Текст книги "Звезда надежды"

Автор книги: Гленда Норамли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА 16

Гласят писания, что до Разрушения много диких тварей обитало в мире Господнем. Удивительны были рыбы, что плавали в океане, и радовали глаз птицы небесные, и не счесть было зверей в лесах. Свирепы были некоторые, а другие ядовиты, и страшны они были людям. Но говорю я вам: никакие твари земные и морские не были так опасны, как Дикие, ибо созданы они Разрушением. Дикие – выродки природы, и горе тому, кто встретит их на пути своем.

Книга Разрушения, IX: 10—2

Через день пути пустоши, окружающие станцию Пикля, остались позади. Лошади, хорошо отдохнувшие и вволю отъевшиеся на станции сеном, занервничали, когда им пришлось ступить на изрытую ямами равнину; гулкое эхо ударов копыт по каменной поверхности, под которой скрывались пустоты, пугало их.

– Тут ехать все опаснее, – услышала Керис слова Скоу, обращенные к Даврону. – Провалы внизу растут.

Проводник кивнул, ничем внешне не проявив беспокойства, хотя Керис видела, что местность ему не нравится.

– Боюсь, что ты прав, – сказал он.

Перед самым закатом путники добрались до гряды утесов на южной границе равнины: голубая лента скал, известная как Губка, тянулась по плоской земле, подобно яркой тесьме на подоле мантии церковника. Лагерь для ночлега разбили всего в сотне шагов от ее подножия.

Ставя в сгущающихся сумерках палатку, Керис с опаской оглядывалась на утесы. Ее отец часто рассказывал об этих местах: «Там полно Диких. Даже Приспешники не любят появляться в окрестностях Губки. И не объедешь ее никак…»

Преграда тянулась в обоих направлениях, насколько хватало глаз, раза в четыре выше самого высокого дерева. Преодолеть ее поверху тоже было невозможно: лошади не вскарабкались бы на крутизну. Оставалась единственная возможность: пробираться насквозь.

Прежде чем окончательно стемнело, Керис подошла к скалам, чтобы рассмотреть их вблизи. Все было точно так, как описывал ей Пирс: перед Керис была путаница арок, колонн, перемычек, коридоров и провалов; все это было голубым и упругим, как резина. Ни в одном месте не было ни прямого прохода, ни большой пещеры – просто тесный лабиринт: ниши, колодцы, изгибающиеся стены.

Однако свет там был. Он сочился сквозь отверстия сверху, сквозь многочисленные дыры в стенах, по пустотам и туннелям – мутный и рассеянный голубой свет. Входов и выходов имелось множество; проблема заключалась в том, что, оказавшись внутри, очень легко было заблудиться. Ни одно товарищество, успешно преодолевшее Губку, не могло оставить меток для других путешественников: там все постоянно менялось. Перегородки рушились, другие вырастали; дыры сглаживались, туннели меняли направление, старые входы закрывались, новые возникали. Проводнику приходилось каждый раз заново искать дорогу. Пирс полагался на чутье Игрейны: старая сообразительная переправная лошадь всегда с легкостью находила короткий проход, ведущий с одной стороны на другую. Другие жители Неустойчивости использовали собак или ласок; один или два похвалялись, что не нуждаются в животных, потому что сами способны чутьем определить верное направление.

Керис все еще рассматривала странное образование, когда к ней присоединились Хамелеон, Портрон и Корриан. Всех их открывшаяся картина смущала так же, как и Керис.

– Сыр со множеством дырок, – определил Квирк, с отвращением сморщив нос. – Какова толщина этой штуки, Керис? Ты знаешь?

– День пути, если мастер Даврон знает свое дело и если нам повезет. Но толщина меняется, и внутри очень легко заблудиться.

– В сырах никогда не бывает так много дырок, – сказал Портрон, – по крайней мере в тех сырах, что производят у меня на родине. Это больше похоже на соты.

– Голубой сыр еще можно вообразить, но голубые соты? – проворчала Корриан, умудряясь говорить, не выпуская трубки изо рта. – У сот все стороны ячеек одинаковые. Это свихнувшийся лабиринт. Напоминает мне трущобы Драмлина. Кстати, и воняет здесь так же мерзко.

– А и правда, чем это пахнет? – спросил Хамелеон.

– Дикими, – коротко бросила Керис.

– Я однажды видела человека, которого зарезали в уличной драке, – пробурчала Корриан, выпуская клубы дыма. – Над ним как следует поработали… Так вот, легкие были очень похожи на ту дрянь, что перед нами: все пористые. Наверное, поэтому и название такое: Губка.

– Отец говорил мне, что губка – это что-то, что добывали в морях, когда моря еще были, – сказала Керис.

Хамелеон потыкал пальцем в голубую стену прямо перед собой; она слегка подалась под нажимом, словно живая ткань. Меченый поспешно отдернул руку:

– Уж не животное ли это?

– Не знаю. Может быть, какое-то растение.

Квирк потер щеку, не скрывая нервозности.

– Ох, будем надеяться, что оно не живое. Мне очень не нравится мысль о том, чтобы влезть внутрь кого-то, кто… ну, способен меня переварить.

– Давайте вернемся, – предложил Портрон. – Совсем стемнело. – Однако когда Квирк и Корриан двинулись к лагерю, старый церковник задержался, заставив и Керис замедлить шаг. – Ты так и не сообщила мне, почему решила отправиться с нами, – сказал он. – Это ведь опасный маршрут, девонька.

– Я решила поселиться в Неустойчивости, – оборвала его Керис. – Я теперь работаю на Мелдора, наставник.

Он посмотрел на нее, разинув рот, потом захлопнул его так, что щелкнули зубы.

– Что ты делаешь для него? – спросил он наконец.

– Я картограф.

– Невозможно! Это же мужская профессия!

– В Неустойчивости такие условности никого не волнуют.

– Но кто станет покупать твои карты?

– Знаешь, я тоже думала об этом, однако пришла к заключению, что жителям Неустойчивости без разницы, кто изготовит карты, были бы они точными. Обычные люди могут воротить нос от карт, нарисованных женщиной, – но только не те, кто живет в Неустойчивости… и разбирается в картах.

– Ты собираешься нарушить Закон и противопоставить себя церкви и всему, чему церковь учит. – Портрон в возбуждении замахал своей мухобойкой.

– О, возможно, я открою лавку в каком-нибудь пограничном городке вроде Наблы, где не очень-то обращают внимание на Порядок, а Закон и законники не имеют особой власти.

– Да поможет тебе Создатель, Керис! Ведь все равно это будет неправильно! К тому же ты знаешь, что и Мелдор, и Даврон имеют дело с леу. Ты же видела, что они творили! Как же ты можешь даже подумать о том, чтобы работать на такого человека – человека, который намеренно стремится воспользоваться силой, рожденной Разрушителем?

Керис вздохнула, в душе соглашаясь с Портроном.

– Наставник, почему ты никому не рассказал об этом на станции? Почему не сообщил Защитникам, что Мелдор и Даврон занимаются запретными делами?

– Поверь, я хотел это сделать. Но как-то… – Портрон поежился, остановился и взял Керис за руку. – Он велел мне молчать, и я не мог ничего сказать. Керис, этот человек – сосуд зла!

– Кто именно?

– Мелдор. Ах, как бы я хотел вспомнить, где видел его раньше!

– Если ты считаешь, что он – источник зла, то почему ты здесь?

– Потому что ты едешь с ним, да будет проклят Хаос! Я мог бы и задержаться на станции Пикля и дождаться следующего товарищества, если бы ты не заявила, что едешь дальше с Давроном. Я собирался расстаться с ним, но тут…

Керис была поражена.

– Ох… О Создатель, я никак не думала…

Портрон вздохнул:

– Теперь поздно жалеть. Ты очень упряма, Керис Кейлен, а я надеялся, что ты в конце концов передумаешь. Ведь никогда не поздно вернуться под руку Закона и защиту церкви.

– Ты же не станешь… не станешь нарочно доставлять мне неприятности? Доносить церковникам, имею я в виду.

Портрон смутился:

– Э-э… Нет, то есть… Я не собираюсь мутить воду в колодце. Для крестовых походов я слишком стар. – Тут его посетила неожиданная мысль. – А для чего мастеру Даврону нужен картограф?

– Какое-то предприятие… – уклончиво ответила Керис. – Он, несомненно, считает, что на этом можно заработать.

Портрон взглянул туда, где у единственного костра грел руки Мелдор.

– Я вывернул мозги наизнанку, пытаясь вспомнить, где я его раньше видел.

– В каком-нибудь монастыре, наверное. Он ведь раньше был церковником.

– Мелдор? – Наставник вытаращил глаза на старика. – Но он же ни разу не преклонил колени в кинезисе, не видел я его и за чтением Священных Книг!

– Был церковником, я сказала, а не является. Он слеп, наставник Портрон, и даже независимо от того факта, что читать он не может, ты, несомненно, не забыл, что говорит насчет слепых Закон.

– Ох… Да. Иногда трудно представить себе, что он не видит. И все равно: только потому, что ему запрещено оставаться в Постоянствах, он не должен был отказываться от своего призвания. Он может и здесь служить приверженцам Создателя так же, как и… – Портрон внезапно побледнел и чуть не упал. – О, ради всего святого! – выдохнул он.

Керис протянула руку, чтобы поддержать его, но наставник отшатнулся и, спотыкаясь, бросился в свою палатку, словно потеряв контроль над собой.

«Что бы это могло значить?» – удивилась девушка.

Через мгновение эту же мысль вслух высказал Даврон.

– В чем дело? – спросил он, подходя к Керис.

– Не знаю, – ответила она. – У нас сегодня будет всего один костер?

– Топлива мало. Начиная отсюда, нам почти не будут попадаться деревья. Но вряд ли я должен тебе об этом говорить.

– Верно. – Керис действительно знала, что лежит по другую сторону от Губки: Широкий, а дальше Струящаяся – поток леу и река, текущие параллельно. Где-то впереди был Костлявый Кулак, место, где четыре потока леу встречались и смешивались. Потом начинались земли, еще более подвергшиеся разрушению и враждебные человеку.

– Я еще не поблагодарил тебя, – сказал Даврон, – за то, что ты с нами. За твое согласие, за надежду, которую ты мне дала.

– Я сделала это не ради тебя, – со своей неизлечимой прямотой ответила Керис. – По крайней мере не в том смысле, который ты подразумеваешь. Я боялась того, что ты мог бы сделать, если я не соглашусь, – я не хотела, чтобы на мои плечи лег еще один груз вины.

– Еще один?

– Я убежала из дому от умирающей матери. Я бросила ее, когда она больше всего во мне нуждалась… потому что мне так было удобно. Жить с этим трудно.

– Ах… – Даврон потер шею с выражением смущения. – Ты… ты не должна была чувствовать ответственности за то, что я мог сделать. Я всегда сам за себя принимаю решения.

– Ну да. Решение моей матери насчет того, что мне следует уехать, тоже было ее собственным, да только мне от этого не легче. Я чувствую и всегда буду чувствовать вину, – просто сказала Керис. – Я учусь жить с такой ношей и вовсе не хочу, чтобы она стала тяжелее.

Даврон кивнул, и у Керис сложилось впечатление, что он не только все понял, но и против своей воли одобрил ее решение, словно ее слова пробудили в нем какое-то очень личное воспоминание. Девушка подумала, что он, должно быть, хорошо знает, какое страдание причиняет совесть, постоянно напоминая о тяжести вины… Керис вздохнула.

– Даврон, у меня нет ни малейшего представления о том, как изготовлялись карты тромплери. Пока никаких мыслей на этот счет у меня не возникло, и с чего начинать – я не знаю. – Керис остро чувствовала, что позволила себе на этот раз обойтись без официального «мастер». Она твердо решила добиться, чтобы он обращался с ней как с равной, но все равно покраснела.

– Мы познакомим тебя с людьми, которые знали Деверли, – сказал Даврон. – И кое с кем еще, у кого могут быть полезные мысли. Мы расскажем тебе обо всем, о чем рассказывали ему. Он раскрыл секрет – ты сможешь сделать это тоже.

– Что ж, и надеюсь, вы позаботитесь обо мне лучше, чем вы заботились о нем.

Его губы дрогнули, но это едва ли была улыбка.

– Я постараюсь. И знаешь что… Мне очень грустно было услышать о твоей матери… Я ее помню, мы несколько раз встречались. В самый первый раз, когда я приехал в Кибблберри, я заметил, что она отделала кружевом свою нижнюю юбку – оно чуть-чуть выглянуло, когда она наклонилась. Меня тогда поразило, что кто-то потратил так много трудов только ради собственного удовольствия и чтобы при этом незаметно натянуть нос церкви. Мне такое понравилось. Я стал думать о твоей матери как о женщине мужественной и с чувством собственного достоинства.

Любые украшения были позволены лишь церковникам, они должны были служить славе церкви, но Шейли, при всем ее благочестии, отличалась упрямством и любила красивые вещи. Даврон не ошибался: она действительно была цельной натурой и не желала допускать Закон в свой внутренний мир. Керис с изумлением взглянула на проводника: он не мог особенно хорошо знать Шейли, но так многое почувствовал…

– Эй, Керис, тебе ничего не нужно варить на огне? – окликнул ее Скоу. – У нас мало топлива, так что костер скоро прогорит.

– Иду. – Она оставила Даврона и пошла к своей палатке. Девушка в душе ругала себя за то, что придает значение тому обстоятельству, что он женат, да еще и имеет детей. Однако она ничего не могла с собой поделать: ей все труднее становилось убеждать себя в том, что Даврон ничего для нее не значит.

«Случайное увлечение, – строго сказала она себе, – вот и все».

Но стоило ей вспомнить стыд на его лице и внутреннюю борьбу, горе, с которым он встретил отступничество Берейна и несчастье Квирка, случайный поворот его головы и легкость движений, чуткость, с которой он отнесся к ней после убийства Гравала и старание не утешить – к банальностям он не был склонен, – а дать ей силу… Керис находила его жесткость интригующей, обсидиановую черноту глаз – привлекательной, слабость, которую он так старался скрыть, – милой. Ее зачаровывало противоречие между способностью так легко краснеть и выбором оружия, включающим кнут. Даврон и привлекал, и отталкивал Керис, и привлекал сильнее, чем отталкивал.

И никогда он не мог стать для нее доступным… «О Создатель, почему теперь ничто больше не кажется простым и понятным?»

Найти дорогу сквозь Губку было нелегко. Стоило выбрать, казалось бы, удобный проход, как он неожиданно оканчивался глухой стеной или сужался настолько, что лошади не могли по нему пройти. В рассеянном голубом свете трудно было заметить провалы в полу или выбоины, грозившие переломать коням ноги. Все эти выступы, дыры, валуны, трещины были словно специально созданными ловушками для неосторожных. И еще где-то в глубинах Губки обитали Дикие: устраивали там логова, гнезда, плели паутину, прорывали туннели…

Лошадей приходилось вести в поводу. Туссон все время мотала головой, подталкивая руку Керис.

– Ей здесь не нравится, – заметил Скоу, который шел последним.

– Еще бы! Я вполне ее понимаю.

– Я тоже. Осторожно! Там мокро – лошади могут поскользнуться.

Керис посмотрела на идущих впереди. Корриан ругалась, потому что ушибла голову о выступ потолка; Даврон тихо шептал что-то своему мулу, успокаивая нервное животное; Хамелеон – ставший бледно-голубым и почти невидимым – спокойно двигался вперед со своими конями.

«Занятно, – подумала Керис, – как изменилось поведение Квирка с тех пор, как он стал меченым». Он неслышно шагал с уверенностью, которая казалась врожденной, словно зверь на своей территории. В обществе он все еще мог растеряться и снова начать грызть ногти или теребить волосы, но все чаще его способность сливаться с окружением давала ему не только невидимость, но и спокойствие. Все это выглядело так, словно несчастье неожиданным образом изменило его изнутри.

Керис не могла видеть Даврона и Мелдора впереди – их скрывали бесчисленные повороты туннеля, – но она точно знала, кто показывает дорогу.

– Скоу, – спросила она, – откуда Мелдор знает, куда идти?

Меченый пожал своими массивными плечами:

– Он каким-то образом чувствует направление. Не беспокойся – ему еще никогда не случалось заблудиться.

– Я и не беспокоюсь. – Это и в самом деле было так. Слепой старик обладал такой уверенностью предводителя, что остальные в его обществе чувствовали себя спокойно. Даже Портрон, при всей своей неприязни к Мелдору, охотно подчинялся его руководству.

«Это харизма, – подумала Керис. – Такие люди могут быть опасны для общества – и для церкви».

Все утро из-за тесноты туннелей путники были вынуждены идти гуськом, и разговаривать удавалось не всегда. Только когда они остановились на обед и разбились на группы по двое или по трое, Керис смогла снова поговорить со Скоу. Она уселась рядом с ним в маленькой пещерке, где для них с трудом нашлось место. Их кони разместились в более широком проходе; остальные путешественники расположились в других пещерах. Тогда-то Керис и решилась наконец задать вопрос, мучивший ее уже давно; она стыдилась своего любопытства, но ничего не могла с собой поделать.

– Какова собой жена Даврона, Скоу?

Девушка ожидала, что тот может уклониться от ответа; вместо этого в глазах меченого появилось мечтательное выражение.

– Кто сказал тебе, что он женат?

– Он сам.

– А-а… – Скоу был, казалось, удивлен. – Алисс Флерийская. Она была – да и сейчас остается – самой прекрасной женщиной, каких я только видел. Нет, пожалуй, прекрасная – неподходящее слово; скорее очаровательная. Лунный свет и журчащий родник… По крайней мере она была такой, когда я в последний раз ее видел, еще до… до несчастья Даврона. Такая жизнерадостная – она заставляла тебя в полной мере ощущать жизнь, стоило ей только пройти рядом. Нежная, любящая… Рыжеволосая, с зелеными глазами, кожей нежной, как шелк. И добросердечная: она не переносила, если кто-то рядом страдал. Она была с Давроном, когда их отряд меня нашел, – после того как я стал меченым. Никогда не забуду: я поднял глаза, а она склонилась ко мне, как небесное видение.

– Где она теперь?

– Вернулась к себе в Пятое Постоянство, наверное. Даврон о ней больше не говорит, хотя заезжает в Пятое, когда только может.

И как раз в Пятое Постоянство они сейчас и направляются… Даврон наверняка повидается со своей красавицей женой. Лунный свет и журчащий родник… Керис ощутила тошноту. Никто никогда не скажет такого о Керис Кейлен – скорее ее сравнят с камешком и овсянкой или чем-то таким же обыкновенным и непривлекательным.

Даже имя ее звучало по-особенному: Алисс Флерийская… Да будь она проклята!

Неожиданно рядом с ними оказался Даврон.

– Скоу, с тобой хочет поговорить Мелдор. Его тревожит погода. – Он подождал, когда меченый отошел, и добавил: – Тебе нет дела до моей жены, Керис.

«Он слышал!»

Даврон не был в гневе; скорее в его глазах читалась боль, боль от воспоминаний, которые были едва переносимы. Керис покраснела и отвела глаза.

– Прости меня. Мы отправляемся? – Керис собрала остатки трапезы и стала убирать их в седельную сумку: что угодно, лишь бы не смотреть на него…

Даврон кивнул:

– Мелдор опасается, что может пойти дождь.

– Да, стало явно темнее.

– Тучи, – сказал подошедший к ним вместе со Скоу Мелдор. – Я уже давно чую приближающийся дождь. Это может очень осложнить наше положение.

Керис посмотрела вверх. Купол у нее над головой был весь пронизан отверстиями; сквозь них ряд за рядом виднелись полости и перемычки, похожие на построенный ребенком замок из песка. Эти образования обладали своеобразной экзотической красотой: глубокий синий цвет в тени, прозрачная голубизна там, куда падал свет, и нигде ни намека на симметрию или упорядоченность.

– Дождь будет проникать сюда? – спросила Керис.

– Свет же проникает, – заметил Скоу.

– И Дикие нас окружают, – спокойно добавил Мелдор. – Боюсь, нас ждет нелегкий денек.

Никто на это ничего не сказал; все и так было ясно.

Услышали они дождь задолго до того, как появились другие его признаки, но в конце концов потоки воды проникли всюду, стекая по стенам и делая продвижение вдвое более опасным. Не облегчало дела и то, что свет стал еще более тусклым.

– Иногда мне кажется, что несчастья в этой поездке подстроены, – пробормотал Скоу, поднимаясь после болезненного падения. – Не припомню ни одной такой же неудачной.

– Ерунда, – оборвал его Даврон. – Гравал был единственной намеренно подстроенной неприятностью.

Керис задумалась над этими словами и должна была признать его правоту. Потерявшийся мешок, порванная палатка, охромевшая лошадь, нападение Диких, прочие мелкие осложнения, отравлявшие жизнь, – все это могло быть следствием зловредности Приспешника; он мог даже позвать напавших на них Диких.

Керис поежилась, сама не зная отчего: то ли от холода, то ли от страха. Иногда она ощущала в воздухе какой-то странный запах, не похожий на вонь Диких; временами ей мерещилась цветная дымка; это розоватое свечение исчезало, стоило Керис присмотреться внимательно, но краем глаза она снова и снова замечала его.

Отдельные капли превратились в ручейки: дождь не прекращался, и Губка впитывала все больше воды. В некоторых местах путникам приходилось идти по колено в воде, постоянно опасаясь угодить в яму в полу. Иногда сверху на них обрушивались целые водопады. Все замерзли, промокли и устали, и Керис тревожилась о том, что ее сапоги – единственные оставшиеся – размокнут и разлезутся. Она шла, опираясь на посох Пирса и ощупывая им путь перед собой там, где вода была глубока. Мысль, что отец, возможно, использовал его для тех же целей, доставляла ей утешение.

Постепенно трудности пути, холод и усталость вытеснили опасение, что на них нападут Дикие. Путники тащились вперед, проклиная дождь.

Поэтому когда Дикие все-таки напали, их злобная ярость застала людей врасплох. Только что все были просто усталыми и раздраженными – а в следующий момент им пришлось отбиваться от окруживших путников со всех сторон черных зверей. На Керис обрушилось мельтешение мохнатых конечностей и тощих тел, щелканье зубов, но тут ее отбросили в сторону лошади. Игрейна и Туссон в панике вырвали из рук девушки поводья и помчались вперед. Керис тяжело упала, ударившись головой о выступ стены; колчан врезался ей в спину. Времени на то, чтобы прийти в себя, в девушки не оказалось: на ее распростертое тело кинулась сверху одна из черных тварей. Животное было размером с пятилетнего ребенка и формой отдаленно напоминало человека. Керис чуть не задохнулась от густой волны вони. Морщинистое личико с острыми оскаленными зубами оказалось совсем близко от лица девушки; когтистые лапы вцепились в ее одежду. Керис отбивалась, задыхаясь от страха, не в силах кричать. Черная морда нацелилась ей в грудь. Странно человеческим движением тварь разорвала рубашку, и Керис с абсолютной уверенностью поняла: Дикий намерен вырвать ее сердце.

Девушка потянулась за ножом, но не могла до него добраться. Другой рукой ей удалось ткнуть в один из ярко-красных глаз, таращившихся на нее, и это дало ей маленькую передышку. Тут, все еще стараясь вытащить нож, Керис нащупала рукоять посоха Пирса. Она нанесла его концом удар в живот твари с силой, которой сама от себя не ожидала: ведь она лежала на спине и не могла размахнуться. Дикий отлетел в сторону, фыркая и отплевываясь, и девушке удалось приподняться. Еще один резкий удар – на этот раз в голову – заставил зверя рухнуть на пол; растянувшееся у ног Керис тело неожиданно показалось ей маленьким и неопасным. Она жадно втянула воздух, удивляясь, как ей удалось отбиться.

Однако поздравлять себя было некогда. Керис стояла, прислонившись к стене, и на ее лицо и плечи водопадом лилась вода, мешая видеть; однако она все же разглядела, что со всех сторон окружена Дикими. Вокруг нее сжималось кольцо из пяти или шести таких же черных тварей, как и убитая ею. Еще несколько не спеша спускались откуда-то сверху – они явно понимали, что перебить их всех своим посохом она не сможет. Ее лук – со снятой из-за сырости тетивой – был приторочен к вьюку Туссон, а обе переправные лошади давно скрылись из виду.

И тут она увидела Даврона, стоящего пригнувшись в устье туннеля. Его одежда была изорвана, на руке алела рваная рана. У него в руке был кнут, но звери не обращали на него внимания. Когда Даврон ударом ноги сломал спину одной твари, а ударом кнута перешиб горло другой, остальная стая просто отодвинулась от него, наседая на Керис.

«Они признают его власть из-за амулета, который он носит», – подумала Керис и почувствовала, как в ней просыпается прежний гнев. Даврон врезался в гущу тварей, размахивая кнутом, но они только уворачивались и кидались на Керис, которая пыталась отогнать их посохом.

У Даврона, по-видимому, не было ножей, а орудовать кнутом в таком тесном помещении было трудно. Керис урывками видела его лицо и читала на нем отчаяние.

Тут те звери, что спускались сверху, кинулись на нее, оскалив зубы.

Девушка вскрикнула, понимая, что находится на пороге смерти. В этот же момент помещение озарилось разноцветными искрами. Могучий поток энергии пронесся по нему, как ураган. «Леу», – подумала Керис, отлетая к стене, хотя ее ничто не коснулось. Она задохнулась, как на сильном ветру, но воздух оставался неподвижен. Всюду вокруг нее Дикие падали на пол жалкими кучками тощих конечностей и похожих на черепа голов. Они уменьшались на глазах, словно сама жизнь имела размеры и оставила, улетучиваясь, только шелуху.

Керис наконец втянула в себя воздух и оттолкнулась от стены. Даврон лежал ничком посередине пещеры, все еще сжимая в руке кнут. Все Дикие были мертвы.

Керис не могла понять, что произошло.

Девушка подняла свой нож и огляделась, но никого поблизости не увидела; не было заметно и движения других Диких. Она, казалось, была единственным живым существом внутри Губки. Тишина была удивительная и лишь подчеркивала воспоминания о шуме, который царил тут только что и которого тогда Керис не замечала: ругани Корриан, крика Мелдора, приказывавшего кому-то бежать, ржания коней, рычания Диких, стонов и ударов… Теперь же было слышно лишь журчание бегущей воды.

Девушка опустилась на колени рядом с Давроном, опасаясь худшего, не желая верить, что нечто, убившее Диких, убило и его. При этом она осознавала, что смерть его была бы лучшим выходом для всех, и хотела этого – одновременно чувствуя, что, осуществись ее желание, она бы такого не перенесла.

Керис собралась перевернуть Даврона на спину, но замерла, прислушиваясь. Она ощутила вибрацию пола. Удары копыт… Громогласное фырканье… Керис вскочила на ноги, чтобы отразить это новое нападение, и увидела то, чего никак не ожидала увидеть. Это был Стоквуд, меченый конь Скоу: он был охвачен паникой и бежал, роняя с морды пену и размахивая головой с острыми как ножи рогами. Несколько черных тварей сидело у него на спине, пытаясь прогрызть толстую шкуру.

И взбесившийся конь мчался прямо на Керис.

Она ничего не могла сделать, чтобы защитить Даврона. Времени не оставалось ни для чего, не было и укрытия, где она могла бы скрыться от этих острых рогов.

Девушка бросилась бежать.

Стоквуд с грохотом летел следом. Его массивные ноги вбили в пол Даврона, но это не замедлило бега чудовища. Рога были уже всего в нескольких дюймах от спины Керис, и она бежала, как не бегала никогда в жизни. У нее не было времени, чтобы нырнуть в боковой проход, – да она и не видела их, пока они не оставались позади, – она просто бежала и бежала. Позади гремели копыта взбесившегося животного. Когда туннель раздваивался и Керис сворачивала в одно из ответвлений, туда же сворачивал и Стоквуд. Один из Диких сорвался и был раздавлен гигантскими копытами; другие оказались размазаны по стенам в узком коридоре, но конь продолжал мчаться.

Керис ужасно боялась поскользнуться, упасть под чудовищные копыта с острыми железными подковами. В полу перед ней разверзся провал; она отчаянным прыжком перелетела через него. Стоквуд прыгнул следом; край ямы осыпался под ним, но он удержал равновесие и помчался дальше. Керис задыхалась; она почувствовала, как острие одного из рогов коснулось ее ягодицы, и поняла, что долго не выдержит.

«Что за глупый способ расстаться с жизнью!»

И тут неизвестно откуда протянулась рука и дернула Керис в сторону, в узкую дыру в стене. Стоквуд с грохотом проскакал мимо, и стук его копыт скоро затих вдалеке.

Керис была парализована страхом; от ужаса ее сердце колотилось так бешено, что девушка подумала: сейчас она умрет. Она взглянула на руку, которая все еще держала ее; рука стала незаметна на фоне камня…

– Квирк!

Керис привалилась к своему спасителю, и Квирк обхватил ее, чтобы не дать упасть, в то же время стараясь не коснуться ее кожи: он знал, что прикосновение меченого будет для девушки болезненно.

– Все в порядке, – пробормотал он. – Теперь все в порядке.

– О Создатель! Квирк! Я еще никому в жизни так не радовалась, как тебе сейчас!

Его лицо приобрело еще более густой синий цвет.

– Э-э… Спасибо, конечно… Но только, Керис, твоя… – Он смущенно показал на ее разорванную рубашку, старательно глядя куда-то поверх головы девушки. Керис только теперь заметила, что ее грудь обнажена. Вспыхнув, она стянула концы рубашки и завязала их узлом. – Ты не ранена? – спросила Квирк, теребя ухо и все еще стараясь не встречаться с Керис глазами.

– Нет. Несколько царапин и синяков не в счет. А ты?

Квирк покачал головой:

– Я с самого начала стоял смирно, и звери меня не заметили. А потом, когда они не смотрели в мою сторону, я слинял. Знаю, что это не очень-то смело с моей стороны, но я ведь никогда и не говорил, будто я смельчак. – Квирк казался растерянным и смущенным. – Я совсем не умею драться. Отец сказал: раз я все равно не леувидец, он не станет тратить время на то, чтобы меня научить.

Керис сделала глубокий вдох.

– Ты только что спас мне жизнь.

– Ну… Я же ничем не рисковал. А что случилось с остальными? Мелдор шел впереди меня, но я не видел, что с ним было потом.

– Даврон ранен… Насколько тяжело, я не знаю. А остальных я не видела. Корриан шла впереди, но когда на нас напали, она как раз свернула за угол. Даврон и Скоу были позади меня.

Керис вылезла в тот туннель, по которому бежала, и посмотрела назад.

– Было так много разветвлений… Я не имею представления, как теперь вернуться.

– Я тоже. Впрочем, я не знаю и куда идти дальше. Керис, ведь у нас нет ни еды, ни вещей… Ты сумеешь вывести нас отсюда?

Керис помолчала и снова сделала глубокий вдох. Она чуяла леу где-то впереди, чувствовала ее соблазнительный зов.

– Да, мне кажется, сумею. – Она еще раз оглянулась назад. Если все же попытаться вернуться… Нет, безнадежно. Она никогда не сможет найти Даврона.

«Если вода продолжает прибывать, он мог утонуть… если не был уже мертв. Но не могу же я так его бросить!» – подумала Керис.

– Мне нужно вернуться туда, где остался Даврон, – сказала она Квирку. – Нельзя же все время бросать людей только потому, что мне так удобнее.

Он принял ее слова без возражений.

– Ты знаешь, как до него добраться?

Керис помотала головой. С того места, где она стояла, ей были видны пять разветвлений туннеля, и она не знала, по которому из них бежала. Текущая по полу вода смыла все следы, какие мог оставить Стоквуд.