Текст книги "Человек внутри"

Автор книги: Грэм Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Он стоял и смотрел, ощущая на сердце пустоту и внезапную усталость, он почти готов был поверить, что город вот-вот протянет руку и сметет его вниз. «И тогда – конец, – подумал он. – Неужели я должен идти туда и разговаривать с людьми и вечно быть настороже?» Слезы былой жалости к себе защипали ему глаза. «Нет мне покоя в Англии, – подумал он. – Лучше уехать во Францию и просить милостыню». Но не мысль о милостыне вызвала в его сердце моментальный протест, а перспектива раз и навсегда потерять Элизабет.

Солнце с неожиданной решимостью нырнуло в ночь с края дальнего холма. Тусклую золотую пыль, рассыпанную в воздухе, смело – осталось только неподвижное прозрачное серебро. Эндрю в замешательстве блуждал взад и вперед, чтобы не замерзнуть до наступления густых сумерек. Время от времени он поглядывал на замок, который со своего холма возвышался над Льюисом. Когда тот скроется из виду, он спустится вниз. Время, казалось, тянулось бесконечно, и было очень холодно. Перспектива, выполнив обещание, проделать ночью такой же обратный путь, потеряла свою привлекательность. Кроме того, как его примет Элизабет после такого формального исполнения обещания? Да не так уж это опасно – на одну ночь остаться в Льюисе, убеждал он себя. Он знал по собственному опыту, что в городе много гостиниц. Вряд ли судьба будет к нему так жестока, что столкнет лицом к лицу с каким-нибудь знакомым. Карлион не осмелится прийти в Льюис, когда вот-вот начнется сессия суда и город полон таможенников.

Тени опустились на город, и замок исчез из виду, остался только едва различимый горб или вздернутое плечо. Он начал спускаться вниз по тропинке, которая была длиннее, чем это казалось в серебряном свете. К тому времени, когда он добрался до первых разбросанных домов, стало совершенно темно, тут и там темноту пронзали желтые мерцающие огоньки масляных ламп, увенчанные тусклыми пиками дыма из удлиненных фитилей. Он осторожно добрался до Хай-стрит и некоторое время постоял в тени у входа, проверяя свою память на предмет расположения различных гостиниц. Прохожих было мало, и улица напоминала палубу спящего корабля, освещенную двумя лампами на носу и на корме и неожиданно обрывающуюся с каждого борта в темное море. Два старых дома напротив, как безумные, наклонились друг к другу, почти соприкасаясь над узким переулком под названием Кири-стрит, который беспорядочно нырял в ночь, – всего-навсего несколько хаотичных квадратов и прямоугольников с названиями гостиниц, шесть круто спускающихся футов булыжника, а дальше – пустота. За ней невидимые ему – Нью-Хейвен, Ла-Манш, Франция. Даже там он не был бы совершенно свободен. Там вдоль берега бродили низкорослые косоглазые оборванцы с огрубевшими руками, неправильно выговаривающие названия английских денег. Они хорошо знали его в лицо, а Карлиона – еще лучше.

Привычно опустив плечи от жалости к самому себе, Эндрю двинулся дальше по улице. Здесь и там все еще были открыты магазины, и сквозь их освещенные окна были видны белобородые старцы, которые разглядывали свои бухгалтерские книги, жмурясь от удовольствия. Никогда раньше – ни в школе, ни среди контрабандистов, чье скрытое презрение неизменно причиняло ему боль, – Эндрю не чувствовал себя таким одиноким. Он шел дальше. Два голоса, тихо звучавшие в дверях, заставили его задержаться. Он не видел говорящих.

– Приходи сегодня ночью.

– Я? Мне нельзя.

– Я люблю тебя, люблю, люблю.

К своему собственному удивлению, Эндрю ударил кулаком в стену напротив и с бешеной яростью заорал:

– Чертовы развратники! – И пошел дальше, всхлипывая от злости и одиночества. «Напьюсь, если больше ничего не выйдет, – подумал он. – Слава Богу, на это у меня еще денег хватит».

С внезапной решимостью он нырнул в боковую улицу, оступившись от неожиданной крутизны, и с безошибочным чутьем остановился передохнуть у дверей гостиницы. Два окна были разбиты и заткнуты тряпками, вывеску давно уже нельзя было починить, от «Козла», так называлась гостиница, остались только рога, как насмешливое предупреждение мужьям не входить. Одиночество и желание забыть это одиночество подавили даже чувство страха и осторожность. Эндрю, не раздумывая, толкнул дверь и, споткнувшись, вошел. В его покрасневших глазах стояли детские слезы.

Было накурено, ему в лицо, как волна, ударил рев человеческих голосов, каждый из которых пытался перекричать другого и заставить выслушать свое мнение. Стоявший у двери высокий худой человек с маленькими глазами и красным безвольным ртом поймал его за локоть.

– Что ты будешь, сынок? – спросил он и немедленно начал плечом прокладывать дорогу сквозь толпу, крича невидимому официанту: – Два двойных бренди сюда для джентльмена, – тотчас же появился с желаемым и снова исчез со своим стаканом, оставив Эндрю расплачиваться. После бренди в голове у Эндрю прояснилось, и он огляделся.

Он выбрал маленького респектабельного человека, который сидел один, и предложил ему выпить вместе. С сомнением глядя на пустой стакан в руке Эндрю, незнакомец ответил, что он бы не возражал против стаканчика шерри. Эндрю принес шерри и, взбодрив себя еще одним бренди, начал расспрашивать своего нового знакомого.

– Я ищу ночлег, – сказал он. – Думаю, что теперь это будет непросто. Город переполнен перед сессией суда.

– Не сказал бы, – ответил мужчина, несколько вопросительно поглядывая на него, как будто боялся, что Эндрю попросит у него взаймы. – Я и сам, вообще-то, нездешний.

– А эта сессия, – продолжал Эндрю, – зачем она вообще нужна? Принести барыши торговцам. Столько суеты ради того, чтобы повесить несколько жалких засранцев.

– Я с вами совершенно не согласен, – сказал маленький человек, отхлебывая маленькими глотками шерри и с подозрением посматривая на Эндрю. – Правосудие должно осуществляться в надлежащем порядке.

– Хорошо, а что такое этот надлежащий порядок? – спросил Эндрю, повышая голос, чтобы перекричать шум вокруг, и в то же время делая знак официанту, что его стакан пуст. – Разумеется, сначала преступление, а затем возмездие.

– Вина должна быть доказана, – сказал незнакомец, понемногу смакуя шерри.

– А без судьи и присяжных она еще недостаточно доказана? – Осмотрительность решительно покинула Эндрю после первого обжигающего глотка из третьего стакана. – Их поймали на месте преступления, и от трупа никуда не деться.

Незнакомец осторожно поставил стакан с шерри на край стола и посмотрел на Эндрю с еще большим любопытством.

– Вы имеете в виду контрабандистов и вменяемое им в вину убийство? – спросил он.

Эндрю засмеялся.

– Вменяемое в вину? – закричал он. – Да оно явное!

– Человек невиновен, пока его вина не доказана, – пояснил маленький человек, как будто повторяя хорошо затверженный урок.

– Тогда надо ждать до второго пришествия, – пробормотал Эндрю, неожиданно с горечью ощутив божескую несправедливость. Он – невиновный – страдал от преследований, а они… – Вам не найти в Льюисе присяжных, которые бы признали их виновными. – Он обвел рукой гостиную. – Они все замешаны, – сказал он, – из страха или ради денег. Если бы вы обыскали склеп церкви Саутховер, то и там нашли бы бочки, а священник закрывал бы на это глаза. Думаете, ему хочется потерять весь свой приход, а может, и отведать кнута у одной из своих колонн? Если хотите покончить с контрабандой, надо забыть о правосудии… Еще стаканчик?

– Если позволите, я немного подожду. – Незнакомец подвинулся так, чтобы весь свет от масляной лампы падал на лицо его собеседника.

Надо быть поосторожней, подумал Эндрю, не стоит больше пить. Однако он определенно не был пьян. Он видел все окружающее совершенно отчетливо, а его мысли были ярче обыкновенного. Он жаждал человеческого общения и получил его, он с трудом справился с желанием обнять за плечи маленького человека, сидящего напротив. Он так мечтал поговорить с кем-нибудь, кто бы ничего не знал о его прошлом и не стал бы обращаться с ним ни любезно, ни презрительно, а слушал бы его так же уважительно, как и любого другого человека.

– Хотите еще стаканчик? – спросил незнакомец натянуто и робко, как будто не привык угощать.

– Как вас зовут? – быстро спросил Эндрю, гордый своей хитростью.

– Мистер Фарн, – не без колебаний ответил тот.

– Фарн, – медленно проговорил Эндрю, размышляя над именем. Оно, без сомнения, было подлинным. – Спасибо, – сказал он. – Выпью.

Когда он выпил, мир показался ему гораздо лучше, чем он долгое время о нем думал. В нем была дружба и Фарн, который без насмешки слушал его и ни разу не напомнил об отце.

– Вы, наверное, не знали моего отца? – с надеждой спросил он.

– Не имел удовольствия, – ответил мистер Фарн.

Эндрю засмеялся. Мистер Фарн был идеальным товарищем, у него было чувство юмора.

– Удовольствия! – Он скорчил рожу. – Вы не могли его знать.

– Как его звали? – спросил мистер Фарн.

– Так же, как меня, – со смехом парировал Эндрю. Ему показалось, что объединенные в предложение четыре слова – квинтэссенция остроумия и осторожности, ведь ясно, что он не должен раскрывать своего имени мистеру Фарну.

– А как? – спросил мистер Фарн.

– Авессалом, – пошутил Эндрю.

– Простите, я слегка туговат на ухо.

– Авессалом, – повторил Эндрю. Мистер Фарн, святая простота, все принимал всерьез. Горя желанием развить такую превосходную шутку, Эндрю порылся в карманах в поисках клочка бумаги и карандаша, но не нашел ни того, ни другого. У мистера Фарна, однако, они были. – Я напишу свое имя, – сказал Эндрю. Он написал: – Авессалом, сын царя Давида.

Мистер Фарн вдруг перестал смеяться. Он уставился на клочок бумаги перед собой.

– У вас весьма любопытные заглавные буквы, – сказал он.

– Длинные хвостики, – ответил Эндрю. – Я всегда любил женщин. – Он огляделся. – Неужели здесь нет ни одной женщины, на которую стоило бы посмотреть? – сердито выкрикнул он. – Здесь нет ни одной, мистер Фарн. Пойдемте в город.

– Женщины меня не привлекают, – холодно заметил мистер Фарн.

– Есть одна, которая бы привлекла. – Эндрю серьезно и грустно посмотрел на него. – Вы когда-нибудь видели святую в окружении белых птиц? И в то же время женщину, которая, понимаете, могла бы осчастливить мужчину. Но она слишком хороша для этого. Не смейтесь. Я не шучу. Я зову ее Гретель. Не думаю, что какой-либо мужчина когда-нибудь тронет ее.

– Вы очень странный молодой человек, – заметил мистер Фарн. Эндрю привлекал к себе внимание. На них смотрели. Несколько человек притиснулись поближе, какая-то толстуха начала пронзительно и непрерывно смеяться.

– Вы мне не верите, – сказал Эндрю. – Но вы бы поверили, если бы увидели ее. Хотя я покажу вам. Дайте мне карандаш и бумагу, я ее нарисую.

Высокий мужчина с разболтанными членами и жалкой бородкой начал расчищать место на столе.

– Смотрите, люди добрые, – сказал он. – Здесь художник, он собирается нарисовать нам женщину, конфетку, а не женщину.

– Где бумага и карандаш? – спросил Эндрю.

Мистер Фарн покачал головой.

– Вот карандаш, – сказал он. – Не могу найти бумагу. Она, должно быть, упала на пол.

– Не грусти, дорогуша, – подала голос толстуха. – Эй, Джордж, принеси немножко бумаги, – попросила она официанта умоляющим тоном.

– Любая бумага сойдет! – закричал Эндрю, ободренный вниманием к своей персоне. Ему нашли старый конверт и притиснулись ближе. Мистер Фарн, однако, стоял немного поодаль. Эндрю опустился на колени у стола и попытался унять дрожь в руке.

– Только, чтоб ничего неприличного! – сквозь смех выкрикнул официант.

– Эй, принеси мальчику виски за мой счет, – сказала толстуха. – Это тебе поможет, дорогуша. А теперь покажи нам свою маленькую подружку.

Эндрю осушил стакан и взялся за карандаш. Прямо перед собой он увидел лицо Элизабет, белое, неподвижное и гордое, каким он впервые увидел его, когда она направила ружье ему в грудь. Он знал, что они смеются над ним, но надо только показать им это лицо, и они замолчат и поймут. Он неловко держал карандаш в пальцах.

С чего начать? Он никогда в жизни не рисовал, но если он так ясно видел ее, это должно было быть несложно. Он решил сперва нарисовать свечи с их желтыми огоньками.

– Она слегка смахивает на палец, не так ли, дорогуша? – сказала толстуха. – Где у нее руки?

– У нее не только рук не хватает. – Разболтанный тип над головой Эндрю подмигивал, скалился и делал непристойные жесты пальцами. – Дайте ему еще выпить.

– Это не она, – сказал Эндрю. – Это свечи. А теперь я нарисую ее. – Он сделал несколько штрихов карандашом, а затем положил голову на руки и заплакал. – Не могу, – сказал он. – Она не выходит. – Ее лицо удалялось от него все дальше и дальше. Вскоре остались только огоньки свечей. – Не уходи, – вслух взмолился он.

Он слышал их смех вокруг себя, но не поднимал головы и не открывал глаз, пытаясь вернуть исчезающий образ. «Боже правый, – подумал он, – я не могу даже вспомнить, какие у нее локоны. Я, должно быть, пьян».

– Не унывай, дорогуша, я остаюсь, – сказала толстуха и, хихикая, склонилась над ним. От нее разило виски, и этот запах, как длинная пелена, заслонил от него то, что он искал.

Эндрю вскочил на ноги.

– Я не знаю, что со мной такое, – сказал он нетвердо. – Ничего сегодня не ел. – Он слегка покачивался. – Принесите мне сэндвичей. – Он поискал в карманах и ничего не нашел. Он потратил свой последний пенни. – Ничего не надо, – сказал он и двинулся к двери. Его охватило смутное чувство стыда. Он попытался привести Элизабет в эту компанию и получил по заслугам. Этот смех замарал саму мысль о ней. – Уймитесь вы, черт побери! – закричал он.

Холодный воздух улицы ударил ему в голову, как будто это был еще один стакан спиртного. Тротуар заходил у него под ногами, он прислонился к стене, чувствуя тошноту, усталость и стыд. Он закрыл глаза, чтобы не видеть качающейся улицы.

Спокойный, сдержанный голос мистера Фарна прозвучал из темноты.

– Очень глупо, молодой человек, – сказал он, – пить на пустой желудок.

– Отстаньте от меня. – Эндрю махнул рукой в направлении голоса.

– Вам бы надо пойти и немного поесть, – сказал мистер Фарн.

– Ладно, только отстаньте от меня.

– У вас есть деньги? – упорствовал мистер Фарн.

– Нет, черт побери. Не лезьте не в свое дело. – Эндрю открыл глаза и хмуро посмотрел на мистера Фарна, который стоял, глядя на него в замешательстве.

– Я не хотел вас обидеть, – сказал мистер Фарн. – Вы пообедаете со мной, мистер Авессалом?

Сам того не желая, Эндрю рассмеялся. «Этот легковерный дурак, – подумал он, – и вправду считает, что я Авессалом».

– Я готов, – сказал он, – если вы согласны поддерживать меня под руку, ноги ослабли. Все из-за голода. – Он понял, что идет по Хай-стрит, поддерживаемый твердой рукой. У паба трое копьеносцев с Боу-стрит в красных жилетах с высокомерным презрением проводили их взглядом. – В этом городе полно красногрудых малиновок, – скривившись, заметил он.

– Сессия, – сказал мистер Фарн. Они на минуту задержались перед прямоугольным зданием, над одним из окон которого богиня правосудия держала неизменные весы. – Вот здесь и будут судить ваших друзей-контрабандистов, – сказал мистер Фарн.

Эндрю стряхнул его руку и повернулся к нему.

– Каких, к черту, друзей? – возмутился он. – Они мне не друзья.

– Это только так, для красного словца, – возразил мистер Фарн.

– По мне, так можете их всех повесить! – воскликнул Эндрю, на минуту протрезвев от кольнувшего его подозрения.

– Надеемся на это, – мягко сказал мистер Фарн. Он обнял Эндрю за плечи. – Я квартирую как раз напротив, в «Белом олене», – сказал он. – Так вы со мной пообедаете?

Эндрю посмотрел на свою грязную одежду.

– Пьяный, грязный, – сказал он и добавил со смехом, стесняясь своего жалкого состояния, – и чертовски голодный.

– У меня отдельная комната, – подбодрил мистер Фарн и вкрадчиво добавил: – Там готовят хороший бифштекс.

– Ведите меня туда, – сказал Эндрю. Он обхватил голову руками. Ему внезапно очень захотелось, чтобы она прояснилась. Что он наделал, согласившись обедать с Мистером Фарном? Что он ему рассказал? «Надо быть поосторожнее», – подумал он, и при образе этого слова, которое, казалось, неделями преследовало его, ему снова отчаянно захотелось покоя, в котором не будет места осторожности и обману и в котором он сможет вернуть себе потускневший от выпитого образ. – Я устал, – вслух сказал он.

– Вы сможете там отдохнуть, – сказал мистер Фарн, кивая в направлении гостиницы на другой стороне улицы.

Он перевел погруженного в безнадежные мечты Эндрю через дорогу и ввел его в освещенный вестибюль. «Если мне разрешат здесь сегодня переночевать, – подумал Эндрю, – завтра я вернусь по холмам». Он вспомнил полуденное солнце и голубой водоем, из которого пил на виду у ленивых коров. А по другую сторону холмов – Элизабет, одна, перед камином, сидит и штопает носок мертвеца.

Мистер Фарн повел его вверх по темной лестнице, и в старинном зеркале на верхней площадке он увидел грязного, потасканного, шатающегося молодого бродягу. «Как милосердно приютить такое», – подумал он.

Мистер Фарн тихо повернул ручку двери и ввел Эндрю в комнату. Дверь за ними закрылась.

– Извините за беспокойство, сэр Генри, – сказал мистер Фарн.

2

За накрытым к обеду столом сидел высокий худой мужчина с резкими заостренными чертами лица. Он едва ли притрагивался к еде, так как оторвал взгляд темных усталых глаз не от тарелки, а от лежавшей за ней кипы бумаг. Волосы отступали с высокого лба седой вьющейся волной.

Но Эндрю смотрел не на него, а на даму, которая сидела рядом и теперь глядела на Эндрю с тем особенным вызовом, который он не раз встречал у уличных женщин. Она была хорошенькая, богато одетая, с маленьким, красным, пухлым и дерзким ртом и любопытствующими глазами.

– Что это, мистер Фарн? – спросил мужчина, в то время как женщина, положив круглый подбородок на два маленьких кулачка, с искренним изумлением смотрела на Эндрю.

Эндрю положил руку на плечо мистера Фарна и обрел устойчивость.

– Приглашен обедать, – сказал он, – но я, по правде говоря, думал, что мистер Фарн будет один. Не одет для общества. Я пойду. – И, убрав руку, он повернулся к двери.

– Никуда вы не пойдете, дорогуша, – отрезал мистер Фарн. Эндрю с минуту изумленно смотрел на него во все глаза – настолько изменился его вкрадчивый голос. «Дорогуша» – так обращаются к слугам.

– Послушайте, – сказал Эндрю – гнев медленно рос в помутившемся от выпитого мозгу. – Да вы понимаете, с кем вы разговариваете? Только потому, что, как вам известно, у меня нет ни пенни? Как вы смеете говорить мне «дорогуша»? – Он сжимал и разжимал пальцы, разминая их, прежде чем нанести удар мистеру Фарну. А мистер Фарн, не обращая на него никакого внимания, подошел к человеку за столом и зашептал.

– Ну а если бы я назвала тебя «дорогуша»? – проговорила женщина нежным и довольно сладким голосом. Она напоминала Эндрю молодую и привлекательную миссис Батлер.

– Ради Бога, Люси, – пробормотал ее спутник. – Неужели обязательно цеплять каждого встречного?

Она передернула плечами и надулась.

– Видишь, – сказала она Эндрю, – какой он медведь. Ты не представляешь себе, каково с ним жить.

Эндрю, увидев выше низкого выреза платья прекрасные плечи и начало крепкой молодой груди, улыбнулся в ответ. «Я, должно быть, очень пьян, – подумал он. – Здесь молодая доступная женщина. Эх! Иметь бы ясную голову!»

– Проходите и присаживайтесь, мистер Авессалом, – сказал мужчина с усталыми глазами, а мистер Фарн отодвинул стул напротив девушки. Эндрю сел и обнаружил в руке стакан с мускателем. Он немного отхлебнул.

– Любезно с вашей стороны, – сказал он и повторил фразу, которую уже произносил однажды: – Не одет для общества. – Он хмуро посмотрел на мистера Фарна, который сел по другую сторону от него, ближе к двери. – Представьте нас, – попросил Эндрю.

– Это – сэр Генри Мерриман, – сказал мистер Фарн. Имя показалось Эндрю знакомым.

– Ваше здоровье, сэр Генри, – сказал он и пролил немного вина на скатерть. Мистер Фарн заерзал.

– А я, – произнесла девушка напротив, злобно улыбаясь мистеру Фарну, – не самое добропорядочное приложение к сэру Генри. Мистер Фарн меня не одобряет. Знаете, мистер Фарн прилежно ходит в церковь.

– Попридержи язык, Люси, – резко сказал сэр Генри. Он поднял свой стакан. – И ваше здоровье, мистер…? – Он остановился и сделал паузу. У него под глазами были круги, как будто он слишком мало спал. Где-то в глубине этих глаз таился резкий огонь, похожий на пламя свечи, горящей в конце длинной анфилады полутемных зал.

– Мистер Авессалом, – сказал Эндрю.

Сэр Генри вежливо засмеялся.

– А ваше настоящее имя? – Эндрю не ответил, и тогда он вежливо и безразлично осведомился: – Может, мистер Карлион? – Пламя свечи становилось больше и ярче. Невидимая рука несла ее через длинные пыльные залы.

«Это уже смешно, – подумал Эндрю. – Из всех людей принять меня за Карлиона». Он засмеялся так громко и неудержимо, что едва смог ответить.

– Нет, нет, не Карлион, – наконец выдавил он.

И как только он смолк, вступил сэр Генри.

– Но вы знакомы с Карлионом? – Равнодушное выражение его лица сменилось требовательным и даже фанатичным.

Его голос прервал хмельной туман, и Эндрю все понял.

– На что вы намекаете? – закричал он и, пошатываясь, встал. – Я ухожу. Я не останусь здесь, чтобы терпеть ваши оскорбления. Разумеется, я его не знаю. Откуда мне знать какого-то чертова контрабандиста?

Он прижал руку к голове, проклиная себя. Он не был настолько пьян, чтобы не понимать, что снова выдал себя. Вино и голод запутали его. Он не мог состязаться с трезвыми головами.

– Я ухожу, – повторил он.

– Сядь, – отрезал мистер Фарн. Он встал и запер дверь. Эндрю с изумлением посмотрел на него, затем сел. Их было слишком много.

– Люси, тебе лучше идти спать, – сказал сэр Генри.

Она повернулась к нему и сделала гримасу.

– Я не желаю, чтобы меня отсылали спать, – сказала она. – Я или останусь здесь, или спущусь в бар и подыщу себе компанию.

– Тогда оставайся, – ответил сэр Генри, как будто слишком устал, чтобы спорить.

Он повернулся к Эндрю:

– Ну-с, молодой человек, вы можете рассказать нам все. Мы друзья. Мы только хотим помочь вам.

– Это – свободная страна, – машинально запротестовал Эндрю. – Вы не можете держать меня здесь, если я хочу уйти.

– А почему нет, – сказал сэр Генри, – ничто не помешает мне задержать вас до прихода полиции.

– Давайте, вызывайте полицию, – ответил Эндрю. – Только на каком основании?

– Контрабанда, – сказал мистер Фарн, – и убийство.

– К чему все это? – продолжал сэр Генри. – Я знаю, что по второму пункту вы невиновны.

– Когда же вы оставите меня в покое? – недовольно, сквозь слезы пробормотал Эндрю.

– Я здесь, – сказал сэр Генри с неожиданным жаром, – чтобы повесить этих убийц. Вы ведь тоже хотите этого, не так ли?

«Надо быть поосторожнее, – сказал себе Эндрю. – Главное – не проговориться».

– Я не понимаю, о чем вы, – произнес он вслух.

Мистер Фарн нетерпеливо засопел, а сэр Генри нервно застучал пальцами.

– Вы донесли на этих людей, – сказал он. – Написали анонимное письмо на таможню. – Он с презрением и любопытством взглянул на Эндрю.

– Почему вы считаете, что это я? – спросил Эндрю.

– В этом нет сомнения. Никакого сомнения. – Он положил грязный конверт на стол. «Авессалом, сын царя Давида». – Посмотри на заглавные А и Д. Ты выдал себя с головой, дружок. У меня в кармане твое письмо на таможню. Ты написал его левой рукой, но не смог избавиться от завитушек и хвостиков.

– Хорошо. – Эндрю жестом дал понять, что сдается. – Признаюсь, только дайте мне что-нибудь поесть.

– Пойди и найди официанта, Люси, – сказал сэр Генри, – скажи, чтобы он принес бифштекс для мистера…?

– Эндрю.

– И скажи ему также, чтобы он нашел комнату в гостинице. Мистер Эндрю останется здесь на несколько дней.

Пока он ел, его никто не беспокоил. Он почувствовал, что не просто подкрепился. В голове прояснилось. Его поймали, и в глубине души, несмотря на подспудный страх, он был благодарен. Инициативу забрали из его рук и безжалостно погнали его по праведному пути, и не было смысла сопротивляться. Он украдкой огляделся. Мистер Фарн читал, а сэр Генри углубился в свои бумаги, его длинные белые пальцы, без колец, нервно двигались в такт его мыслям. Девушка дремала на стуле. Он смотрел на нее с жадным интересом. «Чем ей может нравиться такой человек? – подумал он. – Он думает только о своей работе. Он не может ее завести, как мог бы я». На минуту в нем шевельнулась мысль об Элизабет. Она была привлекательнее и желаннее, но бесконечно дальше.

«Это безнадежно, – подумал он. – Что толку думать о ней?» Ему не верилось, что провидение могло предназначить ее какому-нибудь мужчине, тем более ему. Кроме того, это из-за нее он сидел здесь, и почему бы не развлечься, раз уж приходится рисковать? Вот женщина, которая не слишком хороша для него, они вылеплены из одного теста, у нее такое же похотливое тело и такое же подлое сердце.

Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее. Она улыбнулась.

– Надо найти вам чистую одежду, – сказала она. – Я уверена, что мистер Фарн одолжит вам что-нибудь. Они трезвенники, конечно. Мистер Фарн ходит в церковь.

Мистер Фарн вскочил со своего стула и подошел мелкими раздраженными шагами к окну, там он и стоял, повернувшись к ним спиной и с преувеличенным интересом рассматривая Хай-стрит.

– Мы с мистером Фарном никогда не были настоящими друзьями, – сказала она, и углы ее маленького рта скривились от досады, что нашелся мужчина, который не возжелал ее, от презрения к мистеру Фарну, которому, по ее мнению, так недоставало мужского начала.

Сэр Генри на секунду оторвался от бумаг.

– Иди спать, Люси, – жестко сказал он.

Она озорно поглядела на него и спросила:

– А ты?

– Я занят, – отозвался он.

Ее лица на миг коснулась тихая нежность.

– Ты что, собираешься работать всю ночь, Генри? – сказала она. – Тебе надо немного поспать.

– Со мной все в порядке, – проговорил он слегка удивленно, как будто был озадачен этой непривычной заботой о себе. – Иди, у меня сегодня еще много работы.

Она встала, но перед тем, как идти к двери, задержалась на миг у стола.

– Ты слишком много работаешь, – сказала она.

Он улыбнулся.

– Это моя профессия. Кроме того, я очень хочу выиграть это дело.

– Ты убьешь себя рано или поздно, – сказала она.

– Тебе нечего бояться, – сухо и раздраженно бросил он. – Я сперва найду тебе нового содержателя.

Она вспыхнула и, сердито улыбаясь, взглянула на Эндрю.

– Я могу его себе найти в любое время, – ответила она.

– Я бы не советовал тебе выбирать мистера Эндрю, – сказал сэр Генри, забавляясь, как будто смотрел на сердитого и смешного ребенка. – У мистера Эндрю нет денег.

Она вышла и хлопнула дверью.

Эндрю не мог собраться с мыслями, но на сей раз не от вина. Он чувствовал себя так, как будто из сказочной, унесенной ветром тишины попал в шум, суету и водоворот толпы. На время тоску по коттеджу и Элизабет вытеснила улыбка Люси, обещавшая столько наслаждения.

«Если она хочет натравить меня на этого Мерримана, – подумал он, – я готов». Вино больше не туманило ему голову, но оно оставило какое-то маленькое беспокойное желание и огромную уверенность в собственной привлекательности. Ему отчаянно хотелось пойти за Люси.

– Ну, – сказал он, – чего вам от меня надо?

Сэр Генри поднял голову.

– Протрезвился? – спросил он.

– А я и не был пьян, – сердито сказал Эндрю, – только голоден.

– Тогда я хочу увидеть тебя в свидетельской ложе. Я – председатель суда. Если ты отказываешься быть свидетелем, то должен понимать, что для тебя есть еще только одно место.

– Какой вам от меня прок? – запротестовал Эндрю. – Я убежал еще до того, как все началось.

– Это не имеет значения, – сказал сэр Генри, – все, что я от тебя хочу, – это свидетельства, что эти люди высадились на берег и ты был с ними, когда они высаживались.

– Но вы понимаете, как я рискую? – спросил Эндрю.

– Надо было об этом раньше думать, когда письмо посылал. Но я сделаю для тебя все, что в моих силах. Пока ты будешь в Льюисе, о тебе позаботятся. Ты можешь оставаться в этой гостинице. Я снял для тебя комнату. А потом – твое дело, перед тобой – вся Англия, есть где скрыться. Ты преувеличиваешь риск. Но после всего этого я советую тебе бросить контрабанду. – Он с любопытством посмотрел на Эндрю. – Не могу понять, почему ты вообще начал этим заниматься. Ты говоришь, как образованный молодой человек.

– Я могу читать по-латыни и по-гречески, если это называется образованием. Но меня не учили, как жить. Что я буду делать, когда все это кончится?

Сэр Генри нетерпеливо забарабанил по столу пальцами.

– Ты для меня – удачная находка. Мне не за что тебя благодарить, но я дам тебе рекомендательные письма в Лондон, когда закончится это разбирательство. Ты сможешь устроиться клерком. Но в будущем тебе лучше жить честно, иначе ты кончишь там, где, надеюсь, кончат твои товарищи.

– Не говорите чепухи о честности! – закричал Эндрю. – Вы не рискуете жизнью в этом деле, как я. Вам за это платят.

– Не наглей, – отозвался от окна мистер Фарн. – Ты делаешь это, чтобы спасти свою шкуру, а не ради правосудия.

– Я думаю, и ни для того, и ни для другого, – ответил Эндрю, его гнев рассеялся, когда он вспомнил, как Элизабет подносила чашку к его губам. «Но я никогда не смогу вернуться туда, – подумал он. – Когда все кончится, я должен буду сматываться и вряд ли когда-нибудь снова увижу ее». Эта мысль причинила ему такую острую боль, что он сжал кулаки, мечтая облегчить душу слезами. Он специально повернулся в мыслях спиной к коттеджу, чтобы не видеть, не слышать и не вспоминать о нем, и вместо этого сосредоточился на опасности, которая была перед ним и которую он должен был исхитриться обойти. В этой спокойной комнате на Хай-стрит, в присутствии двух адвокатов страх насилия казался абсурдным. Покой, который посетил его прошлой ночью, был подобен сну, а во сне мог легко появиться кошмар.

Но теперь он пробудился среди реального окружения, среди спокойных обычных людей, и невозможно было поверить, что за ним действительно шла по пятам насильственная смерть. Его бегство больше не казалось таким уж бесконечным. Когда все кончится, он поедет в Лондон и оставит прошлое позади и будет жить, как обычный человек, изо дня в день зарабатывая себе на хлеб. «Я смогу покупать себе книги, – при этой мысли сердце его учащенно забилось, – ходить слушать музыку в аббатство и собор Святого Павла». На улицах будет полно экипажей, на тротуарах – толпы людей. Он будет ходить повсюду и будет не более заметен, чем муравей в муравейнике. «От такого счастья даже на сердце защемило», – подумал он, но затем понял, что боль была не от грядущего блаженства, а от пустоты.