Текст книги "Господин Ганджубас"

Автор книги: Говард Маркс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

– Что же ты делаешь на досуге? Телик смотришь, что ли?

– Иногда, чаще накуриваюсь, читаю книжки и слушаю музыку.

– Ты полюбишь Калифорнию, – заверил Эрни. Калифорния мне понравилась, по крайней мере то, что я видел, главным образом мой номер в отеле. Разгуливая по гостиничному комплексу, барам, плавательным бассейнам и другим общественным местам, я осознал, что американские фильмы не сказка, но правда о Голливуде. Сотни радиостанций и десятки телевизионных каналов. В Англии у нас было только три. Несколько часов кряду я слушал регги и старые мелодии, пока реклама не допекла меня. По всем телевизионным каналам шли спортивные программы, полицейская хроника, комедийные сериалы, игровые шоу и новости. Я как раз смотрел последние известия, когда репортер сказал; «Кое-кто из вас, ребята, только что потерял пять миллионов долларов. Сегодня сотрудники правоохранительных органов арестовали самую крупную партию наркотиков. В музыкальных колонках обнаружен гашиш с Ближнего Востока, почти полтонны. Из Лас-Вегаса...» Крупным планом показали ливанский гашиш и колонки, над которыми мы с Гэйтером колдовали в Голландии.

В фильмах жулик, как правило, беглый, всегда сразу же выключает радио или телевизор, когда прозвучало важное известие. Я этого не сделал. Я тупо пялился в экран по крайней мере час. Это сон, или все происходит на самом деле? Долгий перелет утомил меня, и Эрни щедро попотчевал разнообразнейшими сортами гашиша и марихуаны. Я накурился как никогда. Это был Голливуд. Возможно, в реальности ничего не происходило.

В дверь постучали. Это был Эрни, и все происходило на самом деле. Мы потеряли груз. Комбс принес мне десять тысяч зеленых, чтобы я мог поскорей унести ноги.

– Эрни, как накрыли груз? Не знаешь?

– Конечно, знаю. А разве по телику не сказали? Груз шел транзитом через аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке. Грузчики в аэропорту облажались – забыли одну колонку, которую накануне вечером засунули в какой-то ангар, а собака унюхала. Копы вытащили наркоту из колонок, как только те прибыли в Вегас, и позволили Гари Ликерту, тому парнишке, с которым ты познакомился в Амстердаме, забрать товар, чтобы проследить, куда он его повезет. Но я наблюдал за Гари на расстоянии. Заметил слежку, догнал его, подал знак и убрал оттуда свою задницу.

– А Гари?

– Ездил кругами вокруг аэропорта, пока его не остановили копы.

– Он выдаст нас копам?

– Нет. Во Вьетнаме он прошел серьезную школу. Он не расколется, но мы должны пообождать. У меня имеются друзья в ФБР. Я узнаю, что у них есть на нас. Возьми машину до Лос-Анджелеса. Когда приедешь туда, купи билет до Восточного побережья, скажем до Филадельфии, на какую-нибудь дурацкую фамилию типа Смит, а после этого лети под собственным именем куда хочешь.

Я вылетел в Нью-Йорк и остановился на ночь в «Хилтоне», побывал в Гринич-Виллидж, на Таймс-сквер и у статуи Свободы. И вернулся в Лондон. Меня хотел видеть Мак. Мы встретились в книжном магазине «Диллонс», сели в такси и поехали куда глаза глядят. Мак навел разговор на дело Литтл-джонов.

Кеннет и Кейт Литтлджон, грабители банков, заявили, что внедрились в ряды ИРА по заданию МИ-6. Утверждения были обоснованны, и английское общество возмутилось из-за того, что Секретная служба наняла отъявленных преступников для подпольной работы в независимой Ирландской Республике.

– По этой, и только этой, причине мы ставим точку в наших отношениях, – сказал Мак. – Мы больше не можем сотрудничать с преступниками.

– Контрабанда наркотиков не преступление, Мак.

– Конечно, преступление, Говард. Не неси чепуху. Это незаконно.

– Я думал, что ты согласен с тем, что гашиш должен быть легализован.

– Согласен, но, пока не изменится закон, ты преступник.

– А не думаешь ли ты, Мак, что общество должно менять законы, которые неправомерны, несправедливы и опасны?

– Да, но легальными способами.

– Ты бы использовал один закон, чтобы изменить другой?

– Конечно.

Я чувствовал, что меня ловко надули. Моя карьера шпиона оборвалась, когда я еще не успел извлечь из нее какую-то пользу.

– Надо ли понимать, Мак, что, если я столкнусь с чем-то, что, на мой взгляд, наносит вред безопасности этой страны, мне не стоит тебя беспокоить?

Мак улыбнулся. С тех пор я его не видел.

Желая отыграться за фиаско с предприимчивыми греческими рыбаками, Эрик отправился в Бейрут. Он нашел собственный источник гашиша, где ему были готовы дать сто килограммов в кредит. Эрик предложил переуступить партию нам и доставить очередной чемодан в Женеву. Сделка прошла спокойно. Энтони Вудхэд отвез гашиш из Женевы в Англию.

В Гамбурге объявился один из дипломатов Мухаммеда Дуррани с двумястами пятьюдесятью килограммами пакистанского гашиша. По нашему с Грэмом поручению один член Тафии взял напрокат автомобиль и арендовал в окрестностях Гамбурга гараж для хранения наркотиков.

Из Лос-Анджелеса позвонил Джеймс Моррис. В Лондоне по неизвестной причине арестовали троих его работников. Мы с Грэмом не знали, что и думать: нарушен американский закон, так почему же за дело берется британское правосудие? Грэм не хотел ничего выяснять. Он побывал однажды в тюрьме, с него хватило. Ему не терпелось отправиться в Ирландию под вымышленным именем, примкнуть к Мак-Канну и руководить делами оттуда. Джим достал ему поддельное водительское удостоверение. В тот же вечер Грэм вылетел из Лондона.

Грэм был прав. Что бы ни послужило поводом для ареста людей Джеймса Морриса, оно могло быть обращено и против нас. И хотя меня не тянуло связываться с Мак-Канном, с которым я только что расплевался, Ирландия была единственной зарубежной страной, куда англичанин мог въехать, не предъявляя паспорта. Путешествовать под собственным именем было глупо, поэтому я одолжил водительские права у Дениса Ирвинга. Взял напрокат автомобиль, спрятал паспорт, гашиш, деньги и всякие мелочи в задние панели и поехал в Фишгард. На пароме я выпил несколько кружек «Гиннесса», а как только выехал на открытое место, остановился и свернул очень плотный косяк. С наступлением ночи я отправился в Дрогэду, где теперь была база Мак-Канна. Я ехал со скоростью восемьдесят километров в час, прозевал крутой поворот и врезался в изгородь, сквозь которую меня вынесло на поле. Я потерял сознание.

– Ему нужен врач или священник?

Вокруг автомобиля, в недрах которого что-то дымило и сочилось жидкостью, сгрудились люди. Я лежал дурак дураком, но боли не чувствовал и мог шевелиться.

– Со мной все в порядке, – прохрипел я.

– Тебе нельзя шевелиться. Сейчас будут «скорая» и «техпомощь». С минуты на минуту.

Я подумал о наркотиках.

– Да нет же, посмотрите, со мной все в полном порядке, – сказал я, вылезая из своей развалюхи. – Если кто-нибудь подбросит меня до ближайшего телефона, я сам обо всем позабочусь.

– Телефон есть у Бернарда Мерфи, дальше по шоссе. Запрыгивай!

У Мерфи, в заведении «Сумасшедшая подкова», шла серьезная субботняя пьянка. Вокруг телефона энергично выплясывали ирландскую джигу. Я позвонил Мак-Канну за его счет в Дрогэду и сказал, что торчу в «Сумасшедшей подкове», милях в десяти от Росслэра. Не мог бы он приехать и забрать меня? Джим прибыл через пару часов.

– Что же ты за гребаный водила. С гребаной тачкой справиться не можешь. И поехать некуда. Даже в Брайтон на побережье податься не можешь торговать наркотой или платьями для гребаных академиков. Болтаешься тут как говно в проруби. Чего ж тебя английская разведка не выручила? Что, плохо без Кида? Идет война, Гоф. Склизкий вступил в борьбу. И тебе лучше тоже вступить, ёб твою. Есть два варианта: я одолжу тебе пятьсот фунтов, и ты отсюда валишь, либо с новым паспортом, который даст тебе Кид, провернешь две сделки из Кабула и Ливана, или как там еще называются эти гребаные места, где, как мне сказал Склизкий, вы работаете.

– Что значит «провернешь»?

– Склизкий сказал мне, что ливанский нордель в Лондоне. Продай его. Кабульский нордель у гребаных фашистов. Я уже подорвал базу английской армии в Мёнхенгладбах, и банда Баадер-Майнхоф ест с моей сраной ладони. Я хочу, чтобы ты передал кабульский нордель моему человеку в Гамбурге, а он его продаст.

– Сколько мы все заработаем?

– Мы партнеры, Гоф. Я, ты и Склизкий. Поровну, после того как заплатят всем остальным.

– Это честный расчет для гамбургской сделки, если нордель продают твои люди. Но почему ты должен что-нибудь получать с ливанской партии?

– Склизкий уже согласился, Гоф.

Мы забрали вещи из моей разбитой машины и поехали к тайному убежищу Мак-Канна в Дрогэде. На то, чтобы выправить поддельный ирландский паспорт, ушло несколько дней, и все это время Мак-Канн поносил меня за некомпетентность. Паспорт выглядел отлично и был выписан на имя Питера Хьюза.

– Этот человек существует, Джим?

– Еще как существует, так его растак. Он боец ИРА, англичане его поймали.

– В таком случае мне не кажется, что это хорошая идея разыгрывать из себя мистера Хьюза.

– Да ладно, полиция его не ищет. Хьюз сидит в Лонг-Кеш. Ищут тебя, Говард. Сам подумай, тупой валлийский ублюдок.

Мак-Канн отвез меня в аэропорт.

– Позволь дать тебе один совет, Гоф. Никогда не летай самолетом до того места, куда направляешься. Последнюю часть пути проделывай на поезде, автобусе или машине. Смотри, вот рейс «Эйр Лингус» до Брюсселя. Садись на этот самолет, а затем езжай поездом до Гамбурга.

В Брюсселе сотрудник иммиграционной службы долго разглядывал мой паспорт на имя Питера Хьюза, взглянул на меня:

– Говард?

У меня кровь застыла в жилах: раскрыли! Но он улыбался. И я понял, что он просто шутит, намекая на миллиардера Говарда Хьюза.

– У вас известная фамилия, мистер Хьюз.

Несколько часов в поезде – и я зарегистрировался в гостинице «Атлантик» в Гамбурге, где должен был ожидать звонка Мак-Канна. У меня были ключи от машины и гаража. Тем временем в Лондоне Марти Лэнгфорд зарегистрировался в гостинице «Интернэшнл», в Эрлз-Корт, а машина с ливанским гашишем стояла на гостиничной парковке. Его собирался продать Чарли Везерли. Я позвонил Марти. Никто не снял трубку. Я оставил свой номер портье. Через какое-то время снова набрал телефон гостиничного номера. Подошел кто-то другой.

– Не могли бы вы попросить Марти? – спросил я.

– Я вас слушаю. – Даже отдаленно голос в трубке не напоминал голоса Марти. – Это Марти. С кем я разговариваю?

Я повесил трубку и перезвонил еще раз:

– Вы не могли бы соединить меня с номером мистера Лэнгфорда?

– Алло, алло, Марти у телефона.

Теперь мне все стало ясно. Марти арестовали, и полиция обыскивала его номер. Какой же я болван! Оставил портье свой телефон в Гамбурге. Срочно уматываю.

Изучая расписание в аэропорту Гамбурга, я обнаружил два рейса, отправлявшихся один за другим, до Хельсинки и до Парижа. Я все не мог вспомнить, в какой стране находится Хельсинки, поэтому приобрел билет до Парижа. Оттуда я мог вылететь в Барселону и дальше на Ибицу. К моменту приземления меня лихорадило.

Следующие два дня я слонялся по усадьбе Рози в поисках телефона и туалета. Рози меня игнорировала. Оправившись наконец, я поехал прямиком в аэропорт Ибицы и позвонил по номеру Марти, Везерли и многим другим телефонам в Лондоне. Никто не подошел. Я позвонил Мак-Канну в Дрогэду. Нет ответа. Я сел на ближайший рейс до Амстердама и поехал в квартиру Аренда. Снова набрал номер Мак-Канна.

– Никогда больше не звони на этот гребаный номер и не показывай свою сраную рожу в моей стране. Моя Анна в тюрьме из-за твоих закидонов. Ее повязали гребаные фашисты, чувак. Марти и его два приятеля здесь. Я дал им убежище. Ты обещал им богатства, а дал лишь гребаное пепелище, ублюдок валлийский.

Поток ругани все лился. Я наконец усек, что произошло. Чарли Везерли отправился в номер Марти за образцом ливанского гашиша. На выходе его остановил охранник гостиницы и спросил, в каком номере он был. Он назвал номер Марти. Охранник поднялся вместе с Чарли в номер Марти проверить. Марти, подумав, что Чарли, должно быть, повязали, утверждал, что в первый раз его видит. Марти запаниковал. Собрав манатки, он покинул номер. Машину с ливанским гашишем бросил и сбежал в Ирландию, прихватив оставшихся членов Тафии. Мак-Канн, понятия не имевший, что произошло со мной, отправил свою подругу, Анну Мак-Налти и голландца с запасными ключами, которые были у Грэма, в Гамбург забрать машину из гаража. Их арестовала гамбургская полиция.

– Джим, я искренне сожалею по поводу Анны. Могу я чем-нибудь помочь?

– Я не нуждаюсь в твоей гребаной помощи. Я уже лично объявил войну этим фашистским уродам. Они знают, на что Кид способен. Если не хотят вспомнить Вторую мировую, лучше бы им освободить Анну.

Я связался с Эрни. Он сказал, что через несколько дней приедет в Амстердам. Там как раз открылось «Парадисо», первое заведение, где законом не возбранялось курить марихуану. Мне начинал нравиться этот город с его каналами, проститутками в витринах и прогрессивным курсом на легализацию мягких наркотиков. Может, мне стоит здесь обосноваться? Как-то вечером в ночном клубе «Оксхуфт» я наткнулся на Джо Ливанца. Он тоже подумывал осесть в Амстердаме, взял мой телефон и угостил ливанским гашишем.

Прибыл Эрни и зарегистрировался под вымышленным именем в гостинице «Окура». Я рассказал ему о своем горе. Он посоветовал не волноваться: на чем-нибудь заработаем, в конце концов, будем по-прежнему возить новые европейские автомобили с начинкой в Штаты. Эрни дал мне сто тысяч долларов и велел покупать товар. К деньгам добавил лепешку афгани – в Европе курнуть нечего – и предложил подвезти.

По моей просьбе Эрни подкинул меня в банк, где я арендовал сейф на имя Питера Хьюза и положил туда баксы вместе с ирландским паспортом. Аренд очень обрадовался идее приобрести гашиш в Амстердаме. Мы отдали должное афгани Эрни. В дверь громко постучали. Шестеро голландских полицейских заполонили квартиру. Я поднялся, чтобы уйти, но меня остановили и обыскали. Полицейский нашел кусок гашиша, который дал мне Джо Ливанец. Пришлось предъявить настоящий паспорт.

– Ваше имя Деннис Говард Маркс?

– Да.

– Вы арестованы.

Трое стражей закона свели меня вниз по лестнице, усадили на заднее сиденье автомобиля. В полицейском участке еще раз перерыли карманы и все забрали. Составили протокол, повели меня в камеру. По радио Мик Джаггер исполнял Angie. Меня повязали.

АЛЬБИ

В апреле 1974 года, почти шесть месяцев спустя, я сидел в квартире на одном из последних этажей высотного здания на Айл-оф-Догз, с видом на Темзу и Гринвичский морской вокзал. Я скрывался, чтобы не платить залог. Несмотря на протесты моего амстердамского адвоката, голландская полиция посадила меня на борт самолета «Бритиш Юропиан Эрэуэйз». В Хитроу в самолет поднялись агенты Управления таможенных пошлин и акцизных сборов и отвели меня в полицейский участок Сноухилла. Там мне было предъявлено обвинение по ранее не применявшейся статье 20 Закона о неправомерном использовании наркотиков от 1971 года, по судебному полномочию Соединенного Королевства в совершении преступления, связанного с наркотиками, в Соединенных Штатах.

Моими подельниками стали калифорниец Джеймс Гэйтер, которого арестовали в Хитроу за пару дней до меня, и несколько работников Джеймса Морриса. После трех небогатых событиями недель в Брикстонской тюрьме, меня выпустили под залог в пятьдесят тысяч фунтов. Я поселился с Рози и детьми в Оксфорде, на Лекфорд-роуд, 46, в квартире, которую раньше снимал Уильям Джефферсон Клинтон, будущий президент Соединенных Штатов. Доказательства против меня были вескими. Частично из-за того, что я довольно безрассудно признался таможенному ведомству в ведении незаконной деятельности на территории Голландии. Надеялся, что мое дело будет рассматривать голландский суд. Эта стратегия провалилась, и мой защитник Бернард Симоне был уверен, что меня признают виновным и дадут не меньше трех лет тюрьмы.

Квартира в восточном Лондоне принадлежала Даю, старому коллеге, с которым я работал в школе. Очевидно, полиция Тэмз-Вэлли пыталась установить мое местонахождение, но особо не усердствовала. Я написал записку Бернарду Симонсу, чтобы все знали: не произошло ничего предосудительного, я просто уклоняюсь от уплаты залога. Судебный процесс начался днем раньше, 1 мая 1974 года, без моего участия. Мои подельники признали себя виновными и получили от шести месяцев до четырех лет. Эрни пообещал уплатить любые суммы, подлежащие конфискации из-за моего уклонения от уплаты залога. Он чувствовал себя обязанным, потому что тогда, в Амстердаме, я единственный знал его местопребывание и не выдал Эрни властям. Я выжидал время.

Дай разбудил меня рано утром, перед тем как отправиться в школу:

– Говард, тебя показывали в новостях.

– Что?! Что ты сказал?

– Было только три сообщения: одно о премьер-министре Гарольде Вильсоне, о президенте Никсоне и о тебе. Я не все понял. Что-то про МИ-6 и ИРА. Пойду схожу за газетами.

Всю первую полосу «Дейли миррор» занимал репортаж под заголовком «Где мистер Маркс?» Там говорилось, что я агент МИ-6, что в семи странах выданы ордера на мой арест, что меня похитили, подвергли избиениям, велели помалкивать и заставили внедриться в ИРА. Я не понимал, каким образом «Дейли миррор» стало известно о моем сотрудничестве с Секретной службой. В статье утверждалось, что я будто бы рассказал друзьям о том, что шпионил. На самом же деле я не обмолвился об этом никому, кроме Рози, родителей и Мак-Канна. В интервью прессе Рози заявила категорически, что между мной, ИРА и разведывательными службами не существовало никаких отношений. Таможенное ведомство было в курсе: телефонный номер Мака фигурировал в распечатке звонков из амстердамской гостиницы, и я пообещал не упоминать МИ-6 на суде, чтобы гарантировать себе освобождение под залог. Маловероятно, что бы информацию слила таможня.

Передовица «Дейли мейл» называлась «Скотленд-Ярд боится нового похищения». Из нее следовало: последний раз меня видели в компании двух таможенных агентов, и теперь полиция не исключает возможности того, что меня убила ИРА.

Позже в тот же день полиция Темз-Вэлли горячо отрицала то, что я был агентом МИ-6, шпионившим за ИРА, а Бернард Симоне продолжал твердить, что получал от меня известия и что никто не удерживает меня против моей воли. Средства информации оставили это без внимания. Это было слишком скучно. Справедливости ради «Дейли миррор» решила изложить альтернативную версию. На следующий день первая полоса была озаглавлена «Доносчик», а далее говорилось, что меня похитила наркомафия, чтобы я не предстал в Центральном уголовном суде, Олд-Бейли, и не донес на нее. Другие газеты намекали, будто я подстроил собственное похищение. Однако широкая общественность явно предпочитала версию о шпионе, засланном в ИРА. Именно об этом трубили телевидение и радио. Кто был моими врагами? Полиция, искавшая меня повсюду? ИРА, беспощадная к продавцам наркотиков? Наркомафия, опасавшаяся моих откровений? Таможенное ведомство, которое так и не призвало меня к ответу? Секретная служба Ее Величества? чьи тайны я разгласил? Или средства массовой информации – по причинам мне непонятным? Какая разница? Я намеревался изменить внешность и вернуться к старому ремеслу, контрабанде. У меня уже немного отросли усы. Газетная шумиха сделала меня осторожным. Хотя временами накатывало ощущение нереальности, и становилось жутко.

Цирк с газетами прекратился так же внезапно, как и начался. Судья, занимавшийся моим делом в Олд-Бейли, отложил решение по поводу взыскания залога. Меня могли похитить, объявил он, следовательно, нельзя считать, что я скрываюсь от правосудия. Прежде всего я должен был известить семью, что цел и невредим. Но Дай очень не хотел, чтобы я воспользовался его телефоном. К тому же я опасался, что телефоны родных прослушиваются: шел розыск. Окольными путями, через сестру в Уэльсе, я договорился о тайном свидании с Рози, Мифэнви и родителями. Основательно поработав над своей внешностью, я преобразился и без опаски выходил на улицу. Каждое утро я читал газеты за чашкой кофе в забегаловке для докеров. Как-то жарким июльским утром я увидел за стеклом газетного киоска «Дейли миррор». После заголовка «Долгое молчание мистера Загадки» шла моя фотография. Я приобрел экземпляр. Репортер извещал, что полиция Темз-Вэлли прекратила розыск и что мое исчезновение обсуждалось в обеих палатах парламента. Ажиотаж вспыхнул с новой силой.

– Тебе нужно другое имя и более надежная маскировка, – сказал Дай. – По телику только о тебе и говорят. Больше я не буду называть тебя Говард, но и мистером Загадкой тоже звать не стану.

– Зови меня Альби, – предложил я, отчасти из уважения к старому другу Альберту Хэнкоку, отчасти из-за того, что это была анаграмма слова bail2525
  Залог (англ.).


[Закрыть].

– Хорошо, – согласился Дай. – А почему бы тебе не выписать себе очки?

– У кого?

– Есть такие люди. Их называют окулистами, Альби.

– Но у меня с глазами все нормально, Дай. Мне не выпишут очки.

– Идешь к зубному – он говорит: у тебя все зубы больные. Идешь к окулисту – он говорит, тебе нужны очки. Так они зарабатывают деньги. Я читал на днях, что эта штука, которую ты все время куришь, вызывает дальнозоркость. Почему бы тебе не накуриться как следует и не сходить к окулисту?

Возможно, Дай прочитал один из этих нелепых ужастиков про марихуану, которая будто бы вызывает практически все недуги, от бесплодия до нимфомании. Но что-то в этом было. Я знал, что марихуана влияет на внутриглазное давление. Выкурил несколько косяков и проверил зрение. Мне требовалось носить очки. Они разительно изменили мой внешний вид, правда видел я неважно, за исключением того времени, когда был накурен.

Более месяца пресса строила догадки о моем местопребывании. ФБР опасалось за мою жизнь. Какой-то человек, которого я в глаза не видел, сознался, что убил меня и похоронил под эстакадой рядом с Бристолем.

Дай попросил меня уехать, и я был не в претензии. Кто же знал, что все так затянется и примет абсурдные формы? Я был не прочь убраться из страны, но не имел паспорта. Дай предложил мне свой.

Между нами имелось некоторое сходство: оба высокие, темноволосые, голубоглазые, с крупными чертами лица. Но теперь, когда я отпустил усы и спрятался за линзами очков, мы стали не так похожи. Впрочем, не составляло особого труда переклеить фотографию. Печать, которую ставит на документах Форин Офис, захватывает лишь маленький уголок снимка. Было незаметно, что на замененной фотографии она отсутствует. Дай также дал мне свои водительские права – боялся, что я где-нибудь застряну.

Я решил поехать в Италию. По двум причинам. В палаточном лагере возле Генуи стоял большой трейлер марки «виннебаго». Я приобрел его приблизительно годом раньше для Эрика, когда рассчитывал, что в Италию прибудет ливанский гашиш, доставлявшийся пронырам рыбакам. Чем не жилье? И потом, моя сестра намеревалась изучать педагогику в Падуе, и будет проще поддерживать контакты с семьей. Кроме «виннебаго» у меня имелось пять тысяч фунтов наличными. Все остальное пропало. Эрни отправил кого-то в Амстердам, чтобы забрать баксы и паспорт на имя Питера Хьюза из банковского сейфа, но ячейка пустовала. Власти добрались до нее первыми. Посланец Эрни, Бертон Молдезе, был как-то связан с лос-анджелесской мафией, что, очевидно, и породило мафиозную версию «Дейли миррор». Я был уверен, что Эрни одолжит мне денег, особенно если залог – а это казалось все более вероятным – не будет взыскан. Я располагал почтовым адресом Эрни, но не представлял его реакции на шум вокруг меня. Следовало подождать, пока все утихнет.

Помня совет Мак-Канна, я не полетел прямиком в Италию. Сел на паром до Дании, потом на самолет из Копенгагена в Геную. Паспорт не подкачал. И я принялся колесить на «виннебаго» по палаточным лагерям Итальянской Ривьеры. Очки носить перестал и вступил в период дебоширства и разврата, подбирая девушек, путешествующих автостопом. В «виннебаго» имелась кухня, гостиная, душ, стереосистема и шесть удобных спальных мест. Обычно я подбирал только одну странницу, но иногда их набивалось в трейлер до пятнадцати или шестнадцати. Моим домом стали автострады от Комо до Неаполя. Я тратился только на бензин, а наркотики, секс, еду и выпивки получал даром.

Рози приехала ко мне на пару недель с Мифэнви, чтобы я повидал дочь. Коттедж в Ярнтоне был продан. Вместе с Джулианом Пето и его семьей Рози купила большой дом в Нортли, рядом с Оксфордом. Я поддерживал связь с ней через Фэнни Хилл. В сентябре, разговаривая с Рози, которую Фэнни позвала к себе, я упомянул, что родители собираются ко мне. Как выяснилось позднее, Реймонд Карр, глава колледжа Святого Антония, все еще состоявший в отношениях с Фэнни, подслушал этот разговор по параллельному телефону. Неизвестно, передал ли Карр информацию властям, но такое возможно. Родители приехали и провели со мной и сестрой две недели, путешествуя по Северной Италии.

После их отъезда я болтался по лагерю в Падуе. И тут прибежала сестра. Она была в панике: журналисты «Дейли миррор» пытались взять у нее интервью. Они знали, что я в Италии и встречался с родителями. Стало быть, знали и власти. Куда податься? Денег почти не осталось. В Англию! Это последнее место, где меня станут искать.

28 октября 1974 года я прикатил на «виннебаго» в палаточный лагерь Генуи. Я уже вклеил новую фотографию в паспорт Дая и забронировал место на рейс «Бритиш Каледониан» до Гатуика.

В аэропорту Генуи я выглушил несколько стаканов траппы, преспокойно прошел паспортный контроль и взялся бухать по-черному в зале отправления. Купил сигарет и несколько бутылок черной самбуки в магазине дьюти-фри, во время полета заказал еще горячительного. Раздали газеты, я взял «Дейли миррор». На первой полосе красовалась моя фотография под заголовком «Он жив». Статья, занимавшая несколько полос, уверяла, что мистер Загадка гостил у мафии в Падуе. Его убежище знали только мафиози и сестра. Многие в самолете читали этот эксклюзивный материал. Накачавшись черной самбукой, я снова потерял связь с реальностью. Сходя с самолета, по-дурацки хихикал и думать забыл про трения с иммиграционной службой и таможней. Последовал за остальными на железнодорожную станцию Гатуик и сел на поезд до вокзала Виктория. В поезде я снова хлестал черную самбуку. Я доехал на подземке до Паддингтона и, следуя инстинкту, что ведет пьяных, сел на поезд до Оксфорда, куда прибыл в девять вечера.

От железнодорожной станции отправился к полицейскому участку в Сент-Альдате. К тому моменту мне с трудом верилось, что события последних месяцев происходили в действительности. Хотелось перемотать жизнь к тому дню, когда я был отпущен под залог. Из участка вышел полицейский. Я спросил его, можно ли добраться на автобусе до Нортли. Он сказал, что уже слишком поздно, придется взять такси. Я отыскал телефонную будку и позвонил Рози в Нортли. Ответа не было. Я побрел на Лекфорд-роуд, где в последний раз соприкасался с реальным миром. Паб «Виктория Армз», куда я часто хаживал с друзьями, стоял все там же. Я зашел внутрь и был встречен гробовым молчанием. Меня узнали почти все. Джулиан Пето нервно заржал. Я спросил, где Рози. Она с Мифэнви была приглашена на вечеринку, куда он и сам собирался. К тому времени, когда мы приехали, Рози уже ушла. Я выпил пунша, выкурил несколько косяков. Джулиан отвез меня в Нортли. Рози пребывала в прострации. Только что ушел суперинтендант из полиции Темз-Вэлли, Филип Фэйрвезер, расследовавший мое исчезновение. Рози уложила меня спать. На следующее утро в новостях сказали, что Мохаммед Али стал чемпионом мира в тяжелом весе, победив Джорджа Формана, и что судья Олд-Бейли решил не взыскивать залог с тех, кто за меня поручился, несмотря на то что полиция знала о моем пребывании в Италии. Полицейское расследование закончилось. Интересы общества не требовали во что бы то ни стало установить мое местонахождение. Но я был жив. По крайней мере, уже не числился умершим шпионом.

В Нортли приехала погостить сестра Патрика Лэйна, Джуди, которой уже исполнилось девятнадцать. Мы не забыли друг друга, и ей не пришлось меня долго уговаривать поселиться вместе в Брайтоне. У Джуди было пятеро братьев и сестер. Я знал только Патрика, который вот уже год жил в добровольном изгнании во Франции, в Дордони, выращивая улиток. Мать Джуди недавно умерла от рака, отец сошелся с молоденькой. Старшие братья и сестры жили отдельно, младшие – в пансионах. Квартира в Брайтоне, которую прежде занимала семья, осталась в полном распоряжении Джуди.

И снова газетная шумиха улеглась так же быстро, как и вспыхнула. В квартире Джуди я чувствовал себя в безопасности и начал восстанавливать связи со старыми партнерами по бизнесу, в том числе с Джонни Мартином, Энтони Вудхэдом и Джарвисом. Они помогли продать «виннебаго» и снять несколько тысяч фунтов со счета в Швейцарской банковской корпорации, открытого мною год назад. Я написал Эрни и сообщил в письме телефон Джуди. Звонок раздался посреди ночи.

– Как поживаешь? Я думал, ты вышел из игры. Ну, так что стряслось? Чем ты занимался?

– Прости, Эрни. Думал, после всей этой газетной стряпни ты меня и знать не захочешь.

– А я и не читал ничего. Здесь ты мелкая рыбешка. Слушай, моя девчонка Пэтти приедет с тобой встретиться. Объяснит, что я надумал. Деньги на жизнь нужны? Она привезет десять тысяч долларов.

Энтони Вудхэд нашел в Лондоне пентхаус с видом на Риджентс-парк за чрезвычайно низкую плату. И сдал его, неофициально, нам с Джуди. Приехала Пэтти, передала информацию и код, которым я должен был пользоваться в телефонных разговорах. У Эрни имелся свой человек в нью-йоркском аэропорту Кеннеди, который гарантировал таможенную очистку какого угодно груза из любой страны, если упаковка не пропускает запах и товар прибывает рейсами «Алиталии». За это ему причиталось двадцать пять процентов от оптовой цены в Америке. Старый компаньон Эрни из Братства вечной любви по имени Роберт Кримболл брался экспортировать тайскую марихуану из Бангкока за тридцать пять процентов от американской оптовой цены. Доля посредников составляла сорок процентов. Пару тонн уже успешно ввезли и продали. Эрни интересовался, не знаю ли я кого-нибудь в любой из стран-поставщиков, кроме Таиланда, кто подрядился бы вывозить марихуану на самолете? Часть денег вперед, остальное – по реализации. Подобное знакомство помогло бы мне озолотиться.

Это был шанс, какой выпадает раз в жизни, но, перебирая свои связи, я не находил подходящей кандидатуры. Контакты с Мухаммедом Дуррани и Сэмом Ливанцем я утратил. И тут Джарвис вспомнил, что знает парня, который семь лет жил в Непале. Зовут его Джон Денби, или Старый Джон. Джарвис зазвал его в гости и познакомил с другом, то есть со мной.