Текст книги "Геворг Марзпетуни"
Автор книги: Григор Тер-Ованисян
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Печальный остров и его обитатели пагубно влияли на душевное состояние царя. Вместе с тем незаживающая рана день за днем разрушала его железное здоровье. Несмотря на нежные заботы царицы и старания лекаря, он не только не поправлялся, но с каждым днем все больше худел и бледнел. Его крепкое тело теряло свою силу, подобно могучему дубу, корни которого подтачивает червь… Он стал молчаливым, избегал людей и находил покой только в одиночестве.
Лекарь, с согласия царицы, посоветовал царю выразить свою последнюю волю и приготовиться к прощанию с миром.
Совет лекаря был хитростью. Он знал, что рана царя смертельна, но что конец наступит не скоро. И чтобы печальные думы не терзали его и не свели в могилу раньше времени, царю следовало жить при дворе, среди близких людей, и заниматься делами.
Хитрость лекаря удалась. Царь с радостью выслушал его совет и написал брату Абасу известное нам послание.
В один прекрасный день берег озера заполнили войска. Царь, смотревший из окна замка, увидев сходящие на берег полки, сначала подумал, что это Бешир вернулся мстить ему за поражение. Что-то похожее на тревогу сжало его сердце. Но когда он заметил царское знамя, развевавшееся на берегу, тревога его сменилась радостью.
– Это Марзпетуни, мой храбрый, верный князь, – прошептал он и быстро вышел из комнаты, чтобы подняться на башню.
Его встретила царица. Увидев радостное лицо царя, она удивилась: давно уже она не видела его таким оживленным. Что случилось? Может быть, это признак душевной болезни?
Эти мысли пронеслись в голове царицы, но мгновенно рассеялись, когда царь сообщил ей о приезде князя Геворга.
Ничто не могло так обрадовать царицу-изгнанницу, как неожиданное появление князя. Она устала от долгого одиночества и была очень угнетена болезнью царя. Ей нужен был друг, с которым можно было бы поделиться своими печалями. Этот друг прибыл. Кроме того, она знала, что Марзпетуни, человек полный жизни и силы, мог вселить в царя надежду и бодрость. Вдвоем с царем они поднялись на башню, чтобы оттуда посмотреть на прибывшее войско.
У противоположного берега пестрели многочисленные плоты и лодки, о которых князь позаботился заранее. В них разместилось несколько сот человек, и вся флотилия двинулась к острову.
В первой лодке сидели князь Геворг и великий князь Абас со своей свитой. Над ладьей развевалось царское знамя. Марзпетуни радовался, что возвращал этот стяг в блеске побед. Он помнил, в какое смутное время получил его от царя. Радовался он и тому, что с ним ехал Абас для братского примирения с царем. Помощь Абаса могла обеспечить успех нового начинания князя.
Но Абас был занят другими мыслями. Он ехал к своему брату и царю, и волнующие воспоминания прошлого проносились перед ним. Он вспомнил свое детство, проведенное во дворце Еразгаворса в играх и развлечениях, неразлучно с братьями Ашотом и Мушегом. Вспоминал годы юности, когда он вместе с братьями готовился к выполнению высокого долга – к защите родины и к битвам с врагами. Он вспомнил свою молодость, когда Ашот, уже наследник престола, одерживал победы в битвах, а он и Мушег помогал ему, не желая расставаться с братом, и клялись ему в вечной дружбе и верности. Потом он вспомнил битву в провинции Ниг с изменником Гагиком Арцруни, во время которой они бились как львы, но понесли поражение из-за измены севордцев, бежавших с поля боя. Это послужило причиной пленения Мушега. На минуту старая обида вспыхнула в нем: он вспомнил историю любви Ашота и севордской княжны… и на минуту пожалел, что едет для примирения с братом.
Но когда, повернув голову, он увидел Марзпетуни, смотревшего на него твердым, ясным взором, Марзпетуни, который столь горячо и беззаветно любил родину, что забывал всякую личную злобу и месть, ему стало стыдно, и гнев его прошел.
Перед глазами предстал несчастный отец, распятый на кресте. Почудились голоса арабов, глумящихся над его трупом… Он вспомнил деспота Юсуфа и его бесчеловечную жестокость, вспомнил героя, который налетел как небесный гнев, ворвался в столицу, рассеял арабов, разбил их отряды, изгнал зверя Юсуфа и отомстил арабам за мученическую смерть отца. Это был его брат Ашот, одно появление которого внушало врагам ужас и которому он клялся в верности и дружбе. Победы следовали одна за другой, потому что братская любовь и единение вдохновляли всех. Но как только любовь остыла и расторгся союз, несчастья посыпались одно за другим. И вот теперь лев в клетке. Гроза врагов, Ашот Железный, в пустынной обители…
Если царь во многом виновен, то разве он сам, Абас, безгрешен? Каково ему видеть брата в таком унижении, видеть Ашота, героя и победителя, в монашеской келье?
Эти мысли так расстроили Абаса, что глаза его наполнились слезами.
– Я так горячо прижму его к сердцу, что он забудет свои печали. – прошептал Абас.
Когда лодки пристали к берегу, телохранители царя уже ждали их. Они пришли встретить князя. Но, увидя с ним царского брата, который милостиво с ними поздоровался, они огласили воздух радостными криками: «Да здравствует царевич!» Затем вновь прибывших проводили в верхний замок, где жил царь.
Царь Ашот, не ждавший Абаса, увидев его с Марзпетуни, чрезвычайно обрадовался. Он забыл и свой сан, и обиды, нанесенные ему братом. Он помнил только, что Абас его брат, единственный на земле родной человек, и сам поспешил ему навстречу. На зеленом косогоре братья встретились. Восклицания: «любимый брат!», «любимый государь!» были заглушены горячими объятиями и поцелуями.
Князь и остальная свита, стоя на холме, молча смотрели на эту трогательную встречу. Многие прослезились. Всем было известно, сколько бедствий произошло в стране из-за ссоры двух братьев и как много можно было ожидать от их примирения.
Царь от сильного волнения так ослаб, что еле поздоровался с остальными. Он пожал руку Марзпетуни и сказал:
– Я так тебе обязан, князь, что хотел бы жить только для того, чтобы отблагодарить тебя по заслугам.
– Живи для своего престола и родины, государь! Князь Марзпетуни – твой слуга. Он только выполняет свой долг! – ответил Марзпетуни.
Затем они поднялись в замок, где царица радостно встретила своего деверя и князя Марзпетуни.
В царских покоях зазвучали веселые голоса и смех.
Скоро на остров прибыли остальные войска, и Севан ожил – князь приказал устроить праздник примирения. В этот день монашеские кельи опустели, даже духовные отцы забыли свои молитвы, и старая сюнийская крепость приняла праздничный вид.
Когда прошли первые дни празднеств, царь пригласил к себе брата Абаса и в присутствии царицы и князя Марзпетуни сказал ему:
– Я давно желал протянуть тебе, моему наследнику и брату, руку примирения, видя, как много терпит страна от нашей ссоры. Но право старшинства и царское самолюбие не позволяли мне смириться перед младшим братом… Я хотел, чтобы ты пришел ко мне, ждал, чтобы ты первый произнес слова примирения. Не знаю, прав ли я был… Когда человек жаждет жизни, он со страстью отдается подобным суетным чувствам. Но мои надежды не исполнились, ты не пришел ко мне, и я глубоко опечалился, видя тебя таким непреклонным. Не прошло и года, счастье отвернулось от меня, желание жить умерло в моем сердце… Но оставим все это. Когда мой лекарь сказал мне, что рана моя неизлечима, я прославил бога, давшего мне повод примириться с тобой. Благодарю тебя, дорогой Абас, что ты принес мне поцелуй родного брата. Он дороже всех поцелуев в мире. Увы, почему люди слишком поздно понимают это?..
Взамен отдаю я тебе с сегодняшнего дня свою корону и престол, завещанные мне нашим отцом. Передаю тебе это как единственному наследнику моему и царицы… Наследуй их с благословения божьего, народного и нашего.
Произнеся последние слова, царь посмотрел на царицу с состраданием и, обращаясь к Абасу, продолжал:
– Но, милый брат, перед тем как воссесть на престол и принять корону, прими от меня еще другой заветный дар и поклянись хранить его и беречь с самой нежной заботливостью. Этот драгоценный дар – моя супруга-царица и твоя сестра, которая в этом мире перенесла много страданий и чью судьбу я могу вручить только тебе, единственному родному мне человеку…
Царица, грустно и молча слушавшая царя, разрыдалась.
– Не плачь, любимая Саануйш, никто в этом мире не живет вечно, – глядя на нее с нежностью, сказал царь.
– Не заботься тогда и обо мне… – ответила царица прерывающимся от слез голосом.
– Зачем эти грустные речи, преславный государь? – воскликнул Абас, вставая с места. – Неужели царский престол мне дороже долга, а корона и скипетр заменят брата, если я его потеряю? Не огорчай моего сердца, полного любви к тебе и желания видеть своего государя вновь на вершине славы. Пусть бог продлит твои дни, а я буду слугой твоего престола. Это мое единственное желание, оно и мой долг.
– Верю в твою искренность, дорогой Абас, и очень сожалею, что так поздно вкушаю радость твоей любви. Но дни мои сочтены. Я должен уйти из этого мира… Да благословит и хранит тебя бог, дабы утешил ты свой народ, который столько претерпел за мое царствование.
– В твое царствование он и утешится, – живо ответил Абас. – Ты вернешься в свой престольный город и снова взойдешь на престол. Мы же постараемся увенчать его славой…
– Я давно уже иссушил источники ее, – прервал царь грустно.
– Нет, преславный государь, эти источники не иссякли, они только обмелели и не по твоей, а по моей вине, и я должен вновь оживить их.
– У тебя только один долг: ты должен своим достойным царствованием предать забвению имя Ашота Железного…
– Это имя должно еще больше прославиться! – сказал Абас решительно.
– Мне остается жить немного дней, – заметил царь.
Не дней, а лет, – заговорил Марзпетуни, загадочно улыбаясь.
– Ты видел мою рану? – спросил царь.
– Я беседовал с твоим лекарем.
– Что это значит? – спросил изумленно царь.
Марзпетуни попросил царя извинить лекаря, который в интересах общего блага сказал царю неправду, и тут же добавил, что жизни царя не угрожает опасность. А если царь выедет из Севана и вернется в столицу, это благоприятно отразится на его здоровье.
Царь долго упорствовал в своем решении жить и умереть на Севане, но настойчивые просьбы Абаса и Марзпетуни в конце концов убедили его.
Царский брат и князь послали приказ находящимся в Востане войскам, чтобы они поспешили на Севан. Им хотелось особенно пышно и торжественно обставить возвращение царя. С таким же предложением обратились они к сюнийскому князю Смбату, который собрал тотчас же свои вольные отряды и вступил в Гегаркуник, чтобы приветствовать государя.
Сепух Ваграм тоже снялся со своим войском со склонов Геха и вместе с князем Гором поспешил на Севан.
Туда же пришли и остальные войска Абаса. Таким образом количество войск достигло нескольких тысяч.
Царь, видя эти приготовления, оживился, а это благотворно действовало на его здоровье. Царица же не знала, как выразить свою благодарность и признательность Абасу и Марзпетуни, которые вдохнули в нее и в государя новую жизнь.
Через несколько дней царь с царицей, великим князем Абасом и остальными князьями, простившись с гостеприимной братией Севана, в сопровождении своих войск, направились в престольную область Ширак.
Вот уже неделя, как Еразгаворс не узнать. Тихие улицы его наполнились шумом и движением, на площадях толпится народ. Царский дворец ожил и принял торжественный вид. Его великолепные залы украсились коврами, шелками и бархатом. Во дворце царит необычное оживление.
По распоряжению князя Марзпетуни, за несколько дней до приезда царя сюда прибыли все знатные женщины и свита царицы из Гарни. Вместе с княгинями Мариам и Гоар приехала и княжна Шаандухт, передав свой пост Мушегу. Все при дворе готовились к встрече царя и царицы.
Когда настал назначенный день, жители столицы вышли навстречу царю на несколько парасангов пути. Впереди ехала армянская знать. Свита царицы и княгини во главе с женой великого князя Абаса, княгиней Гургендухт, ждали государя в храме Спасителя.
Наконец вместе с царицей, Абасом и сопровождавшими князьями царь вступил в столицу, которую он покинул год назад. Его въезд был так пышен и торжествен, что напоминал триумфальное шествие. Кроме многочисленных войск, большая часть которых осталась за городом, сюда пришли почти все жители Ширака. Всюду, где проезжал царь, народ встречал его радостными криками.
Слезы застилали глаза царя. Он вспомнил свои прошлые триумфы и воодушевление народа тогда и теперь и нашел, что ничего в них не изменилось. Но сам он, увы… уже не был прежним героем. Его душа была мертва. Воодушевление не согревало его сердце.
Но чтобы не расстраивать окружающих, в особенности брата Абаса и князя Марзпетуни, царь сдерживал себя и старался казаться радостным и бодрым.
Он даже решил воспользоваться общим воодушевлением и повести войска на Двин.
Когда закончились празднества, царь пригласил к себе Абаса и Марзпетуни и объявил им свое решение.
– Поскольку у нас здесь столько войска и сюнийский князь со своими полками тоже находится здесь, готовьтесь к походу на Двин. Перед этой силой арабы не устоят, и вы возьмете столицу, – сказал царь.
– Как? Ты это нам разрешаешь? – спросил Марзпетуни, не зная, удивляться ему или радоваться.
– Разве я выразился не ясно? Не только разрешаю, но и предлагаю не медлить.
– Это моя мечта, великий государь, – добавил Марзпетуни. – Когда на Севане я узнал о бегстве католикоса и выяснил, что это сделано по наущению Деспота, то хотел просить у тебя разрешения пойти походом на Двин. Мы могли застать арабов врасплох и занять город. Этим я раздосадовал бы спарапета. Но нас ждали в Шираке, и я не хотел лишать народ радости приветствовать своего государя. А теперь, раз нам приказывает государь, мы можем двинуть армию через два дня. Остается только спросить согласия престолонаследника Абаса и сюнийского князя.
– Я готов, и мое войско также, – решительно сказал Абас.
– Поговорите с князем Смбатом и сообщите мне его ответ, – приказал царь.
В тот же вечер во дворце царского брата собрались князь Марзпетуни, владетель Сюника, сепух Ваграм и князь Гор. Абас сообщил государево желание. Все в один голос одобрили предложение царя. Князь Смбат, поклявшийся отомстить востикану за его вероломство, решил, что сам бог вдохнул в царя эту мысль. Особенно его радовало, что он сможет освободить своих братьев и изгнать арабов из патриарших покоев.
Вскоре и другие князья стали готовиться к походу.
В долинах, окружающих Еразгаворс, там, где речка Тигнис сливается с Ахуряном, были разбиты шатры союзных князей. Уже несколько дней здесь шли лихорадочные приготовления. Воины занимались упражнениями, готовили стенобитные машины и необходимое для осады города. За всем этим наблюдали князья. Князь Гор не мог найти свободной минуты для свидания со своей невестой, находившейся во дворце: военные приготовления отнимали у него все время. Работал он охотно. Сепух Ваграм воодушевлял его:
– Скоро, скоро, мой дорогой, возьмем Двин, устроим празднество и в соборе благословим ваш союз.
В Еразгаворсе еще были заняты этими приготовлениями, как вдруг одно неожиданное событие разрушило планы союзного войска и его начальников.
Еще до вступления царя в Ширак до востикана стали доходить слухи, что царь с большим войском возвращается в столицу. Нсыр хорошо знал Ашота Железного. Он помнил, сколько раз; казалось бы уже побежденный, царь снова собирал силы и наносил грозные удары его войскам. Его тревога еще более усилилась после того, когда разведчики сообщили, сколько у него войска, описали воодушевление народа и пышную встречу царя. Одно уже примирение Абаса с царем значило многое. Союзу этих двух героев арабы не могли противостоять. Когда же Нсыр узнал, что и сюнийский князь присоединился к ним, он совсем пал духом.
«Этот союз направлен против меня, – думал он. – Царь хочет изгнать меня отсюда. Он не довольствуется победами над моими войсками, он хочет освободить страну из-под владычества эмира. А князь Смбат присоединился к ним, чтоб отомстить за оскорбление, которое я ему нанес, отступив от своей клятвы и заключив в темницу его братьев».
Угнетенный этими мыслями, он пригласил к себе на совет военачальника Бешира и двинского ден-пета[25]25
Ден-пет – глава мусульманской церкви.
[Закрыть].
Бешир сообщил, что находящееся в городе арабское войско не может выдержать и десятидневной осады. В городе не оставалось запасов, а получить их в ближайшее время было неоткуда. Единственное спасение – послать гонца в Дамаск и просить помощи у халифа. Но это может продлиться долго, армяне за это время возьмут город.
– А что, если мы сами предложим мир и попросим дружбы у царя? – спросил Нсыр.
– Наша вера разрешает победить неверного смирением, если не можешь победить его силой, – сказал ден-пет. – Но только знай, что, покорившись один раз, ты должен при случае принудить врага покориться тебе десять раз.
– Необходимо, чтобы армянские войска покинули сейчас Еразгаворс, – ответил востикан. – А там, я знаю, возникнут новые разногласия, князья снова пойдут друг на друга. «Две армянские головы в одном котле не сварятся», – такова поговорка. Когда она оправдается, мы снова обнажим свой меч.
– Да, так лучше. Это единственно разумный выход, – сказал Бешир. И ден-пет согласился с ним.
В тот день, когда союзные князья выстроили свои войска в долине и царь верхом, окруженный свитой, делал им смотр, вдали показался отряд всадников, стремительно мчавшийся к армянскому лагерю. Когда они подъехали ближе, князь Марзпетуни узнал арабское знамя и приказал Гору выехать со своим отрядом навстречу.
Велико было изумление юноши, когда, подъехав к всадникам, он среди воинов востикана увидел сюнийского князя Бабкена в прекрасном вооружении. Растерявшись от этой неожиданной встречи, Гор не успел выразить свое удивление, как князь подъехал к нему, обнял и расцеловал.
– Какой случай и какой ветер помогли твоему возвращению, князь?! – радостно воскликнул Гор.
Князь Бабкен в нескольких словах рассказал ему о цели своего приезда, а затем они оба в сопровождении остальных всадников поехали в лагерь. Сюнийский князь Смбат, узнав издали брата, подбежал и горячо обнял его. Встреча братьев была такой волнующей, что посланцы востикана вынуждены были остановиться. Затем князь Бабкен вместе с ними представился царю, который принял послов под открытым небом в присутствии всех князей.
– Востикан Нсыр приветствует через нас твое царское возвращение в престольный город шахиншаха, – заговорил, выступив вперед, глава посольства. – Вместе с тем, желая установить вечную дружбу с могущественным шахиншахом, эмир просит забыть все распри, которые были между вами, всю злобу и ненависть, которые возникли от злосчастных столкновений, и заключить мирный союз на пользу вашему народу и халифу. И вот, чтобы доказать свои добрые намерения, востикан освободил из темницы князей Сисакян. Один из них проводил нас сюда, а другой, князь Саак, живет в почете во дворце армянских царей в Двине. Эмир подносит шахиншаху достойные дары, которые просит принять как уверение в своих подлинно дружеских чувствах к армянскому народу и его царю.
Закончив свою речь, посол подал знак, и воины поднесли царю привезенные с собой дары.
Царь, недовольный неожиданной помехой своим планам, ради князя Бабкена любезно принял послов, поблагодарил их за добрые намерения и дары. Затем, пригласив послов в город, он обещал ответить на предложение Нсыра через несколько дней.
Эта новость была неприятна князьям и воинам. Войска рвались в бой. А князь Гор считал, часы, оставшиеся до вступления в Двинскую долину. Он мечтал проникнуть в крепость через известный только ему одному подземный ход и своими руками водрузить знамя над двинской цитаделью. В награду за это он надеялся получить поцелуй княжны, которая ждала его во дворце Еразгаворса.
Посольство коварного араба разрушило его надежды.
У царя состоялся совет. Вначале все были за наступление. Но когда князь Бабкен сообщил, что Нсыр в случае нападения царских войск на город грозит повесить на башне крепостной стены князя Саака, присутствующие растерялись.
– Хотя бы для того, чтобы не подвергнуть опасности жизнь брата, мы должны принять предложение востикана, – поспешно заговорил князь Смбат, словно боясь, что остальные воспротивятся этому.
– Ты поторопился, дорогой князь, – заметил, улыбаясь, царь. – Как бы ни было справедливо требование наших войск и князей относительно нападения на Двин, все же я не стану жертвовать жизнью воинов, если можно приобрести дружбу врага мирным путем. Хотя мы и сильнее востикана, но взять Двин, не пожертвовав при этом несколькими сотнями воинов, мы не можем. А этого мы должны остерегаться, у нас и без того слишком много жертв… Вначале на меня произвело неприятное впечатление предложение востикана, потому что и я был охвачен общим воодушевлением, но затем, взвесив все обстоятельства, я пришел к убеждению, что лучше оставить Двин во власти арабов, чем жертвовать армянами. Вот почему я решил принять предложение востикана и заключить с ним мир. Мы займемся внутренними делами нашей страны и будем ждать, когда судьба поможет нам спасти князя Саака из рук его врагов.
С царским решением все охотно согласились, а сюнийские князья сердечно поблагодарили царя за заботу о своем брате. Только один князь Гор был недоволен. Принятое решение отнимало у него славу, которую он надеялся завоевать при взятии Двина.
Царь заметил это и, улыбаясь, сказал присутствующим:
– Кто из вас поможет мне возместить князю Гору утрату, которую он понес при этом примирении?
– Я, великий государь! – воскликнул сепух Ваграм.
– Говори, сепух, буду тебе благодарен, – сказал царь, продолжая улыбаться.
– Несколько месяцев тому назад, великий государь, мы в Гарни благословили обручение князя Гора с твоей приемной дочерью, княжной Шаандухт. Мы решили обвенчать их, как только арабы будут изгнаны из нашей страны и воцарится мир. Это условие сегодня выполнено. Правда, арабы еще не изгнаны из Армении, но их силы уже подорваны: они просят мира. Прикажи нам начать свадебные торжества, и потеря князя Гора будет возмещена.
– Будь здрав, сепух! Более мудрого совета нельзя было дать! – воскликнул царь. – При нашем дворе давно не было празднеств. Пусть с завтрашнего дня начнутся приготовления. Тем более что сейчас в Еразгаворсе и дяди княжны, и сюнийское войско.
Князь Марзпетуни встал с места и поблагодарил царя. А Гор, зардевшись от смущения, опустился на колено и горячо поцеловал царю руку.
На следующее утро было подписано мирное соглашение. Скрепив своей печатью, царь передал его посланцам востикана вместе с дарами.
А через несколько дней в великолепном храме Спасителя, выстроенном царем Смбатом, происходило венчание князя Гора с княжной Шаандухт. На этом торжестве присутствовали царь, царица, вся царская семья и армянские князья. Согласно обещанию, данному в Гарни, крест над молодыми держал Ваграм. В своем блестящем вооружении и в праздничной одежде он производил величественное впечатление. Что касается князя Гора и княжны Шаандухт, то они были прекраснее всех собравшихся здесь юношей и девушек.
Свадебные торжества продолжались несколько дней. Весь Ширак вместе с войсками принял участие в веселье двора.
* * *
Шел 925 год, и благодаря мирному соглашению Армения вкушала полный покой.
Союзные князья вместе со своими войсками уехали из Еразгаворса. Один только князь Марзпетуни не возвращался в крепость Гарни, где давно уже находились Гор с молодой женой и матерью-княгиней.
– На предложение царя вернуться к семье князь ответил:
– Час моего покоя еще не настал.
– Как это понять? – спросил царь.
– Я еще не выполнил своего долга, – сказал князь.
– Ты сполна расплатился, – заметил царь. – Вот уже скоро два года, как ты в постоянных заботах. Ты освободил меня от преследования мятежников, ты трудился над объединением князей, ты создал заново войско, ты победил врагов, разогнал полчища арабов, примирил меня с Абасом, нагнал страх на двинского востикана и заставил его просить у меня дружбы. Что еще тебя тревожит?
– Самое главное, государь.
– Что же?
– Моя клятва.
– Какая клятва? – изумленно спросил царь.
– Та, которую я дал в Гарни на могиле святого Маштоца в присутствии воинов обета и населения Гарни.
– А именно?
– Не возвращаться в лоно своей семьи, не входить под свой кров, пока не изгоню последнего араба из страны.
– Зачем же тогда ты позволил мне примириться с востиканом, раз ты давал такую клятву?
– Я решил, что лучше быть изгнанником, чем жертвовать нашими воинами.
– Но ведь ты и раньше намеревался идти на Двин, – заметил царь.
– Тогда я надеялся на своих лазутчиков, которые вместе с католикосом должны были вступить в Двин.
Царь замолчал и задумался. Он знал князя. Знал, что, храбрый и непреклонный с врагами, Марзпетуни нежно привязан к своей семье. Каждый родитель ждет дня, когда его сын будет сочетаться достойным браком. Для князя настал такой день, но неумолимая судьба не разрешила ему вернуться в свой дом, видеть счастье сына и окружить его отеческой заботой.
Эти мысли взволновали царя. Он готов был на любую жертву, чтобы освободить своего любимца от клятвы. Но как это сделать? Единственным выходом было нарушить соглашение, заключенное с востиканом, но на это он не мог пойти.
Князь Геворг вывел его из затруднения.
– Мы не можем нарушить нашей дружбы с Нсыром, но мы вправе требовать от него возврата похищенного имущества, – сказал он царю. – Захват патриарших покоев не только грабеж, но и святотатство. Ничего подобного не позволяли себе ни персидские марзпаны[26]26
Марзпаны – наместники персидского шаха в Армении.
[Закрыть], ни востиканы, бывшие до Нсыра. Если мы не мстим за это оскорбление, то вправе потребовать обратно хотя бы церковное имущество. Я готов поехать в Васпуракан и уговорить католикоса, чтобы он вернулся сюда и как глава церкви потребовал назад патриаршие покои. Его святейшество может не бояться сейчас востикана – мы сильны. Если востикан исполнит его требование, католикос вновь вступит в свой престольный город, а если нет, мы добудем мечом то, что принадлежит нам по праву. Ни один уважающий себя народ не согласится заключить соглашение с соседом, который попирает его священные права.
Государь нашел доводы князя разумными. Князь Геворг считал нужным заключить союз с Гагиком Арцруни, чтобы в случае войны он присоединился к араратскому царю. Князь попросил грамоту от Ашота, дабы явиться к Гагику в качестве царского представителя. Царь дал ему написанную собственноручно грамоту.
Через несколько дней князь Марзпетуни с телохранителями выехал из Ширака и направился в Васпуракан. Но не успел он достичь границы, как до него дошла весть о смерти католикоса Иоанна в Дзорском монастыре.
Весть эта очень огорчила князя: смерть католикоса могла быть чревата неприятными последствиями. Во-первых, это разрушало планы князя Геворга относительно взятия Двина и изгнания арабов. Во-вторых, патриаршие покои и церковные поместья оставались по-прежнему во власти Нсыра, и многочисленные монастыри и духовная братия лишались доходов. В-третьих, сам князь терял возможность освободиться от своей клятвы и возвратиться в лоно семьи. В-четвертых, патриарший престол закреплялся за Васпураканом. Из-за этого могли возникнуть долгие распри и смуты, могли образоваться новые патриаршие престолы, которые ослабили бы церковное владычество, и без того находившееся в упадке.
Но все же князь поспешил в Дзорский монастырь, чтоб присутствовать при погребении католикоса.
Вместе с многочисленным населением Васпуракана здесь собралась вся духовная братия монастырей и старейшие епископы. Здесь был и царь Гагик со свитой и придворной знатью. Князь Марзпетуни явился в Дзорский монастырь как представитель Араратского царства, и царь Гагик принял его с достойными почестями. После того как тело католикоса было погребено в монастырском склепе, царь Гагик пригласил Марзпетуни в свою столицу Ван.
Здесь князь оставался некоторое время и, живя в царском дворце, благодаря своему уму и благородству стал любимцем не только царя, но и всего двора. Результатом этого было то, что царь Гагик принял предложение царя Ашота и заключил с ним союз, написав грамоту и скрепив ее своей подписью и печатью.
В это время духовная братия была занята вопросом избрания нового католикоса, и между несколькими крупными монастырями, как и предвидел Марзпетуни, начались споры.
В северных областях Армении духовенство хотело, чтобы патриарх был избран из местных епископов и пребывал в Востане. Между тем южные области выражали желание, чтобы он был из монахов Васпуракана и жил в Дзорском монастыре, там, где скончался прежний католикос. В этом споре приняли участие и союзные князья. Начались раздоры.
Князь Марзпетуни хорошо понимал, что эта смута может нанести вред вновь заключенному союзу, тем более что к сторонникам «южного» патриарха уже присоединились родственники царя Гагика. Он обратился с письмом к царю и, сообщив ему о грядущих опасностях, посоветовал исполнить желание васпураканцев, дабы польстить самолюбию царя Гагика. Тогда царские дома Арцруни и Багратуни сблизились бы теснее, а эта дружба принесла бы пользу в будущем и престолу и родине.
Такое же послание он направил царскому брату Абасу, прося его склонить царя к этому решению.
Ответ пришел немедленно. Царь и Абас предоставляли ему право разрешить этот вопрос по собственному усмотрению.
При первом же свидании с царем Гагиком князь спросил его, кого он хотел бы видеть католикосом и где бы желал учредить его престол. Царь Гагик ответил, что его избранник – епископ Степанос, а патриарший престол он хотел бы видеть на острове Ахтамар, где им выстроен великолепный храм и неприступный замок и куда скоро должен переехать двор.
Князь сказал, что царь Ашот и наследник Абас поручили ему как представителю Араратского царства выполнить в этом вопросе волю царя Гагика. Пусть государь соблаговолит избрать наследником патриаршего престола, кого он захочет. На это избрание дадут свое согласие все крупнейшие монастыри северных областей.
Это известие доставило большое удовлетворение царю Гагику.
– Царь Ашот и престолонаследник Абас меня очень обязали своим великодушным предложением! – воскликнул он радостно. – Отныне дом Арцруни будет неразлучным союзником царей Багратуни. Их враги будут моими врагами.
Вскоре всеобщий собор, собравшийся в столице Арцруни, избрал католикосом епископа Степаноса.
Царь Гагик с большой торжественностью доставил новоизбранного католикоса на остров Ахтамар. Миропомазание произошло в новом храме Христа, после чего католикос остался там как всеармянский патриарх. Чтобы выразить свою благодарность царю Ашоту, царь Гагик послал ему ценные дары, одарив также и князя Марзпетуни.
