Текст книги "Легенды Космодесанта"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Джеймс Сваллоу,Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Митчел Сканлон,Ник Ким,Джонатан Грин,К. С. Гото,Пол Керни,Ричард Уильямс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Он взглянул вверх и моргнул – глаза не могли сфокусироваться. Вокруг метались тени и свет, сливаясь в смутные, неразличимые образы. Что-то возникло перед ним, и он понял, что это рука. Рука протянулась к Тарику, предлагая помощь.

– Давай, – сказал густой, утробный голос. – Поднимайся на ноги. Идем. Нам предстоит много работы.

Тарик схватился за руку и ощутил, что на месте пальцев у непрошеного помощника когти, – однако это не помешало воину встать. Ноги работали, мускулы наливались силой.

Сверкнули огни, слишком медленные, чтобы оказаться вспышками молний. Гром последовал за ними чересчур быстро и прозвучал чрезмерно близко. Орудийный огонь?Мысль ленивым слизняком просочилась сквозь окутывающую его разум пелену.

Тарик отдернул руку:

– Кто ты? Что происходит?

Ответом ему был резкий смех.

– Слишком много вопросов. Не дергайся, воин. Скоро все разъяснится.

Одна из теней придвинулась ближе и нависла над ним.

– Не сопротивляйся, Тарик. Позволь этому произойти.

Он услышал еще один гулкий смешок.

– Если расслабишься, будет не так больно.

Спину Тарика опалило жаром, жгучим и неукротимым, как лучи безжалостного солнца, – а в воздухе он заметил медленно опускающиеся пылинки. Он увидел стальные стены. Цепи и осколки стекла.

– Что происходит? – закричал Тарик, но слова потерялись в оглушительном грохоте орудия.

Ему был знаком этот звук: рев тяжелой болтерной пушки, ведущей автоматический огонь; снаряды, разрывающие керамит и плоть.

– Ты отлично справился, – сказали ему. – Лучше, чем мы ожидали. Ты открыл нам дорогу.

Человек-тень подошел ближе.

– Наше идеальное оружие.

– Что? – Тарик поднял руки в попытке защититься. – Я не понимаю…

– Тогда погляди на меня, – произнес голос. – И узнай истину.

В этот момент свет снова вспыхнул. Его яркие и острые лучи озарили существо, которое напоминало Астартес, но состояло из гниющего мяса, переломанных костей и ржавого железа. Лицо, бледное и распухшее, как у утопленника, кривилось в усмешке. Ниже, на груди существа, красовался символ восьмиконечной звезды.

– Предатель! – выкрикнул Тарик.

Прислужник Хаоса кивнул:

– Да, ты и есть предатель.

Тарик попятился, отчаянно мотая головой. Его череп налился свинцовой тяжестью.

– Нет…

– Твои руки. Посмотри на свои руки.

Тарик невольно взглянул вниз. Плоть, покрывавшая его сильные, мозолистые пальцы, исчезла, а на месте ее маслянисто блестели черные костяные дуги.

– Трансформация уже началась. Не сопротивляйся ей.

Кровь в жилах Тарика застыла от ужаса. Он отчаянно дернулся, своротив одну из опор и плюхнувшись обратно в медицинский резервуар. Из души его рвался бессловесный вопль отрицания, но сжавшееся горло не издало ни звука. Мускулы скрутились узлами, по телу пробежала судорога. Тарик чувствовал, как в нем вскипает что-то чудовищное, как оно перестраивает его мышцы и кости. Он сплюнул, и с губ его сорвалась кислота, обрызгав стены. Там, куда упали капли, в металле образовались дымящиеся воронки. Происходящее уже невозможно было отрицать.

Из-за двери доносился шум сражения, быстрая и смертоносная перестрелка. Вокруг рокотал гром, камни под ногами Тарика дрожали. На Орлиное Гнездо напали.

Космодесантник-предатель шагнул к Тарику. Когда он вновь заговорил, в голосе его послышалось нечто похожее на участие:

– Примогенетор сказал мне, что трансформация будет нелегкой. Но ты держись, брат. Через минуту будешь как новенький и тогда окончательно присоединишься к нам.

– Я тебе не брат! – выкрикнул Тарик.

Однако вместо слов из его горла вырвался звериный рев. Такие звуки не могли слететь с его губ, с губ Орла Обреченности.

– Что вы со мной сделали?

Еще один смешок.

– Ты сам это сделал с собой, Тарик. Неужели не помнишь?

Комната как будто сжалась. Стены надвинулись на них.

– На Дайникасе. Когда ты отрекся от своего хозяина. Когда ты наконец-то понял.

– Понял… что?

Стены госпитального отсека вокруг него потекли, словно воск, принимая разные формы. Сквозь дымку, затуманившую зрение, он увидел, как камень стен превращается в стальные пластины, вибрирующие от жара. Камера. Цепи, и железные стены, и камера.

А что, если я никогда и не покидал ее? Что, если я все это время был здесь?

Предатель склонил голову к плечу.

– Ты понял, что тебя вышвырнули на помойку. Забыли. Что твой бог-мертвец – лишь кучка праха и собрание нелепых выдумок. Что ты ничего не значишь для своих хозяев, что они просто пытались превратить тебя в раба.

Тарик, спотыкаясь, шагнул в сторону. Он затряс головой, отвергая каждое слово предателя:

– Нет!

Он попытался наброситься на космодесантника Хаоса, однако жара отняла у него все силы. По коже его вместо пота текла маслянистая жидкость – и с ней, казалось, изливалась сама жизнь.

– Разве ты не помнишь?

Предатель повел в воздухе когтистой клешней, и из пустоты соткалось кривое мерцающее зеркало. В нем Тарик увидел себя, одетого в лохмотья, стоящего на коленях перед огромной фигурой. Великан был облачен в плащ из человеческой кожи, а из спины его торчали медные паучьи лапы.

Фабий Байл.

– Нет… – упрямо пробормотал воин. – Это уловка! Этого не было! Я никогда бы не нарушил присягу! – Тарик вскочил на ноги. – Я бы не обратился!

– Но ты сделал это, – отозвался голос. – Потому что они забыли о тебе, возненавидели тебя.

Предатель снова поднял клешню, и Тарик увидел ряд воинов в потускневшей серебряной броне, стоящих позади него. Воины были огромны: каждый ростом не уступал дредноуту, и все они издевались над Тариком и высмеивали его. У них были знакомые лица: Зур и Трин, а рядом – Корика, Микил и Петий. И выше всех, громадный, как боевой титан, сам Аквила.

Тарик протянул к ним свою мутировавшую когтистую руку, и те отшатнулись. А затем случилось самое худшее. Все, как один, Орлы Обреченности развернулись к нему спиной, отвергая его.

Внезапно комната стала совсем тесной, превратившись в дно колодца. Стены его были слишком отвесными, чтобы по ним вскарабкаться, а пятно света наверху чересчур далеко, чтобы до него дотянуться.

– Бедный Тарик, – пробормотал успокаивающий, медоточивый голос. – Что удивительного в том, что ты принял дар?

Слова наполнили Тарика ужасом, но он не смог смолчать.

– Какой дар?

Предатель разжал клешню. На ладони его лежало перо – маленькое курчавое перышко, которое мог бы оставить пролетевший орел. Оно было угольно-черным, такого глубокого и пронзительного цвета, что Тарик немедленно понял: прикоснуться к нему – все равно что выпить отравы.

В ту же секунду, когда он увидел перо, грудь его опалило жаром. Тарик, захрипев, вцепился в обрывки туники, облепившие его тело, и сорвал их с себя. Его мутировавшие когти впились в кожу, раздирая плоть. Кровь не полилась из ран – вместо нее выплеснулся поток черных перьев. Тарик взревел, но крик заглушила забившая глотку волокнистая масса. Он срыгнул – и на пол плюхнулся мокрый пуховой комок.

– Теперь ты видишь? – проговорил прислужник зла. – Орден отверг тебя, оставив подыхать в пустой и холодной тьме. Кучка лжецов, прикидывавшихся твоими братьями и сбежавших при малейшей опасности. Вся их похвальба о верности и чести превратилась в прах. Стоит ли удивляться тому, что ты сдался? – Космодесантник Хаоса наклонился ближе. – Стоит ли удивляться, что ты позволил нам преобразить тебя, во имя Примогенетора? – Предатель улыбнулся Тарику. – Теперь ты избавился от последних оков. Теперь ты можешь стать одним из нас… и первое, что мы сделаем, – это сотрем Гору Призраков в порошок.

Тарик не смог сдержать дрожь. Хуже всего были не видения, не псевдовоспоминания и не чувство, что тело больше не принадлежит ему. Хуже всего была неуверенность. Слова предателя могли оказаться правдой.

Как часто в течение этих долгих месяцев он лежал в постылой клетке, мучаясь единственным вопросом: «Почему я забыт?»Каждый миг его жизни – жизни Адептус Астартес – был посвящен службе чему-то большему, чем он сам. И в обмен на это неустанное служение и на смерть, ожидавшую всех Орлов Обреченности, он получил бесценный дар – братство. Несокрушимую уверенность в том, что товарищи преданы ему, что он не будет потерян, пока дышит хоть один из Сынов Гафиса. «Так почему же они не пришли за мной? Почему они посчитали меня мертвым и на этом успокоились? Почему мое имя забыто?»

– Потому что все это ложь, – сказал предатель. – И всегда было ложью. – Он жестом обвел темницу. – Мы никогда не обманем тебя, Тарик. С нами ты всегда будешь знать истину.

Рука снова протянулась к Тарику.

– Возьми ее.

Снаружи гремел гром. Вспышки бело-синего света пронзали воздух. Тарик поднял глаза и увидел протянутую руку изменника-Астартес, а за ним – тени Орлов Обреченности.

Братья по ордену вершили над ним суд.

Время для Тарика остановилось, и в мозгу вновь зазвучали вопросы, которыми его осыпали с момента возвращения. Обвинения громоздились стеной.

Он мог вообразить собственную тень – изможденного, сломленного Тарика, в душе которого нашлось бы место слабости, который сдался бы под давлением пережитого на Дайникасе. Этот призрачный Тарик, бледная копия настоящего, был озлоблен тем, что его покинули, и судорожно цеплялся за единственную вещь, необходимую каждому космодесантнику, – узы братства. Без своего товарищества Астартес ничего бы не стоили. Братство лежало в основе всех орденов космодесанта. Как ужасно было потерять это – стать отверженным, изгнанником, лишенным родства. Ослабевшая душа, пойманная в самый отчаянный миг, могла склонить колени перед бывшим врагом лишь ради того, чтобы снова ощутить незабвенный привкус этой связи. Сломленный дух, спрятавший клеймо своего нового властелина под старую оболочку и несущий яд тем, кто бросил его на произвол судьбы. Яд и смерть во имя отмщения.

Внезапно все вновь пришло в движение, и Тарик увидел, как предатель кивнул:

–  Да.Теперь ты понимаешь?

Но эта тень, это жалкое существо, возникшее в его мыслях… Кем бы оно ни было, это был не Тарик, Сын Гафиса, Сын Аквилы. Он выпрямился во весь рост и свирепо отшвырнул изменника прочь.

Тарик ответил на молчаливые, укоризненные взгляды Орлов Обреченности яростным взором.

– Я не еретик! – воскликнул он, и с каждым словом к нему возвращались силы.

Тарика охватило чувство собственной правоты, и в этом огне трансформация начала таять. С каждой секундой он ощущал себя все более… правильным.Каждый вдох приближал его к тому воину, которым он был когда-то, – и с новым приливом сил Тарик понял, что не чувствовал подобной уверенности уже долгие годы. С тех самых пор, как его захватили в плен.

– Судите меня, если хотите! – крикнул он. – Мне нечего бояться! Загляните в мое сердце – и увидите там лишь верность! Я – Тарик!

Лица бывших товарищей по отделению замелькали перед ним в призрачном свете. Корика: импульсивный и храбрый. Микил: сильный и стойкий. Петий: молчаливый и сдержанный. Они не отвернулись от него. Они его не забыли.

За спиной Тарика предатель поднялся на ноги и двинулся вперед. В глазах космодесантника Хаоса полыхала жажда убийства.

– Глупец…

Тарик заставил врага замолчать, схватив его за горло и усиливая давление пальцев до тех пор, пока предатель не смог только хрипеть. Канонада ревела все громче, и Тарик закричал во всю глотку, чтобы противник его услышал:

– Я – Орел Обреченности! Я никогда не нарушу присяги!

Он швырнул врага на землю.

– Я не сдался! Я никогда не сдамся!

В голове Орла Обреченности раздался взрыв, безмолвный, но оглушительный, и сомкнувшиеся над ним своды темницы разлетелись на тысячу осколков, как стекло под ударом молота.

Тарик крутанулся на месте. Тело его было нетронутым – никаких следов трансформации. Все, что произошло в призрачной комнате, исчезло, сгинуло, как луч солнца, скрывшийся за облаками. Воин стоял перед вскрытым медицинским резервуаром. Обернувшись, он обнаружил библиария Трина, который с трудом поднимался на ноги. Псайкер поглаживал уродливый синяк, расплывавшийся у него на шее. Сплюнув, Трин уставился на второго космодесантника.

– Ты? – ахнул Тарик.

Принюхавшись, он ощутил в воздухе запах гари – вонь отработанной ментальной энергии.

– Ты навел на меня чары… Все это было иллюзией, розыгрышем.

– Да, – хрипло ответил Трин. – И ты чуть не придушил меня в процессе.

Тарик шагнул к псайкеру, сжимая кулаки. Глаза его сверкали от гнева. То, что Трин облачен в боевой доспех, а сам он практически гол, Тарика не остановило.

– Я вышибу из тебя извинение, ведьмак!

– Тебе стоило бы поблагодарить меня, – возразил Трин. – Наконец-то я заглянул в твою душу и увидел то, что ты от нас скрыл.

– Я ничего не скрывал! – рявкнул Тарик.

Трин покачал головой:

– Не лги мне, теперь это не имеет смысла. Ты скрыл свой страх, Тарик. Черный, невыразимый ужас, который преследовал тебя в самые тяжкие минуты твоего заключения. Лишь на краткий миг, но ты задавался вопросом: что произойдет, если слабость возьмет верх? – Библиарий криво, безрадостно улыбнулся. – Очень по-человечески.

Кулаки Тарика неохотно разжались.

– Я заглянул в темноту, в самую бездну, – медленно произнес он. – И отвернулся прочь.

Трин кивнул:

– Так и было. И теперь у меня есть нужный ответ. – Он протянул Тарику руку. – Ты доказал свою целостность. Ты вернулся к нам, брат. Твое тело, разум… и душа.

Тарик пожал ему руку старым способом, ладонь к запястью.

– Я никогда не уходил, – ответил он.

– Когда все это закончится? – раздраженно поинтересовался Корика.

Он бросил мрачный взгляд на Зура. Тот пожал плечами.

– У меня нет для тебя ответа, – сказал сержант.

Отвернувшись, он уставился на черные мраморные панели мемориальных башен, возносящихся до украшенного резьбой потолка. Там что-то двигалось: к ним спускалась транспортная платформа.

Микил тоже увидел ее и ткнул пальцем:

– Поглядите.

Петий сделал один нерешительный шаг к краю подъемника – и замер. Как и другие, он не понимал, почему их срочно вызвали в Реклюзиам.

В следующую секунду платформа остановилась. С нее спустился человек в форменной тунике и быстро прошел мимо.

– Тарик?

Зур не смог сдержать удивления. Он искренне полагал, что никогда больше не увидит блудного Астартес. Трин не славился мягкосердечием при вынесении приговоров. Затем удивление отступило, и Зур позволил себе улыбнуться. Он не ошибся в своих суждениях о потерянном брате. Внезапно все сомнения, связанные с его долгом и с его ролью в выпавших Тарику испытаниях, бесследно исчезли. Зур ощутил, что с плеч его упала огромная тяжесть.

Корика протянул Тарику свою аугментическую руку, но ветеран прошел мимо, не замедляя шаг. Остальные Орлы Обреченности двинулись следом за Тариком вдоль галереи, пока он не остановился перед одной из мемориальных плит.

Зур понял, чт о сейчас произойдет. Кулак ветерана метнулся вперед, пробил стеклопластовый пузырь и сомкнулся вокруг хранившейся внутри реликвии.

Не разжимая окровавленной руки, Тарик вытащил клинок из разбитого пузыря. Ветеран взглянул на боевой нож и лишь после этого впервые посмотрел на остальных. Его твердый, пристальный взгляд остановился на каждом из них и наконец упал на Зура. Тарик открыл рот, чтобы заговорить, – но затем передумал. Вместо этого он кое-что сделал.

Медленно, с силой Тарик провел острием ножа по камню. Воин прочертил глубокую линию поперек выгравированного на плите имени, стирая запись о своей смерти. Он снова был жив.

Микил заговорил первым:

– Добро пожаловать обратно, сэр. – Он склонил голову. – Если бы мы только знали, что Красные Корсары вас не убили…

– Нет. – Тарик поднял руку. – Больше ни слова об этом. И я приказываю вам не винить себя в том, что случилось.

Он шагнул вперед и двинулся от брата к брату, похлопывая каждого по плечу.

– Я не держу на вас зла. Вы не совершили ничего предосудительного в тот день.

Затем ветеран обернулся к Зуру. Тот вздохнул, принимая окончательное решение. Сунув руку под плащ, он вытащил цепь, состоящую из черных и серебряных звеньев. Это была цепь почета, символизирующая его командную должность. Зур протянул ее Тарику:

– Насколько я понимаю, это принадлежит тебе.

Тарик поднял брови:

– Отделение твое, брат. Ты сделал его своим. Эти люди подчиняются тебе.

Зур покачал головой:

– Нет. Я горд тем, что мне выпала честь вести их в бой во имя Императора и Аквилы, но по-настоящему я никогда не был их командиром. Не так, как ты. Я был только… временной заменой. Ты старше меня по званию, у тебя лавровый венец и боевые награды. Тебе по праву следует занять свою прежнюю должность.

Ветеран нахмурился и подошел ближе.

– Ты уверен, что хочешь уйти, Зур? Я знаю, что братья не последовали бы за тем, кто этого недостоин. – Он указал на цепь.

Зур вложил черно-серебряные звенья в ладонь Тарика.

– Я не хочу забирать то, что по праву принадлежит тебе, – сказал Зур, делая шаг назад. – Я найду себе другое место в ордене.

– Но у вас уже есть место, сэр, – сказал Корика.

Он оглянулся на Тарика, и сержант-ветеран согласно кивнул.

– Да, – подтвердил Тарик. – Мне нужны опытные бойцы, которые способны ясно взглянуть на вещи и умеют драться. – Он поднял сжатую в руке цепь. – Я приму ее только при условии, что ты останешься в отделении и будешь моим заместителем.

Зур обдумал предложение и склонил голову в знак согласия.

– Звучит справедливо.

Тарик на несколько секунд замолчал. Затем он обернул цепь вокруг рукоятки ножа и сунул клинок за пояс.

– Тогда вперед, братья! Зададим врагу жару!

Он указал на самую дальнюю из башен, освещенную непрерывными вспышками молний.

– Я пробыл мертвым достаточно долго.

Зур вслед за командиром взглянул вверх, туда, где из туч сыпался дождь – неизменный и вечный, как гнев Императора.

Грэм Макнилл
ПОСЛЕДСТВИЯ [7]7
  Перевод Л. Прохорова


[Закрыть]

Холодная вода скапливалась в небольшом углублении посреди камеры и сквозь трещины в кладке уходила в недра скалы. Здесь, в подземельях Крепости Геры, капли влаги падали с неровных сводов, проникая сквозь тысячеметровую толщу гранита из Долины Лапониса, по которой несла свои воды неспокойная река.

Лишь узкая полоска света просачивалась под железной дверью камеры, но и этого хватало узнику, чье усовершенствованное зрение позволяло видеть в полумраке практически так же хорошо, как при свете дня. Хотя смотреть тут было не на что: кроме вмурованного в стену железного кольца, к которому приковывали заключенных, ожидающих приговора, в камере ничего не было.

Но сейчас кольцо пустовало. Нет особого смысла в кандалах для того, чьей силы с лихвой хватит, чтобы разорвать любые цепи, выдрать железное кольцо из стены, или чья кислотная слюна может разъесть самый прочный металл.

Узник дал обещание, что не будет пытаться бежать или доставлять какие-либо неприятности охранникам, и слово свое держал. Он сидел скрестив ноги и, опираясь на руки, удерживал тело в дюйме над поверхностью пола. Татуировка аквилы на его правом плече и цифра на левом, выполненная витиеватым шрифтом высокого готика, двигались в такт с напряжением и расслаблением мышц.

К мерному капанью воды с потолка добавился звук приближающихся шагов. Узник плавно опустился на пол и встал, выпрямившись во весь рост. У него были темные волосы, слегка длиннее обычных, усталые, но полные решимости серые глаза, на лбу поблескивали два золотых штифта. На загорелом животе выделялись белые полоски множества шрамов – лишь часть внушительной коллекции отметин от боевых ранений, покрывавших все тело жуткой паучьей сетью. Этот могучий воин, будучи выше и мощнее любого, сейчас выглядел слегка растерянным.

Заскрежетали ключи в замке, со скрипом отворилась дверь, по глазам резануло ярким светом. Узник слегка сощурился, стараясь разглядеть илота в голубой одежде с темным капюшоном, скрывающим лицо.

За илотом стояли два великана в отполированной до блеска терминаторской броне, вооруженные большими алебардами с золотыми лезвиями. Их огромные фигуры едва помещались в широком коридоре. На голубых керамитовых пластинах доспехов, словно огненные змейки, мерцали отблески пылающих жаровен. Узник наклонился к тюремщику.

– Пора? – спросил он.

Илот кивнул – ему было запрещено разговаривать с арестованным – и жестом показал, чтобы Уриил вышел из камеры.

В дверном проеме узнику пришлось согнуться, но в освещенном факелами коридоре он выпрямился, готовый идти под конвоем терминаторов навстречу судьбе, предначертанной для него магистром Ультрамаринов.

Поднимаясь по грубо вытесанным ступеням подземелья наказаний, Уриил Вентрис снова и снова мысленно прокручивал весь путь, что привел его сюда.

* * *

Шестью днями ранее рядом с голубым самоцветом Макрагге вывалился из варпа потрепанный и покореженный ударный крейсер «Вае Виктис». Его броня свисала, как шкура у умирающего от голода зверя. Путешествие через варп от Тарсиса Ультра заняло почти шесть месяцев, однако после возвращения в реальное пространство и калибровки корабельных хронометров по положению небесных тел выяснилось, что на самом деле прошло полтора года. Такие аномалии хода времени возникали при путешествиях через бурную среду варп-пространства и были закономерны, они позволяли кораблю пересекать галактику, не тратя на это тысячелетия.

По правде говоря, подобное незначительное расхождение во времени можно считать выдающимся, учитывая колоссальное расстояние, которое преодолел «Вае Виктис». Ведь Тарсис Ультра находится на севере Сегментума Темпестуса, а звезда Макрагге сияет на восточных рубежах Сегментума Ультима, на другом конце галактики.

В носовых доках стояли три «Громовых ястреба», один из которых был разобран практически до остова и нуждался в серьезном внимании со стороны технодесантника и команды монозадачных сервиторов. Тут же, накрытые голубыми саванами, лежали в два ряда тела погибших. Стоя на коленях между ними, усердно молился одинокий космодесантник.

Еще один десантник в черной силовой броне со шлемом в виде черепа стоял у дальнего конца рядов тел и негромко читал мантру павших, прося Императора помочь каждому из них занять место подле него.

Под саванами лежали погибшие воины Четвертой роты. Цена за выполнение древней клятвы примарха помогать народу Тарсиса Ультра оказалась высока, даже слишком, но Ультрамарины заплатили ее без принуждения, это было для них делом чести.

Капитан Уриил Вентрис плавно поднялся на ноги, дважды ударил себя кулаком по нагрудной пластине брони, отдавая честь павшим.

Они шли за ним в бой на Павонисе, боролись с предателями и жутким звездным богом, а позже, на Тарсисе Ультра, противостояли нашествию страшных межгалактических хищников, известных как тираниды. Да, десантники защитили Тарсис Ультра, но победа досталась слишком большой кровью.

Уриил сражался там плечом к плечу с собратьями Мортифакторами, космическими десантниками доблестного ордена, историю которого можно проследить вплоть до самого святого Жиллимана. Но с тех пор их доктрины и верования изменились настолько, что братья этого ордена стали абсолютно не похожи на основателей.

Мортифакторы почитали смерть превыше всего, и их капелланы черпали в видениях мудрость мертвых. Кровавые обряды и поклонение давным-давно умершим воинам были для Мортифакторов обычным делом. Уриила поначалу шокировало такое отступление от учений Кодекса Астартес, но позже ему неохотно пришлось признать, что у этих двух направлений есть много общего.

Открытие оказалось не из приятных. Капеллан Мортифакторов Астадор очень метко выразился по этому поводу: «Мы с тобой оба Ангелы Смерти, Уриил». Справедливость его слов подтвердилась через несколько месяцев тяжких испытаний и ожесточенных боев. Невзирая на яростные протесты сержанта Леарха, Уриил воспользовался видениями Астадора и добился победы. Очевидно, что строгое соблюдение Кодекса привело бы к полному поражению десантников в войне. Оказавшись меж двух полярных течений философии, Уриил пытался найти компромисс между следованием духу и букве Кодекса и решением поставленных задач в конкретной ситуации. Подобными взглядами он выделялся среди собратьев, но внутреннее чутье подсказывало, что он действует верно. В свое время так учил его капитан Идей.

С тяжелым сердцем Уриил еще раз оглядел ряды мертвых тел. Он сам чуть не погиб в утробе тиранидского корабля-улья. Когда из-за инопланетного яда у него начала свертываться кровь, он выжил только благодаря преданности верного друга и товарища Павсания – тот отдал чуть ли не всю кровь, лишь бы спасти своего капитана. Ранения, полученные Уриилом в бою, почти зажили, хотя пласплоть, закрывавшая широкую рану на груди, все еще пульсировала тупой саднящей болью. После сражения с тиранидским защитным организмом технодесантнику Харку и апотекарию Селену пришлось практически заново восстанавливать Уриилу плечо и ключицу из аугментической мышечной ткани и сухожилий и регулярно делать переливание крови, чтобы наконец ее очистить.

И все же Уриил не умер, он победил, хотя огромные потери среди его собратьев были невосполнимы. Тарсис Ультра спасен, но никогда уже не будет прежним. Уриил достаточно видел всякого на Ихаре IV и уверенно мог сказать, что полностью очистить планету, зараженную мерзкими ксеносами, не удастся.

Тела готовились для транспортировки в гробницы под Крепостью Геры: Селен с благоговением извлекал из них прогеноиды, капеллан Клаузель исполнял «Финис Рерум». На Макрагге каждый погибший десантник будет помещен в отдельный склеп, а Уриил вырежет их имена на гладких плитах черного мрамора, покрывающих внутренние стены святилища примарха в храме Исправления.

Внезапно голос Клаузеля стих. Уриил повернулся к нему и, глядя на его шлем в виде черепа, подумал, что, возможно, Мортифакторы не так уж далеки от Ультрамаринов. Разве капеллан не является образом Смерти во плоти? Зачастую последним, кого видел воин, прежде чем отправиться в мир иной, был капеллан, подготавливавший его душу к путешествию в залы мертвых.

Основные двигатели корабля выключились, вибрация корпуса изменилась, тоны стали глуше. Уриил кивком подтвердил Клаузелю, что церемония прощания окончена. «Вае Виктис» прибыл на орбиту Макрагге, предстояла высадка.

* * *

Благоговение, смирение, саму историю, уходящую в глубь веков, на десять тысяч лет назад, – вот что почувствовал Уриил, когда вновь вошел в храм Исправления. Последний раз он ступал по мраморным плитам этого величественного сооружения как раз перед отбытием на Тарсис Ультра. Тогда молодой, подающий надежды капитан только получил первое боевое крещение и еще не ощутил бремени ответственности командира. Жизнь казалась простой и ясной.

Как всегда, храм заполняли пилигримы и паломники, многие из них проделали длинный путь. Женщины держали на руках спеленутых младенцев, эти дети были зачаты и появились на свет в пути, во время паломничества на Макрагге. Когда Уриил проходил мимо, молящиеся кланялись ему и выкрикивали вслед благословения. Люди благодарили Императора за то, что он послал одного из своих избранных воинов помолиться вместе с ними.

Уриил миновал коридоры, облицованные белоснежным мрамором с красными и золотыми прожилками, ступая по камням, добытым у подножия Водопадов Геры, и вошел во внутреннее святилище храма. Разноцветные лучи, струящиеся сверху сквозь гигантский кристаллический купол, переплетались друг с другом, преломляясь в прозрачных кристаллах и образуя ослепляюще яркую радугу.

Сотни людей стояли на коленях перед гробницей примарха и воспевали его в хвалебных песнях. Гробница излучала теплый мягкий свет, в зале царила практически осязаемая атмосфера благоговения и восторга. Уриил опустился на одно колено и склонил голову, считая себя недостойным слишком долго смотреть на лицо отца-основателя ордена.

Сердце героя Империума перестало биться почти десять тысяч лет назад, и Уриил сейчас, находясь рядом с гробницей, чувствовал себя ничтожным и недостойным. В сражениях на Тарсисе Ультра он был вынужден отступить от учения легендарного воина, положившись на собственные ощущения и примитивные обряды смертопоклонника. Наверное, высокомерие и гордыня руководили его поступками. А кто он такой, чтобы ставить под сомнение мудрость величественного примарха, плоть от плоти Императора?

– Прости меня, мой повелитель, – прошептал Уриил, – ибо я недостоин твоей любви. Я пришел к тебе, чтобы почтить имена и подвиги твоих сыновей, павших в бою. Они сражались с отвагой и честью и заслужили место подле тебя. Огради их от страданий, пока таинства генокода не позволят им возродиться по твоему образу и подобию.

Уриил поднялся и пошел к стене, выложенной мраморными плитами, остановившись перед секцией Четвертой роты. Так много плит, так много героев, отдавших свои жизни во славу ордена! Вот и последняя плита, здесь предстояло вырезать семьдесят восемь имен. Но список Уриилу не потребуется – лицо и имя каждого воина навечно отпечатались в памяти. Даже если он проживет так долго, что станет магистром, он никогда не забудет тех, у кого был командиром.

Он снял с пояса небольшой резец и молоток и начал аккуратно высекать в мраморе первое имя. Внутренние кромки каждой буквы Уриил сглаживал шлифовальным камнем, подготавливая надписи для мастеров, которые позже будут покрывать их сусальным золотом.

Имена следовали одно за другим, перед глазами всплывали лица погибших. Уриил потерял счет времени, вспоминая каждого воина, чье имя он вырезал. День первый закончился, радуга померкла и совсем исчезла, чтобы вновь появиться на следующее утро. Шел второй день, Уриил не прерывал работу даже на еду. Илоты, прислуживающие в храме, время от времени подходили узнать, не требуется ли ему чего-нибудь, но Уриил лишь качал головой. Через три дня илоты приближаться к нему перестали.

Когда на пятый день световая радуга с пола храма начала подниматься за солнцем, Уриил сгладил кромки последней буквы последнего имени. От напряженной кропотливой работы ныли руки, но он чувствовал полное удовлетворение. Он отдал последний долг – все семьдесят восемь воинов навечно войдут в историю ордена. Их безмолвное одобрение наполняло душу Уриила теплом и светом.

Он собрал инструменты и прошел в центр храма. Уриил не чувствовал ни усталости, ни голода, – наоборот, никогда не было у него такой ясности сознания, как будто воды прохладного источника очистили все вены, унося прежнего Уриила и оставляя лишь преданного воина Императора.

Звучание песнопений наполняло грудь умиротворением и благостностью, долгожданный покой воцарился в душе Уриила. Он закрыл глаза и начал молиться, благодаря Императора за возможность послужить ему и своему ордену. Паломники с восторгом восприняли присоединение Уриила к их хору. Они пели о долге, отваге и жертвенности, пели самозабвенно, до хрипоты, до тех пор, пока голоса еще могли звучать, и только слезы градом катились из глаз. В храме царила всепоглощающая атмосфера братства. Уриила захлестывали волны эмоций, грудь распирало от переполнявших чувств.