Текст книги "Легенды Космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Джеймс Сваллоу,Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Митчел Сканлон,Ник Ким,Джонатан Грин,К. С. Гото,Пол Керни,Ричард Уильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Хуже того, Гурон попытался убедить Неотеру, что кое-какие продажные ордена космодесанта знают об этом новом порядке и стремятся использовать его для личной выгоды. Он опасался, что Империум не погнушается обратить этих негодных космодесантников против их братьев-Астартес, столкнув ордена в чудовищной гражданской войне, лишь бы правда не выплыла наружу. И с едва скрытым отвращением Гурон упомянул Ультрамаринов и Имперских Кулаков. Учитывая их тесные связи с Администратумом, эти два ордена с наибольшей вероятностью обратятся против свободно мыслящих Астартес – тех, кто хранит в своих генах истинное наследие Императора.

Неотера слушал Гурона со смесью ужаса и сочувствия. Его предположения были небеспочвенны. Воинам-Богомолам, как и многим другим орденам, знакомы были тоска и неуверенность, порожденные темными тайнами, – но Неотера все же колебался. Однако присутствие Огненных Ястребов на границе системы Бадаба, казалось, подтверждало подозрения Гурона.

И вот теперь, когда тяжелые сверкающие двери тронной комнаты медленно распахнулись, Неотера впервые оказался перед Люфтом Гуроном. Магистр ордена Астральных Когтей находился на другом конце зала. Он восседал на самом искусном троне, какой когда-либо видел Неотера. Трон стоял на возвышении, а за ним полукругом выстроились двенадцать космодесантников – личная гвардия Гурона. Каждый держал болтер перед пластиной нагрудника, застыв в церемониальной позе. Вдоль стен длинной комнаты, как на смотровом плацу, двумя рядами замерли космодесантники в полной боевой броне. Зал сверкал золотом и чернью.

Неотера приостановился в дверях, искренне восхищаясь величественным зрелищем. Пауза постепенно переросла в колебания, когда магистр Воинов-Богомолов пересчитал собравшихся в зале вооруженных бойцов и соотнес их число с донесениями о мятеже Гурона. Несмотря на увиденное им по пути к планете, Неотера не был до конца убежден, что может доверять Гурону, предполагаемому тирану Бадаба. Однако магистра Богомолов сопровождали тридцать космодесантников из Первой и Второй рот – лучшие из лучших, ветераны и герои, которых не так-то легко было запугать. В то же время Неотера осознал, что эта демонстрация силы свела к нулю все «доверие», которое Гурон якобы оказал им, впустив во дворец в полном вооружении.

– Магистр ордена Хойзан Неотера, владыка Воинов-Богомолов и хранитель Мордианы и Оотеки, прошу пожаловать в мои чертоги.

Сказав это, Гурон поднялся с трона. Его официальные слова эхом раскатились под высоким потолком зала. Хозяин дворца начал спускаться с возвышения, словно намеревался приветствовать Неотеру на равных.

– Я благодарен тебе за то, что ты совершил это путешествие. Связь ненадежна, а мне с некоторых пор нелегко покинуть эту систему, как ты мог заметить.

– Магистр Гурон, – ответил Неотера без лишних церемоний, – ваше приглашение было для меня честью.

Он шагнул вперед по вымощенному мраморной плиткой полу. Остальные Воины-Богомолы выстроились шеренгой за спиной магистра.

– Нам многое надо обсудить, Хойзан, – начал Гурон, когда они встали лицом к лицу и приветственно склонили головы.

Глаза владыки Бадаба горели потаенным внутренним огнем.

– Серьезные дела, касающиеся всего Империума. Спасение наших братьев-Астартес у нас в руках. Мы – последняя надежда Императора. Могу я рассчитывать на тебя, брат?

Неотера уже не был уверен, сколько прошло времени. Отсутствие сна начало сказываться: голова отяжелела, словно после сотрясения мозга, а мысли кружились призраками в дыму. Он не чувствовал усталости, но за долгие годы научился распознавать легкую дымку, заволакивающую разум, – признаки активации каталептического узла, берущего контроль над сознанием и позволяющего обходиться без сна. Судя по туману, окутавшему его мысли, как осевшая на наплечниках доспеха пыль, Неотера стоял на вырезанном в полу изображении аквилы около семи дней. За все это время он не пошевелился и – насколько мог припомнить – неосмотрительно произнес лишь четыре слова. В голове гудели вопросы и обвинения Совета. Их настойчивая психическая осада постепенно подточила железную стену его решимости. Магистр чувствовал тошноту от проникавшей внутрь ядовитой смеси злобы и снисходительности, источаемой судьями. Но он знал, что не сломается. Во второй раз этого не произойдет.

Вопросы погрузили Неотеру в размышления, и некоторое время он блуждал в прошлом. Но как долго? И сколько его мыслей открылось судьям? Возможно, они просто подталкивали его разум к воспоминаниям, а затем наблюдали, как собственные мысли магистра предают его. В тенях, скрывавших безликих судей, наверняка было немало мощных библиариев – но Неотера не знал, каковы пределы их власти. Возможно, его решимость молчать в конечном счете ни к чему не привела. Возможно, Совет мог добыть нужные ответы без помощи слов. Но к чему тогда задавать вопросы? Зачем вообще нужен был этот суд, если они могли просто вывернуть наизнанку его мозг и прочесать воспоминания?

Если только это не было испытанием. Судьи хотели узнать, что скажет Неотера, как он станет оправдываться, а затем сравнить произнесенные вслух слова с внутренним голосом его души. Будет ли он говорить искренне? Скрывается ли в его сердце обман? Попытается ли он выгородить себя или перевалить вину на других? Осталась ли в нем хоть капля чести после тех ужасов, что он совершил на просторах галактики, после того, как нарушил самые священные клятвы верности?

Но он ничего не сказал. Лишь те четыре слова: «Я не ищу милосердия». Он не пытался объясниться.Однако Неотера знал, что все это время его разум напряженно искал ответы. Ответы на вопросы, заданные судьями, совпадавшие с тем вопросом, который он непрерывно задавал сам себе: «Как до этого дошло?»

Получили ли члены Совета Правосудия нужные им ответы? Сумели ли отделить правду от его лихорадочных измышлений? Могли ли объяснитьслучившееся ему? Правда нужна была ему не меньше, чем им, – ведь это его душа рушилась в преисподнюю.

Если его разум открылся им, они обязаны сказать. Неотера должен знать. Он заслужил это знание. Его душа изнывала от желания понять истину.

«Как до этого дошло? Я имею право знать». Мысль вырвалась наружу, словно газ из треснувшего баллона.

Ты не заслуживаешь ничего, владыка Богомолов.

Мысли, отдающие горьким привкусом желчи, высмеивали его негодование и сочились презрением. Но Неотера знал, что так и есть: он ничего не заслуживает. Протест, хотя и предназначенный лишь для него самого, а не для членов собрания, недостоин магистра ордена Богомолов. Насмешки библиария были абсолютно оправданны.

И снова душа его содрогнулась от боли измены себе самому. Эта боль могла сравниться лишь с безграничным ужасом, который испытал Неотера, предав все, что было для него свято и дорого. Боль казалась нестерпимой, однако он вытерпел. Он даже не мог быть уверен теперь в том, кто он такой. Как до этого дошло? Как ондошел до этого?

Громкий скрежет известил его о том, что главные врата зала открываются. Не поворачивая головы, он проследил за звуком шагов. Шаги замерли в тени колонн, поддерживающих сводчатый потолок. Впервые с начала слушания двери открылись и кто-то вошел или вышел. Но даже в этом незначительном факте Неотера не мог быть уверен – он потерял веру в надежность собственного разума. Сходит ли он с ума? Или был безумен с самого начала? Был ли он вообще когда-нибудь верен Императору?

– Хойзан Неотера, магистр ордена Воинов-Богомолов и хранитель Мордрианы и Оотеки. Этот Совет признает вас виновным в самых ужасных преступлениях против Империума Человечества.

Голос, низкий и хриплый, непривычный к дипломатическим речам, окатил Неотеру темной волной. Жестокая безнадежность, заключавшаяся в этих словах, пролилась на его душу бальзамом. Он был осужден. Его не пощадят. Облегчение оказалось почти физическим.

– Вы вступили в заговор против Света Императора. Вы пролили кровь его верных слуг и принесли Хаос в самое сердце Империума. Вы не предоставили никаких оправданий, никаких объяснений своим поступкам, и вы не просили о снисхождении. Этот Совет намеревался приговорить вас к смертной казни. Ваше геносемя должно было быть рассеяно. Кроме того, мы намеревались распустить Легион Богомола, лишить ваших космодесантников оружия и доспехов, изолировать ваш родной мир, Оотеку, и обречь оставшихся Воинов-Богомолов на жизнь сервиторов, дабы они восстановили разоренные ими миры.

Голос замолчал, и Неотера почувствовал, как на него изучающе уставились десятки глаз. Он не дрогнул, даже не моргнул. Сжав зубы, магистр Богомолов сосредоточился на словах. Ему необходим был ясный рассудок, чтобы выслушать приговор. Неотера чувствовал: за этими словами последует что-то еще. Внезапно его охватила паника при мысли, что судья отменит обвинительное заключение. Затем паника сменилась шоком: он ощущал страх впервые с тех пор, как после Испытаний Крови в Оотеке вступил в ряды космодесантников. Что с ним стало? Неужели предательство действительно столкнуло его в бездну безумия?

Мы отберем у тебя Оотеку, повелитель тараканов. Твои сородичи больше никогда не осквернят ее леса. Теперь она моя!

Мысль была неотчетливой и рваной, словно ее искромсала злоба. Даже пребывая в своем лихорадочном состоянии, Неотера снова ощутил присутствие корыстной ненависти.

– И все же, Хойзан, в этом Совете есть и те, кто не считает, что ваше молчание говорит о недостатке раскаяния. Те, кто не находит ваше поведение дерзким. Те, кто верит, что ваши вопиющие злодеяния не были мотивированы ненавистью или личными интересами, и полагает, что вас ввело в заблуждение коварство других.

Слова обожгли его как огонь. Что они говорят? Неужели они пытаются найти способ спасти его после всего, что произошло? Неужели они сохранили веру в него – ту веру, которую сам он давно утратил? Они назвали его по имени. Никто не называл его Хойзаном больше сотни лет. Неужели они стремятся выразить ему симпатию?

«Я Воин-Богомол. Мне не нужна ваша любовь. Я не ищу милосердия».

Мысли отчаянно метались в его мозгу.

– Тем не менее, магистр, – раздался другой голос, – ваши поступки красноречиво говорят сами за себя. В конечном счете нас не интересуют ваши побуждения – лишь в той мере, в которой они объясняют, как некто подобный вам мог столь окончательно отвернуться от света. И вы нам в этом не помогли.

«Я не ищу милосердия».

– Магистр Богомолов. – Еще один голос, на сей раз женский. Инквизитор или сестра из Адепта Сороритас. – Этот Совет полагает, что Воины-Богомолы не полностью испорчены. Мы считаем, что они верно следовали приказам своего магистра и что сам их магистр был убежден, что исполняет волю Императора. Орден будет отлучен на сто лет. Мы ожидаем, что в течение этого времени Воины-Богомолы продемонстрируют верность и раскаяние, достаточные, чтобы вернуть орден обратно пред лик Императора. Что касается Оотеки, магистр, ни один Богомол больше не будет рожден в ее стенах. Если твой орден переживет изгнание, им придется искать другое пристанище. Им предстоит не только искупление, но и новое рождение.

Она моя.

Взгляд Неотеры не дрогнул. Магистр ничего не сказал. Образ Оотеки, великого монастыря-крепости, мелькнул перед его внутренним взором. Ее стены поглотило пламя, а изумрудные стяги Легиона Богомола рассыпались пеплом и развеялись на ветру. Потеря родного мира очень ранила душу Неотеры. Боль была так сильна, что заставила вспомнить о почти утраченной человечности. И все же это оказался не конец. Сквозь угли пожарища он видел крохотный проблеск надежды, пережившей огонь. Искупление, дарованное его преданным боевым братьям, принесло магистру радость и глубокое облегчение. По шрамам на его щеке скользнула единственная, едва заметная слеза.

«Я не ищу милосердия. Для себя я ничего не прошу. Я не ищу милосердия. Вы и без того сделали слишком много».

«Но еще остаешься ты, Богомол. Даже если тебя запутали и ввели в заблуждение, словно смертного глупца, которого Хаос прельстил обещаниями богатств, славы или власти, – даже и в этом случае ты не более чем жалкая пародия на Астартес, с хлипкой волей и замутненным рассудком. Твое легковерие оскорбляет Императора. В его свете нет ни малейшей двусмысленности – нет, он ясен, чист и не запятнан сомнениями или двоякими толкованиями. Даже если изначально у тебя и не было злого умысла, твоя наивность дала пищу злу. И хуже того: ты заставил других неосознанно творить зло. Твои приказы втянули Воинов-Богомолов в войну и обратили против их веры. В конечном счете даже верный капитан Маэтр взбунтовался против тебя.

Пойми, владыка Богомолов, что твои заблуждения вырвали из наших рядов целый орден. Ты восстал против самого Императора. Это уже не просто мятеж – это ересь. А затем самый преданный из твоих капитанов восстал против тебя. Гражданская война посреди гражданской войны. Как нам понимать эти действия? Должны ли мы счесть поведение Маэтра свидетельством того, что в твоем ордене сохранился истинный дух Астартес, несмотря на то что сам капитан исчез? Или нам следует заключить, что у всех Воинов-Богомолов проблемы с верностью, что это дефект вашего геносемени? Может, ваша генная линия ненадежна, Богомол? Есть ли вам место в Империуме Человечества? Может ли Император взирать на вас без жалости, презрения или отвращения?»

– Тебя не казнят, магистр Неотера.

Голос показался знакомым, но после обвинений псайкера голова у Неотеры так кружилась, что имя не приходило на ум. А теперь произнесенный вслух приговор поразил его как громом. На Воина-Богомола обрушилось беспросветное отчаяние, словно целый мир упал ему на плечи. Неужели они намерены его пощадить?

– У тебя отберут доспехи и заключат в Пенитенциаконе. Там ты будешь влачить жизнь во тьме и одиночестве. Оставшись один на один со своей совестью, ты либо осознаешь истинную цену совершенного тобой предательства, либо умрешь в неведении.

Сознание Неотеры помутилось. Мир, рухнувший магистру на плечи, вдавил его в символ аквилы на полу. Его неизменно прямой и решительный взгляд поплыл, прежде чем воин сумел невероятным усилием воли преодолеть взметнувшийся ужас. Он скрипнул зубами, еще не веря в страшный приговор. Его не казнят – но как он сможет жить дальше?

«Ты не просил о милосердии. И мы немилосердны».

Ричард Уильямс
СИРОТЫ «КРАКЕНА» [10]10
  Перевод Ю. Зонис


[Закрыть]

Я еще не мертв.

Я лишь на краю. Я уже не могу сказать, как долго здесь пробыл. Мое первое сердце начинает биться. Я считаю минуты до тех пор, пока оно не замолкнет и не оживет вновь. Изо всех сил я цепляюсь за этот звук. Только он напоминает мне, что я еще жив.

Меня удерживает на краю не страх. Я вижу грядущее и приветствую его. Но я дал клятву. До тех пор, пока я не сдержал слово, я не могу позволить себе упасть.

Корабль-улей тиранидов беззвучно дрейфовал в космической пустоте. Я наблюдал за ним сквозь иллюминатор. Корабль был огромен и безобразен, невообразимо уродлив. Органическая материя, но не порождение природы. И насколько мы могли определить, он был совершенно мертв.

Я – брат-сержант Тиресий из ордена Кос Императора, и я прибыл сюда в поисках легенды.

Я командир 21-й Спасательной команды. Если мой титул показался вам очень громким, позвольте вас разочаровать. Это не так. Вначале нас было восемь: я и семь послушников. Боевые братья в обучении – юноши, подростки, дети. Мне говорили, что они – будущее нашего ордена. Однако уже тогда я знал, что у нас нет будущего.

До сего дня мы провели вместе больше двух лет. Это время было нелегким, и не обошлось без потерь. Свидетельством тому три пустующих кресла рядом со мной. Но трое, оставшиеся позади, разочаровали меня намного меньше, чем четверо выживших. Сейчас они ускользнули в дальний конец десантной шлюпки и собрались там вокруг юнца, который что-то налаживал в механизме тяжелого болтера. Скауты негромко переговаривались, полагая, что я их не услышу.

– Вот… Думаю, так он будет лучше работать.

– Ты уверен, брат Наррон? Это не по Кодексу.

– Конечно, он уверен, Хвигир. Кому ты больше доверяешь? Нашему брату, который выпускал этим паразитам кишки наравне с тобой, или книге, написанной каким-то старым олухом? Этих тараканов тогда вообще не было, так что от Кодекса не больше пользы, чем от…

– Прояви хоть немного уважения, Вителлий, – вмешался четвертый. – Сержант может тебя услышать.

– Пазан. Говорю тебе, после всего того, что он заставил нас вытерпеть, мне глубоко плевать, слышит он или нет.

Так было не всегда. Вначале, во время наших первых операций, в их голосах звучала надежда. Послушники оживленно обсуждали возможные находки. Они повторяли слухи о космодесантниках из ордена Кос, выживших в биокораблях тиранидов; истории о том, как такие воины спасали окруженные и почти уничтоженные абордажные команды, а затем вновь исчезали во мраке; рассказы о том, как внешне невредимые биокорабли бились в конвульсиях и погибали во время сражения. Байки. Легенды. Мифы.

И все же они верили. Они воображали, что на каждом обнаруженном нами мертвом биокорабле целые роты героев-Астартес ожидают спасения. Что они не были уничтожены флотом-ульем «Кракен». Флот-улей «Кракен», который обрушился на нас всесильной карой, истребляя целые флотилии и пожирая миры, как-то их просмотрел. И вот они выжили, позабытые всеми, и терпеливо ждали, пока семь бравых новичков не явятся, чтобы спасти их и тоже стать героями ордена. Стать легендами.

Мифы. Фантазии. Ложь. Я давно уже знал это, а они поняли, как только ступили на борт первого биокорабля.

В интра-воксе треснул голос пилота:

– Десять секунд! Подготовиться к столкновению! Держитесь! Держитесь!

Я вцепился в поручень. Все начиналось заново. В очередной раз нам предстояло погнаться за легендой, обнаружить миф и разоблачить ложь. Когда мы наконец признаем правду? Когда решимся прекратить поиски?

Мои подопечные осторожно двинулись от точки прорыва вглубь корабля. Они с привычной сноровкой разошлись по своим местам. Выходцы из городов-ульев – богач Наррон и уроженец нищих кварталов Вителлий – по очереди занимали позиции на острие и лезвии косы. Свирепый дикарь Хвигир с тяжелым болтером на плече двигался в косовище. Пазан, один из немногих послушников, рожденных, как и я, на благородной Соте, шел в хвостовике, что давало ему возможность руководить остальными.

Если бы наши ауспики и сканеры уже не сообщили, что корабль мертв, мы бы поняли это в ту же секунду, как проникли внутрь. В коридорах царила тьма. Наши фонари служили единственным источником освещения. В их свете мы видели, как шкура стен вяло свисает с ребер. Ее поверхность выцвела и скукожилась. Дверные клапаны были распахнуты настежь. Управляющие ими мускулы истлели.

Мы брели по вонючей жиже. Хотя она и смахивала на канализационные стоки, это не являлось отходами жизнедеятельности судна. Жидкость была живой: миллиарды микроскопических тиранидских организмов, выпущенные кораблем в момент смерти и предназначенные лишь для того, чтобы пожирать плоть их мертвого родителя. Пожирать и размножаться. Другие существа – огромные по сравнению с микробами, но для нас крошечные – плавали среди них, поглощая своих меньших братьев, пока, в свою очередь, не встречались с более крупными кузенами.

Корабль-улей был мертв, но смерть наполнила его новой жизнью. Каждое существо, начиная с мельчайших микробов, было создано для того, чтобы питаться и быть съеденным, концентрируя биоматериал корабля в хищниках, венчающих пищевую цепочку. Эти твари затем с готовностью перемещались на следующий биокорабль, который поглощал их и рециркулировал биомассу. Так ксеноформы тиранидов превращали бесполезный труп породившего их судна в еще один легион чудовищ, готовых наводнить пространство. Труп родителя и любое другое органическое существо, имевшее глупость ступить на борт.

– Ногогрызы! Справа! – завопил Вителлий.

Надствольные фонари дружно развернулись на крик. Я услышал двойной выстрел Вителлия и Пазана и визг их жертвы.

– Назад! Назад! – немедленно приказал Пазан. – Наррон!

Наррон держал болтер наготове и мгновенно открыл огонь. Снаряды взорвались в гуще тварей, раздирая маленькие жирные тела и расшвыривая ошметки.

Выстрелы предупредят о нашем присутствии всех активных тиранидов в округе. Пазан осветил надствольным фонарем кожистые стены отсека, выглядывая новых визитеров. Вителлий просто палил во все темные углы. Его усилия были вознаграждены новым визгом. Скауты направили оружие на источник звука, ярко осветив цель.

Там ничего не оказалось. В углу было пусто. Слизь чуть колыхалась у подножия бронированной опоры, поддерживающей стену, но и только.

Я ожидал, что Пазан прикажет Вителлию выяснить, с чем мы имеем дело. Я видел, как шлем моего заместителя развернулся к ульевику. Лампы брони окружили его лицо золотым сиянием. Я ждал, что он отдаст приказ, но приказа не последовало. Пазан отвернулся и сам начал продвигаться к подозрительному участку.

– Скаут Пазан, стоять! – сердито приказал я. – Скаут Вителлий, осмотреть местность.

Вителлий, ожидавший приказа, выступил вперед с уверенностью, которая не пристала никому в его положении. Тем не менее он наслаждался ситуацией, опровергая ожидания остальных и утверждая, что такие места напоминают ему о доме. Хотя, повидав нижние уровни ульев в его родном мире, я не могу не согласиться.

Вителлий попробовал ногой пол под поверхностью жижи, чтобы убедиться, что ступает по твердому, а затем шагнул прямо в угол. Он направил луч фонаря вверх, туда, где бронированная опора обрывалась, немного не доставая до потолка.

– Вителлий! – поспешно прошипел Наррон. – Оно шевелится!

У Вителлия были инстинкты жителя нижних уровней. Он не стал задавать вопросов. Он не потратил и доли секунды на то, чтобы посмотреть на колонну, которая внезапно двинулась ему навстречу, – он просто пустился наутек.

– Хвигир! – заорал он, разбрызгивая на бегу комья слизи.

Хвигир нажал на спуск крупнокалиберного орудия. Ракета «адское пламя» пронеслась через отсек и врезалась в колонну, которая кинулась вслед за улепетывающим скаутом. Острые иглы высунулись из снаряда и вонзились в тело твари, накачивая его кислотой. Существо содрогнулось. Оторвавшись от стены, оно взмахнуло щупальцами и присосками на подбрюшье и рухнуло в жижу, чтобы вновь вступить в кругооборот биомассы.

То, что обнаружилось под ним, то, что оно медленно поглощало, – оказалось еще более жутким. Втиснутый в стену и все же вздымавшийся на трехметровую высоту, там стоял монстр-тиранид размером с дредноут. Его кожа была плотной, как панцирь, конечности увенчивались когтями величиной со слоновьи бивни, а наполовину обглоданное лицо стало еще кошмарнее.

– Огонь! – взвизгнул Вителлий и совместно с Пазаном и Нарроном всадил полдюжины снарядов в трясущийся гнилой труп.

– Он уже мертв, послушники. Не тратьте понапрасну боеприпасы.

Покачав головой, я снова проверил показания ауспика, засекшего сигнал маяка.

– Нам сюда.

Когда я начинал, под командой у меня было семь послушников. На корабле-улье, идентифицированном как «№ 34732 Халиса», мы наткнулись на колонию впавших в анабиоз генокрадов, и послушник Метеллиан был убит. На «№ 10998 Архелон» послушник Квинтос потерял руку и половину лица в схватке с тиранидским воином, который оказался более живым, чем предполагал новобранец. Эта тварь чуть не одолела меня, пока я не насадил ее на лезвие своего кописа. На «№ 51191 Нофон» послушник Варос провалился в дыру в полу. Когда мы наконец отыскали его в глубинах корабля, он был мертв.

Мы исследовали больше дюжины мертвых кораблей-ульев. Вероятно, мы, Спасательные команды, повидали изнутри больше биокораблей, чем любой другой человеческий воин, а возможно, и любой из чужаков. Поэтому я говорю со знанием дела. Так вот, несмотря на все разнообразие тиранидских кораблей, несмотря на все усилия имперских адептов каталогизировать их и распределить по тысячам разных классов, правда заключается в том, что, когда ты оказываешься в их кишках, все различия исчезают. Те же стены из плоти, те же двери-клапаны, те же карманы, из которых можно попасть в основные артерии, ведущие к сердцу биокорабля.

Но при всех ставших рутиной кошмарах, которые я повидал на кораблях-ульях, порой они все еще способны меня удивить.

– Бог-Император… – прошептал Наррон, вглядевшись в сумрачное пространство.

Сигнал маяка вывел нас наверх, однако капилляр, вдоль которого мы следовали, завершался не другим карманом или даже артерией – он обрывался в полость, настолько огромную, что свет наших фонарей не достигал противоположной стены. Под нашими ногами слизь переливалась через край пропасти и ленивым водопадом скатывалась в темноту внизу. Вдоль левой стены каверны выстроились в ряд огромные яйцеобразные предметы – каждый не меньше или даже больше могучих «Громовых ястребов» космодесанта. В лучах фонарей они тошнотворно отсвечивали фиолетовым. Скорлупа нескольких гигантских яиц раскололась, а одно треснуло. Внутри, навеки застывшее в смертных судорогах, виднелось одно из существ, порожденных этими мешками из плоти.

Биотитаны.

Биотитаны. Колоссальные боевые машины, которые, по-паучьи встав на все лапы, возвышались даже над самыми мощными из наших танков. Вопящие, отвратительные живые механизмы, ощетинившиеся многочисленными конечностями. И каждый был оружием, вырезавшим не одну линию имперской обороны.

– Там… там еще один, – сказал Пазан, и я направил луч фонаря туда, куда он указывал.

Не просто один. Вся каверна была набита этими чудовищами – валявшимися на полу, сбитыми с ног, мертвыми. Их раздувшиеся тела и бритвенно острые когти были едва различимы на фоне кожистых стен корабля-улья.

Наррон нарушил тишину первым.

– Иерофанты, – заключил он, рассмотрев тварей, – незрелые, судя по их размерам.

– Хочешь сказать, это еще недоростки? – выпалил Вителлий.

Обычная его самоуверенность куда-то подевалась.

– Несомненно, – ответил Наррон. – Отчеты бойцов планетарной обороны вполне ясно…

– Конечно, это недоростки, скаут Вителлий, – отрезал я. – Впредь не стоит недооценивать наших противников. Послушник Пазан, мы должны следовать вперед за сигналом маяка. Организуйте спуск.

Пазан двинулся вдоль края обрыва, оглядывая дно пещеры далеко внизу. Остальные послушники наблюдали за тропой или проверяли оружие.

– Брат-наставник… не могли бы вы… не могли бы вы взглянуть на это? – негромко окликнул меня Пазан.

Трон! Неужели этот мальчишка не может самостоятельно справиться даже с таким простым заданием?

– Что случилось, послушник? – сказал я, направляясь к нему и с трудом подавляя раздражение.

– Пол…

Он лег на живот и направил луч фонаря на дно пещеры прямо под нами.

– Это… это ногогрызы, ведь так? Там все покрыто ими.

Я всмотрелся. Он был прав. То, что казалось твердой поверхностью, на самом деле было членистыми спинами тысяч ногогрызов, сбившихся плотно, как сельди в бочке.

– И что ты предлагаешь с этим делать, послушник?

Пазан заколебался. Вителлий – нет.

– Мы должны вернуться и найти обходной…

Я оборвал его:

– Астартес не отступает при виде обычных насекомых, послушник. Он находит способ пройти сквозь них.

Я вновь обернулся к Пазану и принялся наблюдать за тем, как юнец размышляет. Наконец он выдал ответ и посмотрел на меня, ища одобрения. Мальчишка предложил неплохой план, но его потребность в поддержке меня разочаровала.

– Чего ты ждешь, послушник? Это твой план, ты и командуй.

– Да, сержант. Кульмоний, заряди болтер «адским пламенем» и стреляй вот сюда.

Хвигир закивал со всем рвением того, кто осознает свою второсортность и готов из кожи вон лезть, лишь бы его не прогнали. Он был назван Хвигиром при рождении, наверняка на полу какой-нибудь грязной пещеры на Мирале. Вступив в ряды Астартес, он выбрал имя Кульмоний. Я всегда считал, что убогий дикарь не стоит такого благородного имени. Поначалу я называл его Кульмонием вслух, но мысленно – никогда. Теперь новое имя использует лишь Пазан.

Верзила поднес громоздкий тяжелый болтер к краю обрыва.

– Ему понадобится поддержка, – пробормотал Вителлий.

– Я как раз собирался это сказать, – ответил Пазан. – Вителлий, встань рядом и держи его. Наррон, ты тоже. Когда он выстрелит, подготовьте следующий заряд.

Наконец-то в тоне Пазана появилось что-то вроде командных ноток. Медленно и методично он организовывал отделение для ведения огня. Он даже вырыл в стене капилляра яму, обеспечив стрелку более устойчивую позицию, и крепко привязал болтер к Хвигиру, чтобы отдача при стрельбе под столь неудобным углом не вырвала оружие у него из рук.

– Огонь! – наконец скомандовал Пазан.

Скауты покрепче уперлись в землю ногами, и Хвигир нажал на спуск.

– Перезарядить. Поправить прицел. Огонь. Перезарядить. Поправить прицел. Огонь. Перезарядить, – распоряжался Пазан, и отряд следовал его приказам. – Стоп!

Мы с ним заглянули за край обрыва. Разъедающая плоть кислота, которой начинены снаряды «адского пламени», проела панцири ногогрызов. Не видя врага, они отбежали от стены и принялись пожирать трупы биотитанов, очистив проход через каверну. Как я и ожидал.

Чего я не ожидал, так это увидеть то, что служило ногогрызам пищей, – то, что сейчас показалось на свет. Я смотрел вниз, и горло мое сжималось от ужаса. Там раскинулось поле, вымощенное искореженной, покрытой вмятинами силовой броней, черно-желтой, как мой собственный доспех. Ногогрызы пировали трупами наших братьев.

Прежде я видел такое лишь в ночных кошмарах – в жутких снах о падении Соты. Я был там во время гибели планеты, но худшее пропустил. Когда враг прорвал последние линии обороны, я уже находился на борту «Громового ястреба» – без сознания, с ногами и грудью, превратившимися в месиво биоплазменных ожогов и порезов. Когда я упал, какой-то сержант вытащил меня с баррикады, швырнул на опустевшую вагонетку, возвращавшуюся в тыл за новыми боеприпасами, и вернулся в строй. Никто из выживших не знал имени моего спасителя.

Я не помню, как перебрался с вагонетки в один из эвакуирующихся «Громовых ястребов». Зато помню, как «Ястреб» петлял и уходил в штопор в отчаянных попытках проскользнуть сквозь дождь падавших спор. Споры тиранидов продолжали сыпаться на планету, уже не встречая сопротивления. Я очнулся как раз вовремя, чтобы ощутить последний рывок гравитации Соты, которую мы оставляли на растерзание врагу. Как раз вовремя, чтобы осознать, что мы не исполнили свой священный долг.

Мы очистили родильную камеру биотитанов от ногогрызов и мелких ксеноформ. Это заняло почти целый день. Сигнал таинственного маяка продолжал упрямо пульсировать на экране ауспика, однако задержка была необходима. Из обычного препятствия на нашем пути пещера превратилась в святилище. Мы вызвали шлюпку и приказали служителям-рабочим присоединиться к нам. Прибыв на место, они поддержали нас огнем, что позволило наконец-то очистить каверну. Мои подопечные стояли на страже, в то время как рабочие начали извлекать тела павших братьев. Мы насчитали тридцать семь боевых доспехов. Больше трети роты пало здесь в сражении с новорожденными биотитанами, вырвавшимися из зародышевых оболочек. Что за славная битва!