Текст книги "Легенды Космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Джеймс Сваллоу,Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Митчел Сканлон,Ник Ким,Джонатан Грин,К. С. Гото,Пол Керни,Ричард Уильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

– Мой ауспик что-то засек, – слышу я голос одной из сестер.

Я готов проглотить свой позор и бежать. Сейчас не время вступать с ними в спор. Они не должны знать о нашем присутствии.

– Что-то живое, – говорит сестра. – И с энергетической подписью.

– Расчленитель! – выкрикивает одна из сестер, и кровь застывает у меня в жилах.

Я чувствую не просто страх, а тошнотворный, животный ужас. Она использовала священное имя нашего ордена. Откуда они узнали?

– Расчленитель! Покажись! Предстань перед судом Императора и ответь за варварские злодеяния своего проклятого ордена!

Я сжимаю зубы. Пальцы мои вздрагивают, затем сильнее стискивают рукоять цепного топора. Они знают.Они знают, что это сделал Расчленитель. Должно быть, злосчастные погибшие сестры успели их предупредить.

Голос еще одной женщины – той, у которой ауспик-сканер, – присоединяется к первому:

– Мы были на Высоте Гая, ты, богохульная мразь! Сразись с нами и получи сполна за свою ересь!

Они знают, что произошло на Высоте Гая. Они видели наш позор, наше проклятие и пролитую в тот день кровь.

Они считают, что это я расправился с двумя их сестрами, и возлагают грехи брата Ярла на мои плечи.

Раздаются выстрелы. Болт скользит по моему наплечнику и ломает ветки у меня за спиной.

– Я его вижу! – вскрикивает женский голос. – Вон там!

Мой указательный палец ложится на активирующую руну на рукояти цепного топора. После секундного колебания я нажимаю. Острые зубья с ревом пробуждаются к жизни. Топор режет воздух в ожидании того мига, когда можно будет врубиться в плоть.

Они осмелилисьобвинить меня…

Они открыли огонь.

Я не еретик.

Но этому надо положить конец.

V

Завьен добрался до Драйфилда к закату.

Он оставил джунгли позади три часа назад. Бег одинокого воина завершился у укрепленных стен шахтерского городка. Изнутри не доносилось ни звука – лишь унылый вой ветра, дующего над равниной.

Завьен попытался докричаться до часовых, но никто не ответил.

Ворота поселения были заперты. За двойными створками высилась сооруженная на скорую руку баррикада из стальных прутьев, пластин брони и даже мебели – жалкая попытка колонистов защититься от марширующих по планете орочьих орд.

У Завьена не было ни времени, ни желания пробираться сквозь баррикаду. Закинув топор за спину, он пробил опоры для рук в металле стены и вскарабкался на крепостной вал пятнадцатью метрами выше.

Деревня состояла из одноэтажных построек, вмещавших, должно быть, около пятнадцати семей. Грунтовая дорога прорезала поселок старым шрамом – тракт для поставщиков, приезжавших сюда из центральных городов-ульев, и торговцев рудой, наживавшихся на здешних разработках меди. Этот низкокачественный металл пользовался большим спросом у обедневших граждан планеты, которым не по средствам было что-то получше.

Самым большим зданием – по правде говоря, единственным, которое представляло собой нечто большее, чем сооруженная из мусора лачуга, – была церковь с высоким шпилем, украшенным грубо высеченными из камня горгульями.

Завьену хватило одного взгляда, чтобы оценить обстановку. Астартес осмотрел убогие укрепления, окружающие деревню, а затем обернулся к домам.

Никакого движения…

Шагнув к краю стены, Завьен спрыгнул вниз, пролетел пятнадцать метров и приземлился в боевой стойке.

На первое тело он наткнулся меньше чем через минуту.

Женщина. Безоружная. Отброшенная в угол хижины. По стенке за ее спиной размазалась кровь. Женщина была рассечена надвое неровным разрезом.

На широких улицах, пролегавших между ветхими лачугами, видны были потеки крови и вмятины. Похоже, по грязи волокли что-то тяжелое. Все следы вели к одному и тому же месту. Тот, кто явился сюда и перебил колонистов, оттащил трупы в неказистую церковь с разбитыми окнами и ржавыми железными стенами.

Дисплей локатора на сетчатке Завьена наконец-то уловил слабый сигнал от брони Ярла. Его брат был внутри и больше уже не бежал. И, судя по тишине, не убивал.

Расчленитель прошел мимо безголового трупа, безжизненно раскинувшегося на обочине. Человек был убит мечом Завьена, но поднимала оружие рука Ярла. Астартес видел подобное прежде – этих картин ему не забыть до последнего вдоха.

Холодный, унизительный стыд растекался по венам, подобно яду. Точно так же, как на Высоте Гая.

Этого не должно было произойти.

На Высоте Гая.

Этого никогда не должно было случиться.

Той ночью они прокляли себя навеки.

Это должно было стать триумфом, достойным того, чтобы быть вырезанным на доспехах каждого из сражавшихся там воинов.

Имперскую линию фронта держали ополчение Высоты Гая и орден Серебряного Покрова. Сестры сформировали вооруженные отряды из жителей городка и подняли их боевой дух до невиданных высот проповедями и молитвами во славу Бога-Императора.

Зеленокожие обрушились на них многотысячной ордой. Орки бросались на городские укрепления – кипящее море воинственных воплей, кожистой плоти и разящих клинков.

В разгар боя над сестрами и ополчением нависла угроза поражения. Орков было слишком много. Но тут, в самый критический момент, отчаянные призывы бойцов Высоты Гая были услышаны, и помощь пришла.

Они спустились на «Громовых ястребах». Турбины мощных машин взревели, когда корабли зашли на посадку над завывающей ордой. «Ястребы» коснулись обожженной земли лишь на то время, которое понадобилось для высадки десанта – почти двух сотен Астартес в доспехах кроваво-красного и угольно-черного цветов. Треск и рев множества цепных мечей слились в оглушительном, душераздирающем хоре, прозвучавшем как боевой клич машинного бога.

Завьен был в первой волне. Плечом к плечу с Ярлом и другими братьями он рубил направо и налево. Ненасытные зубья его клинка перемалывали доспехи и зеленую склизкую плоть. Сыны Сангвиния собирали кровавую жатву.

Орки гибли сотнями, зажатые между молотом и наковальней. Их рубили в капусту с тыла и поливали огнем с передовых позиций.

Завьен не видел ничего, кроме крови. Кровь ксеносов, густая и терпко пахнущая, стекала по его шлему – запах триумфа, аромат великой победы.

Он одним из первых прорвался к баррикадам.

А затем это случилось. Он потерял способность видеть. Он не мог думать. На него нахлынула волна ощущений, каждое из которых несло с собой боль, сумасшествие и восторг. Он попытался заговорить, но с губ его сорвался лишь крик, обращенный к нечистому небу. С каждым вдохом острый запах чужой крови все глубже проникал в его тело и распространялся по венам. Скверна ксеносов, переполнившая Астартес до краев, запалила огонь в его разуме – воззвала к неистовой, закодированной в генах ярости, которая всегда грозила захлестнуть его.

Обуреваемый непреодолимым желанием утопить чувства в чистоте вражеской крови, Завьен выпустил кишки последнему оказавшемуся перед ним орку и вскочил на баррикаду. Он должен был убивать. Он должен был убивать.Он был рожден лишь для этого.

Завьен и его братья два часа сражались в свирепом рукопашном бою. Враг был уничтожен. Ликующие приветственные крики ополченцев застыли в тысячах глоток, когда под рев вокс-динамиков и цепных мечей половина Расчленителей сорвалась с баррикад и ринулась в город.

Перебив врагов, Астартес обратили ярость на все живое вокруг.

Ангел оплакивал убитых.

Их смерть была суровой необходимостью на пути к искуплению. Молитвы, которые он пел, подняв голову к потолку тронного зала Императора, вызвали слезы у него на глазах и на глазах тысяч глядящих на него верных воинов.

– Мы должны сжечь убитых, – прошептал он сквозь серебряную пелену слез. – Мы должны навеки запомнить тех, кто погиб сегодня, и запомнить ту подлость, что обратила их сердца против нас.

– Сангвиний! – прокричали сзади.

Голос эхом разнесся по залу, где тысячи знамен висели в неподвижном воздухе, символизируя каждый полк, когда-либо поклявшийся сражаться за юный Империум Человечества.

Ангел склонил голову к плечу – само воплощение праведного терпения.

– Я думал, что убил тебя, еретик.

– Ярл!

Задыхаясь и бормоча, с нитями кровавой слюны, свисающими с поврежденной решетки респиратора, Ярл обернулся лицом к брату.

Изо рта безумца раздался бессмысленный клекот – дикая смесь древних языков и хлюпанья крови в горле. Химическая вонь его тела перебила даже запах гари от опаленных доспехов и смрад, поднимавшийся от трупов. Боевые наркотики, затопившие кровоток Ярла, пожирали его живьем.

Позвав брата по имени, Завьен несколько секунд ничего не делал, только смотрел. Мертвые были повсюду, сваленные кучами на полу церкви, – навеки уснувшая паства. Ярл притащил сюда около сотни убитых. Возможно, многие из жителей поселка собрались в церкви для вечерней службы, так что тащить пришлось только половину. Пол расчертили кровавые разводы.

– Сжечь тела, – сказал Ярл на ломанном кретацком – языке их общего родного мира. Это были единственные слова, которые Завьен смог разобрать. – Изгнать грех, сжечь тела, очистить дворец.

Завьен поднял цепной топор. Словно тошнотворное отражение, его обезумевший от крови брат занес цепной меч. С клинка стекали красные капли.

– Это закончится сейчас, Ярл.

В ответ прозвучала череда невнятных звуков – хриплая, обильно приправленная слюной цепочка мертвых слов.

Ангел воздел свой золотой клинок.

Он был так наивен. Это не просто еретик. Неужели слепота поразила его с самого начала? Да… Мерзкое волхование предателей скрыло правду от его золотого взора. Но теперь… Теперь он прозрел.

– Да, Хорус, – сказал он с улыбкой бесконечного сожаления, – это закончится сейчас.

VI

Братья сошлись в оскверненной церкви. Их ботинки скользили по мозаичному полу, залитому кровью невинных. Пронзительный вой цепных клинков перемежался грохотом, когда лезвия скрещивались. Зубья ломались при каждом блоке и контрударе и, вырванные из гнезд, со звоном впивались в ближайшие деревянные скамьи.

В висках Завьена отдавался стук крови, смешиваясь с электрическим покалыванием боевых стимуляторов. Ярл превратился в тень того воина, которым был прежде, – с пеной у рта, полумертвый от летальной дозы наркотиков, он взывал к несуществующим соратникам.

Завьен блокировал беспорядочные удары безумца. Каждый раз, когда цепной топор опускался, на доспехах Ярла появлялась новая пробоина. Но лишь один из противников сознавал, что спор их будет решен не клинками.

С последним блоком и яростным контрударом Завьен отбросил меч Ярла и выбил его из рук брата. Мотор цепного меча взвыл и остановился. Оружие заскользило по вымощенному плиткой полу. Ярл наблюдал за его полетом застывшим взглядом налитых кровью глаз.

Прежде чем брат очнулся, Завьен сомкнул руки у него на горле. Расчленитель давил что было сил. Его пальцы стиснули шею Ярла, пробив гибкое сочленение доспеха и впившись в плоть.

Ярл упал на колени. Его генетически усовершенствованный организм поразила двойная доза яда – наркотики и безумие. В глазах Астартес потемнело. Даже могучее тело космодесантника не в состоянии было вынести большее.

Но с темнотой пришла ясность.

Лишенный воздуха, неспособный вдохнуть ни глотка кислорода, он беззвучно прошептал одно слово, так и не покинувшее темницы опаленного шлема:

– Завьен!

Завьен крутанул шею Ярла в сторону, ломая позвоночник и не ослабляя удушающего захвата.

Он стоял так некоторое время. На мертвую деревню опустилась ночь, когда перчатки воина наконец-то разжались и тело Ярла мешком повалилось на землю.

Там, среди убитых им, безумец обрел вечный покой.

– Все кончено, – сказал Завьен по вокс-каналу своего отделения.

Ответом ему было молчание. Воин прикрыл глаза.

– Ярл мертв, братья. Все кончено.

Он решил завершить то, что начал его брат. Крупица здравого смысла может таиться и в безумии.

Тела следовало сжечь. Не для того, чтобы очистить их от некой воображаемой ереси, а чтобы уничтожить следы случившегося.

Этого не должно было произойти. Ни здесь, ни на Высоте Гая. Они навлекли на себя проклятие, и единственное, что оставалось, – сражаться так истово, как только возможно, пока судьба их не настигнет.

Когда церковь вспыхнула и клубы черного дыма повалили к загрязненному небу, на горизонте раздалось ворчание моторов.

Орки. Враг наконец-то добрался сюда.

Завьен стоял среди языков пламени, безразличный к их жару. В руке он сжимал цепной топор. Огонь привлечет ксеносов. Завьену ни за что не удалось бы оборонять от них целую деревню, однако мысль о том, что он сможет перед смертью вкусить крови врага, воспламенила в нем жажду убийства.

Клыки его зачесались, когда машины затормозили за изгородью.

Нет. Моторы звучали слишком чисто, слишком ровно.

Это действительно был враг. Но не зеленокожие.

* * *

Я отхожу от церкви. В руке моей сломанный боевой топор.

Их двадцать. Они одновременно поднимают болтеры. Синхронность их движений, пусть и не столь отточенная, как у Астартес, впечатляет. Сестры из ордена Серебряного Покрова. Серебряные корпуса их танков и серебристые доспехи окрасились в мерцающий красновато-оранжевый цвет пламени – того самого огня, который должен был скрыть наши грехи.

Двадцать стволов направлены на меня.

Жажда исчезает. Желание отведать крови медленно отпускает. Я уже могу его контролировать.

– Мы были на Высоте Гая, – выкрикивает старшая из сестер.

Их глаза щурятся на свет пламени за моей спиной.

Я остаюсь неподвижным. Я просто отвечаю:

– Я знаю.

– Мы обратились в инквизицию с прошением об уничтожении твоего ордена, Расчленитель.

– Я знаю.

– И это все, что ты можешь сказать в свою защиту, еретик? После того как перебил отряд нашей сестры Амалии Д'Ворьен? После того как истребил целую деревню?

– Вы пришли, чтобы свершить правосудие, – отвечаю я. – Так сделайте это.

– Мы пришли, чтобы защитить эту колонию от твоего мерзостного святотатства!

Они все еще боятся меня. Даже теперь, когда я стою один против многих и в руке моей лишь сломанный топор, они меня боятся.

Я оглядываюсь через плечо, туда, где догорает наследие Ярла. Языки янтарного пламени вырываются из пожарища. Похоронный костер моего брата и свидетельство того, чем все мы стали. Памятник нашему падению.

На Кретации мы сжигаем мертвецов. Так много моих соотечественников погибает от яда, звериных клыков и становится жертвами гигантских хищных ящеров, что умереть и быть сожженным – честь для нас. Знак того, что тебя не забрали джунгли.

Этого не должно было произойти. Ни здесь, ни на Высоте Гая.

Двадцать болтеров открывают огонь, прежде чем я успеваю обернуться.

Я не слышу выстрелов. Я не чувствую острой, мучительной боли, предвещающей смерть.

Все, что я слышу, – это рев короля-ящера с Кретации, ярость, закипающую в его рептильной глотке, когда он ступает сквозь джунгли моего родного мира. Карнозавр, огромный, закованный в черную чешую, криком бросает вызов ясным, чистым небесам.

Он охотится на меня. Он охотится на меня в эту самую секунду, как охотился долгие годы, с первого дня моей второй жизни.

Я протягиваю руку к копью, и…

Завьен прижимает оружие к груди.

– Это сама смерть, – шепчет он своим соплеменникам, притаившимся в зарослях рядом с ним.

Язык Кретации прост и примитивен – немногим больше, чем рудименты настоящего языка.

– Король-ящер – это сама смерть. Он пришел за нами.

Карнозавр делает еще один неторопливый шаг. Трясется земля. Зверь дышит коротко и отрывисто: рот широко распахнут, челюсть отвисла, обонятельные рецепторы выискивают новые запахи. В пасти подрагивает серый язык размером со взрослого человека.

Копье, которое Завьен твердо сжимает в руке, он сделал сам. Длинное древко из темной древесины и наконечник, закаленный на огне. Уже третий год – с его десятой зимы – Завьен ходит на охоту с этим копьем, добывая пропитание для племени.

Но сегодня он охотится не для племени. Сегодня, под жарким полуденным солнцем, обжигающим спины его товарищей, он охотится потому, что в джунгли пришли боги. Потому, что они наблюдают. Племя не раз видело богов в доспехах из красного металла и черного камня. Боги всегда оставались в тени, наблюдая за отрядами охотников, преследующими добычу.

Если охотник хочет поселиться в раю среди звезд, он должен хорошо охотиться в тот день, когда боги приходят в джунгли.

Завьен завороженно смотрит на гигантского короля-ящера, не в силах отвести взгляд от красных слезящихся глаз с вертикальными зрачками.

Он поудобнее перехватывает сделанное им копье.

Взмолившись о том, чтобы боги стали свидетелями его храбрости, он с пронзительным криком бросает копье.

Расчленитель рухнул на окровавленную землю, лицом в пыль.

– Прекратите огонь, – мягко сказала старшая сестра Мерсия Астаран.

Ее сестры немедленно повиновались.

– Но он еще жив, – заметила одна из них.

Это было верно. Мучительно медленно, вытянув одну дрожащую руку, воин полз по грязи. За ним оставался темный след крови и деталей разваливающегося на части доспеха.

Еще раз подняв трясущуюся руку, он впился пальцами в землю и подтянул себя на полметра ближе к дверям горящей церкви.

– Он пытается сбежать? – спросила одна из младших сестер, не желая выказать восхищения выносливостью еретика.

Одна его рука была перебита в локте, обе ноги ниже колен превратились в кровавое месиво. Из мешанины осколков, оставшейся от боевой брони, вытекали хладагент и ярко-красная кровь Астартес.

– Вряд ли попытку заползти в горящее здание можно назвать бегством, – рассмеялась другая сестра.

– Он хочет умереть посреди сотворенного им богохульства, – отрезала Астаран.

Выражение ее лица в свете огня стало еще жестче.

– Прикончите его.

Над шеренгой сестер раскатился единственный выстрел.

Пальцы Завьена перестали дрожать. Вытянутая рука упала в пыль. Его глаза, некогда открывшиеся под чистым небом далекого мира, навеки закрылись.

– Что нам делать с телом? – спросила сестра Мерси Астаран у своего командира.

– Пусть отзвуки этой ереси послужат примером, по крайней мере до тех пор, пока зеленокожие не завладеют здешними землями. Вперед, сестры, у нас мало времени. Оставьте эту падаль стервятникам.