Текст книги "Божий молот"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

5 января

Полковник Роджерс пробудился от крепкого сна в четыре утра, ровно за минуту до сигнала наручных часов. Он нажал на кнопку звонка и зажёг маленькую лампочку у изголовья своей длинной узкой койки. В течение одной блаженной минуты он лежал без движения, прислушиваясь. Вокруг тихо. Все спокойно. Начиналось воскресенье; большинство из секты «Кузница Господа» отправилось в Фернис-Крик, чтобы провести там шествие, организованное её преподобием Эдвиной Эшберри.

Роджерс быстро оделся, натянул альпинистские ботинки и вытащил из рюкзака, стоявшего в углу вагончика, моток нейлоновой верёвки длиной в сто футов. Стоя с верёвкой в руках, он взглянул, сдвинув брови, на маленькую тумбочку и телефон. Потом бросил верёвку на постель и принялся писать письмо жене и сыну на случай, если не вернётся. Это заняло пять минут. У него по-прежнему было в запасе немного времени, поэтому он потратил ещё пять минут на бритьё, тщательно сбрив густую щетину на шее – армейская привычка. Почистил зубы и аккуратно причесался, просматривая письмо. Недовольный, Роджерс переписал все на чистый листок бумаги. Потом положил конверт на полку вместе с адресом и инструкциями.

В половине пятого он спустился по ступенькам вагончика и погрузился в холодную темноту пустыни. Сильный ветер трепал полы шинели и брюки. На восточной оконечности лагеря недалеко от склада оружия стояла машина Джулио Джилмона. Сам сенатор ожидал Роджерса вместе со своими помощниками – привлекательной решительной на вид чернокожей женщиной средних лет и молодым человеком невысокого роста, гладко выбритым. Последний прохаживался вдоль внутренних ворот, перекрывавших путь к горе.

– Доброе утро, – поздоровался Роджерс, приблизившись к группе. Джилмон глубоко затянулся перед тем, как затушить сигарету, и протянул руку Роджерсу.

– Там осталось ещё несколько сектантов, – сказал он, показывая на внешнее ограждение. – У вас есть план, как убрать их оттуда?

Роджерс кивнул.

– Через пятнадцать минут мы включим сирену и объявим чрезвычайное положение – отработанный приём. Потом эвакуируем людей через коридор. Если к тому времени сектанты не очистят территорию… – он пожал плечами – чёрт с ними.

– Не заподозрит ли чего… Фантом? – спросил молодой помощник.

– В течение месяцев он бездействовал, – сказал Роджерс. – Мы просто пойдём на риск. В зоне сейчас находится около тысячи человек.

Женщина смотрела на Роджерса со смешанным выражением недоверия и материнской заботы, но молчала.

– Кто ещё знает? – спросил Джилмон.

– Два штабных офицера помогут мне донести оружие до входа и тут же отправятся в укрытие. Ваш эксперт, естественно. А где он?

Джилмон показал на человека, который прогуливался по освещённому участку в нескольких дюжинах ярдов от них.

– Сейчас идёт.

Экспертом оказался лейтенант флота, худой, среднего роста молодой человек с тонкими острыми бровями и коротко остриженными тёмными волосами, одетый в штатское. Он нёс большой мешок и портфель. Лейтенант тихо поздоровался. Джилмон открыл машину. В багажнике лежал блестящий цилиндр длиной в два фута и шириной в полтора. Он покоился на алюминиевом ложе. Знак в виде трилистника, предупреждающий о радиационной опасности, отчётливо виднелся на трёх сторонах цилиндра.

– Мы не знаем президентского кода, – многозначительно сказал лейтенант, – поэтому я взял незаряжённую боеголовку и вытащил из неё кодовый механизм, который контролирует её применение. В результате детонатор и взрыватель вышли из строя. Итак, мне пришлось самому сделать часовой механизм и детонатор. С разрешения командования я снял волновой генератор с самолёта военно-морских сил, а также клистрон и другие необходимые детали. Гарантирую, что эта штуковина сработает. – Он улыбнулся почти виновато и повернулся к Роджерсу. – Сэр, вы можете обезвредить оружие, если возникнут непредвиденные обстоятельства, даже в последнюю секунду перед взрывом, так что слушайте внимательно.

Роджерс тщательно следил за лейтенантом, пока тот снимал верхнюю пластинку с цилиндра и объяснял, что следует сделать. Потом он повторил урок, глядя на Роджерса, дабы удостовериться, что тому все понятно.

– Ясно, сэр?

– Да.

– Сожалею, но мы не сумели найти специальную переносную бомбу. Они сняты с вооружения двадцать лет назад. Их пустили на лом или выбросили. Этот снаряд весит в три раза больше, но вам по силам будет тащить груз за собой, если стены туннеля действительно такие гладкие, как вы рассказываете. А когда вы сможете встать – несите бомбу за спиной в рюкзаке. Вы в хорошей форме, сэр, и, без сомнения, справитесь с задачей… – Лейтенант покачал головой. – Простите. Я не собирался вмешиваться в ваши дела.

– Ничего, – бросил Роджерс.

– Только один вопрос. Я пока не смог получить на него ответ. Насколько прочен корабль?

– Мы не знаем.

– Достаточно прочен, – заметил Джилмон, – чтобы выдержать падение с орбиты.

– Я не могу точно прогнозировать последствия взрыва для окружающей местности, – сказал лейтенант. – Если только Фантом не окажется несокрушимым – в чём я, честно говоря, сомневаюсь, – то по всей долине разлетятся горячие камни и шрапнель. Лучше бы вам укрыться подальше от горы.

– Я воспользуюсь джипом, – сказал Роджерс.

– Гоните, как черт, – посоветовал лейтенант. – И ещё одно. Какой тип двигателя установлен на корабле?

Роджерс покачал головой.

– Там нет выходных отверстий, сопла или… Ничего.

– Если двигатель существует, а это вполне логично, если мы допускаем наличие корабля, тогда взрыв может запустить двигатель.

Роджерс глубоко вздохнул.

– Я думал об этом.

– Мы не обнаружили признаков повышенной радиации внутри или вокруг корабля, – сказал Джилмон. – Если там и есть двигатель, вряд ли они используют ракетное топливо.

– Тогда что они применяют в качестве топлива? – спросил лейтенант.

– Все наши действия влекут за собой определённый риск, – рассудил Джилмон. – И если пришельцы думают, что мы способны самих себя сбить с толку фантазиями… Сделает ли это их сильнее? Какую пользу принесли нам страх и промедление?

Загудела сирена и эхом возвратилась со стороны гор. Пронзительный, леденящий душу звук. По всему периметру Территории заголосили громкоговорители:

– Чрезвычайная ситуация. Чрезвычайная ситуация. Всему личному составу немедленно эвакуироваться!

Сообщения повторялись, они звучали громче сирены, и Роджерсу показалось, что глаза вылезают из орбит. Вокруг Территории начали сигналить машины. Фары сверкали, как глаза разъярённых животных. Джилмон зажал уши ладонями.

– Ну что, начинаем или будем стоять на месте и трепать языком?

Роджерс кивнул.

– Вперёд!

Лейтенант вытащил из мешка белую куртку с двойным ремнём.

– Защита от остаточной радиации, сэр. Наденьте это, – объяснил он, стараясь перекричать шум.

Он достал другую куртку и облачился в неё сам, засунув раздвоенный конец ремня в петлю на спине. Куртка весила, вероятно, фунтов двадцать и казалась достаточно эластичной, несмотря на свинцовые пластины, вшитые в материю.

Роджерс и лейтенант помогли друг другу затянуть ремни.

– Пойдёмте, сэр, – сказал лейтенант. Они вместе вытащили бомбу из машины и положили на тележку. Снаряд весил, по меньшей мере, шестьдесят пять фунтов, возможно и семьдесят. – Не стоит осторожничать. Бомба способна выдержать ракетную атаку и океанический взрыв. Если бы мы вдарили по ней кувалдой, то и тогда она бы осталась невредимой.

Роджерс открыл ворота внутреннего ограждения, и они покатили тележку по песку, потом по тропинке, посыпанной гравием – к отверстию в горе. Им предстояло преодолеть сотню ярдов. Лейтенант собственноручно поднял снаряд и положил его на песок. Сирены не смолкали, громкоговорители монотонно повторяли приказ об эвакуации.

Первые проблески рассвета окрасили Гринуотер-Рендж в неестественный алый цвет. Мятущиеся огоньки фар все ещё прорывались сквозь мглу, но теперь их стало значительно меньше.

– Похоже, они убираются прочь, – сказал Джилмон.

– Пора эвакуировать лагерь, – решил Роджерс. – Мне нужен лейтенант и ещё один человек.

– Я останусь до тех пор, пока вы не скроетесь в туннеле вместе со «стрелой».

– Мы теперь называем бомбу «обезьянкой», а не «стрелой», – поправил лейтенант.

– Чёрт с ней! Пусть будет «обезьянкой».

– »Обезьянка» у меня на спине.

Лейтенант вынул из ранца тефлоновый чехол и натянул его на цилиндр, закрепив ремнями и зажимом. Чехол защищал снаряд от острых углов и выступов, за которые тот мог зацепиться. Потом он прикрепил две верёвки к болтам, утопленным в верхней части цилиндра.

– Всё готово, сэр?

Роджерс кивнул.

– Пойдёмте.

Лейтенант отодвинул верхнюю пластинку и установил время.

– В вашем распоряжении сорок минут, сэр, начиная с того момента, когда я щёлкну переключателем. Мы останемся здесь ещё на пятнадцать минут. А вы помните: после выполнения задачи – скорее в безопасное место.

– Понятно.

Роджерс забрался в отверстие. С петли на поясе свисали верёвки. Он достиг первого поворота и остановился там, собираясь с силами.

– Поднимайте, – крикнул он.

Лейтенант включил таймер, закрыл пластинку и поднял снаряд в дыру. Роджерс двумя руками тянул его вверх по первому участку туннеля.

Потом он вызвал лейтенанта и Джилмона.

– Обогнул первый поворот, – сообщил он. – Начинаю подъем по вертикальному отрезку.

– Тридцать пять минут, полковник, – напомнил лейтенант.

Роджерс взглянул вверх и на секунду задержал дыхание, пытаясь расслышать какие-нибудь звуки. Неужели инопланетяне позволят ему втащить оружие в корабль и не окажут сопротивления?

Он свернул верёвки и закрепил их у пояса. Потом подвесил «обезьянку» на тросе, привязанном к мощному крюку, который он вбил в лаву. Роджерс преодолевал подъем так же, как и раньше: дюйм за дюймом, отталкиваясь спиной от одной стенки и ногами от другой. Это заняло у него ещё минут пять. Прошло двенадцать минут, а он уже устал, хотя силы ещё были.

Скорчившись в низком, почти горизонтальном туннеле, он развязал скользящий узел на верёвке, продёрнутой через крюк, и начал тянуть её вверх по проходу так быстро, как только мог. Сквозь плотную ткань рукавов проступили мускулы.

Цилиндр был уже почти у края. Роджерс услышал голос Джилмона, доносившийся снизу:

– Как дела, полковник?

– Почти у цели.

Руки мучительно болели. Противорадиационная куртка натирала кожу под мышками и начинала раздражать Роджерса.

– Мы уходим.

– У вас двадцать пять минут, – добавил лейтенант.

– Ясно.

Он включил электрический фонарь, положил снаряд поперёк туннеля и покатил его к краю первой пещеры. На мгновение дав отдых рукам, он перевалился через снаряд, привязал к нему верёвки, потом поднял и заковылял утиной походкой в центр «передней». Положил снаряд на пол и открыл верхнюю пластинку – стоило убедиться, что часовой механизм работает. Всё идёт нормально. Он задвинул пластинку.

Роджерс направил луч фонаря в просторное помещение, находящееся внизу. На его губах промелькнула усмешка. Серые гранёные стены бесстрастно отразили свет мириадами тускло поблёскивающих точек.

– Ах, вот вы где, – пробормотал Роджерс.

Двадцать минут. Следовало бы быть внизу, в двух милях от туннеля. Он вытащил нож из кармана брюк, разрезал узел на поясе, снял куртку и отбросил её в сторону. Роджерс заскользил по горизонтальному туннелю, не обращая внимания, как горят локти и спина. Потом он остановился, чтобы восстановить дыхание и подготовиться к преодолению вертикального отрезка. Повинуясь природной осмотрительности, никогда не позволявшей ему расслабиться даже в хорошо знакомом помещении, он посветил вниз.

Тремя ярдами ниже луч упёрся в тупик.

Роджерс, не веря своим глазам, уставился на появившуюся невесть откуда стену.

Казалось, она стояла на этом месте целую вечность – плоская затычка, такая же тёмная и невыразительная, как все в туннеле.

– Господи Боже мой, – простонал Роджерс.

Восемнадцать минут.

Он ещё не успел хорошенько обдумать увиденное, как уже выбрался из горизонтального туннеля и склонился над бомбой. С удивительным проворством он открыл пластинку и уже коснулся переключателя, но замер. На лице выступил пот, солёные капли щипали глаза.

Выхода нет. Если даже он остановит таймер, выбраться наружу не удастся. Дюжина различных способов спасения панически быстро пронеслась в его голове. Возможно, где-нибудь есть другое отверстие. Возможно, Фантом ожил, возможно, корабль готовится к взлёту.

Возможно, с ним – с Роджерсом – заключили сделку.

Обезвредь-ка бомбу, и мы выпустим тебя.

Он отступил назад. Фонарь лежал на полу. Почему пришельцы закрыли выход? Может, они постоянно наблюдали за нами, предвидели все наши действия?

Он прислонился к стене в том месте, где туннель сворачивал в первую пещеру. Шестнадцать минут.

Через пять или шесть минут любая попытка отыскать выход потеряет смысл. Всё равно он не сможет отбежать от горы на расстояние достаточное, чтобы не попасть под град шрапнели. Ему не найти места, где можно укрыться от взрыва мощностью три килотонны.

Роджерс медленно покачал головой, стараясь сосредоточиться. А если остановить часовой механизм – тогда туннель откровется? Зуб за зуб. Откажись от своих намерений, и мы откажемся от своих. Простите, мы просто не поняли друг друга.

Встав на колени рядом с «обезьянкой», Роджерс снова потянулся к переключателю.

Сам видишь, они впервые реагируют на наши действия.

Он задумался, покусывая нижнюю губу. Пальцы то сжимали, то отпускали рычаг.

– Может вы чувствуете опасность? – громко спросил он. – Наверное, мы наконец достучались до вас.

Но от этих слов ему не стало легче.

Роджерс не мог заставить себя щёлкнуть переключателем. Ведь ему не удастся снова завести таймер – лейтенант не научил его этому.

Четырнадцать минут.

Первый удар с нашей стороны, и я в ответе за него.

Он сел на пол рядом с «обезьянкой», поднял защитную куртку и набросил её на колени. В хорошенький переплёт я попал!

Кругом стояла абсолютная тишина.

– Если вы слушаете, чёрт вас подери, ответьте мне! – крикнул он. – Расскажите о себе. – Он хохотнул, и этот звук напугал его больше всего! Он неожиданно понял, как близок к тому, чтобы выключить таймер. Он сможет снова увидеть жену и ребёнка, если нажмёт на рычаг; тогда они не получат и не прочтут письмо, которое он оставил для них. Роджерс представил себе лицо оплакивающей его Клари. В груди защемило.

Личико Уильяма, невинная мордашка пятилетнего мальчика.

Что он подумает о себе, если обезвредит бомбу?

В этом случае, на его карьере будет поставлен крест. Ведь он, можно сказать, отступил перед врагом и свёл на нет все попытки оказать сопротивление. Другие рисковали положением, не исключено – даже жизнью. Роджерсу не хотелось думать, сколько людей приложили руку к организации взрыва и как они сейчас чувствуют себя: потенциальные предатели, преступники, авантюристы. Те, кто бросил вызов самому президенту. Мятежники, бунтовщики.

– Чёрт возьми, вы так хорошо знаете нас! – крикнул он в темноту. – Вы вертели нами как хотели и думаете, что мы снова у вас на прицеле.

Никакого ответа.

Тишина подземелья. Тишина вечности.

Двенадцать минут.

Сколько ещё раз его рука, вняв мольбам тела, потянется к переключателю и сколько раз что-то помешает ей?

Я не трону переключатель. Выходите и обезвреживайте бомбу сами. Может быть, я не стану стрелять. Может, между нами наконец появилось что-то общее?

Роджерс задыхался. Стиснув пальцы, он старался дышать глубоко и спокойно, заставить сердце биться медленнее. Разве человек, совершивший отчаянно мужественный поступок, считается героем только тогда, когда смотрит на опасность свысока? Или достаточно самого поступка? Если через – он посмотрел на часы – одиннадцать минут он будет валяться на полу, рыдающий, стенающий безумец, способный только на то, чтобы удерживать пальцы подальше от переключателя – то будет ли его имя навечно занесено в список героев? Пустят ли его в усыпальницу великих или велят сначала привести себя в порядок? Эй, умойся! От тебя несёт страхом, солдат!

Зачем ему пантеон? Он хотел только Клару и Уильяма. Он хотел получить возможность сказать им ещё несколько слов в дополнение к тем, что написал в письме. С глазу на глаз.

– О Господи, позволь мне сохранить хладнокровие, – хрипло попросил он.

Молитвенно сложив руки, Роджерс спрятал нос между указательными пальцами и закрыл глаза. Ему было бы, наверно, легче, если бы он взял в собой пистолет.

– Господи, Господи, Господи Иисусе…

Не позволяй мне выключить эту проклятую штуку. Возлюбленный Боже, отведи мою руку. Вдарь по ним, вдарь по ним, прямо по ним. Я знаю, Господи, ты не любишь ввязываться в чужие споры, но я солдат, Господи, и мне приходится этим заниматься. Позаботься о них, Господи, пожалуйста, обо всех нас и помоги нам сохранить нашу жизнь, наш мир. Пусть я не напрасно сделаю это, пожалуйста, Господи.

Девять минут. Он пополз обратно по горизонтальному туннелю и увидел, что «пробка» на месте. Чтобы убедиться в её прочности и в том, что она не почудилась, Роджерс изо всех сил прыгнул на плоскую серую поверхность, чуть согнув колени. При этом он несколько раз ударился локтями о стены. Очень прочная затычка. Он потоптался. Ничего. Морщась от боли, которую причиняли ему натёртые пятки, он собрался с силами и выбрался из колодца в «переднюю».

Он запретил себе подходить к «обезьянке» ближе чем на шесть футов.

Другой выход?

Вряд ли.

Зуб за зуб.

– Что вы делаете – изучаете нас? Ставите очередной эксперимент? Мол, выключит или не выключит? – Он подошёл к самому краю и направил луч фонаря на блестящие грани зала, похожего на собор.

– Не понимаю, что у вас на уме. Зачем вы пришли сюда? Почему не можете просто уйти и оставить меня и мою семью в покое?

Можно поставить точку: эта замечательная сентиментальная фраза достойна того, чтобы завершить ею жизненный путь. Хватит болтовни, поклялся он. Но не сдержал слово. Лучше нарушить незначительное обещание, если это поможет сохранить верность великой клятве.

– Так отчего бы нам не поговорить? Я не собираюсь выключать таймер. И я не выдам ваших тайн. Поговорите со мной, покажитесь во всей своей красе.

Пять минут.

– Я слышал, что вы летели через вселенную – от звезды к звезде. Вы – часть машины, которая пожирает миры. Так пишут в газетах. Люди теряются в догадках. Неужели вам не интересно, что бы мы подумали, что бы я подумал, если бы узнал правду? Поговорите со мной! Дайте мне за что-нибудь уцепиться! Какой-либо повод для размышлений. Я не трону переключатель! Бомба взорвётся!

А если нет?

Вдруг ему придётся провести здесь несколько недель, медленно умирая от жажды, погибнуть напрасно, если инопланетянам удастся обезвредить бомбу? Не обрекут ли они его на голодную смерть, чтобы наказать за покушение.

Три минуты.

– Я мертвец, – сказал Роджерс и понял, что так тому и быть.

Он обречён. Ему не спастись, не уйти от чувства долга, не отречься от убеждений. Эта мысль успокоила его. Он прошёл через «переднюю» и сел, болтая ногами над бездной.

– Ну что ж, где свет? – спросил он. – Покажите ваш маленький красный огонёк!

Он даже ничего не почувствует. Ничего не услышит, ничего не увидит.

Одна минута.

Замёрзшие согреваются снова

А кролики сами прыгают в пасти волков

Господь не покидает нас в несчастье

Я всё ещё мыслю

Но мне легко и спокойно

Я знаю как ничтожен и нерешителен

Я

В шести милях от Фантома сенатр Джилмон взял бинокль у лейтенанта и внимательно посмотрел на чёрную глыбу. Сектанты разбрелись по пустыне, большинство – достаточно далеко от Территории, но некоторые всё же прятались поблизости за крупными камнями и пепловыми валунами. Сенатор не знал, сколько фанатиков останется целыми и невредимыми.

– Он не выходит, – сообщил лейтенант, снимая наушники радиотелефона. Наблюдатели не видели, чтобы Роджерс покинул туннель.

– Не пойму, что случилось? – заволновался Джилмон. – Он установил… это?

Лучи красного ослепительно яркого света выстрелили из фальшивого пеплового конуса, и пустыня озарилась маленьким солнцем. Огромные чёрные куски взвились в воздух и, разрываясь на фоне огненного шара, полетели на землю. Они оставляли в небе дымящиеся следы. Шум – скорее зловещий, чем громкий – наступал стеной. А за ним над кустарников, песком и камнями просвистел ветер, поднимая пыль. Люди с трудом держались на ногах.

Пыль рассеялась мгновенно, и они увидели высокое тонкое облако, похожее на столб, удивительно ядовитого жёлто-зелёного цвета с вкраплениями алого, розового и красного.

Лейтенант рыдал.

– О, Господи. Он не выбрался. Боже! Какой взрыв!

Сенатор Джилмон, слишком потрясённый, чтобы сказать хоть слово, решил, что плохо понимает происходящее. Но лейтенант понял все, и лицо его блестело от слёз.

Осколки камней, стекла и металла падали ещё в течение десяти минут. Вся пустыня в радиусе десяти миль от эпицентра взрыва была покрыта ими. Ещё дальше разлетелись куски поменьше.

Они сели в машину, переждали град шрапнели, а потом направились в центр дезактивации в Шошоне.

Связь между Подневольными понемному начинала налаживаться. Артур чувствовал, что Сеть с каждым днём работает лучсше. Это и радовало, и печалило: время, отведённое на жизнь рядом с Марти и Франсин, истекало.

Если жена не в состоянии принять то, что произошло, он вынужден продолжать своё дело один.

Артур не знал, как Франсин отнеслась к его откровенному рассказу. Но однажды он случайно подслушал её разговор с Марти. В то утро он только что закончил тщательный осмотр их большого автомобиля с багажником и вытирал руки бумажным полотенцем на пороге кухни.

– Папа должен будет очень много работать, – услышал он голос жены сквозь приоткрытую дверь. Артур остановился, комкая полотенце в руках.

– Он уедет? – спросил Марти.

Артур не видел их, но догадался, что Франсин стоит возле мойки и смотрит в середину кухни на мальчика.

– Он занимается очень важными делами, – сказала она, так и не ответив на вопрос сына. Очевидно, не знала, что сказать.

– Он больше не работает на президента. Он сам говорил.

– Правильно.

– Я бы хотел, чтобы он остался дома.

– Я тоже.

– Он что, поедет куда-то без нас?

– Я не понимаю твой вопрос, Марти.

– Он уедет, когда Земля начнёт взрываться?

Артур закрыл глаза. Полотенце давно превратилось в его руках в тугой бумажный шарик.

– Он не собирается бросать нас. Он просто… работает.

– Зачем работать, когда все скоро кончится?

– Работать надо. Мы не знаем правды. Кроме того, он работает, чтобы… жизнь продолжалась. – Дрогнувший голос жены заставил Артура смахнуть слезу со щеки.

– Мистер Перкинз утверждает, что мы вряд ли чем-нибудь поможем себе.

– Лучше бы мистер Перкинз занимался с вами математикой, – резко заметила Франсин.

– Папа напугался?

– Надо говорить «испуган».

– Да. Испуган?

– Не больше, чем я.

– А что же он может сделать?

– Пора везти тебя в школу. Где папа?

– Ма-а-а-мма! Он может?

– Он работает вместе с… некоторыми людьми. Они надеются, что у них что-нибудь получится.

– Я расскажу мистеру Перкинзу.

– Не рассказывай ничего мистеру Перкинзу, Марти. Пожалуйста.

Артур потоптался возле двери, стараясь, чтобы жена и сын услышали его шаги, и вошёл в кухню. Он бросил то, что осталось от бумажного полотенца, в мусорную корзину под мойкой. Марти смотрел на него широко раскрытыми глазами. Мальчик крепко сжал губы и втянул их внутрь.

– Всё готово?

Они кивнули.

– Ты плакал, папа? – спросил Марти.

Артур промолчал, отвернувшись.

– Мы одно целое, правда, любимый? – сказала Франсин.

Она обняла мужа и жестом подозвала Марти. Мальчик уже вышел из того возраста, когда признают нежности, но всё же подошёл к родителям. Артур встал на колени, одной рукой обнял Франсин за талию, другой притянул к себе сына.

– Так и есть, – проговорил он.

Сведения, которые получал Артур, напоминали короткие стенографические сообщения. Они шли потоком схематических изображений, обрывков разговоров (причём, иногда голоса звучали отчётливо и выразительно, иногда тихо и монотонно, а временами он воспринимал их не слухом, а каким-то другим способом) или воспоминаний. Воспоминания о событиях, очевидцем которых он не был, просто жили у него в голове и влияли на его планы и действия.

В тот вечер, когда он лежал в постели рядом с Франсин, а дождь снова барабанил по крыше, он знал, что:

Лерман, Маккленнан и Роттерджек встретились с президентом и доложили об уничтожении калифорнийского Фантома. (Роттерджек тоже был Подневольным).

Президент выслушал информацию – говорил, в основном, Роттерджек – и не сказал ни слова, а просто затряс головой и замахал на посетителей руками, прогоняя их.

Он видел:

Советский турист из Самарканда (Артур не понял, женщина это или мужчина) наблюдает, как горят хвойные леса Зеравшанского хребта и как густые белые клубы дыма поднимаются над альпийскими лугами.

Обширные районы Нью-Йорка (Куинз и Бронкс), Чикаго и Нового Орлеана в огне. Пламя никак не удаётся погасить. Большая часть Токио уничтожена в результате четырёх пожаров на прошлой неделе. Горит Пекин.

Лёжа с открытыми глазами, не зная, спит ли Франсин, Артур постигал воспоминания, не принадлежащие ему, и в этот час принял решение о ближайшем будущем своей семьи.

Куда бы он ни отправился, они будут сопровождать его. Попытка сохранить очаг или найти укрытие не стоит ничего, если их союз распадётся. Приблизительно через месяц они заберут Марти из школы и начнут совместное путешествие.

Вскоре, повинуясь неведомым голосам, он поедет в Сиэтл. Оттуда – в Сан-Франциско, вдоль тихоокеанского побережья, выполняя по дороге указания Сети. Судя по всему, ему будет поручено собирать материалы по культуре Земли – документы, музыкальные записи, киноленты. Через некоторое время он получит подробный список. Перечень составлен неизвестными авторами. Кто же выбирает самое необходимое из множества культурных ценностей, имеющихся на планете?

И снова кошмарная мысль:

Нас – Подневольных – просто используют. Никто не собирается спасать нас. Есть только грабители, и мы – их рабы, помогающие обчистить Землю до нитки.

Сколько всего Подневольных?

Десять тысяч.

Круглое число, и оно растёт день ото дня.

А на ковчеге найдётся место только для двух тысяч.

Если он среди избранных, решил Артур, а Франсин и Марти нет, то он останется. Он не примет избавления. Не приму? Артур не был уверен, что когда наступит страшный час, он не бросит семью, лишённую шансов на спасение.

Я могу остаться. Я останусь.

– Они разговаривают с тобой? – Франсин повернулась к нему в темноте. Он улыбнулся жене и прижал её к себе.

– Нет, – сказал он. – Сейчас нет.

– А где пауки?

– В коробке. – Артур спрятал коробку с пауками на верхней полке шкафа. Ни один из пауков не шевельнулся в течение нескольких дней.

– Кто из людей им нужен?

– Понятия не имею.

– Ты помнишь ту ночь, когда Грант, Даниэл и Бекки пришли к нам в гости и позвонил Крис Райли… Рассказывал тебе о Европе?

Он кивнул.

– Я испугалась тогда. Сама не знаю, почему. Я ведь понимала, что Европа очень далеко от нас.

Артур увидел, как кипит Европа: огромные глыбы льда испаряются одна за другой, под всем этим огромный гладкий шар, белый и блестящий, как парашютный шёлк, отталкивает от себя в космос лёд и пар…

– Что же в действительности случилось с Европой? – спросила Франсин.

– Думаю… наши друзья… наши… друзья… съели её, – сказал Артур. – Превратили в новые корабли.

А громадные льдины, посланные навстречу Марсу и Венере? Ни образ, ни воспоминание не ответили на этот вопрос.

– В таком случае, мне не стоило бояться.

– Стоило, – сказал Артур. – Ты не зря испугалась. Ты все предвидела.

Она кивнула.

– Все знала наперёд, да? Что-то подсказывало правду. Что же? Психическое состояние?

Она говорила просто для того, чтобы не молчать. Он понимал это и не возражал. Болтовня жены успокаивала.

– Душа женщины, – ответил Артур.

– Чудно.

Он улыбнулся, зарывшись в её волосы.

– Странно, – продолжала Франсин, – но я всё время думаю о тебе, Марти и… своей книге. Гунны, монголы, скифы и индоевропейцы… В книге собраны все эти народы. Я никогда не закончу её.

– Не будь так уверена.

Но Артуру нелегко было возражать ей.

– Тебе не кажется, что эти машины – как древние племена? Мигрируют, воюют друг с другом, подстёгиваемые голодом или поисками новых земель?

– Нет, – ответил Артур. – В Галактике все по-другому. Здесь, на нашей планете, ничего подобного не происходило.

Но если посмотреть с другой точки зрения?

– Тогда зачем они нападают на нас? – спросила Франсин.

– Ты ведь слушала плёнку Харри.

– По-моему, я плохо поняла.

– Нет: так же хорошо, как и я, – сказал Артур, сжав её плечи.

Длинные тёмные очертания, игла, нацеленная в сердце Европы, в каменное ядро; поля-коллекторы вокруг кипящего льда, всасывающие пар и отделяющие атомы водорода от атомов кислорода. Игла, пронзающая ядро…

И снова сообщение оборвалось…

– Ты уже решил? – нежно спросила Франсин.

– О чём ты?

– Сегодня утром Марти спросил…

– Мне казалось, я определённо дал понять…

– Мне бы хотелось услышать ещё раз.

– Да. Я возьму вас с собой, куда бы ни отправился.

– Хорошо.

Наконец Франсин уснула, но Артур не мог сомкнуть глаз. Его не покидало воспоминание – в действительности, воспоминание Лермана – о выражении лица президента.

– Вы верите в Бога?

– Я верю в возмездие.

«Лос-Анджелес электроник таймс», статья в рубрике «Мнения». 10 января 1997 года.

Информация об уничтожении космического объекта в Долине Смерти пронеслась по миру, как ударная волна. Сначала мы впали в эйфорию. Ну, как же: мы атакуем. Но смертоносные пули все ещё движутся внутри Земли. Гора в Австралии по-прежнему цела и невредима. Распространяются слухи о русском фантоме. Земля в кольце осады. Точка зрения известного писателя-фантаста, выраженная им во время недавнего ночного ток-шоу, превратилась в общественно признанную догму. Писатель считает, что эти «пули» являются не чем иным, как сверхплотными капсулами, содержащими нейтронную материю и антиматерию. Эти капсулы, предполагает фантаст, столкнутся в центре Земли и разрушат планету. У нас нет способа проверить версию. Очевидно, однако, что мы почти бессильны, и, как бы иррационально это ни звучало, надежды на спасение тают с каждым днём.