Текст книги "Безопасность Родины храня"

Автор книги: Глеб Кузовкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Как вас звать-величать? – спросил подполковник.

– Криль моя фамилия. Николай Криль. Так и хутор называется – Крили, – пояснил хозяин.

– Так вот, товарищ Криль, пришли мы к вам в такое неурочное время, чтобы, так сказать, без свидетелей выяснить, кто вам дороже: Советская власть или те бандиты, что по ночам людей убивают?..

– Какие бандиты… – растерялся хозяин от прямо поставленного вопроса. – Никаких бандитов я не знаю.

– Знаете, знаете, Криль. Лучше будет, если сами расскажете, когда последний раз был у вас Остап с его головорезами.

– Товарищ начальник, никакого Остапа я в глаза не видел. Если не верите, могу…

– Не нужно, не клянитесь, – остановил его Глущенко. – Мы сейчас вместе с вами спустимся в схрон и вытащим наружу все, что там оставили бандеровцы. Как тогда вы посмотрите нам в глаза?..

Глущенко говорил уверенно потому, что знал о бандитских документах и оружие, спрятанном в схроне на хуторе.

– О чем вы?.. – неуверенно промолвил Криль.

– О том бандитском укрытии, лаз в которое оборудован в погребе для картошки.

– А-а… Так бы сразу сказали, – обреченно протянул хозяин и рассказал, что на его хуторе действительно некоторое время укрывался Остап со своими охранниками. Однако неделю назад они ушли.

– Надоело мне, товарищ начальник, быть как между молотом и наковальней, – говорил Криль. – По ночам бандиты приходят, берут что вздумается. Еще угрожают: если пикнешь, мол, кому-нибудь – повесим… Как жить, скажите. У меня же детишки малые, жена? – сокрушенно смотрел он на подполковника.

– Кончать нужно с оуновцами, тогда люди спокойно заживут, – твердо ответил Глушенко. – И вы должны в этом нам помочь.

– Легко сказать кончать… – Криль замолчал, но после некоторого раздумья все же продолжил. – Был у меня Остап позавчера ночью. С ним еще трое. Постучали. Открыл я, а на крыльце они с мешками. Остап говорит: «Запрягай, Николай, лошадей в сани, отвезешь нас». – «Куда?»– спрашиваю. – «Там увидишь», – отвечает. Запряг я лошадок, положил в сани те мешки с харчами и поехали. Привез я их за Дмитриевский лес на болота. Бандиты забрали поклажу и ушли. Остап приказал мне ехать домой и чтобы никому ни слова. Думаю, товарищ начальник, что схрон ихний где-то там. На болотах или в лесу.

– Вы могли бы показать то место, куда привезли бандитов?

– Могу, отчего же. Место приметное, – согласился хозяин.

…Подполковник решил не мешкая организовать поиск бандитского укрытия. Оперативная группа с добровольным проводником выехала на место. Слева по пути раскинулся Дмитриевский лес, справа болота, поросшие редким кустарником. От опушки леса вдаль уходил широкий канал, вырытый мелиораторами. Местами глубина его достигала более двух метров. Недалеко от канала Криль остановился.

– Здесь, товарищ начальник. Сюда я их привозил, – заявил он.

Начался поиск бандитского убежища. Глущенко с Потаповым, осмотрев значительный участок леса, вышли на опушку, к болоту. Здесь их внимание привлек песчаный холм на берегу канала.

– Пошли поближе посмотрим, – предложил подполковник.

У подножья холма они обнаружили люк схрона.

– Что будем делать? Одни мы бандитов не удержим, а люди наши в лесу разбрелись… Сделаем так. Я возьму на прицел выход из укрытия, и если бандиты полезут, постараюсь их задержать. А вы тем временем направляйтесь в лес за подкреплением.

– Есть, товарищ подполковник.

Глущенко, оставшись один, занял удобную позицию неподалеку от люка и приготовил автомат. Он ощутил запах жареного сала с луком, очевидно, где-то рядом была отдушина.

Вскоре показалась группа бойцов, проводившая поиск. Заметив сигналы, которые подавал подполковник, они заторопились к нему и блокировали схрон.

Бандиты, видимо услышав шум, отбросили крышку люка и выпустили несколько очередей из автоматов. Меткий огонь чекистов не позволил им высунуться из схрона, и те начали выбрасывать гранаты. Огонь из схрона не был прицельным и вреда нападающим не причинил.

Глущенко громко приказал бандитам сдаваться, но те молчали. Вдруг из схрона донеслась длинная автоматная очередь, послышались неясные крики и все смолкло. Ястребки, опережая подполковника, с оружием наготове подступили к люку. В это время со стороны канала послышалась подозрительная возня, и в его обрывистом берегу образовалось отверстие, из которого вылез измазанный глиной бандит. Пригибаясь, он побежал по тонкому льду канала. Чекисты заметили беглеца.

– Стой, стой!.. – закричали они, и над головой бандита прошла автоматная очередь.

– Не стрелять!.. Брать живым, это Остап, – крикнул Глущенко. Несколько бойцов бросились в погоню. В это же мгновение тонкий лед треснул, и бандит, испустив отчаянный крик, провалился в воду.

Пока ястребки нашли жерди, пока разбили лед и разыскали тело, бандит был уже мертв.

Как установили позже, в схроне имелись два выхода: главный – у подножья холма, и запасной – в обрывистом берегу канала, к которому вел подземный лаз. Главарь банды, убедившись в безвыходности положения, застрелил своих сообщников и пытался незаметно уйти от чекистов, но тщетно.

Был и такой эпизод в биографии отважного чекиста.

В селе Бартков бандиты замучили семью Шмалевского. Начальник управления приказал Глущенко выехать с оперативной группой на место происшествия и найти преступников.

Село Бартков раскинулось по обе стороны асфальтированного шоссе. Его окружали поля, неподалеку протекала речка, с восточной стороны подступал лес.

Хата Шмалевских находилась на краю села, недалеко от речки.

Опергруппу, прибывшую на место преступления, встретила настороженная толпа местных жителей. Во дворе перед домом валялся пес с рассеченной топором головой. Глущенко прошел в хату. Картина жестокой расправы открылась перед ним. В лужах крови лежали зверски зарубленные топором хозяин, его жена, дочь и малолетний сын.

Михаил Силыч выяснил, что несколько дней назад в сельсовете проводилось собрание бедноты, на котором Шмалевский выступил с призывом раз и навсегда покончить с оуновцами. Там же обсуждался вопрос о создании колхоза в Барткове. Подполковник решил поговорить со сторожем магазина сельпо, который и в ту ночь был на своем посту. Выбрав момент, когда тот в одиночестве курил на скамейке, Глущенко подсел к нему с папиросой в руке.

– Разрешите, дедушка, прикурить?

– Прошу, – протянул старик Михаилу Силычу свою цигарку, предварительно сдув с нее пепел.

– Почему не отдыхаете, вам же ночью дежурить?

– Сколько мне старому нужно. Подремал маленько – и как штык, – притопнул он ногой. – А вы все ищете тех, кто Шмалевских порубил.

– Точно, ищу. Только никак не пойму, за что они их так?…

– За что… – посмотрел старик на Глущенко. – Не следовало ему затрагивать бандитов на том собрании. Он же прямо сказал: «До каких пор мы будем терпеть захребетников. Хлеба дай, мясо дай, деньги на бофоны тоже-тянут. А кому нужен этот их боевой фонд. Пора кончать с оуновскими душегубами», – вот они и кончили его.

– Откуда вам известно про его слова?

– Как же мне не знать, если я собственными ушами слышал. Присутствовал на том собрании.

– Из посторонних там никого не было? – поинтересовался Глущенко.

– Какие посторонние. Одни бедняки свои нужды перебирали.

– Кто же донес оуновцам о выступлении Шмалевского? Может, кто подделался под своего.

– Подделался, говорите… – задумался старик. – Подождите, подождите… разве что Липовец. Вон, к слову, он стоит возле подводы у склада.

Подполковник как бы невзначай бросил взгляд на пожилого селянина.

– Я его хорошо знаю, по соседству живем, – тихо рассказывал сторож. – Хозяйство его не такое уж бедное. При фашистах все тянулся за националистами. А сейчас к колхозу примазывается. Только утверждать, что это он донес бандитам, не буду. Не хочу брать грех на душу.

«Нужно поинтересоваться этим Липовцом», – решил Глущенко и поблагодарил сторожа за беседу.

– Не за что, это вам спасибо. Начальник, а не побрезговали со стариком душевно поговорить.

К концу дня Михаил Силыч направился в сельсовет, где должны были собраться все участники опергруппы. По дороге ему вновь повстречался Липовец. «Следит он за мной, что ли», – подумал, направляясь к крыльцу.

В кабинете председателя старший группы охраны общественного порядка вместе с секретарем сельсовета составляли график дежурства ястребков. Через открытое окно подполковник увидел Липовца. Тот стоял у крыльца и делал вид, что рассматривает вывешенную на стенде газету.

– Товарищ подполковник, вы где ночуете? – громко спросил старший группы охраны.

Глущенко заметил, как Липовец шагнул ближе к окну, прислушиваясь к разговору.

– Заночуем у Заблоцкого в стодоле. Там у него сено свежее, – так же громко ответил Михаил Силыч, продолжая следить за поведением Липовца.

– Вы же там всей группой не поместитесь, тесно будет, – усомнился секретарь сельсовета.

– Ничего, со мной останется пару человек, остальные уезжают в райцентр, – продолжил Глущенко.

Присутствующий при разговоре майор Щербаков удивленно взглянул на своего шефа, но подполковник незаметно моргнул ему. Михаил Силыч видел, как Липовец, дослушав их разговор, заторопился прочь.

«Заглотнул живца. Иди, иди», – улыбнулся Глущенко, глядя вслед коренастой фигуре в серой куртке из грубого сукна. Тут же он отозвал в сторону майора Щербакова и рассказал ему о возникших подозрениях.

– Смотри, гад какой, – тихо произнес Павел Иванович и, выйдя из кабинета, распорядился большей части участников опергруппы готовиться к возвращению в райцентр. Вскоре автомашина с чекистами выехала из села…

Наступил вечер. На площади перед зданием сельсовета собирались вооруженные ястребки. Глущенко с крыльца наблюдал, как молодые ребята готовились в наряд, проверяли оружие, весело переговаривались. Но все же в их поведении чувствовалась напряженность, вызванная необычностью обстановки.

Михаил Силыч закурил, обдумывая детали предстоящей операции. В это время мимо крыльца прошел сельповский сторож и знаком позвал подполковника за собой. За углом дома под ветвистым кустом сирени старик остановился, нетерпеливо переступая на одном месте.

– Пан начальник, – взволнованно заговорил он, когда Глущенко подошел поближе. – Не ходите ночевать к Заблоцкому. Туда придут бандиты.

– Какие бандиты, откуда вы знаете? – насторожился Михаил Силыч.

– Нате, читайте сами, – протянул сторож сложенный вчетверо клочок грубой бумаги с корявой записью:

«Главный эмгебист ходит по селу и все выспрашивает про Шмалевских. Ночевать будет в стодоле Заблоцкого. С ним осталось еще два эмгебиста, остальные уехали на автомашине в райцентр. Очкур», – прочел Глущенко при свете, падающем из освещенного окна.

– Как это к вам попало?

– Я говорил вам, что моя хата стоит рядом с хатой Липовца, – пояснил сторож. – Уже начало смеркаться, когда вижу – бежит домой Липовец. Так спешит, аж запыхался. Прибежал в хату, лампу зажег, сел за стол и что-то пишет. Мне со двора все видно. Написал он, сложил свою писанину, лампу задул и на улицу. Я за ним. А он побежал на кладбище, оно тут неподалеку. У могилы своей жены, покойницы, Липовец сунул записку под камень и назад. Я подождал, пока он уйдет, забрал записку и скорей сюда, к вам, ее показать. Это же он, гад, бандитам знак подает.

– Очень хорошо, что принесли. Теперь нужно ее побыстрее положить на то место, где вы ее взяли. И так, чтобы никто не заметил.

– Все сделаю, товарищ подполковник, не сомневайтесь. Но и вы остерегайтесь.

– Спасибо, дедушка. Большое вам спасибо. Очень важно, чтобы эта записка таки попала к бандитам…

Жители Барткова уже готовились ко сну, когда подполковник Глущенко и два его сотрудника не таясь прошли к Заблоцкому. Там еще не спали. Михаил Силыч покурил с хозяином во дворе, заказал хозяйке на утро парного молока и направился к стодоле.

Хозяин постоял еще несколько минут, послушал, как гости укладываются на сене, и отправился к себе в хату…

Глубокой ночью со стороны речки к усадьбе Заблоцкого подкралось шесть зловещих теней. Один бандит, с ручным пулеметом, молча устроился неподалеку от калитки, взяв под прицел постройки двора и подходы с улицы. Другой, с автоматом, обеспечил прикрытие со стороны огорода. Четверо остальных направились к стодоле: прислушались и, не услышав ничего подозрительного, распахнули ворота. Луч фонарика выхватил из темноты три фигуры, укрытые шинелями. И тут же длинными очередями ударили бандитские автоматы.

– Готовы. Даже не пикнули. Кончай стрелять, уходим, – промолвил тот, что светил фонариком.

В это мгновение яркий свет выпущенной ракеты осветил все вокруг, и громкий голос подполковника Глущенко скомандовал: «Бросай оружие, руки вверх. Вы окружены!»

Бандиты от неожиданности замерли. Первым пришел в себя главарь банды. Стреляя на ходу, он рванулся в проход между сараем и стодолой, но его остановил Щербаков. Ловким приемом майор сбил с ног и обезоружил бандита.

Остальные бандиты сами побросали свое оружие и остались стоять с поднятыми руками. При ярком свете фар подъехавшей автомашины хорошо были видны их заросшие многодневной щетиной, перепуганные лица.

А западню эту для них устроил подполковник Глущенко. Заподозрив Липовца в связях с бандитами, он разыграл спектакль с ночевкой и отправкой опергруппы во главе с майором Щербаковым в райцентр. На самом же деле на месте ночевки Михаила Силыча из сена были сделаны куклы. Чекисты накрыли их своими шинелями, а сами, выбравшись из стодолы через лаз в задней стене, присоединились к опергруппе, которая незаметно вернулась в село и окружила подворье Заблоцкого.

В результате этой операции была ликвидирована банда Крука, совершившая ряд кровавых преступлений, в том числе расправу над семьей Шмалевских.

Можно было бы привести еще много примеров боевой деятельности подполковника Глущенко, которые свидетельствуют о незаурядном чекистском мастерстве, преданности делу Коммунистической партии и Советской власти. Михаил Силыч награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны II степени и многими медалями. Его оперативная работа отмечена также Почетным знаком «Заслуженный чекист».

Непримиримый к врагам, Михаил Силыч был человеком чутким, гуманным. Он никогда не ставил перед собой самоцелью арест преступника. Там, где этого можно было избежать, он старался обойтись мерами профилактики. Кроме того, он был натурой глубоко лирической, любил природу, живопись. Правда, в суровое время ему было не до рисования. Лишь уйдя на заслуженный отдых, чекист Глущенко смог заняться любимым делом. Его картины, воспевающие красоту родной земли, бережно хранят родные и близкие Михаилу Силычу люди.

Карпий Владимир
ЧЕЛОВЕК ВЫСОКОГО ДОЛГА

Приезжая в Москву, он, как правило, посещает Музей Великой Отечественной войны.

Подолгу останавливается возле Знамени Победы, водруженного над рейхстагом мужественными воинами – сержантом М. Егоровым и младшим сержантом Н. Кантарией. Двадцать дней развевалось оно тогда над разгромленным фашистским логовом, а затем, как самая драгоценная реликвия, было отправлено в Москву. Сейчас находится в музее. И вспоминаются старому солдату при взгляде на этот символ нашей Победы грозовые дни и ночи, нелегкие дороги войны.

Вот и недавно майор КГБ в отставке Александр Васильевич Лешин – работник Львовского производственного объединения «Микроприбор», приехав в Москву, снова побывал в Музее Великой Отечественной войны. Стоял в раздумье возле Знамени Победы, а в памяти, словно кадры кинохроники, возникали эпизоды далеких боевых чекистских будней.

Как и все военные документы, этот приказ Военного совета Сталинградского фронта был строг и лаконичен. Получили его солдаты перед самым боем. И начинался он долгожданными словами: «В наступление, товарищи!»

В приказе, который взволнованно слушал Александр Лешин вместе со своими боевыми друзьями, говорилось:

«Великая честь выпала сегодня нам – идти в сокрушительный бой на проклятого врага. Какой радостной будет для нашего народа каждая весть о нашем наступлении, о нашем продвижении вперед, об освобождении нашей родной земли! Мы сумели отстоять волжскую твердыню – Сталинград, мы сумеем сокрушить и отбросить вражеские полчища далеко от Волги.

Приказываю: войскам Сталинградского фронта перейти в решительное наступление на заклятого врага – немецко-фашистских оккупантов, разгромить их и с честью выполнить свой долг перед Родиной».

Это было в ночь на 20 ноября 1942 года. В строю стояли те, кто мужественно вынес на своих плечах все тяготы обороны волжской твердыни, те, для кого нерушимой заповедью стали слова: «За Волгой – земли нет!» Теперь они без передышки должны снова идти в бой. И они были готовы к этому, хотя стольких товарищей уже потеряли.

Сюда, под Сталинград, лейтенант Лешин прибыл после окончания Ашхабадского военно-пехотного училища, прибыл как раз накануне решающего наступления. А началось оно массированной артподготовкой. Потом в бой вступили танки, пехота. Пока застигнутые врасплох гитлеровцы пришли в себя, наши войска уже прорвали переднюю линию их обороны, но враг все же нашел в себе силы ответить контрударом.

На роту, в которой лейтенант Лешин был заместителем командира, обрушились гитлеровские танки. Если бы они прорвались, то зашли бы в тыл рвущимся вперед войскам. Это прекрасно понимал каждый боец.

Они стояли до конца. Лишь потом Александр осознал, что чудом уцелел в том бою. А вышел он из него уже совсем другим. Не только возмужавшим, но и понявшим цену жизни, смерти, испытавшим силу любви и ненависти, воочию убедившимся в том, что значит для советского человека чувство патриотизма, долга, верности великим идеалам.

Вскоре со Сталинградского фронта молодого воина переводят на Южный. Александр Лешин становится командиром роты особого назначения 5-й ударной армии под командованием генерала Цветаева. Он принимает участие в боях за Ростов, за Донбасс. Особенно памятным в этот период для лейтенанта Лешина стало сражение за высоту Пик, где фашисты сосредоточили внушительные силы, существенно затрудняющие развитие наступления наших войск. На проведение операции генерал Цветаев давал три дня. Однако на партийно-комсомольском собрании роты, в которой, кстати сказать, было 235 бойцов, решили покорить Пик на день раньше. Тот, кто воевал, поймет, сколько жизней должен был спасти этот день, вырванный у ожесточенно обороняющегося врага.

Ночная разведка донесла, что фашисты разместили на высоте несколько десятков артиллерийских и минометных орудий, а у ее подножья соорудили заградительные оцепления из колючей проволоки, вырыли глубокий ров. Одним словом, не собирались фашисты просто так уступать этот жизненно важный для них на данном участке оборонительный рубеж…

На что же надеялся он, молодой командир роты особого назначения, планируя вместе со своими боевыми товарищами на сутки раньше овладеть высотой?

В первую очередь, на мужество воинов, которые были под его командой. Но не только на это. Еще на силу нашего оружия, смекалку ребят, их желание во что бы то ни стало добиться успеха. К тому же, ему не давала покоя мысль о том, как избежать слишком больших потерь. Лейтенант Лешин понимал: необходимо прибегнуть к военной хитрости. Оставив с той стороны, откуда враг предвидел удар, один взвод, он приказал остальным бойцам под покровом ночи пробраться к высоте с тыла.

Командир роты был с теми бойцами, которые, предприняв отвлекающий маневр, первыми бросились на врага. Поверив, что именно отсюда наносится главный удар, гитлеровцы сосредоточили на этом направлении чуть ли не все свои силы. Но наши бойцы, несмотря на шквальный огонь, метр за метром все же продвигались вперед. Обороняющиеся держались из последних сил. И в самый критический момент боя, когда казалось, что атака вот-вот захлебнется, основные силы роты Лешина нанесли удар по фашистам с тыла. Враг дрогнул и обратился в бегство.

В этом бою Александр Васильевич был ранен. И все же он до конца оставался среди сражающихся бойцов, руководил их действиями. Уже потом, в госпитале, врач скажет ему: «Ну, брат, ты и силен. По крайней мере, не меньше двух часов находишься на ногах с раздробленной ступней, и еще вести бой… Молодец!.. Ничего, мы тебя быстренько отремонтируем, еще не только повоюешь, но и танцевать будешь…»

Сентябрь сорок третьего. Снова фронт. Лешин снова командир роты особого назначения. И снова – ранение. Под Васильевкой Запорожской области напоролся на мину… Искалечены ноги, изуродовано лицо…

После госпиталя офицера Александра Лешина послали в Москву на курсы. В январе сорок четвертого – он в Киеве, готовит бойцов 1-му Украинскому фронту. Здесь находит его и первая боевая награда – орден Отечественной войны II степени – за взятие высоты Пик…

Но недоволен офицер: его место в действующей армии, на фронте – твердо убежден Лешин и шлет командованию рапорт за рапортом. В конце концов его просьбу удовлетворяют.

И снова он командир роты особого назначения. В составе тогдашнего 522-го полка 107-й дивизии 1-го Украинского фронта Лешин принимает участие во Львовско-Сандомирской операции, освобождении от гитлеровских захватчиков порабощенного польского народа. День Победы он встречает в Дрездене.

Однако Александр Васильевич решает не оставлять воинской службы. Командование пошло ему навстречу и направило Лешина в органы государственной безопасности.

Сначала был контрольно-пропускной пункт «Брест». А потом, учтя его знания туркменского и персидского языков, начальство перевело Лешина в Ашхабад.

Да, сын куйбышевского рабочего-большевика, он знал эти языки. Василий Никанорович Лешин по зову партии и сердца в 1926 году приехал в Ашхабад помогать молодой республике преодолеть вековую отсталость.

Саша Лешин рос мальчиком пытливым, как и отец – трудолюбивым. Его интересовало буквально все. Не мудрено, что, кроме туркменского, успешно осилил и персидский язык – заинтересовала парня культура древнего народа, решил философские фолианты древних персов проштудировать в оригинале. Кончил техникум, собирался в институт, однако помешала война. Семнадцатилетний юноша послал письмо К. Е. Ворошилову с просьбой взять его на фронт. В конце концов Александра зачисляют курсантом Ашхабадского военно-пехотного училища…

И вот он снова в Ашхабаде. Ходит живописными улицами, радуется щедрому южному солнцу, интересному назначению. Грустит, что нету родителей: навсегда отошли они. Василий Никанорович умер в сороковом. Мать, Татьяна Петровна, – в декабре сорок второго.

Итак, Туркменистан. Только что он был в управлении, встречался со старыми, опытными чекистами, с уважением слушал их напутственные слова.

– Ответственность берете на себя очень большую, – говорил ему Яков Артемович Федоренко, человек, который работал в ВЧК еще тогда, когда возглавлял ее Ф. Э. Дзержинский. – Помните, что слово «чекист» воплощает в себе первозданную чистоту, которую вложили в нее Владимир Ильич Ленин и Феликс Эдмундович Дзержинский. Не запятнайте его. Будьте верны нашим традициям, ленинским идеалам, нашему государству и народу. Ибо вы призваны быть их защитниками…

– Мы разбили коварного и сильного врага. Для советских людей наступили мирные дни. Но только не для нас, чекистов, – предупреждал Костин Александр Дмитриевич…

– Да, в нашей работе много опасностей, приходится не раз выходить на вооруженного врага, – присоединился к беседе еще один опытный чекист Флоред Давидович Цебескверадзе. – Но вместе с холодным умом, железной волей, непоколебимой стойкостью мы обязаны еще обладать чутким, добрым, отзывчивым сердцем. Мы всегда должны быть готовы помочь человеку. И никогда нельзя забывать, что цена даже малейшей нашей ошибки слишком высока…

Такой вот получился у них разговор. Искренний, доброжелательный, поучительный. А. В. Лешин был рад ему. Сердцем понял, что люди, с которыми ему предстоит работать, – настоящие коммунисты. Они никогда не подведут, в трудную минуту поддержат, помогут. Вот с кого он должен лепить свой характер, брать пример. Но не копировать их жизнь, а строить свою…

И вот первое задание. Лешину поручают разоблачить коварного и опытного врага, занимающегося среди ашхабадцев подрывной пропагандой, сеющего сомнения, упаднические настроения, пытающегося отравить молодые души. Действовал он под кличкой Старик осторожно, так, что у чекистов не было почти никаких улик против него. Нужны были веские доказательства, чтобы добыть их, не спугнув врага. Лешин решил проникнуть в его окружение. Руководство одобрило эту идею.

Александр Васильевич так тонко повел «игру», что не только вышел на Старика, не вызвав при этом у него никаких подозрений, но и сумел завоевать его доверие, попасть в число особо приближенных.

Наконец Лешин выяснил, где, когда и с кем проводит «занятия» Старик, сея зерна ненависти к Советской власти. Вот только никак не удавалось установить, где прячет он идеологически вредную литературу, которой широко пользуется во время своих «лекций». Дело в том, что Старик был очень осторожен.

Ни разу никому из своих слушателей не разрешил он даже подержать в руках эту вражескую стряпню. И тогда чекисты решили провести обыск в доме Старика, который жил, а это тоже установил Лешин, на окраине Ашхабада.

Получив санкцию прокурора, они в присутствии понятых тщательно осмотрели подворье, жилище Старика, но ничего подозрительного так и не обнаружили. Неужели так и придется уходить с пустыми руками?

Уже когда они направились к калитке, Лешин вдруг вспомнил: в саду есть умывальник, но воды в нем почему-то нет. Да и вообще ему никогда раньше не приходилось видеть, чтобы кто-то мыл там руки. Может быть, тайник под ним?

Так оно и оказалось. Благодаря смекалке, наблюдательности Александра Васильевича был изобличен коварный и опасный враг.

Вспомните начало пятидесятых годов. Американский и английский империализм развивал против Советского государства «холодную войну». Сколько агентов капиталистических разведок, диверсантов со всех сторон устремились тогда в нашу страну. Но бдительно стояли, как и стоят, на страже наших священных рубежей советские пограничники.

Был тогда среди них и А. В. Лешин.

– С 1958 года я служил офицером на советско-афгано-иранской границе, – рассказывает Александр Васильевич. – В то время на этом стыке границ была для пограничников самая горячая точка. Ведь в Афганистане и в Иране при власти стояли силы, которые не противились использованию территории их страны для антисоветских провокаций. Вот и засылало Центральное разведывательное управление отсюда своих лазутчиков.

Из Центра передали: есть вероятность, что будет предпринята попытка перехода границы бывшим вражеским агентом, который только что вышел из мест заключения, где отбывал наказание за враждебную деятельность.

Конечно же, в первую очередь необходимо было усилить бдительность, а также перекрыть возможные пути подхода к границе. Лешин решил установить наблюдение за мостом через Каракумский канал, «встретить» здесь подозреваемого и, «проводив» его до границы, задержать при первой же попытке ее нарушения.

Через несколько дней поступило новое сообщение: подозреваемый «вынырнул» в Чарджоу – областном центре, уже невдалеке от государственной границы.

Лешин убедился в правильности своего расчета. Все шло так, как он и предвидел: нарушитель двигается по направлению к мосту.

Прошел один день, второй… А подозреваемый как в воду канул… За подсчетами Лешина, он уже должен был выйти к мосту.

Ждали еще два дня. Безрезультатно.

Может быть, он уже преодолел канал в другом месте? Но Александр Васильевич тут же отбросил это предположение. Ведь ширина канала – почти полторы сотни метров, плюс быстрое течение. Только первоклассный, хорошо тренированный пловец мог решиться на то, чтобы самостоятельно добраться к противоположному берегу. Согласно же характеристике, полученной на предполагаемого нарушителя, явствовало, что в физическом отношении это человек средних возможностей.

Что же делать? Кое-кто из офицеров уже не прочь был снять усиленные наряды и на канале, и на границе. Но офицер А. В. Лешин категорически возражал против этого. Наоборот. Не ослабляя наблюдения за мостом, он еще больше усилил наряды в местах вероятного появления лазутчика. Одним из таких нарядов нарушитель и был взят. Но как же ему удалось незамеченным пройти мост?

– А он и не проходил там, – улыбается Александр Васильевич.

– Как же так? – удивляюсь. – Сами же говорили, что нужно обязательно было перейти мост, чтобы продолжить путь к границе. Разве он не перешел на тот берег канала?

– Не перешел, а переплыл, – поправляет А. В. Лешин. – Преступник оказался далеко не таким хлипким, как информировали нас из Центра. В Чарджоу он понял, что за ним следят. Поэтому решил добираться до границы пешком, окольными путями. Двести двадцать километров прошел по пустыне, причем шел только ночью. Через Каракумский канал перебрался вплавь. Когда его задержали, при нем были обнаружены данные стратегического значения, собранные во время поездок по стране, предпринятых уже после освобождения из заключения. Они предназначались для передачи в ЦРУ. Таким образом, уже однажды провалившийся агент надеялся вернуть себе расположение хозяев. Но замыслам предателя не суждено было осуществиться. Впрочем, как и замыслам многих других врагов социалистической Отчизны, обезвреженных чекистами и пограничниками.

В 1964 году Александр Васильевич снова в Бресте, в городе, где начиналась его чекистская деятельность. Он получил назначение на должность офицера контрольно-пропускного пункта «Брест».

Люди старшего поколения, наверное, еще помнят, как в то время здесь был задержан изменник Родины Петровский. Об этом много писали центральные газеты. Но тогда журналисты не назвали фамилий тех чекистов, которые приняли активное участие в разоблачении оборотня. Что же, наверное, так было надо. Сегодня хочу назвать одного из них – майора КГБ А. В. Лешина.

– Он отказался от своей Отчизны, предал ее, – рассказывает Александр Васильевич. – Выехал на постоянное жительство в Федеративную Республику Германию. В Мюнхене был завербован западногерманской разведкой. И вот после двух лет пребывания за рубежом предатель вдруг начал «беспокоиться» судьбой родного брата, который проживал в Латвии. Наше гуманное правительство выдало ему частную визу, и он прибыл в СССР. Но, как выяснилось, больше всего интересовали его объекты военного значения. Он также пытался завербовать своего брата, который, к чести, отказался. Вы бы видели, как жалок и перепуган был этот отщепенец, когда мы его арестовали…

С июля 1969 года Александр Васильевич работает на Львовщине. И здесь он бдительно нес службу, выполняя ответственные задания, участвуя в сложных и опасных операциях.