Текст книги "Безопасность Родины храня"

Автор книги: Глеб Кузовкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Нечай Мирослав
ЗАСАДА

Во время одной из наших встреч Александр Васильевич Ипатов показал мне старую фотографию, на которой было запечатлено веселое, энергичное лицо усатого юноши.

– Таким я был сорок с лишним лет назад, – сказал он.

Я невольно перевел взгляд на лицо собеседника, словно сравнивая этого пожилого человека с тем, что на фотографии.

– Да, сорок с лишним лет назад… – задумчиво повторил Александр Васильевич и добавил: – Я был тогда оперативным работником в органах государственной безопасности. Здесь, в Прикарпатье.

Полковник в отставке Ипатов принадлежит к тем людям, которые заслужили уважение и признание мужеством и самоотверженностью в борьбе с нашим классовым врагом. Он из той когорты славных чекистов, которые после изгнания гитлеровских захватчиков из западных областей Украины очищали эти земли от националистических банд, расплодившихся здесь во время фашистской оккупации…

Рассматривая пожелтевшую фотографию и другие снимки, я попросил Александра Васильевича поведать о своей чекистской деятельности. И услышал эту историю, которую попытаюсь воссоздать как можно точнее, позволив себе изменить лишь некоторые имена и географические названия.

I

Однажды глубокой осенней ночью 1951 года неподалеку от Борислава запоздалый путник мог увидеть, как по извилистой каменной дороге к перевалу медленно ползла полуторка. Натужно гудел мотор, свет фар выхватывал из темноты круто обрывающиеся обочины, поросшие мелколесьем, ущелья, подножья покрытых черным лесом горных склонов…

Достигнув перевала, за которым дорога спускалась более полого, автомашина покатилась легко, почти беззвучно, быстро миновала село и остановилась. Мотор умолк, фары погасли. Открылись дверцы кабины, и на землю соскочил молодой человек в фуфайке и ватных брюках, заправленных в сапоги. На голове – шапка-ушанка, на плече – автомат. Он тихо сказал:

– Прибыли! Отсюда – уже своим ходом.

В кузове кто-то заворочался. Над кабиной замаячили двое. Один – высокий, плотный – молча перевалился через борт. Тот, что остался в кузове, подал ему оружие, туго набитые вещевые мешки и тоже соскочил на землю. Помогая друг другу, все трое, разобрав груз, взвалили его на плечи.

– Бывай, – сказал шоферу молодой человек, который, очевидно, был за старшего.

Вскоре приехавшие, которых нелегко было разглядеть в густых сумерках, исчезли в придорожных кустах, а полуторка развернулась и пошла в обратном направлении.

Старший (это был Александр Ипатов) шел первым. Он хорошо ориентировался в темноте, чего нельзя было сказать о высоком, который, идя следом, часто оступался и тихо поругивал кого-то.

Третий прыснул:

– Разучился ходить по ночам!

– Тихо, хлопцы!..

Выбравшись из оврага, очутились на вспаханном поле.

Сапоги вязли в рыхлой почве. Прошагав метров пятьсот, попали на борозду, долго шли по ней, пока не почувствовали под ногами натоптанную тропу. Совсем близко угадывался хутор. За ним, они знали, в долине течет Стрый, а по ту сторону реки громоздятся горы.

Старший остановился.

Гостей там сейчас не должно быть, – молвил. – И все же надо быть готовыми ко всему. Я подойду к окну, а вы – осмотрите подворье.

– Собака есть? – поинтересовался высокий.

– Нету. Дом стоит на околице, и соседские псы вряд ли услышат нас.

Они приблизились к темной массе построек. Старший осторожно подкрался к окну хаты, задернутому белой занавеской. Прислушался: ни звука. Его спутники, обойдя вокруг дома, возвратились, показывая условными знаками, что ничего подозрительного не выявлено. Ипатов постучал по стеклу. Раз, два… Потом еще дважды подряд. Так, видимо, договорились. Подождал немного и повторил звук. Край занавески поднялся, и за стеклом показалось женское лицо.

– Это я, Саша, – тихо назвал себя ночной гость. Занавеска опустилась, и вскоре послышался скрежет дверного засова. Их впустили в дом. В сенях было темно хоть глаз выколи. Пахло яблоками, к этому пьянящему аромату примешивался запах навоза. В стороне, за стеной, послышалось легкое шуршание, но Александр на это не реагировал – знал, что там хлев, в котором содержится корова с телком. Ипатов на ощупь пошел за хозяйкой. Он хорошо знал расположение сеней, где приставлена лестница, по которой можно взобраться на чердак, ясно представлял себе пустоту над головой под высокой островерхой крышей… В открытых дверях, ведущих в жилую половину дома, увидел смутные очертания женской фигуры с непокрытой головой, с накинутым на плечи платком.

– Добрый вечер, – произнес тихо.

– Добрый… – ответила женщина.

– Пришли мы, Екатерина Ивановна… Гостей не было?

– Нет.

– Вот и хорошо. Все дома? Аня, Марийка? Со мной двое товарищей, утром познакомитесь. Все приготовили, как договорились?

– Да.

– А теперь слушайте меня: до утра будем сидеть в сенях, днем переберемся на сеновал… Вы занимайтесь своими делами, словно нас здесь нет. Но сразу же предупредите в случае чего. Один из нас, – в голосе Александра зазвучали веселые нотки, – самый молодой и красивый, Миша, или Михаил, называйте как хотите, наденет на себя Марийкину одежду…

– Йой! – смущенно прозвучал девичий голос. – Мою одежду?

– Да, Марийка, еще и платком повяжется… Когда они придут, появится перед ними, будто это ты.

– Может, отправить ее в Борислав, к моей сестре? – спросила Екатерина Ивановна.

– Нет! Не нужно… Пусть будет все так, как всегда…

Слушайте внимательно: когда придут – Анна впускает их, а сама быстренько возвращается в комнату, будто хочет что-то взять для них, и зовет Марийку, чтобы помогла. Тогда появится наш Михаил. Ну, а дальше мы делаем свое дело. Если же не захотят войти, тогда…

Он еще несколько минут разъяснял им, наставлял, как вести себя и действовать в разных ситуациях.

– Ясно?

– Ясно, но страшно.

– Когда все начнется, станет не до страха. Да и займет это лишь несколько минут. Вашу безопасность мы обеспечим. И еще запомните: чтобы никто не стоял напротив дверей и окон. Если начнется стрельба, прячьтесь за печь, под кровать, куда хотите, только вон от окон и дверей… А сейчас, Анна, осмотрим бочку. А вы дайте Михаилу платье и платок.

Стоявшая в углу сеней бочка от легкого усилия не сдвинулась с места.

– Что в ней? – спросил, ощупывая холодные и влажные обручи.

– Яблоки.

– Люблю квашеные яблоки… Степан, помоги сдвинуть. Степан – это тот, высокий и плотный, – молча откатил бочку. Ипатов разгреб тонкий слой земли – пальцы нащупали дощечки, под которыми в углублении, как он знал, лежали наполненные «продуктами» мешочки.

– Порядок, – промолвил Александр.

Когда бочку установили на место, прошептал:

– А теперь спать. Все остальное – утром. Как там наш красавец? Что-то долго маскируется! Запомни, Степан, твое место здесь, я – возле входных дверей, Михаил – в комнате…

II

В доме установилась тишина, но Александр знал, что хозяйка и ее дочки скоро не уснут, будут с тревогой думать о том, чем все это закончится…

Сам он, примостившись возле стены, начал обдумывать, как лучше выполнить порученное задание. Кажется, продумано и подготовлено все основательно. С хозяйкой дома и ее Дочерьми – полное взаимопонимание, помощников сам подобрал, в управлении их обеспечил всем необходимым.

А началось все с того, что старшая дочь хозяйки этого дома, Анна, пришла в областное управление Министерства государственной безопасности и рассказала, что ночью в их дом приходили двое (один – из их села), приказали приготовить много сахара, круп, сала и еще кое-что, сказали, что продукты заберут позднее. Велели обо всем этом никому ни слова. Иначе…

В управлении заинтересовались сообщением Анны. Из разных источников чекистам уже было известно, что кое-где в горах в этом районе в хорошо замаскированных схронах прячется несколько бандеровских вожаков. Сидят, как крысы в норах. И за границу не бегут, и активных действий не предпринимают – ждут чего-то.

Впрочем, в этой пассивности тоже определенный смысл: оуновцы, окопавшиеся за границей, имели какую-то зацепку для оправданий перед новыми хозяевами, – сопротивление большевикам, мол, продолжается, оружие не сложено.

Не так-то просто отыскать эти схроны, выкурить из них бандитов. С наступлением зимы, когда горы покроются снегом, они затаятся в своих норах до самой весны. Поэтому и должны запастись продуктами. Значит, к Анне приходили «заготовители».

– Так кто он, тот, из вашего села? – спросил майор Жаботенко Анну. Старший лейтенант Александр Ипатов присутствовал при этом разговоре.

– Петр Иванив. По-ихнему – Серый. В селе о нем давно уже не слышно. Думают, что убит или пропал где-то…

– Выходит, жив?

– Да. Сказал, чтобы тайно купили не менее десяти килограммов сахара, достали гречневой крупы, сала, лук, чеснок. Сахар и крупу велели насыпать в стеклянные или железные банки. Все это упаковать в два мешка, завернуть в толь и закопать в огороде.

– Что еще говорил?

– Запугивал. Головы свои положите, сказал, если меня продадите. Не я, так другие отомстят…

– И ты решила прийти к нам?

– Да. Мы посоветовались, и вот я у вас.

– А не боишься мести?

– Страшно, конечно. Но надоели они… Сколько страху натерпелись, какие муки перенесли из-за них! Казалось, все уже кончилось, люди свободно вздохнули, успокоились, и вдруг – на тебе! Снова давай ему продукты. Да кто он мне такой? Чтобы этот подлец командовал мной, чтобы из-за него ломалась моя жизнь? Этому не бывать!

– Ясно… Но его еще надо поймать. Поможешь нам? Поможете всей семьей?

Девушка молча взглянула на них, и только теперь, здесь, в засаде, вспоминая этот разговор, Александр понял, что удивило его в ней тогда, когда она, высокая, худощавая, в простом, с нехитрым цветистым узором платье, вошла в кабинет Жаботенко: глаза. Серые, почти прозрачные…

– Согласна, – промолвила Анна твердо.

Майор попросил ее, чтобы назавтра вся семья перед обедом была дома.

– Мы с ним, – кивнул на Ипатова, – как обыкновенные крестьяне будем проезжать на подводе мимо, остановимся, зайдем в дом попить воды…

На другой же день отправились на хутор. Познакомившись с хозяйкой дома – пожилой женщиной, Екатериной Ивановной, с младшей сестрой Анны – Марийкой (и у нее были такие же удивительные глаза), Жаботенко и Ипатов внимательно осмотрели хату с островерхой соломенной крышей и решили устроить здесь засаду.

И вот теперь старший лейтенант и его помощники сидят притаившись, а в соседнем селе терпеливо ждут их сигнала майор Жаботенко с людьми, автомашиной и собакой…

Александр стал в мыслях «проигрывать» запланирован ную операцию. К ней готовились старательно. Предусмотрели все до мелочей. Исполнителей подобрал сам. Тот, кому выпало играть роль Марийки, даже лицом, фигурой был похож на девушку.

Кажется, все продумано. Приманка – бочка с яблоками, под которой спрятаны упакованные мешки. Бандиты приказали спрятать продукты в огороде, майор же предложил в сенях, и Анна должна объяснить Серому, что так, мол, безопаснее.

Итак, когда бандиты придут, Анна отворит им дверь и, не выходя за порог, сообщит, где спрятаны продукты. Затем быстро возвратится в комнату, позовет сестру помочь ей. Вместо сестры появится переодетый Михаил. Старший лейтенант, притаившись за дверью, пропустит первого бандита, которого обязательно нужно взять живым; Степан, место которого около бочки, набросится на этого первого, Михаил поможет Степану, а он, Александр, займется вторым.

А если один останется возле окна, в которое Серый постучит, как договорено? Тогда второго берет на себя Михаил, а он, Ипатов, помогает Степану схватить того, кто войдет в сени.

Впрочем, бандиты могут остаться у порога и приказать Анне самой вытащить из ямы продукты и вынести им. Тогда переодетый Михаил, помогая девушке, подойдет к ним с мешком и схватит того, кто первым ступит ему навстречу. Михаилу поможет Степан, Ипатов откроет огонь…

Да, вариантов много… Ну, а если кому-либо из бандитов удастся удрать? Тогда Степан и Михаил будут преследовать его, а Ипатов побежит в сельсовет и позвонит майору Жаботенко.

Александр вздохнул. Как все просто: если, если… Да разве все предусмотришь? Продуманы и отрепетированы лишь наиболее вероятные варианты. Но ведь не исключены любые неожиданности…

Не исключены…

Он начал обдумывать, какие именно неожиданности и осложнения могут возникнуть. Вспомнил, что случилось несколько дней назад. Тогда после обеда в управление пришел взволнованный человек из пригородного села, которое раньше, когда он, Александр, еще был оперативным работником райотдела МГБ, входило в зону его деятельности. Пришедшего Ипатов знал. Он сообщил, что в селе – бандиты, сидят в крайней хате. Один из них, по кличке Мак, был известен чекистам как референт пропаганды районного провода. После того, как пришедшему были предъявлены фотографии других бандеровских главарей, он указал также на снимок референта СБ (службы безопасности) надрайонного провода Холодного.

– Твоя бывшая парафин, твоим был Мак – тебе и карты в руки, – сказал Ипатову его начальник. – Бери кого нужно и действуй.

В райотделе, куда он заехал, посоветовались и решили: поскольку скоро стемнеет, подкатить на автомашине прямо к той хате, где сидели бандиты, и с ходу атаковать их. Не теряя времени, Ипатов взял группу сотрудников райотдела, на ходу поставил им задачу…

Машина въехала в село и сразу же подкатила к той хате. Окружили ее. Ипатов крикнул, чтобы бандиты сдавались. Конечно же, думал он, они так легко не дадутся им в руки – слишком уж много людской крови пролили. Знают, что ждет их.

Лежа за цементным кругом колодца и внимательно наблюдая за окнами и дверью хаты, занятый единственной заботой – не прозевать бандитов, Ипатов не заметил, как на улице вдруг появился сотрудник райотдела, которому ничего не было известно об операции. И появился в тот самый момент, когда в хате раздались два выстрела (Холодный застрелил Мака). Распахнулось окно, из него вылетела граната. На какое-то мгновение Ипатова оглушил близкий взрыв, но он успел увидеть, как из окна выпрыгнул бандеровец. Пули свалили убегающего. А сотрудник райотдела не успел сориентироваться и был ранен осколком гранаты. Мог погибнуть ни за что ни про что! Вот такая была неожиданность.

А какая неожиданность может быть теперь? Нет, всего не предусмотришь…

Ипатов резко поднял голову, прислушался: что-то зашуршало возле хаты – будто кто-то ступил на сухие листья. И снова воцарилась тишина. Ветерок подул? Возможно…

III

За дверью, ведущей в жилую комнату, послышался приглушенный перезвон Кремлевских курантов. Ипатов потянулся, тихонько крякнул. Шестой час – «гости» уже не придут… Спросил шепотом:

– Не спишь?

– А… мучаюсь, – хрипло ответил Степан. – Ох и нудно же вот так коротать ночь!

Александр толкнул дверь, вошел в комнату.

– Доброе утро! Можете подниматься. Пусть и впредь так будет: радио с вечера не выключайте, а как только утром заговорит – поднимайтесь. Занимайтесь своими делами, как обычно, а мы в это время будем на чердаке… Там постелено?

– Да. Рядна, кожух… Возьмите еще подушки! – предложила Екатерина Ивановна, – и перину, холодно все-таки…

– Спасибо, не нужно.

– Завтракать будете?

– Позже. Екатерина Ивановна, когда будете уходить, запирайте хату так, чтобы все видели: на замке.

– Что приготовить на завтрак, на обед?

– Ничего не нужно. Продукты имеем. Кипяток оставьте. А если и картошки сварите – не откажемся. Естественно, заплатим.

– Еще чего! – обиделась Анна.

– Да, хочу попросить: не задерживайтесь, девчата, в селе по вечерам. Как стемнеет – домой.

Переговариваясь шепотом, Ипатов и его помощники быстро устроились на чердаке. Сам он, засыпая, слышал, как скрипели двери, как женщины ходили по сеням, по двору, возились возле коровы, как молочные струйки звонко ударяли в стенки подойника…

Проснулся от легкого толчка. Быстро приподнялся на руках и увидел обрамленное темным платком лицо хозяйки, которая стояла на лестнице.

– Можете спускаться, – прошептала.

Через минуту она вышла во двор – в распахнутую дверь на мгновение заглянуло солнце, ярко осветив сени. Затем звякнул замок.

В комнате, куда они перешли, захватив вещевые мешки, было тепло, уютно, пахло наваристым борщом.

– Борщик! – обрадовался Михаил, заглядывая в кастрюлю на горячей плите.

Ипатов осмотрелся. Знакомая обстановка! Много раз виденная в таких же сельских хатах. Лавки под окнами, две деревянные кровати, покрытые ряднами домашней работы, потемневший от времени стол, сундук в углу, старый шкаф. На стенах – иконы, пожелтевший от времени портрет Тараса Шевченко, фотографии. С одной из них на него смотрит усатый польский солдат в конфедератке. «Наверное, муж хозяйки, – подумал, – отец девушек. Куда делся? Возможно, бесследно исчез в водовороте войны…»

Кровати аккуратно застелены, на столе и скамейках – ничего лишнего, пол чисто подметен. Безусловно, это ради них женщины так постарались.

Выглянул в окно. Сквозь голые ветви деревьев внизу видна серая лента дороги, покатый берег реки, за ней – горы в темно-зеленом одеянии леса, а дальше – пожелтевшие, оголенные склоны и вершины. Над всем этим – безоблачное, наполненное солнечным светом небо. Как в сказке!

Подошел ко второму окну. Из него были видны соседские постройки, такие же, как и эта, – рубленые, с островерхими потемневшими соломенными крышами, с узкими верандами вдоль стен. Третье окно выходило на огороды.

– Ты бы побрился, – сказал Ипатов Михаилу, который сбросил с себя верхнюю одежду. – Тоже мне девушка со щетиной.

Умылись, сели за стол. Степан вытащил из вещевого мешка и разложил хлеб, сахар, копченое мясо, масло, алюминиевые кружки и ложки…

– С разрешения хозяйки, хлопцы, отведаем борща. Молодцы женщины! Надо будет отблагодарить их, когда все закончится.

– Скоро ли? – засомневался Степан. – Не придется ли сидеть на чердаке до белых мух? Кто ведает, когда придут… Я же их повадки знаю! А то, глядишь, в другом месте объявятся. Думаешь, продукты только здесь заказали?

– И такое может случиться, – согласился Ипатов. Однако не сказал, что засады устроены в нескольких местах…

– Скорей бы уж пришли! – продолжал Степан. – Осточертело все! Кажется, на всю жизнь набродился по горам и лесам, как дикарь, насиделся в схронах…

– Так ты же за «самостийную» боролся, – поддел его Михаил.

– Дураком был. И нечего меня упрекать! Тоже мне умник нашелся…

– Хватит вам, – вмешался Ипатов, – расшумелись…

В комнате наступила тишина.

Хлебая горячий борщ, Ипатов подумал, что нужно будет сказать Михаилу, чтобы не дразнил Степана. Зачем напоминать ему о самом больном?.. Ведь несколько дней назад, задетый Михаилом за живое, Степан ответил резко: «Твое счастье, что ты не попал в беду, как я. В ястребках очутился, комсомольцем стал – теперь мудрый! Чистенький… А я хоть и запятнанный, зато своим разумом дошел, то к чему, где правда, а где кривда. Понял? Своим! Я человек битый. И за битого, говорят, двух небитых дают! Попал же я в беду из-за темноты своей… Ведь всего два класса. В школе священник не грамоте, а молитвам учил. Потом – война, а село оторвано от мира. Думаешь, легко было уяснить, кто прав, а кто нет?.. Теперь вину свою искупаю. И если уцелею, – навсегда уйду отсюда, поеду в другую область, устроюсь на работу, подыщу себе жену – и буду жить, как все!.. И никто не будет меня прошлым упрекать. Никто моим детям не скажет слова худого!»

Нет, он не ошибся, взяв их в помощники. Верил Степану, знал, что этот тридцатилетний здоровяк, который хотя и груб по натуре, зато совестливый, не подведет в самой сложной ситуации. Он и вправду по темноте своей очутился в банде. И надо отдать ему должное: со временем понял, что попал, как сам говорит, в беду. Бандеровщина так и не сумела сделать из него подлеца. Было известно, что его даже хотели пристрелить, когда отказался обагрить свои руки невинной кровью. Вскоре после этого удрал от них, раскаялся и попросился в одну из сельских групп самообороны на участке, где работал Ипатов. Он не раз брал его с собой, испытал в деле…

Михаил – тоже боевой, из комсомольцев-ястребков, которые с оружием в руках боролись с бандеровцами. По-разному сложились судьбы этих людей, но обоим Ипатов верил и ценил их.

Позавтракав, они возвратились на чердак.

– Спать, спать, – приказал старший лейтенант, слыша сквозь дремоту, как Степан что-то доказывает Михаилу…

Проснулся он под вечер. Посмотрел на часы. Пора было готовиться к ночи. Когда хозяйка появилась в сенях, попросил, чтобы, пока будут ужинать, Марийка на всякий случай подежурила во дворе. Пусть рубит хворост или что-нибудь другое делает, но чтобы никто случайно не вошел в хату.

Из села возвратилась Анна. Поднявшись по лестнице тихо рассказала: были представители из района, собирали людей. Говорили, между прочим, и о том, что кто-то ворует колхозный картофель, не убранный до сих пор. Воров ищут…

– Сюда могут зайти, – встревожился Ипатов. – Вот что, Аня: сделайте так, чтобы мы своевременно узнали, если и ваше хозяйство осмотреть пожелают…

«Тьфу! – выругался про себя. – Не было забот…» Теперь хоть участковому милиционеру открывайся!..

– Слышали, хлопцы? – обратился к своим товарищам. Его тревога передалась им. – Готовимся к неожиданностям…

IV

Но все обошлось благополучно. Кого-то там задержали с мешком накопанной на колхозном поле картошки, и на этом закончилось.

Между тем время шло, а бандеровские заготовители не являлись. В хате вскоре свыклись с необычной обстановкой, у хозяев и их тайных квартирантов выработался определенный суточный ритм жизни. Каждое утро, как только оживал репродуктор, Ипатов со Степаном оставляли свои посты, Михаил снимал женскую одежду, и они лезли на чердак. Когда женщины управлялись по хозяйству и уходили на работу, спускались в натопленную, убранную комнату и расслаблялись, как говорил Александр, – умывались, завтракали, грелись. Потом возвращались на чердак и спали кто сколько мог.

Иногда к хозяевам заходили соседи, и тогда на чердаке замирали… Вечерами Ипатов узнавал о сельских новостях. Наконец женщины ложились спать, а старший лейтенант и его помощники занимали свои места.

Ипатов следил, чтобы этот ритм ни в коем случае не нарушался.

По ночам в сенях стояла мертвая тишина. Прислушиваясь к посторонним звукам, Ипатов думал о разном. Ему вспоминалось родное село близ Вологды, отчий дом. Он, девятнадцатилетний, уходил в армию. Война длилась уже больше года. Напряженная учеба в военном училище, подъем по тревоге в одну из августовских ночей сорок третьего, марш-бросок через леса и болота, первый бой, в котором он командовал минометным расчетом… Ночью, когда бой прекратился, он, оглушенный, ходил вместе с другими по склону отбитой у врага высоты, подбирал убитых и раненых. Теперь, вспоминая свое боевое крещение, гордился, что добросовестно выполнил долг солдата и даже отличился: был награжден за тот бой орденом Славы III степени.

На передовой вступил в партию. Через некоторое время его снова направили на учебу, на этот раз в специальную школу, в которой готовили контрразведчиков. Пока учился, война закончилась. И вот он здесь, в Прикарпатье. Впрочем, дело, которым он занимается вот уже пятый год, мало чем отличается от работы армейских контрразведчиков военного времени, даже, может быть, и посложнее. Сначала – ликвидация националистических банд, оставшихся здесь с войны, а теперь вот – поиск и уничтожение вооруженных оуновцев-одиночек.

Пятый год живет он по-фронтовому. Сейчас, правда, уже не то, что было раньше, когда гонялся за бандами по лесам и горам, постоянно выезжал в села, на хутора, ночевал где придется, питался как удастся и все время был в напряжении, в опасности, ибо враг был опытен, жесток и коварен. Да, теперь обстановка другая, нежели тогда, в конце сорок шестого.

Вспоминая начало своей чекистской деятельности, когда на его участке действовало несколько десятков бандитов, которых он заочно хорошо знал, впрочем, как и они его, Ипатов подумал, что для него, наверное, самым сильным стимулом в этой работе было желание быстрее искоренить зло, мешавшее здешним людям жить по-новому. Охваченный таким стремлением, он был настойчив в поисках бандитов и их схронов и честным в своих взаимоотношениях с жителями сел и хуторов, где приходилось действовать. Они же, увидев, с какой самоотверженностью и чистосердечностью этот русский парень хочет избавить их от бандеровского террора, несмотря на его молодость, быстро прониклись к нему уважением и доверием. Все больше становилось у Ипатова помощников, в первую очередь сельских активистов и тех, кто пострадал от оуновцев.

Сам он стал за это время опытным оперативным работником, и еще насмотрелся за эти годы на трупы, извлеченные из колодцев, рек, лесных ям, не раз держал в руках оуновское изобретение – удавку, которую закручивали на шее жертвы, не раз бывал в хатах, где стены забрызганы кровью не только взрослых, но и грудных детей…

Ипатов не переставал удивляться, как сам остался цел и невредим, хоть смерть не раз смотрела ему в лицо.

Если бы, скажем, тогда, во время автоматной дуэли с Сойкой, не опередил на какую-то долю секунды бандита, – не сидел бы сейчас здесь. Тот Сойка был убийцей-профессионалом. Заклятый оуновец, который еще в тридцать девятом перешел на нелегальное положение, во время войны прислуживал гитлеровским оккупантам, а после их бегства, создав банду в своем селе, терроризировал всю округу. Ипатова, выслеживавшего Сойку и не раз видевшего результаты его «работы», поражала не столько жестокость бандита, сколько бессмысленность совершенных им злодеяний.

Ну за что, скажем, убил он того демобилизованного солдата, который возвратился домой, провоевав всю войну? Не успел фронтовик опомниться, как нагрянул Сойка. Его сообщники стянули солдата с постели, связали руки, вывели во двор и расстреляли. Отец до сих пор хранит веревку, которой был связан сын, показывает ее всем, кто заходит в хату, спрашивая одно и то же:

– За что?

До сих пор никто – ни односельчане, ни чекисты – не знает, за что была убита семья Дидыча. Может быть, за то, что жена – полька? Их расстреляли, где застали: жена возилась возле плиты, готовя ужин, Дидыч сидел на стульчике и резал листья табака, дочь как раз возвращалась от подруги…

Так что нетрудно представить, как радовались люди не только в селе, где родился этот выродок, но и во всей округе, когда после поединка Ипатова с ним во ржи, куда бандита загнали ястребки, Сойку настигла его, Александра, пуля.

Сколько же он сам и вместе с другими обезвредил головорезов и их руководителей?

И кто же теперь засел в этих горах?

V

Десять суток просидели они в темных сенях, пролежали на холодном чердаке. За это время они здесь освоились, а хозяева привыкли к их присутствию. Продолжительнее стали разговоры Александра с хозяйкой, растягивались вечерние беседы его помощников с девушками. Ипатов заметил, что Степан посматривает на Анну, все с ней переговаривается, а Михаилу, видимо, больше нравится Марийка. Но не придавал этому серьезного значения, уверенный, что ухаживанием все и закончится.

Когда прошла десятая ночь, он прервал засаду. Это было предусмотрено планом: если «заготовители» в течение десяти дней не придут, они оставляют хату и тем же путем, каким добрались сюда, возвращаются в Дрогобыч.

Так и было сделано.

В управлении, выслушав доклад Ипатова, сказали:

– Они должны прийти. Насколько нам известно, нигде в другом месте «заготовители» не появлялись. Поэтому необходимо продлить операцию. Как, хватит терпения? Должно хватить… Так что пополните запасы продуктов и готовьтесь высидеть, по крайней мере, еще дней десять.

Затем все, кто имел прямое отношение к операции, собрались в кабинете начальника и стали выяснять, что не принято во внимание, не продумано как следует.

– Связь, – сказал майор Мороз.

– Да, связь, – поддержал его Ипатов. – Со связью, мне кажется, неувязка. Каким образом мы, например, могли помешать местным властям провести картофельную проверку?

– Придется сделать так, чтобы без нашего согласия на этой территории никто не проводил никаких массовых мероприятий, особенно в ночное время. Да и нашим людям вместе с милицией и ястребками следует искать бандитов подальше от села, в лесу, и только днем. А звонить из сельсовета будешь, как договорились раньше, только майору Жаботенко. Пароли не меняются…

Они прибыли на место с наступлением темноты. Как и в первый раз, некоторое время терпеливо наблюдали за хатой, что белела в темноте, манила к себе освещенными окнами, потом осторожно приблизились, постучали и вошли.

– Погасите свет, – попросил Ипатов, когда хозяйка закрыла за ними дверь.

Быстро управились с привычным делом: мешки забросили на чердак. Михаил натянул на себя женскую одежду. Поужинали.

– Вы думаете, что они все-таки придут? – спросила Екатерина Ивановна. – У меня уже сил нет, измучилась, ожидая, что из этого выйдет… И девчата замучились. У Марийки даже сердце разболелось. Господи, хотя бы скорее все закончилось!

– Придут, придут! – успокоил ее Ипатов. – Будем сидеть здесь, пока не поймаем их! Если не мы, то другие сделают это… Вас что-нибудь беспокоит?

– Да нет, ничего…

– Думаете, узнали, что мы здесь?

– Разве такого не может быть?

– Может. Если девчата проговорились или повели себя не так, как нужно.

– Нет! За них я ручаюсь. А вот не выследил ли кто вас? их, боюсь, что из этого ничего не выйдет!

Ипатов засмеялся:

– Если посидим у вас еще с полмесяца – что-нибудь обязательно выйдет. Парни, вижу, поглядывают на девушек. Зятей будете хороших иметь, Екатерина Ивановна.

– Ох, так-так, – невесело ответила хозяйка. – Вам шутки шутить…

Естественно, думал потом Ипатов, бедной женщине не до шуток. В течение нескольких последних суток, которые прошли после их возвращения из Дрогобыча, он не раз задумывался над тем, что случилось, почему не идут, – не сорвалась ли операция, и не сделал ли он какого промаха…

VI

Наступил четырнадцатый вечер. Они уже собирались спускаться с чердака, ожидали только Анну, которая задержалась в селе. Поэтому, услышав осторожные шаги возле хаты, шорох листьев под ногами, Ипатов подумал, что это возвращается девушка. Но вдруг почувствовал: нет, не она! Махнул рукой – все замерли. Что за поздний гость?

Входные двери распахнулись, и в сени ступил кто-то громоздкий. Теперь его можно было рассмотреть в свете керосиновой лампы. Нет, он не был похож на обычного крестьянина. В руке, кажется, автомат.

Неужели – они? Но ведь еще совсем рано! Может быть, кто-нибудь из группы общественного порядка? Не похоже…

Старший лейтенант не расслышал первых слов, с которыми неизвестный обратился к хозяйке и Марийке, однако краем уха поймал последнюю фразу:

– Мы спешим! Быстро! – обронил тот и, не задерживаясь, вышел во двор, шаги его удалились и стихли за хатой…