Текст книги "Гейдар Алиев"

Автор книги: Гусейнбала Мираламов

Соавторы: Виктор Андриянов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)

22 апреля 1985 года, Москва

В советском календаре 22 апреля всегда было особым днем, потому что это день рождения Ленина. Торжественные собрания, венки к Мавзолею, праздничные концерты. На торжественном заседании, посвященном 115–й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, с докладом «Историческая правота идей и дела Ленина» выступил член Политбюро ЦК КПСС, первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Г. А. Алиев.

Это было его первое выступление такого масштаба в столице. Понятно, доклад воспринимается как документ ЦК, Политбюро, в него закладываются установки и для слушателей в своей стране, и сигналы для коллег, партнеров за рубежом… Но в таком докладе должно, обязано быть и нечто его, алиевское! Гейдар Алиевич попросил помощников основательно покопаться в ленинских работах, найти неизбитые положения. А вышло так, что он сам, сняв с полки синий томик, обратил их внимание на затронувшую его мысль:

– Посмотрите, большевики всегда были сильны тем, говорил Ленин, что «…внимательно всматривались в новые исторические условия, вдумывались в то, почему жизнь пошла так, а не иначе…».

Конечно, цитируя это положение, можно было бы поразмышлять, почему же часто жизнь идет иначе, но для трибун 1985 года это было преждевременно. Тогда все ленинские положения следовало считать абсолютно верными и подтверждать примерами, подводить теоретическое и политическое наследие Владимира Ильича под наши достижения.

Перечитывая спустя годы доклад Алиева, убеждаешься, что и после перелома эпох он не отказался от многих своих убеждений. С большим теплом и уважением Гейдар Алиевич говорит о великом русском народе, о русском языке, который обогатил другие языки наций и народностей Советского Союза, «открыл народам нашей страны широчайшие мировые горизонты. Через него миллионы и миллионы людей десятков национальностей приобщились к общечеловеческой культуре и сами вносят в нее самобытный вклад».

Став Президентом, Алиев не отрекся от своего отношения к России, русскому народу, русскому языку.

Деловые люди давно заметили: кто больше везет, того и побольше нагружают. Так было и с Алиевым. Помимо обязанностей, закрепленных за ним по Совету Министров и Политбюро, все чаще давали свои поручения Горбачев и Лигачев, в то время второй человек в ЦК. Одно из них связано с печально нашумевшей антиалкогольной кампанией. Подготовку документа поручили Рыжкову, Алиеву и Соломенцеву, Председателю Совета Министров РСФСР.

– Мы основательно работали над этим документом, – говорит Николай Иванович Рыжков. – Документ прошел секретариат ЦК, который вел Горбачев.

Как считает Рыжков, на борьбу с пьянством Горбачева подвигли Соломенцев и Лигачев. Тема сама по себе бесспорная. Пьянство наносило огромнейший ущерб обществу. Распадались семьи. Тревога была, в общем-то, понятной и правильной. Но давно ведь сказано: заставь дурака Богу молиться, он и лоб разобьет. Так пошла и борьба за трезвый образ жизни. Возможно, Горбачева и его окружение, предполагает Рыжков, интересовала не сама по себе трезвость, а политические дивиденды, которые можно было извлечь из этой кампании. Кампания на первый взгляд казалась беспроигрышной, и была обречена на поддержку людей.

Но увы! Борцы за трезвость, как всякие фанатики, чувством меры не обладали. Тот, кто не видел очередей у винных магазинов времен перестройки, не поверит: «хвосты» тянулись на километры, магазины брали штурмом. В городах и селах процветало самогоноварение. Изобретательный народ бросился скупать тройной одеколон и лосьон. А в это время под нож бульдозера шли виноградники.

Характерный штрих к этому сюжету добавляет свидетельство Александра Тимофеевича Гаврилова. Однажды к нему, помощнику Алиева, приехал давний товарищ – Председатель Совета Министров Молдавии Устиян, знакомый еще с Целинной поры, и взмолился:

– Саша, сделай что-нибудь! Виноградники вырубают, мы же их столетиями пестовали. Пойди к шефу, расскажи.

– Набрался я то ли нахальства, то ли мужества, – вспоминает Гаврилов, – зашел к Гейдару Алиевичу. Он выслушал мой монолог, не перебивая, и в ответ только скрестил руки. Мол, сделать ничего нельзя.

Сейчас уже известно, что антиалкогольная кампания задумывалась в ЦК за несколько лет до этого оголтелого наступления. И первоначально поручение дали Пельше – был такой член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета партийного контроля при ЦК. Арвида Яновича знали как жесткого человека, но и расчетливого, осторожного. Он понимал, что с плеча рубить нельзя.

– Несколько лет после кончины Пельше антиалкогольная комиссия не собиралась, – рассказывает Николай Иванович Рыжков. – И вот ее реанимировали. В душе мы понимали – делается что-то не так.

Однажды Рыжков, в ту пору уже Председатель Совмина, попросил Алиева зайти. Гейдар Алиевич извинился: «Я заканчиваю совещание, зайду минут через тридцать».

Когда Алиев появился в кабинете, Рыжков спросил, чем таким срочным он был занят.

– Обсуждали, является ли кефир алкогольным продуктом, – ответил Алиев. Рыжков знал: это поручение Лигачева. Кстати, второе поручение второго человека в партии.

Сегодня это кажется смешным, но тогда было не до шуток.

– Я критически относился к антиалкогольной кампании, – признается Николай Иванович Рыжков в нашей беседе. – Но как член Политбюро я был вынужден соглашаться. Политбюро приняло решение – надо выполнять. Мне нравилось работать с Алиевым, – продолжает Рыжков. – И когда я был в ЦК, и когда пришел в Совмин. В зарубежной командировке, в контактах с разными людьми человек иногда открывается с самой неожиданной стороны. Здесь я еще раз убедился: Алиев – контактный и доброжелательный человек, проницательный политик. С ним легко работать.

В сентябре 1985 года меня назначили Председателем Совета Министров СССР. И на первом же заседании, зная, что Тихонов по отношению к Алиеву проявлял несправедливость… В Совмине, как и в любой другой структуре, были свои группировки. Тихонов, уезжая в отпуск, в командировку, никогда не оставлял вместо себя Алиева. Оставлял Архипова, своего другого первого зама, который, кстати, не был членом Политбюро. Я понимал, что это очень ущемляло Гейдара Алиевича. И на первом же заседании при распределении обязанностей я сказал: «С этого дня, когда меня нет месте, обязанности председателя будет исполнять Гейдар Алиевич».

– Вы ему об этом сказали заранее?

– Нет.

– А как отнесся к этому Алиев?

– Я почувствовал, что у него отлегло от сердца. Растаял какой-то холодок недоверия, который был вокруг него в Совмине.

Что я могу сказать о его работе в Совмине? Работал он хорошо, очень хорошо. Алиев – системный человек, у него не было разбросанности, непоследовательности, характерной для иных руководителей, необязательности. В его натуре – абсолютная аккуратность. Очень, я бы сказал, организованный человек. Если ему поручил какой-то вопрос, а поручений было много, он обязательно выполнял их.

У нас не было никаких конфликтов, внутреннего неприятия. Бывает, сидишь за одним столом с коллегами, внешне вроде всех знаешь, а за спиной бог знает что услышишь. У нас не было панибратства, водку не пили, домами не дружили – не было в Совмине таких обычаев… Я за пять лет в своем кабинете рюмку водки не выпил. У нас хорошие отношения были, деловые. И я очень доволен был работой Алиева…

В ЦК были известны случаи, когда генсеки, возвращаясь из отпусков, переписывали решения тех, кто оставался у руля. В Совмине таких случаев не было. Если рассматривалось что-то проблемное, спорное, Гейдар Алиевич выходил на связь: «Николай Иванович, решается то-то и то-то. Каково ваше мнение?»

Интересно сопоставить действия Алиева и Горбачева. Сделаем это на конкретном примере, посмотрим, как каждый из них занимался крупными экономическими проблемами.

Фарман Салманов, бывший начальник Главного Тюменского геологического управления, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда, вспоминает:

«После прихода к власти Горбачева народ многого ждал от него, но, к сожалению, эти надежды не оправдались.

Не был отработан механизм подготовки и подбора кадров, их выдвижения на руководящие посты. Деловые качества по-прежнему оставались на втором плане, главным критерием была личная преданность, землячество, родственные или приятельские связи. Сколько «замечательных» кадров было выдвинуто из Ставрополья, так же, как до это с Днепропетровщины и из Молдавии!

Мне часто вспоминается анекдотичный случай, когда в сентябре 1985 года в Тюменскую область приехал Горбачев. Перед его приездом туда завезли несколько вагонов шоколадных конфет. И вдруг эти конфеты запретили продавать. Почему? Оказывается, конфеты назывались «Мишка на Севере», и местные перестраховщики сочли, что продажа таких конфет во время пребывания в Тюмени генерального секретаря может быть воспринята им как личное оскорбление.

Вообще поездка М. Горбачева в Тюмень оставила у меня крайне неприятный осадок, о чем я подробно записал в своем дневнике.

5 сентября 1985 года. Аэропорт в Нижневартовске. Большая группа встречающих: В. И. Долгих, Б. Н. Ельцин, Н. К. Байбаков, Б. Е. Щербина и другие. Прибыл самолет с М. С. Горбачевым и Р. М. Горбачевой. С ними А. Н. Яковлев, Г. П. Разумовский. Для встречи Генерального секретаря ЦК КПСС накануне привезли самолетом из Москвы японский автобус, как будто нельзя было везти генсека местным автобусом.

Вечером в Нижневартовском горкоме проходило совещание. С небольшой информацией выступили секретарь горкома С. И. Денисов, секретарь окружкома В. А. Чурилов. После них Горбачев предоставил слово мне – начальнику Главного Тюменского геологического управления. Я рассказал о состоянии и перспективах геолого-разведочных работ, приводил конкретные цифры по подготовке сырьевых ресурсов для дальнейшего развития нефтяной и газовой промышленности. Горбачев неоднократно меня перебивал, пытался критиковать Байбакова и Долгих за плохую помощь геологам.

В заключение выступил Горбачев: «Геологи меня убедили в высокой перспективности этого края в части геологоразведочных работ. Я эти перспективы чувствовал, работой геологов удовлетворен, спасибо. Но отрасли надо помочь». Такая оценка нас окрылила.

Ночью мы вылетели в Уренгой. С какой радостью на следующее утро встречал народ на улицах Уренгоя Генерального секретаря ЦК КПСС. Стояла прекрасная солнечная погода. В центре города, где скопилось несколько десятков тысяч горожан, кортеж машин остановился. М. Горбачев вышел из машины и вступил в беседу с людьми. Одна пожилая женщина задала вопрос: как обстоит дело с выделением северянам жилья на Большой земле? Когда я услышал ответ, был просто поражен. Михаил Сергеевич на полном серьезе ответил: «Зачем вам квартиры на Большой земле?

Посмотрите, какой у вас чудесный климат. Постройте здесь побольше жилья»…

Разве он не знал, что Уренгой расположен вблизи полярного круга? Люди, приехавшие трудиться на Крайнем Севере из Европейской части России, Украины, Белоруссии, Азербайджана и других менее суровых мест, не могут здесь постоянно жить и работать. Здесь зона тундры с пониженным содержанием кислорода в воздухе, где не растут нормальные леса и травы.

На следующее утро Горбачев со своей свитой вернулся в Тюмень. Что творилось в аэропорту! Из Москвы привезли на самолетах четыре «ЗИЛа», чтобы возить генсека и его супругу. Дороги перекрыли. Движение по улице Республики организовали в обратном направлении. Постарались наши показушники – чтобы генсек не видел перекошенных деревянных домов, его перевезли через окраину города. Все это возмутило меня. Ведь в Тюмени до этого много раз бывал А. Н. Косыгин – второе лицо в государстве. Никаких японских автобусов и правительственных «ЗИЛов» из Москвы никто не привозил. Все было организовано просто и по-деловому.

А здесь просто диву даешься. Только 4 месяца, как стал Горбачев генеральным секретарем, а такое барство – поездки в производственную командировку с женой, тяга к показухе и выпячиванию своей персоны.

Вечером на партийно-хозяйственном активе в Тюмени выступил Горбачев. Когда услышал его речь, ушам своим не поверил. Совсем противоположное по сравнению с тем, что он говорил два дня назад в Нижневартовске. Я ужасно расстроился. После долгих раздумий пришел к выводу: Горбачев просто зачитал доклад, составленный бюрократическим аппаратом в Москве. То, что я докладывал в Нижневартовске, прошло мимо его ушей. Что подсунули, то и прочитал. Вспомнил поездку Брежнева в Баку, когда тот перепутал листы и читал речь, совершенно ничего не понимая, о чем он говорит, а Алиев вынужден был в ходе его выступления заменить листы с текстом.

После долгих ночных раздумий пришел к выводу: новый генсек большой говорун, с противоречивыми высказываниями и слабыми экономическими познаниями, зато с большой амбицией и многими негативными чертами. С такими человеческими качествами вряд ли он способен умно управлять страной, и мы при его правлении вряд ли сможем добиться успеха.

Так и случилось: экономика с каждым годом катилась вниз, в производстве началась потеря темпов, а нефтяная промышленность первой дала тревожный звонок, начав резко снижать уровень добычи нефти, достигнутый ценой огромного напряжения всей страны.

Могу сказать только одно: чтобы наш народ жил хорошо и богато, он должен иметь умных и умело управляющих государством руководителей».

Мудрый Фарман прав. Вот только бы разобраться, отчего при любой системе – тоталитарной или демократической, социалистической или капиталистической – во власти то и дело оказываются граждане, которых и близко нельзя подпускать к власти? Примеров полно – и в недавней истории России, и в постсоветской хронике Азербайджана, и в летописях других народов.

31 августа 1986 года, Новороссийск

Тридцатого августа 1986 года в 22.10 вблизи Новороссийска столкнулись пассажирский теплоход «Адмирал Нахимов» и сухогруз «Петр Васев». Есть жертвы. Ведутся спасательные работы…

Примерно такие сообщения поступили в ночь на 31 августа по инстанциям: в ЦК КПСС, Совет Министров СССР, КГБ, Министерство морского флота… Молва разнесла весть о новом ЧП по всей стране еще до того, как о нем рассказали советское радио и телевидение. Первыми, как обычно, оказались голоса из-за «бугра». Рыжков позвонил Алиеву в полночь: – Гейдар Алиевич, вы назначаетесь председателем правительственной комиссии. Подбирайте людей…

В ту ночь Алиев едва ли уснул. Если б знал, что впереди пятнадцать почти бессонных ночей, может, и вздремнул бы. Но спать не хотелось. Ему вспомнилась первая командировка такого же рода – три года назад, на Волгу. Там, у города Ульяновска пассажирский теплоход «Александр Суворов», полный туристов, врезался в опоры моста. В кинозале как раз показывали комедию. Многие зрители пришли с детьми. Экранный смех смешался со стонами и криками. Теплоход понесло по течению – без верхней палубы, без кинозала… Причина катастрофы, как выяснилось на месте, – пьянь! Там Алиев увидел детскую стопу в модной кроссовочке – крови на ней уже не было, унесло волной вместе с маленькой хозяйкой. С мамой и папой.

Обычно Алиев приезжал в Совмин около девяти. В то утро он приехал намного раньше. Поручил своему помощнику по вопросам транспорта Владимиру Сергеевичу Ухову подготовить распоряжение Совмина о составе комиссии и оповестить всех.

– Вы летите с нами.

Домой Ухов заехать не успевал – только позвонил: «Буду дней через десять!» Заскочил в ГУМ – купить рубашку и всякую мелочь, нужную в командировке. В ночь с 31 августа на 1 сентября из аэропорта «Внуково-2» в Новороссийск вылетел правительственный самолет.

За три года работы с Алиевым Ухов хорошо присмотрелся к шефу.

– То, что он человек решительный, – рассказывал нам Владимир Сергеевич, – я догадывался и раньше. Но на Волге, у искореженного «Суворова», понял, что в полной мере его характер проявляется в критических обстоятельствах, где требуется собрать в кулак и волю, и эмоции, и мысль – и действовать. Умно, жестко, напористо. Мне даже кажется, что в будничной, спокойной атмосфере Алиеву тесновато, его огромная энергия в такие периоды искана выхода, он загружал себя работой до девяти-десяти вечера.

Случалось, брался за дела, которые, как думалось нам, сотрудникам его секретариата, не по нашему ведомству. Но не дай бог сказать: это не наш вопрос, Гейдар Алиевич. Председатель правительства, генсек, как считал он, могут дать любое поручение, потому что знают, на кого можно положиться. А его дело – выполнить!

…По предварительным данным, на борту «Адмирала Нахимова» было 1234 человека: 888 пассажиров и 346 членов экипажа. Пароход после столкновения затонул за 7–8 минут. Спасти удалось 836 человек. А что же остальные?

Две недели новороссийской командировки – море сплошного горя. День за днем встречи с людьми, потерявшими родных и близких; подъем со дна моря узников «Нахимова» – 79 за первые три дня, 116 – к четвертому сентября. Десятки проблем сплетались в тугие узлы.

Гейдару Алиевичу предлагали оставить за собой общее руководство. В комиссии, мол, достаточно авторитетных людей – министр морского флота, заместитель председателя КГБ, заведующий отделом транспорта и связи ЦК – они разберутся в деталях, проведут прием.

– Нет, – ответил Алиев, – я буду ежедневно встречаться с людьми. А также члены правительственной комиссии – по вопросам, за которые они отвечают.

Правительственная комиссия проводила заседания дважды в день – в 10.00 и в 17.30. «И каждый вечер в 19 часов ее председатель Г. А. Алиев встречался с родственниками потерпевших, – писала газета «Труд» в репортаже из Новороссийска, – рассказывал им о сделанном за день, тут же оперативно решая возникающие вопросы».

В Черноморском пароходстве, к которому был приписан «Нахимов», как выяснилось, даже не знали точно, сколько человек вышло на теплоходе в море. И это считалось обычным делом. Капитаны, вопреки нормам, сами, словно извозчики, договаривались, как будут расходиться их суда. После двух-трех-четырех дней в морской воде тела, поднятые на поверхность, да еще в жару, быстро разлагались. Подогнали вагоны-ледники. Сделали гробы.

– Спрашивал Алиев со всех очень строго, – вспоминает Ухов. – Заместителя министра морского флота за срыв одного поручения отстранил от должности. Урок пошел всем на пользу.

– Горше всего было выслушивать тех, кто не смог опознать родного человека среди покойников и ждал, когда сможет отдать последний долг мужу или жене, брату, сестре, детям, отправившимся в свадебное путешествие.

С риском для жизни операторы сделали подводную видеосъемку. Вот камера приближается к борту и наплывает на голову женщины, застрявшей в перегородке. Ее длинные волосы от подводного течения шевелятся, как от легкого ветерка. Кажется, вот-вот она вскинет голову и молодой человек, который не отводит глаз от экрана, узнает в ней свою Наташу.

– Вы ее поднимете? – наконец глухо спрашивает он.

– Попытаемся… Если это не будет угрожать жизни водолазов, – отвечают ему. – Один водолаз уже погиб.

«Наше твердое убеждение, – говорил Гейдар Алиевич Алиев на одном из заседаний комиссии, – что крушение произошло в результате халатно-преступного, безответственного отношения к своим обязанностям капитана сухогруза" Петр Васев" и капитана парохода" Адмирал Нахимов"».

О ходе работ, о результатах расследования Алиев регулярно докладывал Рыжкову. По словам Ухова, два-три раза звонил Горбачев, вроде собирался приехать.

Впрочем, в это мало верилось. Станет генсек прерывать отдых! В мае он не нашел в себе сил побывать в Чернобыле, в сентябре-в Новороссийске, через год с небольшим – только после настоятельных советов Рыжкова – собрался в Спитак, взорванный землетрясением. Удобная позиция – жить вне чужого горя. Это поэты с их ранимой, больной душой уверены, что чужого горя не бывает (слова Константина Симонова).

И политики – не политиканы – считают так же. Тем летом Горбачев отдыхал с 20 августа по 20 сентября. Перед возвращением в Москву заехал на Кубань и в Ставрополь, жизнерадостно пообщался с электоратом. А Николай Иванович Рыжков с группой руководителей Украины и Белоруссии побывал в Чернобыльской зоне; Гейдар Алиевич Алиев держал на себе новороссийскую беду…

…В январе сорок второго года в блокадном Ленинграде Алексей Николаевич Косыгин увидел, как двое подростков тянули по стылой улице санки, на которых лежал их братишка или сосед. Типичная для тех дней картина. Так свозили покойников по всему городу. Что-то заставило Косыгина остановиться у этой горестной процессии и спросить, кого везут хоронить. Ребята еще не успели ответить, как Алексей Николаевич заметил, что у мальчика, лежащего на санках, дрогнуло веко. Может быть, в эти последние мгновения уходящей из него жизни, сквозь забытье, он услышал голос, похожий на отцовский? Алексей Николаевич взял ребенка на руки, тот стал приходить в себя. Косыгин распорядился, чтобы мальчика отогрели, покормили, а затем вместе с братьями эвакуировали из Ленинграда.

По заданию ГКО Косыгину предстояло эвакуировать 500 тысяч ленинградцев, станки, краны, моторы и целые заводы, которые были нужнее на Большой земле. Огромная, сложнейшая государственная. задача и случайная встреча… Судьба блокадного города и судьба одного человека… Косыгин не разделял их.

Таким же был и Алиев. Это свидетельство самых разных людей, в том числе и помощников, которые ежедневно докладывали первому заместителю премьера почту, записывали его поручения, летали с ним в командировки.

– Что, на ваш взгляд, – спросили мы Ухова, – произвело на Алиева самое сильное впечатление в Новороссийске?

– Во-первых, сам факт столкновения. Оно не могло, не должно было произойти. Не было никаких предпосылок для столкновения. Спокойное море. Звездное небо. Пассажирский теплоход весь в огнях – бортовые огни, топовые. Современные навигационные приборы. Пароход, выходя из порта, получил сообщение диспетчерской службы о том, что навстречу идет сухогрузное судно. Та же служба предупредила капитана «Петра Васева» о выходе «Адмирала Нахимова», которому сухогруз обязан был дать возможность беспрепятственно идти по курсу. Сухогруз не сделал этого. Капитаны договариваются, как будут расходиться – вопреки правилам. Третий помощник капитана сухогруза «Васев» предупреждает:

«Мы сейчас столкнемся!» – «Я все вижу, – отвечает, посматривая на экран радара, капитан. – Разойдемся. Все идет нормально…» Самонадеянность и безответственность двух капитанов привели к непоправимой беде.

Невиданная безалаберность потрясала. И вызванная этим гибель «Нахимова», огромное людское горе… И снова безответственность: на берегу нет полных списков пассажиров и экипажа; приходится по самым разным свидетельствам восстанавливать их.

Алиев там почти не спал. Как и его помощник Ухов. Владимир Сергеевич до двух-трех часов ночи готовил протоколы – кому, что и когда следует сделать, а утром все начиналось сызнова. Алиев к девяти утра отправлялся из гостиницы в штаб, который разместился в пароходстве…

На пятнадцатый день Горбачев распорядился, чтобы Алиев передал комиссию Пастернаку, заведующему отделом транспорта и связи ЦК, а сам возвращался в Москву:

– Рассмотрим вопрос о «Нахимове» на Политбюро.

Чем была вызвана эта команда? Только ли тем, что в Москве Алиева ждали другие дела, а здесь уже могли обойтись без него? Сомневаемся. И вот почему. Планировалась поездка Горбачева в Краснодарский край, встречи, выступления. Алиев с его новороссийскими делами, вообще вся история с «Адмиралом Нахимовым» Горбачеву мешали. В Краснодар генсек прилетел 17 августа и с аэродрома поехал в один из районов края. «По дороге он остановился в станице Новотитаровская и беседовал с ее жителями», – сообщали корреспонденты ТАСС. Жителей загоревший генсек спросил, довольны ли они тем, что «мы делаем сейчас в стране». Журналисты зафиксировали голос: «Довольны».

…30 октября Гейдар Алиев доложил на Политбюро о выводах правительственной комиссии по расследованию причин аварии теплохода «Адмирал Нахимов». Накануне, с утра, в зале заседаний Политбюро развесили карты и схемы – для наглядности. На этом фоне товарищи сначала потолковали о плане и бюджете на следующий год, потом заслушали отчет Комитета партийного контроля при ЦК КПСС о рассмотрении апелляций, направленных в адрес XXVII съезда КПСС… Наконец Горбачев предоставил слово Алиеву. Гейдар Алиевич докладывал коротко и емко. Собственно, все и так было ясно: преступная халатность капитанов судов, грубейшее нарушение правил безопасности мореплавания.

В решении Политбюро говорилось, что семьям погибших оказана необходимая государственная помощь. Непосредственные виновники катастрофы – капитаны судов «Петр Васев» и «Адмирал Нахимов» арестованы и привлечены к уголовной ответственности. Исключен из партии и снят с работы начальник Черноморского морского пароходства С. А. Лукьяненко. Освобождены от занимаемых должностей и строго наказаны в партийном порядке заместитель министра морского флота СССР А. В. Голдобенко и член коллегии председатель Всесоюзного объединения «Мореплавание» Б. С. Майнагашев, привлечен к партийной ответственности заместитель министра морского флота СССР Б. А. Юницын. Коллегии Минморфлота СССР предложено принять меры по коренному повышению безопасности судоходства, дисциплины и организованности в работе морского транспорта.

Помощники – люди наблюдательные. Видят то, о чем шеф и не подозревает. Вот о какой детали вспоминают, не сговариваясь, и Гаврилов, и Ухов.

– Заходишь в кабинет Алиева и прямо-таки чувствуешь по лицу Гейдара Алиевича – он сейчас погружен в свои мысли, о чем-то размышляет.

Появление помощника возвращает к текущим заботам.

– Владимир Сергеевич, сегодня у меня будет встреча с председателем правительства Югославии. Вам следует подготовить: первое… второе… А вы почему не записываете?

Ухову неловко признаться, что в момент вызова был в приемной, свой любимый капитанский блокнот оставил в кабинете. Такие блокноты выдавали всем капитанам, которые в первый раз проходили по Кильскому каналу. Владимир Сергеевич, в недавнем прошлом капитан торгового судна, им очень дорожил.

– Я запомню, Гейдар Алиевич!

– Да? Сам Алиев при своей потрясающей памяти обязательно делал пометки в блокноте. И спрашивал, если поручение было выполнено неточно.

Сотрудники аппарата Алиева обычно уходили в отпуск вместе с шефом. На хозяйстве оставался Владимир Сергеевич Ухов. Коллеги завидовали: отдохнешь теперь!

– Ну да! – отвечал Ухов. – Вы же знаете, как отдыхает Гейдар Алиевич…

Знали. Уже привыкли. Алиев уезжал в отпуск в Азербайджан. Но в праздности не проводил ни дня. Первый звонок в Москву, Ухову в десять утра:

– Алиев. Здравствуйте, Владимир Сергеевич, что сделано? Следует короткий отчет.

– А по этому вопросу решения еще нет, Гейдар Алиевич.

– Позвоните мне в три часа.

И еще один разговор по ВЧ следовал в 6–7 часов вечера. Иногда телефонистка предупреждала о том, что «в данном районе защиты нет». Это значит, что Алиев забирался куда-то в глубинку, где по открытой связи не обо всем можно было говорить.