Текст книги "Запретная книга"

Автор книги: Гвидо Соспиро

Соавторы: Джоселин Годвин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 5

– В Ватикане ходили слухи, что святой отец лично распорядился удалить фрески. Через месяц их бы уже не было.

– Правда? – удивился Лео.

В субботу он обедал в закусочной близ базилики Непорочного Зачатия на другом конце университетского городка.

Новость ему сообщил отец Джон Макграт, которого Лео знал с давних времен – Макграт когда-то работал в Джорджтаунском университете, занимал должность декана факультета теософии. По пути в усадьбу Ривьера Лео останавливался у него в иезуитском колледже в Риме и заметил, каким уважением пользуется бывший профессор теософии, несмотря на свои скудные познания в итальянском. Неделю назад Джон прислал Лео письмо по электронной почте, в котором с присущей ему скромностью сообщил о своем назначении папским нунцием в Вашингтоне. Джон только что прибыл, у него было назначено несколько деловых встреч, но он хотел повидаться с другом.

– Как же собирались удалить фрески из собора Сан-Петронио? – спросил Лео.

– Под предлогом реставрации. Однако это только верхушка айсберга. Повторюсь: я пересказываю тебе слухи, ходящие среди иезуитов. Папа планирует нечто радикальное, почти невероятное. – Джон умолк. Видно было, что он разрывается между желанием открыться Лео и невозможностью сообщить подробности. Седина придавала худощавому отцу Макграту необычную строгость. Он прокашлялся и продолжил: – Папа говорил, что теракт – это трагическая, но неизбежная реакция на европейский расизм. Речь передавали по «Радио Мария».

Лео была знакома эта католическая радиостанция. В Италии он не раз замечал: там, где теряются радиоволны – например в туннелях, – передачи «Радио Мария» слышны отчетливо.

– Слова папы, – продолжал Джон, – взволновали жителей Болоньи. Все эти разговоры о том, как тяжко пришлось мусульманам под гнетом христиан; официальная просьба простить Крестовые походы; восхваление Мохаммеда как великого человека, на которого «вне всяких сомнений снизошел Святой дух»; повторение мусульманского девиза «Мир ему»…

– Какого?..

– Да. Папа видит себя в метаисторической роли объединителя сыновей Авраама: иудеев, христиан и мусульман.

– Под крылом Ватикана?

– Нет, он не совсем сумасшедший. – Джон прикусил язык. Такого не следовало произносить даже в разговоре со старым верным другом. Шепотом он пояснил: – Амбиции папы касаются доктрины. Поговаривают, будто он собирается сместить кардинала, которого папа Бенедикт Шестнадцатый назначил префектом Конгрегации доктрины веры. И это еще не все: судя по всему, нынешний папа хочет сам контролировать Конгрегацию.

– Зачем?

– Чтобы переписать доктрину, а еще лучше создать свою, новую – такую, которая преодолеет несогласия между тремя конфессиями. Папа не единожды напоминал нам, что они восходят к одному и тому же откровению, ниспосланному Аврааму.

– Верно. Однако не все верят в божественное происхождение Христа, вот в чем проблема. А сколько еще других представлений…

– Боюсь, мы на пороге чего-то ужасного. В клике папы нет стойких приверженцев веры в божественность Христа. Например, советники убедили его, будто большинство католиков воспринимают Господа прежде всего как морального учителя и что Евангелие от Иоанна для них так же непонятно, как квантовая физика. Большинство католиков живет в странах третьего мира, и католицизм часто шел им на уступки.

– Что же папа намерен предпринять по этому поводу?

– Мусульмане почитают Иисуса как пророка. У них также имеется культ Марьям, Девы Марии. Папа собирается так растянуть каждый теологический пункт, что мусульман, как ревностных почитателей Христа и Девы Марии, объявят истинными христианами в душе. В точности то же самое Бенедикт XVI сделал для иудеев. Не знаю, как папа это провернет. Наверное, заговорит всем зубы, мол, достаточно любить Иисуса и ближнего своего.

– Чего он ожидает взамен?

– Опять же это только слухи… – Джон наклонился и зашептал: – Кажется, признают государство Израиль.

– Кто признает?

– Верховный муфтий Иерусалима аятолла Аль-Хаджар и иже с ним.

Друзья замолчали.

Наконец обеспокоенный Лео заговорил:

– Похоже, наступили последние дни католической церкви. Что дальше? Папа признает Мохаммеда пророком?

– Вообще-то он собирается канонизировать Мохаммеда, его зятя и брата Али. А заодно Фатиму [17]17
  Дочь пророка Мохаммеда от первой жены, Хадиджи.


[Закрыть]– чтобы угодить феминисткам. Представляешь, святой Мохаммед, святой Али… Да это даже не ересь, но происки самого дьявола!

Лео впервые видел своего друга в гневе. Несмотря на ярость, Джон сохранял ясность и остроту ума.

– Это первая часть плана, – сообщил Джон. – Ее, очевидно, разработали на тайной встрече кардинал Зеккаманти, аятолла и компания. Вторая часть – это смыть позор преступлений церкви против мусульман.

– Преступлений против мусульман? Когда это закончится?!

– К ним относились фрески в Сан-Петронио, но это так, косметический аспект дела. Есть кое-что поважнее: собираются деканонизировать святого Бернара.

– Святого Бернара Клервоского?!

– Его самого.

– Но ведь он один из величайших святых в истории христианства!

– А Крестовые походы – величайший позор. Можно ткнуть пальцем и принести кого-то в жертву. Объявить козлом отпущения. Не это ли случилось с Христом?

Лео онемел. Он не притронулся к еде; Джон попросил официанта упаковать обед, чтобы забрать его с собой. Он грустно улыбнулся и объяснил Лео:

– В этой части города по-прежнему много голодных.

Оба направлялись в Джорджтаун и потому сели в одно такси. Лео сказал, предусмотрительно перейдя на итальянский:

– Я признаю, что цинично отнесся к программе объединения христиан «Раскроем объятия всем верующим», начатой папой. Джон, этого человека надо остановить.

Друг молчал. Лео хотел потребовать ответа, но понимал, что Джон, как новый папский нунций, переживает внутреннюю борьбу интересов – он уже назвал дела папы «происками дьявола».

Они проехали мимо монумента Вашингтону.

Наконец Джон заговорил на ломаном итальянском:

– Именно за этим я и прибыл в столицу. Надеюсь, что меня утвердят в должности нунция. Италия не в счет – в крупных городах слишком сильно влияние исламистов. А в Америке у нас есть союзники.

Лео хотел было попросить объяснений, но подумал, что Джон и так рассказал ему слишком много.

Потрясение от рассказа Джона вытеснило мысли об Орсине, но Лео это заметил лишь вечером, дома. Он кормил блаженно мурлычущих котов, как вдруг на него нахлынули воспоминания о том годе, когда Орсина стажировалась в Джорджтауне. Обет безбрачия и самодостаточность уберегли его от риска – он никому не отдал сердца, но никто и не ранил его. Намного проще дарить любовь книгам, кошкам и, как представлял себе Лео, Всевышнему.

Судьба подарила ему шанс, которым он не воспользовался. Надо было следовать первому импульсу – как тогда, когда он без колебаний взял Орсину на работу. Позже Лео, фантазируя, пытался объяснить свое решение: мол, Орсину он привез в Джорджтаун в качестве примера для местных студентов. Орсина не потому согласилась ехать в Америку. Она с самого начала почувствовала к Лео что-то, лелеяла надежду на близость… Девушка излила душу в письме, которое Лео, глупец, уничтожил. Следовало сразу рассказать Орсине о своем прошлом, о принесенных клятвах и – да! – о чувствах к ней.

Лео взглянул на свое отражение в окне. Чувство вины за то, что он сделал с Сильвией, женщиной, с которой связала его судьба, постепенно притупилось. Чувство вины за то, чего Лео не сделал, казалось невыносимым.

Однако Лео не стал поддаваться отчаянию. Вспомнив об Орсине, он подумал о «Магическом мире героев». В квартире скопились тысячи книг, но именно эта книжица занимала в последнее время мысли Лео. Он читал ее отрывками, внимательно, медитируя на тему героя, но перед внутренним взором не появлялось образов. Былой дар не возвращался.

Что подразумевал автор под термином «герой»? В третьей главе, озаглавленной «Маг и герой», Лео прочел:

Ясно, что к героям должно причислять того, кто становится заметным и известным среди людей благодаря искусно свершаемым славным и памятным деяниям. И также ясно, что никто не может легко и естественно свершить подобных деяний, кроме мага, а потому только его должно причислять к героям.

В поисках «Амароне» Найджел колесил по холмам, вздымал пыль проселочных дорог, убеждаясь, что Джанни, механик из Маранелло, сказал правду: машина в превосходном рабочем состоянии. Идеального «Амароне» Найджел не нашел. Но какое удовольствие доставлял процесс поисков!

Дорога поднялась на вершину холма, затем вышла на новую просеку, где из-за выбоин пришлось сбавить скорость. Немного больше стало домов, кипарисов росло чуть поменьше, а так – все те же фермы и море виноградников.

На обочине Найджел заметил мотороллер, а рядом водителя.

– Бирюзовая «веспа»? – удивился он. – Неужели…

Водитель помахал рукой, и Найджел остановился.

– Анжела? Что ты тут делаешь?

– А как по-твоему? Загораю в самом сердце небытия.

– Ну, местечко ты выбрала уединенное. Только кто же загорает в одежде?

Анжела рассмеялась:

– Ладно тебе. Лучше помоги починить мотороллер.

– Дорогая, я абсолютно не разбираюсь в моторах. Машины я люблю водить, а грязную работу поручаю механикам.

– Отлично. И что делать?

– Тебе повезло. У меня, наверное, единственный «феррари» с приличным багажником.

С некоторым трудом Найджел поместил «веспу» в багажник – места хватило, но крышка не закрывалась. Найджел пожертвовал своим галстуком, привязав ее к бамперу.

– Вот так, – сказал он. – А теперь не присоединишься ли ко мне?

– Разумеется, мой спаситель! – захохотала Анжела и запрыгнула в машину.

Они поехали дальше.

К середине июля у барона сформировалась избранная группа единомышленников. Сегодня он читал лекцию на тему «духовной войны». Когда слушатели вошли в бальный зал, Джорджио закрыл за ними двери. Барон, сидя на подиуме, начал с проповеди святого Бернара, обращенной к неофитам ордена тамплиеров:

Ступайте, о вы, рыцари с отвагой в сердце, истребляйте врагов креста! Рыцарь Христов, говорю я вам, разит уверенно и гибнет с еще большей верой, потому как в бою служит Христу, а в гибели – себе. Убивая пособника зла, он убивает не человека, но само зло.

Оглядев покорных слушателей, барон повторил:

– Убивая пособника зла, он убивает не человека, но само зло. Помните автора этих слов, святого Бернара? Он прорицал, творил чудеса, изгонял демонов, написал множество книг, истреблял ересь, славил Деву Марию, основал орден тамплиеров, начал второй Крестовый поход, руководил советами, остановил еврейские погромы, был папским советником. Какую бы миссию ни возложили на святого Бернара, он с ней справлялся. Меж тем был скромен и всякий раз, возвращаясь в монастырь, уединялся у себя в келье. «Как ему все это удавалось?» – спросите вы. Как крестоносцы сумели освободить Иерусалим? Они верили, что на их стороне Бог. Но мы в эти сказки не верим: Бог не восседал на своем престоле, не раздавал им силу. Те люди сами были богами.

Слушатели удивленно – а кто и согласно – забормотали, и барон продолжил более доверительным тоном:

– Вспомните мое любимое высказывание: «Est dues in nobis» – «Бог пребывает в нас». В наших силах сделать так, чтобы это стало правдой.

Лекция продолжалась. Впечатленные слушатели внимали барону. Ближе к концу он прервался, чтобы выпить воды, затем сказал:

– Есть определенные препятствия на этом пути становления Богом. На прошлой неделе я рассказывал о технике отделения души от физического тела, однако запретил практиковать ее. На то есть свои причины. Знайте: в таком состоянии можно повстречать существ из иных миров. В нашем мире их нет, но для вас это разницы не имеет, потому что существа эти так же реальны, как и люди, сидящие рядом с вами. Опасность они представляют куда большую, нежели любой человек. Повстречав такое существо, вы должны подчинить его, для чего потребуется невероятное хладнокровие, потому как существо постарается любыми способами подчинить вас. Не ждите огнедышащих драконов или харкающих кровью демонов. Существо примет облик уважаемого и почитаемого вами человека. Сделает вид, будто желает вам добра, а вы испытаете желание принять его совет и помощь. Ни в коем случае не поддавайтесь! Отнеситесь к существу с предельным недоверием, подчините его, как бы возмутительно это ни выглядело. Есть одно известное дзен-буддийское изречение: «Если встретишь на своем пути Будду – убей его». Да, вы не ослышались: убейте своего Будду, оскверните свои храмы. Однако есть и другие толкования этого правила.

Барон взглянул на Джорджио – тот смотрел на него с обожанием, как и все ученики.

– Если пройдете это испытание, – продолжил барон, – существо исчезнет, вы переживете глубокое облегчение, сможете перейти на новую ступень трансцендентности. Если же провалите испытание, знайте: существо покорит вас. Вам покажется, будто вы погрузились в блаженный сон, но тело ваше будет бодрствовать – существо завладеет им и сможет делать все, что захочет. Представляете, насколько ужасен такой исход? Эти существа тоскуют по плоти, их единственная цель – завладеть телом, хотя бы на время. Да, только на время. Рано или поздно ваша душа вернется в тело, однако вас может неприятно удивить то, где вы застанете его и то, что оно успеет натворить в ваше отсутствие. Если вы не готовы к такому испытанию, лучше остановитесь и сойдите с пути посвящения.

Эммануил закрыл записную книжку и сошел с подиума. Никто не аплодировал. Барон произнес речь не ради развлечения – он предупреждал, самым серьезным образом. Не просто убедил учеников – задел за живое, потряс. Джорджио отпер главные двери и выпустил последователей хозяина. Те молча покинули бальный зал.

Когда последний студент удалился, барон прошептал Джорджио:

– Видишь, какой эффект оказывает правда, бьющая в самое сердце? Однако запомни: ты стоишь выше этих молодых людей, хоть в тебе только четверть благородной породы. Они преисполнены благих намерений, но не слышат зова крови. На высшую ступень посвящения может рассчитывать лишь тот, кто его слышит.

– Да, барон, я не могу выразить это словами, но надеюсь подняться дальше.

От толпы учеников отделился юноша. Как и все, он брил череп наголо и носил черное. В чертах его вытянутого худого лица присутствовало нечто аскетическое, почти монашеское. Глаза юноши горели огнем, будто он видел далекий, завораживающий свет.

– Сеньор барон, – обратился он к Эммануилу с сильным испанским акцентом. – Могу я поговорить с вами лично?

– В доктрине, глашатаем которой я выступаю, нет ничего тайного. Но я тебя слушаю.

– Я – словно бомба, готовая взорваться.

Барон нахмурился.

– Простите за слова, не совсем подходящие в эти дни, но мне достаточно только слышать вас, и я уже чувствую, что должен действовать, применить полученные от вас знания.

Барон молча смотрел на юношу проницательным взглядом.

Молодой человек пояснил:

– Я готов встать на путь посвящения, я не боюсь существ, которых могу повстречать, и чувствую, что готов совладать с ними. Я только не могу свершить это ради себя одного.

– Почему нет? Ради кого еще ты готов ступить на этот путь?

– Ради мира!

Эммануил молчал. Он оценивающе рассматривал испанца – решимость и преданность юноши ощущались почти физически, и только поэтому барон не прогнал его сразу.

– Как и многие в нашей группе, я ортодоксальный католик, – продолжил молодой человек, – но не вижу конфликта между верой и эзотерическим знанием, которое вы представляете. То, что святой Бернар основал орден тамплиеров, только укрепляет мою уверенность. Я пока не определил, в чем моя миссия, но чувствую: у меня она есть, и, возможно, чрезвычайно важна.

– Это может быть опасным заблуждением, – произнес барон, словно вынося вердикт.

– Мое решение не безрассудно. Я подчиняюсь высшей силе. Я уезжаю в Испанию, в Сантьяго-де-Компостела, и там, где молились пилигримы, буду молить Бога о ниспослании помощи.

– Верное решение. Я глубоко почитаю священные места Европы и верю, что они полны благодати. Как истинно верующий, ты найдешь там лучшее руководство, нежели то, которое мог бы дать я. Ступай с Богом.

– Благодарю, сеньор барон.

С непривычно восторженным выражением на лице барон медленно шел по тропинке в роще конских каштанов. Он спустился к парковке, сел в «ланчию» и поехал к охотничьей хижине, где его ждала Анжела.

Мольберт был пуст, краски на палитре засохли. Минуя прелюдию в виде сеанса живописи, барон перешел к более мощному и сокровенному ритуалу – сексуальной алхимии.

Во время предыдущих сессий Эммануил уподоблялся лучнику, который медленно натягивает лук до предела, сосредотачиваясь на цели, которую поражает стрелой воли во время оргазма. Сегодня, как нельзя кстати, у Анжелы были месячные, но неудобства она не ощущала – ее сознание потеряло связь с телом, как у лунатика.

Эммануил совокупился с ней, эякулировал. Но это было только начало ритуала, следующая часть которого подразумевала действия более чем странные. Анжела нашла бы их нелепыми, будь она в обычном состоянии и не участвуй в них сама. Однако сейчас девушка отдалась действу с благоволением жрицы, пока Эммануил постепенно поглощал смесь «солнечных» и «лунных» жидкостей с вульвы племянницы, из влагалища – везде, где только находил хотя бы каплю. Наконец Анжела, обернувшись пуховым одеялом, уснула.

Эммануил облачился в ритуальный наряд и, сев на стул с прямой спинкой, принял позу египетской статуи: ладони на коленях, глаза открыты, взгляд обращен внутрь. Барон представил себе свой желудок в виде алхимического перегонного куба, а в нем – двух драконов: красного и белого. Ниже, в районе кишечника, барон мысленно поместил огонь. Когда «сосуд» нагрелся, драконы стали извиваться, кусать и рвать друг друга когтями. Их кровь – белая и красная – закипала, бурля и превращаясь в пар. В момент кульминации «сосуд» едва не опрокинулся. Раньше, в самом начале практик, Эммануила рвано. Постепенно хаос в желудке прекратился, осталось лишь серебристое облачко с крапинками золота.

Переварив укрепляющее вещество, Эммануил представил себе своих адептов. Он видел их с удивительной ясностью. Впрочем, они удивились бы гораздо больше, если б узнали, что обожаемый учитель совершает с каждым из них акт содомии.

У Эммануила не было гомосексуальных наклонностей, но ритуал требовал оставить в учениках невидимое семя. Оно вырастет подобно плоду или, скорее, паразиту, который подчинит юношей воле барона. На этом ритуал, занявший несколько часов, наконец-то завершился. Анжела успела проснуться, умыться с неуместной, почти монашеской стыдливостью и уехать на своей «веспе».

Изнуренный, но с чувством триумфа, Эммануил приготовился отойти ко сну.

ГЛАВА 6

Взрыв прогремел в самый торжественный момент мессы. Раздались крики прихожан, кто-то упал в обморок. Самые трезвомыслящие устремились к выходу, через который на улицу клубами валил дым вместо фимиама. Несколько сотен людей пытались протиснуться в три двери. Началась паника, некоторые из уцелевших при взрыве стали жертвами давки.

О взрыве в Сантьяго-де-Компостела Лео узнал из дневного выпуска новостей. Очевидно, бомбу взорвали у подножия статуи Сантьяго Матамороса, святого Иакова – истребителя мавров. [18]18
  В 2004 г. статую святого Иакова – истребителя мавров решено было заменить «нейтральным» скульптурным изображением апостола Иакова-пилигрима, дабы не ранить чувства мусульман.


[Закрыть]Лео – а вместе с ним и весь мир – затаил дыхание. Что это? Следующий Сан-Петронио? Все сошли с ума? Что дальше?

В следующем выпуске новостей сообщили подробности: теракт оказался не столь разрушительным, как в Болонье. Собор почти не пострадал, но конную статую святого Иакова, мечом разящего мавров, разнесло на куски. Количество погибших все еще неизвестно: кого-то ранило взрывом, многие пострадали во время давки.

Мировая огласка не заставила себя долго ждать. Вечером сенатор Роулендсон – тучный, в неизменном костюме-тройке – принял участие в ток-шоу лицом к лицу с кардиналом Балтиморским, известным представителем интересов папы римского. Кардинал в пурпурной ризе, объемами не уступающий сенатору, заявил, что папа давно собирался демонтировать статую, дабы не ранить чувства мусульман, но ему препятствовали испанские националисты.

– Видите, к чему приводит гордыня? – назидательно добавил кардинал.

– Я решительно не согласен, – возразил сенатор. Глядя в камеру, он продолжил: – В Иерусалиме стоит Купол Скалы, [19]19
  Центральная купальная мечеть Куббат ас-Сахра в Иерусалиме с великолепными мозаиками и богатым декоративным убранством.


[Закрыть]одна из наиболее почитаемых мусульманских святынь. Внутри имеется надпись, прославляющая победу Саладина над «политеистами». Это оскорбительная аллюзия на христианскую Святую Троицу. Однако же ни один мусульманин палец о палец не ударил, чтобы удалить эту надпись, дабы не ранить чувства христиан.

– Это невозможно сравнивать! – вмешался кардинал. Покоившийся у него на животе золотой крест чуть подпрыгнул.

– Позвольте, я закончу… ваше преосвященство, – попросил сенатор и вновь обернулся к камере. – Историю не переписать. Остается только жить со своими грехами и грехами ближнего. Нельзя вести открытый диалог, пытаясь при этом сгладить различия. Разногласия между христианами и мусульманами были всегда, они уходят корнями к истокам этих вер.

– Нет, нет и нет! – перебил его кардинал. – На фундаментальном уровне эти веры не различаются.

– Поясните…

Лео выключил телевизор – его не интересовали теологические споры, адаптированные для широкой аудитории. Впрочем, досмотреть шоу стоило – под конец сенатор заявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента.

Население Европы отреагировало бурно и жестко. В Испании под серьезной угрозой оказались четыреста мест религиозного поклонения. В Сантьяго толпа ворвалась в парк, где строилась мечеть, подожгла стройплощадку, повредила бульдозеры и краны, прежде чем полиция (без особого энтузиазма) разогнала их. Власти и общественность поспешно обвинили во взрыве мусульман. 25 июля, в день поминовения апостола Иакова, покровителя Испании, узкие улочки средневекового городка были переполнены людьми: тысячи паломников, туристы всех возрастов, студенты, зеваки… Предполагалось, что террорист заложил бомбу у подножия статуи, а после взрыва затерялся в толпе.

Строительство мечети в Сантьяго приостановили на неопределенный срок, особенно после того, как выяснилось, что большинство мечетей в Испании финансируется Марокко и Саудовской Аравией, а многие связаны с ваххабитами, чья доктрина доминирует в Саудовской Аравии. Директор Испанского центра изучения проблем мира и разрешения конфликтов заявил на заседании парламента, что «влияние ваххабизма потенциально опасно и предполагает постоянную угрозу террора». На это заседание премьер-министр «пригласил» посла Саудовской Аравии, который «отклонил» приглашение и улетел назад на родину, оставив дипломатические отношения между двумя странами в «подвешенном» состоянии.

Строительство мечетей приостановили по всей Западной Европе. Официально правительства объяснили подобный радикальный шаг нежеланием «взращивать террористов на своей земле». Турцию решили не принимать в Европейский союз. Повсюду звучал новый националистический лозунг: «Ассимилируйтесь или убирайтесь!»

Те, кто мог, уехали. На мусульман, оставшихся в Европе, обрушился гнев коренного населения.

Папа римский огорчился, но происходящее его не устрашило, он надеялся на помощь Господа Всемогущего. Основную ставку понтифик делал на программу «Раскроем объятия всем верующим» и продолжал ее с прежней решимостью.

Отчаянно пытаясь наладить отношения с Европой, турецкое правительство пригласило папу в Стамбул. Шаг был беспрецедентный, и святой отец им воспользовался: отслужил первую за пять с половиной столетий мессу в Айя-София – соборе, обращенном в мечеть, а позже в музей. Службу папа провел на турецком (в меру скромных способностей), но внимательные слушатели заметили значительные отступления от канонического текста.

По утрам Лео и другие терциарии собирались на молитву в часовне Дальгрен на территории кампуса.

Один из членов группы, профессор богословия, пригласил Лео в факультетский кафетерий.

– Лео, – начал профессор, присев за стол, – вы знаете, что вчера папа отслужил мессу в Стамбуле? Ему либо подсунули неадекватный перевод, либо он читал версию, скроенную под наших мусульманских братьев.

– Что он наговорил?

– Я толком не понял, но очевидцы утверждают, будто папа начисто «лишил» Христа божественности. Проповедь была на обычную ныне тему: о единении сынов Авраама. Папа заявил, что для Бога добрый мусульманин – все равно что добрый христианин.

– Тогда Богу не помешают очки! А папе не следует мнить себя Божьим оптиком, – вмешался в разговор коллега.

Лео рассмеялся.

В это время в миле от университета папский нунций Макграт сидел в кабинете сенатора Криса Роулендсона. Худощавый иезуит в повседневном черном костюме с пасторским воротничком разительно отличался от архиепископа и был гораздо умнее. Понятно было, что недавнее назначение не лишит его способности мыслить критично.

Сенатор жестом пригласил нунция сесть, сам опустился рядом.

– Профессор Макграт, вы, как нунций папы римского, представляете интересы Святого престола в Штатах. Заставляет ли клятва верности изменить ваше личное мнение?

– Я пытаюсь найти ответ на этот вопрос с тех пор, как вынесли на обсуждение мою кандидатуру на пост нунция, – откровенно признался иезуит и, помолчав, строго добавил: – Я пришел к заключению, что клятву я принес не святому отцу, а Богу. Следовательно, я посланник Церкви, а не личный посол его святейшества. Если разум подскажет мне, что действия папы неверны, я приму это к сведению.

– И уйдете в отставку? Обычно так поступают послы.

Отец Макграт слегка улыбнулся и медленно, с нажимом произнес:

– Не обязательно. Если я смогу принести пользу, то не оставлю пост, пока меня не отзовут.

– Простите, отче, но вы, похоже, затеяли двойную игру, – раздраженно заметил сенатор. Однако, по сути, он был рад, что перед ним – политик, родная душа.

Иезуит поджал губы.

– Я бы выразился иначе: мы, иезуиты, всегда находились в стесненных обстоятельствах, нас не признавали ни Ватикан, ни светские власти. Мы – орден монахов-воинов. Мы не боремся при помощи физического оружия, но в этом мире мы как на войне, будто… будто на оккупированной территории.

– Оккупированной кем?

– Дьяволом, если говорить откровенно.

– Вот как…

Рассуждения иезуита о религиозных правах не отличались от взглядов его коллег.

– Порой приходится прибегать к некоторым ухищрениям. Но мне хотелось бы спросить…

– Разумеется.

– Станет ли ассимиляция мусульман темой вашей предвыборной кампании? Я интересуюсь не из праздного любопытства – это довольно больной вопрос для его святейшества. Не хотелось бы оказаться в затруднительном положении.

Сенатор облегченно вздохнул – с «больными вопросами» он сталкивался каждый день.

– Да, конечно. Но ассимиляция – только половина темы. Больший упор я сделаю на единство с Европой. Нужно наладить мосты с нашими единомышленниками. По-моему, Джон – не возражаете, если я буду звать вас по имени? – в ближайшие двадцать – тридцать лет следует ожидать двух вариантов развития событий. Первый: Европа в национальном плане станет напоминать шахматную доску, ее экономика пойдет на спад, встанет проблема социальной нестабильности, и возрастет враждебный настрой по отношению к США. Или же Европа примет мудрое решение и обретет руку помощи, протянутую через океан. Я надеюсь создать Трансатлантический альянс, как в конце Второй мировой.

Джон уже как будто слышал громогласные девизы кампании сенатора.

– Тогда мы боролись против коммунистической угрозы.

– Именно так, но теперь нам угрожает ислам.

Очевидности этого Макграт отрицать не мог.

– А скажите мне, Джон, как все это отразится на американских католиках? В контексте программы «Раскроем объятия всем верующим»?

– Я считаю, эта программа вызовет раскол катастрофического масштаба. Все последствия сложно предсказать. Для начала божественное происхождение Христа «пересмотрят» в угоду мусульманам и иудеям. Если этому никто не воспрепятствует, на защиту доктрины встанем мы, иезуиты, и будем отстаивать ее до последнего вздоха. Мы сделаем все возможное, чтобы католики осознали реальное положение дел. У американского католицизма долгая история противостояния Ватикану, например, по поводу контрацепции. В Америке католики теологически необразованны, но происходящее заставит их встрепенуться.

– Им не понравится то, что они услышат?

– Нужно будет правильно преподнести тему. Думаю, политический аспект взбудоражит людей больше, чем теологический.

– Проще говоря, если американских католиков (в основном – латиноамериканцев) настроить против папы римского, это склонит их на мою сторону?

– Вполне вероятно.

Летом, ближе к концу июля, барон Эммануил устраивал званые обеды. В этом году он пригласил почти всех соседей. С помощью Орсины все было организовано быстро и со вкусом. Двадцать приглашенных сидели за огромным столом красного дерева, накрытым в саду под вишней. Легкий ветерок колыхал пламя бесчисленных свечей, освещавших стол. Свою лепту вносила и полная луна, одаряя сад мягким сиянием. Найджел раздобыл три дюжины бутылок «Амароне», которое объявил своим любимым вином.

Во главе стола сидел барон, по правую руку от него – Орсина, по левую – Анжела. Пару дней назад Эммануил завершил курс лекций. Он выглядел крайне уставшим, но разум его сохранил силу. Смакуя вино и оглядывая гостей, барон вынес про себя вердикт: «Благородная гниль».

«Амароне» изготовляют из спелого винограда, подсушенного на соломе, что концентрирует сахар и вкус. В благоприятных условиях на ягодах развивается «благородная плесень».

В гостях барон не видел ничего благородного – они держались за свои поместья и дворцы, боролись за место в буржуазном мире, работая в офисах и пытаясь свести концы с концами; их жены – стервы, а дети дерзки и нахальны. Предки не могут гордиться такими потомками. Для барона все они были испорченным подвидом аристократии, для которого «благородная гниль» – идеальный эпитет. К счастью, обе племянницы – и Анжела, которую барон знал очень близко, и Орсина, одаренная больше Анжелы, – иного сорта.

Обед удался. Орсина организовала все на славу. Перед десертом барон извинился и ушел в библиотеку, надеясь, что «Коррьере делла сера» предложит более интересные темы для размышления, чем его гости.

Барон снял очки дня чтения. В одной из статей полковник, служивший еще при фашистах, рассуждал о терактах и о жесткой общественной реакции. Девяностопятилетний воин сетовал на жестокость с обеих сторон, но предсказывал, что «трагедия заставит Европу обрести твердость». По его словам, каждый теракт приближает Европу к пробуждению.

Да, мысленно согласился барон, Европа крепко спит, а дом полон воров. Он выглянул в окно, посмотрел на залитые лунным светом статуи в стиле рококо, живую изгородь и вековые деревья. Барон вспомнил дворец на Гранд-канале, родовое гнездо его семьи, завоевавшей право на достойную жизнь, и канун своего венчания, когда отец посвятил его в тайны клана Ривьера.