки. Руперт хотел незаметно выскользнуть из комнаты, но не успел.

– Руперт! – позвала Анжела. – Это ты? Как ты вырос! Присоединяйся!

В нерешительности Руперт подошел.

– Аугусто, – представила Анжела эстета. – Это Руперт, сын моего свояка. Джерардо, – представила она мачо. – Руперт.

Молодые люди смерили Руперта безразличными взглядами и закурили. Было в этой небрежности что-то стильное, утонченное. Руперт протянул руку, но друзья Анжелы его проигнорировали. Атмосфера в палаццо раздражала Руперта все больше, и Анжела это заметила.

– Что такое? В чем дело? – спросила она. – Ты краснеешь? Неужели ты все еще девственник?

Никогда, даже во время учебы в закрытой школе для мальчиков, Руперт не испытывал такого унижения.

– Нет! Конечно же, нет! – выпалил он.

Анжела и ее друзья расхохотались. Руперт покраснел, как спелый помидор.

– Наверное, он предпочитает развратничать «по-английски», – заметил Джерардо.

Анжела не обратила внимания на насмешку.

– Идем, Руперт, – позвала она. – Разберемся, подыщем тебе подходящую девушку. Чао, – попрощалась она с приятелями. – Не скучайте.

Анжела вскочила с дивана и вывела Руперта из комнаты.

Она помнила его мальчиком, который был чуть старше ее, хорошо воспитан, но неловок в общении. Некогда худой и высокий, Руперт раздался в плечах; краснея, он становился похожим на отца, особенно если учесть его стрижку и очки; не хватало только морщинок. Анжела уводила Руперта из комнаты, повинуясь капризу, но в его невинности было что-то обезоруживающее: над ним не хотелось издеваться и насмехаться. Она вела его по дворцу, и оба делились впечатлениями о Венеции, гостях, отце Руперта и сестре Анжелы.

Через некоторое время Анжела предложила перекусить. Руперту польстило, что Анжела увела его за собой. Его очаровали ее взгляды, слова, аромат духов… он простил ее. Они набрали еды на тарелки и отошли в укромный уголок, где устроились на диванчике.

– Слышал, ты перебираешься в Бристоль.

– Да. Там учатся ребята из моей английской школы. Не знаю, что из этого выйдет.

– В социальном и академическом плане там лучше, чем в Оксфорде или Кембридже. Получив среднее образование, я сразу отправился в Лозаннскую школу бизнеса, но знаю многих ребят, которые учатся в Бристоле. У тебя прекрасный английский. Что собираешься изучать?

– Философию, политику и экономику. – Анжела больше напоминала примерную школьницу, нежели светскую львицу. – Скука смертная, но учителя говорят, что у меня получится.

– Конечно, получится, – подтвердил Руперт, добавив про себя: «Мужчины все падут к твоим ногам». – Ты ведь будешь возвращаться в Италию на выходные, по праздникам?

– Да, разумеется. В поместье.

– Отец рассказывал, что оно просто потрясающее. Надеюсь, он меня туда пригласит. Хотя это, наверное, имение твоего дяди?

– А что отец рассказывал о дяде Эммануиле?

– Говорил, что он истинный аристократ, – помедлив, негромко ответил Руперт.

– Спорю, он сказал больше, только спрашивать не стану. Эммануилу плевать, нравится он людям или нет. Мне нравится твой отец, но у него с дядей не так уж много общего.

– Еще бы.

– Мы с тобой в необычном положении, правда? Мои родители погибли, твои – развелись. Где твой настоящий дом?

– Сейчас в Лозанне, а когда отучусь – то там, где устроюсь работать. Наверное, в Штатах. Мама в Шотландии, снова замужем. Отец живет на три дома, но ты сама это знаешь.

– Я бы хотела, чтобы ты перебрался в Англию. Мы бы тогда смогли видеться.

– Бристоль рядом с Лондоном. На выходные будешь приезжать к отцу, жить у него, в Кенсингтоне. А я буду прилетать, когда смогу.

– Было бы здорово. Я, может быть, останусь в Англии насовсем. Устала от этой… жизни. – Она вскочила с диванчика. – Идем, я покажу тебе дворец. Нам надо найти тебе альковчик… ну, для первого опыта. К тому же тут полно мест, где я никогда не была.

Руперт готов был следовать за Анжелой хоть на край света. Та повела его по черной лестнице во внутренний дворик, где караулил Бхаскар. Анжела кивнула ему и, взяв с полки фонарик, открыла одну из дверей.

– Во время разлива воды тут все затопляет, – сообщила она, – поэтому от комнат, которые тут расположены, проку нет. Они почти все наглухо запечатаны, но в некоторые можно войти. Это бывшая кухня.

Они вошли в комнату со сводчатым потолком и массивными каминами. В одном из них сохранились ржавые вертела, жаровня и прочие мудреные приспособления. У стены стоял массивный дубовый стол с выщербленной крышкой, на которой раньше разделывали туши.

– Тут, бывало, зажаривали быков целиком.

– У нас в школе кухня похожа на эту, – вспомнил Руперт. – Там раз в год для нас готовили быка. Надо бы разжечь камин.

– В Венеции огни разжигать нельзя. Когда переберусь в Англию, – добавила Анжела, – стану вегетарианкой.

Девушка отперла дверь, ведущую в кладовые, забитые пустыми кадками, корзинами и ящиками. Дойдя до последнего отсека, Анжела посветила в угол, где стояла огромная бочка.

– Глянь! Фальшивые бочки. Если отодвинуть, то можно обнаружить за ними потайной ход. Мне слуга показывал, только внутрь не пустил, якобы потолок может обрушиться или еще что-нибудь… Ход ведет в сад на заднем дворе и в какие-то комнаты.

– Хотелось бы посмотреть, – сказал Руперт. Фраза вышла слегка напыщенной.

«Вот если б он и шутил, как его отец», – подумала Анжела, пока Руперт отодвигал бочки, чтобы учтиво открыть для нее узкий проход.

Туннель пролегал в самой толще внешней стены. Через несколько ярдов он резко повернул налево, и Анжела с Рупертом оказались перед тяжелой железной дверью. Кирпичный пол обрывался, сменяясь утрамбованным грунтом.

Анжела остановилась.

– Смотри, – сказала она. – Следы. Здесь кто-то был.

После очередного поворота она опять встала.

– Мы сейчас, наверное, под садом.

Они вошли в просторный зал со сводчатым каменным потолком, Пол усеивали обломки бочек и прочий мусор. Однако вовсе не это привлекло внимание молодых людей: когда Руперт повел фонарем из стороны в сторону, его с Анжелой взорам открылось нечто ужасное.

Анжела взвизгнула и отвернулась, схватив Руперта за руки. Юношу обуял страх, но потом в мозгу что-то щелкнуло, и он увидел, что перед ним не щупальца гигантского спрута, а невероятных размеров древесные корни. Проходя сквозь потолок, они проникали в пол, подобно гигантским колоннам в соборной крипте.

– Это, должно быть, корни большого дерева позади дворца, – с дрожью в голосе предположил Руперт. – Папа говорил, что это старейшее дерево во всей Венеции.

Он подошел к корням и постарался разглядеть, что там, под ними.

– Хватит! – испуганно взмолилась Анжела. – Пойдем назад.

Они пошли по туннелю, и Анжела взяла Руперта за руку. Дойдя до обитой железными полосами двери, он остановился.

– На двери современный автоматический замок! Дверь открывается внутрь. Я всегда так вхожу в свою квартиру, когда забываю дома ключи. – С этими словами Руперт достал из кармана кредитную карточку и просунул ее в щель рядом с замком.

– Давай вернемся, – настойчивее произнесла Анжела.

– Хорошо, – ответил Руперт. Юношу переполняло любопытство, смешанное с пониманием: ведь это теперь и его дворец. Слегка приоткрыв дверь, Руперт заглянул внутрь.

Комната за дверью оказалась куда уютнее остальных подземных помещений. Было заметно, что ею пользуются. На выбеленных стенах – каждая футов шестнадцать в длину – висели поблекшие портреты. В середине комнаты стоял квадратный стол… или же подобие алтаря? По углам, закрепленные в кольцах, помешались топоры с длинными рукоятями; на столе – стеклянные и серебряные предметы, назначения которых Руперт определить не мог.

«Какая жуть! – подумал он. – Кажется, папа серьезно влип».

Анжела дергала его за руку. Когда она поняла, что Руперт не спешит возвращаться, она выхватила у него фонарик и повела юношу по туннелю обратно: к фальшивой бочке и дальше – во внутренний двор.

Они вернулись на первый этаж. Настроение у Анжелы пропало, что расстроило Руперта.

– Прости, не хотел тебя напугать, – оправдывался он, надеясь вернуть Анжеле игривое расположение духа. Идея исследовать подземные ходы замка принадлежала вовсе не ему, но юноша решил об этом не напоминать.

Анжела остановилась у окна, выходящего на Гранд-канал. Вид был до смешного романтический, но на лице у девушки застыла тревога.

– Что такое, Анжела? В чем дело?

– Пустяки, Руперт. Ты очень мил, просто я хочу побыть одна. Доброй ночи.

Спорить с Анжелой Руперт не стал, но никуда не ушел. Вид у него был обеспокоенный, и чувствовал он себя нехорошо. Анжела это заметила и прошептала:

– Не знаю, что со мной, Руперт. Правда, не знаю. Я слишком быстро устаю от всего и ото всех. Иногда кажется, будто устаю от себя самой, и тогда мне становится плохо. Ты, наверное, думаешь, что я капризный, избалованный ребенок и привыкла получать все, чего пожелаю. – Руперт хотел возразить, но не успел – дрожащим голосом Анжела продолжила: – Порой мне кажется, будто все уходит, будто теряю контроль, но вскоре становится ясно, что я – маленькая девочка, которой страшно покидать дом. Я очень привязана к семье, особенно после того, как потеряла родителей.

Замолчав, она отвернулась и посмотрела вдаль. Чувствовалось, что Анжела не сказала всей правды, но Руперт не стал ее спрашивать.

Анжела посмотрела на юношу. Легкий ночной ветерок колыхал ее волосы.

– Я очень прочно связана с родными, – добавила она. – Чужому этого не понять. – Анжела невинно улыбнулась. – Ты мне очень нравишься, но мне пора, – промолвила она, направляясь к себе.

Руперт стоял у окна, погрузившись в свои мысли. Он не знал, как объяснить поведение Анжелы, однако понимал, что хотя девушка и изливала ему душу, его тянуло к ней вовсе не из-за жалости. Анжела ему нравилась. Небольшой опыт общения с женщинами у Руперта имелся, и в голове у него шла борьба со стереотипами. Наконец он решил, что уже поздно и пора спать. Бросив последний взгляд на Гранд-канал, юноша отправился в отведенную ему комнату на третьем этаже.

Часа через два, когда по небу разлились перламутровые краски рассвета, отправились спать и гости. Расходились ближе к полудню, после неторопливого завтрака и сердечного прощания с Найджелом. Орсине не хотелось, чтобы Эммануил заметил погром, оставшийся после вечеринки. Музыка, к счастью, следов не оставляет, но вот отметины черных резиновых подошв… Декораторы сняли китайские фонари…

– Забыли стремянки, болваны! Бхаскар, убери их поскорее!

Руперт возвращался в Лозанну ночным поездом – он хотел успеть в колледж к утру понедельника. Проводив сына, Найджел вспомнил, что тот ни разу не заговорил об Анжеле, хотя на вечеринке они все время были вместе. Отец по этому поводу не расстроился: Анжела хоть и очаровательна, но компания у нее дурная, нечего сыну с ними путаться. Ребята слишком богаты и чересчур молоды, в жизни им не встречалось трудностей, они себя не знают. В лучшем случае они окончат так же, как эксцентричный дядя Орсины. Найджел вспомнил о собственных сибаритских наклонностях.

«Я заработал это право! – сказал он себе. – У меня совсем другая ситуация».

Анжела уехала вместе с приятелями. Найджел с Орсиной погрузили багаж в «феррари» и в «альфа-ромео». Они хотели пару недель провести в поместье, вернуться в Венецию к исторической регате и продолжить свое праздное существование в Провансе и Лондоне.

Найджел разъезжал по виноградникам в поисках «Амароне» и других изысканных вин. К нему часто присоединялась Анжела, утверждая, что Найджел научит ее английскому лучше любых учителей. Они ящиками привозили невероятно редкие вина. Найджел возвращался бодрячком, но у Анжелы к ужину настроение беспричинно пропадало.

Барон этого не замечал. Усадьба наполнилась его учениками, которые, с великодушного разрешения Эммануила, разбили лагерь на лугу рядом с домом. Барон подготовил новый цикл лекций.

«Слава Богу, хоть учеников не видно», – подумала Орсина и спросила, в чем суть курса.

– Он о простой истине: история не повторяется. Я буду говорить о Священной лиге. [27]27
  Основанная в 1751 г. антитурецкая коалиция христианских католических стран. Просуществовала до 1753 г.


[Закрыть]
Молодым умам все нужно преподносить в красочной форме – не в качестве дополнения к фактам, а чтобы распалить воображение. В этом нет их вины: юность не ведает даров зрелости, – ответил дядя.

«Дядя… – мысленно вздохнула Орсина. – Проповедует и проповедует». Впрочем, Эммануил со временем сделался тише. Наверное, осознал, что учителем быть непросто. Может быть, он изменит отношение к Лео?

Хотя какая разница? Дядя знает Лео как гостя, а не как человека, которого Орсина любит и с которым надеется провести всю жизнь, забыв традиции и обязательство перед семьей. Даже выйдя замуж, остепенившись и узнав, что она наследница древнего рода, Орсина была рада услышать голос Лео по телефону. Для барона же Лео был ничтожеством, пустым местом.

Прошло несколько дней, но бодрость к Анжеле так и не вернулась, она едва поддерживала разговор. Найджел утверждал, что во время охоты за винами Анжела пребывала в обычном настроении.

– Так что, – уверял он супругу, – не о чем беспокоиться.

Анжелу мучили мигрени. Она почти не ела, рано ложилась спать. Орсина никогда не видела сестренку такой. Однажды вечером она пришла к ней в спальню, чтобы разузнать, в чем дело.

Анжелы в комнате не оказалось. Орсина спросила у Марианны, где Анжела. Оказалось, что девушка в саду.

– В саду? – удивилась Орсина, а про себя добавила: «Одна? Где, кстати, Найджел?»

Она поспешила в сад, здороваясь по пути с учениками дяди.

Анжела сидела в одиночестве под тюльпанным деревом.

– Анжела, – мягко произнесла Орсина, присаживаясь рядом, – я за тебя беспокоюсь. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. Просто голова болит.

– И все?

Анжела не ответила.

– Тебя что-то печалит?

– Нет.

– Это из-за Джерардо или Аугусто?

– Нет.

– А Руперт? После вечеринки ты ни разу о нем не вспомнила. Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Мы прекрасно провели время. Показала ему подвал, ради смеха – одна бы я туда не спустилась. Там очень страшно. Руперт, похоже, сильно расстроился – он со мной не разговаривал, сразу пошел к себе спать.

– Тебя это задело?

– Меня? Нет, ушел – и плевать мне на него! Лет через двадцать пять он станет интереснее. А пока ему надо повзрослеть.

Анжела отвернулась. Видимо, присутствие сестры смущало ее.

Орсина глубоко вздохнула и задала вопрос, мучивший ее уже несколько недель:

– Дело в Найджеле?

– Нет, нет и еще раз нет!

Горячий тон сестры не разубедил Орсину.

– Уверена? Откройся, Анжела. Доверься мне.

– Я же сказала: нет.

– Если это не из-за Найджела, – облегченно продолжила Орсина, – тогда что же случилось? Не терпится переехать в Бристоль?

– Спрашиваешь! Нет сил ждать. Может, там я найду себе Лео, такого же красавчика, только… более мужественного? – Анжела ядовито посмотрела на сестру. Та пропустила замечание мимо ушей.

– В чем же дело? – настаивала Орсина. – Ты сама не своя. Может, у тебя грипп?

– Наверное… На вечеринке постояла у открытого окна – и – ин-флу-энца! Так шутит Найджел.

Орсина не засмеялась.

Объяснений больше не последовало, и она, поцеловав сестру, собралась уйти.

– Орсина, – окликнула ее Анжела. – Мне надо кое-что тебе сказать.

– Да, cara. [28]28
  Дорогая (ит.).


[Закрыть]

– Но не сейчас. Поговорим утром.

– Почему? Расскажи, прошу.

– Нет, голова болит. Вот посплю, все пройдет, а утром расскажу. Честное слово, утром все расскажу. Мне будет легче. А пока доброй ночи.

Анжела поднялась на ноги, обняла сестру и ушла из сада, покачивая бедрами.

«Не знаю, болит ли у тебя голова, – подумала Орсина, глядя сестре вслед, – но вот походка твоя мне точно не нравится».

С балкона собора Святого Петра в Риме папа произнес речь. После взрыва в Сан-Петронио прихожан на площади поубавилось. Раньше было не протолкнуться, а сегодня людей пришло непозволительно мало.

Вместе с паствой папа прочел «Ave Maria» и возгласил:

– Братья и сестры, молитесь за мир в Европе. Наши заблудшие братья мусульмане исправляются, не отнимают более жизней наших в обителях Господа. Да, они оскверняют храмы, но это доказывает их желание завязать беседу. Они готовы отринуть кощунство и вступить с нами на путь братства и любви. Проявим же терпение и помолимся Всемогущему Господу: да направит он их на путь истинный. Сыны Авраама обретут мир, объединенные справедливым Богом. Помолимся же.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю