Текст книги "Господин Ганджубас"

Автор книги: Говард Маркс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

На второй день нас не выпускали из камер до вечера. Когда я наконец вышел в патио, все толпились вокруг свежего номера «Эль Пайс». Новости были неслыханными: Эстебан Сакариас Санчес Мартинес сбежал из Алькала-Меко. Основательно обкурившись, перепилил решетки, выбрался на крышу, перелез в тени сторожевых вышек по крайней мере три наружные стены и сбежал из тюрьмы строгого режима, самой надежной в Испании. Роджер почернел от зависти.

– Я говорил тебе, что отсюда можно сбежать. Бог ты мой, ты знаешь, я бы это сделал. Готов поклясться, он перепилил решетки алмазной нитью. Мари так ее мне и не отправила, иначе был бы я теперь в Южной Африке, выращивал марихуану. Черт меня подери! Почему же Мари ее не прислала? Я собираюсь подать апелляцию против того, чтобы меня выдали Германии. Побуду здесь еще какое-то время. Если этот накуренный смог отсюда выбраться, ручаюсь задницей, что и я не оплошаю.

К нам подошел Жак Канаваджио:

– Хорошие новости о Сакариасе, Марко Поло, правда? Что с твоим делом? Тебя собираются судить в Испании? Я думаю, что аксьбн популяр – очень хорошая идея. Меня, конечно же, будут судить в Испании, и слава Богу.

Мне в голову пришла идея:

– Жак, пока аксьбн популяр не сработал, но, может, с твоей помощью дело выгорит.

– Сделаю все, что в моих силах, друг.

– Скажи испанской полиции, что это я отправил тебе пятнадцать тонн ливанского гашиша в пещеру на Коста-Брава. Тогда испанцам придется судить меня здесь.

– Марко Поло, я корсиканец. Мы ничего не рассказываем полиции. Но я попробую убедить одного из своих подельников-французов. Это тебя устроит?

– Спасибо, Жак.

– На здоровье, Марко Поло.

Но более всего мои тюремные будни скрасило появление в Алькала-Меко Джона Парри, якобы отмывавшего миллионы с ограбления Бринкс-Мат. Испанская полиция задержала его на Коста-дель-Соль и перевезла в Мадрид, чтобы начать процедуру экстрадиции. Джона жутко хотел заполучить Скотленд-Ярд. Поговорив с ним пару минут, я понял, что встретил друга на всю жизнь, каких немного приобретаешь за годы тюрьмы. Его сочувствие, ум, юмор все время поддерживали меня. Мы всегда были неразлучны, когда не сидели по камерам. Мои родители подружились с его женой, пока навещали нас. Фунсионариос перевели его в соседнюю камеру. Мы подробно обсуждали наши дела, помогая друг другу выстроить линию защиты.

В моем случае дело тормозилось тем, что еще не закончился процесс в Майами над Патриком Лэйном, Эрни Комбсом и остальными. Суд начался в апреле. Я следил за ходом разбирательства через сестру Джуди, Наташу, которая жила во Флориде, и Маркуса. Джимми Ньютон, Джеффри Кенион, Джон Фрэнсис (который якобы помогал Джону Денби перевозить деньги) и Уивонна Уиллс, жена Джерри, признали себя виновными в обмен на освобождение. За исключением Джона Фрэнсиса, все согласились, если потребуется, выступить свидетелями обвинения. Адвокаты тех, кто не признал себя виновными, предпринимали отчаянные попытки исключить из числа доказательств записи телефонных разговоров. К удивлению всех, включая само обвинение, судья Джеймс К. Пэйн постановил, что такие записи могут служить доказательствами. Присяжные признали виновными Эрни, его подружку Пэтти и Патрика. Рика Брауна, долгое время перевозившего для Эрни наркотики, и Тереситу Кабальеро, девушку Патрика, которую я не знал, оправдали. Вынесение приговора тем, кого признали виновными, должно было состояться через пару месяцев.

Я получил стенограмму процесса в Майами, копию записей телефонных разговоров и моих диалогов с лордом Мойниханом. Никто из подсудимых не выступил в свою защиту. Никто не пытался дать собственную интерпретацию доказательствам. Я знал, что это ошибка. Только виновные избегают перекрестного допроса, надеясь, что несостоятельность обвинения откроет им путь к свободе.

Агенты DEA допустили вопиющий промах. Не зная, по-видимому, о существовании Джарвиса, они предположили, что это я доставил клети с гашишем для «Американ президент лайн» в порт Карачи в 1984 году. Харлан Ли Боуэ и сотрудник британского таможенного ведомства Джон Стивенсон настолько в это уверовали, что убедили нескольких пакистанских рабочих опознать меня. Но я-то в те дни находился за пределами Пакистана. Существовало множество способов установить сей факт и в очередной раз доказать суду, что Майкл Стивенсон не всегда правильно отражает реальность. И теперь, в отличие от того инцидента в Олд-Бейли, правда была бы на моей стороне.

Прослушивая кассеты, я искал запись разговора с Мойниханом, в котором опровергал свое участие в канадской сделке и других операциях в США. Такой записи не было. Я попробовал обнаружить ссылку на тот разговор в стенограмме. Агент DEA показал, что его секретарь по неосторожности стер двадцать минут записей, но что Мойнихан засвидетельствовал, будто на протяжении этих двадцати минут я рассказывал ему о своем участии в североамериканских поставках. Итак, DEA не остановилось перед уничтожением доказательств, которые его не устраивали, и лжесвидетельством. Меня это не удивило.

Оригинальных записей телефонных разговоров больше не существовало. Суду Майами преподнесли довольно жалкое объяснение: испанская полиция из экономии была вынуждена использовать кассеты еще раз. Очевидно, агентам DEA не пришло в голову потратить хотя бы малую толику из нескольких миллионов долларов, отпущенных на расследование моего дела, на оснащение обнищавшей испанской полиции современной звукозаписывающей аппаратурой, не говоря уже о нескольких чистых кассетах.

Крейг Ловато, однако, догадался сделать копии тщательно скомпонованной подборки из пятисот разговоров и фрагментов бесед, прежде чем у испанцев кончилась пленка. Из них он составил набор «составных дубликатов», что-то вроде аудиоколлажа, звуковой «нарезки». Ловато не сомневался, что опознал всех собеседников, однако на самом деле ошибся почти тридцать раз. Некоторые ошибки были вопиющими, например, когда голос Чи Чуен Ло, говорившего с отчетливым акцентом, приписывался лорду Мойнихану или говор кокни Мики Уильямса выдавался за речь Салима Малика.

Каждый день я тратил несколько часов на собственную расшифровку данных прослушки. В материалах обвинения попадались уморительные ошибки. В большинстве случаев было очевидно, что составлявший расшифровку (вероятно, Ловато) просто ослышался.

Вместо Tight (трудный) записал Thai (тайский), eight o'clock (восемь часов) превратилось в Bangkok (Бангкок), Cats (кошки) – в cash (наличные), of course (конечно)– в at the coast (на побережье) и так далее.

На судебном процессе в Майами Ловато объяснил, что несколько отрывков относятся к поставкам наркотиков из Пакистана в США. Он ничем не рисковал: разговоры велись туманные, в них почти не звучали настоящие имена, названия мест. Их можно было отнести к любой операции, происходившей где угодно. Ловато в своих показаниях истолковывал «там» как «в Калифорнии», а «Мозамбик» – как «Мексика», но ничто не мешало дать этим словам другую, вполне убедительную интерпретацию. Как-никак испанцы, затевая свое расследование в 1985 году, считали, что я ввожу контрабанду в их страну. Голландцы, которые в то же самое время прослушивали коммутатор Хоббса в Амстердаме, ни минуты не сомневались, что речь идет о ввозе наркотиков в Королевство Нидерландов. И те, и другие опирались на множество доказательств, подкрепленных собственными трактовками двусмысленных телефонных разговоров. Возможно, многие из вовлеченных в расследование стран имели основания полагать, что наркотики будут проданы на их территории.

Я обретал точку опоры и воодушевился. Возможно, моя новая легенда окажется не столь захватывающей, как сага про агента разведки, но есть шанс, что она сработает. При существующем раскладе было бы глупо притворяться, что я не занимался контрабандой наркотиков, но стоило сделать вид, что я и не думал ввозить наркотики в США, где за это дают астрономические сроки. Я не сумасшедший, чтобы решиться на такое. Полно мест, где за наркотики платят гораздо больше, попасться не так легко и законы не столь суровы. Помимо умозаключений Ловато набиралось сравнительно немного доказательств того, что я ввозил гашиш в США. С 1973 года в Штатах арестовали только одну мою поставку – две тонны, отправленные для правительства США на военно-морскую базу в Аламеде. Но с этим эпизодом DEA уже село в лужу при любезном содействии Майкла Стивенсона. Какую же страну выбрать? Куда мог я отправить десять тонн пакистанского гашиша?

Выбор ограничивался государствами Западной Европы, Канадой или Австралией, потому что только тамошние наркодилеры могли потянуть такой груз. Я начал выстраивать три независимых сценария, по одному на страну, сверяясь с доказательствами обвинения. Это требовало немалых усилий, у каждого сценария имелся потенциал. Мне предстояло как-то объяснить происхождение миллионов долларов, арестованных в Соединенных Штатах, но в конце концов, отмывание денег происходило во всем мире, и денежные потоки проходили через самые невероятные места. Я мог изобрести множество причин, по которым покупатель гашиша (из любой страны) пожелал произвести расплату в США долларами, валютой всех международных черных рынков. Пока на меня не донесут, ничего страшного не случится, даже в случае экстрадиции.

Меня навестил Маркус и сообщил ужасные новости. На каникулы детей отправили в Великобританию повидаться с друзьями и родственниками. Пока они там гостили, Франческа посетила нашего семейного врача Бейзила Ли. Девочка разрыдалась у него на глазах и рассказала об ужасающих условиях, в которых жила. Найджел был безнадежным наркоманом и алкоголиком. Транжирил мои деньги, просматривал все ее письма, адресованные мне и Джуди. Развлекался тем, что избивал Машу и держал детей взаперти в комнатах по нескольку часов подряд. Как-то раз маленького Патрика нашли в канаве посреди ночи, пока Найджел надирался в соседнем баре. Жизнь Франчески превратилась в сплошные мучения. Она была в отчаянии. Ей исполнилось всего восемь лет.

Доктор Ли написал Джуди очень резкое письмо. Найджел и Маша должны были уехать. Маркус объяснил, что Наташа Лэйн с двумя детьми готова прилететь в Пальму и жить до возвращения Джуди, если я оплачу расходы. От шока я не находил слов. Подозревал ведь, что с Найджелом дело неладно, но такое... Наташа так Наташа. Лучшего мне не придумать. Я был бессилен помочь своим детям, и ночами их боль терзала меня в отместку.

И в следующий свой визит Маркус явился с плохой вестью. Джонни Мартин скончался от сердечного приступа в Брайтоне. Ближе к кончине он из-за пристрастия к наркотикам превратился в развалину. Это был уже не тот Джонни, которого я любил. И все равно я переживал потерю старого друга, с которым меня связывало много прекрасных воспоминаний. Я очень сочувствовал его жене Синтии и детям.

Наконец Маркус пришел с прекрасными новостями. Патрика Лэйна, которому светило пожизненное заключение или сто двадцать лет тюрьмы, приговорили всего к трем годам.

Всего три года! Может, мы зря переживали? Неужели судья Пэйн догадался, какой фарс разыграло DEA? Должно быть, он осознал, что не настолько мы плохи, и решил отпустить нас, прежде чем действительно скверные парни возьмут в свои руки бизнес с гашишем. Если Патрику дали три года, чего мог ожидать я? В два раза больше? Не так уж страшно. Выйду на свободу через несколько лет. Что касается Джуди, то ей не дадут больше трех минут. И уже не заставят давать показания против Патрика. Значит, ей больше нет смысла сражаться против экстрадиции. В США существует закон о безотлагательном судебном разбирательстве. Джуди оправдают через несколько недель. Даже если ее признают виновной, что маловероятно, судья Пэйн вряд ли захочет, чтобы она и дальше сидела в тюрьме.

Я написал адвокату, который добился оправдания Рика Брауна. Этот юрист из Лос-Анджелеса, по имени Дон Ре, в 1984 году успешно защитил Джона Де Лореана, конструктора и производителя автомобилей из Белфаста, которого обвиняли в перевозке кокаина. Дон Ре пользовался первоклассной репутацией. Он согласился прилететь в Мадрид на встречу со мной и с Джуди, потребовав для начала двадцать пять тысяч долларов.

Дон Ре согласился с тем, что Джуди лучше отправиться в Соединенные Штаты. Он обещал позаботиться о ней сразу по прибытии и добиться ее скорейшего освобождения, если получит двадцать пять тысяч долларов. Я принял его условия. Американские адвокаты недешевы. Дон Ре уже получил столько же, сколько Густаво.

Чем дальше, тем больше я убеждался, что Австралия идеально подходит на роль страны, куда будто бы отправлялись наркотики в 1986 году. Австралия не раз мелькала в материалах расследования. Из доказательств по делу явствовало, что Эрни Комбс возил дурь из Индии в Австралию в семидесятых годах, а в восьмидесятых Филип Спэрроухок переправлял в страну кенгуру тайскую марихуану. Мне отказали в австралийской визе в 1985 году. DEA и австралийская полиция поставили радиомаяк на траулер Джерри, пока судно стояло на якоре в австралийских водах в 1986 году. У Карла имелся австралийский паспорт, у меня – поддельные корочки с австралийской визой. Документально подтверждалось, что Мойнихан занимался контрабандой героина в Австралию и был завербован австралийской разведкой. Джуди побывала в Австралии в то самое время, когда я встречался с Мойниханом в Маниле. Джо Смит считался крупнейшим в Австралии контрабандистом марихуаны. Несколько моих соподсудимых посещали Австралию в интересующий меня период. Записи телефонных разговоров изобиловали ссылками, которые – при творческом подходе – удалось бы отнести к Австралии. Из всего этого я мог бы слепить правдоподобную историю.

С помощью Маркуса я добыл подробные хроники событий, происходивших в Австралии. Связал кое-какие из них с туманными намеками в записях телефонных разговоров. Изучал политику этой страны, данные о преступности, потреблении наркотиков, наркоперевозках и банковских системах, пока случайно не натолкнулся на публикацию о «Нуган-Хэнд Лимитед», частном австралийском банке.

В 1973 году Фрэнк Нуган и Майкл Хэнд открыли банк в Сиднее. Нуган был австралийским плейбоем, чья семья владела фруктовыми плантациями в том самом районе, где собирают основной урожай марихуаны. Хэнд, агент ЦРУ из Нью-Йорка, в прошлом принадлежал к числу «зеленых беретов», руководивших карательной операцией «Феникс» во Вьетнаме115115
  Операция «Феникс», проводившаяся с 1967 по 1973 гг., преследовала цель выявлять и уничтожать бойцов и руководителей Вьетконга. Специально обученными командами ликвидаторов руководили американские советники из отрядов спецназа, «зеленых беретов».


[Закрыть]. Он работал в «Эйр Америка», принадлежащей ЦРУ авиакомпании, которая при Никсоне отвечала за поставку тонн опиума из «золотого треугольника» на западные рынки. Официально считалось, что уставный капитал нового банка сформирован из денег, вложенных в недвижимое имущество американскими солдатами, решившими отдохнуть от истребления вьетнамских женщин и детей.

В 1977 году банк открыл филиал в Чиангмай, в Таиланде, рядышком с офисом DEA. За короткое время «Нуган—Хэнд» расширил сферу своих интересов – занялся финансированием строительства казино в Лас-Вегасе, вложением части богатств шаха Ирана, международной контрабандой оружия и отмыванием денег, вырученных от контрабанды опиума и героина. Совет директоров банка состоял из высокопоставленных американских военных.

В 1980 году Фрэнка Нугана нашли мертвым. Либо его убили, либо он совершил самоубийство, требующее навыков профессионального акробата. Майкл Хэнд исчез. Банк развалился. Куча народу из американской военной верхушки потеряла свои деньги. Сенат США провел расследование при закрытых дверях и закрыл дело.

Карла незаслуженно обвиняли в убийстве Фрэнка Нугана, а газета «Санди тайме» полагала, что Мойнихан был связан с «Нуган-Хэнд Лимитед».

Самое то для захватывающей истории, на которые так падки присяжные. Я мог бы даже тряхнуть стариной, воскресив миф о своей принадлежности к МИ-6. Безобидный контрабандист марихуаны промышляет в разных частях неамериканского мира и держит ухо востро, чтобы в случае чего сигнализировать оксфордским приятелям в МИ-6. Я прибег к услугам Джерри Уиллса, чтобы доставить гашиш в Австралию, а затем использовал Джейкоби и Сунде для отмывания вырученных денег. Австралия очень жестко контролирует свою валюту. Джейкоби знал в Штатах агентов ЦРУ, владеющих огромными денежными запасами и готовыми обменять их на наличные в Австралии. Пользуясь самыми разными способами вывоза денег из США, мы забирали оттуда деньги и платили всем заинтересованным лицам. Никаких наркотиков в Америке не было и в помине. Я представил полный отчет об операции моим начальникам в МИ-6, которых больше всего интересовали агенты ЦРУ с чемоданами долларов. В отчаянной попытке замести следы, ЦРУ и DEA через австралийскую полицию обратились к своему партнеру по банку «Нуган—Хэнд», лорду Мойнихану, с просьбой помочь им меня подставить. Они хотели убедить мир, что наркотики предназначались для американского рынка, и ЦРУ не отмывало денег в Австралии.

Я был уверен, что эта австралийская защита сработает. Она казалась куда правдоподобнее выручившей меня истории про агента мексиканской разведки. Но есть ли чувство юмора у американских присяжных?

Летняя жара 1989 года в Алькала-Меко стала удушающей. Я сохранял приверженность занятиям йогой, обдумывая защиту, покуривал и гулял по патио с Джоном Парри. Роджер разрабатывал план побега. Дело о моей экстрадиции теперь полностью находилось в руках Густаво и судов: апелляционного подразделения Аудиенсия Насиональ, неповоротливого Верховного суда и практически недвижимого Конституционного суда. Эта юридическая канитель отнимала уйму времени.

В конце июля по испанскому национальному телевидению про меня показали сорокаминутный документальный фильм, проникнутый сочувствием к моему положению. За ним последовали десятки писем от испанских граждан. Каких только предложений они не содержали, начиная с оплаты моих судебных издержек и кончая близким знакомством с самой знойной сеньоритой из всех, что мне когда-либо снились. Испанцам было стыдно за то, что власти выдают меня Америке.

После телевизионной программы Эмбер, Франческа и Патрик навестили меня, а потом Джуди. Они знали, что это последняя встреча с матерью перед ее отправкой в Америку, и девочки были очень напуганы. Патрик казался счастливым, но не произнес ни слова с нашего ареста год назад. Эмбер и Франческа весь вечер всхлипывали, сидя у меня на коленках.

– Папочка, мы увидим тебя здесь, когда мамочка уедет?

– Конечно, любимые мои. Вы сможете приходить ко мне каждые два месяца. Очень скоро мы снова увидимся.

Я ошибся. Прошло почти пять душераздирающих лет, прежде чем я увидел их вновь.

На прогулке ко мне подошел Жак Канаваджио:

– Марко Поло, я не могу тебе помочь. Мне сказали, что если кто-нибудь из моих людей скажет, будто ты участвовал в ливанской поставке на Коста-Брава, эти американские свиньи потребуют моей экстрадиции, как члена твоего картеля. Эти ублюдки из DEA – сумасшедшие.

– Понимаю, Жак. Не переживай.

– У тебя всегда будет друг на Корсике, Марко Поло. Не забывай об этом.

Вслед за Жаком подвалил Дарин Буфалино:

– Здорово, англичанин! Что новенького?

– Я не англичанин. Уэльсец. Это вы, янки, все одинаковые.

– Я не янки. Наполовину ирландец, наполовину итальянец.

– А в чем разница?

– Ты сам это начал, англичанин, но послушай. Через несколько дней меня собираются выдать старым добрым Штатам. Могу я тебе чем-нибудь там помочь? Я буду в тюрьме, но у меня есть связи, Говард, ты знаешь.

Я решил держать свою австралийскую защиту в секрете и опасался пересылать результаты своих изысканий через Густаво. Кроме того, хотел пустить агентов DEA по ложному следу, чтобы потом застичь их врасплох.

– Дарин, ты готов слить кое-какую информацию DEA? Ложную информацию. Никто, кроме них, от этого не пострадает. Ты бы меня здорово выручил.

– Послушай, чувак, я полностью тебе доверяю. Но если я сделаю такое, в досье напишут, что я стукач, козел. Это может подпортить мои планы на будущее. Что угодно, только не это.

Криминальная этика, черт ее дери... Нужно придумать что-нибудь другое. Я поделился своей проблемой с Джоном Парри.

– Ничего сложного, Говард. Изложи фальшивую версию защиты на бумаге. Если, упаси бог, тебя повезут в Америку, возьмешь эти записи с собой. Во Флориде ублюдки из DEA непременно их у тебя отберут. Снимут копии и вернут, как ни в чем не бывало. Посчитают, что разделались с тобой. А потом ты им выдашь свою настоящую защиту.

Это был разумный совет.

Джуди улетела. Прямо перед посадкой на самолет в международном аэропорту Мадрида ей разрешили отправить мне телеграмму. «Молись за меня», – написала Джуди. Я молился, плакал и слышал рыдания своих детей.

Дарина Буфалино отправили в Бостон. Еще немало заключенных, сидевших вместе со мной, выдали разным странам. Роджер всех просил, чтобы черкнули письмецо и подробно описали процедуру перевозки. Несколько писем дошло.

– Позволь сказать тебе кое-что, приятель. Сбежать из этого аэропорта в Мадриде как два пальца обоссать. Если я сделал это в Амстердаме, то и здесь с божьей помощью не оплошаю.

– Роджер, здесь на тебе будут наручники.

– Послушай, я был в наручниках, когда выпрыгнул из окна в суде Пальмы. Насрать на них! И потом, полицейские снимают наручники в зале отправлений. Готов поспорить, ни там, ни в самолете ты в жизни не видел парня в наручниках. Чертовски уверен, что так. Я просто пересяду на другой самолет. Может, полечу прямо в Южную Африку. Эх, не могу дождаться этой поездки в аэропорт!

Вскоре после нашего разговора Роджера выдали Германии, куда его доставили на машине. Как и планировалось, он признал себя виновным, донес на меня и Мак-Канна. Немецкий суд дал ему семь лет, которые он должен был отбывать в тюрьме строгого режима в Любеке.

В пятницу 31 октября ко мне пришел Густаво, взволнованный и злой:

– Невероятно! Просто невозможно! И апелляционный, и Конституционный суд отклонили наши иски против экстрадиции. Аксьбн популяр тоже не прошел. Обычно на рассмотрение таких дел уходят годы. В твоем случае решение принято практически мгновенно. Беспрецедентно.

– Осталась еще какая-нибудь лазейка, Густаво, или меня отправляют в Майами?

– Еще нет постановления Верховного суда. Тебя не должны выслать, пока дело на рассмотрении. У меня есть кое-какие наметки. Обсудим их в понедельник. В выходные попытайся просто расслабиться.

На следующий день я работал над фальшивой защитой, призванной сбить DEA с толку. Документы, относящиеся к австралийской версии, и доскональный анализ каждого пункта доказательств обвинения я отдал Густаво. Фальшивка сводилась к следующему: после того как я поработал на мексиканскую разведку и отбыл срок за операцию 1973 года, МИ-6 отправила меня на Хайберский проход. США и Великобритания взяли курс на поддержку моджахедов в оккупированном СССР Афганистане. Помимо официальной финансовой помощи оказывалось тайное содействие незаконному сбору денег за счет экспорта афганского гашиша. В 1986 году груз гашиша пришел от моджахедов, о чем говорит клеймо на каждом куске. Вполне очевидно, что в поставке через «Американ президент лайн» в 1984 году замешано ЦРУ. Я не нарушал американских законов. В Пакистане выполнял поручения МИ-6 и ЦРУ, помогая избавить мир от коммунистической заразы. Винить меня за это чудовищно.

В папку с надписью «Попытайся по возможности использовать» я вложил вырезки из газет: сообщения о том, как «горячие деньги» ЦРУ попали к афганским повстанцам, как ИРА покупала у моджахедов «стингеры»; статьи об угоне ООП американского авиалайнера со взлетной полосы аэропорта Карачи, о базах моджахедов на Хайберском проходе, где обучали арабских и филиппинских террористов; материалы журналистских расследований обстоятельств гибели президента Зия-уль-Хака. До кучи прибавил полную чепуху про коммунистическую ячейку в Непале, которая будто бы контролирует мировые поставки гашиша.

Агенты DEA ожидали, надо думать, чего-то подобного.

В воскресенье всю первую половину дня я провалялся на кровати, дымя косяками. В четыре часа, когда нас заперли по камерам, чтобы мы поели, в дверь вежливо постучал один из дружелюбных, молодых и говоривших по-английски фунсионариос.

– Марко Поло, пожалуйста, собирай вещи, – сказал он. – Ты сейчас уезжаешь. Я вернусь через двадцать минут, когда откроют все камеры. Пожалуйста, будь готов к этому времени.

Шаги фунсионарио смолкли, а меня затрясло, как от холода. Не переставая дрожать, я принялся засовывать в наволочку свои записи и прочее имущество.

– Говард, я не ослышался? – спросил Джон Парри из соседней камеры. – Если так, то скрути косячину покрепче с марокканским гашем. Когда еще снова курнешь. Не волнуйся. Все будет отлично. Не вешай нос! Все эти гамбургеры и хот-доги, что тебя ждут, будут покруче здешней паэльи.

Я закончил собирать манатки, свернул огромный косяк и засунул оставшийся гашиш в трусы. Задымил как паровоз. Дверь в камеру открылась. Клубы дыма окутали фунсионарио. Тот рассмеялся и повернул обратно. Джон Парри побежал за ним:

– Фунсионарио, посмотри на Марко Поло! Он курит чоколате. Ты должен его повязать. Пусть отбывает срок в этой тюрьме. Нельзя отпускать его в Соединенные Штаты.

– Нет-нет, – покачал головой тюремщик. – Марко Поло может делать что хочет. Только Соединенные Штаты заставят его платить. Я разрешаю ему курить гашиш. Но пусть поторопится – его ждет Интерпол.

– Не думаю, что Марко Поло это сильно беспокоит, – заметил Джон. – Интерпол он терпеть не может. И в любом случае я должен нести его мешок. Я всегда носил его мешок.

– Хорошо, можешь нести его мешок. Но, пожалуйста, поторопись.

Нас провели через коридор. Джон Парри нес мою наволочку, а я курил свой гигантский штакет. Нас ждали около десяти охранников в униформе и несколько суровых человек в штатском.

– Вот здесь я и попрощаюсь, Говард. Крепись!

У нас обоих текли слезы. Мы обнялись, прощаясь друг с другом.

Меня очень быстро препроводили в фургон, отвезли в полицейский участок и засунули в камеру временного содержания. Полицейские наотрез запретили мне с кем-либо разговаривать, но были невероятно дружелюбны, чуть ли не извинялись, угощали едой, кофе и сигаретами. Когда меня заперли в камере на ночь, я проглотил кусочек гашиша и заснул.

Ранним утром меня вывели из камеры. Рядом с испанскими полицейскими стояли трое людей, явные американцы: латинос, чернокожий, ирландец.

– Вас зовут Деннис Говард Маркс? – спросил латинос. Я кивнул.

– Мы представители Федеральной службы судебных приставов Соединенных Штатов. У нас есть ордер на перевозку вас в Соединенные Штаты. Сейчас вас освободят от всех вещей, кроме тех, в которые вы одеты, а я произведу обыск.

– Его уже обыскивали, – соврал один из испанских полицейских в штатском.

– Я предпочел бы обыскать его лично. Пожалуйста, сделайте отметку в досье. Мистер Маркс, будьте любезны, передайте мне ваши сигареты и просуньте руки в наручники.

– Я не могу без курева, особенно в самолете.

– Мы дадим вам сигареты, когда понадобятся.

– Хорошо бы прямо сейчас.

– Придется подождать, пока не доберемся до аэропорта. Время поджимает. Мы дожидались вас с пятницы. Много бумажной волокиты. В любом случае сомневаюсь, что мои испанские коллеги позволят вам дымить в офисе.

– Рог favor, hombre!116116
  Пожалуйста, приятель! (исп.).


[Закрыть] – сказал интерполовец, протягивая мне сигарету.

На головокружительной скорости троих судебных приставов, служащего Интерпола и меня домчали в мадридский аэропорт. После часа в камере временного содержания я был отконвоирован на борт совершенно пустого «Боинга-747» линии «Пан-Американ». Двое приставов сели по бокам от меня, третий – сзади. На борт начали подниматься обычные пассажиры. Латинос неожиданно напустил на себя очень гордый вид:

– Мы на американской территории. Американский самолет – это часть территории США, где бы он ни находился. Зачитай ему права!

И они зачитали мне права, совсем как в кино.