Текст книги "Закат"
Автор книги: Гильермо Дель Торо
Соавторы: Чак Хоган
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Еще несколько шагов, и Эф увидел с десяток тварей, сбившихся в кучу возле какой-то двери. Почувствовав человека, вампиры рассыпались веером, а Гудвезер принялся широко размахивать своей ультрафиолетовой лампой, чтобы ни одна тварь не проскочила мимо и не оказалась сзади.
Дверь. А за ней – Зак, решил Эф.
И ринулся убивать.
Он напал на вампиров с ходу, не дав им возможности скоординировать действия и перейти в атаку. Он резал, рубил, жег ультрафиолетом и снова рубил. В звериной жестокости он превзошел самих вампиров. Его отцовская тоска оказалась сильнее вампирской тоски по крови. Это было сражение за жизнь сына, а доведенный до отчаяния отец очень скор на убийство. И легок тоже.
Эф подошел к двери и клацнул по ней лезвием своего меча, густо заляпанного белой кровью.
– Зак! Это я! Открой!
Рука, крепко державшая дверь изнутри, отпустила рукоятку, и Эф распахнул створку. Перед ним стояла Нора. Ее широко открытые глаза казались ярче фальшфейера, который она сжимала в ладони. Нора долго разглядывала Эфа, словно никак не могла поверить, что это именно он – он самый, он, человек, а не вампир, – и, только насмотревшись, бросилась ему в объятия. За спиной Норы на коробке сидела ее мама в своем капоте – сидела тихо и покойно, грустно уставившись в угол.
Эф осторожно сомкнул руки вокруг Норы, держа подальше от нее мокрое лезвие, но тут же, осознав, что в этом складском помещении, кроме старшей и младшей Мартинес, никого нет, разжал объятия и в сильном волнении спросил:
– А где же Зак?
* * *
Гус на полной скорости ворвался на территорию станции, проскочив сквозь раскрытые ворота. В отдалении возвышались темные силуэты градирен. Видеокамеры, реагирующие на любое движение, неподвижно сидели на высоких белых шестах, словно головы на пиках: система наблюдения не работала, и потому камеры не могли засечь проезжающий «хаммер». Дорога к станции была длинной и извилистой. На всем ее протяжении никто так и не встретил машину.
Сетракян ехал на пассажирском сиденье, приложив руку к сердцу. Высокие заборы с колючей проволокой поверху… Башни, извергающие пар, похожий на белый дым… Как тошнота подступает к горлу, так из глубин памяти Сетракяна всплыли картины лагеря смерти.
– Federales, – предупредил Анхель с заднего сиденья.
У въезда во внутреннюю зону безопасности стояли грузовики Национальной гвардии. Гус замедлил ход, ожидая какого-нибудь сигнала или приказа, чтобы придумать, как ему не подчиниться.
Впрочем, никакого приказа не последовало. Гус подкатил к воротам и остановился. Не выключая двигателя, он вышел из «хаммера» и заглянул в первый грузовик. Пусто. Во втором – та же картина. Людей в кабине не было, а вот красные пятна на ветровом стекле и приборной панели наличествовали. И высохшая коричневая лужица на переднем сиденье.
Гус подбежал к заднему борту грузовика и отбросил брезент, затем махнул Анхелю. Тот, прихрамывая, подошел к Гусу. Вдвоем они обследовали стеллажи с огнестрельным оружием, установленные в кузове. На каждое из своих внушительных плеч Анхель повесил по автомату, а в руки взял штурмовую винтовку. Запасные обоймы рассовал по карманам штанов и рубашки. Гус забрал два пистолета-пулемета «кольт» и отнес их к «хаммеру».
Усевшись за руль, Гус тронул машину, обогнул грузовики и подъехал к ближайшему корпусу станции. Здесь Сетракян вылез из машины. Первым делом он услышал громкий звук работающих двигателей и понял, что станцию питают резервные дизельные генераторы. Система аварийной защиты работала в автоматическом режиме, не допуская отключения покинутого людьми реактора.
Внутри первого же корпуса их встретили обращенные солдаты – вампиры в камуфляжной форме. Гус шагал впереди Сетракяна, хромающий Анхель замыкал их маленькую колонну. Этим строем они прошли сквозь толпу немертвых, без всяких изысков начиняя их тела свинцом. Вампиры только шатались под автоматным огнем, но не падали, пока очередь не перерезала им шейный отдел позвоночника.
– Вы знаете, куда идти? – через плечо спросил Гус Сетракяна.
– Нет, не знаю, – ответил профессор.
Они прошли несколько контрольных пунктов безопасности, открывая на своем пути двери с самыми внушительными предупредительными знаками. Солдаты-вампиры больше им не встретились, зато на них то и дело наскакивали рабочие станции, обращенные в стригойских стражей и часовых. Чем большее сопротивление им оказывали, тем увереннее Сетракян шел вперед, зная, что приближается к главному щиту управления.
Сетракян.
Старик схватился за стену.
Владыка. Он здесь…
Насколько же мощнее звучал в мозгу Сетракяна голос Владыки по сравнению с голосами Патриархов. Словно бы крепкая рука ухватила его за мозговой ствол и принялась щелкать позвоночником, как кнутом.
Анхель поддержал Сетракяна своей мясистой рукой и окликнул Гуса.
– В чем дело? – спросил Гус, опасаясь, что у профессора начинается сердечный приступ.
Значит, ни Гус, ни Анхель не слышали голоса. Владыка говорил только в голову Сетракяна.
– Владыка, – выдохнул Сетракян. – Он здесь.
Гус пришел в чрезвычайное возбуждение. Он посмотрел в одну сторону, в другую.
– Здесь? Класс! Ну так давайте укокошим его!
– Нет, ты не понимаешь. Ты еще не встречался с ним. Он не то что Патриархи. Эти автоматы для него игрушки. Он пустится в пляс между пулями, и ни одна не попадет в него.
Гус вставил новый магазин в свой дымящийся «кольт».
– Я и так зашел слишком далеко со всеми этими делами, – объявил он. – Меня уже ничто не пугает.
– Понимаю. Но ты не победишь его таким образом. Здесь, в этом месте, – не победишь. И тем более оружием, предназначенным для убийства людей. – Сетракян поправил жилет и выпрямился. – Я знаю, чего он хочет.
– Ну хорошо. И что же это такое?
– Есть одна вещь, которую только я могу ему отдать.
– Это что, та чертова книга?
– Нет. Послушай меня, Гус. Возвращайся на Манхэттен. Если отправишься прямо сейчас, есть шанс, что у тебя хватит времени. Найди Эфа и Фета, если сможешь, и останься с ними. В любом случае, что бы там ни было, вам придется уйти глубоко под землю.
– А здесь все взорвется?
Гус взглянул на Анхеля: тот тяжело дышал и хватался за свою больную ногу.
– Тогда возвращайтесь вместе с нами. Поехали. Если все равно его здесь не победить.
– Я не смогу остановить цепную реакцию в реакторе. Но… возможно, я смогу повлиять на цепную реакцию вампирской инфекции.
Раздался сигнал тревоги – пронзительные гудки, повторяющиеся каждую секунду. Анхель вздрогнул и метнул взгляд в оба конца коридора – там пока никого не было.
– Я думаю, это отказывают резервные генераторы, – сказал Сетракян.
Он ухватил Гуса за рубашку и возвысил голос, перекрикивая сирену:
– Хочешь свариться здесь заживо? Вы оба – прочь отсюда!
Гус остался с Анхелем, а старик двинулся по коридору, вытаскивая на ходу лезвие из своей трости. Гус повернулся ко второму старику, оставшемуся на его попечении, – взмокшему от пота, сломленному рестлеру с большими нерешительными глазами. Анхель покорно ждал указаний.
– Поехали, – процедил Гус сквозь зубы. – Ты слышал, что он сказал.
Большая рука Анхеля остановила его.
– Что, так и оставим его здесь?
Гус помотал головой, зная, что приемлемого решения не существует.
– Я остался в живых только благодаря старику. По мне, что бы ни сказал ломбардщик – все правильно. А теперь давай уберемся отсюда как можно дальше, если не хочешь увидеть свой собственный скелет.
Анхель все еще смотрел вслед Сетракяну, и Гусу пришлось силой увести его.
* * *
Сетракян вошел в зал главного щита управления и увидел вампира в старом костюме, одиноко стоявшего перед огромной приборной панелью. Тварь наблюдала, как стрелки на циферблатных индикаторах бегут назад к нулевым значениям, – все системы станции отказали. Красные аварийные огни мигали в углах зала, хотя сирена была приглушена.
Айххорст не сдвинулся с места – только повернул голову и устремил красные глаза на своего бывшего заключенного. На его лице не отразилось ни малейших признаков беспокойства – тварь была не способна на эмоции; даже сильные реакции, такие как удивление, лишь в малой степени отражались на каменной харе Айххорста.
Ты пришел как раз вовремя.
Вампир снова повернулся к мониторам.
Держа меч на отлете, Сетракян по большой дуге обошел чудовище.
Кажется, я так и не прислал тебе поздравление с покупкой книги. Столь удачно обойти Палмера – это было сделано с умом.
– Я ожидал увидеть его здесь.
Ты больше никогда не увидишь его. Он так и не воплотил свою великую мечту – ровно потому, что не сумел понять главного: его личные устремления не имели ни малейшего значения; единственное, что имеет значение, – это устремления Владыки. Какие же вы, людишки, жалкие твари. И как нелепы ваши патетические надежды.
– Но почему именно ты? – спросил Сетракян. – Почему Владыка сохранил не кого-нибудь, а тебя?
Владыка учится у людей. Это ключевой элемент его величия. Он наблюдает и он видит. Ваша порода подсказала ему путь к решению проблемы. Я вижу в вас только стада животных, а Владыка видит модели поведения. Он слушает то, что вы говорите, даже тогда, когда вы, как я подозреваю, и понятия не имеете, что ведете какие-либо разговоры.
– Ты полагаешь, он чему-то выучился у нас. Выучился – чему?
Айххорст снова повернулся к профессору – рука Сетракяна еще крепче сжала рукоятку меча. Авраам внимательно посмотрел на бывшего коменданта лагеря и внезапно все понял.
Это непросто – обустроить и привести в действие лагерь, да так, чтобы он отменно функционировал. Потребовался особый род человеческого интеллекта, чтобы осуществлять надзор над систематическим уничтожением целого народа, причем уничтожением максимально эффективным. Владыка воспользовался моим исключительным опытом.
У Сетракяна пересохло в горле. Скорее даже, он вдруг пересох весь, с головы до ног. Будто плоть превратилась в пыль и осыпается с костей.
Лагеря… Скотные дворы людей… Кровяные фермы, рассеянные по стране… По всему миру…
В каком-то смысле Сетракян всегда это знал. Всегда знал, но никогда не хотел поверить до конца. Он видел это в глазах Владыки при их первой встрече в бараке Треблинки. Бесчеловечность одних людей по отношению к другим лишь разжигала аппетит монстра к разрушению. Мы сами, творя чудовищные зверства, показали этому последнему карателю рода человеческого путь к нашей собственной верной смерти, словно бы добровольно пригласили его – во исполнение какого-то страшного пророчества.
Здание содрогнулось. Мониторы на панели управления погасли.
Сетракян откашлялся, чтобы вновь обрести голос.
– И где же сейчас твой Владыка? – спросил он.
Он везде, разве ты не знаешь? Он здесь. В эту самую минуту. Наблюдает за тобой. Через меня.
Сетракян приготовился и сделал шаг вперед. Выбранный им курс был чист и ясен.
– Владыка, должно быть, доволен твоим рукоделием. Но теперь ему от тебя мало пользы. Не больше, чем мне от тебя.
Ты недооцениваешь меня, еврей.
Айххорст без видимых усилий вспрыгнул на ближайшую консоль, уйдя из поля досягаемости серебряного меча. Сетракян вознес лезвие, нацелив острие в горло нациста. Руки Айххорста спокойно свисали по бокам, его удлиненные средние пальцы легонько почесывали ладони.
Тварь притворилась, что атакует; Сетракян сразу же сделал встречный выпад, давая понять: пощады не будет. Старый вампир перепрыгнул на другую консоль, топча туфлями хрупкие устройства управления высокоточными и крайне чувствительными приборами, изобиловавшими в этом зале. Сетракян быстро повернулся, стараясь не спускать с твари глаз, и вдруг почувствовал, что у него подгибаются ноги.
Левой рукой старик по-прежнему сжимал трость, служившую деревянными ножнами для меча. Сетракян поднес руку к груди и вдавил костяшки узловатых пальцев в точку над сердцем.
Твой пульс крайне неровен.
Сетракян вздрогнул и зашатался. Он немного преувеличил свое недомогание, но не для Айххорста. Его правая рука была согнута, и тем не менее он высоко держал меч.
Айххорст спрыгнул на пол и вгляделся в Сетракяна. Его лицо чуть изменилось – во взгляде проступило что-то отдаленно похожее на ностальгию.
Я больше не ограничен сердцебиением. Движением воздуха в легких. Дешевыми шестеренками и медленным тиканьем человеческих часов.
Сетракян оперся на консоль. Он ждал, когда к нему вернутся силы.
А ты что же, скорее погибнешь, чем продолжишь существование в более совершенном облике?
– Лучше умереть человеком, чем жить чудовищем, – отрезал Сетракян.
Ты что же, не видишь, что для всех низших существ вы и есть чудовища? Это вы захватили планету для собственных нужд. Но всякому терпению приходит конец. Вот он и пришел.
В глазах Айххорста что-то мелькнуло, мигательные перепонки сдвинулись, оставив только узкие щели.
Он приказывает мне обратить тебя. Я не жажду твоей крови. Иудейский инбридинг укрепил вашу линию крови, и в результате получился винтаж такой же соленый, минерализованный и мутный, как вода реки Иордан.
– Ты не обратишь меня. Сам Владыка не смог меня обратить.
Айххорст передвигался бочком, пока еще не пытаясь сократить дистанцию.
Твоя жена боролась, но не кричала. Я подумал, что это странно. Она даже не хныкала. Лишь произнесла одно-единственное слово. Авраам.
Сетракян решил не обращать внимания на подстрекания Айххорста: ему было важно лишь, чтобы вампир подошел поближе.
– Она знала, каким будет конец, – сказал старик. – В свои последние минуты она даже нашла утешение, понимая, что когда-нибудь я отомщу за нее.
Она шептала твое имя, а тебя там не было. Интересно, что выкрикнешь ты в свой последний миг.
Сетракян уже почти опустился на одно колено, но все же, уперев кончик меча в пол и используя лезвие как костыль, удержался на ногах.
Отложи оружие в сторону, еврей.
Сетракян поднял меч и взялся за рукоятку верхним захватом, словно бы для того, чтобы изучить состояние кромки старого серебряного лезвия. Он осмотрел набалдашник в виде волчьей головы, оценил, как он уравновешивает клинок.
Смирись со своей судьбой.
– Ах, так ведь я уже смирился, – сказал Сетракян, глядя на Айххорста, стоявшего всего в полутора метрах от него.
В бросок Сетракян вложил все свои силы. Меч пересек пространство между ними и вошел в Айххорста точно под пластроном, идеально посередине туловища, ровнехонько между пуговицами жилета. Вампир повалился спиной на консоль; он завел руки назад, словно пытаясь сохранить равновесие. В теле сидело убийственное серебро, и он не мог дотронуться до него, чтобы вытащить лезвие. Почти сразу же Айххорст начал корчиться – вируцидное действие серебра стало распространяться во все стороны от раны, словно в теле вампира разрасталась жгучая раковая опухоль. Вокруг лезвия проступила белая кровь, а вместе с ней и первые черви, спасающиеся бегством.
Сетракян заставил себя подняться в полный рост. Слегка пошатываясь, он приблизился к Айххорсту. Он не чувствовал триумфа, и даже удовлетворение он испытывал в самой малой степени. Убедившись, что глаза вампира смотрят прямо на него – и, разумеется, глаза Владыки тоже, – Сетракян сказал:
– Через него ты отнял у меня любовь. Теперь тебе придется обратить меня лично.
Затем старик ухватился за рукоятку меча и медленно вытянул лезвие из груди Айххорста.
Вампир все еще опирался спиной на консоль, хватая руками пустоту. Он начал заваливаться вправо, одеревенело клониться, а Сетракян, пусть и обессиленный, предвосхитил траекторию его падения и, выбрав нужную точку, уткнул в пол острие своего меча. Лезвие замерло под углом сорок градусов – под тем же углом, под которым скошен нож гильотины.
Падая, Айххорст напоролся шеей на лезвие, и нациста не стало.
Сетракян начисто вытер серебряное лезвие о рукав Айххорстова пиджака, а затем отодвинулся подальше: из обрубка вампирской шеи расползались кровяные черви. Внезапно Сетракян почувствовал в груди страшную тесноту, словно там завязался огромный узел. Он выудил из кармана коробочку с таблетками, попытался открыть ее шишковатыми пальцами, и… содержимое коробочки рассыпалось по полу большого зала главного щита.
* * *
Из здания атомной станции на свет дня первым вышел Гус, Анхель хромал следом. Свет дня был мутным, тусклым, хмурым. Свет последнего дня.
В интервалах между настойчивыми гудками тревоги Гус слышал только мертвую тишину – генераторы остановились. Казалось, в воздухе стоял какой-то низковольтный зуд, словно атмосфера перенасытилась статическим электричеством, но, скорее всего, дело было в самом Гусе: он просто предчувствовал дальнейшие события.
Вдруг воздух прорезал знакомый звук. Вертолет. Гус поискал глазами огни и увидел, что вертушка кружит за столбами пара, исходящими от градирен. Он знал, что это не подмога. Должно быть, экипаж подают для Владыки, чтобы тварь могла выскочить отсюда и не свариться со всем остальным Лонг-Айлендом.
Гус направился к грузовику национальной гвардии. Он с самого начала заприметил в кузове «стингер», но тогда ему нужно было лишь стрелковое оружие. Для «стингера» же требовался особый повод.
Гус вытащил ПЗРК из кузова и дважды проверил, чтобы пусковой контейнер смотрел в нужную сторону. «Стингер» был прекрасно сбалансирован, хорошо сидел на плече и оказался удивительно легким для переносного зенитного ракетного комплекса, каких-нибудь пятнадцать килограммов, вряд ли больше. Гус промчался мимо хромающего Анхеля к углу здания. Вертушка была уже довольно низко, готовясь сесть на широкий участок территории станции, свободный от деревьев и строений.
Спусковой крючок нашелся быстро, с прицелом тоже было все понятно. Гус посмотрел сквозь прицельное устройство. Как только головка самонаведения захватила тепло вертолетного выхлопа, она издала высокий звуковой сигнал, похожий на свисток. Гус нажал на спусковой крючок, и стартовый ускоритель выбросил ракету из контейнера. Затем ускоритель отделился, заработал маршевый двигатель, и «стингер» помчался к вертолету, словно султан дыма, скользящий по веревочке.
На вертолете так и не поняли, что их ждет. Ракета поразила вертушку в нескольких сотнях метров над землей. Взрыв перевернул летательный аппарат, и он, бешено вращаясь, рухнул среди дальних деревьев.
Гус отшвырнул пустой контейнер. Выстрел был хорош. И взрыв тоже. Его свет будет озарять им путь к воде – к проливу Лонг-Айленд. Водный путь был самой быстрой и безопасной дорогой домой.
Именно это Гус и сказал Анхелю, но тут же по выражению лица старого драчуна, на котором играли отблески далекого пламени, понял: что-то изменилось.
– Я остаюсь, – сказал Анхель.
Гус попробовал объяснить рестлеру то, что и сам понимал довольно смутно:
– Вся эта поляна скоро взлетит на воздух. Атомная бомба как-никак.
– Я не могу сделать ноги посреди драки. – Анхель коснулся своего колена, показывая, что говорит не только в переносном, но и в буквальном смысле. – К тому же я бывал в таких местах.
– Когда это?!
– Ну, в моих фильмах. Я знаю, как бывает в конце. Злодей встречается лицом к лицу с правильным парнем, и кажется, что все, нашему кранты.
– Анхель… – сказал Гус.
Им нужно было убираться отсюда.
– Сначала наш проигрывает, а потом обязательно побеждает – но только в самую последнюю минуту.
Парень заметил, что в последнее время бывший рестлер стал очень рассеянным, и рассеянность эта только нарастала. Тяжелые бои с вампирами, осадное положение, в котором оказались Гус и его братия, измучили Анхеля; мысли его путались, а глаза отказывались видеть реальную перспективу.
– Здесь не победишь. Тем более такую тварь, как эта.
Анхель глубоко залез рукой в передний карман брюк и вытащил тряпицу, свернутую рулоном.
Ловко нацепив ее на голову, он развернул рулон, и на его лицо опустилась серебряная маска с прорезями для глаз и рта.
– Ты езжай, – сказал Анхель. – Дуй на остров, к доктору. Делай так, как сказал тебе старик. Я? Он про меня ничего не сказал. Нет у него для меня плана. Так что я остаюсь. Драться буду.
Гус усмехнулся. Ему нравилась храбрость этого сумасшедшего мексиканца. И он впервые – действительно впервые за все время – понял Анхеля. Гус понял все – силу, отвагу, смелость этого старика. Ребенком Гус пересмотрел по телевизору все фильмы с участием рестлера. По выходным их показывали бесконечным циклом. А теперь он стоял рядом с этим героем.
– Какое все же гребаное место этот мир! – Гус с горечью взглянул на рестлера.
– Но другого у нас нет, – кивнул Анхель.
Гус почувствовал прилив необыкновенной любви к своему несчастному, затраханному соотечественнику. Идолу его детских телевизионных бдений. Глаза Гуса наполнились слезами. Он положил руки на плечи стоявшего перед ним гиганта и воскликнул:
– Que viva el Ángel de Plata, culeros![44]44
Да здравствует Серебряный Ангел, козлы! (исп.)
[Закрыть]
– Que viva! – отозвался Анхель.
С этими словами Серебряный Ангел повернулся и, прихрамывая, направился к обреченной атомной станции.
* * *
В главном щите аварийные огни полыхали вовсю, но гудки сирены, надрывавшейся снаружи, здесь слышались довольно слабо. Приборы на панели управления бешено мигали, призывая человеческие руки наконец-то взяться за дело.
Сетракян стоял на коленях неподалеку от неподвижного тела Айххорста.
Голова Айххорста закатилась почти в самый угол. Стекло одного из карманных зеркал Сетракяна треснуло, и он давил стремящихся к нему червей серебряной подложкой. Другой рукой Сетракян пытался собрать сердечные таблетки, но шишковатые пальцы и артритные суставы никак не хотели подчиняться, и собрать пальцы в щепотку ему не удавалось.
Внезапно Сетракян осознал, что в зале есть еще кто-то – кто-то, чье присутствие словно еще больше зарядило и без того наэлектризованную атмосферу помещения. Никаких клубов дыма, никаких громовых раскатов – воздействие было чисто ментальное, но оказалось куда сильнее любых сценических эффектов. Сетракяну не нужно было поднимать голову, чтобы понять: явился Владыка, – и все же он перевел взгляд с пола на эту зловещую фигуру, охватив ее всю – от кромки темного плаща до властного, высокомерного лица.
Верхний слой плоти осыпался почти полностью, обнажив подкожный слой. Лишь несколько лоскутков испепеленной солнцем дермы чудом держались на теле. Перед Сетракяном стояло багрово-огненное чудовище, кое-где заляпанное пятнами черной грязи. Глаза Твари неистово пламенели, источая самый кровавый из всех оттенков красного. Плоть ходила рябью от циркулирующих под ней червей – казалось, то дергались и извивались ожившие нервы монстра, охваченные безумием.
Дело сделано.
Прежде чем старик как-то отреагировал, Владыка ухватился за рукоятку меча – набалдашник в виде волчьей головы – и стал ее рассматривать. Тварь держала серебряное лезвие так, как человек держал бы в руках раскаленную добела кочергу.
Этот мир мой.
Неуловимым движением Владыка переместился в пространстве – его фигура расплылась в воздухе черной кляксой – и поднял с пола деревянные ножны, лежавшие рядом с Сетракяном. Он соединил две части главного оружия старика, погрузив лезвие в полость трости, закрепил клинок внутри, резко повернув обеими руками набалдашник и ножны в разных направлениях.
Затем он упер наконечник жезла в пол. Конечно же, огромная трость была для него в самый раз – ведь когда-то она принадлежала Сарду, человеку гигантского роста, в теле которого Владыка пребывал до сих пор.
Ядерное топливо в активной зоне реактора начинает перегреваться и плавиться. Эта станция была построена с соблюдением всех современных мер предосторожности, однако автоматика, обеспечивающая герметичность защитной оболочки реактора, только лишь откладывает неизбежное. Расплавление активной зоны все равно произойдет, и, таким образом, место происхождения шестого Патриарха – последнего остающегося в бытии члена моего клана – будет заражено и уничтожено. Давление пара возрастет, последует катастрофический взрыв реактора, в результате чего над этим местом встанет гигантский столб продуктов горения, которые выпадут в виде радиоактивных осадков.
Владыка ткнул Сетракяну в ребра концом трости. Старик услышал треск, почувствовал резкую боль и свернулся клубочком на полу.
Так же как моя тень падает на тебя, Сетракян, она падает и на всю эту планету. Сначала я заразил твой народ, теперь же я заразил весь земной шар. Твоего мира, погруженного в полумрак, мне было недостаточно. Как же долго я ждал этих постоянных, неиссякаемых сумерек. От моего прикосновения сей теплый сине-зеленый глобус превращается в холодный черный каменный шар, покрытый изморозью и гнилью. Закат человечества – это заря кровавого урожая.
Голова Владыки повернулась в сторону двери, – повернулась совсем чуть-чуть, лишь на несколько градусов.
Тварь не выглядела ни обеспокоенной, ни раздраженной, – скорее, в выражении ее лица проступило что-то вроде любопытства. Сетракян тоже, как мог, повернулся; по его спине пробежала горячая волна надежды. Дверь отворилась, и в зал, прихрамывая, вошел Анхель. На лице его была сверкающая серебром нейлоновая маска с черными стежками.
– Нет! – ловя ртом воздух, выдохнул Сетракян.
Анхель держал в руках штурмовую винтовку. Увидев, что над Сетракяном возвышается темная, закутанная в плащ фигура двух с половиной метров ростом, он с ходу открыл огонь по королю-вампиру.
Какую-то секунду Тварь стояла недвижно, воззрившись на своего донельзя нелепого противника, но, как только загремели выстрелы, Владыка инстинктивно сорвался с места, превратившись в размытый черный вихрь, и пули, беспрепятственно пересекши зал, ударили по чувствительному оборудованию, занимавшему всю стену от пола до потолка. Вампир приостановился в дальнем конце зала, на какую-то ничтожную долю секунды снова став видимым, но к тому времени как Анхель повернулся и снова нажал на спусковой крючок, чудовище уже пришло в движение. Пули вспахали панель управления, из приборов на стене брызнули искры.
Устремив взгляд в пол, Сетракян лихорадочно тыкал пальцами в просыпавшиеся таблетки.
Владыка опять остановился – он словно бы материализовался перед Анхелем. Рестлер в маске отбросил метровую винтовку – та с лязгом упала на пол – и бросился на Тварь.
Чудовище отметило больное колено этого крупного мужчины; впрочем, такие вещи легко поправить. Тело дряхлое, а вот размер подходящий. Для временного обиталища, возможно, и сгодится.
Владыка легко ушел от удара. Рестлер быстро повернулся, однако Тварь опять оказалась у него за спиной. Все еще оценивая Анхеля как свое будущее вместилище, Владыка легонько шлепнул его по загривку – в том месте, где тесьма маски врезалась в кожу. Анхель резко дернулся и вскинул голову, бешено озираясь.
С Анхелем забавлялись, а он этого очень не любил. Рестлер снова быстро повернулся, выбросив вперед свободную руку, и нанес мощный удар в подбородок раскрытой ладонью. «Поцелуй Ангела».
Голова Владыки мотнулась назад. Анхель и сам поразился, что ему так удался этот выпад. Вампир уставился на мстителя в серебряной маске. Тварь пришла в ярость – об этом можно было судить по тому, с какой скоростью стали перемещаться ее кровяные черви: плоть Владыки словно бы взбурлила.
От возбуждения Анхель даже улыбнулся под своей маской.
– Ты хочешь, чтобы я открылся тебе? – спросил он. – Но нет, моя тайна умрет вместе со мной. Мое лицо навсегда останется под маской.
Эти слова были коронной фразой, которая звучала в каждом фильме Серебряного Ангела и которую дублировали на многих языках по всему миру. Рестлер десятилетиями ждал момента, чтобы произнести эту фразу в реальной жизни. Однако Владыка счел, что с забавой пора кончать.
Тварь наотмашь, в полную силу хлестнула по голове Анхеля тыльной стороной огромной ладони. Нижняя челюсть и левая скула рестлера словно бы взорвались под маской, глаз заплыл.
Но Анхель не сдался. Невероятным усилием он устоял на ногах. Все его тело содрогалось, колено болело просто адски, он захлебывался собственной кровью… а мысли вдруг понесли его в далекое прошлое, в то время, когда он был молод, и в то место, где он был счастлив.
У него шла кругом голова, ему было жарко, он ощущал необыкновенный прилив сил и тут вспомнил, что находится на съемочной площадке. Ну конечно! Ведь он снимается в фильме. И чудовище перед ним – не более чем какой-нибудь хитрый спецэффект, всего-навсего загримированный и соответствующе одетый статист из массовки. Но почему же так больно? И почему так странно пахнет его знаменитая маска? Вроде как немытыми волосами и потом. Пахнет как старая вещь, которую навсегда предали забвению в кладовке. Пахнет им самим.
Большой пузырь крови, журча, подкатил к горлу Анхеля и лопнул с громким хлюпаньем. Челюсть и левая скула превратились в кашу. Единственным, что еще хоть как-то скрепляло лицо старого рестлера, была его вонючая маска.
Анхель крякнул и бросился на врага. Владыка выпустил трость, чтобы покрепче ухватить обеими руками неугомонного верзилу, и в мгновение ока разодрал его на клочки.
Сетракян еле удержался, чтобы не завопить во весь голос. Он спешил засунуть под язык как можно больше таблеток и остановился вовремя – как раз в ту секунду, когда Владыка снова обратил на него внимание.
Тварь вцепилась в плечо Сетракяна и оторвала хрупкого старика от пола. Теперь Сетракян болтался в воздухе перед Владыкой, удерживаемый окровавленными руками вампира. Владыка притянул его ближе, и Сетракян без страха воззрился на ужасное лицо Твари – лицо кровопийцы, в котором кишело древнее зло.
Полагаю, профессор, в каком-то смысле ты всегда хотел этого. Я думаю, тебе всю жизнь было крайне любопытно узнать, что же там такое, по ту сторону жизни.
Сетракян не мог отвечать – под его языком растворялись таблетки. Но ему и не нужно было отвечать вслух.
«Мой меч поет серебром», – подумал он.
У профессора кружилась голова. Лекарство начинало действовать, на мысли опускался туман – спасительный заслон, не позволяющий Владыке постичь истинные намерения Сетракяна.
«Мы многое узнали из книги. Мы поняли, что Чернобыль был ложным объектом…»
Лицо Владыки застыло прямо перед Сетракяном. Как же Авраам хотел прочитать на нем страх!
«Твое имя… Я знаю твое истинное имя. Хочешь услышать его… Озриэль?»
В ту же секунду рот Владыки распахнулся, и оттуда с яростной силой вылетело жало. Оно с треском пробило шею Сетракяна, разорвало голосовые связки и вонзилось в сонную артерию. Сетракян лишился голоса, однако не почувствовал жгучей боли, только все его тело охватила тупая мука иссушения. Старик понял, что его выпьют до дна. Что его системе кровообращения пришел конец, а вместе с ней и всем органам, которые она обслуживает. И что сейчас последует шок.
Глаза Владыки, невозможно красного цвета, так и сверлили лицо жертвы, пока Тварь с колоссальным наслаждением пила кровь. Сетракян выдержал взгляд вампира – не из чувства противоречия, он просто смотрел в глаза вампира и ждал каких-нибудь признаков немощи. Старик ощущал вибрации кровяных червей, которые, извиваясь, носились по всему его телу, с жадностью исследуя новое обиталище и вторгаясь в самые сокровенные тайники его естества.